Текст книги "Ферр. Пробуждение (СИ)"

Автор книги: Генрих-Нав

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Ферр. Пробуждение

*

   «Кто славно работает, тому положен и славный отдых», – промелькнуло в моей голове, когда я почувствовал, что мои уставшие ноги больше не могут ступить и шагу. Остановившись, я огляделся, решая, куда бы мне присесть. Подходящее дерево попалось почти сразу – крепкое, с гладкими корнями и почти без пятен сырого мха. Углядев его, я подошел к нему вплотную и, положив корзину с собранными травами на землю, с удовольствием уселся отдыхать.

   Едва я закрыл уставшие от долгого напряжения глаза, как в мои уши хлынул многоголосый хор лесных голосов. Где-то сверху гулял в деревьях ветер, заставляя шушукаться многочисленную зеленую листву. Вот, где-то справа, глухо стонало от старости какое-то дерево. Ясень, тополь, граб? Присаживаясь, я не успел как следует осмотреть его, а сейчас мне уже не хотелось открывать глаза. Где-то закуковала всезнающая кукушка. Вот затрещал беспокойный деловитый дятел, а рядом запел свою песню одинокий голодный комар. Слева от меня звонко журчал небольшой, но весьма беспокойный водопад, а недалеко, всего в нескольких шагах от меня, тихо пел бегущий в неведомые дали ручей.

   Не отдых, а просто блаженство. Просто блаженство, да.

   Шум падающей воды не давал мне расслабиться настолько, чтобы соскользнуть в липкие лапы дрёмы. Но засыпать я и не собирался, а только немного передохнуть. Да и, если честно, звук льющейся воды мне чем-то даже нравится – есть в нем что-то такое... что-то такое... завораживающее. Как и в звуке шелеста листьев. Но шелест листьев – это словно шепот, в который нужно как следует вслушиваться. А шум воды, напротив – он будто сам говорит с тобою. Говорит звонко, уверенно и смело, как будто хочет, чтобы всякий услышал. Всякий, и в первую очередь – я. Как будто он хочет сообщить мне что-то очень важное. Что, например? Может, что он счастлив? А может, что он свободен? Что он течёт, куда хочет и когда хочет, и что никто ему не указ?

   Не указ, м-да...

   Всплывшие мысли заставили меня призадуматься. Быть счастливым. Быть свободным. Хм...

   Наверное, я очень необычный парень, потому что меня все время куда-то тянет. Куда-то туда, где я еще ни разу не был. Куда-то туда, где может быть что-то новое, чего я еще не видел. Не видел, но, по ощущениям, очень хочу увидеть. Увидеть, пощупать, понюхать, почувствовать. Примерить, опробовать и все такое прочее.

   Именно потому, когда мне исполнились первые восемь лет, я изъявил отцу свое первое сокровенное желание, свое первое истинное стремление, свою первую большую мечту – стать великим охотником. Не просто охотником, как те, что в нашей деревне. А таким, кто умел бы охотиться на всяческих зверей. Разных зверей, что водятся в каждом баронстве и герцогстве нашего королевства. Охота, поездки, ловчее оружие, звери. Новые звери и с ними новые поездки, новое оружие и новые способы охоты. Даже просто встречи с разными интересными людьми – все это будоражило моё, тогда еще детское, воображение. Но мой отец посмеялся над моими мечтами и фантазиями, и, чтобы моя голова больше не забивалась разной ерундой, обучил меня счету, и стал брать с собой на работу в качестве помощника – младшего счетовода. Я тогда очень на него обиделся – виданное ли дело, заниматься счетом пыльного и совершенно неинтересного товара!

   Дулся я тогда на него очень долго, но потом, со временем, вся обида куда-то ушла.

   В прошлом году, когда мне стукнуло целых четырнадцать лет, я снова пришел к отцу и заявил ему, что решил стать охранником торгового каравана. Ну а что? Очень интересное ремесло – ездить с товаром в разные города, общаться с другими племенами и народами и созерцать разные, доселе невиданные города, природу и вещи.

   Как же отец тогда разозлился! Я еще никогда не видел его настолько рассерженным и злобным. Нет – он не стал меня пороть – он просто заставил выучить вдобавок к счету письмо и грамоту и после того, как я все это освоил, поставил меня на место старшего счетовода. Теперь я занимался подсчётом товаров не с утра до полудня, а с восхода и до самого заката.

