Текст книги "Ты, кажется, фантазия моя (ЛП)"

Автор книги: howlsatthemoon

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

========== часть I ==========

Саундтреки: Counting Bodies Like Sheep to the Rhythm of the War Drums by A Perfect Circle Like Suicide by Soundgarden In Bloom by Nirvana / There’s A Place In Hell For Me And My Friends by Morrissey.

x

Ты, кажется, фантазия моя

часть I

в безопасности от боли, правды, выбора и других ядовитых бесов.

видишь, ты им не интересен, как и мне

–A Perfect Circle

x

В первый раз, когда он переступил порог этого дома, он уже знал, что останется в нем навсегда.

В этом доме что-то пряталось. Он мог поклясться, что иногда слышит как дышат половицы, а стены нашептывают ему какую-то ложь. Или правду? Он никогда с уверенностью не мог ответить на этот вопрос, потому что после всего, через что прошел Тейт, в нем осталась детская наивность. И он верил, что это самая уродливая его черта.

Риелтор Марси как раз рассказывала им о “случившемся инциденте” (читай: ужасные убийства), произошедшем с предыдущими хозяевами дома. Тейт стоял там. Там, где влюбленная парочка истекала кровью в тускло освещенном подвале.

Он ощущал ее в своих жилах.

Льющуюся кровь.

Кровь, что наполняла его тело.

Поддерживала в нем жизнь. Заставляя его жить в мире, насквозь пропитанным мочой.

В голове уже мелькали чьи-то образы от одной только мысли, что он ступал ногами по тем местам, где кто-то… живой человек провел свои последние минуты, задыхаясь от крови, хлещущей из горла и попадающей в легкие, встретившись лицом к лицу со смертью. Распластанные тела в луже липкой и густой крови, навсегда впитавшейся в деревянные половицы, которые уже никто не сможет оттереть. По его телу пробежала дрожь.

– Мы берем его.

/

Иногда он будет разбирать коробки в комнате и чувствовать пронизывающий до костей холод. Он будет резко оборачиваться, уронив коробки на пол, но все, что он увидит – это пустая комната, переполненная его мыслями.

Он, конечно же, обвиняет во всем свои антидепрессанты. Но иной раз у него кровь стынет в жилах и ему искренне хочется верить, что в их доме есть кто-то еще. Было здесь что-то такое, что невозможно разглядеть невооруженным глазом. Эдди частенько замирает, показывает пальчиком на чей-то, невидимый для других, силуэт, и заливается смехом. Это никак не могла быть горничная, которая постоянно пытается что-то отмыть за углом комнаты. Но он чувствовал чье-то дыхание на плече, когда окна в комнате были закрыты, а он оставался в ловушке своего сознания.

Однажды он рассказал обо всем Констанс. И это стало ошибкой. В тот день она курила сигареты и расписывала стены ненормальными вещами: каннибалами, чудовищами и все в таком духе. Такое могла любить только его мать. Тейт даже относился к этим рисункам с какой-то заботой и любовным трепетом. Но, естественно, никогда не признавался в этом Констанс. Ей плевать. Он ни за что не рискнет осчастливить ее.

Констанс постоянно давала ему пощечины. Каждый раз после них он падал на пол, и в этом была вина не столько ее тонких длинных пальцев, сколько скорость ее импульсивных движений. Она обвиняла его во всем, а он, без единой мысли в голове, вздрагивал и стремглав бежал от нее, шатаясь из стороны в сторону.

– Ты причинил достаточно боли этой семье за свою короткую жизнь, эгоистичный ублюдок, – кричит она. Между пальцев одной руки сжата сигарета, в другой покоится тонкая кисточка для рисования. – Неужели ты не можешь успокоиться и забыть об этом хотя бы раз?

Он встает, отмахиваясь. – Ладно, не бери в голову, – и бормочет себе под нос, что все и так дерьмово.

Констанс кидает в него еще не потухшую сигарету, и та обжигает его лицо прежде, чем он успевает отвернуться. Секунду спустя сигарета падает на пол и медленно догорает.

– Да пошла ты к черту!

