Текст книги "Птичья песня (СИ)"

Автор книги: guineapiggie

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

Эдмур будет продолжать существование и терпеть вечную вину, разрывая на клочки остатки наследия Хостера ради Рослин и ребенка. Потому что они были его семьей. И потому что его догом было защищать её. Благородная цель.

Семья, долг, честь.

Предавая его семью, казалось, он стал больше похож на них, чем когда бы то ни было.

И он слишком боялся, что Рослин отвергнет его, а сын не примет. О, Санса, вероятно, разорвала бы Петиру глотку, узнай она о том, что он всё это время знал, где семья её дяди и не поднял и пальца. Эдмур его не тронет, Петир ему нужен, причем отчаянно.

Он даже ещё не знал, насколько он ему нужен.

– Ланнистеры знают, что Санса со мной, – мягко начал Петир, пока Эдмур наливал чай. – Джоффри не очень рад. Я надеялся спрятать её где-нибудь. Подумал, что, может, ты захочешь увидеть племянницу. Ей бы понравилось провести время с семьей.

Эдмур посмотрел на него. Голубые глаза были пусты.

– Очень продуманно, Мизинец. Что в этом для тебя?

– Рано или поздно, Джоффри потребует, чтобы я привёл её к нему. Если я откажусь, то, считай, я ходячий труп. Мне нужно как-то это предотвратить.

– Почему ты переживаешь о том, что с ней случится? Почему не отдашь ему? – спросил Эдмур тем же лишенным эмоций голосом и поставил чашку перед Бейлишем. – Молоко прокисло.

– Нужно, чтобы кто-то присмотрел за этим местом, – произнёс тот вместо прямого ответа и осмотрел кухню. – Я уверен, она сделает это, если хорошо попросить.

– Очевидно, что тебе нравится держать её рядом. Зачем отсылать ко мне? – в его тоне появилось нечто, напоминающее отвращение, но в остальном голос по-прежнему звучал слишком устало.

– Как я уже сказал, ей нужно место, чтобы спрятаться от Ланнистеров, и кто-то, кто смог бы защитить.

– Что насчёт последних месяцев, разве ей не нужно было то же самое?

Петир скривился.

– Она способна позаботиться о себе сама, но… не сейчас.

– Ты знаешь, что я не могу спрятать её, – сказал Эдмур после, казалось бы, целой вечности молчания. Его голос был тихим и уязвленным, впервые за всё время в его взгляде промелькнула жизнь. – Если я помогу, я пойду против них… У меня есть сын, которого я ни разу в жизни не видел, Мизинец, и я не знаю, что они с ним сделают, и с Рослин… Я не могу помочь Сансе, хотя хочу, хочу забрать её от тебя, поверь мне, но в первую очередь я должен защитить их. Серсея убьёт их или хуже. Ему всего год, а девушка, на которой я женился, последние два года провела как пленница. Я не могу рисковать. Не могу.

О да, он был в отчаянии.

Петир улыбнулся и опустошил свою чашку.

– Знаешь, Эдмур, я не глупец. Я знаю, что нельзя предлагать одностороннюю сделку. Помоги мне спасти дочь Кэт… и я сделаю всё, что смогу для твоей семьи.

Эдмур с сомнением хмыкнул.

– И я должен поверить тебе на слово? Что ты сделаешь всё, что сможешь? Ещё чего.

– Я могу убедить Серсею отпустить их, – ответил Петир, пожимая плечами. – Она доверяет мне больше, чем должна, и любую мою идею презентует, как свою собственную. Я могу заставить её отпустить их. Дай мне месяц и они вернуться к тебе, но только если ты дашь мне обещание, помочь в ответ.

Эдмур смотрел на него затуманенным взглядом, и Петир знал, что поймал его на крючок.

– Почему ты это делаешь?

– Из-за любви? В память о былых временах? Зови меня сентиментальным. Она могла бы быть моей дочерью.

Эдмур фыркнул.

– Ага, точно. Ты же всегда был таким сентиментальным.

