Текст книги "Птичья песня (СИ)"

Автор книги: guineapiggie

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

========== Лжецы ==========

Я? Я бесчестен. С бесчестным человеком можно быть уверенным, что он поступит бесчестно, а вот за честным нужно всё время приглядывать, как бы он чего не вытворил.

Пираты Карибского Моря: Проклятие Чёрной Жемужины

Бледно –голубые глаза блеснули на свету. Густые, ярко-алые волосы мило обрамляли симпатичное личико. Лёгкая белая рубашка и черная юбка-карандаш, тонкие золотые украшения и серый шарф покрывали стройное тело.

За руку её держал парень, само собой, – Джоффри был молод, красив, богат, как Бог, могущественен и имел превосходное будущее впереди.

(Маленький недостаток всё же был – он убил её любимого отца. Пристрелил его прямо в лицо, потушил Неда Старка, как свечку. Улыбаясь при этом с маниакальной искоркой в глазах).

Их мир полон лжецов.

Всё началось с кольца, решила потом она.

С кольца, появившегося, когда мир украл её невинность.

Она никогда не любила Джоффри по-настоящему. Сансе нравилась сама мысль о любви или о том, что она считала любовью. Но когда он надел кольцо на её палец не из-за неё самой, не из-за её ума или силы, а просто потому, что она была достаточно красива, чтобы показать её свету, именно тогда она начала ненавидеть его. В тот момент блеск её глаз погас, а улыбка покинула губы.

Он был отвратителен. Жесток, холоден и самолюбив, он был жалок и не мог позаботиться о себе. Он вёл себя, как король, из-за денег, пистолетов и быстрых дорогих машин, но внутри Джоффри боялся всего на свете.

Тогда-то и появился Сандор Клиган, Сандор, который потерял молодость слишком рано, чье лицо было скрыто сальными тёмными волосами, кто выглядел не так уж плохо со шрамом, покрывающим половину головы. Все деньги он оставил на игральном столе и в сумочках проституток, в азартных играх и на грязных прилавках. Его будущее не ожидало ничего, кроме дешевых шлюх и бутылок дрянной водки.

Сандор был полной противоположностью Джоффри.

И он не боялся ничего.

Даже Джоффри.

За это Санса восхищалась им. Он защищал её: смотрел холодными глазами и не произносил больше пяти слов, и за это Санса любила его чуть больше.

К тому времени, как к Джоффри перешел семейный бизнес, Санса уже любила его.

Сандор был грубым, резким и постоянно пьяным, но с ним было безопасно, безопаснее, чем за все последние месяцы, так же безопасно, как было когда-то с отцом. И он любил её, делал всё, что мог, всегда говорил правду. Сандор был другим, и Санса мечтала провести с ним всю оставшуюся жизнь. Ради этого она сделала бы что угодно.

Это Сандор научил её пользоваться пистолетом. Это Сандор стоял за её спиной, когда она впервые спустила курок. Это Сандор держал её в объятиях, пока она наблюдала, как жизнь утекает из одного из прихвостней Джоффри (она могла только догадываться, что Джоффри послал его убить её, кто ещё мог желать ей смерти?)

Жизни Сансы была ужасной, но в руках Сандора она была немного счастлива. В его руках она могла быть честной.

В их мире честность гибла.

В их мире искренние люди истекали кровью очень, очень медленно.

Петир выживал. Он служил любому, кто достигал вершины, не важно, каким было его имя. Петира не волновало, сколько было лет этому человеку, ещё меньше его волновало, умел ли он править. Мир был грубым, а их город холодным и жестоким.

Здесь были пушки, наркота и шлюхи. Здесь были семьи, кто правил улицами, утопленными в крови. Здесь были те, кто оказался по другую сторону игры.

Петир не был глуп, он не был брезглив. У него не было цели умереть из-за паршивой сделки с дилером или проиграть в драке за женщину. Он был не глуп и понимал, что даже позиция на верхушке не может сохранить жизнь.

Петир копил деньги, на которые строил бордели и нанимал шлюх, за чей счет потом снова копил деньги. Деньги давали безопасность больше, чем пистолеты и бейсбольные биты, пока ты, конечно, способен занимать их другим.

