Текст книги "My Ultimate Spring Playlist or Sure Feels Right (СИ)"
Автор книги: I_Do_Believe_In_Faeries
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)
========== Man With The Hex ==========
Inspired by: The Atomic Fireballs – Man With The Hex
– Сильнее, еще сильнее! – командовала я. – Равномернее и туже. Не дрожи ты так надо мной, – продолжала раздавать ценные указания Бенедикту, склонившемуся надо мной, и крепче схватилась за спинку кровати. Вот уже десять минут он сосредоточено перебирает пальцами атласную ленту. – А теперь завяжи узелок, молодец.
Я вправила остатки ленты в кольца и изобразила сзади бантик. Надо будет почаще тренировать его с завязыванием корсета. Норматив на скорость. Если бы не надо было помогать ценными указаниями, за это время я могла прочитать главу-другую какого-то не особо глубокомысленного романа. Покрутилась у зеркала, расправила накрахмаленный фатин юбки, поправила шнуровку под грудью и улыбнулась тому, что увидела в зеркале.
– Ты действительно хочешь выйти в ЭТОМ на улицу? – пытался вразумить меня Бенедикт. Не знаю, что ему уже мерещилось под словом «этом», кружево чулок из-под юбки или слишком оголенная грудь, но вид у него был не вопрошающий, а утверждающий «No pasaran».
– Расслабься, блюститель порядка, сегодня же карнавал, никто и внимания не обратит на мой скромный наряд, – улыбнулась я, завязывая тонкую, без изысков, черную маску у него на лице. Я же предпочла роскошную в лучших традициях венецианских карнавалов с перьями, вышивкой и блеском.
Он набросил пиджак на рубашку с футболкой, еще один подарок моего гениального больного воображения, помог мне надеть вельветовый фрак, и мы вышли в праздник Нового Орлеана. Но вернемся на миг к футболке, думаю, она того заслуживает. Мой упрямый кавалер никак не хотел подыгрывать в сумасшествии веселья Марди Гра и облачаться в более подобающий наряд. Не знаю, было это упрямство или желание проверить мою изворотливость, но он заявил, что наденет джинсы и пиджак, никаких кружевных рубашек и прочих атрибутов праздника. Вызов принят, и теперь он был гордым обладателем футболки с надписью «I’m With The Hex». Иногда не идти мне на уступки – это очень и очень плохо…точнее, почти всегда.
– Может, вернемся в номер и ну его, всю эту суету, – предложил он, не отрываясь от созерцания моей юбки, край которой скрывался под удлиненной задней полой фрака.
– Может, если ты будешь паинькой, мы вернемся в номер чуть раньше, чем на рассвете, – ответила я на предложение о капитуляции и потянула его в путь за лацкан пиджака.
Он припер меня к деревянной колонне старого дома-отеля Французского квартала и решил поколебать уверенность в решении продолжить исследование Луизианы. Карнавальная толпа прошествовала мимо, ребята зааплодировали открывшемуся представлению и дали Бенедикту пару ценных советов. Мы оторвались друг от друга и рассмеялись вместе с всеобщим безумием. Я легко скользнула по его губам, схватила за руку и потащила вглубь исторической части города.
***
Уже который круг мы наматывали в четырех домах, в буквальном смысле этого слова. Я была на все двести уверенна, что арка должна быть где-то здесь, где-то я ее упускала. Бесцельные скитания, или скитания в отсутствие цели вывели Бенедикта из строя раньше, чем меня, он, опершись о фонарный столб, изображал жительницу другого квартала, того что с красными фонарями, и наблюдал за тем, как я продолжаю метаться из стороны в сторону. Времени до закрытия оставалось не так уж много, ждать, пока я выпутаюсь из лабиринта собственного топографического кретинизма, точно не будут.
– Хеллс, подойди ко мне, – медленно протянул он, если бы актерская карьера не сложилась, он бы точно нашел, чем заработать на жизнь. Его голос звучал еще более сильным заклинанием, чем «Бандерлоги, ближе». Я представила его где-то на знаменитой голландской улице известного цвета, как он произносит заветное «Подойди ко мне», да, отбоя от клиенток не будет.
