Текст книги "Осколки (СИ)"
Автор книги: HelenRad
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
Это утро ничем не отличалось от сотни других – каша на завтрак и весёлая помощница целительницы со своим неизменным: «А давайте подписывать карточки!» Будто в этом был какой-то смысл. Гилдерой аккуратно выводил своё имя, стараясь не думать о глупой надежде вспомнить, которая нет-нет да посещала его. Пора бы уже успокоиться – чудес не бывает. Он неизлечимо болен. И точка. Хотя очень хотелось поставить запятую и придумать себе новую жизнь. Гилдерою говорили, что он был очень хорош в сочинении историй, и даже любим многими читателями, которые до сих пор просили его автограф. Так уверяла Матильда, и, наверное, она знала, о чём говорила: она же не теряла память!
Гилдерой старательно выводил вязь букв – ему нравилась каллиграфия, как и всё красивое, чего в его жизни было до обидного мало.
– Алисочка, поешь, дорогая. Видишь, Фрэнк уже всё скушал, – уговаривала Матильда.
С соседями по палате Гилдерою повезло. Ну, или не повезло, как посмотреть: молчаливые, постоянно погружённые в себя, они обычно не доставляли никаких проблем. Помимо того, на их примере он видел, какой страшной участи избежал, но в то же время иногда они его здорово пугали. Особенно «плохими» ночами, когда у них случались приступы паники. Чаще у Алисы. Тогда она, бормоча что-то одной ей понятное, тенью скользила по палате и пыталась спрятать подушку. Каждый раз Гилдерою становилось жаль, когда появляющиеся целители отбирали у неё эту злосчастную подушку, за которую она цеплялась, как за самую величайшую ценность, и горько плакала, если не удавалось её сохранить. Она послушно пила зелье и позволяла себя уложить. Когда она засыпала, Гилдерой тоскливо смотрел в потолок и пытался придумать, как в следующий раз обмануть следящие чары, чтобы Алиса, наконец, спрятала свою подушку.
Когда «плохие ночи» случались у Фрэнка, он просто вставал у окна и тревожно всматривался в темноту. В такие минуты он напоминал Гилдерою часового, несущего свою вахту. Как правило, Фрэнк так и стоял до утра, не шевелясь, будто от этого зависела его жизнь, и с первыми лучами солнца медленно оседал на пол, теряя сознание, и тогда Матильда всё утро возилась с ним, забывая о Гилдерое, что позволяло выскользнуть из палаты и немного побродить по больнице.
Но бывали моменты, когда Гилдерой отчаянно завидовал своим соседям. Это случалось, когда в их палату приходила старая леди, иногда сопровождаемая грустным подростком. Кажется, Фрэнк и Алиса были её детьми, а печальный мальчик – внуком. Она приносила сладости и подолгу разговаривала с соседями Гилдероя, строя предложения так, что ответ никогда не требовался, и при желании можно было домыслить полноценный диалог. Чем, собственно, Гилдерой и занимался, стараясь не шевелиться, чтобы не привлекать внимание леди. Хотя мог бы особо не стараться, она всё равно относилась к нему, как к мебели. Впрочем, к Гилдерою никто не относился тепло, кроме разве что Матильды.
Оставалось только размышлять о том, что же он им всем сделал, что заслужил такое презрение, которого никто и не скрывал, и тогда Гилдерой с тоской думал о том, что же случилось с его матерью – неужели, будь она жива, ни разу бы его не навестила? Но самое отвратительное было то, что в его случае ничего иного не будет. Никогда.
О том, что случилось что-то страшное, Гилдерой догадался по ночному шуму, и пока на дверь их палаты не навесили заглушающие чары, он сумел разобрать только «Хогвартс», «дети» и «какой ужас». Про Хогвартс Гилдерой знал – ему говорили, что он там работал профессором. Там же учился и грустный внук старой леди. А слова «какой ужас» могли означать всё что угодно. В госпитале Гилдерой очутился после «несчастного случая на рабочем месте», и почему-то это пресловутое «рабочее место» вспоминалось ему заброшенными катакомбами с валяющейся среди обломков камней шкурой гигантской змеи. Он тихо спустил ноги с кровати и на цыпочках подошёл к двери, собираясь выбраться из палаты, остальные обитатели которой мирно спали. На случай, если его заметят, Гилдерой решил прикинуться идиотом, что получалось у него раз от раза всё лучше. Вот только дверь в палату оказалась закрыта так надёжно, что сколько он ни ковырял в замочной скважине старой булавкой – результата не было никакого. Оставалось только ждать.