Каждое слово, что слетало с его губ, было ложью, всё, что он делал, – частью огромного плана, интриги, пути к контролю за городом.

Петир не жил, у него не было на это времени. Жизнь, в любом случае, переоценивали.

Петир не был счастлив, только Господь знает, было ли ему вообще знакомо это чувство. Счастье тоже было переоценено.

Петир был жив.

В их мире не было места любви.

Бледно-голубые глаза, как льдинки, с любопытством наблюдали за миром из-под толстого слоя подводки. Густые, ярко-алые волосы обрамляли симпатичное личико. Сшитое на заказ чёрное платье и кожаная куртка прилегали к хрупкому телу, а серебряные украшения подчеркивали бледность алебастровой кожи.

– Разве ты не хочешь выглядеть, как женщина, какой являешься? – спросил он с ленивой улыбкой и грязным взглядом серых глаз, когда она поинтересовалась, что не так с юбками и белыми рубашками.

Он подобрал её на улице после того, как Джоффри нашел их с Сандором и преподал своему телохранителю урок о том, как плохо сбегать с несчастными невестами хозяина. Это была невообразимая кровавая баня. Санса бродила по улицам, как бродячий пес, больше недели, пьяная и покрытая чужой кровью. Чёрная машина остановилась возле неё, когда она уже готова была упасть и умереть прямо среди грязи и мусора. Кто-то сказал ей подняться, и она думала, что её собираются похитить, будут пытать, изнасилуют. И всё равно залезла в салон, потому что, почему нет? Что ей было терять?

Он ничего из этого не сделал. Он привез её к себе домой без объяснений или объявления цены. Пока.

И за это Санса была благодарна. Она жила в его просторном, холодном лофте, приходила и уходила, когда хотела, и когда он в первый раз поцеловал её, она не ощущала себя его собственностью (но глубоко внутри она знала, что он владеет всем, что осталось от Сансы Старк, и у него просто нет нужды говорить об этом).

Санса восхищалась им, его острым умом и нескончаемой, сильной волей.

Это Петир научил её водить машину, это Петир купил ей сияющий новый ауди. Это Петир трахал её на дорогих кожаных сидениях.

Жизнь Сансы стала проще. И когда он ночью шептал ей на ухо «я люблю тебя» , она почти верила. В его руках она научилась лгать в ответ.

Их мир полон лжецов.

Потому что лишь лжецы способны выжить.

Комментарий к Лжецы

Настоятельно рекомендую заглянуть в “от автора” и на предупреждения и жанры. Очень мрачный текст, дальше – хуже, но решать, конечно, вам.

(собиралась перевести его ещё той зимой, просто потому что зацепило, но дошла только сейчас).

========== Ночь накрывает город ==========

Он потерял счёт времени, которое провёл здесь, стоя перед огромным стеклянным окном и глядя на город. Ночью, когда была лишь тьма и увидеть можно было только огоньки, горящие в окнах высоток, и кляксу, бывшую, вероятно, луной, всё казалось менее грязным. Из-за этого ему нравилась ночь.

Единственными цветными пятнами были только неоновые рекламные вывески, красные над окнами борделя и синие от проезжающих мимо полицейских машин, изредка наведывающихся из своего законного вакуума.

Но у живых не было цвета. Все кошки казались серыми в темноте. И это был мир Петира – безличная масса пешек с ним на вершине.

Он владел красными огнями, манящими с улицы напротив, он запускал пальцы в дела мужчин, владельцев других заведений, он подкупил каждого второго копа в городе.

И если ему вдруг бы захотелось, он мог сделать один единственный звонок и потушить весь свет вокруг, лишив его электричества.

Из-за этого он любил ночь – она делала его власть видимой. Он владел оттенками этого мира, бедный чужеземный мальчишка, который вырос в приемной семье, потому что его так называемый отец имел дрянную привычку напиваться ещё до полудня.

Он многого добился и время от времени позволял себе гордиться этим.

– Мистер Бейлиш?

Петир повернулся и взглянул на мужчину в брючном костюме.

– Да?

