Текст книги "В Бруклине все спокойно 2 (СИ)"

Автор книги: honey_violence

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

========== Штиль ==========

Баки не становится лучше. Солдату по-прежнему никак. День за днем здесь царит штиль, изредка разбиваемый волнами-скандалами: Стив не знает, как достучаться до друга, спрятанного внутри чужого “я”, и срывается, срывается на крики-удары, на ссадины-воспоминания, на град вопросов, бьющих пулеметной очередью в чужую грудь.

Срезать Зимнего, достав из промороженной насквозь бесконечной стужей оболочки Солдата друга – что может быть проще? Оказаться перед фактом, что Зимний, как и Баки когда-то, так же цепляется за жизнь изо всех сил – что может быть внезапней?

Убить одного, чтобы спасти другого – разве не этому научила их война?

Тело Баки не делится на два, пусть и разделяемое двоими.

– Не надоело? – голос Зимнего спокоен, как и всегда.

– Не делай ему больно, – голос Джеймса, равнодушный за неимением возможности отражать собственные эмоции таким своим, но чужим горлом, прорывается заботой о ставшем слишком близким Солдате.

Роджерс сдается. Спасательные круги общей памяти, спущенные на воду общего прошлого, стотонным якорем пришпиливают ко дну, утягивая за собой всех, кто оказался в эпицентре страшного взрыва их сознательного саморазрушения.

– Я с тобой до конца, что бы ни случилось, – но Стив не знает наверняка, с кем именно: защищать Солдата, беззащитного перед новым миром, или друга, все так же тянущего ему руку из сороковых? Долг, долг, долг. О, Капитан всегда остается верен долгу, и именно поэтому мозг Зимнего все еще находится в черепной коробке Баки, а не разукрашивает бурыми пятнами белую стену за вечно прямой спиной неслучившегося врага.

Лицо Баки почти сливается с этой белостью – меловое, испуганное необходимостью очередной смерти.

То, что Гидра предусмотрительно обезопасила себя внедрением необходимого механизма на случай поломки своего лучшего агента, игрушкой упрятываемого в дальний ящик между миссиями, оказывается отменным подарком самому серьезнейшему противнику в лице Капитана. Когда нет выбора, муки сомнений обходят тебя стороной.

– Пиздец, – констатирует Джеймс, чувствуя, как вдоль руки вверх пробегает не сулящий ничего хорошего разряд.

И сквозь очевидный, грядущий и почти наступивший – этот самый пиздец – Солдат слышит голос, чужой до колик в груди, помнящей, что в нем бьются целых два сердца, говорящий, что Стив по-прежнему рядом.

С ними обоими.

Потолок, стены – все застывает в блаженном штиле, разошедшемся кровавыми волнами вернувшейся памяти, и не сказать чтобы всем моментально стало лучше, но… когда даже выбор между жизнью и смертью отнят, чтобы не приходилось дольше мучиться, спасение врага, застрявшего в чужом теле, и друга, вырвавшегося из него прочь, кажется лучшей компенсацией за испачканный интерьер абсолютно чужой квартиры.

========== Живые ==========

– Да хватит уже, – Барнс выдергивает из рук Стива рамку с фотографией, брезгливо отбрасывая ее подальше и не беспокоясь, что та может сломаться. – Сколько можно?

Стив реагирует медленно: хмурится, смотрит недоуменно на Баки, переводит печальный взгляд на приземлившуюся на пол рамку – и ничего не говорит. Он вообще мало говорит. Ну, то есть говорит он много и охотно, но не с Баки. С Баки разговаривать ему не хочется.

С живым его вариантом.

Зато с фотографиями, газетными вырезками, музейными экспонатами – пожалуйста. Будь его воля, Капитан, пожалуй, переехал бы жить в проклятый музей. Туда, назад, в прошлое.

Сказать, что Джеймса это злит, значит не сказать ничего. Потому что, ну вот ведь он, живой, здоровый, рядом – почему Стив так упорно игнорирует его воскрешение? Даже Солдату он был счастлив куда сильнее, чем вернувшемуся другу.

– Не знаю, – такое ощущение, что Роджерс делает ему одолжение, тратя на него слова. – До сих пор не могу осознать.