Она встает, а он ежится. Он противен себе. – Следите за своим языком, юноша! – кричит на него женщина. Он уверен, что Эдди слышит их из своей комнаты. Он молит о том, чтобы она не спустилась к ним. Ей будет от этого только хуже, а о нем и говорить не стоит. – Поверить не могу! Убегаешь с места преступления как настоящий преступник. Это все твоя вина. Черт возьми, твоя, – она пинает его кеды своим заостренным носом туфли. – Убирайся. Просто видеть тебя, знать, сколько всего я тебе безвозмездно подарила. Осознавать, что ты моя кровь и плоть… Меня тошнит от тебя.

/

Он бежит наверх, пропуская ступеньки, ударяя кулаками о стены и перила, крича на весь мир, с надеждой, что соседи услышат. Хоть кто-нибудь услышит.

Ему открывает дверь Эдди, одетая в пижаму, сонная, с взъерошенными волосами. – Тейт? – шепчет она, ничего не понимая и еще не отойдя от сна. – Что происходит?

– Иди спать, Эдди, – рычит он, отталкивая ее, когда она все еще продолжает звать его. Ее голос отражается от стен.

Он не обращает внимания на открытую дверь, ведущую в его спальню, где пустоту заполняет голос Курта Кобейна. Вместо этого ноги ведут его в старую ванну в флорентийском стиле. Он так сосредоточен на поиске бритвы, которую спрятал под ковриком, что почти не замечает девочки, стоящей перед зеркалом. С ее запястья медленно капает кровь.

Подождите-ка.

– Ты неправильно режешь, – тут же говорит он, закрывая за собой дверь и, не задумываясь, запирая ее на замок. – Если хочешь покончить с собой, нужно резать вдоль. Такое уже не зашьют.

Она смотрит на него. Он ждет ее улыбки, но она лишь поднимает бровь. И он подходит к ней и смотрит на ее запястье. Там уже есть два проходящих вдоль шрама темно-коричневого цвета с красной зарубцевавшейся кожей. – Что ты здесь делаешь? – безразличным тоном спрашивает она. Он обходит ее и видит, как она уже разложила на раковине его лезвия. Разной формы, разной заточки. Его ценная коллекция.

Он берет в руку одно из лезвий. Она не обращает на это никакого внимания. Он держит бритву между пальцев, как будто та была сигаретой, но его взгляд целиком и полностью сосредоточен на сочащейся крови из ее пореза. – Если пытаешь покончить с собой, то лучше запирай дверь. – так же холодно, как и она парирует он.

Она закатывает глаза и опускает рукава, даже не потрудившись остановить кровотечение. Темная жидкость медленно впитывается в ее свитер. – Ты не ответил на вопрос.

– Разве это не я должен задавать вопросы? – возражает он, не пропуская ни единой детали. – Незнакомая девчонка у меня в ванной. Я словно стал героем эротического сна. Вы всех так приветствуете в Лос-Анджелесе? Тогда нам стоило переехать сюда давным-давно.

– Ну конечно, – фыркает она и поворачивается к двери, но он хватает ее за запястье. За то, которое не забрызгано кровью. Сегодня вечером он не хотел испытывать себя, да он бы и не справился, он был уверен.

– Что “ну конечно”? – спрашивает он, понизив голос.

Девушка смотрит на него светло-карими глазами. В них таится какая-то тьма, но не та, которая бывает у некоторых людей с рождения. В ее глазах отражаются страдания. – Ты такой же как и все остальные. Кусок дерьма. Ничего другого и ожидать не стоило. Сколько тебе, семнадцать? Ты ходишь в Вестфилд Хай, она здесь, неподалеку. Наверняка ты вписываешься в их ряды, ты близок им по духу. Такой же пустой и узко мыслящий. Идеален для этого мира. – она снова разворачивается на каблуках, но он удерживает ее. На этот раз она убирает его руку со своего плеча. И он съеживается.

– Подожди. Я не такой как все, – умоляет он. – Я-я Тейт.

Она закатывает глаза. – Брехня. Признаться, я удивлена, что ты не поменял свое имя на Курта, судя по тому, к чему ты стремишься. Полосатый свитер? Рваные джинсы? Сразу видно крашеные в блонд волосы, которые ты не мыл неделю. Мне отсюда слышно как у тебя в комнате играет In Bloom. И, я уверена, ты никогда не знавал чьей-то ласки и заботы, – ухмыльнувшись, говорит она. Можно было с уверенностью сказать, что усмешка на ее лице постоянный гость. – Береги в себе это. Именно это отличает тебя от других.