– Мы нашли её.

Он послал ему быструю ленивую улыбку, вроде тех, что богачи посылали ему, протягивая монетку, когда он был ребенком.

– Приведи её внутрь, – мягко ответил он, отставив бокал с вином и следуя за мужчиной в коридор.

Её завели внутрь. Она цеплялась за руку мужчины, который привёл её, так что он практически нёс её. Её рыжие волосы были грязными, спутанными и липкими от крови и грязи, а глаза абсолютно пустыми.

На ногах – кроваво-красные туфли на шпильке, вернее, то, что от них осталось: они были поношенными, со сломанным каблуком и каплями крови, рвоты и других отбросов с улицы. Одна из её ног была согнута под странным углом, а нижняя губа кровоточила.

Но хуже всего было её летнее платье. Когда-то оно было милой кружевной вещицей, а сейчас совсем пришло в негодность. Петиру был знаком вид засохшей крови, и её платье было полностью ею покрыто. Тяжелая кожаная куртка на тонких плечах принадлежала раньше Клигану, догадался он. Из-за черного цвета кровь на ней была почти не видна, но дырки не заметить было сложно.

Она была на нем, когда он умер, подумал Петир и мягко вздохнул.

– Спасибо, – произнёс он, протягивая обоим мужчинам по стодолларовой купюре. – Вы не знаете, кого привели сюда, а завтра даже не вспомните, что вообще тут делали.

Пока они выходили, он, аккуратно придерживая за плечи, провёл её в гостевую комнату.

– За этой дверью ванная комната. Помойся, а я принесу еду, после которой ты попробуешь немного поспать. Завтра я вызову врача, чтобы он осмотрел твою ногу.

Медленно она подняла на него свои глаза.

– Почему? – голос у неё был хриплым и слабым.

– Почему что?

Чистые голубые глаза казались чересчур яркими, блестящими, а рука, цепляющаяся за его локоть, выглядела, как клешня, настолько она была тощей.

– Почему тебе не наплевать?

Он смотрел на неё и хотел сказать, что она так похожа на мать, но вместо этого улыбнулся и ответил:

– Прими душ, милая. Вещи в гардеробе, выбери любые.

Когда Петир вернулся с подносом, она сидела на кровати в светло-голубой пижаме, что была велика на пару размеров, и обнимала собственные колени. Её влажные спутанные волосы оставляли мокрые пятна на ткани. Она выглядела крошечной на огромной кровати.

– Ешь, – мягко произнес он. – Всё, что тут. И чай.

– Ты собираешься продать меня им, Мизинец? – спросила она голосом таким же пустым, как её взгляд.

– Нет.

– Надеюсь, они хорошо тебе платят. Я всё ещё стою половину состояния, знаешь? Не дай им себя наебать.

Он был почти удивлен тем, какой наивной она была, почти. Но его самообладание не пошатнулось за долгие годы, и сейчас не пошатнется.

– Ешь, Санса. Ты должна поесть.

.

Она заснула полтора часа спустя. Поднос не полностью был пуст. На секунду Петир хотел разбудить её и заставить доесть, но, когда его глаза взглянули на её лицо, на влажные рыжие волосы, обрамляющие лицо, как нимб, он передумал.

Так похожа на неё, думал он, ощущая горькую улыбку на своих губах.

– Посмотри на меня, – сказал он бледной луне с ироничной усмешкой, – веду себя как блядский святой. Надеюсь, ты довольна, Кэт. Надеюсь, тебе хотя бы не всё равно.

***

Она могла заснуть только с запертой дверью, один из «изумительных» сувениров от прошлого среди Ланнистеров. Она зашла в свою комнату, сбросила туфли и куртку на пол и упала на кровать, растягиваясь на шелковых одеялах.

Обвинять Мизинца за их грехи не получалось, хотя она отчаянно хотела верить, что это всё его рук дело, каждый поцелуй, каждая ночь, проведенная вместе, но разве это не она не повернула ключ в замке?

Он держался от неё подальше, так ведь? Не считая комментариев и многозначных взглядов, он и пальцем к ней не притронулся до того, как…

– Санса?

