Текст книги "Новогодний корпоратив: взгляни на шефа с другой стороны (СИ)"

Автор книги: Gingery Lollipop

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Сергеевиче.

Вообще, в последнее время странное творилось с Петей. Он так привык к разносам

начальства, что даже начал находить в этом внимании с отрицательным знаком извращенное

удовольствие. Петя испытывал алогичную симпатию и одновременно раздражение пополам

с интересом. И всё чаще мысли крутились вокруг личности шефа. Он думал о том, как тот

живет, как отдыхает. Есть ли у него слабости, как у простого смертного, увлекается ли он

чем-нибудь. И молчаливое одобрение шефа в этот раз будто сорвало стоп-кран. Когда Петя,

намыливаясь в душе, поймал себя на размышлениях, спит Костровский в пижаме, в трусах,

или вообще голяком, и растут ли у начальства волосы на груди, или же он гладкий, как сам

Малахов, то как-то даже растерялся, потом неловко хохотнул, будто кто-то мог прочитать

эти мысли в Петиной распутной, как оказалось, голове. «Докатился, Малахов...

Допрыгаешься, мазохист...», – подумал он, засыпая.

Вообще знал Петя за собой кое-что... В последний год школы случилась с ним большая

неприятность, даже не так, – катастрофа, которая почти совпала по времени с катастрофой

настоящей, но обо всем по порядку.

В начале декабря в классе появился новый парень. Умный, наглый, сильный. Сын

небедного папаши. Была у него какая-то мутная история в предыдущей школе, такая, что

даже средства родителя не помогли, проще оказалось перевести сына доучиваться в другом

месте. Парень был прирожденным лидером, и все в классе только что в рот ему не глядели.

Петя тоже попал под влияние, понятное дело. А Олег (так звали новую школьную звезду)

неожиданно стал выделять Малахова, и тот оказался под таким впечатлением, что не только

в огонь и воду, а и медные трубы полировать готов был. И когда Олег за месяц до

выпускного впервые поцеловал Петю, тому даже в голову не пришло его оттолкнуть,

наоборот. Он как на крыльях летал. Дело дальше взаимной мастурбации не зашло, но и этого

было довольно. На одной из вечеринок они попались. Причем, Олега никто презирать и

гнобить не стал, а Петя хлебнул в полной мере. Сначала любопытные и презрительные

взгляды, будто у Пети две головы оказалось, шепотки. В присутствии школьного кумира его

не задевали, а вот когда того рядом не было... «Ко-ко-ко» за спиной и в глаза, смешки,

противные прозвища, пару раз до драк доходило. Естественно, он не собирался ничего

говорить об этих трудностях Олегу, но это и не понадобилось – всё закончилось как-то

быстро, отношения почти мгновенно сошли на нет. Петя понял, что тот просто развлекался,

к тому же у звезды появился мальчик из параллельного, нежное созданье, так что Петюня

хлебнул и горькой участи отвергнутого любовника. Однако страдать о том, что его бросили,

поменяв на другого, не получилось – отрицательные последствия этой «дружбы»

перевесили все те приятные моменты, которые между ними были. Добила его окончательно

история с родителями – кто-то добрый просветил предков относительно наклонностей их

ребёнка. Отец рвал и метал, мать скорбно поджимала губы, боль и разочарование в её глазах

лупили по нервам похлеще, чем мысли о покинувшем возлюбленном. Петя клялся, что

"никогда, никогда больше", просил прощения, сам не понимая, за что, и мать с отцом вроде

как решили сменить гнев на милость... Тот факт, что родители погибли буквально через

неделю, разбившись на старом отцовском «Жигуле», заставил Петю чувствовать себя

невыносимо виноватым, будто это из-за него случилось, и необратимость произошедшего

давила тяжким грузом. Умом он понимал, что эти события никак не связаны, но

эмоционально всё как-то безобразно наслоилось...

Так что об Олеге он больше не думал совершенно, перед парализующим кошмаром

гибели родителей первая любовь просто скукожилась и померкла.

В родительскую квартиру вернулась Петина сестра, она была намного старше, развелась

до этого с мужем, и с близнецами-племянниками ушла на съёмную квартиру к любовнику.

