Текст книги "Moonrise (СИ)"

Автор книги: IllusionAndDream

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Если, конечно, захочет.

На мгновение Мун задумалась: зачем это всё? Почему она продолжает бороться, хотя правда больно режет её глаза? Прежний мир разрушен, Мун понимает всё, что раньше было ей неведомо, но не сдаётся. Она всё ещё стремится защищать народ, который, она уверена, не заслуживает этого. Так зачем же?

– Мы с вами похожи, королева, – неожиданно проговорил Тоффи, лукавым взглядом изучая девушку.

Мун заметила эти огоньки в его глазах – огоньки интереса и чего-то ещё, чего принцесса не могла определить. Она поморщилась и спросила:

– Чем же?

– Мы оба наделены определённой властью, оба несём ответственность за свой народ, оба готовы биться за свои убеждения, – насчёт этого Мун уже была не совсем уверена. – В конце концов, я тоже рано потерял семью, – вдруг, словно скороговоркой, сказал Тоффи.

Мун удивлённо вскинула брови. Конечно, у Тоффи, как и у любого другого живого существа, должны быть родители, мать и отец, и всё же слышать об этом как-то странно. Особенно из его уст. Ей действительно хотелось узнать об этом загадочном генерале побольше, но королева бы не смогла переступить через собственную гордость и спросить напрямую. Да и зачем бы ему ей открывать свою душу? Если она вообще есть.

Но Тоффи заметил любопытство в её взгляде и ответил на незаданный, но прозвучавший в голове девушки, вопрос:

– Моя семья была самой влиятельной среди монстров. Не удивляйтесь, королева, у нас тоже были и аристократы, и прочие слои, но мы вскоре избавились от этого, потому что меньшинству нужно держаться вместе против одного врага, – Тоффи усмехнулся и смерил Мун ироническим взглядом. – Впрочем, мои родители сохраняли авторитет и уважение среди народа, а потому наше положение не сильно изменилось после стирания классовых границ. Именно это и привело их к гибели, – вкрадчивый баритон ящера был мрачен и непривычно серьёзен. – Мне не сравнялось и пятнадцати, когда, возвращаясь с учений, я застал всех их лежащих на полу в огромных лужах крови.

– И… что произошло? – осторожно спросила Мун, впервые за всё время чувствуя к Тоффи некое подобие сожаления.

– Их убили мьюнианские солдаты, – ответил ящер спокойно, с язвительной улыбкой, и Мун стало вдруг стыдно. За что, она сама не знала. Девушка замокла и опустила взгляд, стараясь избегать пронизывающих глаз Тоффи.

– Всех растерзали, даже мою маленькую сестрёнку, – продолжал добивать генерал, внимательно следя за переменами эмоций на лице Мун, и оставался доволен, видя, как жалость и удивление скользят по нему. – Она ещё была жива, когда я вернулся. Пыталась что-то невнятно сказать мне, да вот только в тот момент последние силы жизни покидали её, мою дорогую сестру, – казалось, это были первые слова, сказанные Тоффи хоть с каким-то участием и переживанием. И всё же ни надрыва, ни усилия Мун в его голосе не слышала. Он был спокоен, так же, как и всегда. Тем временем, ящер продолжал: – Однако через несколько минут я понял, что она пыталась донести до меня, прежде чем отойти в мир иной: ваши крысы ещё шастали по дому, в поисках последнего отпрыска моих родителей. Тогда я успел убежать и спрятаться под отвесной скалой, и меня не нашли. Даже не пытались искать. Ваши солдаты решили, что напуганный и сломленный горем мальчуган вскоре сам погибнет в чаще леса, куда его загнали, и оставили меня. Впрочем, ваш народ никогда не отличался особым умом, – его губы разрезала насмешливая и даже немного издевательская ухмылка.

Мун, наконец, нашла в себе силы посмотреть ему в глаза, и в них не было ничего. Ничего из того, что есть в глазах понёсшего потерю, когда он рассказывает о ней. Неужели он настолько бесчувственен?