Она сидела в углу темной комнаты, прижимая коленки к груди. Её била холодная дрожь, а в комнате, казалось, не хватало кислорода, чтобы сделать полноценный вдох.

Его силуэт был совершенно черным в тусклом свете коридора. Голос, тихий и мягкий, совсем не соответствовал острым чертам лица и расчетливому уму финансового советника Ланнистеров.

– Тише, тише, Санса, – он присел рядом с ней на корточки, внимательно осматривая. – Взгляни на меня.

Неохотно она подняла голову и встретилась с его взглядом, темным, как чернила на ярком свету.

– Всё в порядке. Ты в безопасности.

– Раньше ты лгал мне лучше, – выдохнула она, пятясь от него к стене.

– Я самый лучший лжец, что ты знаешь, милая, – нежно ответил он. – Какой мне толк в бесполезной лжи? Я не причиню тебе вреда.

– Они найдут меня, – шептала она со слезами на глазах. – А потом… вся эта кровь… и запах, он никуда не уходит, он всё ещё тут, всё пахнет этим, всё…

– Не чувствую запаха, – по-прежнему тихо и нежно.

– Он не уходит, – выдавила она сквозь всхлипывания и энергично замотала головой. – Он на мне, что бы я не делала, он не уходит…

– Санса, – начал Петир осторожно, присаживаясь перед ней на колени. – Сделай глубокий вдох, – медленно он протянул руку и положил ей на плечо. – Никто к тебе не приблизится.

– Они убьют меня, они…

– Я в это не верю, – пробормотал он, слегка сжимая её руку. – Я не верю, что они умнее меня, милая, и, если я не хочу, чтобы они нашли тебя, значит, они не найдут.

Она взглянула прямо ему в глаза, и их сталь расплавилась в этой тихой комнате. В следующий момент Санса обнаружила себе в его объятиях, с лицом уткнувшимся в ткань его рубашки.

Слезы остановились. Внезапно, она была спокойна и собрана.

Она пропустила пальцы сквозь его волосы и столкнула их губы в поцелуе, будучи уверенной, что это единственное, что могло спасти её.

Когда она услышала звук открывающейся двери (четыре болта, прочная сталь, с добавлением металлических вставок, чтобы плотнее защелкивалась, и замок с шестизначным кодом, – с чего бы люди вообще считали Мизинца параноиком?), было уже поздно, после полуночи. Ничего необычного.

Она могла бы назвать его трудоголиком, если бы он был чуть более серьёзен с тем, чем занимался. Но он насмехался над всем, что давало ему богатство и власть, дразнил даже самого себя. Пересмешник с его броши был выбран чертовски правильно.

Он приходил без слов почти каждую ночь, не утруждаясь тем, чтобы включить свет. Тихо закрывал дверь, поворачивал ключ в замке и смотрел на неё через плечо с насмешливой улыбкой.

– Хорошие девочки уже давно должны спать.

Санса слабо улыбнулась. Ответ на это она знала.

– А приличный мужчина постучал бы.

– Дверь была открыта.

– Приличный мужчина всё равно бы постучал. Я могла спать. Или неважно себя чувствовать.

Веселая искра зажглась в серо-зеленых глазах, насмешливых и нечестивых.

– Обнаженной?

– Ты такой ребенок.

– Да, но только господь бог знает, что сделают люди, узнай они о том, какой я инфантильный внутри, – ответил Петир, ослабляя узел галстука и пожимая плечами. – Так что, пожалуйста, держи свой милый маленький ротик закрытым.

– Или что?

– Или мне придется тебя убить, милая, – был его ответ нежным и искренним тоном. Острый взгляд же раздевал её догола.

– А я-то думала, что хоть день смогу прожить без угроз меня убить, – пробормотала Санса, покачав головой и выскальзывая из кровати. Это был единственный способ уклониться от его неумолимого взгляда.

Он развязал свой галстук сливового цвета и положил его на комод. Ленивая улыбка тронула уголки его губ, и он толкнул лямку её платья вниз по плечу одним медленным и выверенным движением, с леденящим, до странного холодным голодом, затуманивающим глаза.