Наверное, эта ночь была самой тревожной за всё время пребывания Гилдероя в этих стенах, и он едва дождался утра. Однако никто не торопился открывать дверь и нести завтрак. Да чёрт с этим завтраком! Теперь уже Гилдерой не сомневался, что случился настоящий ужас. Дверь открылась только к обеду…
– Бедненькие, вы совсем оголодали, – сокрушалась Матильда, подкладывая кусочки побольше.
Алиса и Фрэнк безучастно копались в своих тарелках, послушно открывая рты, когда Матильда подносила к ним ложку. Так больше не могло продолжаться, и Гилдерой осторожно спросил.
– В Хогвартсе много жертв?
Матильда взглянула на него совершенно больным взглядом и разрыдалась. Она говорила, захлёбываясь слезами и глотая слова, но Гилдерою удалось разобрать, что ночью на Хогвартс было нападение войск Того-чьё-имя-нельзя-называть, и в бой вступили дети. «Столько жертв… столько жертв…» – повторяла она, а Гилдерой неожиданно для себя обрадовался, что грустный мальчик, приходивший к Алисе и Фрэнку, не только выжил, но и стал героем. «Он убил ту-самую-змею!» – шептала Матильда, трагически прикрывая глаза. Ей, наверное, не с кем было поделиться сплетнями, а Гилдерой оказался внимательным слушателем, потому что, в конце концов, Матильда утёрла лицо подолом своего белоснежного фартука и продолжила рассказ уже нормально.
– А ещё на нашем этаже лежит убийца Дамблдора. В той маленькой палате рядом с постом. Его хозяин натравил на него свою змею, и она вырвала ему горло. Многие говорят, что и поделом, а Агнес даже отказалась ухаживать за ним. А я не отказалась… – Матильда тяжело вздохнула: – Видел бы ты его… а он ведь тоже человек. Худой – кожа да кости. Нос торчит, а на лице ни кровинки… В чём только душа держится?!
Матильда докормила Алису и вытерла салфеткой её губы, после чего печально взглянула на Гилдероя:
– Ты меня прости, милый, но сегодня мы не будем писать с тобой автографы. Детишек много покалеченных. И не ко всем ещё родители добрались… и не ко всем пускают… я уж побегу, ладно?
Гилдерой только кивнул, а Матильда разулыбалась:
– Я всегда знала, что ты хороший человек. Ты же найдёшь, чем себя занять?
– Найду, – согласился он.
– Только, пожалуйста, не уходи никуда с этажа. Где я потом тебя искать буду?
Гилдерой не собирался признаваться, что он сам прекрасно находил дорогу обратно, а если иногда и лукавил, то только, чтобы Старшая целительница не ругала Матильду, потому что какой спрос с дурачка? Он прекрасно ориентировался на территории госпиталя, в котором ему предстояло провести остаток дней – такими, как он, очень ценились простые развлечения в виде новых пациентов, поэтому он решил обязательно посмотреть на убийцу этого Дамблдора. Мало ли? Вдруг тот решит сбежать?
***
Сначала Гилдерой обошёл всё своё отделение неизлечимо больных, и в животе заледенело, когда он увидел три новые палаты для укушенных оборотнями. Через полуприкрытые двери удалось разглядеть нескольких подростков и как минимум двух взрослых. Надо всё-таки было попросить Матильду подробнее рассказать о произошедшем. Она, пожалуй, единственная, кто мог удовлетворить его интерес. Все остальные работники госпиталя свято верили, что любая информация о происходящем вне больничных стен вредна и опасна для их пациентов. Гилдерой потряс головой, стараясь избавиться от мысли, что все целители на самом деле считали их безнадёжными. Все. Абсолютно безнадёжными.
