Текст книги "Лифт Me Up (СИ)"

Автор книги: I_Do_Believe_In_Faeries

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Сначала я хотела оправдаться, рассказать о том, как глупо и непоправимо все произошло, что невиноватая я, и на самом деле чести журналистской и совести во мне хватает. Но потом услышала его презрительно выплюнутое «даже для журналистки» и коронное для мужиков «моя пассия в бешенстве». Готовься, лапочка, на тебя обрушится ураган Энджела. Молиться будешь, чтобы живым из лифта выйти.

– О своей светской пустышке раньше думать надо было. На тебе не было написано «Собственность Свенсонов», когда ты меня по дороге на вечеринку взглядом трахал, а обратно уже без всяких художественных оборотов, – начала я защиту и оттолкнула Алекса от себя. Когда он услышал о собственности, вскипел так, что, думала, пар из ушей пойдет. – И чего ты вообще хочешь, дорогой мой? Погряз в светской жизни, так и наслаждайся всеми ее преимуществами. Нечего пенять на меня. Это могла быть любая другая девушка, с которой ты переспал, пока твоя очаровательная Мелоди не видит. Я, по крайней мере, сделала это без злого умысла. Так получилось. И кто ты такой, чтобы судить мой профессионализм, а уж тем более личные качества. Мы друг друга не знаем, вот и не делай необоснованных выводов.

– Ну да, ты же не делаешь, все факты тщательно взвешиваешь перед тем, как предложить своим неразборчивым читателям информационный фастфуд, – он опять сократил расстояние между нами до опасно близкого. Я поняла, что дышать жаром, далеко не оборот речи. Его горячее беспорядочное дыхание накалило температуру до предела. Не о том, ой, не о том я думаю. – Каково это? – он оперся рукой о стену лифта и склонился ко мне, чтобы посмотреть в глаза, в его в это время плясали огоньки совсем иного толка, чем должны были. Это был не гнев. – Сводить с ума?

Я потянулась рукой за аварийной остановкой. Мы не доехали два этажа. Алекс попробовал свой старый прием, его руки скользнули по платью, но плотная джинсовая ткань не давала тех ощущений, что и тонкий шифон. Он угадывал линии тела, но не чувствовал его. Это сводило его с ума, доводило до дикого животного бешенства, но он ничего не мог поделать ни с джинсом, ни с заклепками. Зато я наслаждалась вовсю. Сняла с него пиджак, почти сорвала футболку и получала те тактильные ощущения, которых так не хватало в прошлый раз.

Голодные и терзающие поцелуи. Съеденной помады ему не хватает, он жаждет плоти так, как пару минут жаждал крови. И наказания. Стабильность в наших непристойных занятиях поражает.

Мы жадно глотаем воздух, оторвавшись друг от друга. Он оставляет мокрый горячий след от поцелуев на моей шее, останавливается над лестничным бугорком, чувствую, как его дыхание сушит последствия ласк. Алекс впивается мне в шею поцелуем-укусом, я оставляю кровавый след от ногтей у него на спине. Проклятое вожделение вырывает из меня протяжный стон.

Чувствую, как он улыбается мне в волосы. Самодовольный кретин. Пока я пытаюсь сообразить, как бы отомстить, мои губы сами находят его и требуют продолжения. Он тем временем виртуозно справляется с бельем.

– Гольфы и трусы в горошек, – он улыбнулся, поднимаясь с добычей. – Сколько тебе лет?

– Воспитанные джентльмены не задают дамам такие вопросы, – успела достойно ответить я, пока он не дернул вверх подол платья и речевой центр не отключил функцию связного изложения мыслей, когда я почувствовала его меж бедер.

Сильное резкое движение вперед. Хрип и утробное рычание срывается с его губ. В его руках власть. Он во мне, я подаюсь вперед. Замедляет движение, отстраняется. Да, я виновата. Он снова внутри, горячо, до предела. Прекратить сумасшествие. Остановка. Нет, не надо. Да, я была неправа. Врывается вожделением, исступлением, силой. Задыхаюсь, будто из воздуха выгорел кислород. Остановись, нас услышат. Зной тел, его безумная гонка навстречу, нераздельно слившиеся стоны и крики. Да, я нахамила и готова заглаживать и заглаживать вину.