– Ты не очень похож на того, кто бы страдал и скорбел о смерти своих близких, – наконец выдала Мун, недоверчиво хмурясь. Как можно так спокойно говорить о жестокой гибели собственной семьи?

– В этом нет смысла, – невозмутимо изрёк генерал. Его тон снова приобрёл безмятежно-отстранённое выражение, а огоньки насмешки в глазах померкли. – По крайней мере, уже. Тот, кто способен перенести боль и не зацикливаться на ней, становится сильнее. Убийство моей семьи сделало меня жёстче и лучше, я отстранился от чувств, потому что они лишь мешают. Главное – помнить, что укрепило твой дух, иначе можно забыть, за что сражаешься и какую цель преследуешь, и превратиться в безумца. И, вам, королева, я советую освободить своё сердце от тоски по матери. Её больше не вернуть, а вот народ, находящийся под вашей протекцией, всё ещё нуждается в помощи, которую вы не сможете им предоставить, если продолжите убиваться. А теперь прошу меня простить, мне нужно выстроить с войском дальнейший план действий, который вы нам, своим появлением, облегчили в разы, – Тоффи поднялся и мерным шагом пошёл к выходу из шатра, заложив руки за спину.

– Почему ты рассказал мне всё это? – вдогонку спросила Мун, слегка подавшись вперёд на кровати.

Ящер уже отодвигал занавески, когда обернулся к девушке. Лишь на мгновение его взгляд задержался на её руках, опутанных чёрными венами; Тоффи ухмыльнулся, вновь переводя его на глаза Мун:

– Вы же сами хотели это знать, – и ушёл. Тяжёлая ткань опустилась за ним и скрыла от глаз растерянной Мун.

Шатёр опустел.

Мун сидела на постели и, потупив взгляд в пол, размышляла о том, что рассказал ей Тоффи. Вот он какой, непроницаемый генерал, с вечно насмешливым выражением лица и проницательным взглядом. И его не обошли стороной трагедии жизни. Совсем недавно для неё существовала только её собственная боль, и девушка просто не думала о том, что кто-то тоже может страдать.

Она всё ещё не понимала, с чего Тоффи вдруг так просто решил поведать ей, вражеской королеве, свою историю. Но он был прав. Мун до жути хотелось узнать хоть частичку из жизни генерала. Ещё много вопросов крутилось в её голове: «сколько тебе лет?», «как ты достиг бессмертия?», «противна ли я тебе?».

Мун покраснела. Уж явно не об этом стоит думать королеве в плену врагов, в самом сердце лагеря монстров. И всё же любопытство брало верх над ослабевшей девушкой. Мун не могла даже встать на ноги, что уж говорить о возвращении палочки? Так что, оставалось занимать разум мыслями. Поначалу неприятными, пугающими, а потом всё более привычными. Принцесса (королева) уже сама возвращалась к ним и не ощущала в этом больше ничего зазорного.

В то время как остальные монстры излучали неприязнь и тихую ярость в отношении юной королевы, взгляд и поведение Тоффи выражали лишь холодную насмешку и интерес. Мун не понимала причину его заинтересованности, но не могла не льститься мыслью о том, что опытный и расчётливый генерал вдруг проявил к ней, глупой слабой принцессе, странное внимание. Неприязнь к Тоффи всё больше превращалась в сопереживание и понимание его мотивов. А что, как не сожаление к врагу, может заставить пересмотреть свои взгляды на него и свои цели? Как и любому любопытному юному человеку, в котором ещё не остыло чувство авантюризма, Мун хотелось прикоснуться к чему-то манящему и запретному, чем и был для неё генерал войска монстров.

Тоффи заметил это желание, и стал умело играть на нём.