Мать тогда категорически не одобряла поступка дочери – новый зять жениться не спешил,

да и был моложе на восемь лет, нищий школьный учитель... Но Анжелка любила его, и ей

плевать было на всё. А теперь и отчёт держать вроде как не перед кем...

Петя мешаться не хотел, поэтому решено было после похорон, что он поживёт у бабули.

Та, к счастью, не знала ни о ссоре с родителями, ни о причине этой ссоры, а то неизвестно,

как бы отнеслась – она была женщиной верующей, так что на понимание рассчитывать не

приходилось, да он бы и не выдержал больше скандала на эту тему. Когда бабуля умерла

всего лишь через год, Петя чувствовал себя одиноким, но к сестре не вернулся, да она и не

настаивала...

На выпускной он тогда не пошёл, и с одноклассниками больше никогда не встречался.

Ну разве в магазине или на улице – мелькнёт знакомая рожа, а чтоб специально видеться —

этого он избегал. И ещё избегал всяких двусмысленностей с парнями. Малахов понимал, что

как минимум би, но ни на какие такие контакты больше не велся. Встречался в универе с

девчонками, но ничего серьёзнее недолгого перетраха не получалось. И эти встречи не

грели. От слова «совсем».

Временами, особенно после жарких непонятных снов с участием неведомых мужских

тел, Малахов готов был повернуться лицом к этой стороне своей натуры. Ну, или не совсем

лицом... Короче, понятно. Но побывав несколько раз в клубах со специфическим уклоном,

он понял, что там его просто банально и цинично оттрахают, и на любовь это будет похоже

меньше всего. Не то чтобы хотелось любви, думал он, наелся вроде как тогда, а впрочем...

Наверное всё-таки хотел. Именно любви. Он уже сам не понимал что ему нужно было, о чём

говорит этот голод, неясное томление, запутался в себе конкретно. Но к тупой ёбле готов не

был однозначно, хоть это было ясно.

И когда ему вдруг приснился Костровский, Петя не был так уж шокирован. Было

странно, что это именно шеф. Хотя, чего странного, если вдуматься... Нет, ничего такого,

против обыкновения: приснилось, будто он сидит где-то, а напротив Кирилл Сергеевич, и он

смотрит на Петю своими офигенными глазами, а Петя так влюблён, что просто дышать не

может, смотрит и плавится от любви... Весь день Малахов проходил как под наркозом, и

поглядывал на шефа с новым интересом. Потом как-то потускнело, но ненормальная тяга к

шефу с тех пор только росла.

Глава 4

– Дорогой, ты в курсе, что ты мерзавец? – голос Женьки не предвещал ничего

хорошего. Кирилл устало усмехнулся, порадовался, что бывшая жена не видит, насколько он

вымотан, и ответил:

– Здравствуй. Тоже рад тебя слышать. Полагаю, ты хочешь сказать, что никто никуда

пока что не едет?

Раздался холодный смешок:

– В общем, мне всегда импонировала твоя упертость. И сразу говорю – мелко

пакостить, не пуская сына к тебе или тем более к твоим, я не собираюсь. Кстати, надеюсь ты

прилично себя ведешь?.. Вариант, когда Стас может застать тебя с твоей педовкой в

двусмысленной ситуации, исключен? – она выстреливала все эти фразы тем насмешливым

сухим тоном, который сигнализировал о крайней степени бешенства. Немногие знали, что

вежливая и приятная в общении Женька довольно груба, особенно с близкими людьми. Ну,

или условно близкими, как он теперь. Хотя, куда уж ближе.

– Женя, успокойся, – разумеется, виноватым он себя не чувствовал. – Он даже в моей

квартире не бывает, всегда только у родителей. Да Стасик Романа и видел-то всего раза два.

– Умеешь ты, Костровский, зубы заговаривать, – она хохотнула уже мягче и Кирилл

понял, что буря в принципе улеглась. Женька умела проигрывать, как и извлекать выгоду из

проигрыша, в чём он и убедится, не пройдёт и пары минут, Кирилл был уверен.