Ярость поступательных движений.

Всеобъемлющее помешательство.

До предела сил. До истощения. До последнего хриплого крика.

– Ты ничего не забыл? – я протянула руку. Ничто не ново. Он опять отправляет мое нижнее белье в карман пиджака. – Если не отдашь, я опубликую следующую фотографию цикла, дружок.

Он не обращает внимания и победителем выходит из здания, но тут же обламывается. Такси уезжает прямо из-под носа. Я нарочито медленно выхожу и демонстративно кручу в руке ключи от автомобиля.

– Я бы тебя подвезла, – вздыхаю, выражая сожаление, – но в моем двухместном BMW нет места.

– И кто же занял пассажирское сидение?

– Моя надруганная девичья честь, гордость и чувство собственного достоинства.

– А я не привередливый, потеснюсь.

Комментарий к Treason! Animals.

http://vk.com/doyoubelieveinfaeries

Хештэг к главе #IDBIF_ЛMU_Treason

========== What You Meant ==========

Оказывается, продвижение по службе и прочие поощрения в медийной сфере на прямую зависят от специализации средства массовой информации. В «The Nation» – это были связи, сделки с политическими оппонентами и прочие хитроумные махинации. В «Socialize!» таковым средством была постель, аки в шоу-бизнесе. Черт, знала бы я об этом законе раньше, давно бы трахнула парня какой-то богатенькой девчушки и написала об этом. Исключительно ради того, чтобы меня не трахали в переносном смысле на планерках. А то каждый наш разговор с шефиней похож на жестокое любительское лесбийское порно с изнасилованием.

Вот уже неделю как я сплю спокойно (в переносном смысле), я на хорошем счету с тех самых пор, как опубликовала вторую фотографию в своем блоге. Отзывы на статью о том, что же это: попытка мисс Свенсон обратить на себя внимание столь извращенным способом или действительно измена, были позитивны и множественны, как… как от меня того и требовал журналистский долг в подобного рода издании. Маленькая Мелоди рвала и метала, отказывалась от комментариев в прессе и разбила пару камер неуемным папарацци. Алекс молчал, словно в воду канул. Хотя, вроде бы, не должен был, ведь папенька девчушки, насколько мне известно, ни с какими мафиями дружбы не водил.

Ах да, и совесть меня не тревожила, и спала я после этого отлично (на сей раз в прямом смысле). После того, как ты работал на один из топовых политических журналов страны, на какие только сделки с совестью и прочими благородными чувствами не идешь, чтобы разоблачить чью-то нечестную игру. А тут даже скандальчиком ситуацию назвать тяжело, так слабенькая попытка истерии у богатенькой девочки и отличнейшая пиар компания для ее парня. Все в выигрыше. А я так вообще, словно кто-то устроил для меня второе Рождество посреди лета. Отличный секс – есть. Поощрение на работе – есть. Насыщение голодающих адреналином – есть.

Впервые за мою умопомрачительную карьеру светского обозревателя я получала кайф от того, что делала. Не сравнимый с экстримом копания в секретных документах в ходе очередного расследования, но и я уже не птица высокого полета. После того, как я опубликовала «привет с трусами в горошек», на меня посыпались не только отзывы любителей покопаться в чужом бельишке, но и письма со слухами и наводками на очередной личный скандал, который анонимные доброжелатели хотели бы предать гласности.

Согласна, проверять весь нахлынувший на меня поток сплетен и держать главным героям свечку – занятие не из достойных, а иногда и не приятных, но я впервые почувствовала, что и здесь есть, где развернуться моим почти что атрофировавшимся навыкам. Пока процесс забавляет меня и восхищает шефа, я готова трудиться на благо бракоразводных и прочих адвокатов всея Америка.

