Текст книги "Moonrise (СИ)"

Автор книги: IllusionAndDream

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Мун сделала шаг вперёд, но не вложила свою ладонь в ладонь Тоффи. Ещё не хватало касаться его. Принцессу задевало немного, что её пренебрежительность вызывала у генерала лишь усмешки и даже умиление, о котором она, к счастью, не догадывалась. Тоффи пропустил Мун вперёд и пошёл с ней вдоль череды монстров, устремивших кровожадные и пугающие взгляды на девушку, но та лишь горделиво глядела перед собой, стараясь не реагировать на страшные глаза, которые замечала боковым зрением.

Они шли довольно долго. Мун оглядывалась по сторонам и осматривала невысокие шатры, палатки, склад оружия и разнообразные станки для его заточки и даже изготовления. Монстры долго готовились к войне с мьюнианцами, и были вооружены, что называется, до зубов, компенсируя грубой силой отсутствие магической. И, как показала практика, весьма успешно. Королева шла рядом с Тоффи и ловила себя на том, что невольно поглядывает на него. В нём было что-то особенное, выделявшее его не только среди монстров, но даже среди аристократии Мьюни, которую знала Мун. Он имел то неподдельное, природное достоинство, которое не нужно высказывать и доказывать, потому что оно выражается в поведении, умении держать себя и манере общения. Да и по взгляду генерала было видно, что он всё это прекрасно осознаёт, но не кичится этим, в отличие от знатных особ королевского двора, громко кричащих о своих привилегиях и родовитости. Это было то молчаливое превосходство, которое невольно располагало к человеку и заставляло питать к нему симпатию и искреннее уважение. Вот только Тоффи не был человеком, и это Мун не нравилось больше всего. Её просто бесило то, что она не могла больше называть его «мерзкой тварью с болот» – просто язык не поворачивался при виде его уверенно-насмешливого взгляда, так и говорившего: «Вы можете думать обо мне всё, что угодно, но мы же всё равно знаем правду».

Пройдя немногочисленные палатки, задымлённые разведённым в центре лагеря костром, королева и генерал вышли на пустырь, и где-то вдалеке стал виднеться небольшой обрыв, скрытый полоской деревьев. Тоффи провёл её через небольшие заросли растений, и Мун увидела, что за обрывом низко расположилась целая деревушка, с приземистыми домами, сделанными из глины, и широкими пыльными улочками, представлявшими собой просто глубокие борозды в земле. То, что она наблюдала перед собой, с большим трудом можно было назвать жилой территорией: от деревушки веяло смрадным, сырым запахом, некоторые дома, больше похожие на большие норы, не были даже прикрыты соломой в качестве крыш, за километр на земле ничего не росло, всё повязло в грязи и крови. Но больше всего Мун поразили жители деревни, коих было не мало. Убитые, тяжело раненные, уцелевшие обитатели – все смешались между собой. Грязные, оборванные дети жались друг к другу, сидя в скоплении оторванных конечностей и окровавленных трупов, раненые жалостливо стонали в предсмертной агонии, а ещё живые, способные на что-то, монстры старались убрать убитых поскорее, чтобы трупный запах, въевшийся уже каждому под кожу, перестал резать глаза и нос. Деревня находилась в полном разорении, а царившая в ней антисанитария дополняла картину. Жители были голодны, грязны и по большей части тяжело больны. По их немощным, слабым телам Мун сразу поняла, что это мирные, не способные к войне, монстры, которых разгромили по непонятной принцессе причине мьюнианцы. Эти монстры не выглядели такими устрашающими, какими ей всегда рисовали их в детстве, они не походили на кровожадных охотников до человеческого мяса, у них и сил-то не было, чтобы схватить даже самого худого мьюнианца. Мун вспоминала представителей собственного народа: упитанных, сытых и здоровых, довольных жизнью, и этот образ никак не вязался с тем, что она видела сейчас.

