Текст книги "Эссенция пустоты"

Автор книги: Хелег Харт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Хелег Харт
Эссенция пустоты

Глава XXI. Сияние

Расторум – один из тех городов, чьё название уходит корнями к культуре эланов, первых обитателей территории нынешнего Прибрежья. Древний Элан образовался уже через несколько веков после Великой Чумы и просуществовал вплоть до захвата его Трон-Гарадом в середине эпохи. Таким образом, история города, разрушенного до основания и заново отстроенного почти десяток раз, насчитывала более ста веков, что было даже больше, чем у Лотора, выросшего на развалинах Трона.

Нет ничего удивительного в том, что жители столицы Прибрежья безмерно гордились своими древними корнями (от которых, по сути, уже ничего не осталось), а потому очень пеклись о чистоте своей крови. Отчасти именно благодаря этому в стране мореходов по сей день существовала чрезвычайно контрастная классовая система, а к чужеземцам, не являющимися рабами, относились с большим недоверием и опаской.

Чванливые таны, скрупулёзно подсчитывающие века, а иногда и тысячелетия с момента появления собственного рода, жили в Квартале Фонтанов, так же называемом Белым Городом – внушительной по площади части Расторума, окружённая дополнительной крепостной стеной и тщательно охраняемая от обитателей остальных кварталов. Здесь располагались сплошь дворцы, в которых на каждого члена благородной семьи приходилось по двадцать-тридцать рабов и прислуги.

За внутренней крепостной стеной располагались кварталы жителей победнее, не таких родовитых или же недостаточно богатых, чтобы жить в Белом Городе. Здесь степень благородства измерялась уже не столько деньгами и родословной, сколько близостью дома к Белой Стене. Чем богаче семья – тем ближе к Стене она стремилась поселиться. Очень немногим из живущих в этой части города везло стать супругом или супругой троюродного внучатого племянника тана, находящегося на последнем месте в списке главенства рода. Остальные же, как могли, пытались свести концы с концами, чтобы, не дайте Боги, не пришлось переселяться в район пониже.

Всё потому, что в этих самых «районах пониже» жить было намного страшнее. Совет танов даже не пытался поддерживать здесь порядок – стража получала копейки и работала в основном за взятки (попадаться на которых, впрочем, было чревато казнью). Однако человека, желающего удобно спать и вкусно есть, угроза поимки со временем пугать переставала. Грабить тут было особо некого – плебеи и ремесленники с трудом оставались на плаву, платя то тем, то другим, многие голодали неделями, так что стоимость человеческой жизни здесь падала до горсти медяков или же булки хлеба. Естественно, здесь же водилось больше всего возвратных мутантов, и они знатно сокращали бы население, не будь в городе вездесущей Службы Чистильщиков со штатом, достигающим сотни человек. Истребители мутантов, не смотря на статус влиятельнейшей гильдии в городе, построили свою контору именно здесь – чтобы не ходить далеко. Только благодаря им в нижних районах ещё возможно было жить, хоть и на грани с чистым выживанием. Не имея возможности заниматься хозяйством, городские плебеи чаще всего работали на более зажиточные семьи, по бумагам оставаясь свободными, на деле же являясь рабами.

Но даже этим несчастным могли позавидовать жители портового района. Здесь, среди охраняемых пристаней, верфей и складов обитали люди-призраки – разномастные изгои, бездомные, юродивые и беглые рабы, пробавляющиеся в основном сырой рыбой. Большинство из них опасалось попадаться на глаза кому бы то ни было, потому как в основном они являлись переносчиками заразы, и любой моряк или стражник считал своим долгом убить «гниду» с теми же брезгливостью и омерзением на лице, с какими давят крысу или таракана.

И всё же, Прибрежье – страна мореходов, государство повелителей Южного Моря, поэтому без трактиров с забитыми ромом погребами никуда. В портовом районе они стояли на каждом углу и являлись главным местом времяпрепровождения матросской братии. Вот уж где воистину не утихало веселье! Даже деревянные стены, если бы только могли, спели бы наизусть любую корабельную песню, а столы и стулья, познав разрушительную силу моряцкой удали, менялись едва ли не ежедневно.

