Текст книги "Лифт Me Up (СИ)"

Автор книги: I_Do_Believe_In_Faeries

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

– Ты просто адреналиновый торчок, подруга, – сказал Алекс и не погрешил против истинного положения вещей. – Говорил же, что быстро разочаруешься. Слишком просто разбирать белье, вывешенное на всеобщее обозрение. Ты ищешь трудности и острые ощущения, для этого нужна хотя бы малейшая угроза получить по голове. Маленькие шалости утешают, но ненадолго, после них приходит ленивая и тошнотворная пресыщенность, – он рассуждал со знанием дела, кажется, ему не чужды описанные ощущения. Во мне проснулся зуд любопытства, он опять выманивает мои звездострадания, а о своих молчит, как рыба.

– Будто ты не зависишь от острых ощущений, – я шла ва-банк, чистая интуиция и догадки, но и это не интервью, я не обязана проверять источники и строить допрос на фактах. – Заскучал никак? Еще пару сеансов оздоровительного секса в публичных местах, перебесишь свой кризис сорокалетнего возраста и укатишь обратно в Шотландию. А мне ищи заменитель острых ощущений, – я вздохнула, правда ведь, он прекрасно разбавлял мою жизнь в последнее время. – Где справедливость? – вконец скатилась в риторику я.

– У меня серьезные намерения, мисс Кармайкл, – возразил он. – Я бросил свою девушку. – Твою ж, вот это я попала. – В лифте она оказалась полнейшим бревном.

Несказанное облегчение. Просто очередная шутка-минутка. Если это шотландский юмор, то плохи мои дела, я потеряю львиную долю нервных клеток, выслушивая первую часть анекдота из своей личной жизни, так что в один прекрасный день дело может и не дойти до пояснительной части, где сердечная мышца расслабляется, возвращаясь к стабильной работе.

– Вот и докажи серьезность своего поступка, – я решила не отставать. Наглость – второе счастье. – Поехали ко мне, пока я еще в состоянии сесть за руль. Возьмем чего-то выпить, и ты расскажешь мне о страхе и отвращении в Лас-Вегасе.

– Не понял прелесть этой книги, – вмешался Нейт.

– Просто ты еще не дорос, малыш, – утешил его Алекс. Помог мне спрыгнуть со стула. Это вам не взобраться на Эверест, падение после принятого на душу было последним, чем я хотела завершить день. Я, не размыкая кольца объятий, поцеловала его в благодарность.

Нежно, с чувством, абсолютно неправильно, так, как не позволяли наши, с позволения сказать, отношения. Я буквально выбежала за дверь, пока Алекс не понял, в какое замешательство меня привела сцена временного прощания, и молилась, чтобы он не окликнул меня раньше, чем гудки в телефоне превратятся в голос из ада.

***

– Я уж думал, что ты целую вечность будешь полировать дверь, – сказал он, когда я наткнулась на него, входя в бар. Застукали и опозорили, сообщив о том, что заметили мой простой у двери. Британская воспитанность явно прошла мимо Шотландии. Я закончила разговор с Мелиссой и застыла у двери, думая насколько это вообще разумно. Фактически я призналась ему в эмоциональной привязанности. Вернуться, означало поставить его в неловкое положение, если он, конечно, не сделает вид, что не понял, или не поймет, что произошло. Почему-то мне казалось, что он не из недоходчивых и уж точно не из молчаливых.

И я была права. Разве что со степенью лишения шотландцев чувства такта прогадала. Какие-то крохи достались и им. Алекс тактично промолчал по поводу моего проявления чувств, объясняя его парой-тройкой виски.

– Единственное, чем ты сегодня будешь управлять – это переключение радиостанций, – сказал он, забирая ключи от авто.

Я обещала страшную месть, если моему мальчику не понравится его стиль вождения, и заняла отведенную мне должность диджея. По радио крутили “Wonderwall” – всем хитам хит от Oasis. Я начала подпевать песне своего детства. Алекс недовольно покосился в мою сторону. Раз я сегодня за пьяную, то прекрасно могу отколоть пару «хамскостей»:

– Что такое? Oasis были невъебаться скучными?