Никто и никогда не говорил Мун, что монстры могут быть такими – слабыми, беспомощными. В представлении Мун монстры всегда приносили страдания людям, но что они сами могут страдать, что вообще способны чувствовать боль, она даже не догадывалась. И если мьюнианцы лишь сейчас, после смерти королевы и во время войны, испытали всю тяжесть лишений и потерь, то сколько же это терпели на себе монстры?.. вообразить было страшно. Мун не хотела верить в то, что видела перед собой. Всё то, что ей навязывали с детства как непреложную истину, всё то, во что она верила, и что составляло всё её мировоззрение – рушилось. Сейчас, в этот миг, когда она смотрела на стонущих, истошно кашляющих кровью монстров и… сострадала им. Мун не могла понять того, что происходило сейчас в её душе – смятение, недоумение, разочарование. Но почему? Откуда? Неужели ей правда жаль этих бедняг? Невозможно, она же мьюнианка, к тому же, королева!

Но вкрадчивый голос Тоффи оборвал круг повторяющихся мыслей, вырвав принцессу из оцепенения.

– Видите теперь, на каких «выгодных» условиях мы всегда жили и живём? – заискивающе улыбаясь, спросил он. Тоффи видел перемену в лице непоколебимой принцессы, когда та увидела, что творится с его народом. Ему было приятно наблюдать, как устоявшееся видение мира девушки начинало пошатываться, это всегда так забавно выглядит. Видя, что принцесса молчит и явно сейчас не в состоянии ответить на его колкость, продолжил: – Мы не собираемся заключать с вами мирный договор, потому что это изменит положение дел только на бумаге. Вам, мьюнианцам, плевать на монстров, вы лишь хотите, чтобы мы не тревожили ваш покой и не портили ваших нежных тел. Договор даст вам это, но для нас не поменяется решительно ничего. Мы так и продолжим вымирать от чумы и голода, а вы жить припеваючи и беззаботно. Ну и кто, в таком случае, настоящие монстры, м? – ехидно подчеркнул генерал, сощурив глаза.

Мун с минуту ещё глядела на деревню, а затем перевела на генерала непонимающий взгляд.

– Я не понимаю, вы ведь с самого начала могли обратиться к моей матери, к Магической Комиссии, объяснить им всё, попросить помощи! Они бы не отказали, они бы выслушали! Зачем нужно было развязывать эту бессмысленную войну!

Тоффи вскинул брови.

– Принцесса, неужели вы настолько наивны? – со спокойным любопытством спросил он.

– Я ваша королева! – почти завопила Мун, сжав палочку в руке крепче. Как бы то ни было, монстры всё равно показали свою животную сущность, решив разобраться в конфликте с помощью разбоя и террора. И это как нельзя лучше доказывает, что они хуже людей. Так казалось Мун или, точнее, так ей хотелось думать. Она продолжала уверять себя в том, что всё, что она увидела, можно было разрешить мирным путём, что мудрые члены Высшей Магической Комиссии не оставили бы просто так это, если бы только знали. Что сейчас её мать могла бы быть жива.

– Хорошо-хорошо, королева, – Тоффи усмехнулся и выставил перед собой ладони в успокаивающем жесте. – Поберегите силы для предстоящих сражений, у вашей матери их было не так много, и это сказалось на исходе битвы.

– Вы убили её! – в исступлении закричала девушка, вознеся над собой руки. Как он смеет так говорить с ней! С ней! Королевой! Как он смеет говорить о её матери! Злость, до этого немного усмирённая впечатлением от генерала, вновь стала вскипать в юной королеве, и она вновь вспомнила о тёмном заклинании. Они не собираются подписывать договор, это понятно. В таком случае, она не даст им больше шанса разрушить её королевство.

– Убили? – генерал был искренне удивлён, но затем удивление на его лице сменилось спокойным пониманием. – При всём уважении, королева, – слово «королева» Тоффи намеренно выделил, – но мы не убивали вашу мать. По крайней мере, не собственноручно. Она действительно была сильным и достойным противником, у неё были все шансы разгромить нас, но она не рассчитала своих сил и погибла от измождения, когда применила одно из своих сильнейших заклятий. Ну, точнее, попыталась применить, – добавил Тоффи.