Мое поруганное чувство собственного достоинства не взбунтовало против подобного расширения служебных обязанностей. Я наслаждаюсь неформально усовершенствованным социальным пакетом. Могу не появляться на каждой планерке, уходить домой пораньше или вообще работать вне офиса. Жизнь прекрасна, как дворцовые сады в восточных сказках. А значит, надо надергать как можно больше персиков, до того, как на голову посыплются фиги.

Вечер пятницы – идеальное время, чтобы воспользоваться привилегиями и смахать с работы до образования пробок. Заехать в любимую кондитерскую за эклерами и устроить вечер иностранного кино с субтитрами. Надо же чем-то компенсировать жуткий падеж IQ на рабочем месте, так почему бы не провести время с пользой, получить удовольствие и заработать лишние калории (да усвоят их мои сиськи и задница!).

***

Кондитерской мой тур по городу не закончился, я решила, как порядочная, купить продуктов на следующую неделю, забрать, наконец, пиджак из химчистки и проведать любимый книжный. Поменяла шило на мыло. Хотела приехать домой пораньше, а получилось даже позже, чем после ударной смены в редакции.

С пакетами в руках и ключами от машины в зубах я виртуозно поставила своего красавца на сигнализацию и пошла к подъезду. Дверь придется открывать силой мысли. И где Джим, когда он так нужен? Во мне даже зародилась мысля, а не вызвать ли его вниз отчаянными криками под окнами. Почему бы и нет? Наглеть, так на полную катушку. Я набрала в легкие побольше воздуха, сделала выражение фейса послезливее и…

– Энджи, Энджи, – раздался до боли знакомый мотив The Rolling Stones в исполнении не чужого уже голоса.

– Алекс, радость моя, – обернулась я к нарушителю тишины и порядка, сияя предвкушением быстрой расправы над его издевательским настроением, как неоновые вывески на Таймс-сквер. – Если еще раз назовешь меня так после окончания рабочего дня, то ношение продуктов и прочих покупок за их счастливой обладательницей будет наиболее приятной из твоих феодальных повинностей. Я – Энджела, запомни это как непреложный закон.

– Какие мы злые, – обратился он ко мне, как к маленькой девочке, почти сюсюкал и, если бы я не заняла его клешни, то еще и за щечку потрепал. Злопакостный лоб здоровый! – А ведь злиться опять должен я. Что это за скандальная история о наших приключениях в лифте? Тебе не кажется, что это несоразмерная месть за какой-то жалкий кусочек ткани?

– Какой-то кусочек? – возмущенно переспросила я. Гулкое эхо донесло мое возмущение до родного пятого этажа как минимум. – Это шелк, олух! Знаешь, насколько тяжело найти шелковое белье, да еще и с моим привередливым вкусом? – я продолжила, убавив громкости. Разговор на повышенных тонах о нижнем белье привлечет ненужное внимание соседей к моей личной жизни. Они и так долго шумели вокруг судебного разбирательства с «The Nation». Так, сердобольные, интересовались, удачно ли проходят заседания.

– Привередливым? – Алекс умирал со смеху. – В детском отделе смотреть не пробовала?

– Нарываешься на грубость, звезда желтой хроники? Ты даже не представляешь, сколько у меня возможностей превратить твою жизнь в ад. И блог в «Socialize!» – не самая страшная мера, – сообщила я, зловеще близко приближаясь к оскорбителю изысканного вкуса. Алекс наклонился ко мне, чтобы сорвать поцелуй, но получил укус в нижнюю губу и пинок под зад в лифт.

– Ты жестокая женщина, Энджела Кармайкл, – наконец-то мой дорогой лифтовый друг признал очевидное. – И это сносит крышу. – Ну вот, начали за здравие, в смысле, с признания авторитетов, а закончили, как всегда. Он поставил продуктовые пакеты на пол лифта, притянул меня к себе за широкий лаковый пояс, начал расстегивать блузу и мять мою любимую накрахмаленную юбку-колокол. За что и получил по рукам. А потом обижено посмотрел на меня, пытаясь воззвать к временно недоступной совести.

– Нет, дорогой мой, только не в лифте моего дома. Как мне потом соседям и консьержу в глаза смотреть? Особенно консьержу, которому ты собирался устроить трансляцию взрослого канала посреди бела дня.

– Хочешь сказать, что сегодня я добровольно в скауты записался? Бескорыстная помощь женщине в беде? Алекс Капранос стал хорошим примерным гражданином. Куда катится этот мир?

– У меня есть несколько теорий на этот счет, но ни одна из них не зиждется на твоих добрых поступках. Может, зайдешь ко мне, скаут дня?

Он послушно, как наказанный шкодный сынуля, поплелся за мной, прихватив все тяжести. Где-то в параллельной вселенной Энджела Кармайкл расплакалась от умиления. В этой вселенной я зашла в квартиру и скрылась в спальне, дабы одомашниться. Гости, а тем более такие, как мой, не в состоянии помешать мне снять рабочую одежду и натянуть халат.

Алекс тем временем с высшего разрешения изучил мой бар и налил нам чего-то на свое усмотрение. Надеюсь, что не водки, которую я пью исключительно с вермутом. Когда я вернулась, на столе уже красовались под завязку полные бокалы калифорнийского. Интересно, он всегда так щедр с чужими алкоголями или только тогда, когда имеет коварные планы на их хозяйку.

– Да ты просто создана пробуждать первобытные желания. Или специально для меня так старалась? – он улыбнулся, поглаживая место возле себя. Какой благовоспитанный способ предложить даме присесть. А комплимент так вообще крышесносный. Алекс, готовь кольца, я влюбилась.

– А ты прирожденный Казанова и Ловелас. Специальное предложение: два по цене одного, – съехидничала я и села на предложенный мне плацдарм, демонстративно поправляя полы атласного халата в ориентальном стиле.

Он по-домашнему раскинулся на диване, я не отстала от него и подала заразительный пример, выложить ноги на журналы с нижней полки столика. Капраносу доставило садистское удовольствие вытереть ноги об журнал, который так бессовестно проявил интерес к его личной жизни.

– Ну что, гейша, будешь развлекать меня светской болтовней или будем выпивать молча, как заправские алкоголики?

– Наглец эдакий! Развлекать тебя светской болтовней? Ничего себе запросы. Пей молча и радуйся, что я тебя случайно из вредности вином не облила.

– Помнится, это ты мне выставляла претензии о субъективности суждений о твоей командирской особе. Говорила, что я ничего не знаю о тебе, значит, и делать выводы, претендующие на правдивость, не могу. Вот и расскажи о своем прошлом. Как докатилась до работы светским хроникером?

– Алекс, это так мило, – сказала я, специально растягивая слова в духе гламурных тусовщиц. Его начал пробивать нервный тик. Похоже, он слышит такую речь значительно чаще, чем это может выдержать его хилый шотландский организм. – Так редко встретишь парня, которого интересует не только секс, а и богатый внутренний мир девушки.

Он толкнул меня в бок, чтобы я прекращала корчить из себя породистую блондинку. Неожиданная атака чуть не выбила у меня из рук вино, но Алекс быстро среагировал и придержал бокал. Всего несколько капель пролилось мне на руку, но он и с этим быстро справился, поцеловав палец за пальцем.

– Значит, хочешь услышать историю падения Энджелы Кармайкл до Эндж Кар?

– Ты ставишь меня перед нелегким выбором, женщина, – выдохнул он, отрываясь от моей руки. – Секс или скандальная история личной жизни в отместку за все твои публичные издевательства…

– В размере две штуки, – напомнила я.

– Ладно, мисс Кармайкл, я весь внимание. Не может же история твоей жизни занять целый вечер. А если и так, то у нас целая ночь впереди.

