Текст книги "В последний раз, Чейз? (СИ)"

Автор книги: Gromova_Asya

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Беатрис окликает меня, и вместо того, чтобы идти к береговой линии, мы сворачиваем к забору, протянувшемуся по левую сторону от нас. Везде висят предупреждающее таблички, но девушка преспокойно касается оголенных прутьев рукой, перелезая на ту сторону. Я следую ее примеру, но в мыслях уже жалею, что проснулся этой ночью. Чувство тревоги, опасности нарастает внутри.

– Куда мы? Я думал, ты говорила об океане?

– Нет, конечно, – отвечает Беатрис. – Сейчас октябрь, какой дурак полезет в океан?

И в правду, какой? Я бы полез. Сын Посейдона не боится холода. Он вообще ничего не боится, идиот.

– В этом месте Миссисипи впадает в океан. Вода здесь теплая, потому что это самая южная точка ее устья, думаю, можно даже искупаться.

– Географией увлекаешься? – чертыхнувшись и едва не перелетев через корягу, спрашиваю я.

– Это Нико рассказал.

Вот что правда, то, правда – вечер новых открытий. Я так мало знал о сыне Аида, но уже проникся к нему уважением. Я не мог даже представить, что он так относится ко мне. Кажется, он должен ненавидеть меня, унижать, делать из меня посмешище, но… нет. Нико относится ко мне как к брату. К старшему брату, в котором он нуждается так же, как нуждался в старшей сестре.

Мы выходим на песчаную площадку. Словно кусочек пляжа перенесли в это райское местечко. Здесь нет места идеальным газонам, здесь бушует буйство зеленых трав, деревьев, дикой природы. Беатрис скидывает сандалии и, словно завороженная, бредет к воде. Шум реки влияет на меня так же, как опьяняющий бурбон. Звук ударяет в уши, заглушая весь остальной фоновый шум. Когда в последний раз я был так близко к водной, живой стихии?

Нико соврал. Беатрис – волшебница. Откидываясь на спину, она разводит руки в стороны, будто пытаясь обнять красоту вокруг. Я усмехаюсь и присоединяюсь к ней, возводя глаза к небу.

Мы молчим. По-моему, для этого момента ничего больше и не надо. Она думает о чем-то своем, а я пытаюсь забыть о том, где нахожусь. Все же, здесь очень красиво, и мне сложно не признать этого. Надеюсь, это отвлечет меня и избавит от лишних мыслей. Нет ничего хуже ревности, которая изъедает изнутри, и, я уверен на двести процентов, что увидев ее завтра, все только усугубится. Может, исчезнуть? Прыгнуть в воду? Позволить шумному потоку унести себя в Атлантический океан? И дело с концом.

Но отец вряд ли примет меня. Да и долго ли я продержусь без еды? Дурацкая, мальчишеская идея. Снова сбежать от проблем. Избавится от груза эмоций. Нет же. Аннабет хотела видеть меня на своей свадьбе. Возможно, Нико прав, и я все еще смогу исправить свое губительное положение, а, возможно, стану ее другом, что в самый ответственный момент, когда она позволит себе усомниться, поднимет большой палец вверх. Все хорошо, Аннабет, ты не ошиблась. Ты сделала правильный выбор.

– Ей всего двадцать. Зачем выходить замуж так рано? – нарушает тишину Беатрис.

– Может, с этим не стоит медлить? Если нашел своего человека?

– Но не в двадцать лет, – упрямо повторяет она.

– А во сколько? В двадцать три?

Беатрис снова замолчала.

– Это так очевидно, – тихо говорит она.

– Что именно? – не отрываясь от неба, спрашиваю я.

– То, что ты любишь ее.

Ее слова больно бьют по ушам. Слышать правду и знать ее – две разные вещи. Я любил ее. Я, черт подери, люблю ее. Неужели нельзя было понять это до того, как садился в самолет?

– Нико соврал тебе.

– Он тут не причем. Я вижу это. Говорю же, очевидно. Это не мое дело, совершенно, просто я… я восхищаюсь тобой.

Непосредственность Беатрис заставляет меня приподняться на локтях. Я смотрю прямо перед собой, утыкаясь взглядом в утихший поток реки. Остался стрекот сверчков в высокой прибрежной траве, странное щебетанье птиц в витиеватых деревьях, осталась боль. Вздох. Шумный, прорывающийся, с хрипотцой.