Мун воспылала. Кровь бросилась ей в голову, бешено забив по вискам, а потемневшие вены на руках стали пульсировать, напоминая о заклинании, которое ждало своего часа. Но Мун не применила его. Захваченная злобой и гневом, она с яростным воплем кинулась на генерала, даже не думая о том, что физически гораздо слабее его. Но Тоффи не воспользовался минутным помутнением Мун, он лишь с интересом наблюдал за её реакцией. Мун была весьма инфантильна для своих лет, но такое переменчивое поведение с лёгкостью можно было объяснить перенесённой потерей близкого человека. Принцесса бросилась на грудь Тоффи и вонзилась в неё ногтями, чем заставила отступить его ближе к краю обрыва. Генерал никак не отреагировал на это, лишь слегка поднял брови, даже руки из-за спины не убрал.

Абсолютное спокойствие. Как же раздражает.

Мун с остервенением била Тоффи кулаками, царапала его, едва соображая, что творит. Ей было плевать на бессмысленность своих действий, плевать на то, что он в любой момент мог ответить ей и просто убить, плевать было на всё. Сейчас она сосредоточилась лишь на желании стереть с его лица наглую ухмылку и сорвать маску невозмутимости. Ей хотелось разозлить его, выбить из колеи, но выходило тщетно. Наверно, из-за того, что поведение Мун было не совсем адекватным, это лишь забавляло Тоффи, но не раздражало.

Маленькая бабочка отчаянно бьёт лапками, пытается взлететь, но не может, потому что крылышки оторваны, вот, рядом лежат, она их видит, она понимает, но не оставляет свои попытки вновь оказаться в небе, почувствовать свою свободу и счастье. Просто потому, что так легче справиться с горем. Просто потому, что это сводит с ума.

Удар за ударом. Мун хочет, чтобы его не стало, чтобы он сейчас же просто исчез с её глаз, пропал, испарился. И это вполне осуществимо.

– Я призываю тьму к себе, из недр земли, со дна морей! – начала читать заклинание Мун, продолжая колотить Тоффи и чувствуя, как тьма разливается по жилам и как глаза застлались слезами. Палочка засветилась, набирая в себя притоки магии. – Из зла древнейшего, что спит – неуязвимого пускай сразит!

– Хватит! – оборвал её Тоффи и, легко толкнув принцессу, без труда свалил её на землю.

Мун рухнула в пыль, и только сильнее вцепилась в свою палочку уже обеими руками. Она медленно поднялась на ноги и посмотрела на Тоффи взглядом, выражавшим лишь решительность и бесконечную ненависть. Королева нацелилась на Тоффи, и руки уже не дрожали в волнении, а сердце не сжималось от страха. Мрак стал сгущаться на небесах, заполняя собой светлое полотно. Небо почернело, и ветер поднял в воздух клоки пыли, вздымая подол боевого платья Мун. Кристальное сердце палочки стало темнеть, заволакиваясь тьмой.

– Засим я душу отдаю кромешной тьме, что сердце запятнает, – она произносила заклинание без эмоций и выражения, монотонно и чётко, чтобы он слышал каждое слово перед своей смертью, чтобы заклинание впечаталось в его сознание, чтобы он почувствовал её мощь. И Тоффи почувствовал. Он на секунду был готов потерять самообладание, но взял себя в руки. Ящер отступил на шаг, но зря: позади кончался обрыв, и генерал резко дёрнулся и вскинул руки, чтобы сохранить равновесие. – Чтобы призвать ту мощь, увидеть, как злейший враг мой погибает! – Мун всё-таки сорвалась на истошный крик.

Мощный поток чёрной, как смола, магии вырвался из потемневшего набалдашника палочки. Тоффи не удержался и уже падал вниз, когда тёмный прямой луч пронёсся над ним и отсёк ему палец. Генерал свалился с обрыва, и почти тут же спина его глухо ударилась о землю. Обрыв был не слишком высоким, но и этого хватило, чтобы падение выбило воздух из лёгких ящера. Тоффи судорожно закашлялся, резко и жадно вдыхая. Он взглянул на отсутствующий палец. Тот не регенерировал. Интересно. Очень интересно. Восстановив дыхание, генерал откинул голову и посмотрел на небо. Тьма ещё густилась на нём, но уже развеивалась. Красиво.