– Мой рассказ о том, что иногда принципы и справедливость, а также карьерное рвение наказуемы, причем с особой жестокостью. Когда-то я была самой молодой сотрудницей «The Nation», – начала я рассказ полный личной драмы и разочарований. – Очень скоро мне стали поручать серьезные материалы. Благодаря годам изучения политологии и неплохой подкованности вообще, я смогла вырвать себе место под солнцем. Политики любили поболтать с милой девчушкой, а потом удивлялись, сколько всего разболтали. – Я рассказала ему, как достигла пика карьеры – занималась журналистскими расследованиями и совала свой не в меру острый носик, куда люди в здравом уме и не сунулись бы. – И вот в один не больно прекрасный день (но тогда, разумеется, я об этом не знала) я словила след одной махинации с экологическим душком. Кое-кто выдал красивое экспертное заключение на застройку пустыря, территории бывшего завода, на застройку жилыми домами. Конечно, я не могла не влезть в дело, которое в будущем грозило кучей неприятных болезней и летальных исходов жильцам дома. Меня поддержал оппонент чиновника, затеявшего махинацию, но потом они договорились, и из игры выкинули уже меня. Я и команда молодых экологов до последнего защищали в суде настоящий отчет о положении дел, некоторое время нам даже помогал журнал, но потом решил договориться с противниками, ибо сила была не на нашей стороне. Так я стала легендой среди журналистов, но поплатилась местом и возможностью работать в любом из серьезных изданий Америки. Друг едва помог мне найти работу в глянцевом журнале. В этом месте должны течь слезы горя от того, что я загубила карьеру, не переступив через принципы, и умиления от того, какая я хорошая.

– Извини, – сказал он. Даже мое ироничное замечание не смогло смягчить паскудности дел всего рассказа. Похоже, он был не особо рад, что полюбопытствовал о моих злоключениях.

– За что? Не ты же лишил меня перспективного будущего и послал коту под хвост все мое образование. Сама виновата.

– Но я же говорил тебе, что у тебя нет ни принципов, ни совести. Оскорбил почем зря. Это было действительно жестоко.

Я вспомнила неприятный момент в лифте. И надо было вспомнить об этом сейчас? Закусила губу, чтобы не разрыдаться на ровном месте, и потянулась к бутылке. Неловкий момент, который надо пережить. И понесло меня вообще на откровения? Надо было позволить всему идти своим чередом. Начинал же он целовать мою руку, вот и продолжили бы наш лифтовый секс без обязательств. Плохо, плохо вплетать в такие отношения что-то личное.

– Ну же, Энджела, посмотри на меня. – Он схватил меня за руку и вернул на диван. Я посмотрела, в глазах уже предательски блестели слезы. Зачем? Извинения, утешения, участие. – Я же сказал «извини». Извини, что напомнил. Я не имел права. – Ты не имел права проявлять сочувствие. Оскорблять – пожалуйста, но жалеть. Черт, что же это такое?

Он обнял меня, я уткнулась лицом ему в грудь, не желая совершать ни зрительных, ни вербальных контактов. Алекс не настаивал ни на разговоре, ни на гляделках. Просто рассказывал мне о своих злоключениях в первые дни в высшем свете Нового Йорка.

– Так каким же ветром тебя занесло в Нью-Йорк, да еще и в тусовку, которая сверкает бриллиантами? – с той самой радиопередачи меня интересовал вопрос скитаний Алекса Капраноса. Раз сегодня вечер лирических признаний, то почему бы не выслушать его.

– Моя история не стоит внимания, поверь. После твоей борьбы за справедливость я буду выглядеть жалко.

«Ну и фиг с тобой», – решила я, обняла его, потерлась щекой о его скулу и поцеловала. Он ответил, но мягко, без обычного лифтового запала. Отстранился и погладил мои волосы.

– Я Вас не узнаю, сударь. Или нас привлекают исключительно экзотические виды секса? В лифте с камерами? С почасовой оплатой?*

– Что ты, просто утешительный секс – это не по моей части. И так слишком много исключительно альтруистических поступков за день, – выдал он, кривляясь, и уже серьезно добавил: – Сама же потом будешь жалеть. И лучше мне покинуть этот дом, пока хозяйка до конца не разочаровалась в моих способностях.

– Вот только прибедняться не надо, – улыбнулась я, провожая его к двери. – Будешь в моих краях – заходи. В следующий раз попробуем без слез и соплей. Разве что с твоей стороны. Мне все еще интересно, какие ветры задувают шотландцев-землепашцев в Большое гнилое Яблоко.