   С тех пор солнце и работа означали для меня почти что одно и то же.

   Сказать, что я тогда рассердился, значит, не сказать ничего. Но в четырнадцать лет я уже понимал немного больше, чем это было в восемь. Наблюдая за отцом и прислушиваясь к его словам, сказанным вольно и брошенным случайно, я пришел к выводу, что все его запреты были сделаны отнюдь не со зла, и уж, тем более, не из-за его нелюбви. Просто после смерти нашей матушки я и моя сестра стали самым ярким напоминанием о его минувших счастливых годах. О том, как они были вместе. Были вместе и любили друг друга. Любили и были счастливы. Очень и очень счастливы.

   Поэтому и неудивительно, что он дрожал, что надо мной, что над моей сестрой. Дрожал настолько, что старался оградить нас обоих от всех возможных бед. Ремесло охотника? Так ведь это ж опасно. Ремесло охранника? Уж это опасно тем более. А вот ремесло счетовода нисколько не опасно – знай себе ходи меж рядами товаров, сортируй, взвешивай да подсчитывай. Или просто взвешивай да подсчитывай. Да и платят за эту работу тоже весьма немало. А если в деревню придёт караван из каких-то дальних стран, то иногда, среди множества товара, можно увидеть такое, чего нельзя представить даже в самых смелых своих мечтах: редкие ткани, невиданное оружие. Про диковинных животных я даже не говорю.

   Кроме всего прочего, став счетоводом, я обучился грамоте и письму, что так же очень полезно, ведь в наше время далеко не каждый может читать и писать. А еще отец сказал, что это ремесло превратило меня из обычного вздорного мальчишки в приятного глазу юношу. Что это ремесло выело из меня, словно щелок ребяческую взбалмошность и необязательность, вместо этого взрастив во мне спокойствие, размеренность и ясность ума.

   Что ж, может быть и так.

   Что до моей безопасности, то тут отец остался абсолютно непоколебимым даже до этого года – он не позволял мне совершать ничего хоть мало-мальски рискового. Все, на что его хватило, это дать мне разрешение посещать ближние окрестности леса, где о всяких хищниках уже лет сто как не слышали. Потому я иногда подряжаюсь к нашему деревенскому травнику в качестве собирателя и ищу для него в лесу кое-какие травы.

   И все.

   Но собирательства трав – это для меня маловато. А потому, когда отец уезжает по каким-то своим делам, я прихожу в лавку мясника Варрата и вместе с его сыном Игнацем, одним из моих друзей, занимаюсь разделкой туш. Запах в их сарае, ясное дело, не в радость, но за возможность помахать настоящим топором я был готов пойти и на это. А когда Игнацу не до этого, я прихожу в кузню, где вместе со своим вторым другом, Киром, занимаюсь какой-нибудь мелкой работёнкой. Не ради денег, а для души. Ибо после работы мы, с разрешения его отца, берем в руки настоящие, только что выкованные мечи, и вступаем в жаркие схватки, воображая себя лучшими баронскими солдатами, от смелости которых зависит либо судьба их господина, либо же участь всего баронства.

   Смешно? Возможно. Но эти глупости согревают мою тоскующую душу.

   Мысли о душе напомнили мне о важном грядущем событии. Через пару дней весна зайдет на свою середину. А это значит, что до моего нового дня рождения почти рукой подать. Мне теперь будет пятнадцать. По традиции я могу попросить у отца какой-нибудь подарок. Хм.... Хочу ли я что-то получить на свой день рождения? Думаю, что нет. Ибо у меня и так уже все есть: есть семья, есть кров, есть вода и еда. Есть работа, и есть кое-какой запас денег.

   Ну а что до моих мечтаний... Покорившись воле отца и отцовскому здравомыслию, я получил все, что мог бы желать любой достойный юноша – хорошее и доходное ремесло, дающее мне уважение и достаток. Пройдёт еще немного времени, я наберусь опыта, заведу нужные знакомства и стану таким же уважаемым и успешным человеком, как и мой отец. А там и о женитьбе подумать можно будет.

   Так что пусть мои мечты... Пусть их исполнит кто-нибудь другой.

