Текст книги "Реанимация (СИ)"

Автор книги: Gierre

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

Спать не хотелось, ключей у Лёхи не было, но на кухне он нашел небольшой телевизор. Прикрыл дверь, чтоб не мешать спящим в комнате братьям, и осторожно включил. Платный канал – образовательный, что-то про животных. Лёха переключил, нашел музыкальный и оставил его фоном, чтоб не было одиноко сидеть на кухне. Потом отыскал в ящике пакетики чая, заварил кипяток, откопал сахар в банке. Нашлось варенье и старое печенье. Он сел у окна и стал разглядывать город.

Вид открывался на большой проспект, Лёха видел несущиеся навстречу друг другу потоки машин и несколько минут ни о чем больше не мог думать – чай успел остыть, когда он пришел в себя. Это было то, о чем он мечтал, сбывшийся сон. Он в Москве, в крутейшей квартире, с каким-то врачом, у которого куча дипломов на стенке. Наконец-то, можно начать жить.

На Лёху обрушился поток бессвязных идей. Сходить на Красную Площадь? В музеи? В кино? В крутой магазин? Как он называется? ГУМ? Или лучше сходить в клуб? Какие тут клубы? Где зависают после рабочего дня?

Он просидел на стуле до тех пор, пока не начал выветриваться из тела алкоголь. Чай помог отогнать сонливость, но Лёхе стало грустно. Он хотел позвонить друзьям, матери, но тогда нужно было выдумывать историю, а врать он не любил. Правду? Про машину, про то, как его выставили и он напился? Нет уж, ни за какие деньги.

Потом пришли мысли о деньгах. Их осталось ровно на обратный билет. Чего он собрался ловить? Даже такой крутой мужик, как Станислав Валерьевич, ютится в тесной квартирке, окна у него выходят на шумную улицу, и целыми днями он работает, больше ни о чем не может думать. Да, у него есть тачка, но сколько ему лет-то? Сорок? Пятьдесят? Глаз из-за синяков не видно. Сколько надо будет работать Лёхе, если он хочет такую жизнь? И потом, у Станислава Валерьевича вон сколько дипломов. У Лёхи один – про то, как закончил одиннадцать классов. И еще корочка разнорабочего в родном магазинчике, которой в Москве разве что подтереться – и то неудобно будет, слишком остро и грязно.

Лёха вздохнул, налил себе еще чай и развернулся к телевизору. Сейчас бы в интернет, но спросить пароль от вай-фая – страшно. Человек его пригласил к себе в дом, а он будет его будить? Нет уж, перебьется, обойдется без интернета. Жили же как-то раньше. Вон и телевизор можно посмотреть.

Он уселся в угол, поближе к стене, подпер ладонью голову и не заметил, как заснул под монотонный рассказ диктора о столичной погоде.

***

Гость спал на кухонном столе – Стас поморщился, глядя на лужу чая под столом, но потом решил, что отделался небольшим ущербом. Кто его знает, как обернулось бы дело, будь Алексей юристом с обширной практикой. Сидел бы сейчас Стас где-нибудь за решеткой и ждал решения суда. Или как там это происходит? В сериалах всегда быстро и как по нотам, а в жизни – кто его знает.

Разогрев ужин в микроволновке, он собрался будить брата, но тот сам подтянулся на кухню и уставился на спящего гостя.

– Он так и будет? – спросил Виктор.

– Откуда я знаю, – ответил Стас, стараясь говорить тише.

Алексей, недовольно пробормотав что-то в полусне, начал просыпаться. Он уставился на них непонимающим взглядом, несколько секунд вспоминал, где находится, оглядываясь по сторонам, а потом тяжело вздохнул.

– Извините.

– Не бери в голову, – отмахнулся Стас.

Алексей заметил под ногами лужу, спохватился и побежал в туалет. Оттуда вернулся с ведром и шваброй – образцовый гость. Виктор сколько ни разливал напитков на кухне, ни один не убрал – не царское это дело.

– На ужин креветки с какой-то фигней, – объявил Стас, и поскольку никто не отказался, разложил отправленную Костиком еду на три тарелки.

