Текст книги "Романтика большой дороги (СИ)"

Автор книги: Гексаниэль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Однако лаборатории и стали причиной падения могущественного клана – выводя новую расу вампиров, неуязвимую и совершенную, Илай создал новый вид деградантов. На редкость мерзкие были твари, и действительно почти неуязвимые, чувствительные только к солнцу; позднее их назвали Потрошителями. И за дело – они очень быстро уничтожили большую часть семейства, хоть и сами сгинули при этом; тех, кто остался после Потрошителей, добили охотники на нечисть. Кто-то, правда, успел бежать в Новый Свет…

Вольтури немедленно провозгласили себя правящей династией, заменили постепенно все руководство, а затем и весь штат Корпорации и у немногих выживших вырвали с предсмертными признаниями рецепты большей части препаратов – иначе остались бы ни с чем, Дамаскинос запрещал вести какие бы то ни было записи, боясь воров; все формулы и способы приготовления ученые запоминали наизусть. Вот только лидд воспроизвести не удалось – отдел, занимавшийся его изготовлением, был вырезан почти полностью, а создатели – мозговитый слуга и приглашенная со стороны вампирша – сидели тихо в Новом свете, боясь творить чудо-средство даже для себя. Некоторые реагенты, необходимые для синтеза искусственной крови, были слишком редки и слишком приметны…

Тогда-то, после исчезновения синтетической еды, и был изменен регламент, введен запрет на послушничество и бесконтрольные инициации. Далеко не всем это оказалось по нутру, но пришлось проглотить.

– Жаль, что Лоран с Эдом только недавно познакомился, – говорил меж тем Каллен. – У обоих светлые головы, уж придумали бы, как гнать кровь из подручных материалов, да не такую токсичную, как реактив Кристофера…

Реактив Кристофера запрещен. За хранение и распространение – смертная казнь.

Эд. Э.Д.

Чувак, за связь с которым могут убить.

– С кем познакомился?

– Да знаешь ты его. Эдвард Далтон, работал с Крисом Карузо в паре, пока их не накрыли. Ну помнишь, шесть лет назад передавали – два молодца положили десятерых Вольтури серебряными пулями? Так это про них. Как раз в том налете Карузо был убит и унес с собой многие секреты в ваших лучших традициях.

Действительно, было что-то такое. Но это “в ваших традициях” Викторию задело.

– Откуда ты все знаешь? – вот уж кто находка для шпиона, благодаря своей проклятой способности в том числе… Да и язык ему не мешало бы укоротить.

– Я тебя умоляю, – все-таки не выдержал, закурил, – живем на семи ветрах, к нам кто только не заходит: все знают, что не сдадим. Но с этими ребятами у нас свои отношения, потом как-нибудь расскажу.

Если это “потом” еще будет.

Дом встретил их напряженной тишиной, глухими голосами по углам: меж давними знакомыми всегда есть что-то, о чем просто так не поговоришь, но обязательно надо сказать, пока есть возможность. Только Лоран мерил шагами защищенную от солнца веранду – то ли все уже сказал, то ли говорить не хотел.

– Где Джим? – поинтересовалась Виктория, когда хранитель всех секретов мира скрылся с глаз.

– Просит у Элис прощения. А что? – она молча протянула телефон; негр так же молча прочел и удалил сообщение:

– Теперь нас с ними ничего не связывает.

– Ты рад? – по этому лицу, обычно очень выразительному, сейчас невозможно было что-либо прочитать.

– Наверное… не представляю, до какого отчаяния надо было дойти, чтобы решиться на такое.

– Я сейчас тоже не представляю, – она не лгала. Она сомневалась в правильности своего решения еще тогда, стоя в очереди. Почему не ушла? Черт его знает… боялась разрыва, на что-то надеялась… как говорит умный Джаспер, среди вампиров тоже есть свои идиоты.