– Неплохо, королева, – тихо произнёс Тоффи, слабо усмехнувшись.

Мун тяжело дышала, так и не опустив напряжённые руки. Всё?.. Она добилась желаемого. Тоффи и вправду на несколько секунд опешил, когда она поразила его заклинанием, прежде чем он свалился вниз. Его глаза потеряли прежнее спокойствие, лицо выразило недоумение и даже изумление. Мун было безумно приятно видеть всё это. Кажется, она попала, но Мун не знала наверняка: несмотря на отвагу, вдруг появившуюся в ней, она всё же зажмурилась, когда выстрелила. В любом случае, стало так тихо, что королева поверила в свою победу. Но…

Лёгкий, бархатный смех ворвался в тишину, и Мун вздрогнула, узнав его. Смех Тоффи слышать было крайне необычно. Ещё и потому, что Мун была уверена, что он мёртв.

Принцесса содрогнулась. Жив. Промахнулась. Она промазала! Вне себя от досады и гнева, Мун подбежала к краю обрыва. Тоффи лежал на спине и разражался смехом, держась рукой с отсечённым пальцем за живот.

– Простите, королева, но стрелок из вас никудышный, – просмеявшись, крикнул он ей, поднимаясь и с брезгливостью отряхиваясь от осевшей на костюм пыли.

Мун в изумлении глядела на Тоффи, живого и целого (почти целого). Как же она могла промахнуться? Она ведь чувствовала чистую, неподдельную ненависть, всё должно было быть идеально! Мун стало страшно. Если заклинание не подействовало, тогда что она вообще может против монстров? С осознанием собственной никчёмности не хотелось мириться. Не хотелось мириться и с тем, что Тоффи, этот чёртов Тоффи, ещё жив. Она снова выставила руки вперёд, попыталась нацелиться, стала читать заклинание. Но стоило ей произнести первые слова, как Мун ощутила, что говорить ей очень трудно.

– Я призываю тьму к себе… – сказала она с тяжёлым выдохом. – Из недр земли, со дна… – дышать стало практически невозможно, мысли в голове мутились, слова не связывались, в глазах темнело. – Морей, – Мун выдавила из себя последнее слово первой строчки заклинания и тут же, пошатнувшись, сорвалась с обрыва, стремительно падая.

Её хрупкое тело сломалось бы, упав даже с такой высоты, но Тоффи вовремя подхватил принцессу, безжизненно повисшую на его руках. Палочка выскользнула из её пальцев и с тупым звуком упала на землю, погаснув.

========== Mooncrushed ==========

Потеряна – и это всё.

Дорога цена.

Эмоции в урагане, но

Ни от кого нет суда.

Мун снится разорённая, выжженная мьюнианцами деревня монстров с её жалкими, несчастными жителями. Они стонут и истошно рыдают, и эти стоны всё нарастают, врезаются в голову и режут слух, до такой степени, что слышать их уже невозможно. Мун закрывает уши, прижимая к ним руки, и жмурится, жмурится так, что перед глазами расплываются и взрываются яркие пятна. Но крики не прекращаются, они раздаются внутри её головы, напрягают мысли и разрывают сосуды. Мун кричит, но не слышит себя, она чувствует надрывающееся в вопле горло, она опускается на колени и царапает уши и голову, стараясь избавиться от ужасных звуков, но ничего не выходит.

Момент, и всё заканчивается. Мун с пугливой нерешительностью открывает глаза и обнаруживает себя на широком балконе дворца, который выходит прямо на толпу её подданных внизу. Но люди не рады видеть королеву, они не ликуют в восторге, не выражают свою преданность и любовь к правительнице оживлёнными жестами рук. Мьюнианцы смотрят презрительно, с едкой ненавистью, на неё, Мун, но она не может понять, отчего впала в немилость своего народа. Принцесса глядит на людей с недоумением и страхом, она поворачивается назад и хочет уйти, но вдруг один из стражей хватает её за плечи. Мужчина резко разворачивает Мун обратно и вдруг одним усилием грубо толкает её вперёд, с балкона, прямо в разъярённую толпу.