– Вообще не думай, дорогой, что я собираюсь скрывать от сына твою ориентацию, или

как-то настраивать его определенным образом в связи с этим. Мы живем немного не в то

время, чтобы такие финты были адекватны, хотя и в достаточно дремучей стране. Но всему

своё время. И мне просто не нравится эта крашеная блядь рядом с тобой. Мой тебе добрый

совет – найди себе, пока не слишком поздно, хорошего мальчика, которому от тебя нужен

только ты.

Вспомнились почему-то веснушки Малахова на белой коже. Он спокойно улыбнулся в

телефон:

– Милый совет. Буду работать над этим.

– Вот и славно, дорогой, не забудь потом нас познакомить. Я же должна знать, кто

будет новой мачехой моего сына, и я надеюсь, это всё же будет не брутальный самец, ты

ведь по-прежнему предпочитаешь... активную жизненную позицию? – яд у неё обычно

тянулся ещё некоторое время. Хотелось нахамить, Женька явно напрашивалась, но он

сдержался:

– Ты просто на страже моего имиджа. Не переживай, не брутальный. Познакомлю.

Первой.

– Успокоил. Ах да, я дала согласие на генетическую экспертизу, – небрежно добавила

она, Кирилл напрягся.

– Спасибо, я в тебе не сомневался.

– Я в себе тоже. Кстати, о работе, – голос её приобрел деловые нотки. «Началось» —

подумал Кирилл.

– Прекращай обдирать Сосновского, поделИте рынок мирно, иначе ты рискуешь

одновременно с конкурентом лишить благополучия мать своего ребенка.

– Что, ресторанный бизнес тебя уже не кормит? – хмыкнул Костровский.

– Дорогой, неужели ты считаешь «это» больше, чем развлечением? – в голосе её

почудилась утомленная усмешка, и тут же она добавила совсем другим тоном:

– Кстати, раз уж мы опять об этом, продай мне свою долю наконец.

Ну, логично. Ничего другого ожидать не приходилось, и Кирилл все для себя решил ещё

до этого разговора. Стасик уже не младенец, через каких-то шесть лет ему уже будет

четырнадцать, и в суде его голос будет приоритетным, если они до этого вообще дойдут, в

чём Костровский всё-таки сомневался. Вслух он произнёс:

– Во-первых, я не считаю «это» развлечением, ты в курсе, так что твой сарказм не по

адресу. И ты хорошо справляешься с делом, о чём тоже прекрасно знаешь. Во-вторых, я не

обдираю Сосновского, просто ему нужно больше внимания уделять бизнесу, а не

предстоящей свадьбе. Хотя, я его понимаю, – тут же добавил Кирилл, предупреждая

готовые сорваться возражения, и продолжил: – Но я учту твои пожелания. И по поводу

ресторанов. Свою долю я дарю Стасу, как только будут готовы все документы об отцовстве.

Надеюсь, тебя устроит такой вариант. И, разумеется, я по-прежнему буду давать деньги на

содержание ребенка, твой семейный статус не имеет никакого отношения к обеспечению

нашего сына.

После короткой паузы она ответила:

– Что ж, посмотрим, как это сработает на деле. И я всё же подумаю, приглашать ли

тебя на свадьбу.

– Хм. Надеюсь, ты всё же сменишь гнев на милость.

– Посмотрим на твоё поведение, – вот теперь было слышно, что она вовсю улыбается.

– Пока.

Кирилл положил телефон на стол, откинулся в кресле. В общем, все складывалось, как

он планировал. Оставалась пара нерешенных вопросов и об одном из них напомнила

Женька.

Ромашка. Надо было что-то решать.

Он был сейчас в Лондоне, проводил пафоснейшую выставку, и собирался ненадолго

приехать буквально на днях. Но отчего-то эта перспектива не радовала. Раздражал даже

дизайнерски выверенный гламурный уют – заслуга того же Ромашки. Он жил в квартире

Кирилла на Патриарших последние года три, после того, как вынужден был продать своё

жильё, чтобы вывести личный бизнес, посвященный музам под командованием Гермеса, на

качественно иной уровень. Кирилл предлагал помощь, но Ромка отказался, мотивируя это

тем, что Кир и так ему достаточно помог в своё время – стартовал он благодаря

Костровскому, познакомившему с нужными людьми и вложившему энную сумму. Сейчас,

зная любовника как облупленного, он имел все основания предполагать, что это был всего

лишь психологический ход – поступиться малым, дабы набрать бонусы и иметь

возможность напиться из колодца ещё не раз. Да и не рисковал он особо – Кирилл не дал

бы утонуть при любом раскладе, Ромашка знал это, но любил перемудрить.