Петир почти удивился – с каких это пор Талли научились сарказму?

– Разве тебе важно, зачем я делаю это, Эдмур? Я могу привести домой твою жену, сына и единственного выжившего ребенка твоей сестры.

Невеселая улыбка тронула губы Эдмура.

– Ты ублюдок. Ты всё это время знал, где Рослин и пацан, но никогда не говорил мне, потому что я не мог ничего предложить взамен. Это мерзко даже по твоим стандартам.

Петир улыбнулся в ответ.

– Так я могу на тебя рассчитывать?

– Ты убил мою сестру.

– Смерть Лизы была трагедией, к которой я не умею никакого отношения, – усталым тоном ответил Петир то же самое, что говорил все эти годы. Иногда ему становилось интересно, может ли ложь стать правдой, если повторять её достаточно часто: по крайней мере она уже казалась ему правдой.

– Я могу на тебя рассчитывать?

– Уверен, ты мог предотвратить смерть Неда. Если только она не была твоей идеей.

Петир не счёл необходимым отвечать.

– И сына Лизы, скажешь, что его смерть тоже была случайностью?

– Я спросил, могу ли на тебя рассчитывать, Талли, – твердо повторил Бейлиш.

Эдмур выглядел так, будто готов вскочить и придушить его голыми руками.

– Конечно, – выплюнул он. Его голос звучал так, будто Эдмур давился этими словами. – У меня нет особого выбора. Гордишься собой, Мизинец?

– Когда ты поймешь, что я получаю меньше от этой сделки? – спросил Петир мягко и покачал головой, вставая. – Будем на связи. Делай, как я говорю, и это не займет много времени.

Эдмур просто смотрел на него, не делая попыток встать. Его глаза блестели от отвращения.

– И как тебя вообще земля носит?

– Лучше, чем тебя, – ответил Петир дружелюбной улыбкой. – Спасибо за чай.

========== Тогда, в Риме ==========

В Римской Империи была богиня с именем Пакс, олицетворяющая мир. Император Август использовал её, чтобы символизировать и продвигать идею “римского мира”, обеспечивая себя репутацией правителя, восстановившего мир и благополучие Римской Империи. Сенат построил храм, посвященный богине и августовскому миру, Алтарь Мира…

По какой-то причине Санса не могла выбросить из головы эти строки из учебника по истории, когда наблюдала, как гроб проносят мимо скорбящих лиц. Единственными, кто знал женщину, чье тело они несли на своих плечах, были Эд и Брайден.

– Кейтилин Старк была необыкновенной женщиной, любящей женой, заботливой матерью, с острым чувством долга, достойным гражданином…

Она смотрела на них, на гроб, не ощущая ничего и думая о возложении цветов на алтарь богини мира.

***

– Выбери место.

– Я… не уверена, что правильно поняла, что ты имеешь в виду. И не уверена, что вообще хочу понимать.

Он закатил глаза.

– И это меня ты называешь извращенцем, золотце? – он бросил на журнальный столик брошюру и налил себе бокал вина. – Выбери город.

Хмурясь, она взяла блестящую брошюру в руки. Это была рекламка авиакомпании с длинным списком направлений.

– Выбрать город зачем?

– Чтобы побывать там, отдохнуть, – безразлично отозвался Петир. – Называй, как хочешь.

– Отдохнуть? С тобой?

– Тебе нужно уехать на какое-то время, – он пожал плечами. – И я давно нигде не был, так что да. Я не прочь отдохнуть.

– Тогда это ты должен выбрать место.

– Мне плевать, куда мы поедем. Главное, не здесь.

Она снова нахмурилась.

– Хорошо. Скажи мне, что ты задумал.

Он ухмыльнулся.

– Выбери город.

***

– Позволь уточнить, – сказал он, внимательно глядя на неё сквозь темные стекла солнечных очков. – Ты впервые в своей жизни в Риме и хочешь увидеть это?

– Да, – ответила она рассеянно, избегая его взгляда.