– А пора бы, – Джеймс скрещивает руки на груди, сдерживая желание ударить. Ну в самом деле, не бить же друга, у которого шок. Многомесячный, затянувшийся шок. Мешающий ему нормально функционировать, если рядом оказывается Джеймс.

Иногда Баки думает, что лучше бы Зимний остался жив, а он сам умер окончательно и безвозвратно. Тогда у Капитана не было бы проблем, он бы не переживал так сильно, не уходил в себя. Суперсолдат, да? Перенести столько всего способно его тело, но не разум. Задумывался ли над этим когда-либо Эрскин, создавая Капитана Америку? Клинтон Макинтайр сошел с ума практически сразу, так кто сказал, что у Стива были шансы этого избежать?

И что теперь? Задаваться вопросами приходится слишком часто, и Джеймса это бесит так же сильно, как и абсолютное равнодушие Стива, погрузившегося в себя, к реальности. Почему он, тень прошлого, с такой жаждой вдыхает новую эпоху, новый мир без войны, а тот, кто стал ему причиной, задыхается воспоминаниями? Почему у мертвеца выходит жить лучше, чем у живого?

Почему память, которую у него так долго отнимали, не может оставить Стив наконец в покое?

========== Чужой ==========

– Роджерс, сказать, что я тебя помню – ничего не сказать, – голос у Солдата тихий, усталый. А еще механически-равнодушный, потому что говорит он это не в первый и, кажется, далеко не в последний раз. – Я знаю твое имя, я читал досье на тебя, постоянно вижу твои подвиги по телевидению, но я не знаю тебя. А ты сам, ты меня помнишь? Без вороха фотографий, которые ты не выпускаешь из рук – помнишь?

И Стив, опережая любые возражения, кивает, как заведенный болванчик, но что-то изнутри противно зудит, потому что взгляд у Солдата чужой, голос у Солдата чужой. И сам Солдат до страшного, до больного чужой.

А каким был Баки, он не помнит.

========== Щенячья возня ==========

– Я и сам думал, что будет, ну, как в фильмах, – делится с Вдовой Стив, – обнимемся, прошлое повспоминаем, а произошло иначе. Он просто заявился со своими вещами, пожелал, как делал всегда, до войны, спокойной ночи и отправился спать. И знаешь, меня это устроило: ни возни щенячьей, ни лишних эмоций. Нам и так слишком много нужно утрясти. Главное ведь, что он жив и снова рядом. Так?

Но Вдова знает – давно уже изучила Роджерса, как свои пять пальцев – что на самом деле Стив чувствует иначе, чем говорит. И возня эта щенячья была ему необходима: словно замок этим эмоциональным всплеском повесить на дверь в прошлое, отплакать и успокоиться. А еще Наташа чувствует, что и это не вся правда, только вот выуживать ее у Стива ей не хочется, кажется, тот и сам не до конца понимает, что не так, и помощь Вдовы запутала бы его больше, чем помогла.

– Ни поговорить, ни объясниться. Совсем ничего, – и, кажется, именно в этом “ничего” и кроется страшная причина волнения, иначе спустил бы все это Роджерс на тормозах, счастливый, что Джеймс вернулся.

“Чужой человек пришел, поэтому и вспоминать и делить вам нечего”, – но разумеется Наташа этого не скажет. Стив сам дойдет до всего умом. Сердцем-то уже наверняка понял, просто не сдается. Как всегда, до последнего держит надежду за скользкий хвост, не выпускает из рук. Только в этот раз ему все-таки придется разжать пальцы.

И – как когда-то – вновь отпустить Баки.

========== Паспорта ==========

– Просто выбери, что тебе нравится, и все поверят, – Джеймс весело разглядывал таблицу, которую им необходимо было заполнить. – Странно, что ты до сих пор этого не сделал.

– Да все времени не было… То вторжение читаури, то Гидра, – Стив и правда не мог понять, почему никто не требовал от него паспортных данных раньше. Видимо, все бумажные проблемы за него решал Фьюри. Но теперь, когда наступил относительно мирный период – если распад ЩИТа можно считать доброй новостью – следовало озаботиться формальностями.