Они поели в тишине, и нужно было задавать важный вопрос, но Стас боялся, что вслед за вопросом последуют неудобные истории. Виктор начнет жаловаться на Жанну, Алексей найдет что-нибудь в своей несчастной судьбе, и вечер будет безнадежно испорчен.

– Ты на Красной Площади был? – спросил у гостя Виктор.

Алексей ответил, мол, не был, Виктор охотно набросился с вопросами, где он еще не был, они разговорились и неожиданно приняли решение сами. Стас понял, что участвует в этом решении только когда они тронулись. Покатил машину по пустой улице и осознал, что его втянули в ночное развлечение. Мало ему было дел на вечер, еще придумал.

Пока ехали, Виктор не замолкал, рассказывая, как много должен увидеть Лёха – он так и называл его – в столичной жизни. И туда они поедут, и туда, и расписание уже готово, дело за малым – найти время.

– Я завтра допоздна, зато послезавтра могу с шести заехать, – и все в таком духе.

Стас понял, что прогнать из квартиры неожиданного гостя не сможет в точности так, как не смог дать ему взятку от мамы. Понял, что чувствует себя не просто ответственным за спасенного, но за них обоих – непутевого брата с его вечно неудачными девушками, а теперь еще за этого гостя столицы. Злой и раздраженный он шел за ними по парку к заветному пятачку, где провинция спонсировала бомжей – бросала монетки.

Лёха про традицию откуда-то слышал, вытащил из кармана целую гость мелочи, встал в круг, закрыл глаза и замер. Виктор разглядывал группу азиатских туристов, и Стас остался наедине с тишиной и гостем. Кроме них у пятачка не было больше никого – удивительное дело. Поздний вечер ведь, самое время загадывать желания.

«Загадунов» он ненавидел с глубокого детства, потому что знал, какие они в глубине души слабые существа. В детском доме на день рождения все загадывали одно и то же. Стас два раза загадывал тоже и до сих пор себя за это презирал. Нашел помощника – боженьку с неба. Лучше бы в Деда Мороза верил, писал письма – их потом отправляли «куда надо», и Виктор говорил, ему так прислали старенький ноутбук. Стас никогда никому не писал писем, разве что под диктовку воспитателей, когда нужно было что-то по делу. И в желания не верил, а когда кто-то рассказывал, как они исполняются, упрямо поджимал губы. Работай, учись, терпи и сам исполняй все желания.

Лёха стоял на пятачке в той позе, в которой ухитрился на этот самый пятачок попасть – немного скрюченным с оттопыренным мизинцем на одной руке и сжатым кулаком с мелочью на другой. Он о чем-то напряженно думал: губы сошлись в одну линию, брови стянулись к носу, скулы подобрались от свернувшихся мышц. Стас представлял себе, о чем может мечтать спасенный. Поправился он как по волшебству быстро, застрял теперь в столице до конца культурной программы Виктора. О чем тогда? О работе? О халяве?

Лёха все стоял и стоял, Стасу начало казаться, что он заснул в нелепой позе. Захотелось подойти и стащить его с пятачка, хотя вокруг все еще не было ни души и они никому не мешали.

Потом в дело вступил интерес. Любопытство с раннего детства было для Стаса важнейшим двигателем. О чем может так долго думать человек на Красной Площади? Это же просто красные кирпичи, старая дурацкая кладка, целый сонм солдатиков и бесконечные сувениры. Лёха ведь взрослый человек – двадцать три года, чего ж он там делает, как ребенок?

Стас вспомнил, как сам первый раз оказался у пятачка, и ничего особенного в памяти не воспроизвел. Было скучно, все толкались, и он надеялся побыстрее попасть домой к маме Нине – тогда он еще звал ее так – чтобы поесть котлет, которые она всегда готовила очень вкусно. Лёху котлеты явно не волновали – креветки Костика он слопал, как простую картошку, без особых восторгов. Где жить ему тоже было все равно, иначе не притащился бы в столицу без запасного плана. Друзей бросил, мать бросил. Чего он ищет ночью на Красной Площади с горстью мелочи?

– Я всё, – объявил Лёха. Стас увидел, что он стоит совсем близко, и руки его расслаблены. Мелочь валялась поверх металлического круга сзади.

– Хорошо, куда теперь? – спросил Стас.