В одно из таких заведений, «три русалки», и наведалась пара путников, подоспевших как раз к разгару вечерней попойки.

Старший из них, бородатый, с матросским платком на голове, обернулся к спутнику:

– Держись поближе ко мне, – грубый голос прожжённого морехода.

– Да уж на шаг не отойду, – огрызнулся ему в ответ молодой парень, оглядываясь по сторонам.

На него уже от порога начали коситься несколько пар глаз. Это нисколько не удивляло молодого авантюриста – его одежда говорила о том, что он не имеет ничего общего с морем, а такие люди сюда заходили куда как редко.

Парочка двинулась в обход центра зала, минуя режущихся в кости, пьющих и горланящих песни матросов, после долгого плавания дорвавшихся до развлечений. От гомона и криков едва не закладывало уши; в середине трактира, под аккомпанемент дребезжащей лютни и надрывающейся губной гармошки, грохоча сапогами, отплясывали джигу двое набравшихся субъектов; третий, опрокинув стул, вскочил на столешницу и, пританцовывая, принялся подпевать мелодии – мало кто понимал его бессвязную речь, но слова песни все и без того прекрасно знали.

– Вот он, возле камина, – прохрипел только что вошедший моряк, указывая взглядом на дальний столик.

Там, в компании двух очевидных головорезов, сидел ещё один бородатый тип, но в отличие от остальных, держался он по-особенному. Опытный мореход без труда опознал бы в нем капитана.

Уже на ходу моряк обернулся к своему спутнику:

– Проявляй уважение. Села̀х, может, и служит танам, но он всё равно пират. Неудачное слово – и он оттяпает тебе башку, пойдёшь на корм рыбам.

– Не беспокойся, не таких видал, – буркнул молодчик, впрочем, немного подобравшись.

Моряк в ответ только крякнул и шагнул к столику:

– Здравия, Селах.

Пират, подняв на подошедшего взгляд из-под сросшихся бровей, промолчал.

– Помнишь меня? – продолжил моряк, нервно переступив с ноги на ногу.

– Я помню всю свою команду, Борк, – низким рычащим голосом отозвался капитан. – Даже ту, что слиняла от меня. Зачем пожаловал?

Названный Борком моряк тихо выдохнул и чуть расслабился.

– Есть серьёзный разговор. Разрешишь нам с компаньоном присоединиться?

Пират медленно перевёл взгляд на второго человека. Его спутники-головорезы внимательно следили за каждым движением странной парочки, в любую секунду готовые пустить обоих на фарш.

– Ты теперь водишь компанию с сухопутными крысами, черепаший сын? – Селах, казалось, просто не умел моргать. – Я знал, что от тебя мало толку. Хорошо, что ты сам свалил, пока я не скормил тебя крокодилам.

– О, нет, в этот раз ты удивишься, насколько полезным я могу быть, – ощерился Борк, показав всем присутствующим черные пеньки зубов. – Речь идёт о Солнечном Сокровище.

Пират с рокотом усмехнулся:

– Гулял бы ты отсюда.

– Я серьёзно, – ещё шире улыбнулся матрос. – У парня есть карта. Кстати, его зовут Тхенда.

– Рад познакомиться со знаменитым Селахом, – подал голос молодчик, но тут же осёкся.

Пират быстро перевёл взгляд на Тхенду, потом опять на Борка. Секунда – и он перекинулся через стол, схватив не успевшего среагировать моряка за грудки; во второй руке сверкнул кинжал.

– Не шути со мной, устрица, – прорычал Селах, обдавая Борка смесью перегара и запаха лука. – Я не стал тебя искать, потому что ты полный кретин, но сейчас мне ничто не мешает превратить твою голову в дом для моллюсков.

– Клянусь всеми водами Нириона, я правду говорю! – широко распахнув глаза, затараторил Борк. – У него есть, есть карта! Тхенда, сожри тебя акула, покажи карту!

– Господин Селах, он не лжёт, – молодой авантюрист невозмутимо полез за пазуху и извлёк оттуда свёрнутый в трубку клочок кожи. – Вот карта.