– Так. “Джеймс Бьюкенен Барнс, 29 лет”, – вывел убористым почерком на бланке Баки.

– Тебе скоро сотня, какие двадцать девять? – удивленно воскликнул Роджерс, заметив цифру.

– Никто не знает, что мы родились еще до войны, Стив, сейчас мне может быть сколько угодно, и я выбираю двадцать девять. Это не тридцать, а значит, я относительно молод, и это не двадцать три, на которые я, как ни пытайся, уже не потяну, – весело ответил Джеймс, хватая бланк Капитана. – А тебе будет двадцать семь, потому что… ну потому что ты всегда был сопляком.

– Никто не поверит. Все знают, что Капитану Америка почти сто лет, – скрестив руки на груди, Роджерс выглядел откровенно недовольным.

– А ты хочешь быть Капитаном Америка? – внезапно посерьезнев, спросил Джеймс. – Может, пора стать просто собой и отложить спасение мира до момента, когда он действительно без тебя не выживет?

– Ты имеешь в виду, взять чужое имя, чужую историю и стать кем-то другим?

– Нет. Написать свою. Хватит войны, Стив, – Барнс пододвинул Роджерсу его бланк. – Хотя бы ненадолго.

Казалось, что Стив сейчас совершает по меньшей мере государственную измену – так серьезно он выглядел – а не просто заполняет бланк регистрации. Но вот, что-то, по-видимому, решив для себя, он молча придвинул к себе оба бланка: и свой, и Баки.

– Только не приписывай мне жену, сопляк, – глядя на это, довольно произнес Барнс, – я молод, меня еще только ждет моя Большая Любовь.

…

Романова, передававшая им их документы, выглядела чересчур веселой.

– Фьюри хватался за голову, пока делал ваши документы, – сообщила она. – Даже я решилась на честные тридцать два года. Как вам в голову такое пришло?

Джеймс возвел глаза к нему, показывая, что, мол, да, это крайне честно, мисс Мне-на-самом-деле-шестьдесят.

– Куда вы направляетесь? – спросила она, сделав вид, что не заметила подкола.

– В Канаду. К Логану. Мы служили вместе на войне, думаю, он будет не против увидеть старых фронтовых товарищей, – поделился планами Стив.

– К тому же внезапно ставших его родственничками, – ухмыльнулся Барнс, пожимая на прощание Наталье руку и направляясь к машине.

– Джеймс Хоулетт и Стивен Хоулетт… уверена, Росомаха будет в восторге, – подмигнула Стиву Вдова. – А если нет, всегда можете притвориться гей-парой, в Канаде однополые браки разрешены, никто ничего не заподозрит, – абсолютно серьезным тоном добавила она напоследок, вгоняя в краску Капитана и уже не расслышав его совсем не роджеровское “Такой был план”, раздавшееся вместе с веселым хохотом в умчавшейся прочь машине.

========== Время ==========

– Я устал все это понимать, слышишь? – Баки мечется, как раненый зверь, по комнате, спотыкаясь о мебель, врезаясь в стены, и Стиву только с десятой попытки удается увалить его на пол и зафиксировать неподвижно. Назвать это приступом сложно – просто иногда на Джеймса накатывает такое уныние, перерастающее в злобу больше на себя, чем на мир, что он перестает контролировать себя и свою боль. И последнее время все чаще.

– Устал. – Страшно видеть взрослого мужчину, бьющегося в рыданиях, но Стив не видит в этой слабости ничего постыдного: вряд ли есть хоть один человек, которые смог бы перенести все то, на что обрекли его друга, и не сломаться. – Я хочу жить, я чертовски хочу жить, Стив, но эта жизнь, она слишком сложная для меня, понимаешь? Солдат справлялся, а я не могу. Слишком многое нужно осознать, понять, принять. А я устал. Я устал.

Стив знает, что со временем Джеймс возьмет себя в руки и все наладится, но сейчас, укачивая друга на руках, как ребенка, он не понимает, что ему делать. Слова не помогают, активные действия тоже. И только время способно если не залечить, то хотя бы немного примирить Джеймса с реальностью. Да вот только времени – вот издевка для никогда не стареющих суперсолдат! – у них катастрофически нет.