– Может, домой? – шепотом спросил Лёха. Стас не понял, почему он шепчет, и Лёха кивнул в сторону Виктора, который в этот самый момент делал групповой снимок для азиатских туристов.

– Вы после смены, – добавил Лёха, переступил с ноги на ногу и стал похож на ребенка.

Стас пошел к машине, крикнул Виктору, чтобы не отставал, и всю обратную дорогу гадал, что было в голове у Алексея, когда тот стоял на Красной Площади. Найти бабу с пропиской? Съездить в Европу? О чем мечтают провинциалы, когда попадают в Москву? Стать знаменитым?

Мысль сжирала его целиком, два раза он свернул не там, где должен был, приехал во двор злой, забыл код сигнализации, долго разбирался с охраной, наконец, разулся, кинул куртку на вешалку и пошел заваривать чай. Ему было тошно от самого себя.

– Слушай, а что ты там загадал? – спросил у Лёхи в коридоре Виктор.

Стас сделал глубокий вдох и медленно выдохнул. Еще секунда, и мучения его закончатся.

– Так нельзя же говорить, – ответил Лёха. – Не сбудется!

Стас скрипнул зубами и пошел досыпать.

========== 3. Разрыв ==========

Хотя Станислав Валерьевич ничего плохого не сказал вслух, Лёха понял, что он много всего подумал. Даже для измученного работой человека выглядел Станислав Валерьевич паршиво и, быть может, пытался скрыть неприязнь, но Лёхе от этих попыток было еще тяжелее. Он сидел в машине и представлял себе в красках и живо, как точно так же ехал Станислав Валерьевич однажды с работы – тогда еще был его День рождения, о чем рассказал по запарке Витек – и ненароком сбил проходимца из провинции, а потом впутался в чужую жизнь по колено. Как в дерьмо практически, только от дерьма можно отмыться, а от Лёхи попробуй, отмойся.

Домой к Станиславу Валерьевичу Лёха вернулся мрачным и принял волевое решение утром свалить куда-нибудь, куда угодно, куда только пустят, лишь бы не создавать неудобств человеку, который спас его, пьяницу, от страшной участи валяться на проезжей части. Вот сбил бы его какой-нибудь с Рублевки, тут-то сказочке конец. Хорошо еще если бы просто помер, а так отвезли бы в лес и заставили копать могилу.

Засыпал Лёха с мутным чувством, практически с тошнотой, которая подкатывала к горлу волнами, и посреди ночи он все-таки обнял унитаз один разик, а потом на цыпочках добрался до комнаты и рухнул на пол. Ничего не снилось, только чернота, из которой Лёха пытался то ли вырваться, то ли убежать – этого он так и не разобрал, а наутро болели шея, спина и совесть.

– Поехали! – жизнерадостно предложил Витек, похлопав Лёху по плечу, и даже спрашивать, куда, не захотелось.

Они поехали «кататься по столице», и Витек показывал Лёхе Красную Площадь «при свете солнышка», потом какой-то бар, где им налили рассолу, потом здоровенный магазин, где Витек купил Лёхе толстовку и джинсы, «чтоб не как бомж», потом бистро, где они заказали шаурму, «потому что тут хорошие». Лёха таскался за Витьком до самого вечера и мечтал о минуте, когда сможет снова называть его Виктором Валерьевичем. Слишком тошно было вести себя по-свойски с мужиком вполовину старше и в сто раз богаче его самого. Как будто президента выгуливает.

Хуже всего было чувствовать, что выгуливает его Витек по простой причине – чтоб не ехать к жене. Или к любовнице, Лёха так и не смог понять. Вроде и любил ее ответственный Виктор Валерьевич, а вроде поперек горло встали ее скандалы Витьку.

– Слушай, а хочешь, я тебе жестяк покажу? – воодушевленно спросил «простой парень» Витек, выруливая с широченной дороги в закоулок.

Лёхе захотелось ответить честно: «Я спать хочу и плову». Но вместо этого он кивнул, потому что по взгляду Витька видел, что это будет правильным ответом. Хочешь кататься на его тачке, есть за его счет и посмотреть столицу – кивай.