Гилдерой и сам не заметил, как дошёл до поста, на котором сегодня никого не было. Ещё бы – столько новеньких. Он потёр глаза, не понимая, куда могла деться целая палата, но потом вспомнил про чары иллюзии, с которыми уже сталкивался, бродя по госпиталю. Не видно – не значит, что этого нет! Он, стараясь не шуметь, подошел к тому самому месту, где по воспоминаниям была дверь, и принялся усердно шарить по стене в поисках ручки. Ага! Вот и она. Гилдерой с усилием нажал на неё, и дверь с тихим скрипом открылась. При этом казалось, что стена так и осталось стеной. Зажмурившись, Гилдерой шагнул туда, где по его расчетам была дверь, больно стукнувшись боком о невидимую ручку.
Убийца Дамблдора и впрямь вызывал жалость. Худой, бледный, с окровавленными бинтами на шее, он, казалось, не просто умер, а будто бы над его телом долго глумились, не желая признавать, что смерть давно уже получила своё. Вроде бы Матильда рассказывала, что змея вырвала его горло. Гилдерой подошёл поближе, разглядывая вызывающе некрасивое лицо убийцы. Большой крючковатый нос, чёрные круги под глазами, грязные спутанные волосы, тонкие губы… если бы Матильда не сказала о его тёмном прошлом, Гилдерой догадался бы сам – лицо преступника невозможно спутать с лицом честного человека…
– Что вы здесь делаете?
Гилдерой резко повернулся и увидел неизвестного ему человека в красной мантии и с палочкой наперевес. Объяснять было слишком долго, и Гилдерой широко улыбнулся незнакомцу, стараясь выглядеть поглупее:
– Я всегда здесь играю. Ты пришёл поиграть со мной? Давай же…
Незнакомец презрительно прищурился, разглядывая шёлковую пижаму Гилдероя:
– Ты из этих?
Только что пальцем по виску не постучал. Однако Гилдерою такое было только на руку: он точно знал, что безоружный идиот не вызовет агрессии у человека, приставленного охранять убийцу – кем иначе мог быть незнакомец? – поэтому капризно надул губы:
– Я так не играю! Ты должен спрятаться под кровать и три раза прохрюкать, как петух.
Палочка, направленная в грудь Гилдероя, качнулась, а потом и вовсе беспомощно опустилась, потому что охранник согнулся от смеха пополам и действительно довольно захрюкал.
– Молодец, – похвалил Гилдерой. – Теперь громче.
Здоровый охранник уже почти рыдал от смеха. Ну и кто из них идиот? Гилдерой вполне мог сейчас отобрать у него палочку и проклясть, а тот так бы ничего и не понял.
– Гилдерой, лапушка, вот ты где!
Матильда уже спешила на помощь. Охранник вытер выступившие на глазах слёзы и серьёзно сказал:
– Заберите уже вашего пациента. Не положено.
– Конечно-конечно, – затараторила Матильда. – Он у нас очень любопытный. По всем этажам гуляет…
– Любопытный, – охранник нехорошо улыбнулся. – А может, он шпион?
– Скажите тоже! Он беспамятный совсем и на всю жизнь у нас прописался.
– Беспамятный, говорите?
– Абсолютно.
Матильда постучала по стене, а Гилдерою стало бесконечно горько за свою дурацкую жизнь. Вроде и живой, а вроде и крест на нём давно поставили. Не то чтобы он не привык, что при нём ведут такие разговоры, нет. Просто впервые подумалось о том, что с ним будет, когда Матильда умрёт – она же уже старая…
– Ну, идите уже. С миром. Я начальству не стану докладывать.
– И правильно! Зачем зря от дел отвлекать?
Матильда взяла Гилдероя за руку и вывела прочь из палаты. И никто не заметил, что убийца подглядывал за ними из-под опущенных ресниц. Хотя Гилдерою такое могло и привидеться.
Ночью Гилдерою не спалось. Слова Матильды про «всю жизнь» показались пророческими, и от этого стало тоскливо. Неужели он так и будет есть кашу на завтрак и завидовать Алисе и Фрэнку, когда их навещают? Всю жизнь? До самой смерти? Его же даже уже не лечат! Решили, что память повреждена безвозвратно, и махнули рукой. А он ведь ещё живой… и не очень старый. Наверное, если бы за него кто-нибудь мог поручиться, его бы даже отпустили домой… Надо бы спросить Матильду, так это или нет. Мир за стенами госпиталя пугал, но одновременно и привлекал со страшной силой. Гилдерой встал с кровати и бесшумно подошёл к окну. Кроме унылого серого дома, стоящего напротив, был виден кусочек неба, усыпанный звёздами, и показалось, что если на него смотреть чуть дольше, можно вспомнить… что-то из прежней жизни.