Пират разжал пальцы и незадачливый моряк снова плюхнулся на стул.

– Дай сюда, – потребовал капитан.

Но у молодого Тхенды был свой план. Вместо того, чтобы отдать свёрток Селаху, он развязал бечёвку и развернул карту, держа её на весу:

– Знакомая местность, капитан?

Глаза пирата впились в рисунок.

– Остров Марканда, неподалёку от Красной бухты, – уже спокойнее отозвался он. – В этой местности нет ничего, кроме бешеных туземцев.

– Увы, вы ошибаетесь, – так же невозмутимо сказал Тхенда. – Видите вот этот ма-а-аленький крестик? – Он убрал палец с уголка карты, открыв пометку.

Четыре пары глаз немедленно впились в указанное место – и да, там была метка! Но парень, не давая никому опомниться, уже через секунду ловким движением разорвал карту пополам и швырнул обрывки в пылающий камин.

– Стой! – запоздало рявкнул Селах.

– Ты рехнулся! – в ужасе вскрикнул Борк, бросаясь к огню, но поздно – карта уже вспыхнула, словно бумажная.

– Теперь послушайте меня, – сказал Тхенда, бесцеремонно садясь на свободный стул. – Никто из вас не успел запомнить карту, но у меня есть её копия, хранящаяся в надёжном месте.

– Где? – Пират смотрел на него налившимися кровью глазами.

– Здесь, – парень ткнул себя в висок. – Можете быть уверены, карта настоящая.

– Чем докажешь?

Тхенда сел поудобнее и спокойно продолжил:

– Я – вор. Залез не так давно в архив аль-назирского султана, по заказу. Там и наткнулся на эту карту. Ушло несколько месяцев, чтобы узнать, что за местечко на ней указано. Не уверен каменно, но на ней не может быть ничего кроме Солнечного Сокровища. Я в этом убедился.

– Как?

– А вы подумайте, – он обвёл глазами всех сидящих за столом. – Вспомните легенду.

Над столом повисло напряжённое молчание.

Где-то на другом конце зала громко вскрикнула одна из гулящих девиц, и тут же захихикала. Кто-то требовал ещё рома, кто-то завязал драку, но после нескольких глухих ударов звуки борьбы смолкли, и по трактиру снова прокатилась волна могучего хохота. На компанию у камина во всей этой суматохе никто не обращал внимания.

Выждав паузу, парень обратился к другим сидящим за столом:

– Понимаете? Всё сходится.

– Да, сходится, – наконец проговорил Селах, – Ребята, выбейте-ка из него местоположение сокровища.

Громилы уже начали вставать, но Тхенда опередил их, вскинув руки:

– Сесть!

Никто не ожидал подобной властности от субтильного паренька лет двадцати пяти от роду, поэтому сбитые с толку наёмники медленно сели, глядя то на вора, то на пирата. Борк смотрел на своего спутника со смесью удивления и опаски – как на случайного прохожего, внезапно выкинувшего безумный фортель.

– Капитан Селах, – с прежней учтивостью продолжил ловкий вор. – Пытками вы ничего не добьётесь. Я скорее умру, чем позволю ускользнуть добыче всей моей жизни. К тому же, я могу лишь приблизительно указать место, карта была старой, нечёткой, и ориентироваться придётся на месте. Я заранее пропитал карту особым горючим маслом, потому что знал, что вы захотите оставить меня за бортом. Неужто вы думаете, что не предусмотрел для себя лёгкой смерти? Задумайтесь – если сгину я, последняя ниточка к сокровищу оборвётся. Давайте не будем препираться, лучше заключим соглашение.

Пират, помолчав, откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди:

– Сколько ты хочешь?

– Пятую долю.

– Не пойдёт, – с ходу отрезал Селах. – Нам понадобится набрать больше команды, и самых лучших. Тамошние туземцы – настоящие звери. Со всеми придётся делиться. Даже я никогда не брал больше десятой доли от всей добычи – остальное получает команда.

– В этот раз добыча обещает быть такой, что даже сотой доли хватит на целую жизнь, – возразил Тхенда, и театрально вздохнул. – Впрочем, я готов идти на уступки. Пусть это будет знаком моей доброжелательности. Десятая доля.