========== Часть 10. “Вечная” молодость. ==========

Джеймс, на всякий случай замотанный в ткань не хуже мумии, гнал грузовик по заброшенной лесной дороге, подальше от пограничных постов. В кузове царила мертвая тишина, даже мышей слышно не было – упыри разобрали зверьков и придерживали, чтобы те не дергались; первое время животные возмущались вынужденным бездействием, но потом успокоились и заснули.

А вампирам было не до сна. Может, и хорошо бы отключиться сейчас, чтобы ничего не чувствовать, но нет – все оставались в сознании. И молились – кто как умел, перебарывая страх.

Если Ты не испепелил наш род сразу, позволил ходить по Твоей земле, – теперь-то зачем нас убивать?

А где-то, шурша крыльями, с пронзительными криками летают деграданты, как ангелы мести… тьфу, какая глупость…

– Отбой, ребята, – донесся вдруг голос из кабины; все вздрогнули от неожиданности, до того резко ударили эти слова по натянутым до предела нервам. – Светает.

Днем деграданты прячутся в подземные норы. Можно не опасаться внезапного нападения. Никогда еще Виктория так не радовалась рассвету.

Постепенно уходило напряжение, а возмущенный писк мышек, которых уже не придавливали каменно-тяжелые руки мертвецов, напоминал о повседневных заботах – рассовать по клеткам, накормить, поменять воду… Малыши, выспавшиеся за ночь, угомониться не спешили – они носились по клеткам и верещали во всю мочь, обсуждая свои мышиные дела.

– Какая прелесть, – Элис так и не спускала с рук потрепанного старика Фридриха; рукокрылый брал фарш с ее маленькой ладошки и громко чавкал. – Интересно, почему мы-то такими уродливыми становимся, когда…

– Мне больше интересно, как вообще можно захотеть деградировать. Выйти на солнце – еще понятно, но это… насколько мозги должны съехать…

– Примерно настолько, насколько они в принципе могут съехать в первый год, – вздохнул Карлайл, стирая окончательно размазавшийся грим. – Далтона помните?

Судя по лицам, его “дети” помнили еще и как. А вот Лоран был немало удивлен:

– Странно, я не знал, что ты его обратил…

– Во-первых, не я. Во-вторых, ты тоже свою биографию далеко не каждому знакомому рассказываешь. А в-третьих, история это длинная и не самая приятная, и пересказывать ее могут разве что старые сплетники вроде нас с вами.

Робингуды обменялись улыбками – воистину, посплетничать упыри любят. Когда нечем больше заняться – место и время неподходящее или же просто лень, – милое дело перемыть косточки общим знакомым. А чем старше вампир, тем больше у него знакомых и… тем он старше, тем больше удовольствия от перемывания чужих костей. Вампиры тоже стареют, грустно, но факт. Док тонко улыбнулся в ответ:

– Тогда слушайте.

Все беды Эда – от его слишком длинного носа, если вдуматься. Если работаешь на Корпорацию, вообще нельзя проявлять излишнее любопытство. Даже если твой сосед, подчиненный и неплохой знакомый вдруг начинает вести себя странно, как-то: перестает приходить на работу, ни с того ни с сего пишет заявление о переводе в другой отдел, разводится с обожаемой женой, оставляя на ней маленького ребенка, и при этом даже не является в суд, присылая вместо себя третье лицо. И начались все эти странности после того, как этот человек нечаянно пропустил вакцинацию. Если ты человек здравый и в должной мере безразличный, тебе на такие вещи должно быть наплевать, но безразличие не входит в число добродетелей нашего общего знакомого, не правда ли? – Лоран утвердительно хмыкнул. – Он начал копать и докопался.

– И Вольтури забеспокоились…

Джаспер скривился:

– Вольтури начинают трепыхаться, только когда закрыть глаза на происходящее становится невозможно. Гематолог-одиночка, даже с разрешением на оружие, – не такая уж важная шишка. Его попыталась заткнуть местная служба безопасности. Скинули его младшего брата с крыши; видимо, чтобы понял, что с ним будет то же самое, если сунется куда не надо.