Принцесса падает прямо в руки негодующим людям. Она в панике пытается оправиться, принять хоть какое-то положение, соскочить с рук, что схватили её в свои цепкие пальцы и царапают тело. Белое шёлковое платье, неизвестно как оказавшееся на ней, рвётся и окрашивается её собственной кровью. Мун бьётся, размахивает локтями, стараясь хоть как-то защититься, но всё тщетно. Толпа поглощает её, Мун опускается в неё, но оказывается не на земле. Сотни игл впиваются в её нежную кожу, доставляя адскую боль. Окровавленные руки, только руки, без людей, продолжают терзать её уже обнажённое тело, не оставляя на нём целого места. Мун задыхается. Кровь брызжет ей на лицо, затекает в горло и заполняет глаза, не давая видеть. Мун давится ею и молит, чтобы эти ужасные страдания поскорее закончились. Но руки проникают всё глубже под кожу, рвут её безжалостно и ожесточённо, а иглы вот-вот пронзят насквозь.

Душераздирающий вопль срывается с её губ, и Мун наконец слышит себя, даже сквозь многочисленные голоса мучающих её людей.

***

Мун распахнула глаза. Ледяной пот струями стекал по её телу, которое колотило крупной дрожью. Грудь девушки высоко вздымалась от частого сбивчивого дыхания. Мун ощутила, что начинает задыхаться от сдавивших горло подступающих рыданий. Хотелось выть во весь голос и долго-долго обливаться слезами, но юная королева сдержала в себе этот порыв и, оторвав от постели потяжелевшие руки, прикрыла ими своё лицо, беззвучно всхлипывая.

– Очнулись? – прозвучал совсем рядом голос Тоффи.

Мун вздрогнула и обернулась в сторону генерала, стоявшего у входа в шатёр. Принцесса только сейчас заметила, где находится – в одной из палаток вражеского лагеря. Девушка опустила взгляд и обнаружила себя сидящей на соломе, застеленной какой-то дырявой жёсткой тканью. Видимо, её принесли сюда, когда она потеряла сознание. Но кто? Неужто Тоффи нёс её на руках? Мун поморщилась при этой догадке, но всё лучше, в конце концов, чем оказаться в лапах его соратников. Слёзы были размазаны по её лицу, и принцесса спохватилась: должно быть, она выглядит сейчас не совсем так, как подобает гордой королеве.

Она услышала смешок и снова взглянула на Тоффи, чья пасть растянулась в хитроватой ухмылке, так редко сползавшей с его лица. Мун нахмурилась и отёрла со щёк влагу тыльными сторонами ладоней. Девушка хотела было встать на ноги, но лишь бухнулась обратно на «кровать» с недовольным уханьем. Ящер качнул головой, посмеиваясь над беспомощными попытками Мун подняться.

– Не выйдет, королева, – сказал он. – Заклинание весьма истощило вас, так что не стоит даже пытаться встать.

– Почему не убил меня? – с презрением выплюнула Мун, глядя рассеянным и недовольным взглядом вверх.

– Это было бы… подло. Слишком низко вонзать нож в спину врага, когда тот слишком слаб и безоружен. Монстры, в отличие от мьюнианцев, не лишены благородства и чести, – язвительно заметил генерал, гаденько улыбаясь.

Мун резко повернула голову на Тоффи и пронзила его самым злобным и презрительным взглядом, на который только была способна.

– Ты ничего не перепутал? Монстры – самые низкие существа, которые мне известны.

– Однако же мы не нападали на ваших беззащитных мирных граждан, – с холодным спокойствием отвечал Тоффи, видно, наслаждающийся недовольным видом принцессы.

– Вы вторглись на Мьюни и создали панику среди них!

– Мы припугнули их, но не убивали, – парировал генерал, и Мун поджала губы.