Селах внимательно изучал вора колючим взглядом. Парень терпеливо ждал, не отводя взгляда.

– Сын слепой обезьяны, – с прищуром пророкотал пират. – Отбираешь у нас десятую долю величайшего сокровища Южного Моря и преподносишь всё так, будто мы тебя ещё за это благодарить должны.

– По-моему, вполне честная сделка, учитывая, что я один знаю, где оно находится, – пожал плечами вор.

Селах едва заметно переглянулся с телохранителями, но от внимательного Тхенды не ускользнуло это движение, и он улыбнулся уголками губ.

«Я всё предусмотрел».

– Капитан, я успел запомнить карту, – вдруг прогудел один из наёмников, угрожающе уставившись на наглого вора.

– Ха! – парень довольно хлопнул себя по коленям. – Ну что ж, тогда убейте меня и дело с концом!

После этой фразы последовала новая дуэль на взглядах. Наконец, Селаху стало ясно, что этот ловкач его таки обставил. Сопляк возомнил себя умнее всех, но не тут-то было. Пират поклялся себе во что бы то ни стало выпотрошить наглеца, как только они доберутся до сокровища – уж тогда-то ему ничто не помешает это сделать. Конечно, он даже виду не подал, что подумал об этом, чтобы не спугнуть. Но до чего же ловок, сожри его морской дьявол!

– Мур-рена, – рыкнул капитан. – Шут с тобой. По рукам.

Тхенда расстался с Борком прямо на выходе – им нужно было в разные стороны. Вор не опасался слежки, будучи уверенным, что сумел добиться своего. Риск, без спора, был велик, но оправдан – судя по тому, что он вышел из трактира самостоятельно. Молодой человек предусмотрительно оплатил комнату в ночлежке на другом конце района, там, где на него уже не станут обращать так много внимания, а следовательно не станут и совать нос в его дела. С недавнего времени это стало критичным.

Уже давно стемнело, а летний дождь сделал видимость и вовсе нулевой, но Тхенде было не привыкать ориентироваться в темноте; к тому же, возможности его зрения слегка превышали норму. Тёплые капли, падающие на лицо, успокаивали, остужали злобу, и против воли смывали маску вора-авантюриста, которую ему пришлось на себя примерить.

«Вот до чего я дошёл».

Он буквально вбежал в свою комнату и, закрыв за собой дверь, замер на какое-то время.

«До Тхенды».

Рэна передёрнуло.

«Я омерзителен. Лгу, изворачиваюсь и совершаю подлости одну за одной – пусть под прикрытием маски, но всё же это я, я, а не кто-то другой. И ведь у меня получается, словно я занимался этим всю жизнь. Если бы кто-то сказал мне об этом до катастрофы, я бы не поверил. Принципы пуэри нерушимы. Только вот я единственный пуэри в мире, принадлежащем людям, и моя моральность никому даром не нужна».

Охотник стянул с себя промокшую одежду и развесил на верёвке. Сел на топчан, сложив руки на коленях. Посидел так, в тишине и темноте, пытаясь перевести мысли в нужное русло.

«Подделать карту было несложно. Взять обычную карту, перерисовать её на кусок кожи, придать ему соответствующий вид. Самая сложная часть заключалась в том, чтобы убедить пирата в её подлинности и уничтожить, не дав себя раскусить. Но тут, собственно, не существовало выбора – алчность рано или поздно толкнула бы остальных на мысль избавиться от меня. А на тот остров попасть как-то нужно. Теперь они точно поплывут, в этом вся суть пиратов. За наживой – хоть в Бездну, лишь бы живым остаться. Теперь нужно связаться с Эном».

Пуэри несколько раз медленно вздохнул, концентрируясь. Такие сложные заклинания, как магическое окно, давались ему с трудом: глубины Дара едва хватало, а создание годной мыслеформы потребовало длительных тренировок. Первое удачное окно ему удалось лишь через месяц – все это время Энормис терпеливо натаскивал непривыкшего к комплексным заклятиям пуэри, но, сколько Рэн ни спрашивал, зачем это нужно, вразумительного ответа так и не получил.

