Текст книги "Прозрачный"

Автор книги: Grin

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Перед такими приемами мама было особенно нервной и настороженной, на лице застывало выражение сосредоточенности и строгости, в глазах грустный блеск. Выходя из кабинета врача, она немного оживала, напряжение уходило, и даже появлялось легкое подобие улыбки.

Я уже тогда понимал, что речь ведется обо мне и это как-то связано со здоровьем моего отца, хотя больше времени я проводил в коридоре, пока мама с врачом беседовали, я не должен был слушать о чем. Не могу сказать, что я был угрюмым ребенком, что у меня были какие-то проблемы со здоровье или со сверстниками. Я чувствовал себя хорошо, мне было весело и интересно жить, ходить в школу, ездить на футбол.

Тренировки у меня были три раза в неделю, в понедельник в среду и в субботу. Из года в год график не менялся, только в летние каникулы на месяц занятия прекращались. Тренер был человеком очень ответственным, даже, когда задерживали зарплату, он и виду не показывал.

Ровно три часа занятий, с четырех до семи, очень ругал за опоздания, иногда не пускал, когда видел, что нет уважительной причины для задержки. Мы всегда с удовольствием приходили на тренировки, он умел их проводить, так, чтобы всем было интересно, и мы лучше концентрировались на игре, погружаясь в его стратегию, прислушиваясь к советам и рекомендациям.

Если кто-то не успевал, показывал слабый результат, не укладывался в нормативы по разминке, он не отчитывал, не обижал и не давил на ребенка, иногда подшучивал и острил, но абсолютно безобидно, даже наоборот это подбадривало и вызывало стремление к лучшему.

Мы часто выигрывали на районных и городских соревнованиях. Хотя их проводили в те времена крайне редко, финансирования порой не было вовсе, многие учителя уходили, спортивные школы работали в пол силы, иногда даже вовсе закрывались. Приходилось ездить на трамвае несколько остановок, чтобы успевать на тренировки. Для меня это были самые счастливые дни. Когда болел, я постоянно вспоминал о том, как там было хорошо.

У меня было три друга, с которыми мы вместе ездили на занятия, один учился в моем классе, двое были из параллельного. Мы часто после школы гуляли вместе, слонялись по району, лазали по крышам, ходили к друг другу в гости.

Паша, Витя, Сережа и я. Тогда было трудно найти хорошую школу, наша именовалась гимназией и была одной из лучших в районе. Со спортивной школой тоже самое. На колонне возле входа в школу было объявление о приглашении в набор в футбольную секцию спортивной школы №3, видимо, все наши родители обратили внимание на него.

Паша жил рядом со спортивной школой, а ездил учится в нашу гимназию. Он не любил, когда мы дразнили его, потому что его курировала учительница труда для девочек, которая приходилась ему тетей. Она часто разыскивала его и допекала, все ли он скушал, тепло ли оделся, ни с кем не подрался и т. д. Его это жутко смущало, а сверстники начинали над ним подтрунивать.

Он не был маменькином мальчиком, был крайне самостоятелен и всячески это демонстрировал. Мы его все время брали на слабо. Он был худощавым и высоким, хотя у меня была такая же комплекция, но он казался более неуклюжим и нескладным. Его бледная кожа и темные-темные волосы делали его похожим на маленького вампира, из-за его худобы тетушка все время стремилась его накормить.

Он учился со мной в классе, был одним из первых по успеваемости, но не любил привлекать внимание учителей, руку особо не тянул, но все контрольные и проверочные писал идеально. Видимо, родители заставляли сына учится как следует, у него был строгий отец, я несколько раз видел, как угрюмо и забито смотрит на него Пашка, не раз схватывал от него ремня. Так мне казалось, хотя, конечно, Пашка никогда не распространялся на эту тему.

Витя был невысоким, коренастым парнишкой, который постоянно сплевывал и любил вставить матерное словечко. Мы его жутко за это уважали и тоже начинали так делать, он был первым, кто обладал такой фишкой, пытался казаться хулиганом, который может задать трепку кому угодно, но в итоге находил предлог этого не делать, тот еще вояка.