– Нужно быть сильным человеком для того, чтобы прилететь на свадьбу того, кого пришлось отпустить, – помедлив, говорит она. – Героем.

Ирония судьбы. Жестоко, боги. Даже для вас.

– Майкл! Я боюсь воды! Пусти меня, сейчас же, – в это мгновение голос незнакомки заглушает абсолютно все.

В эту минуту останавливается мир вокруг. Время, чувства, события. Все это улетучивается и утекает с течением прежде буйной реки. Хруст собственных зубов и звуки стихают вовсе. Никто не смеет откликнуться на ее вскрик. Смех. Ее смех. Словно раскат грома, тихий, звонкий, пронизывающий до дрожи. Если прежде я лишь догадывался, где у человека душа, то теперь, когда где-то у солнечного сплетения образовывается пульсирующая боль, я не сомневаюсь в ее местонахождении. Я чувствую, что ноги пружинят тело: я вскочил с места, готовый бежать в любую секунду. Отвлекись. Вода. Шум воды. Помни об этом.

Но шум не заглушает боли. Не заглушает ее смеха.

– Ты идиот! Полпервого ночи! Я должна спать!

– Не скоро ты еще выспишься, – чей-то бархатный, грубый голос. – В конце концов, медовый месяц.

И снова смех. Две фигуры, появившиеся поодаль в двухстах метрах от нас. Как мило. Они бесятся у воды, которую Аннабет ненавидит. Она убегает от него, дразнит. «Славный малый» ловит ее, поднимает на руки, кружит, кажется, целует. Да врежь ты ему! Как подкалывала, как издевалась надо мной, врежь, как следует! Или это сделаю я.

Но она смеется, тихо шепчет что-то между тем. Доверчиво сворачивается у него на плече.

– Господи, Перси… Прости меня, – едва не плача начинает Беатрис.

Я оборачиваюсь к ней и слабо улыбаюсь. Красота больше не манит. Шум воды больше не пьянит. Ноги несут меня обратно в ненавистную комнату.

Три года – не так уж много, Аннабет. Но ты забыла меня.

========== 4. ==========

IV

– План на сегодня прост: дегустация вин, доставка фурнитуры для свадьбы, уборка заднего двора, – начинает Пайпер, отмечая что-то в своих бумажках. – Вечером сможете прогуляться по городу.

– Невеста вставать не собирается? – потягивая кофе, издевательски спрашивает Джейсон. – Все же сегодня последняя примерка.

– Отцепись от нее. Аннабет наверняка нервничает из-за… Ты понял из-за кого.

Устал делать вид, что меня здесь нет. Я прохожу в столовую, что больше напоминает аэродром, и выдавливаю улыбку.

– Всем доброе утро.

– Отлично, ты помогаешь с уборкой, – вскакивая со стула и целуя в макушку знакомую девушку, визжит Лео. – Мы за гарнитурой.

– Фурнитурой, Вальдес, – шипит Хейзел. – И нет, в уборке участвуют все.

– Чай или кофе, мистер? – обращается ко мне горничная.

Я с трудом сглатываю тошноту. У них и горничная есть.

– Кофе. Синий.

Она смотрит на меня как на сумасшедшего и скрывается в кухне. Будет знать, как доставать тупыми вопросами. Я перевожу взгляд за стол, где расположились друзья и мой утренний страх рассеивается – нет ни Аннабет, ни «милого» Майкла. Отлично.

– А где Беатрис и Нико?

– У них единственных общая комната, – зло выплевывает Вальдес, – как ты думаешь?

– Они заботятся о нашем комфорте. Ведешь себя как идиот.

– Отстань, Пайпс. Как будто уединение не входило в твои планы?

Дочь Афродиты становится цвета спелой клубники. Джейсон вовремя предлагает сесть ей рядом, и за столом воцаряется прежняя, дружественная обстановка. Меня пугает, что вокруг нас только горничная и никакого намека на мистера и миссис Оллфорд, но я решаю не заваливать друзей наводящими вопросами, а влиться в беседу, как это бывало обычно. Я перевожу взгляд на Калипсо. Черт, ужасно не привычно видеть ее в футболке и джинсах, но я улыбаюсь, когда замечаю ее прежние, заплетенные набок волосы, уложенные в красивую косу.

– Привет, – улыбаясь, произношу я.

Она сверкнула своими карамельными глазами.

– Привет, Перси.