– А район, к несчастью, мой, – подхватил Карлайл. – Привозят ко мне парня – массивная кровопотеря, проломленный череп, разбитый таз, смятый позвоночник… чудо, что не умер в машине “Скорой помощи”. Мальчишке тридцати еще нет, рановато на тот свет отправляться, в общем, пришлось его обратить. И буквально через несколько минут сигнал – пожар в ночном клубе, к нам везут сорок человек в тяжелом состоянии; пока ими занимались, новорожденный пришел в себя и сбежал.

– Конечно, мы бросились на поиски. Трупов, к счастью, не нашли, зато обнаружили уже двух новообращенных, пытающихся оторвать друг другу головы. Еле разняли.

“И естественно, не могли их просто оставить на произвол судьбы, мы же гуманисты,” – домысливалось само собой.

– Ты не представляешь, как мы проклинали гуманизм, – криво усмехнулся Эдвард, отдавший свою фольгу на растерзание Орлоку(этот сорока от мышей обожал все блестящее). – Кое-кто был, мягко говоря, недоволен своим нынешним состоянием. И если с младшим братом особых проблем не возникло, в благодарность за свое спасение он бы для Карлайла горы свернул, то старший желал вампирской крови. Пришлось добыть веревку из титановой проволоки и кормить силой.

Эмметт при этих словах заметно смутился:

– Не в моих правилах бить связанного противника, но в первый год мало кто понимает другие аргументы…

– Зато тебя не покусали, – как правило, деградант пытается убить свою жертву; если нейтрализовать его раньше, укусы просто довольно долго заживают. Но у тех, кто видел Потрошителей и помнит их яд, вызывающий деградацию как укусившего, так и укушенного, навсегда укореняется страх перед клыками сородичей – и их безумием.

– Меня бы и так не покусали. Видишь ли, сложно покусать кого-то, если у тебя вырваны все зубы… да, приходилось вырывать, а что делать? И потом передавливать шею, чтоб не проглотил чего лишнего, пока десны кровоточат, – последние слова прозвучали как будто с вызовом. Напрасно – защищаться не от кого, обвинять в чем-либо ни у кого и в мыслях не было. Немногие выдержат год подобной каторги только чтобы предотвратить рождение каннибала и возможное кровопролитие.

– Да, жаль было бы потерять такую голову, – после недолгого молчания произнес алхимик. – Сейчас он светило инфекционного направления, может сделать очень многое…

– Оставался бы лучше в гематологии, чем сомнительные теории разрабатывать. Реактив Кристофера не так уж безупречен, – лицо телепата дернулось; все знали, как он ненавидит эту отраву. Таня. Она с радостью отказалась от охоты – и теперь навеки привязана к реактиву… отчасти в этом вина ее сестры – Ирина сама “сидит”, уже несколько лет. И Кейт туда же… Их руки покрыты мелкими ранками – реактив отвратителен на вкус, он вводится внутривенно, замедляя регенерацию.* Их глаза из янтарных стали лимонно-желтыми, холодными почти до зелени – роковая метка, знакомая всем патрулям. В любой момент их могут убить за хранение опасного наркотика. И вроде некого винить – сами виноваты, нечего было употреблять всякую дрянь из подпольных лабораторий – и сами сестры отмалчиваются, стискивая зубы, напряженно распрямляя плечи, – но невозможно на них смотреть, до боли в сердце невозможно… – Скорей бы уже нашлось лекарство – или хотя бы альтернатива…

– Найдется. Причем очень скоро, максимум – за десятилетие.

– Откуда такие прогнозы?

– Возраст, сынок, возраст! – Карлайл повысил голос, не замечая удивленных взглядов. – Сорок лет – не четыреста. Мы видели слишком много, мы все. И слишком от этого устали. Да, у нас огромный опыт, наш мозг – библиотека, которую мы все продолжаем пополнять новыми знаниями, но что с того, если мы стареем? Нам бы всем давно лежать в могиле, кормить червей – ан нет, ходим, существуем как-то… Дьявол или кто там еще оставил нам юность лица и тела, но для души вечной молодости в мире нет. Она проходит, выгорает, сколько ей отпущено: десять, пятьдесят, может, семьдесят лет – но никак не двести, не пятьсот. Никто из нас уже не скажет: “Дайте мне точку опоры, и я переверну землю”, искренне веря в это, – по его щекам катились слезы, голос отдавал давней болью – болью старика, слишком давно похоронившего себя молодого. – Нам осталось только верить в молодых, по-настоящему молодых, а не только оболочкой. И поверь, средство, способное излечить Таню, найдется в ближайшие годы – или вообще никогда.