Они зашли в подвальчик, и на джинсы с толстовкой мужик в дорогущем костюме посмотрел с презрением. Лёха понял, что это был охранник, уже когда они прошли внутрь, и на короткий миг в сознании его возник удивительный образ. Из простого московского подвала, как будто из подземки, выходят толпами одетые с иголочки мужики в черных очках. Как в старом фильме «Матрица», который Лёха запиратил в далеком детстве и наслаждался просмотром с друзьями, пока они не разучили его наизусть.

– Видишь? Крутота! – сказал Витек, и вышло у него так душевно, что Лёха засомневался, не на Рублевке ли живет этот мужик. Ладно, Станислав Валерьевич, с этим все понятно. Но Витек явно получал побольше, причем неизвестно откуда и неизвестно за что. Тусовать с новым Новым русским Лёхе не хотелось, потому что в фильмах дело заканчивалось перестрелками, а боевые ранения Лёхи еще не зажили.

Крутоту он не заметил – перед ним был пыльный, задымленный кальянами зальчик скромнейших размеров, где сидели старики и подростки в окружении пары чопорных официанток, от которых Лёхе захотелось зевать. Он прикрыл рот ладонью, но Витек все равно заметил и тут же заказал им «по стопочке».

Широту размаха заведения Лёха не оценил, даже когда им притащили «самые модные шоты». Разбавлять тархуном водку его научили в восьмом классе, и с тех пор «зелёнка» была таким простым напитком, который даже девушке не предложишь. В особо трудных случаях тархуном можно было промыть желудок, так что покупали сразу много. Он выхлестал «самый модный шот» и порадовался, что хотя бы «Колокольчиком» его не залили.

Витек начал сникать – понял, наверное, что Лёхе лучше было бы выпить кисель, а потом завалиться спать. Но отступать не собирался. Добился от официантки какого-то стейка, велел не добавлять помидоры (откуда эта столичная жадность?) и подать какого-то там вина с каким-то там сыром. Лёха представил себе кастрюлю с пловом и прикрыл глаза, всего на секундочку, потому что от дыма они непривычно щипали.

– Кто тут у нас? – раздалось у него над ухом, и от испуга он подскочил. Со стороны уха донесся смешок. Не то чтобы полноценный гогот, но какой-то приличный, и заинтересованный Лёха аккуратно обернулся на него.

Перед ним стоял мужик лет сорока или сорока пяти, диагноз пятидесятника ставить ему было рановато. Лицо у мужика было похоже на те, что берут для рекламы машин и парфюмерии. Вроде и зацепиться тяжело, но красиво. Лёха пробежался взглядом по одежде, чтобы поставить диагноз, но не смог – слишком много оставалось белых пятен. Нарочно он надел мятую рубашку или потому что гладить некому? Почему галстук выглядит таким старым? Пиджак должен быть неровным или велик на размер? Даже с прической ничего угадать было нельзя – то ли час провел в парикмахерской, то ли неудачно спал.

Лёха проснулся – ему стало интересно. И непонятный мужик явно это заметил, потому что вопреки всем правилам поведения в общественных местах уселся за их столик, взял из тарелки с сыром кусок и положил в рот.

– Ты всю родню сюда привести хочешь? – спросил он, обращаясь к Витьку. Вернее к Виктору Валерьевичу, потому что «Витек» на него больше не липло – слишком серьезную мину состроил.

– Какое твое дело? – спросил Виктор Валерьевич, отодвигая сырную тарелку подальше. Лёха поразился этой мелочности. Между непонятным мужиком и Витьком угадывалась старая история, так что сон окончательно сбежал от Лёхи, и он стал исподтишка поглядывать то на одного, то на другого.

– Думаю ради вас сделать клубную карту «Семья». Приведи всех родственников, получи фотосессию с мамой в подарок.

По неизвестной причине Виктор Валерьевич сжал пальцы кулаком и хлопнул по столу, так что сырная тарелка смешно подпрыгнула.

– Расслабься, расслабься, ты же за этим сюда приходишь, – невозмутимо ответил непонятный мужик, но встал из-за стола и пошел к барной стойке, где бармен приветственно помахал ему рукой.

– Это кто? – шепотом спросил Лёха, когда понял, что мужик не услышит его.

– Мудак один, – ответил Витек, с помощью бокала вина вернув себе право называться так, – местный бухгалтер.