Он внимательно смотрит на нее, стараясь, чтобы улыбка не проскользнула на его губах. – Как тебя зовут? – уголки губ подрагивают и медленно тянутся вверх. Улыбка едва ли вписывается на его лице.

– Вайолет, – бормочет она. – Как -

– Песня у Hole? – заканчивает он. Она с трудом сдерживает усмешку. Он знает, что произвел на нее впечатление и у него начинает кружится голова от чувств, которые он раньше не испытывал.

Она смеется. – На твой счет еще не все потеряно, – она поворачивается, и он наблюдает, как она открыв дверь, выходит из ванны в коридор. Секунду спустя он приходит в себя и, сломя голову несется вслед за ней. Но когда он склоняется на перилах, смотря вниз, он никого не находит. Только приоткрытая дверь в прихожей. Когда он закрывает ее и запирает на ключ, то на цыпочках крадется мимо комнаты, где на диване уснула его мать с полупустой бутылкой красного вина, стоящей рядом с ней. Вернувшись в ванную, он замечает, что капель крови нигде нет и раковина чиста. И только разбросанные лезвия напоминают ему о том, что она не была плодом его психованного воображения.

Но одного лезвия не достает. Оно было его любимым. То, которое он использовал, когда впервые захотел покончить с собой. Но он не возражал. Он позволит ей сохранить его.

/

В свой первый день в новой школе он возвращается домой с синяком под глазом и разбитой губой. Он думал, что когда Эдди закончит ходить в школу, он перестал бы ее защищать все время и проблемы решатся. Но стоило только людям посмотреть в его сторону, они начинали презирать его. Они ненавидели то, что не могли понять.

Когда он ступил на газон, то увидел, как двое мальчишек в полосатых рубашках и джинсах клеш кружат словно летучие мыши над Эдди. Тейт бросил рюкзак у ворот и ринулся к троице, но мальчуганы уже убегали прочь.

По лицу Эдди текут слезы. – Тейт! – кричит она. – Мне было так весело, пока ты не пришел! Ты все испортил!

Как только он входит в дом, Констанс тут же бросает на него взгляд и, на ее лице отражается насмешка и отвращение. – Удивительно, как ты до сих пор жив. – тихо говорит она. – Все время впутываешься в какие-то передряги.

Наконец, он поднялся к себе в комнату: по подбородку стекает кровь, а мышцы адски болят. И он был настолько обессилен, что даже не смог возразить на то, что видит Вайолет, сидящую на его кровати, скрестив ноги и прокручивая песни в его IPod.

– У тебя многообещающий вкус в музыке, – говорит она, не поднимая глаз. – Но тебе не хватает пары ключевых моментов. Я к тому, что у тебя здесь только альбом Meat Is Murder от The Smiths. Но я не нашла ни одной песни Sex Pistols. Тебе нужно расширять вкус, Тейт. Ты же не можешь всю жизнь всю жизнь только и слушать Nirvana и Soundgarden? – Когда в ответ она слышит тишину, то поднимает на него глаза, убирая с лица занавес из каштановых волос. – О, Господи. Что случилось?

Она поднимается с кровати. Он бросает сумку к ногам, учебники разваливаются по полу, но он не двигается с места. Он опускает голову. Он сыт по горло миром, который его отверг. Она быстро, словно призрак, подбегает к нему, руками прикасаясь к его избитому лицу. От ее прикосновений он снова может дышать. Он тянется к ее локтю, она медленно очерчивает призрачными пальцами его челюсть. – Первый день в новой школе. – вздыхает он.

Она сжимает губы в тонкую линию, – Вестфилд, да?

Он отрешенно кивает, – Худшая.

Они проводят день лежа на кровати и слушая песни в плеере Тейта. Он не делает домашку, им обоим плевать.

Он скачал все альбомы Morrissey только ради нее. Конечно нелегально, но он об этом подумал, а значит считается. Они сравнивают свои шрамы, ее темные, едва начинающие заживать и его свежие, ярко-красные, не такие глубокие, как у нее. Они рассказывают друг другу истории, делятся воспоминаниями, рядом с ней он чувствует себя полноценным.