И снова стало очень тихо, только мыши пищали о чем-то своем да чуть слышно шумел двигатель.

_________

*Питание вампира – хоть через рот, хоть через шприц – по сути, переливание крови. Поэтому способ употребления определяется вкусом еды.

========== Часть 11. Лайонел Кормак. ==========

Еще одна ночь прошла без происшествий – возможно, молитвы отверженных все же помогли. А может, просто бомба дважды в одну воронку не падает.

А с рассветом к Виктории снова пришло ощущение опасности. Опасности огромной, но почему-то отсроченной и пока неточно предопределенной, как если бы они приехали в “аллею торнадо”, когда там со дня на день ожидается смерч, но еще можно успеть развернуться и уехать…

– Браво, можешь посостязаться с Элис в искусстве оракула, ей тоже что-то странное видится, – хмыкнул Эдвард, обкусывая ноготь. Пророчица недовольно дернула плечами:

– Чем смеяться, помог бы растолковать, – девушка закрыла глаза и немного сожмурилась, словно высматривая что-то. – Гостиная в доме Денали. Запах крови… немножко отдает гарью, но мне все равно, горло горит изнутри. Свинцовая пуля – вот сюда, – она потерла левое плечо. – Стрелок очень похож на Фрэнки Далтона, просто одно лицо, но человек. “Я же предупреждал” – даже голос один в один… Эй, не вздумай комментировать, – маленький кулачок с силой стукнул по кузову. – Что за дурная привычка сквернословить при женщинах! – Джеймс, к которому, собственно, и обращались, счел за лучшее промолчать: не время и не место для очередной перепалки. К тому же, он и правда редко ограничивал себя в крепких выражениях – и сейчас наверняка костерил чересчур многочисленное семейство на все лады. Слышать про умелого и знающего охотника (новичок голодного упыря не подстрелит даже в руку) и в хорошем-то настроении неприятно, а уж в плохом…

А причин для плохого настроения было предостаточно: две ночи под угрозой нападения, выдохшаяся солнечная вода(спасибо хоть лес густой), дорога, которую дорогой-то назвать язык не поворачивается, – сплошные ухабы и рытвины, – да еще мучительная парковка в скором будущем. Согласно правилам техники безопасности, у жилищ вампиров автомобильная площадка всегда располагается с северной стороны – на всякий случай, чтобы тень от здания прикрывала вновь прибывших, пока те идут к парадной. Дом клана Денали не был исключением. Однако причаливать здесь всегда было сложно – и дом не слишком велик, длинной тени не отбрасывает, и парковочная площадка такая крохотная, что неуклюжий грузовик робингудов и повернуться-то не мог без опасности врезаться в дерево. Ехать приходилось черепашьим шагом, осторожно, по сантиметру втискиваясь на пятачок…

Грузовик, вздрогнув, остановился.

– Что такое?

– Около дома стоит черная тачка с человеческим запахом, – а старый темно-зеленый “Фиат” сестер десятилетиями не знал человека. – Точнее ничего не скажу, слишком далеко и за кустами не видно.

Охотники? Только этого не хватало… Элис, вздрогнув, прижалась к мужу, Эсми закрыла лицо руками.

– У меня все еще “аллея торнадо”, – и до сих пор не оставляет ощущение, что можно повернуть назад и избежать опасности, только вот как это понимать? Уж точно не в прямом смысле: без возможности обработки придется провести в пути почти трое суток, три ночи молиться и отчаянно ждать рассвета – да лучше сразу сдохнуть. – Пойдем посмотрим ближе, только подожди, замотаюсь.