– Вместо того, чтобы увидеть величайшую архитектуру Европы, ты хочешь посмотреть на вульгарный кусок пропаганды, вырезанный из мрамора?

Санса не ответила – он бы всё равно не понял.

(Она и не хотела, чтобы он понимал.)

Справа от неё была небольшая клумба, и, повинуясь спонтанному желанию, она наклонилась, чтобы сорвать восемь красных маков. Петир молча наблюдал за ней, его лицо было невозможно прочесть, особенно с этими очками, скрывающими его серые глаза.

Когда-то его безжалостный взгляд посылал мурашки по её спине, но сейчас её грело солнце и она чувствовала себя почти в безопасности, почти… комфортно.

После всех его насмешек Санса думала, что он подождёт её снаружи, не представляя, что он захочет заплатить за вход. Но он заплатил за них обоих, убрал очки в карман и зашёл внутрь так, словно это место ему принадлежало. Санса едва поборола желание закатить глаза.

В углах огромного стеклянного куба стояли два охранника, которые выглядели так, будто вот-вот заснут, и пара китайцев с громоздкой камерой, рюкзаками и картами города, разговаривающих, глядя на резьбу. Кроме них музей был пуст.

Никто не обращал внимания на Сансу и цветы, которые она поднесла к алтарю, – никто, кроме Петира, остановившегося на первой ступени и замершего, будто настоящая статуя. Санса чувствовала на себе его взгляд, но решила игнорировать это. Это мгновение ему не принадлежало, и она не позволила ему вмешиваться.

Она остановилась на последней ступени и на секунду была поражена красотой алтаря. Он был, говоря словами Петира, куском пропаганды и лести, вырезанных в мраморе, но этот визит был не о правде. Он был о вере, надежде и символизме, и Санса ощущала, что пришла в правильное место.

Она потеряла восьмерых в бессмысленной войне, и, если бы она знала, к какой богине обращать молитвы, она бы молила о мире каждую ночь. Кто лучше подходил для этого, если не само воплощение мира?

Очень медленно, почти благоговейно, она положила восемь цветов на пол перед алтарем. Один за одним.

Один за своего отца. Один – за Арью. Один – за Брана. Один – за Рикона. Один – за Робба. Один – за свою мать.

Один – за Сандора Клигана.

(Один – за Сансу Старк из Винтерелла и её яркие невинные мечты.)

Кроваво-красные лепестки выглядели красиво на мраморе, решила она, стараясь не думать о том, что они были похожи на кровь на лестнице церкви или темные лужи на грязно-белых простынях мотеля.

Опуская каждый новый цветок, она чувствовала себя легче.

Когда Санса подняла взгляд, яркий свет пробивался внутрь храма, и улыбка тронула её губы. Она повернулась и спустилась по лестнице, не оборачиваясь, мимо Петира, который поднял бровь в немом вопросе, мимо охранников, глядящих на неё так, будто она сошла с ума, прямо в теплые солнечные лучи снаружи.

========== Уцелевшие ==========

Конец мафиозной войны?

Мафиозный клан уничтожен: “Сотни подозреваемых”.

“Самая крупная мафиозная война, длившаяся последние шестьдесят лет, пришла к своему кровавому завершению, когда все трое членов семьи Ланнистер, обвиняемые в многочисленных преступлениях, таких как соучастие в убийстве, торговля людьми, хищение и вымогательство, были убиты сегодня ночью. Идёт расследование, так как близнецы Джейме и Серсея Ланнистер и их сын Джоффри находились в разных местах во время убийства.

Первой было доложено о смерти Джоффри Ланнистера свидетелем, сообщившим Полицейскому Департаменту о предположительно фатальной автомобильной аварии на трассе 46. В ходе расследования было обнаружено, что к машине Ланнистера была присоединена бомба. “Взрывчатки было столько, что хватило бы на целое здание”, – сообщил один из офицеров, прибывших на место.