– Да, мой командир, – подошла я, улыбаясь своим похабным мыслишкам на предмет трудоустройства породистого британца.
– Даже не хочу знать, о чем ты там думаешь. – Иногда мне кажется, что он и без этого весьма поднаторел в сканировании моей светлой головушки на предмет компрометирующих дум. Бенедикт развернул меня лицом к перекрестку судьбы и показал на светло-голубой дом с кучей вывесок. – Мне кажется, или твой таинственный портал где-то между баром «У Джо» и «Прачечной мисс Лоувелл»?
Да, весьма неприглядное местечко, не странно, что я в который раз упрямо обходила его взглядом. Между этих вывесок, а также под какой-то неразборчивой и круглой бляхой медно-ржавого цвета действительно был узкий проход. Я уже хотела было поцеловать его за глазастость, но подумала, что еще разбалую, и просто схватила за руку, потянув в нужном направлении.
Перед нами красовалась запыленная витрина в деревянной облущенной раме. Надписи на стекле давно стерлись, а увидеть, что происходит за ним, было невозможно из-за грязи и полуспущенных штор. Все говорило о том, что это именно то, что я искала. Я смело потянула на себя дверь и вошла в тесное от захламленности помещение, Бенедикт неуверенно последовал за мной. В полутьме комнаты он рассматривал развешанные мешочки, куриные косточки, крокодильи зубы и прочие прелести худду практики.
– Хеллс, если ты хотела со мной расстаться, не обязательно было приводить сюда, чтобы принести в жертву. Я бы и так понял, – улыбнулся он. – Куда ты меня завела? – спросил с опаской, отступая от чучела крокодила. На его голос из-за прилавка вынырнула темнокожая женщина. Если бы Бенедикт не отступил подальше, то когда отпрыгивал от неожиданно драматичного появления хозяйки, точно угодил бы задницей крокодилу в пасть.
– Куда надо, – улыбнулась я и пошла к прилавку, но обернулась к нему и сочла своим долгом добавить: – Будь послушным мальчиком и ничего не трогай.
Он посмотрел на меня и фыркнул, выражая таким образом полное отсутствие намерений подружиться поближе с экспонатами магазина. Я тем временем подошла к мадам Сати, она одна из немногих не работающих на туристов и зрелища травниц и жрица худду. Я протягиваю ей заранее заготовленный листочек со списком моих самых сокровенных пожеланий, в пределах ее возможностей естественно, она порхает по, казалось бы, абсолютно несистематичным завалам и наполняет мешочек за мешочком. Зачем, спросите вы, я тащилась в такую даль из Лондона, в котором можно при желании и с минимумом усилий достать хоть слезы единорога? Очень просто, главное не что, а как. Мне нужны были не брикеты с сушеным розмарином, к примеру, не механика упаковочной фабрики, а тепло рук, правильных рук.
Она ставит передо мной все покупки и исчезает за прилавком. Вскоре появляется, а в руках ее кукла-тотем.
– Возьми, она ведь тебе нужна, – улыбается женщина и протягивает мне бонус к и так тяжелому свертку.
– Но… – я в растерянности смотрю на нее, как она…Бенедикт заинтересовано поворачивается в нашу сторону, я как всегда слишком громко и эмоционально реагирую.
– Скажи ему, – шепчет мне мадам Сати, протягивая куклу. – Он поймет, только говори от сердца.
От сердца – это как раз обо мне, я предпочитаю задействовать в разговоре речевые центры и голосовые связки. Скептически хмыкнула на предмет своих возможностей, поблагодарила хозяйку и пошла забирать своего несчастного потерянного в запределье принца.
– Что она тебе сказала? – поинтересовался Бенедикт, как только мы вышли из лавки. Покинул потенциально опасную территорию и отмер.
– Ничего, это был исключительно женский разговор, – ответила я, обдумывая слова жрицы.
– Ага, о человеческих жертвоприношениях и галлюциногенных грибах, – хмыкнул он, – чисто женские разговоры.