Он бросил в мою сторону продолжительный изумленный взгляд, пришлось объяснить приоритеты водителя и развернуть его фейс по направлению к лобовому стеклу. А привет из его интервью объяснить журналистским любопытством. Хотя оно, скорее всего, было чисто женским, не всегда есть возможность почерпнуть информацию о человеке, с которым переспала, из стольких источников.

По дороге мы ограбили магазин на чисто американский набор продуктов: калифорнийское вино, сыр «Филадельфия» и маисовые лепешки. Воспитанница престижного университета взвыла от того, во что она выросла. Никакого чувства вкуса и утонченности.

– Если бы ты действительно хотела на старую работу, – продолжил он неловкую тему об адреналине и моей рано оборвавшейся карьере, – то попробовала бы свои силы в Англии, к примеру, уверен, там бы тебя приняли за милую душу. Опозорила американских политиков. Ты же герой для всея британской прессы, Энджела. Признайся, ты боишься, что слава твоего экологического расследования – последний и наивысший рубеж, которого ты достигла. Ты не готова к новым испытаниям.

– Алекс, уж не предложение ли это переехать к тебе на ферму в Шотландию и жить долго да счастливо? – контратака принесла мне маленькое удовлетворение после его меткого удара прямо в яблочко.

Он оставил замечание без ответа. Я оставила его открывать калифорнийское. К моему возвращению на столе красовались переполненные бокалы, сыр и лепешки, а под столом напоминала о своем существовании батарея братьев виноградного сока с градусом, соблазняющего полнотой цвета, вкуса и бокала. Приглашающих поглаживаний тоже не потребовалось, я просто свалилась ему на колени и положила голову на подушку с подлокотника.

– Черные и даже без сердечек? – он был явно разочарован, исследуя пространство под задравшейся майкой-туникой.

– Кошмар. И не говори, – согласилась я, – но костюм предполагает однотонное белье. А еще это страхует их от похищения. Уверена, тебя не интересуют столь скучные вещи.

– Зато возбуждают, – Алекс склонился, поцеловал бедро и продолжил поднимать майку. Я сползла с подушки, повернулась на спину и протянула руки, чтобы приблизить его занятые совершенно не тем, чем бы стоило, губы поближе. Он повиновался. Почти. Поднял меня и посадил к себе на колени. Неудачный ход. Я прижала его к спинке дивана и набросилась на его губы с недельной жаждой.

Ураган бушевал не только в квартире, за окном гремел гром, и метались молнии. Завывал ветер, и шел шквальный дождь. Свет моргнул и со скрипом повалившейся ветки пропал. Мы лишь на мгновение оторвались друг от друга. Я, чтобы смачно выругаться, он, чтобы не пресекать свободу слова. Я сняла футболку Алекса, он из последних сил пытался не порвать завязки туники под грудью. Что-то упало, глухой треск, звон разбитого стекла. Я вздрагиваю и срываюсь с дивана. Отпрыгиваю к столику, бьюсь ногой об угол, не замечая боли, пячусь дальше. Воспоминания парализуют способность думать, реагировать на обстоятельства.

– Большая девочка боится грома? – Алекс пытается улыбнуться и пошутить. Гиблая затея, но попробовать стоило. Он осматривается в поисках источника шума. Открытая балконная дверь разбита, на полу земля.

– Они вернулись, – сумасшедший страх плещется в моих глазах, я отхожу все дальше к ванной, смотря на разбитое стекло и взломанную (нет, просто открытую дверь).

– Кто вернулся, Энджела? – Алекс сжал меня в объятиях так крепко, чтобы дрожь исчезла вместе с возможностью двигаться. – Это всего лишь ветер, незакрытое окно и пара соседских горшков. Все хорошо, Энджела, – он гладит меня по спине, возвращая присутствие духа. – О ком ты говорила?

– О страхах.

_________________________________________

* герой книги Брета Истона Эллиса “Американский психопат”

Комментарий к Take Me Out

http://vk.com/doyoubelieveinfaeries

Хештэг к главе #IDBIF_ЛMU_TakeMeOut

========== Dream Again ==========

Мы молчим. За окном беснуется стихия. Алекс продолжает гладить меня по спине. Еще чуть-чуть и, кажется, я превращусь в эбонитовую палочку, заряженную статическим электричеством. Проверять законы магнетизма – занятие отличное, но момент до жути неловкий, неправильный и напоминает наши предыдущие посиделки. С той разницей, что тогда я сумела скрыть накрывающее меня сумасшествие. Моя квартира проклята, второй раз прошлое не дает расслабиться с настоящим. Глупые мысли о суевериях помогают взять себя в руки. Ничто так не отрезвляет, как смех над самой собой.

Отстраняюсь от него, сразу чувствую, насколько похолодало в комнате с разбитым стеклом. А ведь середина августа. Нагретое близостью другого тела, мое инстинктивно хочет вернуться в спасительные объятия. Нет, пора приходить в себя, обретать дар речи и спасать от переохлаждения крепкую мужскую спину, которая защищала меня от непогоды. Я со своими истериками совсем забыла о гостеприимстве, о том, что я должна заботиться о госте, а не наоборот.

– Алекс, достань из дивана плед, – его имя почти проглотил хрип от сухости в горле, но, в общем, получилось весьма сносно. Раздавать поручения, занять себя саму работой – вот, что всегда лечило меня от приступов слабости. Никаких психо-и прочих анализов. Зачем обсуждать то, что можно придать забвению?

– Замерзла? – спросил заботливый голос из глубин дивана.

– Ты замерз. Закутывайся в плед и с ногами на диван. Не хватало мне еще застудить главный рок-н-ролльный голос Шотландии. Я ставлю вино на плиту, быстро, – посмотрела на балкон, – или как получится убираю последствия крушения и разогреваю ужин, чтобы компенсировать временную потерю лица и формы, – проговариваю вслух список действий так, словно в этой квартире больше некому работать фоновым шумом, словно звук собственного голоса – то, что способно прочно укоренить меня в текущей реальности.

– Ненормальная! – возмутился он. – Ты же поранишься и промокнешь насквозь. Сама потом зачихаешь и закашляешь. Хочешь расширить список моих проступков? Ну, уж нет! – Он бросает плед на диван и подходит ко мне, перехватывает на полпути к балкону. – Занимайся своим зельем на основе вина, а я уберу мусор из комнаты.

Уберу мусор из комнаты – очень точное описание процесса. Алекс взял веник с совком и экспортировал осколки вперемешку с землей на балкон. Мужчины и уборка. Да, скольких представителей противоположного пола за уборкой я перевидала, техника ведения боя с грязью у них одна: найти ненужный угол и сбросить все туда. Я фыркнула от осознания превосходства слабого пола над сильным и улыбнулась.

– Засветло виднее будет, – возразил Алекс на мой выпад. – А пока и этого достаточно, чтобы ты не играла в йога, бегая босиком по полу.

– Спасибо, наигралась уже, – буркнула я и отвернулась к шкафчикам, продолжая тактильный поиск нужных специй. Готовить вслепую – новый виток в развитии темных ресторанов. Надо предложить им. Если посетители готовы платить за то, чтобы есть в кромешной тьме, то почему бы не заплатить за то, что в такой же заднице приготовлено.

– Опять задел то, что не следовало бы? Может, поделишься? Говорят, помогает лучше, чем накапливать в себе.

Со звоном покатилась по полу перечница. Спасибо, что железная. Немного света мне бы не помешало. Я опустилась на пол, нащупывая пропажу, мы с Алексом стукнулась лбами. Отстранились друг от друга, потирая ушибы.

– У меня здесь то, что ты потеряла, – улыбнулся он и вытащил из-под пятой точки пропажу. Неприятное было приземление, зато веселое. Я прыснула со смеху и дрожащими руками забрала приправу. – А тебе не мешало бы на такие случаи держать запас свечей.

Свечи. Вот склеротичка! Конечно, они у меня имелись, дом старый, хоть и обновленный с фасада и напичканный современной техникой. Когда хозяин решил поменять проводку, все жильцы уже сделали дорогущие ремонты и решили, что мириться с перебоями электричества лучше, чем снова переживать кошмары строительства. Свечи у меня есть и в огромном количестве. Я же не в школе, и отмазка «Собака съела домашнее задание» с редакцией не прокатывает, вот и приходится писать при экзотическом освещении, иногда, в самые неудачные дни, еще и на бумаге. Но кто жалуется? Подобные ситуации – хороший способ разбавить мою рутинную светскую жизнь.

– Держи, – сказала я, протягивая Алексу охапку длинных белых свечей, и скрылась в поисках подсвечников. – И выключи жаркое. Похоже, оно уже и вскипеть успело.

– Ужин при свечах… Романтика, – протянул он мечтательным голосом. – А ты говорила, что вечер испорчен. Специально, небось, все спланировала, коварная женщина. Затащить робкого и скромного парня в гости, споить, накормить и проделать с ним в темноте всякие грязные вещи.

– Я тебя умоляю, ты и так грязный, – тонко намекнула я на джинсы в земле, а, может, и на что-то другое. Достаточно не комментировать дальше, чтобы оставить ему свободу думать о сказанном в меру распущенности.

– Грязный, – согласился он. – Плохой-плохой бунтарь с островов по ту сторону Атлантики.

– Клоун, – одним словом разрушила я все его мечты о корабле, повязке на глаз и попугае. – Садись, кормить тебя буду.

– С ложечки? – он взглянул на меня полным надежды взглядом.

– С вилочки, – огрызнулась я и села напротив.

Он попробовал воплотить в жизнь то ли свои детские мечты, то ли сексуальные фантазии (у людей в этом плане очень разные фетиши и заскоки): сесть мне на колени. Процесс превратился в хаос. Препираясь и отбиваясь, я чуть не упала со стула, он опрокинул корзинку с хлебом. Со стола чуть не полетели столовые приборы, а бокал с глинтвейном Алекс виртуозно остановил за секунду до катастрофы. После чего схлопотал суровый взгляд хозяйки: нечего покушаться на целостность моих наборов посуды. В конечном итоге, спасовав перед моим осуждающим взглядом, он сел напротив, и мы принялись за поостывший ужин.

– И все-таки, Джелли, не поделишься страхами?

– Джелли? Что за неуважительное обращение, Капранос? – я вздернула бровь и постучала пальцами по столешнице, изображая недовольство. Станиславский не поверил. Алекс тоже, потому что его лицо озарила самодовольная улыбка победителя. Прозвище ко мне прилепится надолго.

– Энджи тебе не нравится. Элла – неинтересно. А Джелли, желейная конфетка, как раз то, что надо, сладкая моя, – сказал он мягким, как кошачья холка, голосом. Поговори мне еще таким тоном и будь уверен, что я поглажу тебя, поглажу полностью, Алекс Пакостный Соблазнитель Капранос. – Я все еще жду продолжения рассказа, – он упрямо продолжил гнуть свою линию.

– Умеешь ты обломать, – хмыкнула я. – А страшные истории на ночь не рассказывают. Ингода они возвращаются.

– Только у Стивена Кинга, – не сдавался Алекс.

– И в одинокие темные квартиры тоже. Не так реально, как у Кинга, но я не хочу пасть жертвой пустой квартиры и старых воспоминаний.

– А я уже не в счет?

– Нет, вернешься в отель, а я останусь ночевать с завываниями ветра и светопреставлением за окном.

– За кого Вы меня принимаете, мисс Кармайкл, «тварь ли я дрожащая или право имею»? Я бы остался в любом случае, ты же мне всю совесть изъела. Все жалел, что ушел в прошлый раз.

– Сейчас расплачусь от умиления, – не погрешила я против правды, но попыталась скрыть это надменным тоном, – еще и Достоевского приплел. Правильно все твоя совесть сделала. Расскажу, так уж и быть. Ты же с меня не слезешь, пока своего не добьешься.

– Еще как не слезу, – пообещал Алекс, предоставляя моему пошлому воображению дорисовывать сценарии и угадывать смыслы.

– Бери вино и бокалы, пойдем в спальню, тут холодно.

– Не совращай меня с пути раскаяния, женщина, – возопил он, но от меня не отставал. – И ты позволишь грязному Капраносу залезть в твою чистую кровать?

Вместо ответа просто толкнула его на постель. Вино и стекло в безопасности на столе, можно и поиграть в шалость или гадость. Потому после совершенной шалости я гаденько улыбнулась. Он быстро оправился от удара и потащил меня следом. Я устроилась задницей на подушке и протянула ноги на стенку. Да, детство взыграло. Алекс умостился более традиционным способом: головой к изголовью, упершись ногами в спинку кровати. Мы лежали, смотря в потолок, он подмял под себя мои волосы, наотрез отказавшись от подушки. Не учли мы лишь одного: как в таком положении потреблять алкоголь? Так он и остался невостребованным до конца ночи.

– Помнишь еще историю об экологических преступлениях? – спросила я, он утвердительно покачал головой, почувствовала, как он заерзал на моих волосах. – В тот вечер я рассказала тебе цензурную версию истории, сокращенную, без насилия и кровопролитий. Сегодня, раз уж ты напросился, услышишь о недостающих красочных деталях произошедшего. Это был день перед первым судебным заседанием. В то время делом был заинтересован и “The Nation”. Редактор с адвокатами обсуждали тактику защиты и нападения, а меня, как главного свидетеля и источник информации, отпустили домой, чтобы я, как следует, выспалась, восстановила силы. Домой пришла позже, потому что встречалась еще и с экспертами, которые помогали мне в расследовании. Их бил мандраж перед выступлением по такому важному делу, они боялись, что дадут маху, где малейшая неточность могла стоить победы. Дотемна я сидела с ними, прогоняя возможный список вопросов. Переписывали их речи, чтобы присяжные не заснули от обилия терминов и поняли, что мы пытаемся сообщить, осознали всю опасность происходящего. Когда я, наконец, дошла до дому и посмотрела вверх на свои окна (параноидальная привычка каждого нью-йоркца), то удивилась (но не более), что в комнате горит свет. Обычно Пит, мой парень и коллега. Да, у меня был служебный роман, – прервала целостность повествования я в ответ на театральный вздох у левого уха. – У него был ключ, но пользовался он им редко, в виду нашей общей занятости. И в основном тогда, когда он отчаянно нуждался в корректуре статьи или попросту в ее написании.

– Энджела Кармайкл платила за секс заказными статьями, – не удержался от остроты Алекс.

– Не смеши меня. Любовником он был неважным, было бы за что платить. Чисто спортивный интерес. Вот я и подумала, что Пит пожаловал, – вернулась я к прерванному повествованию. – Удивило то, что он ошивается в спальне, вместо того, чтобы, поудобнее устроившись в кресле, потягивать виски и перелистывать журнал, гордясь своими публикациями. Предупреждая твои замечания, козлом он был еще тем, но времени искать козла в меньшей степени за пределами работы не было. Вот и пришлось довольствоваться тем, что было под рукой.

– А я тоже подручный?

– Подлифтный, – фыркнула я, но сжалилась и решила потешить его мужское самолюбие, пока тон рассказа таковые лирические отступления позволял: – Сравнивать тебя и его все равно, что ставить в один ряд Марка Леви и Уильяма Фолкнера. И за Фолкнера в этом неравенстве ты.

Он отблагодарил меня, обдавая горячим дыханием шею и прикусывая мочку уха. Что же ты творишь, пират сухопутный чертов? Я шумно выдохнула воздух и, отлепившись от стены, повернулась к нему лицом, надеясь на продолжение, но он не выпустил меня из плена моих же волос, пришлось отказаться от плана нависнуть над ним и взять все, что причитается после его выпада, самостоятельно.

– Ты поднялась к себе, – напомнил он нить разговора. Поразительная выдержка. Любопытство сильнее основного инстинкта.

– Открыла дверь, тихо сняла пальто и разулась, чтобы напугать его внезапным появлением, если он лазит, где ему не следовало бы. Но из спальни послышался незнакомый голос, затем еще один, они препирались, но голоса глушило расстояние и закрытая дверь комнаты, я не разобрала, о чем они спорили, не уверенна, что разобрала бы, ори они на весь дом. Ключи выпали у меня из рук. Грохот заставил их замолкнуть, я услышала, как они открыли дверь спальни. Инстинкт самосохранения спас меня. Я была не в состоянии думать, просто побежала в ванну, единственную комнату, которая закрывалась изнутри. Не потеряй я тогда способность мыслить, сообразила бы, что такой замок им не помеха, и не знаю, что бы со мной произошло.

Злосчастный вечер всплывал в воспоминаниях. Все возможные варианты развития событий ожили, будто и не были спрятаны в самом дальнем ящике памяти под пудовым замком. Техника забвения не сработала. Осколки ваз и стеклянной этажерки опять впились в старые шрамы на ступнях, я поджала ноги под себя. Алекс отпустил волосы, повернулся ко мне и заключил свернувшуюся клубочком Энджелу в объятия.

– Можешь не продолжать, снова я полез, куда не стоило. Извини.

– Я побежала в ванную и закрылась там. Все случилось так быстро, но событий было много, они смешались в один клубок, хронология сбилась, да и она не важна. За считанные минуты безумие прекратилось, и время стало медленным и резиновым, как старая безвкусная жвачка, – мне надо было досказать до конца, остановиться означало бы, что я не способна справиться с событиями, которые давно стали бесцветным и далеким прошлым. – Адреналин и наслоение действий не сразу позволили мне сообразить, что я бежала по осколкам. Только после нескольких шагов по кафелю ванной я поняла, что стекло впивается мне в ступни. Нервные окончания передали мозгу привет. Я потянулась к лампочке над зеркалом, но она не включалась. Посмотрела на дверь, под нее тоже не просачивался свет. Если бы не раненные ноги, я бы, наверное, металась по ванной в паническом приступе, а потом выбилась из сил, и нашли бы меня уже утром, после того, как я не появилась бы в суде. Боль заставила меня сесть. На телефон. Я обрадовалась вредной привычке носить его в заднем кармане, набрала полицию и стала ждать, на ощупь вытаскивать осколки и бороться с неизвестностью. Хоть в квартире и было тихо, я не была уверенна, ушли ли незваные гости. Полицейский приехал, вытащил меня из укрытия, пока электрики возились с замыканием, провел лекцию на тему. Сказал, что мне следовало бы завести пистолет, все равно преступников скорее всего не найдут, а я, если буду пренебрегать безопасностью, в следующий раз могу лишиться жизни. Дело прошло как акт вандализма. Ничего не пропало, они только перевернули вверх дном мою спальню, разбили этажерку в гостиной и насыпали земли в ванную. Послание понятно, я была уверенна, проведи копы анализ почвы, то она оказалась бы с места застройки. Ясное дело, никто ничего не захотел предпринимать, они только смотрели на меня, как на сумасшедшую, когда я требовала справедливости. А патрульный, когда уходил, опять напомнил мне о пистолете. Так что ты был прав, говоря, что я боюсь. Боюсь до жути. До сих пор.

– Лучше бы я ошибался. Ты хоть последовала его совету? Купила оружие?

– Нет, я категорически против хранения огнестрельного дома. Дом – крепость, но не во время осады. Я должна чувствовать себя в безопасности оттого, что люблю место, где живу, а не потому, что у меня есть арсенал на случай Третей мировой. Наслушался страшных историй? А теперь спать.

Я встала с кровати и пошла методом тыка искать ночную рубашку. Вместо нее под руки попалась старая футболка. Кровать не обидится, после Алекса в земле из горшков ей уже почти ничего не страшно.

– Учти, под одеяло в грязных джинсах я тебя не пущу. Снимай или…

– Могла бы просто сказать правду, что соскучилась по моему сногсшибательному прессу.

– И изысканному остроумию, – добавила я к списку его достоинств плюс один пункт и зарылась под одеяло. Он не заставил себя ждать и заземлился рядом. Я сразу же засунула свои озябшие лодыжки под его теплые ноги и прижалась к теплому телу. Сегодня я не одна, кошмары не посмеют войти сюда, когда есть, кому отразить их нападение. Сама не осознавая, что делаю, я положила голову ему на плечо, потерлась щекой о его кожу, осязание которой при наших встречах в общественных местах вызывало импульсы желания, а сейчас давало ощущение спокойствия, начала поглаживать пальцами его грудь и торс. Когда ступни отогрелись, я самым наглым образом закинула ногу на него, что позволило прижаться еще ближе. Он убрал ногу-захватчицу, словил мою руку и вместе со второй сжал в своих.

– Полегче, женщина, ты же спать хотела.

Комментарий к Dream Again

http://vk.com/doyoubelieveinfaeries

Хештэг к главе #IDBIF_ЛMU_DreamAgain

========== Evil and a Heathen ==========

Неохотно оторвалась от подушки, чтобы перевернуться на другой бок. Удобное облюбованное место пришлось покинуть, дабы спастись от настырного солнца. Если бы не свет, я бы до конца дней готова была пролежать, завернувшись в одеяло в состоянии безмятежного блаженства. Даосистский принцип бездействия в жизнь воплощенный. Я обняла подушку и попыталась воссоздать идеальные условия для продолжения сна на другой стороне кровати. Подтянула под себя ноги, зарылась в одеяло, но чего-то не хватало. Противоположная сторона обладала явными преимуществами по сравнению с этой. Я пошарила рукой в поисках детали, необходимой для завершения процесса адаптации к непродавленной части кровати. Ничего. Только смятые простыни и тепло.

Что-то пропало, а я даже не помню что. Беспорядок в мыслях заставил меня проснуться. Алекс. Идентификация пропажи повлекла за собой приступ паники: я проспала. Потянулась к телефону, который подтвердил страшную догадку. Начало девятого, а я даже от подушки не оторвалась. Сразу же исправила непорядок и сорвалась с належанного места. За что браться? Куда бежать? Кто выключил будильник? И где, черт побери, Алекс, чтоб его шотландскую задницу, Капранос? Сбежал от вполне закономерного желания не иметь ничего общего с психически неуравновешенной американкой. Не зря же вчера об огнестрельном переспрашивал, наверняка чтобы определить степень моей потенциальной опасности для общества и для него в частности.

Я решила распутывать проблемы по мере их поступления, важности и просыпания мозга. Чтобы ускорить последний процесс, поплелась на кухню за утренней дозой кофеина. Щурясь от яркого солнца, преодолела спальню. Пару раз поздоровалась с плинтусами, чуть не сбила вазу и впилилась в этажерку. Титул мисс Грация Нью-Йорка отходит к Энджеле Кармайкл. Я попыталась привести в порядок растрепанные волосы, которые так и норовили заслать и так зауженный сонными глазами обзор, но безрезультатно. Хаос брал верх над порядком. Сражение позорно проиграно.

Лишь когда смирилась с поражением, учуяла запах кофе, доносящийся с кухни. Похоже, меня глючит, как несчастных, заблудившихся в пустыне. Моя квартира полна миражей. И Алекс, помешивающий кофе в турке, тому подтверждение. Я даже отмахнулась от подобного издевательства над моими органами чувств. Отмахнулась и сбила со стола подсвечник.

Алекс не вздрогнул от неожиданности, повернулся ко мне, сияя улыбкой с нотками издевки, и поздоровался:

– Вы только посмотрите на нее, дошла до кухни и не убилась по дороге. Судя по грохоту, в коридоре происходило жестокое побоище, не меньше.

Вместо ответа я кинула в него полотенцем и потянулась к кофе, который грозил выкипеть на плиту, пока мы пререкались. Меня отстранили от участия, Алекс достал чашки, разлил кофе, а потом еще и по рукам меня стукнул, когда я потянулась к бутербродам, решив на ходу в ванную вкинуть в себя скудный завтрак опоздавшего.

– Садись, – скомандовал он. – Нечего давиться на ходу.

– Но я опаздываю, – промямлила я, жуя отвоеванный бутерброд. – Забыла включить будильник и теперь…

– Не забыла, а я выключил. – От возмущения я чуть не подавилась хлебом. Алекс усадил меня на стул и продолжил: – Тебе не кажется, что вчерашняя буря и ее последствия вполне резонный мотив для санкционированного прогула.

– Не кажется, я и так вчера ушла после ленча, пообещав материал. Прибавь то, что я уже опаздываю, мне придется отмазываться за вчера и искать, чем бы компенсировать отсутствие новостей. Если я хотя бы заикнусь о выходном, то мне организуют самый жесткий секс в моей жизни, и пострадает не только честь с достоинством, а еще и мозг. Неизбежные и непоправимые нарушения в психике гарантированы. Ты этого хочешь?

– Конечно нет, после того как ты разожгла мое больное воображение разговорами о жестком сексе, желания сосредоточились где-то там, где заканчивается твоя футболка. Джелли, – он подходил все ближе и ближе, пока я не оказалась загнанной в тупик. Села на стол и постаралась отодвинуться как можно дальше, но на полпути к стене меня остановили навесные полки. Плохо же я ориентируюсь в собственном доме. Зато Алекс прекрасно пользуется ситуацией.

Я попыталась остановить его, беспорядочно размахивая руками и ногами.

– Брысь! Отстань от меня, грязный извращенец! Я помятая, заспанная и страшная, как все круги ада, а ты сексуальные домогательства развел. Уйди, противный.

– Твой единственный недостаток в том, что ты слишком много ворчишь по утрам.

Ему ничего не стоило пробить мою слабую беспорядочную защиту. Пока мы препирались, линия, где заканчивается футболка, задралась выше, чем следовало бы. Алекс воспользовался преимуществом и пустился бессовестно склонять меня к нарушению трудовой дисциплины. Тело под его нежными и испытующими прикосновениями пробудилось отнюдь не к свершениям труда и обороны. Я ответила на его ласки, потянулась к губам, но он увернулся, поцеловал меня в шею, щеку, висок. И отстранился. Я возмущенно посмотрела на него.

– Считай, что это был тизер. Так мог бы выглядеть твой день, реши Энджела отдохнуть от редакции. Мы бы могли продолжить, но не более пятнадцати минут назад ты вопила о том, что начальница – чистое зло, а жизнь – сплошные проблемы. Утром я встретился с твоим соседом Джимом, – начал излагать план спасения Алекс, а мои глаза по мере рассказа округлялись и увеличивались до невиданных ранее размеров. – Он дал мне номер домоуправа. После мучительных объяснений, почему за мисс Кармайкл объясняется какой-то мужик, я все-таки выбил из него мастера, который придет после обеда. Чем не веская причина для прогула?

– А со статьей мне что делать? – недовольная таким бессовестным распоряжением моим драгоценным временем спросила я.

– По-моему, материалы прямо перед тобой, а ты упрямо не хочешь ими пользоваться.

Я хмыкнула, сам же прервал это самое активное пользование, а теперь претензии выставляет. И тут я поняла, что сама себя перепошлила. Он предложил серьезную и незаменимую помощь: себя как тему и источник информации, а я все об одном. Фрейд бы гордился ходом моих мыслей. А сейчас надо бы поблагодарить за столь щедрое предложение, и так в шаге от того, чтобы прослыть некультурной американкой с дурным воспитанием.

– Алекс, ты уверен? Ответ не замедлит себя ждать. Твоя подружка прибежит к нам же, жаждая мести и крови.

– Моя бывшая подружка, а еще большая ошибка и потеря времени, – сказал он, раздражаясь. – Я же сам предложил помочь, значит, уверен. Это была очень оскорбительная попытка выяснить, не оставляю ли я путей отступления.

– Какого отступления? – спросила я, возмущенная его дикими предположениями. Лишь когда слова уже вырвались, с опозданием поняла, что сцена на кухне – это своего рода разговор о перспективах наших отношений, а его предложение – пункт в договоре о намерениях. Нехорошо и действительно оскорбительно получилось. Надо было срочно что-то говорить и делать, а в голове крутились одни политические клише. – Алекс… – только и выдавила из себя я, уставилась на него круглыми, на сей раз от страха глазами, боясь, что мои догадки лишь сумасшедшие гипотезы, и… – Что мы теперь будем делать?