– Вот только не надо мне тут, – вмешивается Вальдес, жуя кекс. – Уйдешь к нему, путь в мою мастерскую тебе заказан.

– Гляди, у них еще ежевичные кексы есть, – кивая на противень, говорит богиня в джинсах.

И это работает безотказно. Лео срывается с места, а Калипсо провожает его снисходительным взглядом, полным нежности. Я рад, что все так сложилось. Так, как того хотелось бы мне. Лео счастлив, девушка тоже. И на сердце становится теплее, словно кто-то обнял меня. Хотя, я знаю кто.

– Ты вырос, – как бы между прочим, замечает богиня.

– А ты вот нет.

– В этом минус бессмертия. Все считают меня шестнадцатилетней.

– Тебе повезло, Лео не далеко ушел от тебя, – усмехаюсь я, – в развитии, я имею в виду.

– Я все еще здесь, Джексон! – вопит Лео.

– Как ты? – глядя прямо мне в глаза, спрашивает богиня. – Не лги мне только.

– Я просил остальных, а теперь прошу тебя. Давай без этих разговоров? Я друг Аннабет, и я приехал потому, что хочу этого сам.

Калипсо тяжело вздыхает, но все же не задает больше подобных вопросов. Я узнаю, что они перебрались в Коннектикут. В Бриджпорт, если быть точным. После победы над Геей, в которой Калипсо сыграла немаловажную роль, Лео принял на себя все заботы переезда. Они выкупили дом, который после перекочевал в мастерскую, о которой они мечтали. Боги против воссоединения сына Гефеста и дочери Атланта ничего не имели, по крайней мере, открыто. Поэтому ей позволено было жить среди смертных, а не на Олимпе, где ее вряд ли кто ждал. Короче говоря, олимпийцы убили двух зайцев одновременно: вернули, требовательному Лео девушку, но, тем не менее, не терпели ее присутствия на Олимпе.

– И теперь вы живете в Бриджпорте? Маленькое, семейное гнездышко? – подшучиваю я, стараясь не отвлекаться на разговоры других.

– Грязное семейное гнездышко. Он – свинья. Ох, если бы я только знала…

– … все равно бы была с Вальдесом.

Долгий, смущенный и пронизывающий взгляд богини только подтверждает мои слова.

– Перси, что скажешь? – окликает меня, Хейзел.

– А?

Но мне не успевают ответить. В комнату врывается тот самый ураган, о котором я мечтал так долго. Все вокруг начинают смеяться, но я все же не могу понять, что именно смешного произошло? Стол ходит ходуном, и я едва успеваю отскочить в сторону, прежде, чем синий чай, поданный горничной, разливается на брюки.

– Чарли! Стой же ты, маленький чертенок! – в комнату врывается Беатрис.

– Не вылезу, не вылезу!!! – из-под стола доносится визг. – Ты запретила играть с Нико на ночь, потому что ты его спрятала у себя!!! Ты знала, что я люблю «Мифы и магию»! Ты специально!

На голове у новой знакомой шабаш. Кажется, всю ночь она не спала. Она пытается залезть под стол, но Джейсон опережает ее, выуживая из-под него дикое существо. Растрепанные темные волосы, веснушки, заспанное лицо, и голубые, пронзительные глаза, что покраснели от слез.

– Эй, Чарли…

– Нико спал у нее. Она приказала ему, спрятала… Он обещал мне, а она запретила, – задыхаясь от переизбытка эмоций, говорит ребенок.

Беатрис гневно скрещивает руки на груди.

– Что еще за разговоры, мистер? Тебе пять лет, веди себя, как взрослый!

– Но Нико обещал! Мы всегда играем с ним на ночь!

– Нико… был занят, – строго начинает она, густо покраснев. – Не позорь меня!

– Ты сама ужасная сестра!

– Эй, парень, гляди, что у меня есть, – начинаю я, прежде, чем скандал наберет необратимые обороты.

Ребенок, сперва недоверчиво, сползает с колен Джейсона и медленно подходит ко мне. Он встает на носочки и с восторгом замечает на белой скатерти синий кофе и оставшуюся на донышке жидкость.

– Что это? Зелье?

Я неуверенно киваю головой.

– А что оно дает? Здоровье? Очки? Силу? – тараторит он.

– Бессмертие, – выпаливает Калипсо.

– Так ты теперь как Зевс?

Я едва не шарахаюсь со стула. Кого-то он мне жутко напоминает.