Серебристая рамка окна замерцала в темноте; его поле оставалось тусклым, более похожее на плёнку густого тумана.

«Что бы он ни задумал, надеюсь, это того стоит».

Заклинание окна, хоть и слабое, всё же требовало значительных затрат энергии; вряд ли Рэн смог бы поддерживать его дольше двух минут, а чародей всё не отвечал. Ощущая, как тают и без того невеликие запасы сил, охотник уже успел начать беспокоиться, как вдруг окно засияло в полную силу – Энормис ответил и взял подпитку заклинания на себя.

Матово-белая поверхность окна сменилась темнотой; в комнатушку Рэна прорвались завывания ветра, перемежающиеся с низкочастотным грохотом.

– Эн?

– Слышу тебя! – чародей почти кричал, стараясь перекрыть голосом беснующуюся стихию. – Подожди немного!

В окне мелькнули очертания его фигуры, укутанной в тёплую меховую одежду, потом свет от окна на секунду озарил нечто, напоминающее ледяную статую, и, наконец, шум немного поутих, а Энормис, появившийся на свету, скинул меховой капюшон:

– Какие новости?

– Где ты? – спросил Рэн, игнорируя вопрос.

– В Холодных горах. Ты уже нашёл корабль?

– Да. Правда, пришлось провернуть небольшую аферу, – пуэри поморщился.

Энормис смотрел холодно, не двигаясь, лишь мех на его воротнике чуть топорщился от ветра. В последнее время такие взгляды стали для него обычным делом, как и полная безэмоциональность – иногда Рэну даже казалось, что чародея подменили големом, настолько непроницаемым стал его вид.

– Ты веришь мне? – вопрос прозвучал так, словно ответ чародея ничуть не волновал, но пуэри всё же кивнул. – Так нужно, Рэн. Ты рождён для другого мира, поэтому тебе кажется, что ты поступаешь неправильно, но правда в том, что иных путей нет.

– А ты искал иные пути? – охотник грустно улыбнулся.

– Первый путь привёл меня к гибели Лины, – Энормис пожал плечами. – Второй – к гибели Кира и Арджина. И теперь я ступаю на третий. Понимаешь, о чем я говорю?

Рэн опустил голову.

«Нет, не понимаю. Это твои пути. Не мои».

– Если ты не хочешь рассказать, в чем заключается наш план, – пуэри неотрывно смотрел на собственные ладони, – хотя бы ответь – он у тебя есть?

– Есть. План – победить, – отрезал чародей.

– И ты уверен, что на Архипелаге я найду ключ к победе?

Энормис медленно вздохнул, но так и не отвёл взгляда.

– Я понимаю твои сомнения. Ты идёшь почти вслепую. Ты не видишь выходов, не видишь альтернатив. Поэтому повторяю снова – Рэн, верь мне. Я знаю, что мы справимся. Спросишь, почему я в этом уверен? Да потому, что наша альтернатива – смерть и забвение. Если мы остановимся, если мы хоть на секунду отчаемся, то потеряем последние шансы, и тогда наши жизни станут ещё более бессмысленными, чем наша же гибель. Пусть говорят, что выбор есть всегда – чаще всего так говорят из страха перед решительными действиями. Нам нужна смелость стать выше собственных принципов, морали, всего, что мешает достичь цели. Тебе тяжелее всех, потому что по меркам людей ты чуть ли не святой. Мне жаль, что тебе, пуэри, приходится быть человеком. Мне жаль, что я – человек. Но я верю, что наша цель достойна того, чтобы рискнуть ради неё нашими душами. Если мы победим – все наши действия будут оправданы. Если проиграем – уже ничто не сможет нас оправдать. Никогда. Историю создают только победители, так было и так будет. Теперь понимаешь, почему у нас нет другого выхода?

Рэн смотрел на человека в магическом окне и не чувствовал ничего. Всё, что сказал Эн, он сотни раз прогонял в своей голове, и всё равно не понимал, почему тот не делится своими мыслями. Упорное умалчивание о деталях плана наводило пуэри на мысли, что никакого плана действий вообще не существует. Фраза «верь мне» уже набила оскомину своим постоянством и начала превращаться в дежурную.