С самой их встречи Тоффи внимательно наблюдал за принцессой. Ему было интересно, на что способна её магия и она сама. Он скоро подметил почерневшие вены на её руках и не спускал с них глаз, видя, как кровь девушки всё больше и больше очерняется, как тьма заполняет её тело, словно полый сосуд. Он знал, что это за магия: Тоффи много изучал волшебство по книгам. Многое он знал и о палочке Баттерфляев. Сильнейший источник магии для мьюнианцев, она хранила в себе много секретов, которые не были известны даже Тоффи. Маленькая королева породила в нём доселе неведомое чувство – предвкушение неизвестности, волнение. Он не знал, что произойдёт, когда Мун применит своё заклинание, и это завораживало его. Никогда прежде ничего подобного он не ощущал. Каждый его шаг, каждое действие были выверены с дотошной точностью. Исход войны был спланирован Тоффи в мельчайших деталях, были продуманы разнообразные варианты развязки, десятки ходов и сотни действий прокручивались в сознании один за другим. Но Мун действительно удалось удивить его.

Только вот принцесса, ошарашенная своей промашкой, этого, конечно, знать не могла. Как и не могла знать, что душа её уже не подвластна ей, и скоро, совсем скоро, темнейшее заклинание Эклипсы, неразумно использованное Мун, даст о себе знать. И тогда Тоффи останется лишь направить её, указать путь, и цель, к которой монстры шли столетиями, наконец, будет достигнута.

***

Цепкие пальцы сомнений снова пробираются в душу, схватывают в свои тиски и отравляют сознание ядовитыми мыслями. Мун хочет сопротивляться, но чувствует, что почему-то все её прежние представления оказались такими зыбкими, что единое прикосновение к ним противоположного рождает разрушение. Сильные волей и духом люди не меняют так быстро своё воззрение на мир, но Мун никогда и не считала себя сильной.

Она больше не видит в монстрах врагов. Они больше не кажутся ей скверными созданиями, призванными только разрушать. Для Мун они теперь – символ стойкости, упрямства и веры в лучшее.

Солнце плавно опускается за горизонт, Мун наблюдает за закатом через щель приоткрытых занавесей, видит переливы красок на покрасневшем небе и чувствует в своей душе что-то вязкое, непривычное, но приятное. Вены почернели уже до ключиц, понемногу опутывая тёмной сетью шею. Сознание мутнеет, все переживания отходят на второй план, а затем и вовсе пропадают, поглощаемые мраком, который заполняет разум Мун, заставляя забыть обо всём: о своём королевстве, народе и долге королевы Мьюни. Заклинание Эклипсы имеет мощнейшую силу, и что же оно может сотворить с юной королевой, напуганной маленькой принцессой, жаждущей сбросить с себя оковы рокового титула?

Мун не хочет думать о напуганных мьюнианцах, ждущих помощи от своей королевы; о Магическом Совете, ожидающем решительных действий и мудрых решений; о Ривере Йохансене, преданно ждущем возвращения своей подруги, не королевы. В конце концов, она не хочет думать о том, что она – Королева Мун, продолжательница великой династии Баттерфляй, владелица древней реликвии и защитница своего народа.

Мун закрывает глаза. Всё, что когда-то было важно для неё, больше не имеет никакого значения.

Комментарий к Mooncrushed

В этом AU бессмертие Тоффи – приобретённое, а не имеющее место быть с самого начала, свойство.

Спасибо Огнеславе за то, что разрешила сделать небольшой намёк на её Голубичку из “Сказки на ночь”.

========== Moonrise ==========

Чувствую пальцы твои,

Что пробегают по плечам моим.

Прикосновения манят,

Отдавая по спине заряд.

Смотрю в твои глаза,

Вверяясь в их плен навсегда.

Страшусь испытать

То, что принято отвергать.

Чувствуя касания рук,

Слыша голоса звук,

Во взглядах твоих растворяюсь.

Я не вольна над собой,

Я теряю контроль,

Неизведанных чувств исполняюсь!

Ночь заботливо укрывает уставшую землю мраком. Пустынные поля, разделяющие владения Мьюни и лагерь монстров, раскидываются в обе стороны, уходя куда-то за ещё светлеющий горизонт. Мун глядит на высокий дворец с башенками и куполами, длинные флаги с различными гербами слегка колышутся на ветру. В душе королевы не осталось ничего, что связывало её когда-то с прежним миром. Теперь её мир – это мир монстров – справедливый, правильный, истинный. Мун не помнит, сколько уже пробыла в обществе Тоффи. Может, два дня, может, три. Разницы нет, ведь она остаётся здесь навсегда.