И в последнее время любовник несколько отбился от рук – Кириллу не нравился новый

Ромкин партнёр по бизнесу, лощеный неприятный тип с аристократическими корнями,

которые неожиданно вызвали к жизни в его неглупом смешливом парне какой-то

мещанский дремучий снобизм, откуда только что взялось... И отношения Ромашки с этим

мутным субъектом довольно быстро приближались к тому, чтобы перейти некую условную

черту, что в данном конкретном случае Костровского не устраивало.

Другие никогда не были проблемой ни для Кирилла, ни для Ромки, всё с самого начала

было довольно свободным, в разумных пределах, конечно: всё-таки есть разница между

транзитным минетиком в клубе и полноценными шашнями черт знает с кем. К тому же этот

тип неотчетливо настораживал, хотя ничего особо компрометирующего найти не удалось,

кроме некоторой склонности к азартным играм.

Но главное, главное... Кирилл отдавал себе отчет, что вся эта совокупность серьёзных

претензий была только предлогом, поводом, а не причиной. А причина крылась в том, что

отношения исчерпали себя совершенно, и надо было расставаться как можно скорее

друзьями, пока недовольство не переросло в неприязнь. Ромка всё же не заслуживал

неприязни, – несколько лет, проведенные вместе, обязывали. И ведь когда-то казалось, что

между ними есть что-то настоящее, имеющее значение...

Пора, пора было закруглять этот перманентный роман. И пора Ромасику обзавестись

собственным жильём, благо денег теперь на это у него более чем хватало – что ни говори, а

галерист он был талантливый, с чутьём.

Словом, предстоял непростой разговор.

С неуютных мыслей о Ромашке, Костровский перескочил на участившиеся в последнее

время, большей частью насмешливые, раздумья о своём новом развлечении.

Парень этот бросился в глаза, когда ещё жался в конференцзале, пытаясь выглядеть

незаметным, что само по себе о многом говорило. Он, может, и думал, что из-за нарушения

дресс-кода попал под раздачу, но Костровский все равно бы его заметил, вопрос времени.

Он был до жути похож на Женьку.

Ну, как похож. Он же мужчина всё-таки. Похожи они, как если бы были братом и

сестрой, близнецами. Хотя, так не бывает. Ну, не суть. В общем, это была вылитая Женька,

моложе только лет на десять, не та стерва, которой стала впоследствии. Такая же белая

прозрачная кожа. Те же прямые брови. И глаза, да, особенно глаза, зеленоватые, тёмные...

Хотя у него взгляд был прямым и наивным. Женька всегда была какой угодно, только не

наивной. И смешные веснушки на переносице и щеках, – у Женьки не было.

Петя... С ним это имя сочеталось по-хорошему. Как-то шло ему. Сам-то он, наверняка не

любил его, Кирилл мог поспорить. В школе, небось, доставалось, особенно с такой нежной

внешностью.

Вообще Петя этот, тощенький, как подросток, доставил Кириллу немало приятных

минут. С первого взгляда он уловил в нём идеальную жертву – доверчивую и послушную.

Он так смешно старался держать себя в руках! Костровский давил, проверяя границы.

Нахмуренные брови и сжатые зубы – вот максимальная реакция. И это не было

здравомыслием взрослого зависимого человека, хотя понятно, что мало кто отказался бы от

окладов компании. И это не трусость или слабоволие, вот уж чего не выносил Кирилл в

людях.

Парнишка просто оказался зашуганным. Привык слушаться и привык себя не ценить.

Виктим. Уж Костровский в этом разбирался. Так и тянуло над ним поиздеваться в рабочем

порядке, цеплялось одно за другое. Кирилл не считал себя садистом до такой уж степени, но

этот словно сам приглашал развлечься за свой счёт.