Голова разболелась так сильно, что Гилдерой решил отправиться на пост, чтобы у дежурного целителя попросить зелье. И от головной боли, и снотворного… ему больше не хотелось мечтать о несбыточном. Хватит! Агнес спала на посту, устроившись на стульях. Гилдерой ощутил укор совести за то, что хотел побеспокоить бедолагу после тяжёлого рабочего дня из-за таких пустяков. В конце концов, он что, не потерпит? Он уже собрался уйти, когда услышал тихий ритмичный стук, доносящийся из палаты убийцы. Любопытство взяло верх, и Гилдерой на цыпочках пробрался мимо Агнес. Когда он попытался нащупать дверную ручку, то его рука неожиданно не встретила никакого сопротивления. Проход был открыт.
В лунном свете Гилдерой отлично видел убийцу, который, держась одной дрожащей рукой за тумбочку, второй пытался дотянуться до графина с водой. Выходило у него просто ужасно. Ещё можно было сделать вид, что ничего не видел, и просто уйти…
– Погодите, сэр.
Убийца дернулся, и его рука сорвалась с тумбочки. Оставшись без опоры, он не просто упал, а грохнулся с кровати и затих. Проклятье! Неужели всё-таки умер? Гилдерой оглянулся, всё ещё надеясь, что Агнес, услышав грохот, придет и хотя бы уложит раненого на кровать. Однако несколько мучительных мгновений спустя, он понял, что Агнес не придёт, а он всё ещё может уйти… и сам стать убийцей.
Гилдерой подошёл к бесчувственному телу и с трудом поднял его, укладывая на кровати. Что дальше? Матильда обычно приводила пациентов в чувство, прикладывая к лицу мокрый платок. Правда, она ещё что-то нашёптывала…
Платок отыскался в кармане пижамы, и, смочив его водой из графина, Гилдерой накрыл лицо убийцы. Чёрт! Похоже, у него жар. Гилдерой принялся осторожно смачивать кожу, а когда дошёл до губ, то ему показалось, что они приоткрылись… нет! Не показалось. Убийца захватил край платка губами и принялся жадно сосать. Бедолага! Да он просто сильно хотел пить.
– Тш-ш…
Ему никогда не приходилось самому ухаживать за больными, но он насмотрелся, как это делала Матильда, после особо тяжёлых приступов Алисы. Гилдерой подтянул подушку и устроил на ней раненого так, чтобы верхняя часть тела оказалась приподнята. Тому, кажется, было очень больно, но он терпел, принимая помощь. Когда у его губ оказался стакан, он зажмурился, и Гилдерой смог разглядеть его слипшиеся от влаги ресницы. Повинуясь порыву, Гилдерой осторожно погладил бедолагу по плечу и снова прошептал:
– Тш-ш… всё хорошо.
Раненый осушил два стакана воды, прежде чем обмяк и позволил себя уложить для сна. Гилдерой укрыл его одеялом, подоткнув края, после чего не удержался и погладил по голове.
– Спи… всё будет хорошо.
Сейчас он и сам верил в это.
***
До своей кровати Гилдерой добрался никем не замеченным и почти до утра раздумывал над жизненными парадоксами. Вот он, например, помог убийце, а мог бы не помогать, но тогда бы с огромной вероятностью стал убийцей сам. И разве бы это было хорошо? За несколько лет своего недуга Гилдерой столкнулся с разным отношением к себе: кто-то восторженно требовал автограф и разочарованно спрашивал: «А книги не будет?» Кто-то с откровенной неприязнью называл его лжецом и злорадно сообщал, что если бы Гилдерой и впрямь был таким героем, как про себя писал, то никогда бы не вляпался так бездарно. Только Матильда ничего от него не требовала и не ждала, зато радовалась каждой написанной им букве и каждой прочитанной книге. Сначала он хотел прочитать, в том числе, и свои рассказы, но, когда Матильда их принесла, не стал. Почему-то красавец на обложке вызывал мучительный стыд – на его фоне Гилдерой ощущал себя жалким неудачником.