Не знаю, почему родители отдали его в нашу гимназию, наверное, потому что жили как и я рядом. Его бабушка жила рядом со спортивной школой и перед занятиями мы иногда к ней все вместе заходили, и нас кормили домашними пирожками, блинчиками и другими вкусностями. Витя делал вид, что может не слушаться бабушку, иногда даже говорил при ней что-нибудь матом, но та всякий раз ставила его на место, а иногда даже в угол и нам приходилось его защищать и оправдывать.

Витя учился спустя рукава, часто ему попадало за дисциплину, пару раз у нас были совместными с ним уроки, и я видел, какие штуки он проделывал: то начнет передразнивать учителя, то самолетики пускать. То ли он пытался на нас впечатление произвести, то ли всегда так поступал, но попадало ему хорошо, то из класса выгоняли, то к директору вели. Зато в футболе ему цены не было. За счет него в основном и выигрывали, главный наш добытчик голов, почти никогда не промахивался.

Серега был нашим лидером. Он был из тех, кто нравился всем и учителям и ученикам. В спортшколе его особенно выделял тренер, хотя были ребята и по способней его, но чем-то он всех располагал.

Я бы сказал, что он был идеальным во всем, учился прекрасно, схватывал все налету, хотя и неблестяще, но без усилия, как мне казалось, также было и в спорте и в других областях. Чем заняться руководил всегда он.

Пошли на горку, пошли голубей кормить хлебом, пошли лужи мерить на глубину, пошли играть в космодром, в подзатыльники и прочее. Главный наш заводила, когда надо было, он предостерегал от чего-то. Если нарывались на компанию старших, которые хотели надрать кому-нибудь задницы, он успевал сообразить и удачно вывести нас всех из ситуации.

Однажды петарды просроченные купили, одна взорвалась почти в руках, он отобрал у нас все и выкинул. Он всегда был во время, ни в чем упрекнуть его нельзя было, развит не по годам, симпатичный мальчик с каштановыми волосами, среднего роста, всегда с улыбкой на лице.

Я никогда не замечал в нем червоточины, ничего такого типа тщеславия, зависти или кичливости. С ним было легко и приятно всем, независимо от возраста и степени знакомства. В гостях мы у него ни разу не были, но звали к себе его часто, даже пару раз он оставался у меня на ночь, при этом никому не звонил предупредить. Я ни разу не видел его родителей, на районные игры они не приходили. Хотя одет он был всегда аккуратно и хорошо, был причесан и умыт.

Еще у нас был общий друг Артен, он не учился с нами в школе, но ходил в спортивную секцию. Жил он рядом с Пашкой где-то. В основном мы виделись на тренировках и иногда в гостях у Пашки, если удавалось в какое-то из выходных выбраться к нему всей нашей гурьбой. С Артеном больше общаться я стал после школы, когда начал искать подработку. Родители его держали свое кафе, где я подрабатывал официантом после учебы.

Я в компании и в обществе особо не выделялся. Учился средне, мне хорошо давались физика, математика и черчение, остальные предметы на уровне тройки-четверки.

Наша школа имела основной уклон в гуманитарные науки и в английский, который я на дух не переносил. Даже прогуливал порой английский, за что меня хорошенько ругали и даже маму в школу вызывали.

Мама заставляла меня ходить к репетитору по английскому, к учительницы параллельных классов. Мне не нравились эти занятия, хотя репетитор меня хвалила, я перебарывал себя, чтобы заниматься и выполнять ее задания из уважению к маме и к ней. Год отзанимался, дотянул английский до 4-ки, но отношения к нему не поменял, хотя наша группа (2 группы на класс, кстати Паша был в соседней) бегло говорила на английском, все дружно приходили на урок, внимали речам учителя, у всех были 5-ки и 4-ки, кроме меня.