– Где ты живешь? – спрашивает он ее, в то время как она ищет в его ноутбуке песни своих любимых групп, чтобы они слушали их одна за другой.

Она смотрит на него с толикой раздражения и нервозности, – Что? Хочешь следить за мной?

Уголки его губ лукаво поднимаются вверх. – Кажется, спишь ты крепко…

– Бред. Я не могу заснуть, когда на другой стороне планеты землетрясение, – кажется он впервые смеется так легко и так по-настоящему. Кровать начинает скрипеть. – Я живу… эм… на этой улице. Вместе с бабушкой.

Тейт кивает, – Мой папа ушел, когда мне было шесть. Мама начала подсасывать у всех мужиков поблизости. По-чесноку. Спасибо, пап, оставил меня с самой большой челоносоской в мире. А еще она такая сука. В особенности по отношению к моему брату и сестре, – он делает паузу, наблюдая, как она закусывает губу, внимательно слушая его и все еще продолжая смотреть на экран ноутбука. – А твои родители где?

В ее глаза есть что-то, что он не может разгадать. – Правду? – спрашивает она, а он лишь медленно кивает. – Мне плевать.

В конце концов он засыпает у ее ног. Она все еще листает пару тысяч песен на его IPod. Он украл его у кого-то в Бостоне, сильно ударив человека по рукам, выхватив плеер, и бежал, бежал, бежал. Но, наверное, это не та история, которой делятся люди во второй день знакомства.

Через час он потягивается и отходит ото сна, с улыбкой замечая, что, из недавно переполненного музыкой IPod, эхом доносится Morissey. Аромат Вайолет заполнил всю комнату. А наволочка все еще смята там, где она сидела, а он тихонько посапывал во сне. Он смотрит на ладонь и видит там какие-то каракули от фломастера. Внимательно присмотревшись, он понимает, что это буквы.

ПОРОЧНОСТЬ.

Когда он подключает IPod к магнитофону, по комнате разносятся звуки There’s A Place In Hell For Me And My Friends, и в голове парня проносится мысль, что не все так плохо, как кажется.

/

– Итак, Тейт, эти фантазии начались… два? Три года назад?

– Два года назад.

Психиатр, нанятый его мамой должен был помочь ему. Мужчина постоянно, через какие-то промежутки времени записывал что-то и частенько потирал небритые щеки. Пытался сохранить серьезное выражение лица, от чего Тейту все сильнее хотелось вывести его из себя.

– Всегда одно и тоже. Всегда начинаются одинаково, – Кровь. Бойня. Моча. Рвота. Мозги. Вытекающие из их ушей. Утопают в крови и слюне.

– Как? Расскажи.

Тейт наблюдал за доктором Хармоном, желая понять, насколько сильное отвращение к нему ему удастся вызвать у врача. Это первое, о чем он думал, когда встречал кого-то в первый раз. Ни цвет глаз, ни одежда, а как далеко он сможет зайти с ними в этой игре, пока они в недосягаемости. – Я готовлюсь к благородной войне.

Как быстро он сможет остановить пульс доктора? Он мог бы выстрелить ему промеж глаз, наблюдая, как из затылка вытекают остатки мозга. Перерезать ему горло, так быстро, что он даже не успеет среагировать, из кадыка будет хлестать фонтаном кровь. А может даже задушить его прямо перед зеркалом, схватив руки взрослого мужчины. Он бы надел на себя маску, чтобы когда борьба окончится, и Бену не будет хватать воздуха, психиатр бы смог стянуть маску с душителя и в ужасе понять, кем же все-таки являлся его убийца. Это лучшая часть. Когда жертва узнает тебя, когда она понимает, что вы и есть его спаситель, человек, который помогает вам перенестись в лучшее место.

– Я спокоен. Я знаю тайну. Я знаю, что будет и я знаю, что никто меня не остановит, даже я сам.

– Твоя цель, люди, которые были злы и жестоки по-отношению к тебе?