Но с другой стороны, оспаривать аргументы Энормиса ему тоже казалось бессмысленным. По логике выходило, что он прав, потому что Рэн себе даже представить не мог, что нужно сделать, чтобы одолеть Гроггана. Так что оставалось полагаться на того, кто делал хоть что-то.

Чародей, должно быть, поняв, что сказал достаточно, сменил тему:

– Когда ты отплываешь?

– Через три дня. Соберётся весь цвет местного пиратства.

– Пиратства?

– Корабли танов в те места не заплывают, только контрабандисты и пираты.

– Как тебе удалось их уговорить? Впрочем, без разницы. Просто будь осторожен, эти на всё способны.

– Я сделал так, что меня не тронут до самого последнего момента.

– Хорошо. Как только всё выяснишь, свяжись со мной.

– Подожди.

– В чем дело?

– Что ты делаешь в Холодных горах?

Энормис в ответ лишь улыбнулся уголком рта:

– То же, что и ты, только намного сложнее.

Окно мгновенно погасло, и вместе с этим всё окружающее погрузилось в тишину и темноту.

Рэн повалился на топчан, глядя в потолок.

«Он думает, что понимает меня, но до настоящего понимания ему далеко. Он не видел наших городов. Не видел планету народа Орумфабер, сбалансированную, чистую, подчинённую обоюдному закону единства множественности. Он не может помнить того, что помню я, не может понять то, что я понимаю, потому что он – человек».

Охотник нащупал пальцами нашейник, к которому за последнее время привык, точно к собственной коже, и одним движением сорвал его; комнату тут же озарил бледно-сиреневый свет его анимы. Вздохнув так, словно сбросил с груди трёхпудовый груз, Рэн прикрыл глаза.

«Мне уже начинает казаться, что они просто не созданы для гармоничного сосуществования друг с другом и с внешним миром. Что они с самого начала, несмотря на наличие разума, рождены для того, чтобы саморазрушаться, и пытаться их чему-то научить бесполезно. Новая ветвь эволюции животных…

А ведь это – мысли расиста. Пуэри никогда не рассуждали подобным образом. Значит ли это, что я и сам уже не имею права называться одним из них? Ведь мы различаемся не силой, не ловкостью, не наличием или отсутствием анимы и альтера: самое главное, принципиальное отличие – в головах, в менталитете; до тех пор, пока мы мыслим и поступаем по-разному, мы принадлежим к разным видам. Но как быть со мной? Да, я ещё не человек, но уже и не пуэри, так кто же я?

Если Эн прав, то мои отступления от собственных принципов и впрямь могут оправдаться – если нам удастся каким-то невероятным образом одержать верх над Грогганом. А отступления весьма значительны: убийство, воровство, обман – пуэри уже давно забыли те времена, когда им приходилось пользоваться подобными методами. Убить одних людей, чтобы спасти других – это прозвучало бы у нас, как анекдот… Пока я, вроде бы, всё делаю правильно. Отчасти потому, что выбор не такой уж и большой, отчасти – потому что ещё помню, как должен вести себя пуэри.

Но надолго ли меня хватит? Не знаю…»

Рэн повернулся на бок и ещё долго думал о том, что ему предстоит сделать, потом его мысли переключились на воспоминания обо всём произошедшем за последние полгода, с того момента, как они бежали с Одинокого Вулкана. Наконец, сон одолел охотника, но не принёс ни малейшего облегчения – снилось как раз всё то, что хотелось бы забыть.

– Эн, давай остановимся хоть на несколько часов.

Чародей, только что настроивший очередную ловушку, обернулся:

– Я тоже устал, но у нас на хвосте теперь висят не только Меритари, так что оставаться в одном месте надолго – непозволительная роскошь.

Охотник аккуратно уложил волшебницу на свой плащ и в очередной раз начал менять ей повязки.

– Она едва держится. Смотри, какая бледная. Пульс еле ощутим. Ей нужен отдых и уход, а не бесконечные прыжки через Астрал.