Ей нечего больше было возразить, да и сама она уже не верила в правильность и истинность своих слов. Она хотела спорить с Тоффи не для того, чтобы доказать правоту политики Мьюни, которая теперь казалась ей несправедливой, но скорее для того, чтобы просто понаблюдать за его невозмутимым лицом и послушать его аргументы. Ей просто хотелось поговорить с ним. Но что делать, если она – королева мьюнианцев, а он – генерал повстанческого движения? Оставалось лишь перебрасываться желчными колкостями.

Принцесса поглядела по сторонам: палочки рядом не было. Мун испугалась, подумав, что могли сотворить монстры с такой важной для Баттерфляев вещью. К тому же, без своего магического «спутника» девушка была совершенно беззащитна. Было даже обидно осознавать эту слабость, которую Мун с опасливостью скрывала за волшебным предметом. Она – ничто без палочки, и Мун противно было понимать это.

– Впрочем, – после некоторого молчания произнёс Тоффи, – вам нужно отдохнуть, поэтому не буду вам мешать.

– Мог вообще не приходить, – фыркнула Мун.

– Ну, мне же нужно было удостовериться, что вы слишком слабы и никуда не делись, – он одарил её очередной ухмылкой и исчез за занавесями шатра, оставив в Мун странное чувство удовлетворённости, словно разговор с ним – то, что нужно после «хорошенького» кошмара.

И всё же, несмотря на всю гордость, с которой Мун старалась держать себя при разговоре с Тоффи, она была рада, что осталась жива. Плевать сто раз на эти кодексы чести, гласящие, что лучшая смерть – смерть на поле битвы. Мун хотела жить, и перспектива умереть, но умереть с достоинством не прельщала её, как воинов, готовых погибнуть за неё и её королевство, считавших, что и королева всегда готова отдать жизнь за свой народ. На что делать, если этот народ стал её народом только вот совсем недавно, и Мун совершенно ничего не чувствует к нему?

Уже.

«Монстры, в отличие от мьюнианцев, не лишены благородства и чести».

Мун помнила ещё тех монстров, мирных жителей, что были жестоко убиты и тяжело ранены её сородичами, присягавшими на то, что никогда не тронут младенцев, детей и стариков, но без единой задней мысли убившими отпрысков вражеского народа. К тому же, Мун знала, целью воинов были восставшие, не мирное население, но они посягнули на невинных граждан, словно просто разминались перед предстоящей битвой. Чем больше Мун думала об этом, тем больше в душу закрадывалось странное чувство жалости, кажется…

«Мы припугнули их, но не убивали», – вновь раздались в мыслях принцессы слова Тоффи.

Ведь правда. Ни один мьюнианец не пострадал от лап повстанцев, все лишь были напуганы до ужаса, да и только. Монстры знали свою цель, а потому не трогали мирное население. Что весьма необычно для таких кровожадных существ. А, может, не столь уж и кровожадных?

Мун сидела на кровати и буравила стенку шатра сосредоточенным взглядом. Она не могла принять собственные же мысли, возникавшие в её голове. Это неправильно. Совершенно неверно. Монстры терроризировали её народ на протяжении многих лет! Или…

Если вдуматься, то Мун ни разу не видела нападений монстров, которыми так любили запугивать её прислуга и взрослые ребята в детстве. Ни разу она не видела, чтобы монстр посягал на жизнь мьюнианца, ни разу даже не слышала об убийствах или разбойных грабежах со стороны монстров (кража кукурузы с королевских полей – не в счёт). Всё её представление о них складывалось лишь из старых детских сказок и из ядовитых высказываний людей. Она ведь до этой злополучной войны даже никогда монстров-то в глаза не встречала. Всё это ей казалось странным. Она не желала верить в то, что приходило ей в голову, но с каждой минутой размышлений аргументов в пользу того, что всю её жизнь ей врали, возникало всё больше и больше, и Мун всё твёрже была уверена, что не чувствует прежнего отвращения и ненависти к монстрам. Теперь нечто подобное появлялось в отношении её собственного народа. Мун ужаснулась.

Нет! О чём ты только думаешь?!