***
После не очень приятного для Бенедикта времяпрепровождения мы преступили к следующему пункту моей «Must do» программы для Марди Гра. Зависли в одном из очаровательных старых баров Луизианы с крокодильими головами над барной стойкой, пыльным скрипучим полом и топорной мебелью. На сцене местная банда играла странную смесь блюграсса и новоорлеанского джаза. А мы сидели у бара и дегустировали южные алкогольные напитки.
– Бенедикт, – протянула я после очередного шота, – пожалуйста, давай еще разок.
Он посмотрел на меня измученным взглядом, потом глянул на вошедшую компанию девушек, опять на меня. Я была непреклонна, что поделаешь, если в корсете и с мужчиной очень строгих правил я не могу исполнить еще одну очаровательную традицию Марди Гра, а именно, Бенедикт задрал футболку, девицы завизжали от восторга и одарили его бусами. Он протянул мне заработанные трофеи, я повесила их на шею, которая и так еле выдерживала улов, торс моего очаровательного англичанина бил все рекорды по зарабатыванию украшений.
– И зачем тебе столько? Ты же согнешься под их тяжестью? – пытался вразумить меня он.
– Это чтобы тебе лучше было видно декольте моего корсета, – ответила я, думая, что еще пару издевательств над своей пуританской природой он выдержит, а вот дальше придется придумывать что-то новенькое.
– Будто только корсет и привлекает внимание.
На моем лице появляется немой вопрос, что я уже умудрилась учудить и не заметить. Он кивает на мои ноги, я замечаю нагло выбившееся из-под складок юбки кружево чулок, картинно вздыхаю, какое безобразие, и для пущего эффекта перебрасываю ногу на ногу, как Шерон Стоун в «Основном инстинкте».
– Повтори на бис для парней за соседним столиком, они еще не все глаза проглядели.
– Говоришь, вконец травмировала их нежную детскую психику? – поинтересовалась я, не поворачиваясь в сторону луизианских извращенцев.
Он кивает.
– Тогда пойдем отсюда, – я спрыгнула со стула, в последний раз удостоив достопочтимых зрителей созерцанием чулок, и потащила Бенедикта на выход. – Полегчало? Теперь на посмотреть у тебя исключительные и уникальные права, – я улыбнулась и начала не спеша удаляться, виляя бедрами.
– Пиджак не забудь, – окрикнул меня мистер Заботливость, догнал и накинул на плечи, – а то со своими приступами нарциссического эксгибиционизма совсем страх потеряла.
– Кто бы говорил о сексуальных девиациях, – парировала я и пошла дальше вилять меж деревянных колонн Французского квартала.
***
Все еще смеясь, мы забегаем в номер, я сбрасываю фрак с плеч и падаю на трюмо в импровизированном коридоре, опираюсь о зеркало и тяжело дышу. Мы продолжили препираться и бегать вокруг колонн всю дорогу назад, пока очень неудачно не остановились на временное перемирие под балконом какой-то сварливой бабульки, которая, была бы более расторопной, вылила бы нам ведро воды точно на головы. Мы переполошились, как только услышали скрип старых ставень, но когда увидели кряхтящую старушенцию, которая высовывается из окна с ушатом воды, припустили что было духу, она еще долго изрыгала нам вслед проклятия. Бенедикт смеялся, потому что, как он выразился, дожил до почетного возраста, но ни разу не нарывался на холодный душ, я смеялась от того, какой же идеальной парой мы получились: я, старая больная женщина, и он, порядочный мужчина почетного возраста.
Последние приступы смеха задохнулись в сбитом дыхании, я переводила дух, все так же занимая трюмо, Бенедикт прислонился к стене. На миг в комнате повисла тишина, как перед грозой, абсолютная и стремящаяся к разрядке. Он поднимает на меня полный животного вожделения взгляд. Я улыбаюсь, тайм-аут закончен, встаю и делаю шаг назад, в спальню, не спуская с него глаз. Он наступает шаг за шагом, я отступаю, пока не упираюсь в стену.
– Что ты со мной делаешь? – шепчет он, склоняясь ко мне.
– I put a spell on you, – пытаюсь изобразить хриплый надрыв блюзовой исполнительницы, что в сложившихся обстоятельствах больше напоминает осипший сорванный шепот.