Я тенью проникал в класс после звонка, получал нагоняй за опоздание, забивался на заднюю парту и с угрюмым видом терпел урок. Если меня не спрашивали, считал, что день прошел успешно, если спрашивали, мялся у доски, едва выдавливая из себя слова, испытывая мучения и стыд перед доблестным классом, смотрящим на меня злорадно.

Я никогда не скрывал то, что думаю о людях, поэтому меня далеко не все любили, как учителя, так и ученики, но многие уважали, потому что я мог дать отпор за счет острого языка да и кулак, как мне казалось, был у меня крепкий.

Стычки случались, особенно часто со старшими ребятами, часто они нас задирали в столовой или на перемене, мелочь заставляли отдавать и прочее. В общем, был я своего рода борцом за справедливость.

Девочкам я нравился, они считали меня симпатичным, светлые вьющиеся волосы, меня не стригли коротко. Но меня люди не интересовали и то, что обо мне думают тоже, у меня была своя компания и любимые тренировки, что может быть лучше для 11-летнего подростка.

Элла

Глава 6. Бегство от себя.

У меня кружится голова от недосыпа, в лучшем случае мне удается поспать 3 часа в сутки. Каждую ночь при попытки заснуть, я чувствую боль в области солнечного сплетения, это напоминает судороги или очень сильную вибрацию. Я словно падаю на дно ощущений без сюжета и изображения. Утром я просыпаюсь с абсолютной уверенностью, что вернулась из очень длинного путешествия.

Словно тело мое лежало на месте, а разум был где-то невероятно далеко. Пару раз в таком состоянии я видела себя спящей со стороны. Я стояла в комнате и смотрела на наши с Машей кровати, на одеяла и укутанные в них спящие тела. Но меня быстро выкидывало из этого состояния в темную пелену морока, из которой я попадала сразу в утро.

Мне не хватает знаний о том, что со мной происходит. Такие симптомы не подходят под описания каких-либо известных мне заболеваний. Но можно ли искать рационально объяснимые ответы человеку, который обладает необоснованными наукой способностями? Нина Ивановна не одобряла философскую и религиозную литературу, но все равно знакомила меня с подобными книгами.

В некоторых изданиях на эту тему упоминались духовные практики, приводящие к чему-то подобному. Люди могли выходить из тела, видеть себя спящими, путешествовать по другим мирам. Меня эти теории не заинтересовали. Тогда, в возрасте 10 -11 лет со мной ничего подобного не происходило.

Мне была близка идея, что у любой теории должно быть доказательство, а в тех книжках доказательства вообще не приводились, или были очень туманными. Я всю свою жизнь наблюдала, как люди в своих размышлениях уходят очень далеко от сути, строят предположения, развивают теории, охотно делятся слухами друг с другом, верят на слово, и это все значительно усложняет им жизнь.

Мне нравилась и продолжает нравиться идея, что все на свете должно быть подтверждено фактами, а то, что не удается доказать и не нужно пытаться. Я вижу людей, я читаю их как открытую книгу, единственное, что может помочь им и мне как-то взаимодействовать с ними, это факты.

Причины, почему у человека болит тот или иной орган, почему он хочет сделать то-то или то-то, почему он питает иллюзии к тому-то или тому-то. Как только разложить любую проблему, любую ситуацию по фактам, убрав лишние эмоции и иллюзии, все становится абсолютно понятным, кристально ясным, прозрачным.

Но мне непонятно, как сделать тоже самое по отношении к себе, как понять, что я такое, и куда мне двигаться с этим. В местной библиотеке мне удалось взять книгу: «Будь хозяином своего тела и разума», мне захотелось взять книгу именно с таким названием, она очень точно описывала мои устремления.

В книги рассказывалось о том, как необходимо современному человеку уметь отдыхать, успокаиваться, очищать разум и правильно дышать. В ней приводились упражнения по восполнению энергии и медитациям.