Она запрещала себе думать о таком, но поток мыслей уже возможно было остановить. Перед Мун живо восстали образы монстров из деревушки. Покалеченные, сломленные, разбитые горем и запуганные, они были такими и до войны. И до войны они страдали от голода, нищеты и болезней. В то время как мьюнианцы никогда не были обделены ни кровом, ни пищей. Вязкое чувство омерзения застыло в горле. И королевой этого народа она является?

Почерневшие вены на руках неприятно зачесались, и Мун впервые за долгое время вновь обратила внимание на них. Тьма разрасталась по её жилам, и вот уже её ладони были полностью черны, прямо как у Эклипсы, а вены потемнели аж до локтей. Мун снова увлеклась тягостными мыслями. Почему же она, всё-таки, промахнулась?

«Когда твоя ненависть найдёт себе выход, я освобожусь вместе с ней», – так, кажется, сказала Эклипса перед тем, как Ромбулус снова заморозил её.

Принцесса не могла понять, что сделала не так. Она ненавидела Тоффи, это точно. Пусть девушка и ощущала подозрительное чувство уважения, когда видела гордого ящера, Мун ни на минуту не сомневалась, что генерал противен всему её существу, и никак иначе быть не может. Сомнения… про них Эклипса тоже упомянула. Что-то больно кольнуло в груди у принцессы. Королева Тьмы говорила о непредсказуемых последствиях, которые могут повлечь за собой её сомнения. Но разве Мун хоть на минуту заколебалась, когда применила темнейшее заклинание?

Да.

Мун похолодела от ужаса осознания, неожиданно пришедшего к ней. Применяя заклинание, она задней мыслью думала о той картине, что представил ей Тоффи, о той разбитой затуманенной деревушке.

Руки зачесались уже невыносимо, и Мун принялась раздирать кожу ногтями до красноты, стиснув зубы. Как же так? Ещё недавно она готова была вычистить долины монстров до последнего обитателя, готова была сделать всё, лишь бы Мьюни обрёл своё беззаботное счастье, на которое, оказывается, не имел права. Ещё совсем недавно Мун яростно ненавидела монстров род за убийство матери, а теперь ей говорят, что никто и не убивал её даже, хоть и верилось в это с трудом. Раз она, сомневаясь, применила заклинание, неудивительно, что оно попало Тоффи в палец, а не в сердце.

Желудок предательски заурчал, напоминая принцессе о её естественных потребностях в пище. Сколько она уже не ела? Кажется, два, а может и три дня. Мун закусила губу. Просить еды было слишком унизительно для её гордости, поэтому оставалось лишь терпеть сосущую пустоту внутри.

Но Мун не пришлось долго страдать с высоко поднятой головой. С улицы вскоре повеяло запахом чего-то жареного и явно съедобного. Голова неприятно заболела от аппетитных ароматов. Будь это хоть жареная резина, Мун была так голодна, что съела бы всё, что имеет какой-то вкус. Но она, подавив в себе желание встать и выйти из шатра

(впрочем, её состояние этого всё равно не позволяло), отвернулась к стенке, поглубже зарывшись носом в затхлое жёсткое покрывало, из которого торчали пучки соломы, неприятно щекочущие лицо.

Тоффи прошёл в шатёр неслышно, и лишь шуршание занавесей выдало его и заставило Мун чуть вздрогнуть. Она не знала, почему, но присутствие рядом ящера хоть как-то успокаивало её воспалённые мысли, пусть многие из них и были об её неприязни к нему. Наверно, ей просто нужно было за кого-то цепляться сейчас, в столь тяжёлой ситуации, и по нелепому и глупому велению судьбы этим «кем-то» оказался именно Тоффи, генерал монстров-повстанцев, пленивший её. И всё же Мун продолжала держать свой образ горделивой и смелой королевы, которая не сломится даже в плену у своих жестоких врагов. Почему жестоких? Тоффи не воспользовался бессознательным состоянием принцессы, отнёс её в лагерь и даже шатёр отдельный выделил, а монстры после пробуждения королевы не подвергли её пыткам. Так почему же они жестоки? Мун не знала. Просто этот эпитет придавал её положению больше драматичности, а также успокаивал саму принцессу, которая всё ещё цеплялась за остатки прежней веры, стараясь сохранить в себе мировоззрение, с которым она бы могла и дальше защищать мьюнианцев. Но, как бы ни старалась Мун, мысли о несправедливости политики Мьюни, о страдающих монстрах и непозволительно счастливых мьюнианцах, продолжали лезть в её голову, забиваясь в самые потаённые уголки сознания и отравляя его разочарованием и отвращением. Отвращением к тем, за кого королеве Мьюни нужно было бороться и стоять до конца. До победного конца.