С собой на разведку взяли Розали – никто лучше этой Снежной королевы не разбирался в машинах, никто другой не знал марки, серии и года выпуска, как группы крови. Густые кроны не пропускали ни единого солнечного лучика, так что можно было идти спокойно, сосредоточившись на ощущениях. А запах с каждым шагом становился все сильнее. Свежий, крепкий, чуть отдающий гарью, не испорченный даже серебряной вонью, – так пахнуть могут трое молодых, полных сил и здоровья мужчин. Плохо, очень плохо.

– Ого! Вот это да, – присвистнула блондинка, поправляя съехавший на глаза платок. – На этот раз вы, кажется, не зря дергаетесь.

Упыри расположились в кустах – достаточно близко, чтобы разглядеть многочисленные вмятины на корпусе незнакомого автомобиля, стилизованное изображение феникса на капоте и даже номер, скорее всего, техасский.

– Видите, около бокового зеркала и на капоте овальные выступы? – комментировала тем временем Роуз. – Это видеокамеры. В кабине – встроенные экраны, на которые выводится изображение. Параллельно стеклам с внутренней стороны должны быть пазы для выдвижных защитных экранов, не пропускающих свет. Они делались изнутри, чтобы при поднятых экранах создавалось ощущение сильно тонированных стекол, – а простой вампир замазал бы стекла черной краской – или купил бы машину типа “катафалк”, с окнами только в кабине водителя. – Такие штучки несколько лет назад выпускала автомастерская Кормака; очень маленькая серия, с тех пор подорожала втрое. Кстати, феникс изображался на ключах активации защиты.

– В ней совсем недавно хранили неплохой арсенал, в основном серебро и свинец, осиной почти не пахнет. Чеснока нет совсем… странно, я до сих пор не чувствую острой опасности. Как будто они приехали не убивать, а о чем-то договариваться…

– Скорее, брать пленных – тогда хотя бы понятно, зачем им понадобилась машина с защитой от солнца, – хмуро возразил ищейка.

– Значит, угон? Номера перевесить недолго, еще и перекрасили, скорее всего, чтобы ее замаскировать…

– Или это просто мой драндулет, – на затененное крыльцо широким пружинистым шагом вышел бородач с заряженным арбалетом. – Лайонел Кормак, честь имею.

Он стоял спокойно, обманчиво расслабленной рукой держа оружие, а его сердце билось чуть чаще и сильнее, чем должно бы, и колючие глаза, казалось, видели вампиров сквозь густые ветки. Первым стрелять не собирается, уже легче… но готов к нападению.

– Сколько вас всего? – человек не повышал голоса, зная, что его услышат.

– Здесь трое, и еще семь в грузовике неподалеку!

– Тогда зовите своих, пусть подходят. И без глупостей, – он красноречиво взмахнул арбалетом. Упыри обменялись мрачными взглядами – что бы это все могло значить? – но покорно побрели к машине.

– Вот это я понимаю – уверенность в себе, – Джеймс был просто поражен. За двести тридцать лет он привык к осторожности, жизнь научила, – и уж точно не реагировал бы так спокойно, появись неподалеку лишний десяток тварей, способных употребить его на обед. – Втроем против пятнадцати… у них даже чеснока нет! А вдруг мы все тут голодные?

– Может, они того и хотят – чтобы их покусали… другой вопрос, зачем…

– Ну конечно, а я тогда Вольтури, – раздраженно откликнулась Розали. – Где ты видела охотника на нежить, мечтающего обратиться? Уж кому, как не им, знать, что такое наша жизнь, они же сами ее усложняют как могут! Да еще из них у половины на нашего брата зуб, а другая половина – сумасшедшие фанатики, готовые уничтожать всех без разбору. И потом, если пока действительно никто не убит – в доме без нас пятеро вампиров, уже сто раз могли бы обратить! Нет, что-то тут не так…

“А то мы без тебя не догадались,” – чуть не ляпнула Виктория, но сдержалась. В чем именно подвох – все равно ни у кого из троих разведчиков версий не было.