Его правая рука преграждает путь побега обратно в коридор, по другую сторону прикроватный столик и сама кровать. Бенедикт улыбается, когда видит в моих глазах полное и окончательное понимание сложившейся ситуации. Он охотник, я преследуемая, и все это за какие-то несколько минут. Я обвиваю руки вокруг его шеи, надеясь на поблажки, согласно с Женевской и прочими гуманными конвенциями. Бенедикт склоняется ко мне еще ближе, опаляя горячим дыханием. Полдыхания осталось до прикосновения, до поцелуя, но он отстраняется и принимается за ленту корсета. Она поддается, но очень медленно, кольцо за кольцом, он теряет терпение и находит решение на столике. Там лежит нож для писем. Охотник взялся за оружие, о счастливом спасении в чутких объятиях цивилизованного англичанина нечего и мечтать. Его первобытное сумасшествие заразно, оно передается с горячим дыханием, с мимолетным касанием, я с интересом наблюдаю за происходящим, сдаваясь на милость сильнейшему.
Бенедикт сосредоточен на ленте, я на собственном частом, судорожном дыхании. Сплетение за сплетением она падает к моим ногам, разорванная холодным металлом. Последний кусок атласа он победно вытаскивает из корсета на острие ножа. Я тянусь к нему за чем-то большим, чем сладость ожидания, жажду продолжения игры, корсет падает к ногам, он тут же возвращает меня обратно, ограничивая свободу действий.
– Ты уже наигралась на сегодня, – говорит он и берет меня за запястья, прижимая руки к стене. Он еле прикасается губами к моим ключицами, впадинке между ними, скользит щекой по шее, вдыхает запах жертвы, целует мочку уха, прикусывает ее, я подаюсь навстречу, но он только сильнее сжимает мои руки. Его губы дразнящее близко у моих. Легкое, почти неосязаемое касание. На мгновение я теряю его. Затем он впивается в мои губы требовательно, жадно, до боли. Я сдаюсь его напору, приоткрываю губы. Я мягкая и податливая, он жесткий и хищный. Расчетливый, как на поле брани. Опасный, как инстинкт самосохранения. Похоже, я раздразнила его не на шутку. Он сосредоточен и грациозен, как дикая кошка в последнем броске.
Бенедикт отпускает мои руки, я опять обвиваю их вокруг его шеи, расстояние между нами исчезает, я чувствую каждый сантиметр его тела, его истому, желание, его твердость. Он срывает с меня юбку, я переступаю ее и швыряю в угол вслед за корсетом. Продолжает целовать, губы горят от его агрессивных, диких поцелуев. Его руки ласкают мое тело, спускаясь все ниже, они скользят по кружеву белья и сжимают мои ягодицы, я двигаюсь к нему, вверх и вниз, вверх и вниз, так, словно мы уже на кровати. Исходящая от него опасность и неутоленная жажда напрочь сносят голову.
Он берет меня за руку и легко подталкивает к кровати, я сажусь на самый край и жду, чего дальше потребует от меня глава прайда, грозный необузданный хищник. Он присаживается у моих ног и снимает обувь, каблуки летят в неизвестном направлении, проводит руками по чулкам, которые так выводили его из себя еще полчаса назад, отстегивает их от пояса и медленно, дразня, снимает один и следом за ним второй. Я ложусь, податливая и мягкая, как вода, он обрушивается на меня, обжигая и поглощая, как огонь. Кровать предательски скрипит, и я чувствую под собой стрельнувшую пружину. Похоже, сегодня все наши соседи вынуждены будут слушать радиоспектакль из номера 27.
