Текст книги "My Ultimate Spring Playlist or Sure Feels Right (СИ)"
Автор книги: I_Do_Believe_In_Faeries
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)
Зря мы пустили все на самотек, девочка успела прочувствовать весь кайф ситуации, и когда мы пытались вот уже пять минут уговорами и обещанием взяток выманить ее из домика с лестницами, канатами и прочими препятствиями, она только показывала язык и продолжала исследовать местность.
– Мэгги Кэссиди, – в отчаянии повторила я в который раз и плюхнулась на скамейку. Отлично, мало того, что мы опоздаем, так еще и приведем ее в перевозбужденном состоянии и в совершенно нетоварном виде. Получим от всех.
Бенедикт, похоже, еще более ясно, чем я, представил последствия. Они отобразились на его лице и неуверенном:
– Хеллс, может, ты… – он кивнул в сторону домика.
– Ты видел табличку с возрастным ограничением?
– Пожалуйста, – взмолился он.
Делать нечего, придется идти на крайние меры. Я расстегнула пряжки на туфлях, посмотрела на свои бедные и ни в чем неповинные чулки, представила, как им приходит конец. Ну, уж нет! Надо бы их спасать, спасибо юбке-клеш, мой стриптиз не выглядел уж слишком постыдным. А кто виноват, что он вообще происходит? Неужели нельзя было придумать способ, как достать племянницу из лабиринта, не затрагивая мои честь и достоинство. Я исподлобья посмотрела на Бенедикта и повязала ему на шею чулки. Получай, дорогой!
Вы пробовали лазить по аттракционам, рассчитанным на детей до десяти лет? Чувствуешь себя Винни-Пухом после визита к Кролику. Все думаешь, в какой трубе ты, наконец, с позором застрянешь. После пары кругов спринта с препятствиями за шестилетней девочкой я выдохлась. Забилась в уголок, чтобы не мешать другим детям, и завопила «Я сдаюсь». Мэгги тут же появилась у меня на коленях и начала утешать, что проигрывать не стыдно. Я обрадовалась, добыча таки попала ко мне в руки, старалась не думать, что это произошло чисто из жалости, и вытащила ее из лабиринта. Бенедикт попытался пошутить, зря, я прихватила и его за свои чулки и потащила к автомобилю.
На месте пришлось приводить в порядок сначала Мэг, хорошо, что набор первой помощи у меня всегда с собой. Я расчесала ее, надела обруч, отряхнула платье, прошлась влажной салфеткой по туфлям. Осмотрела проделанную работу, осталась довольной и отправила подарочек на заднее сиденье. Перевела критический взгляд на Бенедикта, сняла чулки, поправила ворот рубашки и указала на водительское сиденье. Встроенный режим Мэри Поппинс, черт бы его побрал! Зато все послушные. Обошла авто и села на переднее сидение, за себя придется взяться по дороге.
В полной тишине я обтрусила юбку, поправила блузку и платок, заплела косу, но когда дело дошло до чулок, водитель решил создать аварийную ситуацию, пялясь на мои ноги.
– Бенедикт Тимоти Карлтон Камбербэтч, не отвлекайтесь от дороги! – Развел мне тут извращения, еще и при ребенке. И не стыдно же ни разу.
– Он смотрит на тебя так, потому что у тебя есть то, что закаляет его Королевскую Сталь. Не злись на него.
Моя челюсть потерялась где-то на полу автомобиля, а еще я покраснела так, как никогда в жизни, а еще меня очень трудно заставить покраснеть. И это только что выдала маленькая девочка? Я в ужасе посмотрела на Бенедикта, что это он ей там наобъяснял. Он как-то неуверенно улыбался и пытался сохранить спокойствие. Черт, я бы на его месте, услышав такое, затормозила прямо посреди дороги.
– Что ты имеешь в виду, Мэг? – осторожно поинтересовалась я.
– Дядя Бен объяснял мне, когда мы читали «Глаза дракона», что так автор описывает особенные чувства мужчины и женщины. У вас ведь такие?
Я пулей вылетела из машины, благо, мы подъехали, пусть этот толкователь сам разбирается со своими промахами воспитания, а то выдаст девочка нечто подобное за ужином. Лучше не надо.