Ведь каждый раз, оттолкнув его руки прочь, с пола поднимается не Джеймс, а Солдат, и глаза его, больше не проливающие слезы, глядят слишком холодно, пусто и равнодушно.

========== Переезд ==========

Барнс возненавидел новое жилище с ходу. То, что идею переезда Рождерс вынашивал втайне от него, тоже не добавляло ситуации позитива.

Бросив мешок с немногочисленными вещами на пол, он обошел пространство, которое отныне мог именовать своим, и остался недоволен. Да, попросторнее криогенки, да, побезопаснее предыдущего жилья, но все равно не то. Почему? Он и сам не смог бы ответить на этот вопрос адекватно. Все, к чему он пришел на данный момент, была мысль о том, что нельзя вот так в один

миг начинать пресловутую “новую жизнь”, не покончив со старой. Нельзя сообщать, что решил переехать вот так сразу, как обыденную новость, по возвращении с пробежки. Нельзя добавлять такое необходимое “мы” только в конце этого сообщения.

Нельзя не говорить, что они отправляются вместе, считая это само собой разумеющимся… позволяя Баки думать, что они снова могут расстаться внезапно и надолго.

– Разобрался? – на пороге комнаты возник Стив. – Можешь глянуть ту комнату, которую я выбрал себе, если придется по вкусу, можем поменяться.

Нельзя не понимать, что Джеймс зол: на переезд, на всю эту ситуацию, на Роджерса. Но больше, конечно же, на самого себя.

– Ты не выглядишь особо радостным, – Капитан обводит взглядом пространство, не понимая, в чем дело. – Я выбирал максимально удобное место и дом, долго искал то, что нужно…

– В том-то и дело, – хмурится Баки, – ты долго выбирал, ты искал, ты нашел, ты все решил. А меня поставить в известность?

Он злится, изводя Стива своим молчанием, еще несколько недель, а потом пропадает с вещами, и когда Стив наконец его находит – в другой стране, в третьесортном баре – даже не снисходит до объяснений.

– Какого хрена ты уехал? – шипит Роджерс, и это так несвойственно для него, что Джеймс чувствует себя почти счастливым. – Я искал тебя столько времени!

– Я долго собирался, – возвращает ему Барнс его же слова, – долго выбирал, куда поехать, и вот нашел. И решил не откладывая выдвинуться.

– Почему ты мне не сообщил? – Роджерс от негодования даже не замечает, как хватает Джеймса, ничуть не уступающего ему в габаритах, за отворот футболки, приподнимая в воздух.

– Я оставил записку, – невозмутимо ответствует тот, стряхивая чужие руки с себя.

– “Скоро буду”! Это ты называешь объяснением?

А потом Стив как-то внезапно и желейно стекает на соседний стул, разом все понимая, и когда он открывает рот, чтобы извиниться, Джеймс молча толкает его в бок, жестом прося заткнуться, потому что урок уже преподан, уже выучен и запомнен.

– Почему ты так долго меня разыскивал? – наконец спрашивает Баки, прерывая затянувшееся, но не напрягающее молчание.

– Пока обыскал весь этот городишко… Я думал, ты прячешься.

– Зачем бы мне это делать? Я все это время был здесь, у тебя на виду, – а потом, еще немного помолчав, добавляет то, к чему Стив и сам пришел ранее: – Я ведь и рассердился только потому, что боялся вновь тебя потерять, а ты уехал в этот новый дом, в эту новую жизнь. И ничего не сообщил сразу, только потом рассказал уже по факту.

– Господи, Баки… Никогда, никогда, слышишь? я больше тебя не потеряю и не позволю никому и ничему нас разделить, ты часть меня, как… – он переводит взгляд на ладони, нерво сжимающиеся в кулак, – как моя рука! Куда я без нее?

– Моя снимается, – невесело шутит Джеймс, но взгляд его теплеет. – Твою комнату я заберу себе, она мне больше нравится.