========== Часть 12. Феникс. ==========

На пороге их встретила Таня – взволнованная, с мерцающей улыбкой на губах; слишком яркие глаза ее сияли не лихорадочным огнем, присущим всем наркоманам, но каким-то необыкновенным светом, идущим из самого сердца.

Эдвард, взглянув на нее, переменился в лице:

– Серьезно?

– Кажется, да… Не спрашивайте, – поспешно добавила она, глядя на встревоженные лица вампиров, – это надо видеть. Я сама с трудом верю… – легко взмахнула рукой, призывая следовать за ней.

Аромат живой человеческой крови становился все сильнее с каждым шагом, все отчетливее и страшнее чувствовался своеобразный горелый “привкус” – так не пахнет дым от костра, подожженный бензин или сосиски на гриле, это запах горящей плоти упыря… Виктория не хотела знать, скольких сожгли эти люди, до костей пропитанные пеплом, прежде чем прийти сюда с белым флагом. И даже, пожалуй, не хотела знать, зачем они пришли. Только бы обошлось без жертв, только бы поскорее убрались восвояси…

А Эд, мерзавец, шел с непроницаемым лицом и на все вопросы лишь отрицательно качал головой. И даже не смотрел ни на кого, только впился взглядом в напряженную спину хозяйки дома, в невидимые крылья, вдруг распахнувшиеся – то ли надеялся успеть схватить, если она все-таки оторвется от земли, то ли готов был полететь вместе с ней.

А Таня все ускоряла шаг, не оглядываясь, уверенная, что за ней последуют. И следовали – что еще оставалось делать?.. – и вскоре доносящийся из глубины дома неразборчивый шелест превратился в отдельные слова, а затем и в разговор:

– …уверен. Никаких побочных эффектов, ничего, что хоть отдаленно напоминало бы зависимость.

– Так прошло всего три недели, – высокий голос Ирины дрожал, как слишком натянутая струна. – Не слишком ли поспешные выводы?

– Возможно. Но раньше мы и суток не могли прожить без реактива, а эти три недели – как не начинали принимать.

– И заметьте себе, – мужчина даже не пытался скрыть торжествующую усмешку, – не превратились в дряхлых старцев.

– Не удивлена, если вспомнить… – движение воздуха от открывающейся двери прервало разговор.

– Полагаю, вы все знакомы, поэтому не будем тратить время, – бросила Таня, пройдя к любимому креслу и забравшись в него с ногами. Собеседники Ирины только утвердительно кивнули, внимательно глядя на вновь прибывших.

Действительно молодые, на вид обоим около тридцати. Встретив таких на улице, пройдешь мимо, не обернувшись. И получишь в затылок серебряную пулю из пистолета с глушителем – вот вроде тех, что сейчас при них.

Младший развалился на диване, небрежно поигрывает пальцами по стволу. Длинные сильные пальцы, широкие запястья, выступающие вены – такие руки сами по себе оружие. И глаза – холодные, бесстрастные, как оптический прицел. Старший чуть ниже и уже в плечах; сидит, опираясь локтями на колени, сцепив руки в замок, слегка сутулится. Лоб расчертила сверху вниз глубокая морщина. Но глаза под тяжелыми густыми бровями – живые, ясные, чуть насмешливые.

И правда, почти все присутствующие хоть раз да видели эти глаза. Видели их ярко-красными, безумными – в первый год после трансформации; янтарными, почти спокойными – чуть погодя; зеленоватыми, странно и страшно горящими – в последние годы.

– Как, черт возьми? – севшим голосом вопрошает док.

Бывший вампир едва заметно улыбается:

– Долгая история…

– Синоатриальный и атриовентрикулярный узлы – наиболее крупные образования в проводящей системе сердца,* обеспечивающие нормальную сердечную деятельность у человека, – начал Далтон, когда все расселись. – Долгое время считалось, что вампиру водители ритма не нужны, ведь его сердце не бьется… Ошибочная точка зрения, даже порочная. Те, кто так считает, вряд ли задумывались, почему живой мертвец порой сгорает при попадании в сердце даже свинца. Все дело в том, что при обращении атипичные мышечные волокна сердца не засыпают, как говорят официальные трактаты, но перерождаются; образуются так называемые “точки огня”, средоточие нашей жизни.