Так или иначе, он был благодарен Матильде за её человеческое отношение, которого, по её мнению, заслуживал каждый. Даже убийца. Гилдерой слишком хорошо помнил, как она утешала его самого после случайной встречи с каким-то недоброжелателем. Тогда он в отчаянии схватил её за рукав и потребовал, чтобы она рассказала ему, за что его так ненавидят. Но Матильда только гладила его по голове, как ребёнка, и шептала: «Я не судья тебе, милый. И ты сам себя не суди. Всё проходит. И всё забывается». И хоть Гилдерой тогда ей не поверил, но почувствовал себя значительно лучше. Как сейчас, когда напомнил себе, что и он тоже не судья, а всего лишь помог раненому. Эта простая мысль подарила ощущение правильности происходящего и дала возможность спокойно заснуть.
Проснулся Гилдерой от шума в коридоре. Он хотел ещё понежиться в постели, но когда понял, что скандал разгорелся из-за того самого убийцы, которого он навещал ночью, поспешил выйти из палаты.
– Он – герой, – почти кричал молодой человек в измятой мантии, – и я не позволю относиться к нему как к убийце.
– У меня приказ! – стоял на своём новый охранник, размахивая палочкой, из которой сыпались искры.
– Успокойтесь, мистер Поттер, у него приказ, – уговаривал посетителя Главный целитель.
– Какой, к дьяволу, приказ? Вы меня не слышите? Он – не убийца! Его нельзя под стражей!
– Я просто охраняю объект!
– Объект! Вы слышали? – мистер Поттер оглядел собравшихся целителей и пациентов и, остановив взгляд на Гилдерое, продолжил: – У вас здесь достаточно объектов, а Снейп – герой! Почему все целители здесь? Кто его лечащий врач? Почему ему не оказывают помощь?
Главный целитель попытался его увести, но не тут-то было.
– Я уйду, только когда увижу, что со Снейпом всё хорошо!
В этот момент дверь в холл была снесена каким-то проклятьем, и судя по радости на лице мистера Поттера, это подошли его друзья. Аврор тоже вызвал подкрепление, и Гилдерой уже раздумывал о том, где лучше укрыться, как в центр вышла подруга Поттера с поднятыми вверх руками в знак доброй воли:
– Стойте! Мы совершенно не собираемся ни на кого нападать. Мы сейчас уйдём, – проговорила она с нажимом, глядя на Поттера. – И вернёмся с разрешением на посещение. Кто его должен дать?
– Глава Аврората, – пробормотал недовольный охранник.
– Да хоть министр! – запальчиво воскликнул Поттер.
– Мы вернёмся, и будьте уверены, что за лечением мистера Снейпа будет установлен дополнительный контроль! – она обняла Поттера за плечи, и он послушно пошёл за ней.
Гилдерой ещё немного походил по коридору, прислушиваясь к разговорам целителей, восхищённых тем, что за Снейпа пришёл просить «сам Поттер». Наверное, он тоже был героем, но разбираться в этом было недосуг, зато таинственный пациент стал намного интереснее. Охрана входа в палату стала гораздо бдительнее, и Гилдерою не удалось даже заглянуть туда днём. Поэтому вечером он едва дождался, когда их этаж запечатают на ночь, отпустив охрану. Ночью в Мунго попасть можно было только в приёмное отделение и в палаты экстренной помощи. И в этом был смысл, потому что на ночь оставались совсем уже тяжелобольные, которых лишний раз лучше не тревожить. К тому же в каждом отделении дежурили свои бригады целителей.
Теперь, когда у пациента появилось имя, Гилдерой шёл уже не просто любопытствовать – навещать. Агнес, которая зарабатывала себе на учёбу и брала почти все ночные дежурства, привычно спала на посту. Сегодня она пришла только вечером, поэтому пришлось постараться, чтобы её не разбудить, но Гилдерой справился и проскользнул мимо неё в палату, дверь которой снова оказалась открытой.