Но Роджерс не прощает себя так быстро, как это сделал Джеймс, и сокрушенно качает головой, продолжая расцарапывать эту рану: неужели Баки действительно думал, что он, Стив, по собственной воле, едва обретя лучшего друга, вновь расстанется с ним? Но по факту ведь так и вышло… Собака, оставленная в старом доме при переезде, не знает, что ее не ждут на новом месте, и бежит километры вслед за семьей, которая ее бросила. А когда наконец вновь находит тех, кто любил ее раньше, ее выставляют за порог, потому что она никому больше здесь не нужна. Сравнивать Джеймса с псом, конечно, некорректно, но пример, бесспорно, подходящий, ведь откуда Баки знать, что он ему не обуза, что его возвращения ждали, что его – любят?

– Хоть обе, – улыбается в ответ Роджерс, все равно чувствуя себя откровенно паршиво: раз за разом ему придется доказывать Джеймсу его значимость, и будь он проклят, если снова – хотя бы раз – не справится.

========== Улыбка ==========

Джеймс улыбается, и по этой улыбке можно прочесть все: как его заебал Стив, слишком слепой для лучшего друга, как его заебал ЩИТ, не давший ни кратчайшей передышки и завербовавший бывшего наемника Гидры сразу же после развала той, как его заебал он сам, не умеющий привыкнуть к новому времени, как бы он ни старался. Он улыбается, и все довольны – никому не нужна лишняя возня, внешних атрибутов спокойствия вполне хватает, чтобы с гордостью вписать очередное спасение в список побед местечковых супергероев.

Иногда, когда нервы сдают окончательно, он даже смеется, и только слепец не подметит истеричных нот в его смехе, только слепец упустит ту дикую усталость, которая сквозит в его каменных от напряжения плечах. Но – какая ирония – лучший друг хлопает его по спине в, кажется, ободряющем жесте и смеется в ответ, и так хочется размазать эту его улыбку кулаком за то, что Стив слеп, за то, что Стив абсолютно, тотально слеп, но Джеймс сдерживается. Никто не обязан видеть, что и как происходит в нем на самом деле. Никто. И с чего он вообще взял, что, если до Солдата никому не было дела, теперь все внезапно изменится, и Джеймс Барнс, воскресший для всех случайно и зря, окажется не пустым местом? На что он вообще надеялся? О мертвых либо хорошее, либо ничего, так кто виноват, что Солдат получил свое честное и безоговорочное “ни-че-го”, не оставив Джеймсу шанса на что-то хорошее? Кто виноват в том, что Джеймс ожил не вовремя и некстати? Кто виноват, что никто не знает, что с ним – живым – делать?

Джеймс улыбается, и по этой улыбке можно прочесть все, но только вот… кто будет вглядываться в пустоту?

========== Слишком поздно ==========

Когда память одной тяжелой болезненной вспышкой наконец возвращается, он не дает себе ни минуты на раздумья. Срывается по знакомому адресу, куда уже приходил не так давно. Зимним солдатом. Убивать. Куда возвращается теперь. Другом. Воскрешать прошлое.

Он банально и до ужаса глупо три раза стучит в дверь, вслушиваясь в приближающиеся шаги Роджерса, и так же до ужаса глупо произносит: “Привет”, когда дверь распахивается, а сам Стив отшатывается в сторону при виде него, как если бы увидел призрака. Хотя по сути так оно и есть.

– Баки, – шепчет Капитан, а затем вымученно смотрит, замерев в дверном проеме. – Тебе нельзя здесь находиться.

Барнс осторожно заходит в квартиру, игнорируя предупреждение, но собственная идея уже не кажется ему столь гениальной: если его схватят, начнутся допросы, следствие, возможно, его посадят в тюрьму. Покушение на убийство Фьюри так просто не прощают, даже будь ты трижды не хозяин своей воле в прошлом.

Они оба слишком долго и неприятно молчат, избегая сталкиваться взглядами. Стив не решается начать задавать вопросы, Баки не уверен, что им обоим нужны его ответы. Семьдесят лет, разделенные сном одного и льдом другого – и что в итоге? Гнетущая тишина и молчание, за которыми ничего не будет. Теперь это становится понятным, как божий день. Наверняка и Стив думает о том же: лелеять надежды разыскать друга, вернуть ему память, вернуть их прошлое, воплотив его в общее настоящее, а на деле оказаться по разные стороны пропасти, глубокой и непреодолимой. Как оказалось, нельзя вот так просто прийти, как будто ничего не произошло, и надеяться, что все станет по-прежнему.

Джеймс на всякий случай сообщает очевидное:

– Я все вспомнил. Почти все.

Стив улыбается в ответ:

– Я помогу вспомнить все остальное. Теперь нужно только решить, как тебя реабилитировать в глазах общественности.

И в обоих одновременно возникает ощущение, что на месте друга лишь отдаленно похожая копия. С которой не было пережито ничего, с которой ничего уже невозможно. Поэтому, когда Баки кивает на дверь и произносит:

– Потом обсудим, – Стив как-то слишком поспешно кивает, облегченно выдыхая. И тогда Барнс думает, что иногда мечтам лучше оставаться мечтами, и ему не нужно было воскресать для Стива, оплакавшего потерю друга и живущего теперь, по большей части, смирившись с тем, что он не сумел его спасти. Нельзя воскресать для того, кто не готов к тому, что ты спасся и вернешься почти живым и почти невредимым.

Джеймс, конечно, не уверен, что не попытается наладить контакт со Роджерсом в дальнейшем, но эту попытку засчитывает как откровенно провальную, поэтому, не прощаясь, молча уходит, уже на лестнице слыша, как Роджерс закрывает за ним дверь. Наверное, так и стоял, не зная, что предпринять: повинуясь долгу, ринуться спасать нуждающегося в его помощи человека, или, от осознания произошедшей в нем перемены впадая в ступор, который надолго теперь выбьет его из колеи, если не разобьет совсем – не каждый день узнаешь, что боль от твоей самой большой потери давно уже утихла, а сердце вычеркнуло ее источник из списка живых и не готово воскрешать его заново.

Капитан Америка и Баки. Прошлое, которому лучше храниться в музее, вдохновляя других и больше не касаясь тех, кому оно принадлежало. Потому что порой лучше не возвращаться совсем, чем сделать это слишком поздно.

10 апреля 2014

========== Новая жизнь ==========

Ему не нравится все в этой новой жизни, не подчиненной ни “Гидре”, ни кому бы то ни было. Не нравятся взгляды людей на его руку, не нравятся попытки оставшихся членов “Гидры” разыскать его и вернуть на службу, не нравятся мысли о Роджерсе и о том, что в прошлом они были друзьями. Не нравится понимать, что семьдесят лет он только и делал, что убивал неугодных, не зная, кому они перешли дорогу и были ли виноваты.

Поступил бы так прежний Джеймс Барнс? Конечно нет. Если он и сворачивал не туда, капитанские замашки и светлые идеалы Роджерса и до и после обращения в Капитана Америку всегда возвращали его на истинный путь. Но может ли он потребовать Стива помочь ему теперь, когда на его руках кровь сотен невинных людей? Простит ли это когда-то вставший на их защиту как раз против таких, как Зимний Солдат, убийц человек?

Дружба… Какое светлое чувство, не оправдывающее на деле ничего: ни смертей, ни предательства, ни незнания.

Иногда Джеймс думает, что оставаться игрушечным солдатом, упрятываемым после выполнения задания обратно в ящик, оно и проще. И быть Зимним Солдатом куда легче, чем Баки: без имени, без прошлого, без единой мысли о том, что правильно, а что нет.

Если то, что люди зовут жизнью, на деле лишь ком эмоций, который перманентно плавится в тебе болью, то тогда Джеймс выбирает зиму, в которую когда-то погиб. Лучше холод. Вымораживающий из сердца напрочь все чувства холод. Потому что этот холод привычен, и Солдат знает, как в нем выживать.

А вот как спасаться от льда в глазах лучшего друга, когда тот узнает правду о нем – всю правду – ему никто не рассказал. Но и спешить узнавать самому – пусть это трусость, пусть это слабость – уже который месяц находясь в бегах, он тоже не решается, ведь, несмотря на то, что ему не нравится все в этой новой жизни, возвращаться в старую, где Стива не существует вовсе, ему не хочется тоже.

10 апреля 2014

========== Теплее ==========

колет пальцы сладкая мысль,

что зима не придет

никогда-никогда.

(с) Старик Джо

– Окно закрой плотнее, дует.

Легендарный Зимний солдат так по-дурацки смотрится завернутым в клетчатый плед, что Стив не может сдержаться и смеется.

– На себя посмотри, – огрызается Баки, с ходу понимая, над чем смеется друг. – Не ты ли у нас “Капитан Сосулька”?

– Я, – миролюбиво отвечает Стив. Глупое прозвище, но перед Баки за него почему-то не стыдно.

– Тогда зачем столько одежды, м? – Капитан тоже выглядит откровенно нелепо в куче свитеров и длинном вязаном шарфе, но даже способности суперсолдата не спасли их, волей случая оказавшихся в русской глубинке, от холода, поэтому пришлось спасаться подручными средствами.

– Мне, если честно, даже представлять не хочется, что придется встать и идти куда-то, – признается Барнс, и Стив в ответ кивает, соглашаясь с его словами: выходить в метель и отправляться на поиски старика, который, возможно, имел отношение к обращению Баки в машину для убийства – благая цель, но слишком, слишком уж холодно на улице, чтобы выдвигаться сию же минуту. Дело потерпит до завтра. А сегодня только носки, шарфы и горячий чай.

– Зимний солдат и Капитан сосулька, трясущиеся от холода. Хорошо, что Наташи здесь нет, – хмыкает Стив, усаживаясь рядом с приятелем на диван, – она бы подтрунивала над этим до конца жизни.

– А жизнь у нас будет долгой, – голос Баки меняется, из него мигом улетучиваются нотки веселья. И добавляет он уже вполне серьезно: – Разберемся со всем – и в теплые страны. Валяться на песке, клеить девушек, радоваться жизни. И чтоб никакой зимы больше.

И Стив, на секунду допуская эту глупую мысль, что война когда-нибудь наконец действительно оставит их в покое, дав прожить жизни, отнятые ею у них когда-то, улыбается, представляя Баки, перебрасывающегося с ним щитом, как тарелкой, где-нибудь на пляже.

– И чтоб никакой зимы больше, – повторяет он следом за другом.

И обоим кажется, что от этих слов в комнате на мгновение становится чуть теплее.

10 апреля 2014

========== До конца ==========

– Думаешь, оторвались? – Баки оглядывается, пытаясь определить в толпе агентов ЩИТа, в то время как Стив отыскивает взглядом нужный вагон. С виду все чисто, и они проскальзывают следом за остальными пассажирами, занимая свои места в дальнем купе.

– Теперь точно да, – Стив садится напротив, протягивая руку, чтобы задвинуть занавески, от чего моментально становится мрачно и темно, хотя за окном погожий зимний день. Едут они в полном молчании, только, прежде чем выпрыгнуть на полном ходу из окна поезда, Стив напоследок спрашивает: “Не передумал?”, но Баки не отвечает, лишь смотрит пристально, как будто заподозрил друга в трусости, и уступает место возле окна капитану, мол, прыгай первым.

Идут они долго, но все так же в молчании. Любое слово может изменить все, и оба об этом знают, поэтому не рискуют: слишком трудно было признаться, слишком страшно было решиться. Слишком обидно будет все бросить на полпути.

Ангар, спрятанный под землей, найти удается не сразу, пробраться туда тоже, и Баки малодушно допускает мысль, что, может, зря они все это затеяли, но буквально в следующий же миг Стив находит нужный рычаг, и это окончательно утверждает Барнса в том, что они поступают правильно, и судьба происходящему не противится, а значит, так тому и быть.

– Баки… – внезапно разворачивается к нему Стив, но тот резко обрывает:

– Если хочешь, вылезай, я сам.

– Нет, – поспешно отвечает Роджерс, – мы вместе, до конца. Ты же знаешь.

Барнс не отвечает, просто заводит двигатели и вбивает в навигатор нужные координаты.

– Я устал, Стив, – произносит он перед тем, как направить истребитель вверх. – Я чертовски устал.

– Они не позволят нам так просто сбежать, – качает головой Капитан, протягивая руку, чтобы сжать чужое плечо в ободряющем жесте.

– Но никто не запрещал нам попытаться, так? – пытается шутить Баки, кладя ладонь бионической руки поверх чужой и крепко сжимая в ответ.

– Мы могли найти менее радикальный способ, – спустя минуту молчания произносит Роджерс, и голос у него глухой и грустный.

– Я бы не смог тебя убить, Стив, – таким же тихим голосом отвечает Джеймс, – если ты об этом.

– А что, если ничего не выйдет…

– Все получится, – прерывает его Баки. – Приготовься.

Падать было не страшно, а холод и так давно уже был привычен обоим… Вот только отпустить чужую руку, которую крепко сжимал, не желая расставаться даже сейчас, оказалось неожиданно-жестоким сюрпризом.

…

Стив не запомнит момент, когда тело Баки исчезнет из виду, не запомнит момент, когда отключится его сознание. И уже никогда не узнает, что Зимнего Солдата найдут, как и его когда-то, во льдах спустя семнадцать лет, и после множества неудачных попыток суицида Барнс наконец сумеет умереть так, чтобы никто и никогда больше не смог вернуть его к жизни.

Все, что останется с ним в момент смерти – это голос друга, тихо говорящий: “Я устал, Стив, я чертовски устал”, и взгляд, не оставивший его в этот раз действительно до самого конца.

10 апреля 2014

========== Память ==========

…в голову словно вставили раскаленный штырь. Когда картинка перед глазами перестала расплываться от боли, я увидел его – тощего парнишку со светлыми, перемазанными кровью волосами. Он нелепо дергался, пытаясь разжать пальцы моей руки, смертоносным захватом сжавшей его цыплячью шею. Но дергался он недолго. Такой сопляк… Разве у него был шанс?

… в голову словно вставили раскаленный штырь. Белобрысый мальчишка, нелепо краснея, отталкивал мою руку, пытавшуюся удержать его на месте. Разбитые колени и кулаки требовали зеленки, а сам герой – отменного подзатыльника. Наконец замерев, он позволил смазать свои боевые раны. Такой сопляк… Разве у него был шанс против ватаги дворовых негодяев, облюбовавших в нем грушу для битья? Я огляделся в поисках бинта или чего-то в этом роде, чтобы прикрыть больное место для надежности…

…в голову словно вставили раскаленный штырь.

…когда, задушенный, он наконец перестал шевелиться, для надежности я свернул ему шею.

Комментарий к Память

http://cs.dd34.ru/cs622416/v622416244/338af/EpHrgRAQ92c.jpg спасибо пабличку за вдохновение

========== Убить пересмешника ==========

– Который раз ты ее уже перечитываешь? – Стив обнаруживает Джеймса глубоко за полночь сидящим на кухне с книгой. – Настолько интересная?

Тот лишь отмахивается, мол, не мешай, и Роджерс уходит, но наутро, все-таки не сумев побороть любопытство, открывает загнутую уголком страницу:

«Никто не знал, каким образом мистеру Рэдли удалось запугать Страшилу так, чтоб он не показывался на люди; Джим думал, что Страшила почти всё время сидит на цепи, прикованный к кровати. Но Аттикус сказал – нет, не в том дело, можно и другими способами превратить человека в привидение».

И иллюзия покоя последних лет рассыпается, словно карточный домик, в одно мгновение.

========== Сигареты ==========

– Баки, ты… куришь? – не то чтобы Капитан был против, просто не наблюдал такой привычки за другом ранее. Джеймс пожал плечами, разворачиваясь к окну и пуская кольца в предрассветное небо. Разговаривать не хотелось. Всего этого: квартиры, жизни напополам, общих завтраков – не хотелось. Но и обижать Стива тоже. Стива, который разыскал его после крушения геликарриера и вернул к нормальной жизни. Стива, который так упорно пытался стать ему нужным.

– Кофе будешь? – снова попытка заговорить.

И курить он начал только потому, что говорить им было не о чем, а молчать просто так – неуютно. Но обижать, опять-таки, не хотелось.