Санса вздрогнула от нежного прикосновения, и даже спустя всё это время, на один момент вспомнила о Сандоре, о том, каким пьяным он был постоянно и как любил оставлять синяки. Его огромные ладони всегда были горячими, как если бы у него была лихорадка, и грубыми, как необработанная кожа.

У Петира были гибкие руки пианиста, всегда прохладные и гладкие, словно он только что помыл их холодной водой. Его прикосновения были уверенными, четко спланированными, никогда не жесткими или грубыми. У него были другие способы причинять людям боль.

***

Лофт был восхитительно пуст и молчалив, когда её крик прорезал холодный воздух. Тяжело дыша, она обняла руками колени, вплотную прижав их к своему телу, и опустила на них лоб, ожидая, когда паника ослабнет.

– Тебе становится лучше, – его глаза были словно сталь, резкими, ясными и холодными, и всё же в темноте или от небольшого количества алкоголя они иногда казались ей углями, темными и сверкающими от внутреннего огня, как у Сандора.

– Вау. Я проснулась среди ночи с криком, и ты думаешь, что это путь к исцелению? – не поднимая головы, пробормотала она, не желая видеть цвет его глаз сейчас.

– Ты просыпаешься с криком с тех пор, как тебя привезли сюда, но раньше ты кричала его имя, – ответил он прохладно.

– Хуже для тебя, да? Чем я больше развалина, тем легче меня контролировать.

– Только потому, что я использую тебя, милая, – он нежно поднял её подбородок и поцеловал, – не значит, что я наслаждаюсь твоими слезами.

Она отвернулась и прикрыла глаза, борясь со слезами, а после упала обратно на подушку и прижала лицо к мягкому черному шелку.

– Санса…

Она перевернулась на другой бок и вспомнила, как Сандор шептал её имя ночью, снова и снова, как молитву. Это всегда звучало приглушенно, немного недоверчиво, слишком благоговейно для безбожника.

Петир говорил её имя, словно он принадлежало его губам, будто было создано, чтобы он произносил его, как и всё, вылетающее из его рта – почти извращенно совершенно. У него был самый красивый голос, который ей доводилось слышать. Голос, рожденный для лжи.

Комментарий к Ночь накрывает город

Очень милая глава, да. Но это пока (честно, я так давно читала, что уже не помню, что там будет дальше).

========== Игроки и фигуры ==========

– Я хочу отомстить, – тихо объявила она, оцепенело глядя сквозь огромное окно на город. Как невинно эти башни блестели в утреннем солнце…

Она слышала его мягкий вздох, а после он сместился и оставил поцелуй на её обнаженном плече – нежный жест, любящий, но ведь это был Петир, так что глупо было в это верить.

Любить женщину, пускать кого-то в своё сердце, стало бы слабостью. Это сделало бы его уязвимым. Петир никогда бы не позволил своему сердцу полюбить.

– Джоффри, – пробормотал он против её кожи. Он знал её от начала до конца, хотя она почти ничего не говорила. Санса задавалась вопросом, как же он выучил столько о ней. Но опять-таки, поговаривали, что его шпионы повсюду, а она была помолвлена с лидером этого города.

Если бы она обнаружила, что за её сном следили каждую ночь, то ничуть не удивилась бы.

– Я хочу, чтобы он заплатил за всё, – выдохнула она, продолжая глядеть в мерцающее небо.

– На будущее, милая, – сказал он своим нежным тоном, который невозможно было понять даже сейчас, даже ей, – большинству мужчин не понравится, если ты попросишь их отомстить за своего мертвого любовника, – его пальцы скользили по его руке к шее. – Они почувствуют себя… эксплуатированными.

Санса почти рассмеялась. Она эксплуатировала Петира? Ну, конечно.

Он эксплуатировал её?

Каким образом она точно не знала, но, по факту, Петир точно не взял её под свое крыло из-за акта благотворительности, и она сомневалась, что дело было в её милом личике.

Может, ему нравилось спать с ней, но и это не было весомой причиной.

– Но… мальчишка дикий и эгоистичный, и, если не обратить внимания, он может убить нас всех.