Энормис склонился над раненой и положил ладонь ей на лоб.

– Ты прав, – наконец, проговорил он, тяжело вздохнув. – Мы уже достаточно оторвались. Если я не восстановлю силы, далеко мы не уйдём.

Рэн бросил на товарища злой взгляд, но смолчал. Его очень беспокоило состояние Литессы – с момента ранения прошло уже несколько дней, а она так ни разу и не пришла в себя, несмотря на все целительские заклинания Энормиса.

А ещё его беспокоило то, с какой стремительностью менялся сам чародей. Поначалу раздавленный, теперь он больше напоминал лишённого души психопата – никаких эмоций, только сосредоточенность и холодный расчёт. Казалось, он нисколько не оплакивал ни Кира, ни Арджина, Литессу он перевязывал механически, без малейшего волнения. Тот ли это любознательный и открытый человек, что встретился пуэри у Каменного Советника? Эн не торопился начинать разговор, так что охотнику оставалось только догадываться, какие мысли проносятся в голове спутника, а так же какими последствиями они могут обладать.

– Где мы? – спросил охотник, продолжая хлопотать над Архимагессой.

– На южной границе Либрии. Недалеко от Квисленда.

Рэн бросил ещё один взгляд исподлобья: Энормис стоял рядом, внимательно наблюдая за его манипуляциями.

– Она выкарабкается, – произнёс чародей бесцветным голосом. – Это же Литесса. Нужно только время.

Пуэри не ответил. Затянул узел на повязке, обернул женщину в куртку, связал рукава между собой.

– Ты уже придумал, что нам делать дальше?

Вопрос не застал человека врасплох, во всяком случае, так показалось Рэну. Энормис чуть прищурился:

– А у тебя какие мысли?

– Я понятия не имею, – честно признался охотник. – Потому и спрашиваю. Всё оцениваю наше положение, и соотношение вероятностей говорит о том, что против Гроггана у нас бесконечно мало шансов.

Чародей отвернулся, делая вид, что обозревает окрестности:

– Я думал, этот этап мы уже проехали. Отступать нам некуда. Или мы его, или он нас.

– Это ставит нас в безвыходное положение, не так ли?

– Не совсем безвыходное. Шансы всё же есть.

– Он просто бросил болт рукой, – медленно процедил Рэн, глядя в спину спутника. – И едва не прошил Литессу насквозь.

– Но бежать нам всё же удалось, – возразил человек.

– Ценой жизней Кира и Арджина! Нас осталось трое, если не сказать – двое с половиной.

– А у Гроггана остался только один глаз, – бросил чародей, резко обернувшись.

Интонации, прорвавшиеся в его голос, заставили Рэна отвести взгляд. Энормис говорил так, словно одержал победу – чистое безумие, если попытаться соотнести потери сторон. Однако категорически возражать ему отчего-то не хотелось, поэтому охотник решил возразить мягко:

– Это ты так считаешь. Подумай, ты сам сказал, что за Грогганом стоит Тринерон. Хранитель, Эн, Хранитель! Дитя Творца! И мне почему-то кажется, что Грогган не лжёт насчёт этого.

– Он и не лжёт, – неопределённое движение плечами.

– У тебя есть, что противопоставить Хранителю?

Энормис отрицательно покачал головой, и тут же спокойно сказал:

– Но я найду.

– Твоя заносчивая уверенность пугает меня.

– Бояться стоит её отсутствия. Потому что без этой уверенности останется только лечь и умереть.

Рэн отвернулся, задумавшись. Настрой Энормиса и в самом деле вызывал опасения. Что это – проявление несгибаемости, силы духа? Или безумие, следствие нежелания смотреть правде в глаза? И в том, и в другом случае перспективы одинаковы, разница лишь в их окраске. Очень хотелось верить в то, что Эн знает, что делает, что он сохранил ясность ума, но, познакомившись с человеческой породой, пуэри сильно в этом сомневался. Не является ли такое поведение чародея результатом психологического надлома? ПОЧЕМУ он ведёт себя именно так, чем руководствуется в действительности?

Охотник понимал, что ему явно не хватает знания человеческой психологии на столь глубоком уровне. Следовательно, не стоит делать поспешных выводов, но придётся постоянно присматриваться к Эну, анализировать его поступки, подвергать сомнению каждое слово…

– Хочу попросить тебя кое-о-чем.

Пуэри, погрузившийся в собственные мысли, не сразу понял, что с ним говорят. Но, осознав сказанное, поднял удивлённый взгляд на спутника:

– Ты ведь не о ночном дежурстве, так?

Энормис, медленно обойдя разведённый костёр, сел рядом и заговорил:

– Нет. Как только Литесса пойдёт на поправку, мы разделимся. Не перебивай. Если мы останемся вместе, нам будет сложнее скрываться. Кроме того, рядом со мной сейчас опаснее, чем на расстоянии – это во-первых. Во-вторых, разделившись, мы сможем сделать больше.

– Постой. Что именно мы будем делать?

– Я объясню. Позже, когда Литесса придёт в себя. Суть нашего разделения в том, что я буду отвлекать внимание на себя и путать следы, пока вы будете заняты делом. Придётся изрядно попутешествовать. Я создам видимость того, что нас по-прежнему трое и поведу Меритари и Гроггана по ложному следу, чтобы развязать руки вам.

Рэн с сомнением покачал головой:

– А если твой план раскусят? Я, например, ничего не смогу противопоставить магической мощи Ордена, а уж Гроггану и подавно.

– Наибольшую угрозу представляю именно я. Не ты, даже не Литесса. Я. Если они отвлекутся на кого-то из вас, меня придётся выпустить из поля зрения – а этого они не допустят. В Ордене нет ни одного чародея старше семнадцатой ступени, так что единственный, кто может одолеть меня и Литессу – это Грогган.

– Не пойму, к чему ты клонишь.

Чародей пристально посмотрел на охотника, словно о чем-то ненадолго задумавшись.

– Придётся разыграть небольшой гамбит.

Пуэри поднял брови:

– Вот как? И кого же ты хочешь принести в жертву?

– От тебя я не требую никаких жертв. То есть почти никаких. Всё, о чем я тебя прошу – верить мне и делать, как я скажу.

С языка Рэна едва не сорвалось: «на каких основаниях я должен тебе верить?», но он вовремя проглотил эти слова. Так он только потеряет доверие и наверняка ничего не выяснит. Создавалось впечатление, что Энормис умышленно напускает тумана – но зачем ему это? Не проще ли сказать всё как есть?

– Рэн, – чародей вдруг заглянул ему в глаза. – Решай, или ты со мной до конца, или сам по себе прямо с этого момента. Я даю тебе выбор: довериться мне или удалиться на безопасное расстояние. В первом случае не жди никаких объяснений и ответов. Во втором – будь готов к тому, что вскоре тебя уничтожат вместе со всем Нирионом, потому что без тебя вероятность моего провала увеличивается.

– Звучит так, словно никакого выбора и нет.

– Это у меня его нет, потому что для меня важно только завершить начатое. А что важнее для тебя – я не знаю. Но тебе нужно решить это сейчас – свобода следовать своим принципам или попытка повлиять на судьбу мира.

Рэн молчал, изучая лицо ставшего таким чёрствым чародея. Тот проник до самой глубины, самой сущности сомнений охотника, но снова повернул всё таким образом, что сомнения эти казались необоснованными – зная характер пуэри, Энормис легко манипулировал его решениями через его же, Рэна, собственную моральность. И как раз это настораживало охотника больше всего. Конечно, в здравом уме ни один представитель народа Орумфабер не предпочёл бы своё сомнительное благополучие борьбе за существование целого мира. Но если маг способен на столь хитрые и бессовестные манипуляции, то насколько аморальными могут оказаться его задумки?

Вглядываясь в выцветшие карие глаза, Рэн понимал, что получив возможность выбирать, он автоматически лишился этой возможности. Выбор мгновенно стал очевидным. Энормис снова добился своего. И, непонятно почему, этот факт внушил пуэри надежду.

– До конца так до конца. Надеюсь, полагаясь на моё доверие, ты не станешь мне лгать, – как можно убедительнее произнёс Рэн.