Я отметила, что книга составлена хорошо. Все упражнения были обоснованы с точки зрения работы мозга и работы тела. Я начала активно заниматься по этой книге и мне становилось легче. Я старалась медитировать перед сном, это помогало мне сразу уйти из состояния расслабления в состояние засыпания.

Мне нравилось отключать мысли, снимать напряжение с зажатых участков тела, чувствовать себя единой со своим телом.

Я садилась на кровать, прислонялась спиной к стене и медитировала. Один раз Маша спросила меня, в один из таких моментов:

– Р-разве с-стоит облокач-чиваться к стенке, к-когда медитируешь? По правилам нужно сидеть ровно, чтобы спина сама себя держала. Это помогает лучше настроиться и войти в правильное состояние.

Маша произнесла почти всю фразу без запинки, ровным и уверенным голосом, что у нее получалось не часто. Но меня больше удивило не отсутствие заикания, а ее познания в вопросе. Я открыла глаза и внимательно посмотрела на Машу:

– Мне пока тяжело сидеть прямо, не имея точки опоры за спиной. Со временем я начну делать правильно, но нужно двигаться постепенно, чтобы закреплять результат.

Мне тяжело давалось полное расслабление, иногда трудно тщательно сконцентрироваться на том месте, которое напряжено. То мешает поток мыслей, то общее ощущение, то просто посторонние шумы.

Если еще включать контроль спины, это очень сильно отвлекает. Здесь написано, что не нужно спешить делать сразу максимально идеально.

Маша немного сконфузилась, как-то ссутулилась, стала быстро моргать. С ней порой происходили такие метаморфозы, особенно после того, как она начинала идеально четко выговаривать фразы. Как только она задумывалась об этом, на нее нападала неуверенность и скованность. Она долго не могла выговорить часть слов:

– Н-н-но т-т-ты можешь сделать по правилам сразу. У т-т-тебя достаточно н-на это сил. З-зачем ты не используешь их по полной п-программе?

Я уже прочитала в Машиных глазах все ее рассуждения. Маша никогда не задавала лишних вопросов. Говорила сама мало, это было ни сколько из-за заикания, а сколько из-за ума, который привык сам все обдумывать, который был немного закрыт и враждебен по отношению к окружающим, но был усерден и гибок.

Маша видела, что у меня какие-то проблемы со сном, что вообще я не совсем обычная девочка, хоть и с виду просто очень симпатичный подросток с огромными голубыми глазами. Она всячески пыталась меня поддержать, найти способ помочь мне. Маша иногда заваривала травяной чай для успокоения и способствованию сну, пыталась меня им угощать. Я принимала угощение с неохотой, мне вообще не нравилось пить что-то кроме воды, но иногда я делала исключения для чая и даже очень редко для кофе.

Как-то Маша даже пыталась посоветовать мне массажи или какие-нибудь спортивные процедуры. Но я от всего отказывалась, ведь у меня и было немного свободного времени после переезда в общежитие.

Я часто уезжала. Я ездила в дет дом, навещать своих старых друзей и наводить там порядок, принимать некоторых людей, оказывать помощь. У меня даже был знакомы следователь, который обращался ко мне за советам в особо сложных делах. Если был свидетель, я приезжала и читала его мысли и высказывала какие-то факты, которые могут помочь найти преступника.

Иногда я просто ездила по городу и смотрела на людей. Выбирала из толпы человека и пыталась помочь своим разговором. Если ты способен видеть человека насквозь, то не очень сложно подобрать нужные слова, чтобы он не послал тебя при попытки заговорить с ним. Я старалась выбрать людей, до которых можно донести помощь, которые готовы слышать и слушать, которые хотят вылечиться. Часто люди не готовы принять помощь или безнадежны в своем недуги, даже если им объяснить, в чем проблема и какие у нее причины.

Проще всего помогать детям. Они готовы воспринимать информацию, они готовы работать над собой, если нужно. Чаще всего детские травмы связаны со страхами, кто-то напугал, случился инцидент, чем-то заразился. Ребенку достаточно пересказать его страх, и это уже ему помогает понять проблему. Осознание причины убирает следствие. Но нельзя помочь тем детям, которые получили травму при родах или до родов. Как Маше, которая заикается, потому что ей повредили нерв при хирургической операции в младенчестве. У Маши нет иллюзий.