Навсегда становится королевой другого народа.

Тьма хищными нитями оплетает тонкую шею и ползёт на лицо, образуя причудливые узоры сосудов. Вены на теле все почернели и виднеются сквозь прозрачную кожу, серебристые пряди волос окрасились в аспидно-синий цвет, а в некогда чистых, светлых голубых глазах проявились тёмные прожилки. Даже бубны на щеках налились лиловым цветом. Выглядит жутковато, но Мун не сильно беспокоится. Ей, наоборот, нравится её новый облик. Как и Тоффи.

Он стоит у неё за спиной и оглядывает с ног до головы. Этот образ куда больше подходит его королеве. Его Мун. Тоффи не помнит, когда так привязался к девушке и когда стал называть её своей. Своей гостьей, своей противницей, своей пленницей, своей королевой.

Тоффи подходит не спеша, едва слышно, но Мун, чувства которой обострились за последнее время, замечает движения позади себя. Она поводит плечом и чуть вздрагивает, когда коготь ящера касается её локтя и проводит тонкую черту к ладони. Пальцы сплетаются, Мун подушечками ощупывает костяшки на руке Тоффи, слегка нажимает на пластинки чешуек и водит пальцем между выступами.

Лёгкое прикосновение к линии позвоночника рождает волну мурашек, расходящихся по телу, разгоняет кровь. Мун отзывается на его ласки, чуть прогибая спину. Коготь ползёт выше, слегка царапая одеяния, к волосам, отводит прядь от лебединой шеи и мягко касается нежной кожи, чуть задевая её бархат.

Больно.

Алые борозды всё чётче проступают сквозь бледный покров. Мун недовольно шикает и морщится от щиплющей боли, вызывая у Тоффи усмешку.

– Это за палец, – тихо шепчет он у самого её уха, слизывая рубиновые капли с ран шершавым языком, и они тут же затягиваются, не оставляя после себя ни единого следа. Мун лишь хмурится и продолжает глядеть вдаль, рассматривая замок в некогда родных землях.

– Как вам нравится вид, моя королева? – интересуется ящер, разминая её плечо когтистой рукой.

– Отвратительно, – выплёвывает девушка, и лицо её кривится в надменной брезгливости.

Она глядит на гордо возвышающийся дворец и уже живо представляет себе, как многовековой камень будет рушиться под влиянием её магии, как огонь будет полыхать и жадными языками вырываться из окон, пробивая стёкла, и как с пеплом будут уноситься предсмертные крики тех, кто не успеет укрыться от гнева Королевы. Мун заставит мьюнианцев полюбить монстров, силой склонит Высшую Магическую Комиссию к освобождению Эклипсы – единомышленники должны держаться вместе. А если они вздумают воспротивиться ей, то… впрочем, Мун и так знает, что её миролюбивые «реформы» воспримут в штыки, а потому заранее предвкушает расправу над несогласными.

Тонкие пальцы Тоффи смыкаются на точёной талии Мун, слегка впиваясь острыми кончиками когтей в ткань платья. Королева лишь слегка вскидывает подбородок и хмыкает, давая ящеру понять, что она позволяет ему это делать. Тоффи ухмыляется. Он действительно удивлён, снова, ею. Тьма действует по-разному на слабых мьюнианцев, но, в основном, подавляет их волю и делает послушными марионетками. Однако в Мун мрак породил силу и стержень, которых не было в прежней девушке. Тьма сделала из Мун другого человека, более совершенного, расчётливого и холодного.

– У меня для вас кое-что есть, королева, – оглаживая её шею, произносит Тоффи, и Мун слегка поворачивает голову к нему, давая понять, что заинтересовать её удалось. – Вам точно понравится, – лукаво усмехается Тоффи и протягивает к ней свой хвост, обвитый вокруг её волшебной палочки. Вот только вид у реликвии несколько другой: вместо кристального сердца в качестве набалдашника теперь красуется тёмный серп полумесяца, перевёрнутого вверх рожками. Саму палочку спиралью обходят тёмные нити, сплетаясь воедино почти у основания полумесяца.