– Ну, в общих чертах…

– А мне можно? Мне? – он тянет руки к чашке, но я во время отставляю ее в сторону.

– Если согласишься, что с сестрой ругаться плохо.

– Да-да, – отмахивается Чарли.

– И извинишься перед ней.

– Извини меня, Беатрис, – по-прежнему тарахтит он, даже не глянув на сестру.

– Обнимешь и скажешь что-нибудь самое приятное, – уже громко повторяю я.

Мальчишка переводит глаза с меня на чашку, а потом на растрепанную сестру. Кажется, его слова действительно задели ее. Он отходит от стола и медленно подходит к ней. Милее, наверное, ничего не видел. Он что-то шепчет ей на ухо, и сперва лицо ее недовольно и мрачно, но по мере того, как тянется время, Беатрис светлеет, а к концу его монолога, даже обнимает брата.

С каких пор я стал сентиментальным?

– Забирай приз, – усмехаюсь я, когда Чарли нетерпеливо глядит на меня.

Он выпивает остатки «зелья» залпом, а потом словно заведенный крутится на месте.

– Я теперь как Зевс! Как Посейдон! Гляди, Беатрис! Прямо как Аид! – он оборачивается ко мне, и я прячу улыбку, стараясь быть серьезным. – Ты самый лучший волшебник, которого я когда-либо встречал!!!

Странное, щекочущее чувство теплоты заполняет всю боль и отрешенность последних лет. У него хватило всего нескольких слов, чтобы сделать меня на мгновение таким счастливым. Нико. Конечно, я узнаю в нем этого непоседливого, живого и искреннего парня, что остался в прошлом. И эта схожесть еще одна причина, по которой Беатрис находится в этой комнате. Ребенок хохочет, радуется, безмятежно фырчит, словно управляет жидкостью в стакане.

Но все развеивается как дым. И мир снова останавливается. Шума больше нет. Ничего больше нет. Её волнистые светлые волосы были собраны в неаккуратный пучок, словно она только что проснулась. Да, так и есть. Об этом говорят грозовые глаза, что едва фокусировались на людях. Утро – самое худшее для нее время. Только через два часа она придет в норму, сможет нормально соображать, и это не будет автопилот.

Но я снова ошибся, потому что, когда ее глаза, минуя Чарли, останавливаются на мне, она замирает. Минутная заминка на ее лице говорит о ее нерешительности, страхе. Но маска сползает с ее лица, и, словно оживая, на ее губах искрится улыбка. Самая теплая улыбка.

– Я и не знала, что ты волшебник, – очень тихо, почти боязливо говорит Аннабет, и, помедлив, добавляет, – Перси…

***

– Этот последний, – ставя очередной, украшенный белой тканью и цветами стул, говорю я. – Когда привезут арку?

– К завтрашнему утру, – отзывается Пайпер, заходя под навес, где будет проходить церемония. – Боги, Перси… Ты все это сам? Всего за несколько часов?

Я и сам не уверен, что проделал эту работу в одиночку. Двести тридцать стульев, украшенных тошнотворными лентами и цветами. Двести тридцать раз слово, брошенное в пустоту: «Плевать». Двести тридцать раз в голове вспыхивали ее заспанные, облачные глаза.

– Ну, я мастер на все руки, – улыбаясь, отвечаю я.

Пайпер просматривает свои бумажки, сверяясь с планом.

– Отлично. Тогда ты свободен. Можешь идти одеваться.

– Я не уверен, что хочу…

–Послушай, – строго начинает она, – Беатрис и Нико не выдержат Чарли вдвоем. Это зоопарк, а этот бесенок нуждается в няньках. Тем более, у Аннабет есть кое-какие дела в городе…

Она таинственно улыбается, все еще глядя в свои бумаги. Если это была ее уловка, то я готов расцеловать Пайпс. Но вместо этого только прощаюсь с ней и возвращаюсь в дом. У веранды сидят остальные подружки невесты, среди которых я замечаю множество знакомых лиц. Девчонки из лагеря здороваются со мной, спрашивают о моей жизни, но едва я переступаю порог дома, тут же перешептываются. Ну, как же. Такова природа всех девушек.

Поднимаясь на второй этаж, я вижу, как в самую дальнюю комнату заходят две высокие дамы с огромным чехлом в руках. Может чье тело несут? Надеюсь, того самого Майкла.

– Здравствуй, Перси!