Несмотря на завоеванные позиции и явный перевес на своей стороне, он не спешит продолжать наступление. Он играет, приближая конец. Целует мою шею, плечи, отстегивает одинокий и ненужный пояс от чулок, продолжает целовать мне живот, продвигается ниже, стаскивает трусы, опускается еще ниже, я же могу только запускать руки в его волосы и молить о пощаде. Он так же издевательски медленно поднимается вверх, ласкает грудь, небольшая передышка помогает мне начать сравнивать счет по количеству снятой одежды. Его расстегнутая рубашка, по сравнению с моей наготой, выглядит вопиющей несправедливостью. Снять ее не могу из-за запонок, и надо было подарить именно эти, большие и закручивающиеся. Пока он занимается поиском предела моих обостренных ощущений, целует грудь, прикусывает соски, его длинные тонкие пальцы оставляют невесомые, иллюзорные, призрачные ощущения на коже, распаляя до грани, я побеждаю резьбу на запонках. Я дышу беспорядочно, еще немного таких упражнений и не сдержусь, влив в хор скрипов и прерывистого дыхания стоны. Футболка волшебным образом летит следом за рубашкой. Я расстегиваю его штаны, он помогает снять их. И входит резко, жестко, с силой наваливаясь на меня, вышибая из легких воздух вместе со стоном. Ритмично, твердо, жарко, словно сам голод и вожделение. Он наступал, я отступала. Я принимала его хищную агрессию нежно и беспрекословно. Мои стоны, его горячее дыхание, его пальцы, сомкнутые в моих, глаза, полные безумия и стремления обладать, сплетение тел, поглощенных страстью. Разум, логика, реальность – отступило все. Одно движение, быстрее, отчаянней, без поблажек, до беспамятства…
Только утро принесло ясность во вчерашнюю ночь. Насколько это возможно с подобными моментами чистого эйфорического помешательства. Я лениво потянулась в кровати и начала рассматривать поле битвы. Корсет и юбка превратились в бесформенную кучу где-то на границе спальни и коридора, туфли лежали один у двери, другой у трюмо. Я долго шарила взглядом по полу в поисках трусов, но нашла там только футболку и рубашку Бенедикта. Черное кружево нижнего белья уютно пристроилось на мордашке малыша со стрелами, вырезанного на спинке кровати, за ней, на кресле, валялись его джинсы. Я приподнялась, чтобы найти торшер, который, даю голову на отсечение, стоял у кресла еще вчера.
– Вчера ты свела меня с ума, женщина, – желает доброго утра хриплый сдавленный голос с противоположного конца кровати.
Я улыбаюсь, чего и добивались. Смотрю на царапины на его скульптурной заднице и понимаю, что жизнь удалась. Наконец сажусь в кровати, подбирая под себя одну ногу, мне открывается происшествие за спинкой кровати. Торшер пал жертвой все тех же джинсов, которые придавили его к креслу. Бенедикт проводит рукой по внутренней стороне бедра, я вздрагиваю от болезненного ощущения, опускаю взгляд на засос. Жизнь удалась не только у меня, он целует мое плечо, там след от укуса, вспоминаю я, вчера он решил, что отхватить от меня кусок будет более мужественным поступком, чем кричать вместе со мной. Похоже, по количеству нанесенных повреждений ведет он.
– Извини, – раскаивается порядочный англичанин за то, что вытворял вчера.
– После такого не испытывают чувства вины, исключительно гордость и верх самодовольства. Теперь я понимаю, что ты имел в виду под невъебенно фантастическим любовником, – улыбнулась я.
– То есть до этого ты так не считала, – Бенедикт поднял бровь и покосился на меня.
– Просто до этого я не понимала наличие усилительной частички нецензурного толка рядом с «фантастическим любовником». И да, мы еще успеем заглушить твое чувство вины до завтрака, – сказала я и потянулась к нему за поцелуем.
Комментарий к Man With The Hex
http://vk.com/doyoubelieveinfaeries
Хештэг к главе #MUSpP_Hex
========== Colours Of The Wind ==========
Inspired by: Judy Kuhn – Colours of the Wind
После завтрака, который мы благополучно пропустили, преступили к сборам. Чемодан отказывался принимать в себя больше, чем то, на что был рассчитан, он и так был набит под завязку в Англии, а теперь просто трещал по швам от возмущения.
– А все твой травяной сбор, – возмущался Бенедикт, безуспешно воюя с застежкой.
– Эх, впихнуть невпихуемое, – выдала я непереводимую ересь, он покосился на меня в ожидании перевода, – в смысле отойди, сама справлюсь.