Единственный страх, который очень тяжело убрать у человека, это страх того, что ты никогда не сможешь стать другим. Иногда появляется уверенность, и все слова удается произнести без запинки, но контролировать эти моменты практически невозможно. Я не видела, как это можно сделать. Мне нечего было пересказать Маше, чтобы заставить ее задуматься. Я не знала, как повлиять на ее ситуацию.

Нельзя было помочь детям больным раком, если они уже родились с этим недугом. Взрослым с одной стороны было тоже несложно помочь, потому что чаще всего все их болезни случаются от их мировосприятия и мироощущения. Но очень мало кто из людей готов слушать, где и как он был неправ, где и как он перегнул или недогнул палку.

Бывает, что в жизнь человека врывается какой-то рок. Как тогда быть? Можно еще раз рассказать об этом человеку и показать ему над какими эмоциями стоит работать. Нечто похожие делают психологи, но им сложнее, они не видят полной картины. А Мне достаточно было несколько секунд, чтобы увидеть самую суть: самое ключевое, что находится в человеке, что его гнетет или делает счастливым. Жаль, что счастливыми умеют быть очень немногие.

А сейчас, сидя в комнате в позе для медитации, я видела, как Маша негодует. Маша считала меня безупречной, невероятной. Хоть и прошло всего лишь 1.5 месяца с нашего 1-го знакомства, Маша считала, что во мне заложен глубокий потенциал, что я смогу встать и полететь, если захочу. Но ничего подобного со мной почему-то пока еще не происходило. Была еще одна важная деталь, Маша восхищалась тем, чего у нее не было, моей внешностью и здоровьем.

Я ей ответила:

– В дет доме у меня было прозвище «Блаженная». Ко мне маленькие приходили за помощью. Я часто видела, когда кто-то хочет затеять что-то недоброе. Всем злодеям стало скучно, я всегда заранее знала кто и что готовит. Никто не мог пройти мимо. Как Бетмен прилетала и всех спасала. Одно время ко мне приходили толпы людей за помощью. Чуть не погорели на этом. Хотели меня отдать или продать, спасла Воспитательница. Она меня вообще очень часто спасала, в том числе от себя.

Она меня учила, и сейчас еще учит жить в рациональном мире, действовать по уму, делать хорошо то, что получается и любить то, что вокруг. Лучше не будет. Поэтому, Маш, я стараюсь не брать на себя лишнее. Каждый из нас безупречен и может все, абсолютно все, но не сразу ни сиюминутно. А иначе мы все сгорим как факелы.

Я одно время и хотела так сделать, меня Нина Ивановна – воспитательница моя спасла. Просто поговорила. Ровно так, как я обычно делаю с людьми. Маш, давай лучше вместе заниматься, ты же будешь держать спину с первых упражнений, я знаю. Я уверена.

Сначала Маша улыбнулась, потом нахмурилась. Хотела что-то сказать и на протяжном «мм» вышла из комнаты. Я поняла, что Маша задумала какое-то безотлагательное дело, что слова мои ее обрадовали, но ей нужно что-то обдумать и что-то сделать.

Через какое-то время Маша вернулась с несколькими книгами по йоги и цигуну.

– Вот. Д-давай изучать вместе. – Маша улыбалась, как счастливый пионер в предвкушении подвига.

Я улыбнулась в ответ. Маше просто хотелось дружбы, просто хотелось делать что-то вместе и обсуждать это.

– Да, конечно. Давай читать, а потом делать упражнения. Давай я только закончу изучать эту книгу. Может, ты тоже будешь иногда ее брать у меня и читать.

– Хорошо, с уд-д-довольствием!