***
Нам повезло, что не было пробок, и Мэгги отловилась сравнительно быстро, иначе в коридоре вместо радушной встречи с объятиями, нам бы высказали (не вслух, конечно, а предосудительным взглядом), что мы очень и очень безответственны.
– Бен, что ты сделал с этой хрупкой девушкой, она еще больше похудела с нашей прошлой встречи, – по-доброму возмущалась и прописывала любящие профилактические «атата» Ванда. – Зато сам цветешь и пахнешь, – она обняла сына. – Хелена, ты хорошо на него влияешь.
– Миссис Вентхам, – начала я, смутившись и потупив взгляд.
– Ванда, – напомнила она о нашей договоренности. – Что же это я, пройдем к столу. Пора тебя немножко откормить. И вообще приглашать почаще.
Немножко откормить – самое большое преуменьшение, которое я когда-либо слышала. Помните, как в старых классических романах описывают смену блюд? Меня всегда ужасала эта процедура и обилие пищи. Не знаю, по случаю ли сбора всей семьи, или по каким-то другим причинам, но наша трапеза мало чем отличалась от описанных английскими классиками. К чаю я поняла, что из-за стола выберусь единственным способом, если меня вынесут на руках.
– В Штутгарте мы бы были недолго, сразу поехали на Хоккенхаймринг, к сожалению, у меня не было времени даже на то, чтобы увидеть центр города, – отвечала я на допрос с пристрастием по поводу усталости и болезненной худобы.
– А ты еще и Мэгги у себя оставил, Бен, – упрекнула его сестра, – знаешь же, какая она неугомонная.
– Неугомонная? – оправдывался он. – Они с Хеллс заснули раньше, чем я посуду домыл.
– Неудивительно, что ты такая тихая, Хелена, она своим ворочаньем может довести до нервного истощения, особенно, когда до этого получила столько ярких эмоций.
Я чихнула, очень даже правда, но за первым пошел второй, не успела я ответить «Спасибо». Что-то здесь не так, почувствовала, как горят предплечья и хотят, чтобы я их хорошенько почесала о кору дерева, как Балу. Аллергия? Что за? В последний раз меня так крыло в детстве, и не странно. Тогда я смешала лекарства от температуры с кока-колой и каким-то спреем от горла, а потом закусила красным мандарином, который и мандарин-то напоминал отдаленно. Все весьма закономерно, но что на этот раз не так. Я извинилась, надо было отойти, пока не зачихала всех за столом, и, сжимая предплечья, пошла на кухню в поисках салфеток.
– Бен, наверное, счастлив?
Я аж подскочила от неожиданности, только стояла и преступно сморкалась в бумажные полотенца, как услышала голос за спиной. И что за вопрос? Что за привычка вырывать из контекста, мне неизвестного, часть фразы.
– Наверное, – неуверенно подтвердила я.
– Ты же ему уже сказала?
Мои глаза округлились еще больше, что я ему еще, кроме признаний вины за поцелуи, должна была выложить как на духу?
– Аллергия на кардамон, – уточнила Трейси для тех, кто в танке. – У меня с Мэг так же было.
Информацию принял и завис. Не думала я, что его сестра будет первой осведомленной, я же должна была узнать об этом первой, ну, после врача. Как-то в таком порядке. И как я еще не привыкла, что все в моей жизни через…не так как у людей.
– Бенедикт не знает, – наконец вспомнила, что обладаю даром речи я. – И я не знала. В понедельник у меня свидание с врачом, чтобы узнать, за что на меня ополчились гормоны. Теперь знаю. Раз это семейное, тогда к врачу только для галочки *и даже тест на отцовство делать не надо, – подтрунивает внутренний голос* Так что пока это наш секрет, я ему после консультации скажу.
– Скажешь что?
– Что подслушивать женские разговоры нехорошо, – ответила за меня Трейси.
Комментарий к My Heart Goes Boom
http://vk.com/doyoubelieveinfaeries
Хештэг к главе #MUSpP_Boom
========== Magic Moments ==========
Inspired by: Perry Como – Magic Moments
– Хеллс, а ты что скажешь? – Он в мгновение ока преодолел разделявшее нас расстояние. Разгон от нуля до ста за… – А так? – прошептал он, его пальцы сомкнулись у меня на плечах. Возбуждающее урчание породистого мотора, надежная система безопасности.