Он пообещал, что это не последняя наша встреча, повернулся к лифту. И тут я кое-что вспомнила.

– Алекс! – Он обернулся. – Ты кое-что забыл. – Я сняла свои на вес золота шелковые трусы, на сей раз в розовых корабликах с бледно-голубыми парусами, и протянула ему.

– Но мы…

– Не нарушаем традиции, – уверила я. – Сегодня меня отлично эмоционально отымели, дорогой мой.

Он улыбнулся, взлохматил мои волосы, я пообещала кровавую месть в следующую нашу встречу, на том мы и распрощались. А я осталась за захлопнувшейся дверью. В номинации подлость дня выигрывает дверь в квартиру Энджелы Кармайкл. Пришлось плестись к Джиму за запасным ключом. Бедный-несчастный парень с его аскетической жизнью, мой короткий халатик будет издевательством номер один. Жестоким и несправедливым. Раз страдать, так не мне одной.

Комментарий к What You Meant

http://vk.com/doyoubelieveinfaeries

Хештэг к главе #IDBIF_ЛMU_WhatYouMeant

========== Take Me Out ==========

Слишком быстро лекарство от скуки и мой блог по совместительству стали наказанием и тазиком с цементом в мафиозных разборках. Знаток душ и лифтов Алекс Капранос был прав, это не мое. Особенно когда тебе в нагрузку к свежим сплетням еще и предлагают вести колонку, и говорят о необходимости масштабной рекламной кампании с фотосетами и моим лицом на каждом столбе. Не той славы я добивалась и не для того в поте лица работала в славном политическом прошлом, чтобы вот так за несколько недель торговли лицом загубить даже тот мизерный все еще существующий шанс вернуться к серьезной журналистике.

Глобальные перемены в моей жизни и статусе не были спонтанным решением руководства. Все обсуждалось в течение нескольких недель как проект. Последнее слово ключевое, ведь планы очень редко идут дальше и превращаются в действия. Я наивно сравнивала идеи моей шефини с гуманитарными законопроектами. Поболтаем, пока это модно и к теме, а потом забудем и даже посмеемся несколько месяцев спустя.

И почему я так безразлично относилась к светским медиа? Знала бы, что наказание приходит сразу после обсуждения, а моя пассивная реакция равносильна полному и безоговорочному согласию.

Последствия, одетые в ужасно непрактичную и, как по мне, безвкусную одежду, пришли сегодня в мой кабинет (еще один знак доброй воли от редактора), светя своей нетрадиционной ориентацией, аки факелом революции, и начали присматриваться к моей непритязательной (в юбке-карандаш и блузе) особе. Пока я сидела в состоянии «Это не может быть правдой и происходит не со мной», они охали и ахали над тем, что им досталась самая тяжелая из всех работ, которые когда-либо светили претенциозным имиджмейкерам.

Далее нечленораздельные возгласы превратились в то, что, по их мнению, было деловым разговором, а, по-моему, напоминало тарабарщину исковерканного английского и французского, которые прерывались на названия всемирно-известных модных домов. Возможно, в терминологии современного модного бизнеса я и полный ноль, но платья от Шанель или Живанши – лакмусовые бумажки не только в мире светских тусовок, но и в большой политике. Вопросы опять утонули во вздохах и ахах, если бы не сумасшедше дорогие стрижки, мои визитеры начали бы картинно рвать волосы у себя на голове, как признак полнейшего отчаяния и тщетности бытия.

Час непродуктивного общения. Не просто непродуктивного, а такого, которое было эталоном полного непонимания между особями, разговаривающими на одном языке. Я думала, это и есть последний круг ада. Так нет же. Когда мои посетители достигли высшей степени унынья и смолкли, как по мановению волшебной палочки, нас пришла проведать инициатор веселья. Ад разверзнулся еще глубже.

– Энджи, дорогая, ты сегодня идешь к своему финансовому консультанту? У тебя проблемы с кредитом? – запричитала она, проявляя максимум участия, на которое способна. – Если так, то мы можем обсудить твое повышение. Ты же знаешь, я не оставляю сотрудников в беде.