Тьма бушует в его голове, кричит ему о грязных и страшных вещах. Эта тьма есть в каждом из нас, но если ты позволяешь ей победить, она оттрахает тебя во все щели. Вот почему дети рождаются с голубыми глазами. Они рождаются чистыми, но мир чертовски быстро портит их. – Я убиваю тех, кто мне нравится.

Ему нравится доктор Хармон. Но не настолько, пока еще не настолько.

– Некоторые умоляют о пощаде. Я не чувствую грусти. Я вообще ничего не чувствую, – доктор Хармон отрывается от записей и Тейт кусает щеку, чтобы не улыбнуться. Попался. – Мы живем в отвратительном мире. Отвратительный, беспомощный мир. И, если честно, то по-моему я помогаю им выбраться из этого дерьма, ссанья и блевотины, которыми заполнены улицы. Я помогаю им попасть в чистое и хорошее место.

Что-то внутри. Гложет его. Доктор Хармон пристально смотрит на него, слегка приоткрыт рот, чтобы оценить безнадежность пациента. Тейт знает, как умрет психиатр. Тейт убьет его.

– Во всей этой крови что-то есть, блин, – он думает о сосудах, наполненных кровью и открытых ранах. Он думает о Вайолет с ее Morrissey, сарказмом и темно-фиолетовыми шрамами. – Я тону в ней. Индейцы верили, что злые духи живут в крови. И раз в месяц, на особой церемонии они пускали себе кровь, чтобы освободить этих духов.

Его голос сразу же становится низким и скрипучим, когда он всего лишь думает о свежей или запекшейся крови. Она вызывает у него жажду.

– Мне кажется, это довольно умно. Очень умно. Мне нравится, – Тейт поднимает глаза и уже в миллионный раз видит себя мертвым. Кровь вытекает из него, медленно капая на пол. Он и правда не может винить других. Он такой же грязный и испорченный, как и все остальные. – Думаете, я сумасшедший? – Я знаю, что я сумасшедший.

Доктор Хармон делает паузу, обдумывая ответ. – Нет, я думаю, что ты творческая личность. И я думаю, что ты сильно страдаешь.

Тейт не пропустит ответного удара. – Моя мать, наверное, волнуется обо мне, да?

– Наверняка.

Он усмехается. Ничего не может с собой поделать. – Она – членососка. В смысле, буквально, членососка, – объясняет он, а затем бросает взгляд на дверь, чтобы убедиться, что она не стоит там, готовая придушить его. – Раньше постоянно отсасывала соседу. Я был бы удивлен, если бы узнал, что она не трахается с Вами, чтобы не платить огромные суммы за сеансы, – он поднимает голову. – Мне казалось, врачи больше не принимают на дому. Сколько дополнительно денег Вы за это берете? Полтинник? Сотню? – Тейт продолжает разрывать дырку на своих джинсах. – Или моя мать тоже у Вас подсасывает?

Доктор Хармон сглатывает. – Тейт, мы отходим от темы. Давай поговорим о твоих видениях?

– Не волнуйтесь. Когда мне было шесть, мой отец узнал об этом и ушел. – Парень вздохнул. – Бросил меня с этой членосоской. Представляете? Это ж вообще?

– Слыхал и похуже.

– Круто, – Тейт наклоняется почти инстинктивно. – Расскажете что-нибудь? Люблю всякие истории, – его любимой была Мальчик, который кричал Волк. Еще в детстве он понял, что мораль этой сказки была такова: лжецы умрут в страданиях.

Доктор Хармон улыбается. – Нет, не могу.

Тейт может убить его прямо здесь и сейчас. Перепрыгнуть через журнальный столик и разбить голову психиатра об пол. До той степени, чтобы содержимое его черепа не превратилось в пюре. Но он этого не делает. Черт возьми, да он в прошлой жизни вполне мог быть сраным святым. – Этот мир, это мерзкое место. Это мерзкое и отвратительное шоу, – его трясет, голоса внутри не унимаются, кричат. – В мире столько боли, понимаете? – Он получил ее сполна. Он начал умирать уже в тот день, когда родился. Как и все мы. – Столько боли.

* A Perfect Circle – Pet

(строчки, упомянутые в начале главы)

Комментарий к часть I

Есть еще тут те, кто помнит меня?) В общем, у меня сохранилось в черновиках парочка старых переводов из далекого 13-ого года (это один из них), все руки не доходят отредактировать.