   Погрузившись в свои мысли, я не заметил, как быстро промчалось время. Да, отдыхать возле воды хорошо – эвон как меня расслабило, разморило, словно кусок масла на тёплой сковородке. Но отдых отдыхом, а в деревню возвращаться надо, а то так можно и до полной темноты просидеть. А возвращаться в темень из леса мне не очень хотелось.

   Я с неохотой открыл глаза, и лучи солнца тут же воспользовались этим, чиркнув по ним, словно ярким огненным лезвием. Да так, что мне опять пришлось зажмуриться. Посидев так какое-то время, я снова принялся вслушиваться в мерный, успокаивающий шум воды.

   Люблю воду. Стоящую, бегущую, текущую. Любую, без разницы. Есть что-то в ней... такое. Что-то такое, особенное, что наполняет душу. Вроде вода водой, влага влагой, но от нее мне всегда становится так хорошо на сердце.

   Но мне, и правда, пришла пора возвращаться.

   Я с сожаленьем встал, зевнул и принялся потягиваться, разминая затекшие мышцы.

   – Эх, хорошо, – мечтательно протянул я. Желая взбодриться, я подошел к водопаду и подставил свои ладони под его мощные холодные струи.

   Прохладная вода мигом убрала остатки дремоты. Стряхнув с лица последние капли, я уже собрался уходить, когда мой взгляд неожиданно наткнулся на что-то необычное – там, внизу, в воде, в том месте, куда падали струи воды, виднелось что-то странное. Это нечто двигалось кругами, словно рыба, но рыбой эта вещь точно быть не могла. Во-первых, размером она была не больше ореха. А еще она светилось странным тусклым желтоватым светом.

   Единственным объяснением, что пришло мне в голову, была мысль о том, что я вижу обычную золотую монету, каким-то образом попавшую в течение ручья и кружащуюся в невидимом для меня водяном потоке. А поскольку золотая монета для нашей деревни – это огромное богатство, то я тут же, не раздумывая, сделал шаг вперед, нагнулся и принялся жадно шарить в тёмной воде руками.

   Я все рыскал и рыскал, а «монета» продолжала мелькать в воде, как-то избегая расставленные пальцы. Но я не сдавался. Ещё раз. Ещё. Ещё. Ещё. Есть! Я ощутил в ладонях нечто скользкое и холодное. Скользкое, холодное и... шевелящееся? Да быть такого не может! Я попытался разжать скрюченные пальцы, но вдруг понял, что они меня не слушаются. Мало того – я почувствовал, что напряжение с пальцев стало медленно перетекать на мои ладони, а с них – на руки и плечи. Я испугался, сделал шаг назад, чтобы вырваться из холодных объятий ручья, но тут же понял, что меня уже не слушаются и ноги.

   Вслед за онемением пришли и другие чувства – меня словно накрыло высокой горячей волной. Затем пришла другая волна, но уже холодная. Я вскрикнул и вновь попытался вырваться. Рванулся назад раз, другой и третий. Тщетно. Но от моих неимоверных потуг внутри меня словно что-то лопнуло, как будто разбился какой-то долго хранимый кувшин, и от него моё тело стало заполнять чем-то теплым, тягучим и... сладким? Я растерялся от нахлынувших на меня новых, ранее невиданных ощущений и оттого не сразу заметил, что капли воды, до того лежавшие на моих ладонях, теперь парили вокруг них, словно легчайшее невесомое ожерелье.

   «Ну и дела», – только и смог подумать я. А затем потерял сознание.

*

   – Ты чего притих, зеленоглазка? – спросил меня Игнац, лениво взбалтывая кружку со светлым пивом.

   – Кто? Я? А что? – отозвался я, но тут же снова замолчал, рассеянно уставившись в облупившийся угол хаты.

   – Да какой-то смурной ты сегодня, – озабоченно пояснил мне приятель.

   – Ну... Бывает, – неопределенно ответил я.

   – Я за тебя беспокоюсь, – протянул темноволосый крепыш. – Вдруг ты захворал.

   – Да не болею же я. Никогда, – напомнил я ему. И это было правдой. – Ты же об этом знаешь.

   – Знаю. Но вдруг это первый раз?