Вирус вампиризма тропен ко всем тканям организма, но прежде всего к проводящей системе сердца и стволовым клеткам крови; поражая их, он преображает человеческое тело до неузнаваемости, в корне извращая обмен веществ; эти изменения всем нам известны и хорошо знакомы, – он позволил себе слегка улыбнуться. – Кроме изменений сердца. “Точки огня” хранят в себе колоссальный запас энергии, но высвободить его могут в двух случаях – при грубом повреждении ткани либо при непрямом действии сравнимого по силе раздражителя.

Под грубым повреждением я понимаю пулю, осиновый кол – словом, что угодно, способное разорвать ткань “точки” и спровоцировать массовую гибель клеток с высвобождением хранящейся в них энергии. Столь же разрушительным воздействием на наш организм обладает только солнечный свет, – он говорил негромко, спокойно. Он говорил, а кровь его пела, огненной волной разливаясь от сердца, и глаза светились тем же огнем.

Так же говорили о своей миссии будущие представители сверхрасы, краса и гордость пражского клана, и среди них – родной сын Илая; просто стоял и говорил, точно отлитый из золота, и прожигал взглядом, и шел к смерти – и шли за ним… “Как же одинаково преображает вера в свою правду мальчишку, не дожившего до пятидесяти, и древнего вампира…”

– Солнце вызывает горение – комплекс реакций, сопровождающихся интенсивным выделением тепла; под воздействием тепловой и световой энергией такой силы вирус инактивируется и начинает отравлять сам себя, происходит что-то вроде деградации на молекулярном уровне; одновременно происходит сильнейшее раздражение нервной системы, в первую очередь, температурных и болевых рецепторов; когда это раздражение становится наиболее интенсивным, оно эквивалентно по разрушающей способности осиновому колу – и тогда точка огня претерпевает обратное перерождение.

– Получается, мы исцеляемся солнцем? В каре – очищение…

– Примерно так, – отозвался Кормак из своего угла, – только огонь надо сбить вовремя, не то получается хорошо прожаренное мясо.

– То-то от вас всех горелым пахнет, – нервный смешок невольно вырвался у слушателей.

– Есть другой путь, менее рискованный – отведать крови излеченного; кое-кто так и сделал, – Эд скосил глаза на брата. – Насколько мы поняли, разрушенный вирус, оставшийся в стволовых клетках и распространяющийся по всем элементам крови, крайне токсичен для организма, содержащего в себе вирус активный; достаточно токсичен, во всяком случае, чтобы в попытках избавиться от чужеродного агента организм запустил обратную мутацию.

– А что происходит с покусанным?

– Потеря крови, разорванные сосуды – ничего сверхъестественного, – коротко улыбнулся Фрэнк. – Излечение необратимо, стать вампиром дважды невозможно – и это правильно, наверное. Я ничего не хочу сказать, мне нравилось быть вампиром, но сейчас это стало страшно невыгодно, так что не жалею. Вечность на игле – не предел моих мечтаний.

– Значит, вы приехали предложить нам излечение?

– Скажем честно, против не будем, – да уж кого бы не нервировали полтора десятка кровососов в непосредственной близости, – но основная наша цель – попытаться вылечить деградантов. И в этом нам потребуется помощь.

_______________________

*Наиболее крупные и наиболее важные, но не единственные.

========== Часть 13. Дело чести. ==========

– Полагаю, выбора у нас нет…

– Зачем же так? – весело откликнулся Кормак, поудобнее перехватив арбалет. – Целых четыре варианта. Первый – остаться кровососами и вернуться к своему огрызку существования…

Вечность на игле. Бесконечно долгая не-жизнь, когда и чихнуть нельзя без дорогостоящих препаратов, дающих хоть какую-то радость бытия. Вечность, в которой год от года все крепче закручивают гайки, лишая последней естественной потребности, оставшейся у вампира – потребности охотиться и есть. Вечность в страхе – за себя, семью, друзей. Вечность, где ночные создания боятся наступления ночи.