Я открыла прекрасное таинство дружбы. Раньше самым близким моим человеком была только Нина Ивановна, никто из детей не пытался предложить мне именно дружбу. Просили о помощи, прибегали, благодарили, но не пытались дать совет или захотеть приблизится, окунуться в мою душу. Держались на расстоянии. Меня окружало много людей с дефицитом дружбы, любви, внимания. Им приходило не сладко в дет доме без подлинной заботы родителей. Но сейчас именно в Маше я почувствовала человека, с которым у меня много общего. Человека-сверстника, который не отдаляется от тебя, а, наоборот, готов поддержать, согреть своим теплом и вниманием, который хочет дружить. Я начинала лучше себя чувствовать, странные ощущения почти отступили.

Я стала подумывать о том, чтобы устроиться на работу в детскую больницу рядом с колледжем. Мне хотелось узнать больше о работе в больнице. Быть ближе к людям, которые нуждаются в помощи, понять какое направление во врачебной практики мне выбрать. Пока я могла работать на должности санитарки, мыть полы, приносить, уносить вещи, быть на подхвате у дежурных сестёр. На эту работу брали несовершеннолетних, часто студенты из общежития подрабатывали таким образом.

Я успешно договорилась о начале работы, устроилась в отделении кардиологии, заполнила все необходимые бумаги. Растопила сердца даже самых неприветливых сотрудниц, принимающих меня на работу. Но спустя неделю, мне не удавалось регулярно делать упражнения из книжек. Маша очень обижалась на меня. Ей не нравилось, что я вместо того, чтобы больше медитировать и заниматься духовной практикой, провожу свободное от учебы время в больнице. Ведь у меня никуда не делись поездки в детдом. Времени едва хватало, чтобы выполнить домашние задания.

Плохие ночи стали возвращаться. Что-то стукало в солнечное сплетение со страшной силой. Эти ощущения нельзя передать словами. Это была не боль, не сильные эмоции, а какое-то 3-е состояние.

Какое очень чуждое очень противоестественное живому человеку состояние. Словно из физического тела происходит переход во что-то иное, что-то не непостижимое, нематериальное. Словно попадаешь в другое измерение, где не работают законы физики. Я оказывалась в этом состоянии, а после него у меня появлялась тревога. Целый день я ходила с этой тревогой, и никакими упражнениями мне не удавалось ее убрать.

Маша была недовольна тем, что происходит с мной, она видела, что мне не по себе. Она хмурилась, говорила:

– Т-ты ссама себе п-противоречишь. То говоришь, что всего д-достигать нужно потихонечку, не спеша. А с-с-сама берешь на с-себя слишком много. Отдаешь всю себя. Поэтому и не м-можешь как следует спать.

Я никак не возражала Маше, я понимала, что неправа, что порой я слишком хочу делится с людьми излишком своей энергии. Что мне не всегда удается это желание отслеживать в полной мере.

Я перестала ездить в дет дом. Договорилась с Ниной Ивановной, что буду навещать ее и других своих знакомых реже. Теперь распорядок жизни у меня был такой: учеба, 4 смены в неделю в больнице и практики вместе с Машей. Больше никаких поездок по городу. Я снова свела к минимуму деятельность по помощи нуждающимся в своем детдоме.

Во время медитаций у меня стало получаться видеть целые картины, сюжеты. Закрывая глаза, я видела то небо, то холмы, то пустыни, иногда с высоты птичьего полета иногда в пределах вытянутой руки. Картины убаюкивали меня и порой затягивали в сон. Иногда в моменты сильной усталости я видела что-то неприятное, похожее на пляску каких-то уродливых гримас вокруг себя.

Самое ужасное было, это ощущение, чего-то невероятно холодного, потустороннего, что вызывала у меня потерю энергии и чувство тревоги на следующий день. В какой-то момент это ощущение стало появляться у меня каждую ночь. И никакие практики и упражнения не помогали прекратить его. Я не переставала видеть и прекрасные картины, небо, зеленые поля, леса, какие-то фантастические города. Иногда присутствие в них было настолько реалистичным, что каждую деталь можно было рассмотреть тщательнее, чем в реальности. Иногда мой ночной сон разбивался на множество эпизодов.