   Мы с приятелем сидели в небольшом дворике, что располагался прямо за его домом, и попивали прохладное пиво. Погода вокруг нас – просто на загляденье: солнце заливает всё теплыми лучами, ветерок приятно шевелит мои черные, словно сажа, волосы, а птицы поют так громко и так звонко, словно стараются впечатлить нас двоих своими песнопениями.

   Но мне было не до этого.

   – Да не болен я, не болен, – успокоил я озадаченного друга.

   – Может тебя кровянкой для бодрости угостить? – не унимался он. – Так у меня есть. Это я мигом. – Ингац было приподнялся, но я кивком головы усадил его на место.

   – Не нужна мне твоя колбаса, – отказался я.

   – Кровяная колбаса всем нужна, – не сдавался он. – Посмотри, каков я. Кровь с молоком. А все это от отцовской колбасы.

   И правда – хоть мы с Игнацем и одного возраста, всё-таки он куда крепче и сильнее меня – на полголовы выше да и в плечах пошире. И хотя у них в роду все мужчины крепкие, Игнац решил, что он крепок из-за того, что он любит особую отцовскую колбасу. Вот оттого-то он всем её и советует. Всем друзьям, разумеется.

   Услыхав мой отказ, крепыш тяжело вздохнул.

   – Так случилось чего али нет? – снова поинтересовался он, взбалтывая кружку.

   – А с чего ты взял, что у меня что-то случилось? – не желал сдаваться я.

   – Так обычно тебя за пивом не остановишь: как рот откроешь, так никому и не закрыть, – ухмыльнулся сын скотобойца. – А сегодня ты словно в рот воды набрал. Вот я и подумал, что что-то могло случиться.

   А Игнацу во внимательности не откажешь. Или в сообразительности. Я неохотно открываю свою душу людям, но Игнац мне не чужой – мы уже лет шесть как с ним знакомы. Знакомы и дружим. Крепко дружим.

   Познакомились мы с ним, когда мне было где-то ещё лет семь или восемь. Игнац и его младший брат, тоже еще совсем маленькие, стояли возле нашей калитки и о чём-то очень громко спорили. Просто очень громко. Любопытство пересилило, и я вышел во двор послушать. Оказывается, два мальчугана спорили о том, как им поделить пять вкуснейших маковых кренделей, подаренных им отцом. Беда казалась неразрешимой – ведь и ребенку понятно, что пять вкусняшек поделить поровну попросту невозможно. Тогда я набрался смелости и решился им помочь. Что я такого придумал? Я просто забрал один из пяти кренделей себе – тогда мне казалось, что это было очень разумным решением. Но как бы не так – оба мальчишки тут же взбунтовались, не желая отдавать мне даже крохи вкусного подарка. Тогда я поступил по-другому – разломал спорный крендель пополам и вручил по половинке каждому из них. И, о чудо, – это всех устроило.

   На следующий день Игнац пришёл к нам домой, в гости, и попросил моего отца отпустить меня с ним на рыбалку. Тот разрешил, ведь в рыбалке не было ничего для меня опасного – закинул себе удочку и сиди в тени.

   Затем Игнац пришёл ко мне ещё раз. И ещё. И ещё.

   Так мы с ним и подружились.

   Эх, была не была – решил я. Откроюсь.

   Я оглянулся, высматривая, нет ли кого лишнего во дворе.

   – Игнац. Тут такое... Такое со мной приключилось, – произнёс я тихо.

   – Что? Втрескался в кого-нибудь по уши? – шутливо бросил он. Но увидев, что я никак не отреагировал на его насмешку, тут же посерьезнел. – Что случилось-то?

   – Пару дней назад я пошёл за травами в лес.

   – Ну?

   – Присел отдохнуть, расслабился.

   – И что?

   – Затем подошёл к водопаду, чтобы умыться. А там...

   – Что там?

   Я мялся, не зная, как подобрать слова для того, что со мной произошло. Не удивительно – ведь такое происходит отнюдь не каждый день. И – далеко не с каждым.

   – Как же тебе объяснить... Одним словом – у меня открылся Дар, – собравшись с духом, выдал я самое главное.

   – Дар? У тебя? И какой же? – в голосе друга явно слышалась неприкрытая насмешка – видимо, он мне не поверил. – Дар пить пиво кружками и не хмелеть? Дар есть куриные яйца целиком, не разжёвывая? Дар переносить воду решетом?