– Бухгалтер? Что-то не похож, – удивился Лёха. Бухгалтер был больше похож на гея, но говорить такие вещи вслух Лёха испугался, чтоб еще сильней не разозлить собутыльника.

Они съели по стейку и добрались до кофе с коньяком, когда началась «самая интересная часть». Лёха сразу понял, что дело пахнет жареным. Кальянщиков прибавилось в количестве, теперь все помещение пропитывал равномерный слой дыма. Стало душно, а Лёхе после выпитого хотелось на свежий воздух. Потом приглушили музыку и стали копошиться возле дальней стены.

Лёхе это напомнило подростковую самодеятельность, когда пара гитаристов пела хиты под два аккорда, а остальные потягивали жигули и болтались в такт. Он даже вкус пива на губах почувствовал и на секунду оказался в родном городке. Вокруг были друзья: Славка, Костян, Валера. Друзья теперь синьковали по ипотечным квартирам с женами, потому что резинки были дорогими, дети – правильными, и Лёха закусил губу, чтоб не расплакаться. От дыма и от прошлого, которое, хоть и осталось далеко-далеко, на чужом перроне, все равно притащилось за ним в Москву.

На импровизированную сцену вышло три подростка. Лёха глядел, что это они делают в таком месте, и тут до него дошло, что никакие они не подростки – просто молодежь из офисов. Ни мышц, ни осанки – на кой им все это, если целыми днями сидят за компьютерами и щелкают деньги. Он смотрел на молодежь из офисов так долго, что не сообразил, когда к ним вышел седой мужик с плеткой.

Тут Лёху унесло – он даже не понял, куда именно. Он улыбнулся и пару раз глупо хихикнул – Виктор Валерьевич его тут же осадил. Но унять смех было невозможно. Мужик с плеткой ходил от одного офисного малька к другому, а Лёхе до ужаса хотелось прохохотаться. Он даже понял, куда притащил его за «жестяком» Виктор Валерьевич, потому что в родной провинции хоть и не слышали про такие подвальные изыски, доступ в интернет получили вместе со всей страной. И Лёха даже смотрел видео, и даже знал, что к чему, но ему было смешно.

Взрослый мужик, солидный, Виктор Валерьевич, детдомовец, какой-то чинуша хрен знает где, подобрал с улицы нищеброда Лёху и решил показать «жестяк» – тархуновые шоты и три голых парня.

Лёхе захотелось спросить у Витька, пусть даже Виктор Валерьевич сейчас сидел с выражением дохлой селедки на лице и галстуке, какого лешего он считает, что это – «жестяк»?

Жестяк – это когда тащишь мать с вокзала в два часа ночи, а она такая пьяная, что имени твоего не помнит, и грозится прибить, потому что «бесплатно не дает». Жестяк – это жена Костяна, которая резала вены на восьмом месяце, потому что Костян пригласил на танец Верку из одиннадцатого класса. Жестяк – это зарплата пять тысяч рублей и коммуналка в три с половиной. А три голых малька у стенки – это не жестяк, это отсутствие адреналина. Сократите у них премию на три месяца, посадите на хлеб с водой, от родаков отселите, и они перестанут страдать фигней.

Лёха с тоской глядел, как седой мужик лупит ребят плеткой, и отчаянно пытался не зевать. Сколько они собрались так «жестить»? Хоть бы не два часа, как в филармониях. Полчасика еще ладно, но до двенадцати глядеть, как развлекается бизнес-класс – увольте.

Когда стало невмоготу, Лёха шепотом извинился и пошел в туалет. Там удалось скоротать минут пятнадцать. Десять он честно отсидел в кабинке, а еще пять торчал возле раковины, и там его застал непонятный бухгалтер, который не собирался уходить из туалета раньше Лёхи – мыл руки, поправлял галстук, прическу, сушился, опять что-то мыл. Лёхе надоело и он сдался – решил выйти.

– Это тебя Станислав Валерьевич сбил? – спросил вдруг бухгалтер с прической гея.

Лёхе понравилось, что он назвал Станислава Валерьевича по имени-отчеству. Мог ведь назвать Стасом – возраст-то явно позволял, но все-таки прилично себя повел. В туалете, черт знает в каком подвале, с незнакомым человеком.