И настораживало, что в бочку веселья откуда-то вкралась в последнее время нотка

дёгтя. Вследствие всех этих игр мысли подозрительно часто крутились вокруг мальчишки,

хотя всяческих томных фиалок Костровский видел-перевидел. Но ещё после встречи с

«Сигмой» он стал смотреть на него не только, как на бесплатное развлечение. Сдержанный,

неглупый, старательный, он производил приятное впечатление. Не слишком высокий,

ладный, несмотря на худобу, опять же – глаза эти... К тому же он оказался левшой – ещё

один личный фетиш Кирилла. Ещё в ранней юности, когда он не понимал, что с ним не так,

и гнал от себя мысли о привлекательности некоторых парней, девочки, пишущие левой

рукой, ему нравились сразу и безоговорочно. Была в этом особая необычность, и словно бы

уязвимость, и нежность...

Западать на менеджеров Костровский не планировал, но Малахов как-то вдруг начал

обращать на себя внимание. Кирилл этот внезапный интерес с трудом себе объяснял, всё

было на уровне смутных эмоций.

Хотя было то, что просматривалось довольно отчётливо. Он был неловкий, в отличие от

знающей себе цену Женьки, очень неуверенный, но в нём проглядывало то самое,

фирменное, скрытое...

Только вот дурацких шашней с персоналом не хватало! Вообще пора завязывать с этим,

повеселился и хватит ...

Глава 5

Приближался Новый год, а с ним и корпоратив. Малахов, немного оторвавшийся от

коллектива под гнётом шефского недоброго внимания, чувствовал настоятельную

потребность ощутить праздник среди людей. И заодно посмотреть на шефа в неформальной

обстановке. В этих волнующих раздумьях, с которыми Петя уже смирился, он попался

Костровскому, который бросил ему, глядя с неудовольствием:

– Петр Константинович, вы плохо выглядите, прекращайте курить наконец. Поправите

цвет лица, и заодно перестанете тратить на перекуры рабочее время.

Петя как в стену влип. Постоял, потом развернулся, ни слова не говоря, и пошёл в

курилку, где стрельнул у оказавшихся там девчонок из бухгалтерии тошную ментоловую

шпалу, и со злобным удовольствием затянулся. Шагая в направлении курилки, он, конечно,

не мог видеть, как начальник, глядя в его напряженную спину, одобрительно усмехнулся,

открывая дверь своего кабинета.

Остаток дня Петя злился, чувствуя себя идиотом, а потом решил забить. Хороший

эффект от «комплимента» шефа всё-таки был – демоны навязчивых мыслей о любимом

начальнике Петю покинули. Конечно, он не догадывался, что это временное явление.

В субботу позвонил Колян, друг детства, сын маминой подруги, почти что родственник,

и позвал прошвырнуться в клуб. Петя решил, что заслужил испортить себе цвет лица ещё

больше, и согласился.

Как выяснилось, Колян привёл его в довольно пафосное заведение. Петя сразу накатил,

и прилично, а потом лихо отжигал на танцполе, чувствуя себя свободным и счастливым,

после чего опять пригубил чарку, и не одну. Позже он смутно вспоминал, как пытаясь

переорать грохот музыки, жаловался другу на высосавшую всю кровь работу и на дракулу-

начальника, затем сбился на туманные описания главного вампира, после чего махнул

рукой, и отправился в сортир.

Петя хорошо назюзюкался, но ещё отдавал себе в этом отчёт, поэтому не сразу поверил

своим глазам, когда в царстве фаянса и зеркал увидел вдруг Костровского. «Блядь. Везде он.

Нигде покоя нет», – икнув от неожиданности, подумал бедный менеджер.

– З-здрасьте, Кирилл Сергеич, – Петя старался говорить очень чётко и держаться

очень прямо. Естественно, получилось только хуже – он выглядел пьянючим в дупель.

Перед тем, как Петя зашёл, Костровский, очевидно, о чём-то говорил с высоким смазливым

блондином, и разговор, видимо, был не из приятных. Напряжение витало в воздухе, что

называется, даже Петя в своем состоянии это уловил. И ещё понял, что зря он тут оказался,

ой зря. Кирилл Сергеевич глянул на подчинённого с холодком, но без особой неприязни,

спокойно кивнул:

– Виделись уже, – и повернувшись к своему знакомцу, произнёс:

– Я тебе неделю назад всё сказал, так за каким чёртом этот цирк?.. Тем более, нашёл

ты место... – и вышел, едва не задев Петю и опять пощекотав его ноздри своим запахом.