   – Ой, не надо, – возмутился я, хотя прекрасно понимал, что ничего другого мне ждать и не стоило. Кто же так просто в такое поверит?

   – Не надо что? Насмехаться? Тогда и ты не смей смеяться надо мной, – в тон мне отозвался друг. – Дар у него, понимаете ли, открылся, – фыркнул крепыш в ответ.

   – Я не вру, – снова спокойно ответил я. – У меня, и правда, открылся Дар. Я теперь могу управлять водой.

   После моего признания Игнац какое-то время просто глазел на меня.

   – Лжёшь, – коротко огласил он мне своё мнение.

   – Не лгу, – не согласился я.

   – Раз не врёшь, значит, привираешь.

   – Нет.

   – Выходит, фантазируешь.

   – Нет.

   – Сочиняешь, – не прекращал изгаляться он.

   – Да нет же! – воскликнул я.

   – Тогда докажи, – заявил он мне.

   Доказать? Ха! Да запросто.

   Я быстро засунул пальцы свободной руки прямо в его кружку.

   – Эй-эй-эй, что ты творишь? – возмутился он, но, когда пиво из его кружки стало медленно подниматься вверх яркими янтарными пузырьками, он тут же заткнулся и стал таращиться на это действо, словно баран на новые ворота.

   – Ух ты... – произнёс крепыш, когда дар речи снова вернулся к нему.

   – Ага, – ухмыльнулся я, видя его ошарашенное лицо.

   – А ещё что-нибудь можешь? – спросил он меня с надеждой.

   – Да, – кивнул я. За эти пару дней я много чего попробовал.

   – Покажешь? – спросил он с выражением щенячьей преданности на своем лице.

   – Да.

   Я зажмурился, мысленно повелел воде двигаться, и пиво в кружке приятеля стало кружиться, словно в каком-то танце.

   – Ух ты! Чудо! – с радостью откликнулся он.

   – Угу. А ещё я могу вот так.

   Я вынул пальцы наружу и снова сосредоточился. Какое-то время ничего не происходило, а потом с моих пальцев закапала вода: кап-кап, кап-кап. Не та влага, что могла остаться от пива, а чистая, прозрачная, без хмельного запаха.

   – Вау! Ух ты! Вот это да! – не переставал восторгаться Игнац.

   – А ещё могу вот так.

   Я прикоснулся к каплям воды, оставшимся на столе, сосредоточился, и через какое-то время эти капли покрылись инеем.

   – Великие боги! – удивлению друга не было границ. Ещё бы – такое не каждый день увидишь.

   – Об этом я и говорил, – сказал я, вытирая пальцы о свой жилет. – Вот такой Дар есть теперь у меня, и я теперь я могу делать вот такие вещи.

   – Ферр... Так это же... ух! Да это же... ах! – от волнения у Игнаца даже не находилось слов. – Это же невероятно. Это же потрясающе. Это чудесно! – не прекращал восторгаться он.

   Слушая это, я слегка кивал. Чудесно? Да. Волшебно? Да! Потрясающе? Без всякого сомнения. Это, и впрямь, диво-дивное, и чудо-чудное.

   – Это же просто здорово! – не унимался взбудораженный увиденным крепыш. – Просто великолепно!

   Великолепно? Хм... А вот тут я был с ним нисколечко не согласен.

   – Здорово? Великолепно? А чем? – спросил я у него напрямую.

   – Ну как же? Как же? У тебя открылся Дар. Дар управлять водой! Это же просто здорово! – Игнац возбуждённо замахал руками и из-за этого чуть ли не свергся с лавки.

   – И что в же в этом такого? – удивился я. – Что тут такого здоровского? – спросил я его с нажимом.

   – Ну как же... Всё это. Разве всё это не здорово? – не унимался он.

   Вечно у него так: вначале включается его сердце, а уже затем – голова. А надо наоборот. Так учил меня мой отец, и я был с ним в этом согласен.

   Только как мне теперь достучаться до Игнаца?

   – Игнац, дружище! Ну что тут такого здоровского? Что? Здорово то, что я могу призывать к себе воду?

   – Ну да, – согласился он.

   – Здорово то, что я могу её взбалтывать?

   – Ну да.

   – Здорово то, что я умею пускать из неё пузыри?

   – Ну... да, – лицо приятеля всё ещё выглядело восторженным.

   – Игнац, ну что же ты... – эх, видимо, придётся мне всё объяснять подробно. – Игнац! Оглянись! – я взял его голову своими руками, и действительно, заставил оглядеться по сторонам. – Я умею призывать немного воды. Но погляди – у нас же не пустыня. У нас здесь и так воды хоть отбавляй. Хоть пруд пруди. Хоть залейся. Понимаешь? – я обвёл рукой всю землю вокруг нас. – Почти в каждом дворе стоит свой колодец. Опустил «журавля» – и будет тебе вода. Утром или вечером, в любое время дня или ночи. И – без всякой магии.

   Моё пояснение заставило приятеля несколько приутихнуть.

   – Да, это так, – согласился он. – А другие твои умения?

   – Другие?

   – Да, другие.

   – Да, я теперь умею двигать водой без рук и пускать из неё пузыри. Но что в этом такого? Стоит тебе или кому-то другому взболтнуть такую же кружку, и вы сможете управлять водой не хуже меня самого.

   – А...

   – А как делать из воды пузыри, думаю, ты и сам прекрасно знаешь, – окончил объяснения я.

   Выслушав меня, юный скотобоец понуро поник головой.

   – Но Ферр! У тебя же Дар! Дар богов. А ты его распял, словно скотник шкуру на раме, – с обидой промямлил он.

   – Нельзя? Почему? – удивился я. – Я просто подошел к этому Дару разумно. С холодной, так сказать, головой. Ну, сам посуди – мне нужен этот Дар? Мне самому? Какая мне в Даре польза?

   – Ну... – Игнац не знал, что ответить.

   – Или, может, от этого Дара есть польза моей семье? От всего того, что я теперь умею?

   – Ну...

   – Или, может, польза будет моему ремеслу? Ремеслу счетовода?

   – Нет.

   – Вот то-то, – закончил рассуждения я.

   Но Игнац не желал сдаваться.

   – А может, это... тебе стоит заняться магией?

   – Магией?

   – Да. Бросить всё и пойти учиться в Магическую Академию? Они бы объяснили тебе, что к чему, и Дар бы твой развили. Глядишь – лет через десять ты бы умел уже и не такое.

   При мысли о смене ремесла в моём сердце неожиданно что-то зашевелилось. Но перед мысленным взором тут же возникла строгая фигура отца.

   – Во-первых, мой отец ничего подобного мне не позволит, – заверил я его. Оно и понятно – отец отдал столько времени и сил, чтобы обучить меня всему. И тут раз – возьми всё и отставь подальше. – Во-вторых – у меня уже есть одно ремесло – уважаемое и доходное. И мне нет резона менять его на другое. На другое – не пойми какое, – важно добавил я. Это же не какой-нибудь обмен шила на мыло. Нет – тут идёт речь о смене одного, уже состоявшегося, доходного, а самое главное, безопасного ремесла на нечто ещё непонятное, непредсказуемое и, возможно, даже не безопасное.

   – И вообще: я – и в Магическую Академию? Вот умора. Вот насмешил, – искренне рассмеялся я, в порыве чувств хлопая товарища по плечу. Нет, ну нужно же быть настолько простым и наивным. – Как я слышал, для того, чтоб стать магом, нужны большие деньги, и много лет обучения. Много лет. И при этом еще неясно, получится из тебя маг или, может, не получится.

   – Как это так – может, не получится? – удивился он.

   Я тяжело вздохнул – неужели и это ему объяснять придётся?

   – Ну, вот смотри. Не каждый, кто купил землю, может стать хорошим крестьянином. Так?

   – Ну, так.

   – Не каждый, кто купил товар, может стать хорошим торговцем. Так?

   – Ну, так.

   – И не каждый, кто возьмёт в руки топор, может стать хорошим скотобойцем, каким стал твой отец.

   – Верно, верно, – согласился он. – Тут одного желания мало.

   – Вот-вот, – подтвердил я.

   – Тут ещё и талант к этому делу нужен, – оживился друг.

   – Ну вот.

   – И опыт родителей, который никакими учителями ни в жизнь не передашь. – Игнац расправил плечи.

   – И я с тобой согласен, – заявил я, вспоминая обо всех отцовских уроках.

   – А ещё необходимо, чтобы не только ты любил свое ремесло, но чтоб оно тоже тебя любило. Как бы это сказать? Чтоб тебе в нём фартило, что ли, – закончил он с уверенностью.

   – Именно это я и пытаюсь тебе сказать, – заверил я его. – Сменить ремесло – это очень и очень непросто. Вдруг я потрачу на магию туевую кучу времени и денег, а мага из меня всё равно не выйдет? Из-за отсутствия таланта или из-за чего другого? Может такое быть? – спросил я его с нажимом.

   – Может. Конечно же, может.

   – Теперь ты со мной согласен?

   – Теперь я с тобой согласен, – наконец, согласился он.

   Удовлетворённый получившимся результатом, я с облегчением вздохнул и одним махом допил остатки напитка.

   – Но, если быть честным, – немного подумав, всё же добавил я. – Если быть совсем честным, то я бы всё-таки хотел освоить одно очень важное заклинание, – объявил я с широкой и многозначительной ухмылкой.

   – Одно?

   – Одно.

   – И какое же заклинание? – спросил он меня с интересом.

   – Заклинание, дающее возможность закрыть чей-нибудь наглый и неуёмный рот. – Моя улыбка засияла во всю ширину моего лица.

   – Наглый и неуёмный рот? О, это ты про Эльзу? – с первого же раза догадался друг.

   – Про неё, родимую, – согласился я.

*

   Домой я вернулся где-то к обеду и в дверях сразу столкнулся с Эльзой. Нет, смотреть на мою сестру, это, безусловно, приятно – небольшой рост, светлая ухоженная кожа, большие голубые глаза, и длинные чёрные волосы способны привлечь чей угодно взор. Особенно – мужской. Но жить с ней под одной крышей... Жить с ней под одной крышей просто невозможно.

   Не дав мне ступить и шагу, маленькая вредина оглядела меня быстрым цепким взглядом и, не найдя за что зацепиться, в отчаянии шмыгнула носом. И тут же её лицо растянулось в коварной счастливой улыбке.

   – Пил? – с радостью спросила она меня.

   – Пил, – не стал отпираться я. К чему отрицать очевидное?

   – А я папеньке расскажу, – заявила она с ещё большей радостью в голосе.

   – Я же немного.

   – А я скажу, что много, – самым милым голосом отозвалась Эльза. – Скажу, что ты пришёл домой настолько навеселе, что без посторонней помощи даже в дверь пройти не мог. Скажу, что ты так наклюкался, что заблевал весь порог. Наш порог. Порог нашего дома. Ты, мой брат, заблевал, а я, твоя сестра, отмывала. Вот этими вот чистыми, нежными и белокожими ручками! – Она протянула вперёд свои тоненькие ручки.

   Вот же вредная пакостница.

   – Но я же так много не пил, – упрекнул я её во вранье.

   Но это не подействовало.

   – А я скажу, что пил. Так и скажу, поверь, – бросила мне она.

   – И я не блевал.

   – А я скажу, что блевал. Блевал, блевал, блевал. Бе, – Она попыталась показать мне, как бы я выглядел со стороны.

   – И ты ничего не оттирала, – не сдавался я.

   – А я скажу, что именно так всё и было, – Эльза уперла руки в боки. – Кому из нас, как ты думаешь, наш отец поверит?

   Мне. Отец должен бы был больше верить мне. Потому что я – его сын. И я, как и он, мужчина. Но... Но, к моему огромному сожалению, отец больше благоволил своей младшей дочери – Эльзе. Я видел это давно. Видел ещё с самого детства. Но только недавно я понял, из-за чего всё это. Просто Эльза сильно напоминала ему его ныне покойную жену. Те же длинные чёрные волосы. Та же осанка. Тот же профиль. Он видел это, и слова нравоучения тут же застревали у него в горле, ещё не успев родиться. Баловал ли он её? Да, несомненно, баловал. Спускал ли он ей её шалости? Да, конечно же, спускал. Слушал ли о её больше, чем меня? Да – это тоже было так. И маленькая мерзавка умело этим пользовалась.