– Меня, – ответил Лёха, тут же представился и протянул руку. Любопытство опять одолело его.

– Вик, – бухгалтер-гей пожал руку и толкнул Лёху к выходу. – Давай зайдем ко мне в кабинет?

Зайти в кабинет Лёха был не против, потому что это означало не возвращаться к селёдке Витьку еще несколько минут. Геев он не боялся, да и неясно было с этим Виком, что он за фрукт, а раз знает про аварию и вежливо зовет Станислава Валерьевича, может, не совсем пропащая душа.

Кабинет у Вика был крошечным, помещался там диван, стеллаж с папками, небольшой стол с ноутбуком и нависающий над ним кондиционер. В кабинете было очень холодно, Вик тут же затянул галстук, но Лёха сразу сообразил, что к чему – кальянами тут не пахло.

– Садись, несостоявшаяся жертва автокатастрофы, – сказал Вик, показав на диван, а сам уселся за ноутбук. – Ты всегда под машины бросаешься или только в Москве?

– Да я напился, – не вдаваясь в подробности, объяснил Лёха.

– Исчерпывающе, – сказал Вик и зачем-то улыбнулся, хотя ничего смешного Лёха заметить не смог.

– Вы тут работаете? – спросил Лёха.

– Редко, – ответил Вик. – Обычно я работаю в другом клубе, но бывает и тут. Сколько классов закончил?

– Одиннадцать, – сказал Лёха.

– Есть где жить?

Лёха задумался. Сказать, что негде? Еще отправит на органы. Сказать, что есть? Почему тогда болтается с Витьком?

– Понятно, – сказал Вик, и Лёха опустил взгляд в пол. Как будто с поличным поймали.

– Да я у родственников хотел…

– «Москва слезам не верит»? – невпопад спросил Вик. Лёха молчал. – Ладно, у меня есть место в одной двушке, будешь там четвертым. Платить за квартиру не нужно, разрешение на работу оформлю сам. Рабочий день с семи утра до шести вечера, обед два часа – можно поспать на диване.

– Чего? – Лёха не знал, о чем спрашивать в первую очередь, и остановился на самом глубоком и всеобъемлющем из вопросов, которые знал.

– Работа нужна? Нужна. Жить негде? Негде. Училище не заканчивал – профессии нет. Планов – ноль. У меня месяц назад уволился мальчик, нанял нового – он бросил вещи на вписке и свалил куда-то, до сих пор ищем. Пятнадцать тысяч, питание и жилье с меня –по рукам?

Лёха чуял, что где-то был спрятан подвох, но где именно – разобрать было невозможно. Пятнадцать тысяч показались ему сказочным богатством, и он мысленно подпрыгнул до потолка. Потом очнулся в реальности и спросил:

– Так а что делать-то нужно?

– Зал убирать, – ответил Вик и начал щелкать по клавиатуре. – Паспорт с собой?

Паспорт у Лёхи был с собой, и он достал его и положил перед Виком, но с работой еще не было до конца ясно:

– Уборщиком, что ли?

– Расставить кресла, отмыть пол, протереть столы, вынести мусор, перетащить ящики на бар. Девочкам часто бывает нужна помощь с верхними полками. Посуда бывает редко, но иногда остается, если находишь что-то на диване или под столом – несешь и моешь сам. Я инструктаж проведу, ты не переживай.

– Да и я не…

Лёха не то чтобы не переживал, но тон у Вика был такой, как будто они обо всем договорились год назад, а теперь просто уточняли подробности. Значит, рано утром приехать… стоп, а как приехать?

– Утром водитель вас четверых привозит, вечером везет обратно. Не хочешь сразу домой, можешь доехать сам. От метро пешком полчаса, ходят маршрутки – разберешься.

Вик обладал космическим талантом читать мысли, так что спустя полчаса Лёха был уверен, что попал в рай. У него будет квартира, работа, он будет получать целых пятнадцать тысяч, и возить на работу его будет настоящий водитель. Можно прямо сейчас звонить маме и говорить, что он – на коне.

Лёха вышел из крошечного кабинета Вика под оглушительные аплодисменты, и решил, что аплодируют ему – стушевался. Аплодировали седому мужику. На спинах трех мальков Лёха заметил отчетливые алые следы поверх равномерно розовой кожи.