Он снова вздохнул, его палец остановился у её позвоночника. Санса не смогла побороть дрожь и представила его довольную улыбку из-за этого.

Он мог бы сделать ей татуировку «собственность Петира Бейлиша», это бы не сыграло разницы, – он был её спасителем, единственным союзником. Он умело ею манипулировал.

От него невозможно было скрыться, потому что, не взирая на всю власть и жестокость Джоффри с его фальшивыми титулами, по-настоящему городом управлял Петир.

Его обладание ею не имело ничего общего с тем, как Сандор держал её сердце, он обладал ею так, как никогда не мог Джофф.

– Ну, я хочу, чтобы он умер, – без эмоций произнесла она. Пусть это будет моим подарком на День Рождения.

– М-м, – его губы коснулись её подбородка, как всегда нежно, но Санса бы не удивилась, останься там синяк. – Жажда крови тебе идёт.

– Так ты поможешь мне?

– Он опасен. И пытался убить меня.

– Правда? – спросила она ровно, без ехидства. Она училась у лучших.

– Он подорвал мою любимую машину, – ответил Петир обыденно, а его руки нырнули под антрацитовый шёлк одеяла. – Не знаю, с чего он решил, что я не догадаюсь об этой попытке. Идиот, он и недели бы без меня не продержался.

Санса знала, что он был прав – влиятельная семья могла защищать Джоффри от угроз внешнего мира, но изворотливый бизнесмен, единственный, кто знал, как защитить его от собственного узкого круга элиты. Включая самого Петира. Она потеряла счёт правителям, которые не подходили ему по какой-то причине и были убиты или арестованы.

Санса также понимала, что должна ощущать вину – если Джофф пытался убить его, то делал это из-за неё, потому что Петир посмел стать её любовником.

Или, как бы выразился Джоффри, его маленькой грязной сучки.

Вместо этого она задумалась о том, о которой машине он говорил, – у Петира их было несколько, все дорогие, быстрые, пуленепробиваемые и чёрные. Для Сансы они все выглядели одинаково, и она совершенно не понимала, как он мог выбрать любимую.

– Можно сказать, у меня и у самого на него заточен зуб, – пробормотал Петир у самых её губ и поцеловал, прежде чем она смогла ответить. Забрал её дыхание. Когда он прекратит делать это?

– У тебя есть пистолет?

Его губы изогнулись в улыбку прямо в поцелуе, и вдруг Санса оказалась на спине, тесно прижатой к матрасу.

– Все постепенно, милая. Мы же хотим пережить это.

Кто сказал, что я хочу пережить, думала она, когда он снова её поцеловал.

На одну секунду ей показалось, что он по вкусу как водка, резкая и крепкая, но это ощущение быстро прошло.

***

– Охрану Джоффри не тяжело обмануть, – произнёс Петир, пожав плечами, а после поднял на неё взгляд и ядовито добавил: – Но это ты уже знаешь, верно?

Санса опустила глаза на свои ноги, смаргивая слёзы, и не ответила. Это был тест, ничего больше. Он возводил вокруг неё щит, не остановится, пока она не научится переносить издёвки так же легко, как он, неважно, насколько они болезненные.

– И есть Джейме. Он не глуп, и, возможно, лучший стрелок в городе. А если доберется до ножа, то лучше не попадаться ему на пути.

– У Джейме есть слабость, – начала спорить Санса. – Тщеславие.

– Я не закончил. Все начинается и заканчивается Серсеей. Она сражается, как львица, когда дело доходит до Джоффри.

– Хорошо. Я хочу, чтобы она сражалась.

– Зачем же? – скучающим тоном спросил Петир, возвращая внимание своему ноутбуку.

– Я хочу, чтобы она проиграла, а этого не случится, если она не будет бороться.

– Есть месть, а есть идиотизм, милая, – сказал он, и в нежном голосе прослеживалась стальная нотка. – Ты хочешь, чтобы Джоффри страдал за то, что он прикончил твою ручную собачонку, – его слова были, словно нож в живот, но Санса заставила себя не реагировать. В голосе Петира не было ни капли жалости, как в его сердце, и, чем больше она покажет слабость, чем жестче станут его слова. – Если ты хочешь разукрасить кровью Джоффри стены, то ты ничуть не умнее его, и закончишь так же.