Менее чем через час Джейме Ланнистер был найден мёртвым в своей квартире. Причиной смерти был выстрел в голову.

Наконец, тело Серсеи Ланнистер было обнаружено сотрудником в её офисе Кастерли рок Инк. рано утром, её горло было перерезано…”

***

Его голова кружилась. Когда, как…

– Посмотри, что этот мир сделал с нами, – он слышал её шепот за секунду до того, как увидел разводы крови на белых простынях.

Газета зашуршала в его руках.

– Не переживай, милая, – сказала она своему ребёнку. – Не переживай, всё кончено. Всё кончено, – и он не понимал, что она имела под этим виду, но…

“Умная девочка, – подумал Петир глухо, глядя на статью. – Смелая умная девочка”.

Из неё получился бы прекрасный босс, лучше, чем Серсея.

Лучше, чем все они.

Санса была прирожденной королевой.

***

– Ты говорил, здесь она будет в безопасности!

Одной его части хотелось возразить, что эти слова больше не действовали. Другой части – что забрать её в Ирландию, в богом забытую дыру, где Петир впервые увидел свет, должно было спасти её от Ланнистеров, от войны которую они начали, и спасло.

Ещё одной его части хотелось сообщить Эдмуру, что “даже если бы твой уровень IQ не был очевидным позором для семьи Талли, если бы ты выучил шахматную доску вдоль и поперек и запомнил каждый возможный ход – даже тогда ты бы не смог предотвратить это божественное вмешательство, как описала это глупенькая маленькая Розлин.

Часть его страстно желала стать хорошим католиком, которым так пытался сделать его отец, чтобы он хотя бы мог заключить приемлемую сделку с высшими силами, чтобы он хотя бы мог бороться.

И всем этим частям стоило бы поскорее заткнуться.

Это не помогало. Ничего не помогало.

– Я думал, женщины умирали при родах только в средние века, – сквозь туман услышал он свои очень спокойные слова. – Ваш медицинский универ что, не мог позволить себе современные учебники?

– Сэр, – начал хирург, стараясь сохранить лицо. – Мы испробовали всё, что могли…

– Ваша пациентка мертва, так что стандартные отговорки никому уже не помогут, – тихо отметил Петир. – Избавьте меня. Что насчёт ребёнка?

Ребёнок смотрел на него, и её глаза были серебристо-зелеными, заглядывающими в самую его душу и Петир был в ужасе (не смотри, не смотри, не смотри, иначе ты никогда не сможешь забыть, ты не знаешь, что сделали с твоей матерью, не смотри, тебя тоже погубят…)

– Ребёнок останется с нами на ночь, чисто в целях наблюдения. Это стандартная процедура, учитывая… осложнения.

– Ладно. Я приду за ней завтра утром.

Петир вышел из комнаты раньше, чем кто-нибудь мог что-то сказать.

Он не задавал вопроса, который повис в воздухе с того момента, как кровь пропитала дешевые больничные простыни, как она начала один за один выдавать все секреты и обвинения задыхающимся лихорадочным шепотом; вопрос, который никто не стал спрашивать с тех пор, как она начала плакать и просить унести её ребёнка, а потом улыбнулась ему этой сломленной, жестокой, прекрасной улыбкой…

(Она сама с собой это сделала?)

Смысла узнавать не было, это не имело значения. Всё было кончено.

***

Красные розы на могиле её матери выглядели свежими в день, когда Алейну крестили. На крещении были только Эдмур, Розлин и маленький Хостер в костюме.

Она бы этого хотела.

Петир думал, что черное крестильное платье подошло бы больше, но это было бы слишком мелодраматично и он был не в состоянии спорить с католическим священником из-за цвета одежды.

У девочки была вся жизнь впереди, чтобы носить столько черного кружева, сколько она захочет, он это ей обеспечит, даже если это будет последним, что он сделает.

На шее ребёнка была цепочка с кулоном, подарок Розлин, с фотографией её матери внутри. Ещё одна мелодраматическая деталь.

В ней не было толку, но Петир слишком устал, чтобы спорить.