Ну и хрен с ними, с мальками, за такие бабки можно и в Макдональдсе пахать, не то что здесь. Он дошел до столика Виктора Валерьевича и замер, потому что рядом сидел его брат. Взгляд у него был сердитый, глядел он не на сцену, а прямо на Лёху, и ясно было, что Лёха сейчас получит по первое число. Жестяк во всей красе – получите, распишитесь.

– Ты почему трубку не берешь? – спросил Станислав Валерьевич. Витек рядом с ним делал вид, что увлечен аплодисментами.

– Да мы же все время…

– Тебе нужен покой, нормальная еда и сон, – сказал Станислав Валерьевич, и Лёха прекрасно знал, что это правда, но объяснить ему, что сказать Витьку «нет» – немыслимый подвиг, Лёха не смог.

– Я работу нашел, – сказал он вместо этого.

– Где? – Станислав Валерьевич выглядел удивленным.

Лёха разозлился. Вот уж большое спасибо, доктор с мировым именем. Достал из-под колес, а теперь решил отчитывать. Тоже, взял на воспитание подкидыша. Лёха хотел ответить матом, но сдержался:

– Здесь.

– Здесь? – удивление Станислав Валерьевич приправил презрением.

– Здесь, – подтвердил Лёха.

– Я завезу вещи завтра, – сказал Станислав Валерьевич, встал из-за стола и пошел к выходу. Даже не оглянулся на брата, а тот махнул рукой Лёхе, мол, пока, и потянулся следом.

Люди начали расходиться. Потоком Лёху тянуло к выходу, но он держался, поворачиваясь то в одну, то в другую сторону. Через несколько минут он стоял один посреди зала, и пара чопорных официанток летала из угла в угол с подносами наперевес.

Некстати Лёха вспомнил, что в меню, которое долго изучал Виктор Валерьевич, стейк, сырная тарелка и пара бокалов вина стоили около десятки. Тогда сумма показалась Лёхе заоблачной. И вот он прикидывал, как много дней ему придется питаться пайками бухгалтера гея, чтобы купить себе хотя бы один такой стейк.

И совсем уж подлой подкралась другая мысль – нужно было на Красной Площади, у пятачка, бросать одну монетку, как все, а не сто рублей. Сейчас купил бы стакан воды.

На плечо легла чужая ладонь – Лёха понял, что это вездесущий бухгалтер. Захотелось узнать его отчество и называть полным именем, без дураков. Бухгалтер похлопал его по плечу и сказал:

– Бывает и хуже.

========== 4. Будни ==========

В детстве у Лёхи было отвязное погоняло – его звали Очком. Назвали старшие ребята, потому что низкорослый Лёха попадал в сетку с тридцати шагов, на раз-два. Ни разу не промахнулся. Повзрослев, Лёха с трудом отклеил прозвище и к теме больше не возвращался. Друзьям быстро стало все равно, да и «старшие ребята» разбежались – кто склеил ласты в подворотне, кто загремел, кто откинулся. За общей суетой про «Очко» забыли, и Лёха будто бы выдохнул.

Стоило ему познакомиться с ребятами на вписке, устроенной бухгалтером Виком из двухкомнатной ипотечной коробки с холодильником, к нему прилипло новое прозвище.

– Это Пятнашка там? Виктор Степаныч говорил, он попозже будет, я кровать еще не расстелила.

Голос принадлежал миловидной брюнетке, с которой Лёха тут же возмечтал замутить, но она погрозила ему пальцем, бросила комплект потрепанного постельного белья, потом подушку, одеяло, и велела вести себя тихо.

Потом ушла в душ, вернулась и начала сушить голову промышленным феном. Вернее, фен-то был самый обычный, но Лёхе после суматохи дня он казался оглушительно громким.

Политика у Вика, Виктор Степаныч к нему не липло, была странная. В квартире он поселил двух молодых людей и двух девушек. И считал, что это избавит его от проблем «траха в неположенном месте». Лёха долго пялился на нижнее белье Инки, даже сам захотел в душ, но там сидела Наташа, которой вечером надо было на свидание. И Лёхе не светил даже душ.