Я не хочу быть умнее его. Мне плевать, как я закончу. Я хочу, чтобы он страдал.

Вместо этого она произнесла:

– Ты ничего не знаешь о мести.

Он улыбнулся той коварной, медлительной улыбкой, обнажая белые зубы.

– Я стоял и смотрел, как был убит мужчина, который забрал у меня всё. Смотрел, как его кровь и мозг забрызгивают асфальт. Я пробовал этот триумф на вкус и, Санса, нет ничего слаще. Знаешь почему? Потому что мои руки были чисты от его крови.

И снова она поборола дрожь. Она знала, что он холоден, но Петир мог говорить такое, не открываясь от своих расчетов…

– Я знаю всё, что нужно знать о мести, милая.

Санса стерла с лица шок, прежде чем он успел бы его заметить, и нацепила улыбку.

– Тогда ты тот мужчина, что мне и нужен, – пробормотала она, отставила ноутбук и поцеловала Петира.

– Самоконтроль и терпение, Санса, вот что главное, – выдохнул он в паре миллиметров от её губ с заносчивой улыбкой и темной искоркой в зеленых глазах. – Единственная разумная форму мести – это наслаждение итогом, а не самим процессом. Иначе тебя сразу поймают. Ты понимаешь?

Он говорил тихо, остро и очень-очень холодно, так же, как на деловых встречах с Джоффри. О, он мог внушать страх, если хотел; намного сильнее, чем брутальной силой. Потому что как только слетал его фасад, в нем не оставалось ничего мягкого, ни единой слабости в доспехах. Умолять Петира было тем же самым, что пытаться взобраться на скользкую стеклянную стену – сложно и бесполезно. Там попросту не за что было держаться.

Его пальцы сжали её руку почти болезненно.

– Ты понимаешь?

– Да, – ответила Санса, и её голос было удивительно прочесть в сравнении с его.

– Когда придет время, мы найдем подходящий способ избавиться от Джоффри. Вот так просто. Он умрет за то, что с тобой сделал, Санса. С обоими нами, – в серых глазах прослеживалась скорбь, столь же убедительная, как смертоносный холод, что был так минутой ранее.

На секунду она захотела поверить в это, что ему так же больно, как ей, от смерти её матери – его школьной любви.

Но Санса научилась не доверять его проявлениям чувств. Он считал это утерей контроля, а Петир цеплялся за контроль так, будто его жизнь зависела от этого, – в какой-то мере, возможно, так и было.

Самое поразительное и сбивающее с толку в нём, это то, что всё, что он делал, было невероятно убедительным, едва ли неестественным. Даже если он вел обычную беседу, а особенно если лгал, всё звучало искренне.

– Он умрет, милая, но умрет на моих условиях.

Петир, казалось, ждал её согласия, обещания позволить ему контролировать. Это почти её рассмешило. Он и так контролировал, и не было похоже на то, что у неё был выбор.

Лишь его защита позволяла ей остаться в живых.

Санса предпочитала не думать о цене, которую однажды придется заплатить за его услуги.

***

Иногда он задавался вопросом, знала ли она, какую огромную власть имеет над ним.

Он сомневался в этом, – Санса оставалась невинной, милой сладкой девочкой, и это он находил в ней наиболее соблазнительным. К тому же она чересчур сильно пострадала эмоционально после своих прежних отношений, чтобы считать себя могущественной.

Но она была таковой, у неё было намного больше влияния над ним, чем у кого бы то ни было за много лет, и она по крошечным кусочкам забирала его расхваленный контроль, когда он не смотрел. Она была со всей своей хрупкостью и невинностью единственной, кого он по-настоящему боялся.

И дело было не только в том, что Петир не мог стряхнуть собственнические чувства, стоило ей зайти в комнату, вынудившие его раскошелиться на отслеживающие устройства и послать за ней своих приспешников.

Нет, его пугало то, как ему нравилась видеть её улыбку. То, как он делал и говорил глупости, только чтобы услышать её смех, и то, какое теплое удовольствие испытывал от этого звука. Петир поймал себя на том, что ожидает момента, когда окажется с ней в одной комнате, не чтобы трахнуть её, не чтобы поговорить, а просто из-за того, что в её присутствии ему спокойно.

Он никогда не думал, что кто-нибудь сможет поставить под угрозу его распорядок жизни, и уж точно не ожидал, что этим кем-нибудь станет кто-то вроде неё.

Но вот она, голубые глаза, что обнажали его ложь, его личину, его доспехи. Санса заставляла его чувствовать себя обнаженным, абсолютно беззащитным. У него был Мизинец, способный защитить, потому что он не верил, что Петир был достаточно сильным.

У него было ощущение, что он сломается в её тонких пальцах, как стекло, так же, как он однажды сломался в руках её матери.

Петир казался ему слабым, дефектным, а Санса сильной в своей добродетели, чистоте и безупречности. Она являлась величайшей угрозой, и единственное, что он мог сделать, чтобы спастись, – не позволить ей это узнать, у кого, действительно, была власть.

Потому что он был не в состоянии отпустить её и избавиться от искушения, – это бы, несомненно, разбило Петира, а Мизинец не собрал бы осколков.

Комментарий к Игроки и фигуры

Последний кусок разбил меня.

Черт.

========== Призрак прошлого ==========

Его разбудил слабый звук, и на мгновение Петиру показалось, что он его просто придумал. Это было бы не удивительно, с горькой улыбкой подумал он, как если бы ему начались сниться сны про громко работающий офисный принтер.

Мы сражаемся пулями, а Мизинец – обаянием, залогами и кредитами, голос Джейме Ланнистера был полон насмешки. Люди вроде Цареубийцы всегда смотрели на него сверху вниз с нескрываемым презрением, буквально глядели вниз, так как высокомерные ублюдки часто были выше него ростом. Но Петир не видел, как убийство чокнутого коррумпированного полицейского комиссара типа Эйриса Таргариена могло быть более впечатляющим, нежели увеличение доходов Ланнистеров в два раза (даже если Бейлиш откладывал по пять процентов с каждой сделки в свой карман).

Но он снова услышал жужжание и недовольно простонал, вставая со своего места. Возможно, было ошибкой настраивать принтер на то, чтобы он сразу же распечатывал приходящие эмейлы.

Это, конечно, было прагматично, он же не мог работать только с цифровыми копиями. Может, это значило, что он слишком стар для технического прогресса.

Петир включил свет в своем кабинете, сморщившись от режущей глаза яркости, и медленно прошел к столу, задаваясь вопросом, кто, прости господи, будет писать ему так поздно. Он подавил зевок и взял лист.

“Счастливой годовщины” гласила надпись, за которой следовало две фотографии.

Какое-то время он даже не понимал, что видит. А после что-то щелкнуло, и он уронил распечатки на пол и сделал пару шагов назад.

– Матерь божья, – он и сам не понимал собственного бормотания. Петира мутило, и нечто будто бы застряло в горле. – Блядь, ты маленький…

Колени подкосились вместе с его решимостью. Зрение затуманилось слезами, но перед глазами по-прежнему стояли те два кадра, что теперь валялись под столом. Они не желали уходить.

Господи, что с тобой не так? Ты же видел вещи и похуже, Петир, ну же…

Бесполезно. Он не мог оторвать взгляда, будто его тело отказывалось подчиняться. Живот скрутило, и не было сил бороться с подступающей тошнотой. Рвота, казалось, не содержала ничего кроме вина и кислоты, обжигающей губы, как огонь.

Голова дико кружилась.

– Маленький садистский ублюдыш, – прошептал Петир, слепо таращась на фото, и раз за разом пропускал пальцы сквозь волосы, прежде чем вспомнил, что на пальцах оставалась рвота.

Он не мог сказать точно, сколько просидел на полу, прежде чем найти в себе силы встать.

Возьми себя в руки. Ты такое уже видел. Ты бессердечный беспринципный эгоист, которого нельзя выбить из колеи письмом от тупого ребенка, твердил он себе, заставляя взглянуть на фото ещё раз.