Он недоверчиво посмотрел на меня, давая понять, что не верит литературному переводу ни на йоту. Я вынула из чемодана планшет, кинула его в свою сумку, вдохнула, как перед прыжком с вышки, и приземлилась пятой точкой на упрямца, Бенедикт изобразил фейспалм, который, конечно не дотягивал до моего во время съемок Top Gear, но весьма красноречиво выражал его отношение к экстремальному методу упаковки. Подумаешь, я аккуратно протолкнула внутрь рукава рубашек и пояс, которыми чемодан «подавился» от моего прыжка, и со скрипом, но застегнула замок, после чего победоносно уставилась на неудачника.
Бенедикт ничего не сказал, только схватил меня в одну руку, чемодан в другую и, нервно посматривая на часы, совершил расчет с гостиницей, а потом долго ходил туда-сюда, пока к порогу не подъехало такси. Я была настолько ошарашена спешкой, что даже не донимала его по дороге о конечной точке нашего путешествия. Очнулась уже в аэропорту.
– Может, объяснишь, куда собираешься меня выслать? Чтобы я коллегам маякнула, должны же они знать, где меня подбирать.
– Понятия не имею, – ответил он так же, как и каждый раз, когда я пыталась вызнать, где мы проведем остаток импровизированного отпуска. Мы затормозили посреди зала ожидания, он всматривался в табло в поисках нашего рейса.
– Скажи, что ищешь, я помогу, так будет быстрее, – попыталась подъехать с другой стороны я. Он лишь хитро улыбнулся и повел меня к нужному терминалу.
Самолет тоже не прояснил ничего, кроме того, что мы летим через всю страну во Фресно. Я мысленно перебрала известные мне достопримечательности, это не заняло много времени, ибо количеством их вышло ноль. Четыре часа полета в неизвестность. Кто-то отлично перенял способность изводить молчанкой и загадочным поведением. Тоже мне агент 007.
– Готовься к аду, Бонд, – выдала я свою самую яркую мысль вслух.
Он опять хитро улыбнулся и ничего не сказал. Черт, по-моему, Бенедикт выработал иммунитет на все мои угрозы. И тут я поняла, это все потому, что он вчера укусил меня. В древних каннибальских культурах, помнится, была такая традиция, съесть сердце врага, чтобы стать храбрее, мозг для ума, а он укусил мое плечо, чтобы…мысли окончательно запутались, ибо в символике плеч не было ничего иммунообразного. Проблема, одолевшая мою несокрушимую логику, была настолько серьезной и всепоглощающей, что я забыла о собственном обещании довести клиента до страстного желания экстренной посадки самолета где-то посреди пустыни Невада.
– Кто-то обещал наступление по всем фронтам, – протянул заскучавший Бенедикт и взъерошил мне волосы, но я даже не обратила внимания. – Что случилось?
– Думаю над тем, что могло бы быть прототипом иммунитета в первобытных обществах людоедов, и как к этому приплести плечи, – передала я кратную сводку моего сумасшествия.
Он решил не вдаваться в подробности, поцеловал меня в лоб, за которым вскипал мозг, и уложил к себе на колени, прозрачно намекая, что лучше мне с этой мыслью переспать. Я недолго покрутилась, наставила ему локтями синяков и потянулась к планшету. Сводка новостей освободит мысли от всяких дуростей. Он вздохнул, что можно было перевести «Когда-то я жестоко расправлюсь с твоим высокотехнологичным другом», и положил голову мне на плечо, наблюдая, как мои пальцы бегают по клавиатуре. Я все ждала, когда же он не выдержит и изловит их своими большими руками, но аэропорт Фресно случился раньше.
– Попрощайся со своими средствами связи до конца недели, – объявил он вместе с сообщением о посадке и начал вырывать из моих оцепеневших от такого заявления рук планшет, мою бедную и верную «ежевику» он уже реквизировал.
– Но…как…же… – я отчаянно пыталась найти вескую причину, почему меня нельзя разлучать с предметами цивилизации на столь долгий срок, неужели он не понимает, что это же смерти подобно. Да, сомнительный и не в меру драматичный аргумент. – А как же работа? Что если будет что-то срочное? Если они поменяют планы? Если надо будет передать что-то важное? Что они подумают, если не смогут дозвониться?
– Ты обо мне ни разу так не беспокоилась, как о своих автомобильных фанатиках, – вздохнул он. – Не беспокойся, они знают и не будут обзванивать больницы с моргами.
Утешил. И что значит «не беспокоилась»? Сразу вспомнила историю с Сохо и хотела уже ткнуть его носом в мои сгоревшие синим пламенем нервные клетки, как поняла одну вещь:
– Значит, мой шеф узнал, куда я еду раньше меня? Конспиратор, – хмыкнула я и погрузилась в гордое безмолвное негодование.
***
Атмосфера таинственности сохранялась до того момента, как нас высадили перед знаком «Национальный парк Йосемити». Что ж, по крайней мере, я знаю название задницы мира, которая лишила меня интернета и мобильной связи. Бенедикт что-то выяснял с водителем. Они развернули на капоте карту и увлеченно, как скауты в походе, изучали ее. Карта – плохо, мы еще не добрались до пункта назначения, а если водитель покидает нас, то добираться туда надо пехом. Кто-то говорил, меня откармливать надо, пока только одно сжигание калорий. *Все лгут – вежливо и голосом Хауса напомнил внутренний голос*
– Ты готова? – спросил меня Бенедикт тоном, предвещающим зажигание рождественской елочки.
– Заблудиться в лесу и стать ужином для волков? – я решила, что разделять энтузиазм, когда на улице вечереет, а ты у ворот заповедника с мужчиной, который только что прокладывал маршрут на сомнительной карте, нечего.
– Расслабься, у нас будет проводник, – поведал мистер Невозмутимость. Ему легко, он все знает, а меня грызет дефицит информации.
– А смотрины карты?
– Пусть это пока тебя не тревожит.
Ну и ладно, я пошла по подъездной дороге к входу, предоставив Бенедикту наслаждаться обществом чемодана. Нас действительно встретили, огромный (когда я говорю огромный, это значит повыше и пошире Бенедикта) индеец с радушной улыбкой. «Северное полушарие, есть людей – плохо», – тут же успокоила себя я. Он пожал руку Бенедикту, поцеловал меня в щеку и представился:
– Джо, вождь аваничи.
Я скептически приподняла бровь. С каких это пор Джо становятся вождями краснокожих? Хотя, такой огромный медведь с черными косами и хитрой улыбкой, есть в нем что-то вождистое, такое в духе индейцев из «Питера Пена».
– Хитрый Лис, если хотите, – тут же добавил он.
Вот, совсем другое дело, мое лицо утратило недоверчивый прищур, я улыбнулась:
– А у нас тоже будут свои индейские имена, пока мы будем у вас гостить? – поинтересовалась я после того, как вождь посвятил меня в подробности нашего пребывания на территории племени. В общем, сделал работу Бенедикта. Джо лукаво прищурился:
– А почему бы и нет. Как бы Вы назвали своего мужа?
– Объелся груш, – тут же выдала я. – Он не муж мне.
– Неплохо, но, может, все-таки животных вспомните, – он еле сдерживал смех.
– Хитрожопый Сурикат, – не задумываясь над последствиями, выдала я. Вождь одобрил мой выбор и спросил, кто же тогда я.
– А я – изящная лань, – гордо представилась, вспомнив песню из «Мулан».
– Ага, Задиристое Копыто, – поправил меня Бенедикт, по-моему, он остался недоволен своей кличкой. И будет мстить. Гонять свою скво и в хвост, и в гриву, придется мне оправдывать свое задиристое прозвище.
За три дня, проведенных в племени, я была готова к зомбиапокалипсису круче, чем пионер к сдаче металлолома. Бенедикт ходил на охоту с мужчинами племени, я, как примерная, ждала его дома и плела ему кожаный пояс с бисером. Вождь Джо сказал, что это обязательный гвоздь программы, и отвел меня к женщинам племени на мастер-класс. Они перекинулись парой слов на своем языке, заговорщицки посмотрели на меня и принялись за обучение. Мне осталось только нервно сглотнуть и сделать вид, что не заметила их коварных перешептываний.
Нехватку современных средств связи мы заменяли общением друг с другом. Так долго мы еще никогда не разговаривали, не затрагивая его или мою работу, последние новости или еще какой-то информационный шум. Мы делились друг с другом впечатлениями от прошедшего дня, рассказывали о своих находках, об увиденном. Даже если переживания были общими, рассказы получались абсолютно разными. Тогда я поняла, как у эскимосов может быть поразительно огромное количество слов для обозначения оттенков белого. Мы даже костер, у которого сидели, описывали по-разному. Такие упражнения стали для нас своеобразным развлечением, когда мы не участвовали в племенных обычаях.
Мне страшно признаться даже самой себе, но время, проведенное без связи с внешним миром, было одним из немногих сказочных переживаний в моей жизни.
***
В предпоследнее утро нашего пребывания в племени аваничи я наконец-то узнала, зачем мы взяли теплые вещи. Конечно, я бы с большим удовольствием проспала все радости рассвета и раскрыла тайну курток часиков эдак в двенадцать, но в полпятого утра меня не особо нежно и без церемоний растолкали и сказали:
– Пора.
Что, Хель побери рассветы, пора? Яблоки в соседском саду воровать или картошку по ночи выкапывать? Или валить пока живы, потому что за ночь полюса переменились, и сейчас мы не в дружелюбном племени североамериканских индейцев, а у их соседей с юга, у каннибалов Амазонки. Опять любители перекусить человечиной.
– Что же это творится? – пожаловалась я вслух.
– Сюрприз, – улыбнулся Бенедикт. Его улыбка в такую рань выглядела как надругательство над моим молодым подрастающим организмом. Да, побудка в полпятого – сюрприз из сюрпризов. Я, ворча, выбралась из-под одеяла, но тут же пожалела о содеянном, забралась обратно с головой и оттуда начала командовать, что мне принести в постель.
Ворча и забравшись еще и под куртку Бенедикта, я дошла до автомобиля. Так же ворча, но уже без утеплителя я вышла посреди леса, где нас высадили и пообещали забрать завтра вечером. Я оглянулась вокруг: лес, каменистая тропа и старый бар. Последняя достопримечательность выглядела так, будто здесь остановилось время, а ребята из забегаловки думают, что по всей стране до сих пор гремят Вудстоки. Нет, это не сюрприз, это нежданчик. В лучшем случае. В худшем – завязка какого-то малобюджетного хоррора. Я с опаской обошла планировщика путешествия на край Земли.
– Ты что делаешь, Хеллс? – удивился он, крутясь за мной, а я подозрительно:
– Ищу топор.
Он покосился на меня как на пришибленную:
– Недосып?
– Скорее поворот не туда, – прикинув все за и против, сравнив декорации с оригиналом, я пришла к неутешительному выводу: – Семь.
– Очень даже туда, – обиделся экскурсовод в обитель маньяков, – нам пора, не то выбьемся из графика. – Он, весь такой бодрый и с тяжелим рюкзаком за плечами, пошел к тропе. А я что? А я пошла следом, перспектива остаться один на один с избушкой без курьих ножек не грела.
Мы взбирались по тропе, которая вскоре превратилась в россыпь булыжников, целый день, с перерывами на кофе и обеды, точнее на виски и сухой паек. Огненная вода однозначно грела лучше одежды, а мы все шли вверх. Подъем был тяжелым для моих изнеженных лондонскими тротуарами ног, потому сил на общение не было, только на созерцание захватывающих дух пейзажей и восстановление этого самого захваченного приступом сбитого дыхания духом. Каждый раз, когда мы делали привал, я выдергивала у Бенедикта из-под рюкзака спальник и растягивалась на ближайшем камушке, жалуясь на жизнь. Знаю, все тяжести тащил он, ему хуже, но не я же затеяла марш-бросок к какой-то заснеженной вершине хребта Сьерра-Невада. Бенедикт постоянно сверялся с часами (надо было реквизировать их, как и прочие излишки цивилизации) и под конец чуть ли не пинками подгонял меня вперед. Сумерки грозили застать нас где-то посредине горного кряжа, это должно было прибавить мне темпа, но нет. Лишь когда я увидела перед собой деревянный домик для таких ненормальных горных туристов, как мы, то рванула к нему, словно преодолевала последнюю сотню на марафоне.