Мун, широко распахнув глаза, с удивлением рассматривает свою новую палочку, принявшую форму, более подходящую теперь хозяйке. Она осторожно тянет руку к волшебному предмету и почти бережно зажимает палочку в пальцах, располагая её прямо напротив себя. Мгновение, и из небольшой выемки в середине месяца вырывается тёмный огонёк, который тут же приобретает форму сферы, паря аккурат между рожками. Мун самодовольно улыбается и разглядывает палочку под разным углом, поворачивая в руке. Тоффи внимательно следит за её движениями, не в силах оторвать взгляда не от реликвии, но от самой девушки, с таким удовольствием любующейся ею.

Королева ещё с минуту крутит палочку в руках, а затем вытягивает руку перед собой и целится набалдашником прямо в замок Мьюни.

– Бам! – дёрнув запястьем, словно бы выстрелив из палочки, коротко восклицает Мун, торжественно ухмыляясь.

Тоффи разделяет её торжество и примыкает губами к изгибу шеи, с наслаждением слушая, как его королева заливается звонким смехом, не предвещающим ничего хорошего.

Для мьюнианцев.

***

Ривер напряжённо всматривался в пустынные дали. Почти на линии горизонта, очерченный лёгким дымом, виднелся лагерь монстров. Именно там, сейчас, находилась его лучшая подруга и по совместительству предмет воздыхания – королева Мун. Безнадёжно влюблённый в правительницу Мьюни, Йохансен не раз за эти три дня, что Мун провела в лагере, порывался прийти ей на помощь, желая созвать чуть ли не весь клан Йохансенов для того, чтобы спасти девушку. Довольно романтично: прекрасный принц спасает принцессу из цепких лап коварных монстров. Вот только он, такой неуклюжий, пухлый и приземистый, совсем не подходит под образ прекрасного принца, а Мун уже давно не принцесса. Да и Магическая Комиссия не позволяла ему предпринимать никаких решительных мер.

В подобной ситуации, нависшей над их головами опасности, члены Комиссии и армии Мьюни были хуже напуганных детей, жмущихся к стенке и трясущихся от страха. Причин затянувшегося похода королевы в монстровы земли может быть две: либо Мун и генерал ожесточённо спорят о политике и обсуждают условия мирного договора, либо Мун, намерения которой не были известны никому, кроме неё, не смогла справиться с монстрами и сейчас, скорее всего, уже убита или взята в плен. А если даже королева Мьюни, обладая мощнейшим источником магии и силы – волшебной палочкой, не смогла одолеть несколько сотен повстанцев, то что против них смогут сделать воины или маги из Комиссии?

Паника, до этого молчаливо сдерживаемая всеми посвящёнными в дела государства, усилилась и вырвалась наружу, когда члены Мьюнианского Совета (в который входили Магическая Комиссия, генералы войск Мьюни и принцы, присутствовавшие в то время в замке) узнали о том, что Эклипса, пусть и на время, пусть и частично, но была освобождена из кристалла Ромбулусом. Зал Заседаний опять, после трёхдневного пугливого затишья, огласился громогласным гомоном вновь собравшихся. «Наказанный парень» вновь был наказан и стоял теперь в углу с поникшим видом, остальные же оживлённо обсуждали положение королевства, ухудшившееся после недавнего известия.

– Идиот! Придурок! – кричала Мина Ловберри, одна из самых видных воительниц Мьюни, ожесточённо ударяя Ромбулуса по мускулистой спине своими косами, служившими ей не только причёской, но и своеобразным видом оружия. – Как ты мог это допустить!

Мина никогда не отличалась спокойным поведением, а потому, узнав о состоявшемся между Мун и Эклипсой контакте, раньше и бурнее всех отреагировала на новость. Казалось, её гневу не было предела и лишь рамки приличия (если такое понятие вообще применимо к этой воительнице) удерживали её от того, чтобы разорвать Ромбулуса в клочья. Смотритель магического порядка, тоже славящийся своим буйным характером, сейчас преспокойно сидел лицом к стене и смиренно принимал на себя все удары Мины.

В другой раз кто-нибудь из собравшихся, да попытался бы усмирить её, дабы восстановить спокойную и рассудительную обстановку Совета, но сейчас, когда даже самые высокопоставленные магические лица были в смятении, никто и не думал останавливать Мину. Словно эта «порка» успокаивала их нервы, словно наказание Ромбулуса и его избиение Миной могли как-то исправить сложившуюся ситуацию.

Не могли.

Тема для обсуждения на сегодняшнем Совете была неясной: все обсуждали лишь кратковременное освобождение Эклипсы, по сути, не имевшее значения в данный момент особого накала событий. Присутствующие и сами не до конца понимали, с какой целью вели эту бесполезную дискуссию и к чему она, в конечном счёте, должна привести. Никакого мудрого решения принято точно не будет, да и разве это не входит в обязанности королевы, которая на данный момент отсутствует? Без правительницы, пусть неопытной и ещё совсем «зелёной», но всё же правительницы, члены Совета чувствовали себя неуверенно, будто брошенные родителями подростки, которых заставляют принимать первое в их жизни серьёзное решение.

Нескончаемые ропот и галдёж всё не смолкали и с каждой минутой лишь набирали новые обороты. Ривер ещё предпринимал попытки перекричать толпу (потому что организованным собранием это назвать было трудно), предлагал свои варианты, просил отправить к Мун подкрепление, вопил вообще полную бессмыслицу, но его не слышали. Его вечно тихий и стеснённый голос не мог пробиться сквозь крики и восклицания других и исчезал в них. В конце концов, оставив совсем это бесполезное предприятие, принц дикарей сполз со своего места и отправился бродить по коридорам замка.

Ривер своим добрым большим сердцем чувствовал, что Мун не убита, что она ещё жива и нуждается в помощи. Он знал, что её необходимо спасти, но знал также, что самому ему с этим не справиться. Юноша всё ещё ощущал это мучительное чувство отваги, которое тянуло его безрассудно махать кулаками и бить монстров голыми руками, в одиночку, но он остужал кровь здравым смыслом. Принц прекрасно понимал, что одному ему против повстанцев не выстоять и, какими бы ни были благородными его намерения, бессмысленная смерть во вражеском лагере, будь она сто раз доблестной и храброй, не поможет ничем ни Мьюни, ни Мун, а наоборот, может лишь раззадорить восставших и подогреть их жажду сражений. Звать подкрепление он тоже не мог: выезды из Мьюни были все перекрыты, и Йохансен просто не способен был пересечь границы королевства, чтобы отправиться за своими войсками. О мьюнианских воинах и говорить не стоило: за последние дни военный дух упал настолько, что сами солдаты были не сильнее любого запуганного жителя. Поэтому Риверу оставалось лишь тяжело и горько вздыхать о возлюбленной, брошенной на произвол судьбы. В замке Ривер был лишь на правах потенциального жениха и гостя, и полномочий управлять кем-то у него просто не было. Ему было ужасно совестно за то, что он никак не мог помочь ей. Его даже не успокаивала мысль о том, что он просто был бессилен против обстоятельств, и приходилось плыть по течению.

Свечи в замке ещё не тушили, несмотря на то, что снаружи уже поднималось солнце, и естественного света было вполне достаточно. Прислуга сейчас была не в состоянии выполнять свои повседневные обязательства, и никто сильно не беспокоился об отсутствии завтраков, обедов и ужинов, о не убранных постелях, вообще о том, что все слуги, не жившие в замке, ушли к своим семьям. Поэтому и свечи некому было ни поджигать, ни тушить. Огонь в них держался на магии (впрочем, как и многие устройства на Мьюни), а потому не затухал сам по себе. Поэтому Ривера передёрнуло, когда освещение на мгновение исчезло, но тут же восстановилось, заполыхав с какой-то новой, страшной силой. Не успел юноша достаточно удивиться сбою света, как вдруг краем глаза зацепил знакомый образ, мелькнувший в окне.

Мун!

Принц не поверил своим глазам. Он прижался к стеклу лицом и убедился в том, что к замку сейчас шла именно новоиспечённая королева Мьюни, только вот не в одиночку. Рядом с ней, галантно подставив локоть под руку девушке, шёл генерал, тот самый несокрушимый ящер, который переманил на свою сторону добрую половину когда-то дружественных с Мьюни войск. Генерал тех самых чудищ, что убили её мать. Ривер быстро заморгал и отступил от окна, пошатнувшись на ватных ногах. В голове не укладывалось то, что он видел сейчас. Но, должно быть, Мун вовсе не приятна эта вынужденная близость, должно быть, это всё она делает лишь только для того, чтобы склонить генерала к подписанию мирного договора, а в душе её всю коробит от необходимости держаться с ним за руки, идти вот так, совсем близко, но она, как королева, не показывает этого. Успокоившись этой мыслью, Ривер со всех ног бросился вниз, к главному входу во дворец, и прибыл на место как раз тогда, когда Мун и ящер уже зашли в замок.

Вид Мун снова поразил Ривера. Но не только ужасными почерневшими венами, видневшимися на скулах. Выражение её лица было непроницаемым, а взгляд, как бы это сказал принц, стальным. Ривер чувствовал к своей подруге благоговение и возносил её чуть ли не до уровня богинь, но всё же он никогда не видел в её глазах такого странного холода. Но что более всего удивило юношу, так это безразличие, с которым Мун держала себя. Ей словно было абсолютно плевать на всё, что происходило вокруг неё: на ящера, так непозволительно близко стоявшего рядом, на ситуацию в государстве, на смерть матери, и, в конце концов, на него, Ривера.

– Мун! – неподдельно радостно вскрикнул Ривер и рванулся к королеве. Он посчитал, что, возможно, его объятия хоть немного приведут в себя девушку. Но, когда юноша обхватил её своими широкими руками, Мун не разделила его счастья, не обняла в ответ, даже не улыбнулась – она с презрением фыркнула и, отступив от генерала, развела руки.

– Йохансен… – как-то совсем непривычно проговорила она, не только потому, что никогда не звала его по фамилии, но и потому, что сказала это с таким надрывом, словно каждая произнесённая буква этого имени жгла ей горло. Мун достаточно грубо оттолкнула от себя обескураженного Ривера и, глядя поверх его головы, спросила: – Совет собран?

В этот миг Ривер словно забыл все слова, необходимые для ответа на столь простой вопрос. Он глядел на свою возлюбленную и не мог узнать в ней то нежное, чуть ли не ангельское существо, которым всегда привык считать Мун. В её взгляде, лице, не было привычной мягкости и нежности, была лишь жёсткость или даже жестокость. Всё, на что был способен юноша в тот момент – на лёгкий кивок головой. И Мун, удовлетворившись этим ответом, всё так же не глядя на него, обошла принца и двинулась вперёд по коридору, поднимаясь к Залу Заседаний.

Ривер только сейчас остановил свой рассеянно бегающий из стороны в сторону взгляд на ящере, растянувшемся в самодовольной ухмылке. Генерал произвёл на него впечатление личностей, которых принц называл скользкими. Монстр глядел вслед Мун и, недолго простояв на месте, пошёл за ней. Проходя мимо растерянного Ривера, он кинул на него издевательский, словно победоносный, взгляд и легко провёл когтистой рукой по его белокурым волосам, растрепав их пальцами. Холодок пробежал по жилам принца, уходя куда-то в ноги. На мгновение им овладел, по непонятной ему ещё причине, страх. Ривер словно ощутил на своей спине дыхание смерти, приближающейся смерти, но приближающейся будто не к нему, но просто пришедшей в этот мир с какой-то ужасной целью.

Дискуссия была в самом разгаре, когда Зал Заседаний огласил стук каблуков. Никто и не обратил внимания на вошедшую королеву. Мун окинула присутствующих надменным взглядом и произнесла:

– Я вернулась и желаю сделать важное объявление. Созовите народ.

========== Moonlight ==========

Никто не проронит

И слова в упрёк.

В наших глазах всё наблюдаем:

Тишина говорит

Ясно и громко

Те слова, что услышать желаем.

Странный роман

Прямиком из рассказов…

Преступленье и позор!

Слова королевы разнеслись по всему залу, и тяжёлая тишина повисла в воздухе, резко оборвав все голоса. Присутствующие оглянулись на Мун, и лица всех вытянулись в изумлении. Они-то уже почти похоронили юную правительницу. Изумление сменилось шоком, когда вслед за девушкой вошёл Тоффи. Никто не смел даже вдохнуть, не сводя напряжённых взглядов с королевы, которая с необыкновенным хладнокровием разглядывала собравшихся.

– Королева?! Что с вами! – раздался возглас поражённого графа Милдрю, который схватился за голову, сжимая в руках шелковистые локоны. – Откуда эта чернота?!

Голос блондина разорвал тягостную тишину, заставив всех присутствующих одновременно вздрогнуть и оживиться. Заметив чёрную сетку вен, что обволакивала лицо, шею, плечи и руки Мун, многие усомнились, а жива ли королева по-настоящему? Взгляд Мун был пустым, совершенно ничего не выражавшим, кроме гордого презрения и лёгкого нетерпения в связи с подобной заминкой. Все с подозрением покосились на ящера, преспокойно стоявшего в дверях. Ни кандалов, ни цепей на нём не было, что значило, что королева привела его сюда в качестве… гостя?

– Я могу рассчитывать на то, что народ соберут в ближайшие десять минут? – спросила она безразлично, подгоняя собравшихся.

– Королева, вы в порядке? – осторожно спросила Хекапу, которая мгновение назад что-то живо и шёпотом обсуждала с Омнитраксусом.

– Мы узнали, что вы и Эклипса… – запнулся последний.

– Кстати, об Эклипсе, – игнорируя заданный вопрос, с более заметным участием произнесла Мун. – Мы должны будем незамедлительно освободить её.

Изумлённый ропот прокатился среди присутствующих. Сомнения в том, что перед Советом стоит именно королева, стали усиливаться. Первой отреагировала Мина, отвлёкшаяся от Ромбулуса и присоединившаяся к остальным:

– Мун, ты спятила?! – возопила она, подбежав к королеве и всплеснув руками.

– Напротив, – с ледяным спокойствием отвечала Мун, – мой разум абсолютно чист и трезв, и моё решение безапелляционно.

Мина непонимающе захлопала глазами. Она хорошо знала Мун, и это ни капли не было похоже на свойственное ей поведение. И что это за слово такое: «безапелляционно»? Воительница рассеянно мотнула головой и свела брови к переносице, потупив взгляд на девушку.

– Я… не понимаю, Мун, ты сама не своя… – промямлила Мина, но вдруг взор её зацепился за Тоффи, наблюдавшим за происходящим в стороне. Тут же её словно осенило, глаза прояснились, но тут же заволоклись пеленой ярости, и воительница бросилась на генерала. – Ты! Ты что-то с ней сотворил, мерзкий монстр! Где наша королева?!

– Поверьте, я ничего с ней не «творил», – с невозмутимой усмешкой произнёс генерал, отходя слегка назад.

– Ты лжёшь нам, грязная тварь! – Мина вцепилась в его грудь и хотела было нанести удар в челюсть, но Мун была быстрее: она почти мгновенно направила на воительницу палочку, и ту поразил мощный луч магии, отбросивший её в стену, да так, что по ней пошли трещины.

Какое-то время Мина пребывала без сознания, но тело воительницы было слишком крепким, чтобы сломаться от удара даже такой силы. Она не без усилия подняла голову и взглянула на Мун глазами, полными непонимания и сокрушения. И это та безвинная, наивная Мун, её подруга?!

Ромбулус, уже давно прекративший своё наказание и стоявший за остальными членами Магического совета, было ринулся вперёд, но Хекапу выпадом руки остановила его. Все поняли, что дело нечисто, и любая оплошность может стоить жизни всем.