P.S. когда бралась за перевод, такого сюжета в русскоязычном фандоме АИУ не было, так что если уже есть подобная работа, то, я думаю, ничего страшного, если я выставлю этот перевод, удалять все равно жалко :)) Ну и по традиции, кому понравилось, отписывайтесь в комментариях, ведь ни для кого не секрет, что они подстегивают авторов писать больше и лучше, ну а меня редактировать перевод :))

P.P.S. лично для меня была одна из любимых работ по фандому

========== часть II ==========

Саундтрек: Closer by Nine Inch Nails The Sun by Mirah Nude by Radiohead.

x

Ты, кажется, фантазия моя

часть II

я хочу трахнуть тебя, как животное,

я хочу чувствовать тебя изнутри

– Nine Inch Nails

x

Вайолет была рядом, как и все предыдущие дни. Он понятия не имел, как она забирается в дом, но каждый раз, когда он возвращался из школы и бежал по лестнице наверх, она с закрытыми глазами уже сидела на его кровати, скрестив ноги и покачивая головой в такт музыке.

Ему хотелось поцеловать ее. Ужасно сильно. И это желание росло в нем иногда всего лишь от того, что он протягивал руку и дотрагивался до нее. Ее кожа была такой бледной, что ему даже казалось, будто много лет назад ее что-то напугало до смерти, и этот ее страх не прошел до сих пор. И, если уж быть совсем откровенным, иногда в ее взгляде мелькало что-то такое, отчего она начинала смотреть в одну точку, погружаясь в свои мысли и будто бы переставая дышать. И он мог поклясться, что в такие моменты ему казалось, что она и правда мертва.

Тейт даже рассказал доктору Хармону о ней. На самом деле он этого не хотел… Но мысль о ней просто выскользнула из его рта, как выскальзывал на долю секунды ее язык, такой розовый, горячий и влажный, поддразнивая и очерчивая нижнюю губу, а затем скрывался за губами так же внезапно как и появлялся. Он хотел провести рукой по ее волосам, уложить ее на постель и ласкать ее нежную кожу, чтобы она мурлыкала, как котенок.

– Она девственница, – нахально рассуждал он, никогда не называя доку ее имя. Последний, в свою очередь, нахмурившись, что-то записывал в свой блокнот. И Тейта не на шутку волновало, что он может проговориться доку о Вайолет только из ебаного интереса, – А они так легко становятся мокрыми.

Честно говоря, он не знал, как поступать с этими дурманяще развратными мыслями. В Бостоне он, конечно, целовался с девушками, и, бывало, все могло зайти и дальше, но при условии, что он примет правильное количество лекарств, и у него будет желание. Но он понятия не имел, что делать с этим странным чувством, скручивающим живот и улыбкой, расплывающейся на губах. И в какие чертоги запрятать эти мысли, когда они избавятся от одежды? Да и думала ли она о нем так же, как он о ней?

Конечно, думала. Когда вздыхала и рисовала пальцами на его запястьях замысловатые узоры. Когда прятала под половицей его лезвия, наивно полагая, что он об этом не знает. Она хотела спасти его. Он даже мог бы назвать это милым.

Он целовал ее один раз. Только один. Сперва в запястье, где остался продольный шрам от пореза, затем, медленно скользя по ее плечу, он прижался губами к ее подбородку. Она тихонько мурлыкала, пока он повторял поцелуи снова и снова. Но она не любила его. Сперва она должна полюбить его.

Нежно, чтобы не спугнуть, он застенчиво поцеловал ее в уголок рта, как Питер Пэн целовал Венди. И все, что он может себе сейчас позволить, чтобы окончательно не слететь с катушек, это чтобы она притянула его ближе к себе.

– Еще не время, – прошептал он, и на ее щеках в ответ вспыхнул румянец, когда она отвела взгляд. Он снова поцеловал ее, сжимая в руке ее руку, их окутывают песни The Smiths.

Она рассматривала его запястье, гладя пальцами едва зажившие шрамы, глядя на них с такой сильной грустью, какую он видел впервые, – Те препараты, что выписывает твой психиатр… Наверное, это все они виноваты, – пробормотала она.