В конечном счете он свалил в соседнюю комнату, где, накрывшись томиком «Экономикс» валялся тощенький студентик. Студентика звали Ярославом, он приехал в Москву из Ярославля, и сообщил об этом сразу, как увидел Лёху.

– А ты Пятнашка, – радостно сказал он.

– Почему Пятнашка? – спросил Лёха. Без Инки и Наташи спросить это оказалось почти просто.

– На пятнадцать тысяч согласился, – Ярослав улыбнулся.

– Ну а ты на сколько? – спросил Лёха.

– На десять, – улыбка с лица Ярослава улетела, наверное, обратно в Ярославль. Лёха заставил себя не рассмеяться, так что Ярослав продолжил: – Виктор Степаныч сказал, что пошутил, и заплатил двадцатку за первый месяц.

– Двадцатку? – у Лёхи упала к полу челюсть.

– Да, он не такой козел, как говорят, – оживился Ярослав. Видно, разговор начал отвлекать его от сна и «Экономикс».

– И давно ты тут? – спросил Лёха, решив, что теперь-то услышит настоящую московскую историю.

Оказалось, что Ярослав уехал из Ярославля уже три года назад. С тех пор поступал каждый год на экономфак. За три года престижность экономфака, куда он поступал, сдала позиции, в отличие от самого Ярослава. Рассказывая, он напирал на то, что экономисты нужны будут всегда, хотя Лёха не спорил, и за этим угадывалась история длительных разговоров с родственниками из Ярославля. Лёха спросил, когда Ярослав устроился к Вику, и узнал, что произошло это годом позже, а до тех пор он перебивался случайными вписками и жил там с мешком вещей, питался через раз, а работал, заворачивая шаурму на вокзале.

– И что, поесть не давали? – удивился Лёха. Сам он решил, если не прокатит с хорошей работой, пойти в пищепром – хоть наедаться до отвала.

– Ты больной? – Ярослав даже по голове себя постучал. – Шаурму на вокзале есть…

Инка перестала шуметь феном, и Лёха решил, что пора отваливаться к себе в комнату, стелить там белье и ложиться спать, но это был фальстарт, потому что Инка с Наташей засели возле зеркала и стали там творить ворожбу. Ярослав сказал, что лучше бы не мешать им в процессе, иначе можно проснуться с измазанным зубной пастой лбом.

Лёха понял, что попал в золотой век матриархата, вернулся к Ярославу в комнату, прикрыл ее и деликатно спросил, не встречается ли Ярослав с кем-то из девушек.

– Ты больной? – Ярослав еще разок постучал себя по голове. – Мы тут коллеги, а не…

– Ну, они же прямо тут живут, – прошептал Лёха, который засыпал в своей жизни только с одной женщиной, и был это не то чтобы удачный опыт. Мать напилась, зашла к нему в комнату по ошибке, обняла и назвала Николаем, прежде чем отключиться. Николаем Лёха никогда не был.

– Мы тоже прямо тут живем, – возразил Ярослав. – Такие же люди, как мы – относись проще. Приходим домой – все, никаких отношений, никакого флирта. Ничего, ясно? – и покосился на Лёху так, будто Лёха только что кадрил самого Ярослава.

На всякий случай, Лёха отсел подальше и кивнул. Мол, понял я, понял, не гони, братишка.

– А кормят когда? – спросил он, чтобы разрядить обстановку.

– Виктор Степаныч два раза в неделю заезжает, завозит продукты. Готовим по очереди. Если не умеешь – возьми себе посуду, будешь мыть, вместо готовки. Этот, который до тебя был, чуть не потравил нас в первый день. Хорошо что потом свалил. Инка сказала, он какой-то укуренный был.

– Окей, – согласился Лёха. Готовить он умел. Мог сделать яичницу, сварить суп, макароны. Мог даже салат порезать, так что решил, что не пропадет. Выживал же как-то один.

– Вот еще что, – Ярослав перешел на шепот. – У нас уговор. Если кто хочет выходной, только по делу. Уяснил? Хочешь откосить – предупреди сразу, прикроем. Но чтоб без дураков. Будешь валяться целыми днями, я сам к Виктору Степанычу пойду. Нам тут нахлебники не нужны. Если ты смену не отработаешь, мне придется.