Сначала мне удавалось заснуть, утопая в зеленых холмах. Потом посреди ночи меня будила нечто неведомое, а к утру я бродила по сновиденческой местности, рассматривая предметы. Мне никак не удавалось исключить эту среднюю фазу из своих снов. Сил становилось меньше, все реже я видела утренние сны, наполненные созерцанием нереальности.

Я начала снова меньше спать. У меня даже не хватало сил, чтобы «читать» людей. Ведь это тоже требовало определенного уровня сосредоточенности. А сосредотачиваться было тяжело. Ни мудры, ни мантры, ни упражнения из цигуна, ничего не восстанавливало меня. А сон чаще вызывал страдание.

В одной из книжек, которую с энтузиазмом притащила Маша, была информация о том, что те, кто практикуют духовный путь, порой нуждаются в защите. Так как, чем больше энергии излучает человек за счет своих практик, тем больше потусторонней силы он привлекает. Эта сила питается его энергией. Мне совсем не хотелось верить в подобные вещи. Я всегда была очень скептически настроена ко всему эзотерическому или религиозному. Мне всегда хотелось рационально объяснить происходящее. Свои особенности я списывала на активность мозга, как пример наличия неисследованной патологии.

Медитации я рассматривала как гимнастику, как расслабление для мозга и тела, сны и видения с закрытыми глазами не более чем, еще один пример работы мозга, а неприятный опыт по ночам, как болезнь. Мне хотелось обследоваться у хороших ученых, но я не была уверена, что смогу найти таких людей, которые сохранят в тайне мои способности и проведут исследование, что-то предостерегало меня от этого шага.

Но не смотря на все попытки быть рациональной я верила в свою интуицию, это было как дополнение к моему дару.

Мне было достаточно взгляда на человека, чтобы понять его полностью, чтобы увидеть его насквозь. А интуиция подсказывает, куда стоит двигаться, а куда нет.

Идея амулетов или оберегов мне не очень нравилась, также не нравилась идея, что нужно себя от кого-то оберегать, что вообще есть кто-то не материальный, не физический, кто населяет этот мир. Во многих книгах давались отсылки к мистическому, к тому, что есть духи, божества, что есть обереги, которые защищают людей от проявления этих сущностей. Многие авторы описывали свой опыт взаимодействия с духами, чаще всего им приходилось применять какие-то вещества, расширяющие сознания.

Иногда их медитативные практики вводили их в состояние транса, в этом состоянии они могли видеть свое тело со стороны и ощущать стороннее присутствие.

Интуиция давала мне мощный толчок, вчитываться жадно и внимательно в те описания, которые очень походили на мой собственный недобровольный опыт, а разум напротив, пытался препятствовать вере в реальность описываемых теорий. Я начинала руководствоваться советами авторов, изучать разные защитные знаки.

В одной книги упоминались руны, в другой тибетские символы, в 3-й индуистские, в 4-й предлагалось носить крестик и креститься в нужные моменты времени. Было понятно, что все эти теории сводятся к одной и той же идеи, но в каждой из них используется свой язык, свои символы.

Я послушно и внимательно изучала книги и их символы, отслеживала свои ощущения, спрашивала себя, помогает ли мне хорошо спать тот или иной знак. Иногда я использовала 1-н амулет долго, его хватало на недели, месяцы.

Мне удавалось весь период хорошо себя чувствовать и не испытывать проблем со сном, но через какое-то время все повторялось снова, и я искала следующее средство. Все тумбочки у меня заполнились какими-то камушками, браслетами, кулонами.

Иногда я носила их по несколько штук. Какие-то одевала на ночь, какие-то днем. Соседки стали считать меня приверженцем какого-то молодежного течения.