– Шантаж – это очень-очень плохо, – хотела я к нему со всей строгостью, но она потерялась в довольной улыбке.
Трейси, невольный свидетель происходящего безобразия, кашлянула, возвращая нас к реальности, где мы не у себя дома и продолжение брачных игр чревато неловкой ситуацией. Она вышла из кухни, одарив Бенедикта взглядом «Я знаю, чего ты не знаешь». Хорошо, что он был слишком занят сплетением своих пальцев с моими (по-моему, ему доставляет особое удовольствие изображать озабоченного подростка в доме, полном его родственников), иначе всерьез задумался бы над извлечением информации из более болтливого источника. Уже из гостиной она напоминает, чтобы мы не задерживались.
Мы остаемся наедине, я начинаю судорожно придумывать, в чем еще можно сознаться, кроме того, что он уже знает о моей постыдной любви к футболкам с мультяшными пони и пугающей осведомленности в автомобилестроении. Его руки опускаются на бедра, большими пальцами он гладит выпирающие кости, мой мозг отказывается от напряженного мыслительного процесса, разомлевши, заполняет непривычную пустоту розовыми тучками и единорогами.
– Хеллс, ты неважно себя чувствуешь? – нарушает он тишину, сменив направление разговора в более беспечное русло.
– Все нормально, просто немного устала. Как ты любишь говорить, переоценила свои силы, – я почти не скрываю правду еще и примирительно соглашаюсь с основной его претензией в мой адрес, а чтобы он не успел сообразить, что слишком я покладистая, тащу его обратно к обществу. – Мы и так задержались.
В гостиной витает классический рождественский дух старых фильмов из тех, в которых еще не было модно заставлять Брюса Уиллиса спасать весь мир из-под елочки. Ванда и Тимоти о чем-то мило препирались, то и дело подкрепляя аргументацию рукоприкладством: легкими шлепками и щипками. Трейси смотрела на происходящее сквозь пальцы и с миной «Опять они за старое». А Мэгги откровенно скучала, размазывая ложкой крем по блюдечку.
Это так мило и по-домашнему тепло, я затормозила в дверях и расплылась в идиотской улыбке. Клиент сзади, видать, забыл включить ABS и впечатался в меня, ворча что-то о том, что так нельзя.
– А мы уже думали, что вы сбежали, не выдержали нашего общества, – на шум в дверях Ванда отвлеклась от увлекательного спора. Сбежать от таких потрясающих и слегка сумбурных посиделок? Ни за что! – Бен, а ты чего ворчишь, как твой отец?
Ворчишь, как отец? Хм, грязные подробности семейной жизни, еще бы чего о его детстве рассказали, мое подсознание оскалилось хищной ухмылкой и возжаждало крови.
– Это я ворчу? – возмутился Тимоти.
Бенедикт тихонько, в обход баталий потянул меня к креслу и усадил к себе на колени. Я бы так и заснула там, свернувшись клубочком, если бы тема разговора его родителей не вызывала неестественно острый интерес.
– Что ты там уже учудил, когда тебе было одиннадцать? – шепотом поинтересовалась я.
– Понятия не имею, – слишком громко и резко для того, кто не помнит, выдал он.
Вентхам-Карлтон-Камбербэтчи оживились и вспомнили о нашем существовании, готовые выдать всю подноготную этого взрослого, зрелого и уверенного в себе мужчины. Я приободрилась, получать подарки, особенно когда они такие неожиданные, всегда приятно.
– Хеллс, дорогая, ты, наверное, устала, – заботливо проурчал Бенедикт. Чего мы только не сделаем, чтобы смыться с минутки позора у домашнего очага: и за ушком почешем, и пинка под зад для старта с места дадим. Я помотала головой, но предательски зевнула, выдавая критический уровень недосыпа.
– И куда же вы на ночь глядя поедете? – Вот она, материнская строгость и забота в действии. – Оставайтесь у нас. У Бена тесновато, зато я переживать не буду, как вы доехали.