Но стройный поток дум, вновь захвативших её, недолго заполнял разум принцессы. Раздражавший нос и желудок запах стал резче и насыщеннее, и Мун почти взвыла от тянущего голода. Она обернулась, села на кровати и увидела перед собой тарелку с початком кукурузы, а также сидящего рядом на небольшом пуке соломы, служившем стулом, Тоффи. Но, несмотря на требования своего тела, Мун лишь презрительно фыркнула и повела носом.

– Я не собираюсь есть из рук врагов, – ответила она дерзко, стараясь не смотреть на тарелку.

– А придётся, – усмехнулся генерал. – Давайте же, королева, вам нужно набраться сил, иначе ваши подданные подумают, что мы вас тут голодом морили.

Эта фраза внушила надежду. Значит, её всё-таки собираются отпустить? Или воткнуть ей нож в грудь и уже в таком виде отдать королевству?

– Я уже озвучила своё решение, и менять его не собираюсь, – заявила девушка и хмыкнула, скрестив руки на груди.

– Значит, мне придётся кормить вас насильно, как маленького ребёнка, – с наигранной досадой вздохнув, непринуждённо сказал Тоффи и привстал было со своего места.

Мун спохватилась и быстро взяла тарелку в руки, не давая ящеру сделать это первым. Ещё не хватало так унижаться. Отвернувшись к стенке шатра, Мун не без наслаждения впилась зубами в початок, едва соблюдая элементарные правила этикета (если они вообще действуют, когда приходится есть руками). Принцессе было плевать на сидящего рядом довольного генерала, плевать на жуткое смущение, плевать на неловкость ситуации. Она, правда, была очень голодна и на секунду даже испугалась умереть от голода. Смерть во вражеском лагере, да ещё и от такой тривиальной причины – ужасно позорно для королевы.

Достаточно быстро покончив с трапезой, Мун обернулась к Тоффи, уже услужливо протянувшему ей платок. Королева заскрежетала зубами от подобной манерности, но приняла салфетку, вытерев руки и губы.

– Насколько я могла судить по увиденному, ваши жители голодают, а вы сами совсем не выглядите истощёнными, – заметила принцесса, и краснота почему-то слегка выступила на её лице, когда Мун обратила свой взгляд на Тоффи, всё такого же невозмутимого и улыбающегося. Эта гадкая улыбка… все бы клыки повыбивала, если бы могла.

– О, поверьте, королева, мои солдаты такие же голодные, как и наш народ, – ответил генерал, подмечая смущение девушки не без удовольствия.

– А вы?.. – Мун нахмурилась. После их «битвы» Тоффи называл её королевой слишком часто. И это начинало раздражать.

– Я не нуждаюсь в пище так часто, как они. Можно сказать, могу прожить долгое время и без пропитания. Но мои сородичи, к сожалению, таким свойством не обладают. Сейчас, во время войны, мы можем свободно собирать кукурузу с полей, – Тоффи не сказал «воровать», как обычно говорили в отношении монстров, снующих по кукурузным полям Мьюни. Генерал не считал свой народ ворами, так же как не считал людей, гордо называющими себя «мьюнианцами», коренными и полноправными жителями Мьюни. – А потому можем накормить гражданских. Хотя бы на несколько дней, но этих запасов хватит, а потом… – ящер не сказал, что «потом», но Мун догадывалась: потом они либо собираются убить её, либо силой заставить отдать королевство во власть монстров. Однако королева не позволит им сделать ни того, ни другого. Ей нужно лишь найти палочку, и она сумеет дать отпор монстрам.