В подростковом возрасте было модно в попытках выделится начать одевать странную одежду, носить фенечки и необычные украшения. Преподаватели не обращали на это внимание, видели во мне хорошо успевающую студентку без каких-либо проблем в дисциплине. Другие девочки по-прежнему не стремились сближаться со мной, но с удовольствием наблюдали со стороны. Кто-то начинал мне подрожать, кто-то пытался обзывать сатанинской или неформалкой.

Мы с Машей успешно закончили 1-й курс обучения в колледже. Я была на хорошем счету в больнице, периодически я навещала свой дет дом и Нину Ивановну. Все шло своим чередом, только количество оберегов постепенно росло. Теперь я каждую ночь просыпалась во сне и могла контролировать свои действия, но чаще всего это приводила к неприятным видениям и сонному параличу.

Я читала книги, посвящённые теме осознанных сновидений. Я послушно выполняла многие рекомендации, описанные в них, но мне они не помогали. Я хотела найти человека с подобными проблемами или кого-то, кто бы занимался такими практиками, чтобы получить совета или поучится большему.

Но как бы я не ходила по городу, не вчитывалась в людей, мне не попадались люди подобного уровня. Книги были в основном иностранными или написанными людьми, уже не живущими. Я не знала на что мне опереться. Периодически в городе появлялись какие-то неведомые экстрасенсы или духовные адепты, но при общении с ними я встречала лишь фальшь и шарлатанство.

У меня не было никаких источников знаний кроме книг. Хотя во многих книгах поддерживалась идея указателей, что, будучи в полной гармонии с собой, человек начинает двигаться в правильном направлении, что судьба или внешняя сила сама направляет его, сталкивая с нужными людьми, дает знаки, подсказки. Да и вообще каждый человек встречается с тем, чего он заслуживает. Но все попытки или их отсутствие не помогало мне понять, как развивать свои способности и что делать со сновидениями.

В некоторой литературе говорилось, что даже в сновидениях можно найти советчиков, учителей, что многие сновидцы, через сон знакомились с высшими знаниями, которые подсказывали им, как поступить в той или иной ситуации. Но я не находила никого кроме Этих, как я их называла.

Эти – ночные кошмарные сущности, принимающие разнообразные формы от длинный вытянутых столбов, до чудовищ с уродливыми лицами, от теней, сфер, квадратов, треугольников, до сложных конструкций, излучающих силу. Контактировать с Этими не получалось, какой бы вопрос или запрос я им не посылала, всегда происходило то же самое, потеря контроля над состоянием, провал в нечто неизведанное и сильное угнетенное физическое и моральное состояние после пробуждения.

Обереги помогали ослабевать их появление, но они словно каждый раз тоже готовились к встречи, подбирая действующие средства против моей защиты.

Как-то Маша сказала:

– М-м-может тебе просто сходить в церковь. П-п-поговорить там с кем-нибудь? Он-ни же тоже проповедуют духовность и сверхъес-с-с-тественность. Мм-может нужно попить святой воды, к-креститься.

Я задумчиво посмотрела на Машу, отодвинув книгу.

– Нет, это не поможет. Нина Ивановна рассказывала мне о вере, о традициях и обычаях. О том, что люди добровольно принимают веру, крестятся, крестят своих детей. Соблюдают посты, читают молитвы, пьют святую воду. Пару-тройку лет назад я заходила в храмы, церкви, беседовала с служителями, прихожанами. Я пыталась почувствовать церковную благодать, понять, может ли церковь дать нужные знания, дать направление. Люди приходят туда за утешением. Они создают себе иллюзию. Большую прекрасную иллюзию. Именно эта иллюзия дает им силы, надежду и облегчение. Это неплохо, это в каких-то случаях необходимо людям. Если строго следовать традициям, быть безупречным в своем служении Богу, это дает энергию, очищает, возвышает. Но это не та энергия. Она не спасет меня, она не моего уровня восприятия. Я вижу людей, которые приходят в церковь, работают в лоне церкви. Они сами не настолько глубоко верить, я не видела никого, кто подлинно верит. А именно подлинная вера открывает двери, раздвигает границы.