Сегодня просто урожайный день какой-то! Усталость как рукой сняло, раз мы остаемся, то можно и посидеть подольше. Больше ведь нет никаких препятствий на пути к продолжению милой семейной беседы о скелетах в шкафах. Я подпрыгнула от нетерпения на своем живом сидении и уже собралась умоститься поудобнее, закрепляя свои позиции еще на пару часов, но мне не особо учтиво выписали-таки ускорение, пришлось вставать. Хотя бы для того, чтобы смерить обидчика многообещающим взглядом.
– Спокойной ночи, – попрощался за нас Бенедикт, я лишь рассеянно улыбнулась и помахала рукой, пока тиран выволакивал меня из комнаты.
На лестнице я высвободилась из его командирских рук и нарочито медленно пошла вверх, останавливаясь и рассматривая висящие на стенах семейные фотографии, как лучшие работы старых мастеров в картинных галереях. Бенедикт, маленький еще, угловатый мальчишка с сияющей улыбкой. Так вот из кого вырастают такие роскошные мужчины. Мы поднялись на этаж, и тут фотографии. Море, скорее всего, Греция, опять мальчишка с выгоревшей шевелюрой, такой жизнерадостный и такой близкий. Я взяла его за руку, гладя костяшки пальцев, потерлась носом о щеку и поцеловала мочку уха.
– Хочу себе такого же мальчика, – поделилась впечатлениями от увиденного я.
– А я девочку.
Спорщик, тоже мне. Ему, конечно, виднее, точнее его генетике, но что за разговоры. Раз я сказала мальчика, значит, так и будет. Могу даже притопнуть.
– Увидим, но я говорю, что хочу еще одного мужчину в доме. – Я тоже могу упрямиться. И надо будет на досуге попросить у Ванды с Тимоти рецепт воспитания этого самого мужчины. Они-то справились с миссией на все сто. Бенедикт решил разумно не продолжать спор, и все остались при своих мнениях.
Он приобнял меня за плечи и повел дальше быстрее, чем мы шли до этого. Стоп! Что за отвлекающие маневры? Я начала искать на стенах компромат, от которого меня в темпе вальса отваживают. Вот она, знаменитая фотография с голой задницей, которую целует Ванда. Как я могла такое пропустить? Я остановилась, выжимая из своей тормозной системы все возможное, он смирился и остановился. Опять глупейшая улыбка сияет у меня на лице. Черт, у него даже тогда была очень аппетитная попка. Рукой ищу современный вариант, взращенный на любви и поцелуях (да, если секретный ингредиент любовь, мы уже готовы справиться с воспитанием), и легонько щипаю.
– Что вы делаете, юная мисс? – в голосе озорное возмущение.
То, что могу, и имею на это исключительное право. Я смотрю на все эти фотографии, столько счастья и любви, тепла и заботы, и обнимаю Бенедикта, не странно, что он такой удивительный, ведь все это, каждая фотография мальчика, окруженного семейным уютом и обожанием, все это здесь, в большом, сильном мужчине рядом. Чувствую, что еще пара капель умиления и придет мне постыдный, скоропостижный конец. Прямо здесь, в коридоре, взорвусь от переполняющих меня эмоций.
– Показывай уже свою спальню с мальчиковыми постерами.
Он отстраняется от меня, картинно вздыхает и ведет дальше по коридору. Я продолжаю рассматривать фотогалерею, и мне начинает казаться, что здесь, в стенах родительского дома, в окружении детских снимков он и сам теряет свою взрослость и серьезность, показываются склонность к авантюрам и веселая беззаботность, которые раньше скрывались за кучей проблем взрослого мира. Нет, я до жути сентиментальна. Или сумасшедша? Или неправильна? В этой семье привыкли показывать свои чувства, а я скорее оставляю их невысказанными. Достаточно ли этого Бенедикту? Трейси спросила, счастлив ли он, а я растерялась и не знала, что ответить. Но сейчас поняла, насколько важно мне знать об этом наверняка.
– Бенедикт, – шепчу я. Он только мычит в ответ, значит, слышит, и, не останавливаясь, идет дальше. Оно и к лучшему, я бы передрейфила спросить его в лицо. – Ты счастлив?