   – И не стыдно тебе врать? – попытался в очередной раз образумить я её.

   – Нет, не стыдно, – ответила она и показала мне язык.

   – Тебе уже скоро можно будет думать о замужестве, а ты до сих пор ведёшь себя, словно маленькая вредная девочка, – не унимался я. – Кому ты такая будешь нужна? – бросил я ей с укором.

   Глаза Эльзы тут же презрительно сузились. О, я задел её за живое? Надо же!

   – А вот и возьмут! – гневно выпалила она.

   – Нет, не возьмут, – заявил я ей. Не для того, чтобы обидеть, а чтобы образумить.

   – А вот и возьмут, – Эльза топнула ножкой.

   – Не возьмут, – оставался я на своём.

   Терпение Эльзы лопнуло.

   – Ты баран! – перешла она к оскорблениям.

   – Обманщица, – легко ответил я. Опять же, не оскорбляя, а констатируя факт.

   – Осёл!

   – Доносчица.

   – Ты, ты... Кусок гнилого мяса! – Эльза попыталась уколоть меня пообиднее.

   – Наушница. Наушница, клеветница и каверзница, – ответил я ей троекратно. Согласен, вести такой разговор с сестрой – не самая лучшая мысль. Но после стольких лет ссор я просто не мог сдержаться.

   – Я наушница? Я клеветница? Я каверзница? – судя по побелевшим кулакам и губам, Эльза несказанно обиделась на моё последнее оскорбление, хотя что-то мне подсказывало, что она даже не знала смысла этих слов.

   – Да, ты.

   – Ах так! – возмутилась девушка. – Тогда я... я... – Сестра замерла, явно стараясь ещё что-нибудь придумать.

   – Что ты? – спросил я её с интересом.

   – Тогда я расскажу отцу, что ты оскорблял и унижал меня. Оскорблял и унижал свою единственную сестру. Любимую сестрёнку. Того, в ком ты должен души не чаять. Что, скажешь, что я это тоже выдумала? – заявила она с победой.

   Я ничего не ответил и опустил свой взгляд. А что я мог сказать? Тут она меня подловила. Отец велел никогда не обижать свою сестру. А я... Ведь мог же сдержаться, мог. Но не стал. За что и поплачусь по его приезду.

   – Делай, что хочешь, – отмахнулся я, признавая своё поражение, и, сопровождаемый ликующим взглядом, молча пошёл к себе.

*

   Посвятив размышлению над даром всю ночь, я окончательно уверился в мысли забыть о нем. Забыть о нём напрочь, то есть – навсегда. Словно его и не было. Ведь, правда, для чего мне этот Дар? А ни для чего. Ни к селу, ни к городу, ни к саду, ни к огороду. Вот и тролль с ним, с Даром.

   Так я решил.

   Но вышло все иначе.

   На следующий день, гуляя по деревне, я вдруг услышал громкий спор, время от времени перерастающий в крик. Что происходило, даже гадать не нужно – кто-то с кем-то очень сильно ссорился. Но вот кто и отчего? Поддавшись порыву любопытства, я свернул на звук голосов, дабы узнать, в чём дело.

   Найти спорщиков не составило большого труда – ими оказались двое наших ребят: парень и девушка, Яшка и Янка. Увидав парочку, я остановился за ближайшими кустами и принялся слушать их перепалку.

   – Янка, да я только тебя одну и люблю, – заявлял девице статный светловолосый парень двадцати лет отроду, одетый в короткий жакет поверх рубахи и лёгкие серые брюки. В подтверждение своего заверения он даже хотел приобнять собеседницу за плечи. Но та не далась, с пренебрежением оттолкнув протянутые к ней руки.

   – Ха! Да кто ж тебе поверит-то? – заявила она, поправляя платье. – Ты, наверняка, всем девушкам говоришь такое!

   Сомнения полногрудой Янки были мне понятны – каждый парень в нашей деревне хоть раз, да мечтал прикоснуться к её прелестям ясной лунной ночью. Можно и не ясной. Можно и не ночью – не в этом суть. И, зуб даю, красавец Яшка также не был против такого действа.

   – Янка! Милая! Ну какие другие? Я о тебе одной лишь думаю, – заявил он ей. – О тебе лишь одной. И всё.