Засыпая и погружаясь все глубже в мысли, он вдруг понимает, что никогда не рассказывал ей о том, что ходит на сеансы к психиатру.

/

Был в школе парень, который издевался над ним.

И раньше Тейт на это никак не реагировал. Тот парень кидал в Тейта ошметки, плевал на его кеды, ударял его по челюсти и бил коленями в живот. Он сопротивлялся изо всех, пытался побороть демона внутри себя, но он пробудился. Кровожадный. Вожделеющий крови.

Он заманил того парня в Дом Убийств. Он знал, что не должен был. Но дело было сделано. Дом разговаривал с Тейтом во сне, шептал ему грязные вещи в его барабанные перепонки, пока он не просыпался в холодном поту. Он больше не мог отличить реальность от кошмара, и единственным, что удерживало его рассудок, была Вайолет. Вайолет с ее милыми фиолетовыми шрамами, ее мешковатыми свитерами, ее Morrissey, ее поцелуй.

Он не хотел, чтобы все это произошло.

Он обещал тому парню наркотики, заверяя, что его папа – дилер, заправляющий бизнесом в подвале их дома. Слишком наивный и готовый на все, ради прихода, он спускался в подвал без каких-либо колебаний.

Через пару минут он уже выбегал весь в кровавой одежде, крича от ужаса, а лицо его было разукрашено следами от когтей, из которых сочилась красная жидкость.

В подвале что-то обитало, Тейт знал об этом. И он использовал это в своих интересах. Что это могло быть, он не имел понятия, как и про весь этот дом. Иногда ему казалось, что за его спиной кто-то стоит, но обернувшись, он понимал, что там никого не было. Эдди часто смеялась и с кем-то завела дружбу, но он был уверен, что они наполнены тьмой, не уступающей по силе ему. Они жаждут крови. Они не живы. Он рассказывал Констанс об этом, но та, пьяная, только давала пощечины и бросала в его сторону жестокие обвинения. Поэтому он сохранял спокойствие и копил нарастающее в нем зло, чтобы использовать его для своих целей.

Вайолет появилась за ним, внимательно наблюдая, откуда убегал мальчишка.

– Тейт, что это было? – закричала она в ужасе. Он подошел к ней, их разделяло несколько шагов.

Он протянул к ней руки, чтобы попытаться успокоить ее, но она отступила, – Это был тот парень, я тебе о нем рассказывал, – со спокойствием в голосе объяснил он, – Он больше не будет ко мне приставать. Все в порядке.

Она покачала головой, широко распахнув глаза от злости, – Нет., – настояла она, – Не позволяй им так добраться до тебя! Ты не должен сдаваться!

– Вайолет, что ты несешь? – он сам не понял, как его голос повысился. Почему она не радуется за него? Почему не смеется и не хвалит за то, что он разгадал одну из тайн дома, который вводит всех в ужас? Ее покрасневшее лицо от слез и отвращения навсегда отпечаталось в его сознании, – Я не сдавался! Я защищался! Я напугал этого парня до полусмерти. Держу пари, он наделал в штаны.

– Ты не знаешь того, что может сделать с тобой этот дом, – вздрогнула Вайолет, – Я жила здесь раньше. Но родители переехали, потому что этот дом сотворил с нами ужасные вещи. А ты уже сдался. Ты хочешь причинять боль. Ты хочешь причинять боль другим людям.

– Я думал, ты ничего не боишься! – хрипло прошептал Тейт. Его голос был полон ненависти и злобы.

Она, качая головой и пошатываясь, попятилась от него, – Я больше не хочу тебя видеть! , – задыхаясь пробормотала она и устремилась прочь. Она исчезла, достигая заднего двора.

– Я ДУМАЛ ТЫ НИЧЕГО НЕ БОИШЬСЯ! – прокричал он ей вслед, но это не удовлетворило демона.

/

В конце концов она все-таки вернулась. Единственная, кто это сделал, за всю его жизнь.

Он увидел ее вновь в своей комнате, спустя три дня ожидания. Его волосы были влажнами, после длительного горячего душа, а полотенце было обернуто вокруг бедер. На его руках виднелись порезы, ярко-красного цвета, в противовес ее едва заметными белесым шрамам. Ее лицо блестело от слез, но в глазах плескалась тьма с уверенностью.