Он останавливается, поворачивается, с волнением смотрит на меня. Вот сейчас сорвется и побежит за градусником. Или сразу за неотложкой.
– Конечно, да, – отвечает он, после тщательного осмотра: не дергается ли у меня глаз, не течет ли слюна. – Почему ты спрашиваешь?
Вместо ответа я только обнимаю его и целую в щеку. И где делись торжественные обещания о сентиментальных признаниях?
Мы заходим в его спальню. Какое разочарование! Где правильная голливудская комната мальчика-подростка с фигурками из комиксов и постерами с полуголыми женщинами? Маленькая комнатка в цветочном стиле, старая мебель и знаменитый фарфоровый горшочек с надписью «Я чувствую себя симпатичным и остроумным». В который раз за вечер не могу сдержать улыбку. Закрываю за ним дверь, запускаю руки в его кудри и целую:
– А теперь каким ты себя чувствуешь?
На миг он теряется, потом находит взглядом волшебный горшочек и сразу выдает ответ, будто глиняное изваяние еще и советы нашептывает:
– Подростком, пригласившим девушку домой.
Я глупо хихикаю и усаживаюсь на кровать. А что еще обычно делают старшеклассницы у парня дома в рамках приличного, естественно? Ведь родители не более чем в паре метров от нас. На стенах есть плакаты, но это старые театральные афиши с Лоуренсом Оливье и другими метрами театра. Бенедикт садится рядом и обнимает меня за плечи. Я перебираюсь к нему на колени и кладу голову ему на плечо.
– Спасибо.
– За что? – удивляется он.
– За то, что я теперь знаю тебя немножко больше. За то, что впустил меня в свое детство.
– Этому тяжело было бы препятствовать. Разве что завязать тебе глаза и не развязывать, пока мы не выберемся из Глостершира, – он шутит, но по теплому голосу слышно, что ему приятно. – Как насчет маленького ответного шага? Опиши свою комнату.
– Это совсем неинтересно, особенно после твоего гнездышка.
– Хеллс. – Он умеет быть настойчивым, гладит мою спину, целует в шею.
– Ладно, – сдаюсь, – только если заснешь, сам виноват будешь, – и я начала сочинение по иностранному языку класс за пятый «Моя комната»: – По размерам моя комната приблизительно, как и твоя, небольшая, но с большим светлым окном. Это, а еще мощная стереосистема – пожалуй, две вещи, которые мне в ней нравились. Теплые персиковые стены, даже тут родители не уступили моему скромному пожеланию выкрасить ее в светло-фиолетовый, как японская сирень. Стандартного набора картинок со знаменитостями у меня тоже не было, все те же правила и ограничения. Почти как у Пушкина, у него был дядя честных правил, у меня папа строгих. Так что, кроме книжных полок, унылый пейзаж разбавляла политическая карта мира и коллаж, вырезанный из старых папиных журналов об автомобилях. Табу на железо, в отличие от лиц на стенах, у нас не было. – Я рассказывала ему о всех этих глупых запретах, тогда они жутко выводили меня из себя, сейчас я бы назвала эти правила иррациональными и точно не применяла бы к своим детям. – А еще был жуткий ковер с полосатым звериным рисунком. Наверное, после него я не переношу одежду с животным принтом. Зато на нем было очень удобно развалиться звездочкой и слушать музыку, чувствовать спиной вибрации от звука. – Я вспомнила этот ни с чем несравнимый кайф, закрыла глаза и уткнулась носом Бенедикту в плечо.
В дверь постучали, я опомнилась, Элли не в Канзасе, мы не дома, села рядом, как приличная. Бенедикт открыл дверь своей сестре. Она принесла нам постельное и мне подобие сменной одежды: джинсы и рубашку. Посмотрела, что я уже нашла кое-что поудобнее, Бенедикт выудил из шкафа свою футболку, улыбнулась, еще раз пожелала спокойной ночи и оставила нас.
– А я бы послушал с тобой музыку, лежа на полу, – продолжил прерванный разговор он.
– И получил бы от моего отца по самое не хочу. Он был еще тем домашним тираном.
– Был?
– Да, у мамы в конце концов хватило мужества от него уйти, – я поежилась. Неприятная тема. – А каково тебе было в частной школе с одними мальчиками? – сменила ход разговора, Бенедикт не возражал, только заправил постель и коварно затащил меня под одеяло.
– Когда я впервые переступил порог этого вычурного заведения… – последняя фраза, которую уловило мое сознание, ибо я провалилась в глубокий восстанавливающий сон. Надеюсь, подсознание все тщательно намотало себе на ус.
***
Пробуждение оказалось совсем не сказочным, а, по сравнению с погружением в сон, вообще чистой воды издевательством. Я потянулась в чрезвычайно узкой для нас двоих кровати, надеюсь, Бенедикт хоть немного выспался, работая матрасом, и стукнулась локтем о тумбочку. Боль салютом электрических разрядов расползлась дальше, экстремальное пробуждение, ничего не скажешь. Я, мысленно проклиная старый предмет мебели, повернулась к нему и посмотрела на «блэкберри», начало девятого. Прекрасное воскресное утро первого мая. Праздничное утро, надо бы встать и приготовить что-то по случаю, забить на всякие массовые гуляния и отдохнуть вдвоем. Я открыла глаза с твердым намерением отправиться в ванную, а потом похозяйничать на своей кухне.
Цветочный орнамент – как-то здесь не так, к «Найди пять отличий» мозг услужливо напомнил об узкой кровати, а заодно и весь вчерашний вечер. Спать я уже не могла, потому села в кровати, надеясь, что в такой позе на меня снизойдет план дальнейших действий. Снизошла только рука Бенедикта, он попытался вернуть меня на место, на что я оказала отчаянное сопротивление.
– Еще слишком рано, – простонал он.
– Майский день, – объяснилась я.
– Один из тех, когда ты ведешь себя еще более ненормально? – Я кивнула.
То есть вчера было нормально? Я вспомнила о Вальпургиевой ночи и нашла себе оправдание без провокационных вопросов Бенедикту.
– И что ты сегодня наколдуешь? – опять хитрые огоньки, беззаботная улыбка. Так бы его и съела, уподобляясь ведьмам из страшных сказок.
– Наколдуешь? За кого Вы меня принимаете, мистер Камбербэтч? Я не имею глупого обыкновения вмешиваться в и без того совершенные законы Вселенной. – Он с недоверием посмотрел на меня. – Разве что совсем чуть-чуть, – сжалилась над его разыгравшимся воображением я. – Хочешь поучаствовать?
Он с готовностью вскочил с кровати раньше меня. Знал бы, что никаких полетов на метле и танцев голышом ему не светит, досыпал бы дальше.
– Королева мая будет через костер прыгать?
О да, Майская Дева из меня что надо еще и плюс один. Я скептически смерила его взглядом и хмыкнула.
– Блины будет делать, – выдала секрет раньше времени, когда мы только спускались вниз. – Он посмотрел на меня так, будто я его смертельно разочаровала. – А ты что думал, все на шабаши летать да демонов вызывать? Нет, дорогой мой, природу прежде всего надо уважать и славить. Вот сейчас ты этим с большой любовью к ближнему своему и займешься.
Бенедикт смирился со своей участью, а я потихоньку подбрасывала ему ингредиенты, надеясь, что кардамон – единственная моя проблема. Я привыкла готовить на целую толпу, нам-то сегодня как раз такая порция и нужна, но вот мой храбрый подмастерье почти взвыл в голос (потом вспомнил, что будить родителей не есть хорошо), когда увидел, сколько теста идет на один налистник, и прикинул, насколько медленно пойдет процесс опустошения мисочки.
– Вот только не надо воплей отчаяния, всю энергетику еде подпортишь. Посмотри, какие они золотистые и румяные, символы солнца и жизни. Это же радость и удача в чистом виде, а ты ноешь.
– Бебебе, – скривился он. Мне так и хотелось стукнуть его поварешкой по лбу и спросить коронное «И че?», но он оказался на шаг впереди, вымазав мне нос сгущенным молоком. Я потянулась пальцем вытереть безобразие, но он опередил меня, поцеловав. Только и успевай блины переворачивать, чтоб не подгорели. Я налила новую порцию и отправилась платить тем же. Окунула палец в банку и провела по его губам, но пока облизала остатки с себя, он уже съел свою порцию.
– Так нечестно, – жалостливо протянула я.
– Доброе утро, мам.
Обернулась и увидела улыбающуюся миссис Вентхам. Интересно, как много она успела увидеть. Я опять покраснела. Да, эта семья кого угодно в краску вгонит.
Комментарий к Magic Moments
http://vk.com/doyoubelieveinfaeries
Хештэг к главе #MUSpP_Magic
========== Hello, I Love You ==========
Inspired by: The Doors – Hello, I Love You
У всех разные последствия хронического недосыпа и усталости. Они вроде как и одни: превращение человека в монстра. Но вот разнообразие чудовищ, порождаемых недосыпом разума, поражает. У меня, например, ослабевает возможность самоконтроля, и я перестаю действовать согласно установленным нормам поведения. То, что меня раздражает, сейчас просто бесит и вызывает взрывы недовольства. Чего я терпеть не могу, так это человеческую тупость. В нормальных условиях стараюсь быть снисходительной к глупым вопросам и нелепым ошибкам, но сегодня не тот день.
Понедельник – пытка сам по себе, но я же и добавить могу и добавляю, вовсю стараясь сдерживаться хотя бы настолько, чтобы меня выдержали до конца моего сегодняшнего укороченного рабочего дня.
Нет, разве можно быть настолько тупыми и раздражающими? Джейсон только что задал один из тех вопросов, которые лучше не задавать, если не хочешь спровоцировать меня на активные действия по причинению физического вреда подчиненным. А я всего лишь поинтересовалась, справился ли он со своим заданием.
– Смог договориться о времени интервью?
– С Франком Стефенсоном?
– Нет, Хель тебя побери, с Папой Римским Бенедиктом XVI от престола отрекшимся, – рявкнула я в ответ. Бедняга поджал хвост и чуть не заскулил. А я все ждала ответ, теряя остатки терпения. – Ну?
– В следующую пятницу в обед у него в офисе.
Отлично, неужели было так сложно ответить четко и по делу с первой попытки? Я сделала пометку в ежедневнике. Еще две недели, а на пятнице в записной книжке уже живого места нет. Как бы мне не чесалось самой съездить к дизайнеру McLaren, придется отправить гонца и одолжить фотокора в журнале. Дилемму «Позвонить или пойти» разрешила в пользу последнего. Разгар рабочего дня, понедельник, пустой коридор, никаких людишек, может, по дороге пару градусов раздражительности выветрю, а то всяко бывает, вдруг Борн придумает еще что-то более глупое, а мне потом разгребай проблемы со смертоубийствами.
Выхожу из ньюс-рума, уткнувшись носом в ежедневник, никого не трогаю, зато кто-то налетает на меня. Я, смачно выругавшись маленьким немецким композитом, наклоняюсь за разлетевшимися бумагами.
– И тебе хорошего рабочего дня. – Ричард наклоняется со мной, помогает собрать вещи.
– Извини, слишком много стресса после выходных. – Обласкать Хаммонда, да, самое время сбавлять обороты и включать систему аварийного охлаждения.
Иду дальше, просматривая страшную черную записную книжку. Почему всегда приходится отказываться от самого интересного? Я бы с удовольствием заслала кого-то на корпоратив к Vauxhall, но нет, перепосыл не подходит. Святая троица виртуозно откосила, то же проделал и мой непосредственный шеф, а также более высокое руководство. Кого послать на праздник жизни к фирме, чей автомобиль мы гробим в каждом выпуске, чтобы и продолжать этим заниматься за их же счет? Правильно, самую рыжую, или блондинистую в моем случае.
Оставшееся время провожу, раздавая команды, царственно усевшись в своем кресле. Наученные горьким опытом тех, кому перепало, те, кому еще не перепало, стараются не тревожить меня зря. А, может, почаще устраивать им полевые учения? Полезно для прочистки мозгов и создания здоровой рабочей атмосферы.
– Нет, Уильям, мне тоже не нравится отдавать столь ответственное интервью кому попало, но вы же сами выслали меня торговать лицом. – Работаем даже по дороге с работы. Уже в лифте обсуждаем, что нам принес короткий понедельник, меня «атата» за то, что я не взяла Стефенсона на себя. Да я бы с удовольствием и без проблем, но сперва надо у Гермионы маховик времени прихватить. – У нас еще есть время, торжественно клянусь заняться дрессировкой кадров. Кого бы ты ни выбрал, он проведет интервью на «ура».
– Не сомневаюсь, сегодня ты провела отличные учебные запугивания.
– О, Хеллс, а ты куда собираешься? – В лифт зашел Джереми. Мир тесен, из всех возможных помещений BBC мы столкнулись в тесном и закрытом.
– Едет злоупотреблять медицинской страховкой, – тут же находится остроумный Уильям.
– Укол от бешенства делать будем? – участливо интересуется Кларксон и выходит несколькими этажами раньше. Деревня, а ведь мы столкнулись с Хаммондом не так уж давно, но ему хватило времени растрепать о моем радужном настроении ближнему своему.
***
Дальше события начали наваливаться на меня, как снегопад на США минувшей зимой, нещадно и неожиданно для нежного и ранимого организма. Все очень в духе романов Стивена Кинга, то же построение композиции: привет, солнечный городок (офис ВВС), здравствуй, маленькая проблемка (раздражающий Борн), а потом смерть, насилие, рок-н-ролл, все умерли, конец, а нет, на последних страницах, еле передвигая ноги, появляются достойнейшие представители расы человеческой, которые пережили предыдущие семьсот–восемьсот страниц гнева авторского и теперь будут жить на обломках цивилизации, к которой так привыкли. Хеппи-энд. Не подумайте, я люблю и обожаю Кинга, а мои пересказы всегда выглядят так, будто конспект лекций преподавателя в гоблине.
Очнулась я уже в постели. Хотя нет, там я тоже начудила. Если бы попустило, то одним неловким моментом в моей биографии было бы меньше. Но, пожалуй, справедливости ради, надо хотя бы приблизительно восстановить хронологию событий.
У врача предварительный диагноз Трейси подтвердился, тут и волшебной дедукции не надо. Посмотреть результаты анализов, добавить «Привет, наследственность», вуаля – девять (или, если быть точной, около восьми) месяцев еще более несносной Хелены. Уже вижу, как Бенедикт спасается бегством недель через восемь. Думаете, на этом и все. Получите-распишитесь-обрадуйте будущего отца. А вот и нет, я же неподготовленная на встречи не хожу, уже выработавшаяся журналистская хватка. Всегда готов, всегда с кучей вопросов. По-моему, наша беседа довела врача до ручки, что она старательно пыталась скрыть, но выдала себя, когда я поблагодарила ее за консультацию и попрощалась: «До встречи». Сначала на ее лице промелькнуло облегчение, но после моего многообещающего прощания она испытала приступ ужаса и отчаяния. Казалось, если бы она могла выносить ребенка за меня, то согласилась бы проделать фокус и за доброе слово, лишь бы меня больше не видеть.
Далее следовал урок выживания в метро в час пик. Благодаря своему почти неадекватному трудолюбию, я выходила с работы, минуя столпотворение. Но сегодня ведь мой день! Да здравствуют близкие контакты третьей степени! Пусть маньяки любители тактильных ощущений радуются и ловят кайф от происходящего, а я, пожалуй, абстрагируюсь от этого светопреставления и подумаю над тем, что делать, переварю полученную информацию. Неплохо было бы ужин приготовить, всплывает в потоке прочего мысль. Да, беспорядочное питание теперь не прокатит. А еще Бенедикт поздно придет, опять в студии пишется. И как-то так мысли вокруг него зациклились, намекая на что-то. Я долго пыталась избавиться от навязчивого «Бенедикт-Бенедикт-Бенедикт», вспоминая разговор с врачом, как вот оно всплыло: «Поздравьте будущего отца».
Так, озадаченная этой фразой больше, чем всеми остальными врачебными рекомендациям, я вышла из метро. Всю дорогу домой пыталась собрать мизерные знания о том, как это происходит у нормальных людей, но в моей светлой и умной головушке (как часто говаривала моя бабушка) только ветер гонял сухие листья.