Сверху спускается миссис Оллфорд. Честное слово, лучше бы она была старой и некрасивой, с кожей, как у фурии и поведением Горгоны. Но, к несчастью, она милая женщина лет тридцати, с такими же черными волосами, как и у моей мамы, и доброй, лучезарной улыбкой. И как теперь ненавидеть эту семью?

Внутри все сжимается, и мысль сама скользит в сознание: «Воображала в хороших руках».

– Добрый день, – сухо приветствую ее я.

– Я видела из окна библиотеки, как ты, несчастный, носил эти стулья. Ну, что ты как маленький? Неужели сложно было попросить доставщиков? Все же, это их работа, – укоризненно начинает она.

– Мне было не сложно.

– Ты славный, Перси. Не хочешь выпить чашечку чая? – искренне просит она, кладя мне руку на плечо. – Все никак не привыкну к ритму штатов, в Англии все спокойней.

– Вы перебрались из Англии?

– Да, продали дом, как только узнали, что Майкл женится, – радостно произносит она. – Господи, как же все-таки быстро… Можно бы и потерпеть, да кто будет слушать старую мать?

Она смеется, ласково теребя меня по щеке.

– Это молодое дело, всем бы поскорее выскочить замуж и бросить семью. Да и знал бы ты Майкла! Весь в учебе, словно оголтелый, а как отец предложил работу младшего-архитектора, и не оторвать вовсе. Вот и сейчас с утра удрал в университет. Что поделать, если Энни такая же?

Я попытался услышать в этой фразе хотя бы нотку огорчения или осуждения, но их не было. Только привязанность. Я просто плохо разбираюсь в людях, наверное… Аннабет не нравится, когда ее называют Энни. Я знал это так ясно, что решил: речь идет не о Воображале.

– Майклу действительно повезло, – прокашлявшись, говорю я. – Аннабет отличный друг и товарищ.

– Вы давно дружите, да?

– Около девяти лет.

Миссис Оллфорд просияла.

– Ну, раз ты так считаешь…

– Миссис Оллфорд, – окликает ее горничная. – Вы забыли о примерке?

Женщина тут же отпускает меня и, извинившись, скрывается за теми же дверьми, что и две высокие дамы с огромным чехлом. Я плетусь в комнату, словно на плаху. Сил и желания ехать в зоопарк не остается совершенно. Когда дверь закрывается за мной, я с ужасом понимаю, что удар оставляет в стене глубокую дыру. Цветы на обоях обиженно вогнулись в дыру, словно не желая видеть своего убийцу. Каким чудесным образом рука не вышла со стороны коридора?

Девять лет. Чертовых девять лет я знаю Аннабет, но ни разу в жизни я не был уверен, что она вытворит в следующее мгновение. Ударит, пошлет куда подальше или просто извинится, свернется рядом и скажет что-нибудь теплое, хотя и не значимое, по сути.

Девять лет. Нет. Это было всего шесть лет, когда я мог видеть, слышать ее. Когда мог прижиматься к ней, чтобы защитить, чтобы пожалеть, чтобы просто быть рядом. Как будто это имело значение. Почему не мог просто ценить это, и почему теперь расплачиваюсь за это сполна?

Как она забыла меня? И почему тогда я, замерший, полуживой после этих трех лет неведенья?

Зачем тогда она звонила мне? Пыталась найти? Стать друзьями? Аннабет Чейз – девушка, ради которой я пережил муки Ада, предлагала перечеркнуть это все? Стать другом, какими мы были прежде?

Мы друзья. Все в порядке. Заткнись, Перси. Ты меня бесишь. Хватит жалеть себя. Вы – друзья.

– Эй, Джексон? – Стук в дверь. – Ты в порядке? Я слышал грохот.

– Да, Нико, – вытаскивая руку, говорю я. – Все в порядке.

– Такси подъехало. Пора ехать.

– А что, у Джейсона бензин кончился? – вроде как шучу я.

– Они занимаются подготовкой. По мелочи, наша помощь не нужна. Мы ждем внизу.

Я уже не так рад одиночеству, как пару дней назад. Оно ненавистно, потому что тогда я снова вспоминаю. И воспоминания эти душат. Но неожиданно шаги раздаются вновь и голос Нико бодро произносит:

– Да, кстати. Зайдешь за Аннабет. Она в комнате напротив.

– Ди Анжело, чертов сукин…

– Ты прав, как никогда, – спускаясь по лестнице, издевательски кричит он. – Поторопи ее.

Я должен зайти за Аннабет. Сдохнуть можно, как остроумно. По-моему, мы не особо удачно поговорили за завтраком. Я просто напросился на разговор с Хейзел, и меня отправили расставлять эти чертовы стулья. Воображала села напротив меня перед этим, но я даже не попытался завести разговор, хотя знал, что она пристально смотрит на меня. Было чувство, будто я на рентгене.

Зайди за ней. И повторяй себе почаще: вы – друзья.

Я быстро сменяю одежду, приглаживаю всклокоченные волосы, по-моему, даже пользуюсь мужским одеколоном, что поставили на туалетном столике. Хвала богам, не женский. Еще раз приглаживаю волосы. И все равно я похож на дезориентированного идиота. Что ж, лучше так.

Я резко дергаю дверь на себя и выхожу из комнаты вон. Напротив, Джексон. Напротив, и не пытайся сбежать. Так же быстро я шагаю вперед. Считаю до десяти. Потом до двадцати. Счет сбивается каждый раз, и приходится начинать сначала. Твою мать, не начинай заново! Еще одна уловка, чтобы потянуть время. Я уже надеюсь, что Нико, Беатрис и Чарли уже сорвались с места и укатили в зоопарк, но это я – неудачник и аутсайдер, про которого, видимо, забыла Фортуна.

Двери открываются, и передо мной восстает миссис Оллфорд.

– О, Перси. Очень вовремя. Нам как раз нужен независимый эксперт, – щебечет она.

– Я… меня попросили зайти за Аннабет, такси уже подъехало, – тупо повторяю я слова Нико. – Я лучше пойду…

– Перси, – ее голос одергивает меня, словно разряд электричества.

И тогда милая женщина, что так похожа на мою маму, отходит.

Знаете что… Забудьте. Забудьте вообще все, что я говорил о незначимости платья, внешности, аксессуаров, всей этой свадебной мишуры. Фигуре, плечах, изгибе спины, тонкой шее, талии. Вообще забудьте. Потому что я забыл. Я забыл на секунду, кто я. Забыл о том, как меня зовут, хотя даже такой идиот, как я, должен помнить это с самого рожденья. Черт, я забыл, что всю жизнь бегал от монстров, чтобы потом безуспешно пытаться бежать от самого себя. Забыл, что в комнате еще куча народа. Что есть в этом что-то неестественное, слишком пафосное, слишком глупое, слишком… Слишком влюбленное.

Теперь я готов был спутать Афродиту и… странно знакомое существо перед собой. Светлые волосы, что просто откинуты вперед, серые глаза, что замерли на мне. Греческое, девичье платье с теплыми переливами белого и золотого, и приспущенные рукава на плечах. Поверьте, платье имеет значение. Имеет значение, кто в нем.

– Ты не стараешься, Рыбьи Мозги! – визжит Аннабет.

Ну и противный у нее голос.

– Ты лупишь меня, как ошалелая! Это тренировка!

– Мантикоре ты тоже это скажешь? – снимая шлем, спрашивает она. – Ты – ленивец!

– А ты – Воображала!

Она снова хмурится так, словно я обозвал ее. Не знаю, от чего ей так обидно. Хотя прежде она никогда не подавала виду, теперь ее лицо стало похожим на спелую клубнику. Мне вдруг стало стыдно. В конце концов, я уже не ребенок, пора завязывать с этими тупыми кличками.

Аннабет разворачивается и бредет прочь с арены, заканчивая наш разговор.

– Эй, – окликаю ее я, – Аннабет! Послушай!

Но она даже не обернулась. Если она не хочет говорить с тобой, изменить это крайне сложно, но я бы не хотел терять такого друга, как Воображала. Лучше нее и Гроувера и вправду никого нет. Я выхватываю ее за руку, но она оскаливается, словно я ударил ее.

– Ну, прости! Что ты как маленькая?

– На себя посмотри! Я стараюсь, чтобы тебя не слопали монстры в следующем году, а все что ты делаешь – это злишь меня, хорош напарник, – уверенно произносит она, даже не повысив на меня голос, – Я не буду с тобой больше тренироваться. Ищи другого учителя.

– Ты это серьезно?

– Вполне, – просто пожимая плечами, говорит она.

– Но мы ведь не напарники. Мы ведь… друзья?

Аннабет прищуривается так, будто это оскорбило ее еще хлеще «Воображалы». Что не так с этой девчонкой?!

– Чего ты еще хочешь? Чтобы я на колени встал?

– Мне ничего от тебя не надо. Отцепись, Джексон.

Она снова разворачивает и уже собирается уходить, как я загораживаю ей путь. Вы бы видели эти глазища! Злые-презлые, словно у химеры, только вот… Цвет. Красивый цвет. Забавный.

– Ты не понял?

– Я понял, – грубо отрезаю я. – Но ты не можешь от меня отказаться. Друзья так не поступают, а ты… Ты мой самый лучший друг. Ты меня не бросила, Аннабет. И вся эта заварушка с молниями Зевса, я ведь бы не справился без тебя. Если хочешь, больше не буду называть тебя Воображалой. Просто… это ты, понимаешь? И я привык к этому. Это только твоя кличка.

– Что это с тобой? – снова удивляется девчонка. – Головой ударился, что ли?

– Ты мне нужна. Можешь издеваться и насмехаться надо мной, а мне плевать. Давай, пошли тренироваться дальше. Ужин еще не скоро, хотя я могу пропустить и его, если того потребует мой сэнсэй, – я расплываюсь в улыбке, представляя Аннабет в кимоно. – Ну, что? Идет?

– Сильно я тебя шибанула…

– Но это не значит, что в следующий раз я не надаю тебе по мозгам, – замечаю я.

Аннабет еще долго смотрит на меня своим пронизывающим взглядом. Она не верит мне, или сомневается. И снова я буквально слышу шуршание механизмов в ее голове. Я улыбаюсь, и тогда ее лицо светлеет. Подруга ударяет меня в плечо кулаком в знак перемирия. Обычно она дает подзатыльник, но сегодня она, видимо, в хорошем расположении духа.

– Не будь таким самонадеянным, Рыбьи Мозги, – отвечает она, и, помедлив, добавляет: – Нет. Ты будешь называть меня «Воображалой», потому что… это ты, Перси. Может, сообразишь, когда-нибудь.

– Соображу что?

На этот раз глаза Чейз искрятся добротой и чем-то еще. Мама всегда провожала меня этим взглядом в школу. Когда обнимала или желала спокойной ночи. Этот взгляд появлялся в ее зеленых глазах, когда она говорила об отце. Мечтательный, живой…

– Не бери в голову, Рыбьи Мозги. Считаю до трех, и ты должен быть на арене…

– Эй, я ведь извинился!

– Но никто не отменял занятий!

Под ее звонкий смех я несусь к арене. Однажды я раскрою твой коварный план, Воображала. И тогда я «соображу».

– … платье ни в коем случае нельзя обрезать и подшивать! – возвращает меня в реальность чей-то крик. – Аннабет! Не глупи!

– Послушайте, все можно ушить за несколько часов. Шнуровка в любом случае позволит скрыть все недочеты, – вмешивается чей-то второй голос. – Молодой человек, что же вы молчите?

Наверное, это она мне. Но я продолжаю неотрывно следить за небесным существом, все еще боясь спугнуть его. Аннабет обернулась ко мне спиной и теперь разглядывала себя в зеркало, разглаживая ткань, таявшую под ее руками. Но украдкой, я готов поклясться, она поглядывала на меня, все еще улыбаясь. Наверное, я выгляжу, как полный идиот, но честное слово – было плевать.

– Перси? Мальчик мой, с тобой все хорошо? – пролепетала миссис Оллфорд.

– Да, да… Вполне.

Аннабет снова оборачивается ко мне. Разводит руками, словно ребенок, сделавший глупость, и пожимает плечами.

– Мне кажется, это не мое…

– Но оно ведь так нравилось вам! – воскликнула одна из женщин.

– Знаю, просто оно не сидит на мне…

– Сидит, – отрезаю я.

Грозовые глаза неуверенно и настороженно останавливаются на мне.

– Ты ведь не понимаешь ничего в платьях, – ухмыляясь, говорит она.

– В платьях – абсолютно ничего, но это… Если ты не купишь его, вся свадьба коту под хвост, – как можно более дружелюбно произношу я.

Маленькую зеркальную комнатку наполняет смех женщин. Смеются все, кроме нее, потому что Аннабет слишком умна для того, чтобы не искать в этой фразе подтекста. И я улыбаюсь. Самой спокойной, веселой улыбкой, на которую был только способен в этот момент.

Я обманывал себя. Весь день, расставляя стулья, я свято верил в то, что это наша свадьба. Что это она, такая нежная, безмерно красивая, живая будет стоят рядом со мной у этой гребанной арки, что привезут завтра. Что это она станет смыслом всей моей жизни. Что это я буду самым счастливым человеком…

И, видимо, вся эта гамма чувств и теплоты пляшет на моем лице, потому что она, наконец, улыбается мне.

Три года – не так уж много, чтобы теперь испортить твою жизнь.

========== 5. ==========

V

Жара в Новом Орлеане как один из атрибутов достопримечательностей. Несмотря на то, что в такси работает кондиционер, а окна закрыты, я чувствовал себя жутко. Будто меня варили заживо, а все, что мне оставалось – слушать чертову попсу. Но так уж лучше, чем сидеть сзади вместе с Аннабет. Я вылетел из дома Оллфордов, как ошпаренный. Занял место впереди, несмотря на укоризненный, шокированный взгляд Нико. Что за идеи у этого парня?

В общей сложности, мы едем уже полчаса, и минут двадцать из этого стоим в застопорившейся пробке. Изучая архитектуру города (кажется, это неизбежно) становится ясно, почему именно здесь вьет гнездо семья Оллфордов. Слишком красивые фасады с витиеватыми узорами, слишком красивая кладка кирпича, что в тоже время выглядит, словно произведение искусства. Глупость, конечно. Это всего лишь серые невзрачные здания со странными фигурками незнакомых мне святых. Олимпийцы бы позеленели от злобы.

– А это французский район Биг Иззи, – вмешивается шофер в мои мысли, неопределенно кивая в сторону. – Самый старый район нашей гордости. Если хотите хорошенько перекусить, вам туда.

– Биг Иззи? – скептически переспрашиваю я.

– Новый Орлеан – место отдыха, парень. Ты чернее тучи, в самом деле. Здесь таких не любят, – улыбаясь, отвечает он.

Неужели? И как мне с этим жить?

– Он – волшебник. Он превратит вас в гадюку, вот увидите, – вопит с заднего сидения Чарли.

Я оборачиваюсь и встречаюсь с довольным взглядом ребенка, что, кажется, гордился собой.

– Дай пять, защитник.

– Иди-ка сюда, – усаживая вырывающегося Чарли к себе на колени, говорит Нико. – Минус пять очков от молний Зевса за поведение.

– Чего? Это еще почему?

Но Нико игнорирует его вопли, спокойно глядя в окно. Вот это и в правду – стальная выдержка. Не знаю почему, но на ум приходит только повзрослевший Нико, что играет со своим сыном в бейсбол. Без скелетов. Без этого съедающего черного взгляда. Без боли прошлого. С лукавой улыбкой, сияющими глазами, и Беатрис, что вернула его «с того света». В буквальном смысле.

– И никакой сладкой ваты. В прошлый раз ты не давал мне спать, – устало говорит сын Аида, щелкнув парня по носу. – Отпаивать тебя чаем в три утра – не круто.

– Ты стал хуже Беатрис, – шипит Чарли, скрещивая руки на груди.

– Я все еще здесь, братец, – прекращая разговор с Аннабет, ретируется девушка.

– Я куплю тебе сладкую вату, – перегибаясь через колени Беатрис, заговорчески шепчет Воображала.

Мальчишка просиял, словно она уже одарила его вкусным лакомством. Он пытается подмигнуть ей, но получается крайне нелепо, словно он неудачно зевнул. Когда Аннабет отклоняется, я с ужасом понимаю, что выбрал не самое лучшее время для вздоха. Ее волосы по-прежнему пахнут полевыми цветами, словно она вплетала их в свои волосы. Распущенные по плечам, они пружинились при каждом ее движении, ожившие, светлые, отливающие золотом на свету. Мне вдруг захотелось попробовать их на ощупь, убедится, что это не ведение, что она жива. Что она по-прежнему моя.

Как вовремя я отворачиваюсь к окну. Океан. Я чувствую внутри бушующий океан эмоций, что не поддается моей власти. Воспоминания. Они снова стараются задушить меня. Только бы не сорваться в пропасть, о которой говорил Нико, не испортить этот вечер. Возможно, последний, который я смогу провести рядом с ней. Именно, Джексон.

– Мы пешком доберемся быстрее, – вновь бередит мои мысли Аннабет, – спасибо.