– Ой-ой! – пробормотал Малахов с пьяной гримасой. Смутился, тут же вспомнив про

шефова визави. Тот только щурился, ухмыляясь сквозь дым своей сигареты, и довольно нагло

разглядывал Петю. Поэтому Малахов поторопился закончить свои дела, после чего умылся

под пристальным насмешливым взглядом, и, не задерживаясь, пошёл за свой столик.

Сначала он хотел уйти, а потом решил – какого хрена, тем более что Костровского нигде не

было видно, и это просто-таки окрыляло. Он потащился с Коляном опять дрыгаться среди

толпы, чувствуя, что сейчас может сбацать всё, что угодно, и особенно тянуло на грязные

танцы, которые тут же подхватил чуть менее поддатый Колян. Народу вокруг этот экспромт

чрезвычайно понравился, все свистели и хлопали, и они ещё какое-то время отжигали в

кольце зрителей, пока не потянуло опять выпить, а потом Петя эпически догнался так, что

не помнил, каким образом оказался дома.

Всё воскресное утро он проблевал, мучаясь от головной боли, потом, когда стало

полегче, плотно задумался о вчерашней встрече. Что это вообще было – во-первых. Во-

вторых – неужели Костровский может посещать увеселительные заведения? И наконец —

значит ли увиденное, что, возможно, шеф любит парней, очень уж глянцевым был

блондинчик? «Да нет же», – сам себе ответил Петя на последний вопрос, а насчёт клуба —

так шефу-то едва ли тридцатник есть, тоже ещё дед! «Не, он не дед. Он долбаный

терминатор, робот, машина для убийств, такие вообще не развлекаются», – и Петя сорвался

в воспоминания о том, как офигенно выглядел Кирилл Сергеевич в джинсах и куртке из

тонкой кожи. Словом, будоражащая получилась встреча.

В понедельник ничего ужасного не случилось, начальник к себе не вызывал, и Петя

пахал до пятницы, не поднимая головы, торопясь уладить всё по максимуму до Нового года.

Впрочем, к этому стремились все. Офис был украшен шарами и гирляндами, народное

настроение в пятницу становилось всё более нерабочим с каждым оборотом часовой

стрелки, и в три часа, покинув отделы, и подтянувшись к «избе», наконец начали отмечать.

Пахло закусками и почему-то хвоей, хотя в офисе нигде не наблюдалось настоящих ёлок,

даже веточки живой не было, только пластиковое двухметровое сооружение, со

светодиодами, дико дорогое и шикарное, призванное создавать ощущение конкретного

праздника. До Пети дошло, что пахнет ароматизатор какой-то.

Праздник организовывала специальная фирма, поэтому всё было весело, интересно, и

культурно, но ближе к шести превратилось в обычную попойку с танцами, особенно, когда

затейники свалили, и народ начал отрываться по-простому. Впрочем, как заметил Петя,

пристально следящий со своего места за начальником, Костровский практически не пил, и

совершенно не ел. Потом куда-то ушёл, вернулся через час, немного посидел, и опять

пропал. Петя охотно, как, впрочем, всегда, пил, но понемногу; закусывал, но мало, с

удовольствием общался, приглашал женщин на медлячки, трепался, ходил на перекуры, и

отчаянно старался не напиться, памятуя об этой своей склонности. Но когда в голове

приятно зашумело, все благие намерения куда-то испарились, как это обычно бывало у

Малахова.

И произошла банальнейшая вещь – «Остапа», то есть Петю, понесло.

Курить все выходили на застеклённую галерею, тянувшуюся по периметру здания,

украшенную безумным архитектором массивными внутренними колоннами через равные

промежутки.

Петя пошёл перекурить в компании Ольчика и Светика. И пока они стояли, разговор

впервые за вечер коснулся начальства.

– Светуль, – спросил он, приобнимая раскрасневшуюся от выпитого девушку. – А чё

вот раньше ты мне не приносила никаких заданий по базе и анализу, а потом вдруг пошло-

поехало?

Внятно сформулировать вопрос не удалось, но Светик идею уловила, прищурив

красивые черные глаза, усмехнулась, затягиваясь ароматным «Кэптэн Блэком»:

– Потому, что ты подрос, Петенька, и откармливать тебя больше не имело смысла.

Ольчик захихикала, а Светик добавила:

– Ну часть работы действительно твоя, это нововведение Костровского – чтоб

менеджеры были в курсе своих договоров максимально, – Ольчик на это энергично

закивала – ага, мол, у неё та же морока, – а то, что касается анализа и обобщений, сказал

подкинуть тебе он же, чтоб ты, мол, не прохлаждался и набирался опыта заодно.

– Так я и знал! – вырвалось у Пети. – И чего он вообще взъелся на меня?

– Петь, – примирительно сказала Ольчик, подруга боевая, – ну ты же самый

молодой, обычно на таких всё валят. Это Семёныч, добрая душа, вводил тебя в курс

постепенно, а обычно знаешь, как прессуют!

– Ага, – подхватила Света, энергично тряхнув черными кудрями и обдав Петю

вкусной волной «Жадор». – Меня так под шконку загоняли на первой работе! Брррр,

страшно вспомнить! – она передёрнула полными плечами. – Ты, Петь, просто не привык

пахать, опыта нет, поэтому ты много сил тратишь на то, что мы на раз-два делаем. Но тут

только самому научиться можно, ты ж уже привыкать начал. И аналитика всякая и справки

уметь составлять, если что, всегда пригодится. А на шефа ты тогда нарвался к тому же.

– Из-за чертового кофе так издеваться! – взвыл Малахов, и пояснил недоуменно

округлившим глаза девушкам: – Ну я про дресс-код долбаный, я тогда кофе на пиджак

пролил.

Они понимающе закивали, а Петя продолжал:

– К непосредственно моей работе это отношения вообще не имеет, справки все эти и

базы. Каждый своим делом должен заниматься, а не в универсалы рваться. И я не просил

меня воспитывать! Что за манера вообще, грузить лишней работой! Я даже за секретаря

успел побывать!

Светик успокаивающе похлопала его по руке:

– Хороший мой, не заводись. Я старше тебя... Немножко, – тут же добавила она. – И

поверь мне, хоть все и смотрят на тебя, как на без пяти минут уволенного, никто тебя

увольнять не собирается на самом деле. Не устраивал бы ты шефа, он бы с тобой не

нянчился, он мужик жесткий, рубанул бы на раз. А так видит в тебе потенциал, ну и устроил

курс молодого бойца. А что гоняет по-мелочи, так это просто манера такая.

– Да что за тупая манера руководства – давить подчинённых! Я свою основную работу

нормально делал, не фиг на меня чужую наваливать, а потом смотреть – выплыву-не

выплыву, – разорялся Малахов, энергично стряхивая пепел. – Занимался бы своими

делами! Я уже задолбался от всех придирок, устал от этого самодура!

Светик глянула на него с неодобрением:

– Не гони, страдалец. Шеф не тупой танк и не самодур. Он руководитель что надо, —

Ольчик согласно кивнула, выдыхая ментоловый дым. – Ты аналитику делал – видел же,

что объём продаж увеличился на 20 процентов за каждый месяц с того времени, как Кирилл

пришёл. И расчётки по зарплате ты видел. И ты дуешься, как пацан. И гонишь.

– Да ты так говоришь, пока это тебя не касается.

– Да ну тебя, Малахов, – Света затушила сигарету и вышла. Ольчик помолчала и

сказала:

– На Светку не обижайся, она просто к шефу неровно дышит.

– Да я понял уже, – криво усмехнулся Петя. Ольчик неприязненно покосилась:

– Да что ты понял-то? Понял он... Светка мимо шансов, по нулям у неё с Кириллом, я

же вижу, – задумчиво добавила она. – Тебе он и то, больше внимания уделяет, Светка рада

была бы, если б он её так воспитывал.

– То есть, если бы я бабой был, то это прям знак внимания? Ой, я очень польщён.

Скажи ещё, что я ему нравлюсь, – попытался сострить Петя.

– Малахов, мне жаль, что ты так сильно устаешь и так сильно и по-детски реагируешь

на всё. И жаль, что ты не можешь просто делать нормально работу и перетерпеть этот

период притирки как мужик – молча.

– Теперь я ещё и не мужик. Спасибо за твою доброту.

– Дурилка ты, – припечатала Ольчик, выходя.

Петя хмыкнул, подкуривая вторую сигарету, паровозиком.

– Вы склонны делать странные выводы, Петр Константинович, – донёсся из-за

колонны знакомый голос. Петя вздрогнул, выпуская из пальцев окурок, и чувствуя, как кровь

застывает в жилах. Деревянно отклонившись назад, он сделал два шага в сторону и заглянул

за колонну. Эпик фэйл.

Костровский курил. И теперь насмешливо смотрел на Петю, слегка прищурившись.

–Ещё пара минут, и вы неизвестно до чего договорились бы, – весело сказал он. Петя,

словно очнувшись, выдернул изо рта прилипшую к нижней губе дымящуюся сигарету и

пролепетал:

– И-извините…

Костровский хмыкнул.

– Да за что же мне вас извинять? За ваше неутешительное обо мне мнение?..

Помилуйте, оно меня не волнует.

Он затянулся, с холодной насмешкой глядя на Петю, и продолжил:

–Вы считаете, что я извожу вас придирками? Боже. Что у меня тупая манера

руководства? Боже. И что при этом вы нормально выполняете свою основную, как вы

изволили выразиться, работу ?.. Боже-Боже. Под конец вы сравнили себя с женщиной. Вот

это мне особенно понравилось.

Петя стоял ни жив ни мертв. И мучительно пытался найти хоть какие-то слова, но их

словно сквозняком выдуло.

– Хотя, должен отметить, кое в чём вы правы, – Кирилл Сергеевич затянулся, бросил

окурок в урну, обошёл изображавшего лотову жену Малахова, и вышел за дверь, вынимая

запиликавший вдруг мобильный.

Петя подрагивающими пальцами вытянул из пачки сигарету, чувствуя себя полностью

уничтоженным.

На балкон ввалилась тёплая пьяненькая компания из маркетинга, громко пересмеиваясь

и что-то с жаром обсуждая. Кто-то протянул ему зажигалку, и Петя стоял среди людей,

замучено улыбаясь, пытаясь отогреться в чужом праздничном оживлении, но чувствовал

себя только хуже – бесконечно одиноким и несчастным, и ещё жутко виноватым.

Дальше он пытался напиться, стремясь добиться душевной анестезии после

случившегося кошмара, но совершенно не пьянел, и бросил эту затею. Все мысли крутились

только вокруг произошедшего на галерее. Он механически смеялся, что-то кому-то отвечал

на автомате, не вникая в смысл, и думал только о том, какое он тупое невезучее убоище.

Глава 6

Наконец, все засобирались, стал собираться и он. За сумкой пришлось вернуться к себе,

и проходя по коридору мимо кабинета Костровского, Петя притормозил и заглянул тихонько

в щелочку приоткрытой двери. Кирилл Сергеевич сидел на краю стола, покачивал ногой в

туфле, стоившей всей Петиной зарплаты вместе с новогодней премией и говорил по

телефону. Собственно, разговор он уже заканчивал, прощаясь с кем-то на другом конце, и

когда нажал отбой, Петя импульсивно поднял руку и постучался.

– Да, – шеф поднял голову на вошедшего. – А, Петр Константинович. Ещё что-то не

высказали?

Петя сделал шаг вперёд, прикрывая за собой дверь, и решительно произнёс, глядя в пол:

– Я был неправ, извините. Я увлёкся в разговоре... Вы помогали мне, я очень ценю, —

он замялся, с мучительной неловкостью чувствуя, что нереально тупит, но нужные слова не

находились, и он брякнул: – Но вы же всё равно придираетесь ко мне, – и тут же виновато

вскинул брови, прошептал: – Извините...

Извинился, блин, называется. Исправил ситуацию, нечего сказать.

Костровский соскользнул со стола, бесшумно подошёл к Малахову, который испуганно

дернулся от такого близкого контакта и завороженно уставился в темные насмешливые

глаза.

– Ну да, ну придираюсь. Вы решили извиниться и за это? Или хотите, чтоб я опять

попридирался?