Не знала бы, что передо мной хозяйка преисподней, то поверила бы. Самый большой обман дьявола не в том, чтобы уверить, что его не существует, а в том, чтобы убедить окружающих в своих добрых намерениях. Эта мелкая корыстная…женщина…просто решила перестраховаться на случай, если ее курица, несущая золотые яйца, нашла более выгодное предложение от конкурентов.

– Что Вы, мисс Дамьен, все в порядке. Я предпочитаю сама следить за своим финансовым положением, – улыбнулась я, изображая щенячью признательность. Надеюсь, на этом светские ритуалы «Что нового? Как дела?» исчерпаны.

– Энджи, детка, – улыбнулась она приторно. Во мне проснулось дикое желание превратиться в Патрика Бэйтмана* и убить ее особо жестоким способом. – Ты же знаешь, как я отношусь к дресс-коду. Я предоставляю каждому сотруднику свободу самовыражения. – Ага, кроме дней выхода журнала, дней рождения великих (по ее мнению) модельеров и прочих праздников. Мне всего-то и хотелось выглядеть как человек, который идет на достойную работу, а не как тусовщица после недоспанной ночи. Захотелось, чтобы за ленчем меня не пытались снять под средством флирта, который прокатывает с подопечными модельных агентств. И тут облом. – Костюм тебя старит, милая.

Я чуть не вспыхнула от возмущения, но быстро прикинула, что путей отступления у меня нет, а, значит, стоит проявить благоразумие. Подавила недовольство, мило улыбнулась, сказала что-то означающее безвольное согласие и приготовилась выслушивать мнения остальных экспертов. Они начали наперебой сообщать моей демонической начальнице методы борьбы с классическими костюмами и пучками. Спасибо, что волосы разрешили оставить. Я просто сидела и ждала, когда истязание болтовней закончится, и они перейдут к делу.

– До пятницы, мисс Кар.

Что до пятницы? Сначала во мне взыграло безудержное детское веселье. Меня оставят в покое до конца недели. Оставят в покое с чем? Тут же червячок вопроса подпортил сладостное ощущение освобождения. Я же ни слова не поняла из их птичьего гвалта. Точнее и не пыталась, ибо опасно для здоровья. Вот и грызи ногти целую неделю до того, как они соберутся претворить в реальность модный приговор. На сей раз, точно прощайте девичья честь и чувство собственного достоинства. Я улыбнулась и попрощалась с ребятами, которые в пятницу окончательно затянут меня в пучину светской жизни. Никаких истерик, Энджела, возможно это последние минуты жизни твоего самоуважения, веди себя соответственно.

– Дорогая, за тобой заехать? Мы могли бы столько всего обсудить по дороге. Устроим себе женский день. Будет так весело, – она увлекла меня в питоновые объятия. Еще чуть-чуть, и я услышу треск собственных костей. А вонь ада чую уже сейчас. Спокойно. Без паники. Будет весело.

– Конечно, мисс Дамьен.

– Мелисса, прошу тебя, – прошипело душащее меня пресмыкающееся настолько тепло и ласково, насколько это возможно у хладнокровных. – Что же это я, в самом деле. Обед уже начался, а я тебя задерживаю. Беги, Энджи. Можешь не спешить.

На сей раз на моем лице появилась искренняя благодарность. На мгновение показалось, что мы неразлучны, и обедать она потащит меня с собой в один из тех ресторанов, которые расшибаются в кровь только бы столики к ним не достались простым смертным, а жители Олимпа могли заказать их, используя множество связей. Я схватила сумочку и поспешила, насколько позволяла узкая юбка (и почему мне приспичило напялить ее именно сегодня?), удалиться из собственного кабинета.

***

– Нейт, будь добр, изобрази мне кофе с огоньком, – я только приблизилась к барной стойке, но уже поняла, что без обильных влияний, замаскированных запахом кофе, мне обратно не вернуться. Просто застыну на месте, ноги откажутся нести глупое тело обратно к пережитым ужасам.