– Ты заставил меня влюбиться в тебя, хотя на тебе смерть моего отца, и ты никогда не говорил мне, и теперь никто не спасет наши души, и ты больной проебавшийся ублюдок, Петир, но ты – всё, что у меня есть. Всё, что есть у неё.

Орган начал играть так громко, что Петиру показалось, что его череп расколется. Ребенок в его руках заплакал, и он должен был что-то с этим сделать, но не знал что, поэтому просто стоял.

– Скажи ей, что мне жаль.

– Какое имя вы дали ребёнку?

Эдмур пихнул его в рёбра, острая боль привела его в чувства.

К благочестию через боль. Как и раньше.

– Алейна.

– Чего ты просишь у церкви для Алейны?

“Ну, – с горечью подумал он, – раз уж ты спросил, как насчет того, чтобы вернуть ей мать, мудила?”

Её голос в его голове заглушал слова священника, и Петир думал, что это непрекращающееся эхо её голоса было своего рода его наказанием.

– Ты отрицаешь Сатану? – спросил священник, и Петир почти рассмеялся.

Однажды его точно пронзит молния.

– Да.

– Знаешь, мне жаль, что ты не утонул, Петир.

– И все его деяния?

– Да.

– Мне жаль, что ты не утонул, когда Брандон подстрелил тебя… Я бы хотела, чтобы ты умер хорошим человеком, чтобы ты не становился таким. У меня был бы отец, а ты… Посмотри, что этот мир с нами сделал…

Последние слова он не мог забыть – не мог понять, что такого она могла натворить, чтобы так убиваться…

Может, он никогда не узнает.

Ему стоило только надеяться, что Алейна никогда не спросит, ни о чем из этого, потому что что он сможет ответить?

Я буквально поместил в эту бедную обреченную прекрасную девочку семя, что разорвало её на части?

Её кровь буквально на моих руках, как и на твоих, и я заставляю тебя с этим жить?

Видишь, любовь моя, я – тот, кого они называют монстром, но ничего, потому что Бог прощает грешников?

Прощение было милой ложью, которую говорят слабакам, чтобы они могли жить с тем, что сделали.

Застрявшая с ним и без матери, эта бедная малютка была вынуждена прийти к тем же выводам, но, может, только через какое-то время.

Может, через какое-то время, она не будет ненавидеть его, ненавидеть себя.

И, в конце концов, у неё в голове нет этого голоса, повторяющегося, как заевшая пластинка, снова, и снова, и снова….

Ему было её жаль.

Он ей завидовал.

– Почему ты не дашь мне хотя бы ненавидеть тебя? Почему ты забираешь всю мою жизнь и после делаешь то, что осталось, о тебе.

– Вы верите в Святой Дух, католическую церковь, причастие святых, прощение грехов, воскрешение и вечную жизнь?

– Мне жаль, что ты не утонул.

Эдмур опять пихнул его локтем.

– Помни меня, Петир, потому что я никогда этого не хотела, но люблю тебя, и я бы любила твоего ребенка тоже…

***

Кулачок ребёнка сомкнулся на вороте его пиджака. Она прекратила плакать, и её глаза – серебристо-зеленые, без единой тени, – взглянули на него почти заговорчески, с улыбкой, которая подразумевала, что знает больше, чтобы насмехаться над глупостью происходящего.

Огромная пустота этих монотонных заученных фраз, откровенно очевидное притворство и бессмысленная трагедия; она, кажется, находила своего рода горькое веселье во всем этом.

“Как и я, милая”.

Петир мимолетно ей улыбнулся, и внезапно в его голове снова стало тихо.

– Мистер Бейлиш, верите ли Вы в Святой Дух, католическую церковь, причастие святых, прощение грехов…

Ну, он предположил, что было уместным представлять свою дочь миру со лжи и попытки перебить священника.

– Да. Верю.

(Пошёл ты на хер.)

Он не произнёс этого вслух.

(Не при ребёнке.)