Снейп явно не ждал посетителей, потому что снова пытался добраться до воды и чуть не грохнулся, заметив Гилдероя. Он попробовал что-то сказать, но не смог и только скривился, схватившись за горло.
– Тш-ш…
Гилдерой налил в стакан воды и, усадив Снейпа, попытался его напоить. Однако тот сердито на него взглянул и вцепился в стакан с необычной для тяжелобольного силой.
– Сам так сам, – согласился Гилдерой и отступил, понимая, что Снейп очень болезненно воспринимает вторжение в личное пространство.
Снейп неприязненно разглядывал его несколько мгновений, но потом жажда пересилила, и он несколькими глотками осушил стакан, на чём, казалось, его силы закончились, и он устало откинулся на спинку кровати. Гилдерой не очень комфортно себя чувствовал под тяжёлым взглядом Снейпа, но, тем не менее, взял из его рук стакан.
– Ещё?
Снейп на мгновение задумался, затем медленно кивнул. Ну и хорошо. Вторая порция воды отняла последние силы у раненого, и Гилдерой уже беспрепятственно забрал у него стакан и снова помог улечься поудобнее. Снейп сразу же закрыл глаза, обозначая нежелание дальнейшего контакта, но кто бы спорил?
– Смотри, я наливаю воду и ставлю стакан на край тумбочки. Дотянешься?
Снейп приоткрыл один глаз, явно оценивая расстояние, и снова притворился спящим. Гилдерою стало весело от таких детских хитростей, и он поспешил уйти, решив обязательно вернуться следующей ночью, ведь развлечений в госпитале святого Мунго больше не было никаких.
На следующую ночь всё повторилось, с той лишь разницей, что на посту теперь спала Маргарет. Снейп жадно пил и выглядел уже просто отвратительно, но без этой трупной бледности, которой поразил Гилдероя вначале. Говорить он по-прежнему не пытался, но по нетерпеливому взгляду можно было понять, что он ждал этого визита… ну или просто его терзала жажда. На этот раз Гилдерой решил проявить инициативу и проветрить помещение, потому что Очищающие чары – это хорошо, но на запахи они совершенно не влияли, и в палате стоял тяжёлый дух болезни и немытого тела. Снейп зло зыркнул на него и попытался натянуть одеяло на плечи, всем своим видом демонстрируя, что вот-вот умрёт от холода. Нет, в мае, конечно, прохладные ночи, но не настолько! Через магическую сетку, затягивающую окно, ворвался прохладный ветер, и Гилдерой подставил ему разгорячённое лицо, наслаждаясь свежестью. Снейп зашипел, привлекая к себе внимание, и Гилдерой, взяв плед, лежащий в изножье, укутал его так, что остался только торчать нос, подрагивающий от злости.
– Ты похож на ёжика, – сообщил ему Гилдерой и отошёл к окну.
Снейп от удивления даже дрожать перестал. Ничего! Это ему только на пользу.
***
Гилдерой как никогда был рад видеть Матильду, рассчитывая разузнать у неё последние новости. Она единственная считала его достаточно нормальным для разговоров, остальные работники госпиталя смотрели мимо него или, ещё хуже, норовили потрепать по щеке. Будто потеря памяти означала идиотизм! Хотя, конечно, иногда такое отношение было очень удобно…
– Ты не знаешь, кто такой Гарри Поттер? – Матильда удивилась так искренне, будто этот Гарри был лучшим другом Гилдероя до несчастного случая с ним и частенько навещал его после. – Уж его-то помнить ты должен!
– Откуда? Я его ни разу не видел.
– Ты учил его, когда был профессором. И он был свидетелем того, как тебя поразило проклятье.
Гилдерой смутно помнил каких-то сердитых детей, оказавшихся с ним в подземельях, когда он пришёл в себя. Гм-м, вполне возможно, что ребёнок просто вырос за эти годы, а запомнить его не получилось из-за… особых обстоятельств. Матильда внимательно оглядела Гилдероя:
– Иногда мне кажется, что ты мог бы уже попробовать…
От мыслей о том, что его могут выписать отсюда, Гилдероя охватила паника. Он до сих пор боялся проявлений волшебства, а маггловскую жизнь не мог даже представить, и просто не был готов променять уютное существование на что-то ещё.
– Ты же говорила, что моих денег хватит до самой смерти!
– Гилдерой, – теперь Матильда смотрела на него с жалостью, – но тебе же не место среди больных. Ты не старый и не немощный… ты мог бы найти себе хорошую женщину и жить счастливо.
– У меня есть ты, зачем мне другие женщины? – он не собирался объяснять, что с трудом терпит присутствие посторонних людей рядом с собой.
– Ловелас!
Матильда шутливо хлопнула его по руке, но явно собиралась продолжить неприятный разговор. Её надо было чем-то отвлечь.
– А почему Поттер так переживает за Снейпа?
– Я точно не знаю, но говорят, что тот ему как-то помог победить Сам-знаешь-кого, и теперь Гарри Поттер спешит отдать долг.
– Так просто? Слышала бы ты, как он здесь шумел.
– Молодость… – Матильда понимающе улыбнулась. – Агнес сказала, он добился, чтобы его пропустили в палату, но Снейп спал так крепко, что его не удалось разбудить.
– Его будили?
– Агнес очень хотела помочь мальчику, но он сказал, что не хочет мешать процессу выздоровления и лучше зайдет ещё. Говорят, у них были непростые отношения.
– А охрану убрали?
– Нет, конечно! Его ещё будут судить.
– Когда?
– Когда он достаточно окрепнет и сможет говорить.
Гилдерою показалось, что эта информация будет интересна Снейпу. Сам он предпочёл бы знать о таком, а целители совершенно точно об этом не скажут… Матильда занялась Алисой и Фрэнком, а Гилдерой решил прогуляться по коридору. Не успел он выйти, как заметил мистера Поттера, целеустремлённо направляющегося к посту.
– О, мистер Поттер! – Агнес выпорхнула ему навстречу. – Вы опять к нам?
– Да. Хочу навестить мистера Снейпа.
Гилдерою было очень любопытно понаблюдать за этой встречей, поэтому он с самым беспечным видом поспешил за ними. Авторитет Поттера был настолько велик, что охранник не стал даже требовать пропуск или ещё какой разрешительный документ. Он важно пожал визитёру руку и попытался помешать Гилдерою войти следом.
– Мистер Поттер, – жалобно пробормотал Гилдерой. – Пожалуйста, не бросайте меня.
Кажется, тот не ожидал такого, потому что замер, переводя беспомощный взгляд с охранника на Гилдероя. Но можно было позавидовать скорости, с которой он принимал решения – уже спустя пару мгновений Поттер серьёзно кивнул охраннику:
– Это со мной!
– Я с ним!
Гилдерой протиснулся мимо служителя порядка и оказался в палате первым. Только поэтому он успел заметить, как быстро Снейп закрыл глаза, притворяясь спящим. Может, увидев Поттера, он решит «проснуться»? Не тут-то было!
– Мистер Снейп… сэр…
Поттер мгновенно растерял всю самоуверенность и стал похож на неподготовленного к уроку студента. Агнес решила ему помочь и энергично потрясла Снейпа за плечо.
– Сэр, проснитесь! У вас посетитель!
Голова Снейпа моталась по подушке, рот открылся, но он продолжал «спать».
– Достаточно… – Поттер запнулся, не зная как обратиться.
– Агнес, сэр. Зовите меня просто Агнес, – она выпустила костлявое плечо Снейпа и кокетливо заулыбалась. – Я работаю каждый день и почти каждую ночь, и хочу выучиться на целителя. А ещё…
Поттер ошеломлённо уставился на неё и, помотав головой, перебил:
– У вас есть ваза?
– Ваза?
– Да, ваза. Я принёс цветы.
– Вазы нет, но есть графин…
– Он же для воды! – возмутился Поттер.
– Снейп всё равно почти всегда спит, и я ни разу не видела, чтобы он пил.
Гилдерой понял, что пора вмешаться:
– Вы можете наколдовать вазу.
– Точно! – обрадовалась Агнес. – Если её трансфигурировать из этого стакана, она продержится до завтрашнего дня. И даже дольше.
– А здесь можно колдовать? – Поттер выглядел смущённым. – Мне Гермиона говорила, что некоторые лечебные чары нельзя совмещать с зельями, и что они совсем не сочетаются с бытовыми чарами.
– Это если колдовать одновременно, – начала Агнес тоном учительницы, но быстро вернулась к прежней кокетливой манере, таинственно понизив голос: – Вам можно!
Поттер превратил стакан в аляпистую вазу и, наполнив её водой, достал из-под мантии букет лилий. Он немного полюбовался цветами, после чего, как настоящий волшебник, извлёк откуда-то пакет с апельсинами и корзинку земляники.
– Вот. Я не знаю, что ещё нужно больным.
– Вы такой заботливый, мистер Поттер. Настоящий герой.
Агнес изо всех сил старалась произвести на него впечатление, но Гилдерой видел, что Поттер хотел бы избежать навязчивого внимания. Да и Снейп, наверное, устал притворяться.
– Мистер Поттер, а хотите, я дам вам свой автограф?
Наверное, именно так утопающие хватаются за соломинку.
– Конечно, хочу! Пойдёмте, мистер Локхарт, мистеру Снейпу надо отдохнуть.
Агнес наградила Гилдероя сердитым взглядом, но ничего не сказала, а довольный Поттер вышел из палаты и весело поинтересовался:
– И где ваши автографы, сэр?
– В палате, – Гилдерой широко улыбнулся. – Пойдёмте со мной.
Напрасно Гилдерой рассчитывал представить героя Матильде – до палаты тот не дошёл, сбежав по дороге. Ну и к лучшему!
***
До вечера Гилдерой мучился, не находя себе места. Ему почему-то казалось, что равновесие в его хрупком мире нарушилось, и достаточно одного неверного движения, чтобы его погребло под осколками. Было понятно, что Поттер совершенно точно помнит Гилдероя – он с лёгкостью назвал его по фамилии, которую мог слышать только там… в прошлой жизни. И Поттер не захотел с ним общаться, с радостью приняв помощь в избавлении от навязчивого внимания Агнес. А если вспомнить реакцию остальных людей, которые его узнавали? Не тех, кто пытался пощупать или ущипнуть, а нормальных…
Гилдерой лежал на своей кровати, разглядывая крошечную трещину на потолке, которая с каждым проведённым здесь годом становилась всё длиннее и толще. Когда он сюда попал, ему казалось, что всё в его жизни наладится тогда, когда удастся вспомнить, но теперь он уже не был в этом уверен. А память настойчиво зудела, подкидывая воспоминания о подземельях, чумазых детях и чудесной ало-золотой птице. И ещё была невероятная лёгкость и ощущение звенящей пустоты, от которого хотелось бежать. А в госпиталь Гилдероя привёл Дамблдор. Да-да, тот самый, которого убил Снейп… которого Поттер называет героем. Жуть какая!
О том, что наступила ночь, Гилдерой понял, когда Агнес взмахнула палочкой и произнесла: «Нокс!». Всё-таки в его положении были какие-то преимущества – никто не горел желанием заботиться о нём сверх положенного, а это означало, что никто к нему не подходил. Только Матильда несколько раз предлагала «покушать», но оставляла в покое, стоило её об этом попросить. Никаких зелий, кроме укрепляющих, он не пил, поэтому приём пищи у него был «по желанию». Желания не было. Гилдерой перевёл апатичный взгляд на окно, бывшее теперь единственным светлым пятном в комнате, и вспомнил о Снейпе. Его ведь тоже откровенно не любили, и даже, наверное, больше чем самого Гилдероя – такое не скроешь, как ни старайся. Интересно, а он хотел бы лишиться воспоминаний? Чтобы начать жизнь сначала – без тягостных воспоминаний, без сожалений, без опыта?
Гилдерой поднялся с кровати, чувствуя себя стариком. Он мог бы не ходить к Снейпу, но трансфигурированный в вазу стакан взывал к участию такому же парии, как и сам Гилдерой. Тем более что Матильда по ночам не дежурила.
Агнес спала, совершенно не реагируя на шорохи в палате Снейпа, и Гилдерой прошёл мимо неё, особо не таясь. Он совершенно не ожидал увидеть Снейпа сидящим на кровати и мрачно разглядывающим опрокинутый графин с водой. Гилдероя он встретил сердитым взглядом и независимо скрестил на груди руки. Видимо, ему стало лучше.