Парень сочувственно посмотрел на меня:

– Коньяк или виски?

– Помилуйте, чистый спирт, – улыбнулась я. Прекрасно знает, что с коньяком я, как кошка с водой. Парень – книжный червь, и наши словесные игры со спрятанными намеками на литературные произведения, доставляют мне удовольствие, а его, надеюсь, мотивируют продолжать обучение. Когда я оставляю ему на чай, мы смеемся, что это на оплату следующего семестра в университете.

Передо мной вспыхнул первый кофе, я повесила сумку на крючок под стойкой и приподняла юбку, чтобы забраться на высокий табурет. Еще один недостаток моего убранства. «Зато никто не полезет с глупыми предложениями», – напомнила я неоспоримое преимущество строгой юбки.

– Девушка, Вас подсадить? – последовало глупое предложение. Алекс, неужто мой любимый маньяк-преследователь объявился. Уж вторую неделю как пропадает после того неловкого момента с плачевными откровениями.

– Спасибо, мистер Капранос, и не на такое забирались, – я отсалютовала ему своим кофе.

– Как же, знаем, плавали.

Несносный хам и наглец! Нейт уставился на нас, ожидая, чем закончится перепалка. Обычно такие диалоги прекращались вылитым в лицо собеседника коктейлем. Сегодня обошлось без подарка, бедолага надеялся, что у меня хватит выдержки не искупать собеседника в горячем кофе. Он не учел одного, обычно я не завожу разговоры так далеко.

– И что за «мистер Капранос»? Подумаешь, пропал на неделю, и уже чужие?

– Воображала, – хмыкнула я и рассмеялась. Попросила бармена повторить, но уже без кофе. На работу я не возвращаюсь, сделаю звонок, скажу, появилась интересная тема, которую нужно проверить. Если не придумаю, чем отовраться завтра, то скажу, что дело оказалось пустышкой.

– Тяжелый день? Работенка изматывает?

– Хуже, шефиня. Мало того, что она хочет сделать из меня лицо всех сплетен Нью-Йорка, так еще и предложила решить все мои финансовые проблемы, – прозвучало двузначно, Алекс приподнял бровь и уже готов был сам предложить решение, но я вовремя продолжила, опомнилась, что тут мне со всякими фрейдистскими отговорками спуску не дадут: – Костюм ей, видите ли, не понравился. Она решила, что в таких только с кредиторами встречаются.

– Знаешь, Энджела, если у тебя действительно денежные неурядицы, то я даже знаю, как ты их решаешь, – он улыбнулся и позволил себе драматичную паузу. Нейт не упустил случая тоже узнать нечто новое о своей посетительнице и замер возле нас, протирая бокалы. – У тебя еще одна работа: госпожа с кнутом в каком-то невообразимо-дорогом садомазо клубе.

– Скотина дурновоспитанная ты, Алекс, – я изобразила обиду и стукнула его в плечо. – Я-то надеялась, что период взаимных оскорблений для нас прошел.

– Какие уж тут оскорбления. Это комплимент чистой воды. И что там у тебя с должностью главной сплетницы? – он не дал мне отразить атаку и перешел к пикантным подробностям кухни глянцевых журналов.

Пришлось опять жаловаться на жизнь, на сей раз, правда, на которую обычно не жалуются, ведь это предел мечтаний: стать знаменитостью и побывать в руках самых востребованных дизайнеров современности. Мало кто мог бы понять мои жалобы и душевные страдания, коллеги вообще сказали бы, что я зажралась, но Алекс казался своим парнем, он должен понять, что мое «После нескольких недель гонок за информацией я скучаю» не имеет под собой контекст «Я пресыщенная жизнью среди шампанского и бриллиантов светская львица». В моем заявлении не было вообще никаких контекстов, я действительно задолбалась писать о чужих мелочных проблемах, теперь даже процесс проверки сведений казался рутиной, потому что не блистал разнообразием. Оказалось, проверить любой, даже самый невероятный слух, дело заунывное и неинтересное. Один и тот же механизм, однообразие методов, а, главное, полная безнаказанность.