– Этот дом наполнен тьмой, – вздохнула она. Она стояла всего в нескольких шагах от него, а потому, когда он подмигнул ей, она секунду спустя уже стояла напротив него, закусывая нижнюю губу, от чего кровь в его теле закипала.

Он закрыл глаза, когда она перебирала пальцами его мокрые волосы. Он мог поклясться, что где-то на фоне играла та сексуальная песня Nine Inch Nails, но его внимание было приковано только к ее аромату и ощущению от ее близости, поэтому он отложит заговоры на другой день.

– Мы все уязвимы в нем, – прошептала она, – Он завладевает тобой. Заставляет тебя думать о тех вещах, о каких нельзя думать, совершать поступки, которые нельзя совершать. И самая дерьмовая вещь состоит в том, что ты желаешь эту тьму, ты ее жаждешь. А я эгоистка. Я и правда чертова эгоистка. Этот дом хочет тебя, а я не хочу делить тебя с ним. Но я причиняю только больше боли, когда ты поддаешься. Он делает так с каждым.

Она была рядом, ее язык был так близок к его, что Тейт мог даже попробовать на вкус воздух, который их разделял, – Наверное, для этого уже слишком поздно, – пробормотал он. Он наклонился, чтобы поцеловать ее, но в последнюю секунду она уклонилась и вместо губ, он поцеловал ее шею. Она таяла от его прикосновений, его руки обхватывали ее талию, а полотенце близилось опуститься опасно низко. Он поправил его, скрывая усмешку, а она, краснея, положила подбородок ему на плечо, уткнувшись в его медовые волосы.

– Ты можешь быть таким хорошим человеком, Тейт, – прошептала она. То, как она вписывалась в его жизнь было слишком идеальным, и это все, чего он хотел; все, что у него было. После всего, что с ним случилось, с его братьями и сестрой, после всех его проклятых грехов, жестокости матери, ухода отца – она была чистейшей частичкой этого грязного мира.

Он не знал как, но вдруг оказался прижатым спиной к холодному дереву закрытой двери, а ее язык пытался проскользнуть в его рот, наверное, он был не такой уж и грешный, по сравнению с ней, – Боже, нет, блять, нет, Вайолет, – с его губ слетал смех, перемешанный со стоном. Он повернул ее так, чтобы ее лопатки скользили по дереву. Вздохнув в его рот, она обняла его шею самым любящим способом.

Они кружились в объятиях, прикасаясь друг к другу губами, пока Вайолет случайно не споткнулась о железную ножку кровати и не упала на ее, а вслед за ней и Тейт. Они были так близко, что жар, проходящий через их тела, мешал им здраво мыслить. Впервые в его голове не кричали душевнобольные голоса и не мелькали сцены убийств. Все, что было сейчас в его мыслях – это спокойствие, похоть и его собственные долбанутые желания, и он был готов остаться здесь, с ней, навсегда, потому что если это поможет достичь таких мыслей – он был согласен.

Его пальцы отчаянно пытались удержать полотенце вокруг его бедер, но он все еще был в состоянии удерживать как можно ближе Вайолет, пока ее пальцы пробуждали все нервы. Он все не понимал, сколько на ней надето слоев одежды в виде свитеров, маек, кардиганов, но когда он добрался до ее майки-алкоголички и оранжевых колготок, то почувствовал успокоение. Когда она, наконец, начала стаскивать с него полотенце, он отстранился, тяжело дыша, с румянцем на щеках и вздымающейся грудью. Оба мокрые от того, что он только недавно вышел из душа.

Они останавливаются и глядят друг на друга, оба не зная, решаться ли зайти дальше. В конце концов, он слезает с нее и ложиться рядом, пытаясь усмирить пульс.

После неловкого молчания, Вайолет заливается смехом, – Боже, Тейт, – все еще задыхаясь, пробормотала она, – Не думала, что это возможно, но я была почти близка, а ты оставил меня ни с чем.

Они в одну и ту же секунду поворачиваются и смотря друг другу в глаза, наполненные тьмой, и, с еще большей чувственностью, начинают целоваться, и ни один из них не может побороть волну смешков.