Такой вечности все присутствующие наелись до отвращения, а другой, исполненной наслаждений и сверкающей золотом, им и попробовать не давали – и вряд ли когда-нибудь дадут. Бородач оскалился, глядя на их угасшие лица:

– Я так и думал. Второй вариант – временно побыть приманкой для нашей дичи. Если сумеем смастерить годную замену или хотя бы приманивать деграданта на донорские пакетики, надобность в ловле на живца отпадет, а пока нужны добровольцы. Кто слишком устал от всего этого дерьма, можете разобратиться и заново учиться просто жить по-человечески. Или же можно остаться с нами. Даем час на размышления.

– Почему так мало?

– У вас уже было достаточно времени, – с этим люди поднялись и вышли. Виктория задумчиво оглядела собравшихся.

По лицу Ирины блуждает безумная улыбка – вот уж кто точно останется. Во имя науки эта женщина пойдет на все; как она может пропустить такой сумасшедший эксперимент? Кейт колеблется – остаться, пожалуй, хотела бы, но не желает стать обузой: стреляет паршиво, да и в рукопашном бою побеждает только за счет нечеловеческой силы. Таню лучше титановой веревки удержат долг и благодарность. Елеазар смотрит в пол, ему плевать. Ему на все плевать, он не связан обязательствами и предпочтет тихо дожить свой век с женой где-нибудь в глухом лесу в доме, выстроенном собственными руками; она согласна, верная тень.

Каллены в раздумьях. Понятно, что все примут обращение, они же так этого хотели, или приказывали себе хотеть, – разве можно сейчас отказаться? Но уедут или останутся – непонятно.

Собственно, а почему бы и не свалить отсюда за тридевять земель. Расчет с Корпорацией произведен заранее – умные все стали, независимым курьерам не верят и правильно делают, – достаточно отослать им письмо о расторжении контракта – и вот она, свобода. Поделить по-братски деньги за последний рейс, снова отремонтировать квартиру, получить документы…

Можно. Но в памяти до сих пор свежа Пражская грызня – и отец, после года безжалостных опытов выплюнувший с кровью собственную челюсть.

Робингуды – нет, тогда еще просто слуги, преданные своему господину – тайком проносили ему обезболивающие и препараты, способные сохранить ясность разума. Делали их сами, таскали материалы из всех лабораторий, к которым имели доступ или могли подобрать ключи, понимая, что в лучшем случае им грозит многовековая каторга. Еле выбрались потом из ада, в который превратились подземелья древнего города.

Наверное, у каждого чудовища есть кто-то, кто все отдаст, чтобы помочь, попытаться вылечить… У тех, кто нынче рыщет по лесам, тоже есть. Или были.

– Я вот думаю, – Джаспер с преувеличенным вниманием разглядывал свои руки, – насчет приманки. Почему не воспользоваться нашими способностями? Если, например, пойдут те, кто может прочитать настроение или мысли деграданта – это будет логичнее, чем посылать просто кого-то случайного. Что скажете?

– Согласен. Сомневаюсь, правда, что прочту там что-то интересное…

– Не умничай, – довольно грубо оборвал его Джеймс. – Вот если положить несколько пакетов с кровью, а мы спрячемся этак в четверти мили, сможешь созерцать муки выбора между едой вооруженной и едой обычной, заодно нам расскажешь.

Он говорил, а сам крепко-крепко сжимал руку Виктории, чтоб не смела сунуться: если уж выбирать по способностям, логичнее было бы идти ей. “Я чую добычу – учую и охотника, сиди тихо,” – некоторые мысли прямо напрашиваются, чтобы их без всякого дара прочли.

Через час в лишенной окон гостиной все, кроме добровольцев-смертников, выслушивали последний инструктаж. Люди стояли вдоль стены с оружием наготове: