Текст книги "Калейдоскоп (СИ)"

Автор книги: Friyana

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Friyana
Калейдоскоп

Шапка фанфика

Пейринг: Луна Лавгуд Поппи Помфри Гермиона Грейнджер Гарри Поттер/Драко Малфой

Рейтинг: R

Жанр: Romance/Drama

Размер: Миди

Статус: Закончен

События:

Саммари: Это просто калейдоскоп из картинок. Присутствует много фемслэша, немного гета, чуть-чуть вуайеризма и даже слэш.

Файл скачан с сайта Фанфикс.ру – www.fanfics.ru

Картинка первая.

Гермиона Грэйнджер брезгливо поморщилась и машинально подобрала края темно-синей мантии, осторожно пробираясь по скользким камням. Намочить подол – ерунда, но насобирать на него пауков, в обилии шастающих по затемненному коридору, ей сейчас хотелось меньше всего.

Оставалось надеяться, что у освещенного входа их было больше, а дальше, вплоть до глухого поворота в грот – почти нет. Иначе пришлось бы признать, что мерзкий влажный хруст под ногами – это то самое, о чем не хочется думать.

Гермиона всегда была равнодушна к пакости вроде пауков и, если того потребует дело, могла запустить руку хоть в пчелиный улей, хоть в муравейник. Но в данном случае необходимости близко знакомиться с насекомыми именно в этом забытом Мерлином месте она не наблюдала в упор. Похоже, кое-кто то ли снова чудит, то ли так по-дурацки перестраховывается…

Поворот, наконец, остался позади, и девушка с облегчением обнаружила, что в гроте, освещенном неярким колеблющимся светом факелов, пауков или еще каких тварей действительно нет. Пространство у входа слегка мерцало от магии – определенно, на порог были наложены отталкивающие чары. Слабенькие – на человека не действовали. Только на мелкую живность вроде той, что вовсю носится по коридору.

– Ну, наконец-то! – выдохнула, оборачиваясь от грубо сколоченного стола, Луна Лавгуд.

Глаза равенкловки сияли и затягивали, как два бездонных колодца. Гермиона прикусила губу, пряча невольную ответную улыбку, и остановилась, чувствуя, как растекается по телу предательское тепло облегчения. Живая. С ней до сих пор все в порядке – с этой странной чумичкой, умудряющейся находить неприятности на свою шею на ровном месте и временами не способной по рассеянности отличить собственную правую руку от левой. С глупышкой, вечно носящейся с видом вселенского заговорщика – и порой забывающей смотреть себе под ноги.

Иногда Гермионе казалось, что Луна Лавгуд – это такой специальный, сделанный в одном экземпляре, странный зверек с вечно восторженными и изумленными глазищами, выворачивающийся из очередной передряги исключительно благодаря тому, что кто-то здравомыслящий всегда стоит за ее спиной, терпеливо дожидаясь, когда нужно будет вовремя схватить за руку и не дать девчонке рухнуть и переломать себе ноги.

А иногда – что это просто везение. Потому что вытерпеть это отрешенно-мечтательное бедствие в долгосрочном режиме, наверное, вообще никому не удалось бы…

– Зачем так шифроваться-то? – с прорвавшимся раздражением буркнула Гермиона, машинально отряхивая подол. – Что, поближе укромного места не отыскалось?

Луна снисходительно улыбнулась, ее взгляд с беспокойством и жадностью обшаривал гриффиндорку, будто проверяя – цела ли, в порядке ли, они не виделись-то всего несколько дней, и, глядя на нее, Гермиона поймала себя на невольной мысли, что только сейчас поняла, как же безумно соскучилась. Как ей не хватало этой восторженной, временами впадающей то в спонтанную отрешенную прострацию, то в истерический взбудораженный азарт, то в тихую воркующую мечтательность дурочки. Ее странной способности понимать – так, как не умел, наверное, больше никто. Понимать – и принимать тебя целиком, усталую, запутавшуюся, снова не разобравшуюся в трех соснах чужих интриг и задумок. И улыбаться – так, что кажется, будто на плечи обрушился теплый, опьяняющий, смывающий все водопад…

– Поближе нельзя, Герм, – убежденно вздохнула Луна. – Орден тебя по головке вряд ли погладит, если выяснится, кому ты тут информацию носишь.

Она беспокоится обо мне? – с удивлением подумала Гермиона. И удивилась еще больше, обнаружив, что от мысли стало тепло, будто от горящего камина промозглым вечером.

– У меня мало времени, – виновато сообщила она вслух. – Собрание через час, я и так еле вырвалась…

Лавгуд снова улыбнулась, и оставшийся им на сегодня срок перестал казаться Гермионе таким уж коротким. Это же целый час! Время, когда ты никому ничего не должна.

– Тогда просто отдашь мне, что принесла, а я потом почитаю, – сказала Луна и уселась на стол, кивая на место рядом с собой. – Расскажи лучше, что там Терри?

Гермиона закатила глаза.

– О, нет, только не это! – засмеялась Лавгуд. – Ты снова отказалась? Грэйнджер, он решит, что ты вконец утонула в книгах.

– Может, меня просто не устраивает его персона, – хмыкнула девушка, подходя ближе. – Глупо бегать на свидания только потому, что тебя туда приглашают.

– Тебе что, неинтересно с ним?

Гермиона пожала плечами и вздохнула.

– Да нет… – рассеянно ответила она, глядя в светлые глаза. – Просто…

– Он неидеален? – подсказала Луна.

Грэйнджер фыркнула и отвела взгляд.

– Он глуп? – продолжала допытываться Лавгуд. – Он бесчувственный? Он неромантичен?

– Да нет же! – не выдержав, прыснула Гермиона и уселась на столешницу рядом с Луной. – Вполне романтичен… Просто это – еще не повод, чтобы бросаться к кому-то на шею.

– Расскажи, – потеребила ее Лавгуд.

Гермиона бросила на нее быстрый взгляд.

– Просто… Ну, он – не Виктор, – спокойно и чуть виновато сказала она, пожимая плечами.

Луна внимательно смотрела на нее, машинально стискивая пальцами край стола.

– Герм, Виктор мертв, – негромко проговорила она наконец. – Как мой папа. Я понимаю, тебе хочется найти хоть что-то похожее, какие-то черты… Только, знаешь, если ты найдешь, ты все равно не сможешь быть рядом. Именно потому, что не вынесешь полупохожести… Ты захочешь большего – и еще сильнее возненавидишь того, кто похож всего лишь чуть-чуть. Уж лучше… чтоб совсем ничего общего…

Она поморщилась и вздохнула, отводя глаза.

– Малфой же не похож на твоего отца, – тихо возразила Гермиона.

Луна грустно хмыкнула и покачала ногой.

– Не похож, – согласилась она. – На него – нет. Он слишком… не знаю, разумный, что ли. Рассудительный. У него все по полочкам… Все, да не все… И не по тем, наверное…

Ладонь гриффиндорки осторожно накрыла ее руку.

– Как они? – понизив голос, спросила Гермиона.

Лавгуд снова поморщилась и укоризненно посмотрела на нее.

– Отвратительно, – устало призналась она. – На Гарри смотреть страшно – то на Драко с ножом кидается, то просто ходит, как тень, и такую, прости Мерлин, ахинею думает…

– Подслушиваешь? – вежливо осведомилась Гермиона.

Луна фыркнула.

– Если бы ты знала, в каком аду он сейчас живет… – покачала она головой. – Там и подслушивать не надо. От него так шибает, что меня через минуту его присутствия в дугу сворачивает. Хорошо, хоть Драко его не чувствует – рехнулся уже бы, наверное…

– Если бы Драко его чувствовал, может, они бы и помирились, – задумчиво заметила Гермиона, разглядывая подругу. – Ты же, вроде как, этого хочешь?

Луна непонимающе моргнула.

– Ну да, – осторожно ответила она – и тут же расслабилась. – Тьфу, Герм, опять ты, как человек, думаешь! – протянула она, хлопая девушку по руке.

Гриффиндорка отдернулась и пожала плечами. Ее раздражало то, чего она не понимала – а Лавгуд временами понять было просто невозможно. То ей Малфоя подавай – ведь видно же, что она по нему сохнет! А то кажется – и вовсе ей Драко не сдался, и она при первой же возможности снова свела бы его с Гарри. А иногда… вот когда она вот так смотрит, думаешь – никаких стихийных магов в ее жизни в принципе нет.

И вообще никого больше нет. Только… ты.

Кончик чужой палочки, мелькнувший перед самым лицом, Гермиона едва успела заметить.

– Ступефай! – четко произнесла Луна.

И подхватила мгновенно обмякшую гриффиндорку.

– Извини, Герм, но на этот раз на собрание, пожалуй, мне лучше самой сходить… – пробормотала она, перехватывая руки девушки магическими путами и вытряхивая из бездонного кармана юбки закрытый флакон. – Не можешь ты увидеть больше, чем тебе люди показывают. А мне нужно больше…

Вьющийся каштановый волос опустился в забурлившее зелье, и Луна решительно опрокинула в рот содержимое пузырька.

* * *

Чертовы пауки раздражали до невозможности. Пробираться через их полчища – это почти издевательство над собственными нервами, мрачно думала Луна, морщась и быстро шагая к гроту. Применять магию за барьером, который прикрывал пещеру от слежки, она не решалась.

Голова пухла от обрывков чужих эмоций, от перешептываний, от тройных игр, от взглядов в спину – от Хогвартса, в котором всегда было сложно держать себя в руках, и проще было согласиться почти всегда выглядеть дурой, чем, сжав зубы, терпеть его бесконечный прессинг.

Луна Лавгуд ненавидела большие скопления людей – и места, где люди скапливались подолгу. Места, где стены впитали такую массу всплесков эмоций и переживаний, что, просто находясь рядом с ними, уже можно было сойти с ума.

И уже было неважно, есть ли вокруг люди в данный момент. Стен хватало.

Впрочем, Орден Феникса сам по себе – тоже тот еще гадюшник, хмуро думала она, пробираясь к магическому барьеру. Каждый врет и каждому, и самому себе заодно – поди уж, сами запутались, что первично и где правда, кто что изначально хотел, а что придумал потом, для отмазки от чужого любопытства…

Информации было много – так много, что больше всего хотелось скинуть в мыслив все, что можно, прямо сейчас, рвануть домой и завалиться спать, хлебнув Восстанавливающего зелья. Но домой еще рано, напомнила она себе, перешагивая через порог. Считай, только полдела сделано…

Гермиона была там же, где Луна ее оставила – на широком дощатом столе, невесть как сохранившемся в этом заброшенном месте. Когда-то здесь было логово Пожирателей Смерти – одно из многих – и найти его не составило труда, особенно после рассказов Малфоя об их с Гарри прошлогодних рейдах. Иногда, устав и выпив вина перед сном, Драко становился особенно разговорчив… впрочем, Луна его понимала. У нее и у самой хватало воспоминаний, от которых она временами была бы не прочь если и не избавиться, то хоть выговориться, превратив их из событий в рассказы.

Если бы было – кому, конечно…

Руки ловко стянули с плеч чужую темно-синюю мантию, ставшую широковатой в плечах после обратного превращения, и отбросили ее на столешницу. Теперь надо было собраться с силами и вдолбить Гермионе, что на собрании она все-таки была. И помнит, о чем там говорилось, с кем и для чего.

А вот о том, что произошло здесь, ей помнить совершенно не нужно.

– Эннервейт! – прошептала Луна, убирая с рук девушки магические путы.

Ресницы Гермионы дрогнули и поднялись, взгляд сфокусировался на лице Луны – и гриффиндорку будто подбросило, одновременно отшвырнув в сторону. Мгновенно сгруппировавшись и выпрямившись, она дернулась к карману мантии, где, по всей видимости, хранила палочку. Вот только мантии на ней не было.

– Обливиэйт, – обреченно добавила Лавгуд.

Взгляд Грэйнджер снова помутнел, плечи расслабились. Луна вздохнула и, приблизившись, обхватила ладонями ее лицо.

– Тихо, тихо, милая… – чуть слышно проговорила она, поглаживая скулы девушки большими пальцами и прижимаясь лбом к ее лбу.

Она знала, что поступает правильно. Знала, что одна только информация о том, что считавшийся погибшим в ночь падения Темного Лорда Симус Финниган жив – и это известно, как минимум, Главному Аврору – стоила того, чтобы сунуться самой в сердце Ордена Феникса. Знала, что Грэйнджер не поддалась бы ни на какие уговоры и не пустила бы ее на сборище под личиной послушного книжного червя, на которого в Ордене никто никогда толком не обращает внимания – да еще бы и перепугалась и отказалась встречаться, услышав одну только просьбу.

Луна все это знала. Но горечь, отчего-то поднимающуюся откуда-то изнутри, это совершенно не отменяло.

И почему-то еще горше было от того, что глаза Гермионы по-прежнему светились легкой растерянностью – и доверием. Почти безоглядным, всепоглощающим, словно… словно Грэйнджер смотрела сейчас на самого близкого ей человека.

Вот только я – не человек, грустно усмехнулась Луна сама себе. И, наверное, слишком недавно перестала им быть, раз все еще какие-то ошметки морали под ноги лезут и мешают действовать так, как правильно. Как единственно правильно.

Давай, хорошая моя. Ты пришла, мы говорили о Терри… потом о Драко и обо мне. И о тебе. А потом ты ушла… и видела, как ссорились Кингсли и МакГонагалл, и слышала доклад Флитвика… И отчитывалась сама, у тебя хорошо получилось, тебя даже похвалили… Для проформы, конечно, но тебе все равно было приятно. Все это было, ты это помнишь, Герм, а потом ты вспомнила, что забыла отдать мне… да, вот эту бумажку и забыла, и вернулась сюда – на всякий случай, понадеявшись, а я ждала тебя здесь… Сидела, как дура, и ждала…

– Почему ты не ушла? – вдруг выдохнула Гермиона, глядя на Луну во все глаза. – Я думала… мы попрощались…

– Ну, я же тормоз, – улыбнувшись, шепнула Луна, машинально продолжая поглаживать кончиками пальцев скулы девушки. – Задумалась, свитки твои читала… Мне сегодня больше некуда спешить. Тебя недолго не было – чуть больше часа.

Гермиона молчала, и от нее почему-то вдруг повеяло тревогой – не недоверием, а именно тревожностью, страхом, пугающим ожиданием, от которого проваливалось что-то в груди и замирало чуть ли не в пятках, и карие глаза гриффиндорки распахнулись, глядя на Луну почему-то, показалось, аж снизу вверх – хотя их лица были почти на одном уровне.

Невозможно смотреть снизу вверх, когда вы упираетесь друг в друга лбами. Когда пальцы скользят по лицу, будто лаская, будто извиняясь – за то, чего Гермиона не знала, не помнила, а теперь уже и не вспомнит никогда, заменив провал в цепочке событий наложенной версией и не имея возможности отличить ее от реальности…

Теплое дыхание щекотало губы.

– Я… – в глазах Гермионы медленно застывала, укоренялась беспомощность – и покорность, и еще – почему-то – надежда.

Луна не поняла, почему.

А потом пушистые темные ресницы дрогнули, опускаясь, сдаваясь, и Гермиона потянулась к ней – одним слепым, бездумным движением преодолевая крошечные доли дюйма, разделявшие их.

Это было не похоже на поцелуи мужчины так же отчаянно и неоспоримо, как не было похоже на поцелуи папы – в лоб, на ночь, хорошей девочке. И это не было похоже на поцелуи Чжоу – потому что сравнивать с ней Луна не могла никого, для нее мир делился на Чжоу и всех остальных.

Грэйнджер была теплой, дрожащей и решительной, упрямая книжная гриффиндорка, бояться – но делать, лучше испугаться и попробовать, чем испугаться и не осмелиться сделать шаг. Луна мягко улыбнулась в раскрытые губы, почувствовав, как ладонь, сдвинувшись, легла ей на затылок, как приподнимаются напряженные плечи Гермионы, как страх в ней сменяется… гордостью?

Она отстранилась на секунду, пытаясь выровнять дыхание, все еще сжимая в ладонях горячие скулы. Глаза Грэйнджер победоносно блестели.

– Да ты что угодно сможешь, если захочешь… – невольно отвечая на невысказанную мысль, тихо сказала Луна.

Конец фразы снова утонул в поцелуе. Луна восторженно пискнула и заткнулась – целовать Грэйнджер оказалось куда радостнее, чем копаться в ее мозгах. Грэйнджер, гриффиндорскую заучку, едва не похоронившую себя заживо после смерти Крама, едва не превратившуюся в бесчувственный сгусток зачерствевшей, непрожитой боли – и, кажется, сумевшей, наконец, разрешить себе выбраться из добровольного траура. Спустя всего почти пару лет.

Луна была уверена, что способность надеяться всегда означает способность чувствовать – пусть даже так, как чувствуют люди. А в глазах Грэйнджер мерцала надежда. Луна не могла ошибиться.

– Теплая… – почти не отрываясь от ее губ, мягко прошептала Гермиона – и ее улыбка ощущалась, как мириады мурашек по коже.

– И не кусаюсь… – с усмешкой мурлыкнула Луна. – Видишь, дурочка, я же говорила… Все люди – бисексуалы, просто сами в это не верят.

Гермиона резко отстранилась и уставилась на нее почти гневным взглядом. Луну неудержимо разобрал смех – спокойно смотреть, как растрепанная, раскрасневшаяся, задыхающаяся Грэйнджер, сидя на столе с влажными распухшими губами, пытается скорчить привычную строгую мину, будто собралась отчитать нашкодившего первоклашку, было просто немыслимо.

– Ш-ш-ш… – Луна снова притянула ее к себе и зарылась лицом в спутанные каштановые волосы. – Все, молчу я, молчу… Девочка моя… хорошая…

Ладони мягко скользили по плечам, по спине, и Гермиона уткнулась куда-то в шею Лавгуд, медленно расслабляясь в теплых руках.

– Так все-таки – почему не Терри? – пряча лукавую улыбку в кудрях гриффиндорки, негромко осведомилась Луна.

Грэйнджер вздрогнула – и притворно застонала, падая ей на грудь.

Через мгновение обе хохотали – прямо посреди отгороженного от мира магическим барьером грота, обнявшись и вцепившись друг в друга.

Целуя горячие щеки, ресницы, убегая от настойчивых губ, Луна удивлялась – как ей еще полчаса назад могло казаться, что все, чего она хочет – это только домой и спать? Смотреть на сияющую, возбужденную Грэйнджер, которая снова завелась критиковать манеру Терри Бута ухаживать – это было почти что счастьем.

В конце концов, она всегда болела душой за Гермиону – пусть та и не понимала, наверное, что маг может относиться к человеку… по-человечески. Что, чувствуя чужую боль, уже не обращаешь внимания, кому она принадлежит – магу, человеку или еще какому-то существу.

За всех существ одинаково больно. И хочется, чтобы каждый из них улыбался – хоть иногда.

Снова картинка.

Самым неприятным для Панси всегда было ощущение, что она непостижимым образом умудрилась свалять дурака – и неважно, знают об этом окружающие или пока только догадываются.

Она ценила холодность рассудка и четкость, выверенность подхода – и ошибочный результат всегда означал, что логика ее подвела. Либо – и это было ничуть не лучше – что она исходила из неправильных предпосылок.

Но в данном случае предпосылки были верны – тут ошибиться попросту негде. Панси придерживалась сформировавшегося за годы мнения, что стихийная магия никак не может являться той тупой страшилкой, какой ее представляют учебники. Она слишком сложна, чтобы не иметь конечного смысла, и девушка еще в ранней юности пришла к выводу, что, невзирая на общепринятое мнение, маги объединяются в пары осмысленно – но только для достижения общей цели.

Никак не для того, чтобы просто помочь друг другу.

Первые дни после выздоровления походили на внезапно распахнувшуюся перед глазами бездну – так велик был объем вываливавшейся на Панси информации. По всему выходило, что маги не принимают решения о проведении инициации. Она всегда происходит сама, по одной ей ведомым законам – а, значит, решение за обоих принимает стихия.

Именно стихия определяет, какие люди лучше подойдут друг другу для достижения цели – а, возможно, и саму цель. Но в любом случае – посвящение здорово помогало расставить точки над «i», убирая из жизни мага ненужное и привнося туда новое. То, что требовалось в данный момент.

Панси не сомневалась, что в этой логике не было ошибок. Как и в том, что из нее ясно следовало – если бы Лавгуд действительно любила Малфоя, она попросту не смогла бы завести себе своего воспитанника. Никогда.

Не лучшим образом сюда вписывалось еще одно посвящение, проведенное Малфоем – то, что он смог это сделать, заставляло сомневаться, любил ли он, вообще, когда-нибудь Поттера. Но Панси учла тот факт, что на момент инициации все его чувства к Гарри были порабощены амулетом.

А факт, что амулет также являлся стихийным и, следовательно, не мог действовать вопреки общему закону стихии, только нервировал и путал с таким трудом складывающиеся карты. Панси пришлось предположить, что эти задачи могли оказаться не связанными и служить разным целям – которые сложно понять, глядя на ситуацию снизу вверх, да еще и практически изнутри.

Решение сформировалось довольно быстро и потом уже не оставляло сомнений – Луна нуждалась именно в Панси, а не в Драко Малфое. Возможно, Панси нужна была как раз для того, чтобы помочь вечно путающейся в собственных чувствах Лавгуд оторваться от слизеринца и найти свой собственный путь, а, возможно, и для более серьезных задач – этого девушка толком не знала, да и не пыталась узнать сейчас, когда только-только начала возвращаться в реальный мир после многомесячного безумия.

Радость от осознания того, что она снова может пользоваться своим рассудком, с лихвой перекрывала досаду от невозможности применить его сразу и ко всему.

Лавгуд временами раздражала до невозможности – своим неприкрытым стремлением везде и во всем цепляться за Драко. Который, кстати сказать, демонстрировал в ответ просто царское равнодушие, в лучшем случае одаривая девушку странными взглядами – а то и просто нагло и по-хозяйски пользуясь ее постоянной готовностью поделиться с ним своей бездонной эмоциональностью. Временами Панси просто зверела, глядя, как Луна стелется перед холодным, как айсберг, Малфоем, как сильно ее ранит бездушность бывшего слизеринского принца – и не понимала, какого Мерлина Лавгуд тратит себя на того, кто, совершенно не стесняясь, попросту затыкает ею свое свободное время.

То, что Гарри смотрел на их игры сквозь пальцы, временами бесило еще сильнее, вынуждая сдерживать желание наговорить тупому и, по всей видимости, еще и слепому, как флобберчервь – несмотря на наличие очков – гриффиндорцу колкостей. Стихия высказалась ясно и четко – Луна больше не нуждается в Драко, она пережила его, как ступень, перешагнула, ее и близко рядом с ним больше быть не должно – вот только как объяснить это влюбчивой дурочке, когда единственный, чье мнение ей небезразлично, потакает всему этому бесконечному идиотизму, спрятавшись за стеклами очков?

То, что Малфой вел себя с Лавгуд, как полноценная свинья, даже не нуждалось для Панси в доказательствах. Она видела – видела собственными глазами, ежеминутно – какую бездну сил тратит Луна только на то, чтобы находиться рядом с ним, чувствовать его – и не срываться при этом в истерику, продолжая улыбаться даже тогда, когда его очередная ухмылка или комментарий прилетали к ней, как хороший удар под дых. Она видела, как чудовищно жесток бывает с ней Драко, как он выжимает ее до капли, доводя до слез – и отворачивается, едва измотанная его равнодушием Лавгуд перестает сдерживать эмоции.

Она видела, как Луна плачет, уткнувшись ночью в подушку – и, что самое поганое, прекрасно понимала Малфоя, которому все эти женские слезы были попросту не нужны. Он не мог дать ей ничего – такого, в чем бы Луна нуждалась – а то, что это совершенно не мешало ему брать, пока предлагают, вызывало у Панси состояние, больше всего похожее на полуистерический внутренний раздрай.

Да, было бы странно, если бы слизеринец вдруг отказался взять то, что дают, когда платить не обязательно. Но отчего-то, когда на месте жертвы вдруг оказывалась Луна, Малфоя начинало отчетливо хотеться оттаскать за волосы. Желательно – крепко приложив при этом смазливой мордашкой об стену.

А заодно и Поттера, которому, по всей видимости, было глубоко безразлично, что происходит в доме, если это вытворяет его любовник. Ему, очевидно, здесь разрешалось вообще все.

Разговоры с Луной неизменно заходили в тупик.

– Панси, он просто… ну, такой, – шмыгала она носом в ответ на попытки поговорить. – Он же не может измениться. Вот как я не могу научиться мимо ушей его слова пропускать…

Ну так брось его к чертовой матери! – не раз хотелось прошипеть Панси прямо в заплаканное лицо. За какими гоблинами он тебе сдался, раз он такая сволочь! Он же просто тебя изводит!

– Он тебе, кажется, пока еще даже не муж, – сквозь зубы цедила она вслух.

– Он мой наставник, – мягко упрекала Луна, отмахиваясь. – Мы с ним связаны. Значит, так правильно – я просто должна научиться… ну, не знаю, терпеть, наверное…

Ты не только с ним связана, мрачно думала Панси – но не находила слов. Любые слова могли только ранить еще сильнее – а Панси стала бы последней, кто по своей воле взялся бы бить Лавгуд по ее и без того разболтанным эмоциям. Хватало того, что это с успехом регулярно делал Драко – причем совершенно, похоже, не задумываясь, как мало надо живущему на грани психической нестабильности водному магу, чтобы перемахнуть за эту самую грань. Окончательно перестать отличать реальный мир от того, какой видят эмпаты.

Лавгуд ходила по краю пропасти, рискуя в любой момент свалиться в собственное безумие – и это не интересовало здесь никого. Даже Гарри, что уж совсем странно. Гриффиндорец, вроде бы, все-таки – а ведь надо же, ради капризов любовника, видать, и не на такое глаза закрыть может. Впрочем, неудивительно – что такое Лавгуд для них по сравнению друг с другом? Пренебрежимая пешка. Умрет – не жалко.

Или, что еще хуже – они могли даже не понимать, как близка и вероятна становится смерть эмпата, если его с таким постоянством вынуждать эмоционально срываться.

Ситуация требовала вмешательства, и немедленного. Панси, поколебавшись, поставила на привязанность Луны к новой воспитаннице, на ее стремление защитить каждого, кто обижен – и не проиграла.

История о несправедливо покинутой добрыми и заботливыми рыцарями на произвол судьбы несчастной принцессе Слизерина пришлась как раз в точку. У Лавгуд хватило мозгов задать Драко прямой вопрос – и убедиться, что ему нечего ей ответить. Убедиться, что Панси не солгала.

Слезы закончились, как отрезало. Три дня Луна спала рядышком, свернувшись в клубок и сладко посапывая, как ребенок, три дня прошли в – наконец-то! – реальной аналитической работе без отвлечения на истерики и прочие пики эмоциональности, три дня Панси кусала губы, давя улыбку, когда смотрела на увлеченную делами Лавгуд, по рассеянности путающую правый тапок с левым и теряющую лежащие прямо под носом пергаменты.

Три дня ощущения, что хоть что-то в этом доме хоть немного сдвинулось в сторону порядка. Три дня тишины за завтраком, без протяжно-утомленных интонаций Драко и затаенной, глубоко запрятанной боли в голосе отвечающей ему Луны.

Три дня полноценной жизни.

А потом пришел Гарри.

* * *

Признать свою ошибку оказалось легко – не в пример легче, чем понять, в чем же она все-таки состояла. Панси снова и снова перебирала в голове изначальные доводы – и не находила того самого момента, где могла бы пойти по ложному пути. Она нужна Луне. Она должна позаботиться о ней – Мерлин, если в этом доме на нее всем плевать, то хоть кто-то же должен! Эта дурочка самостоятельно даже под ноги смотреть не способна, не то что – беспокоиться о собственном душевном здоровье…

Поттер, конечно, тоже хорош – приходить и угрозы разбрасывать… Где он, спрашивается, был всю дорогу, пока его разлюбезный Малфой о Лавгуд ноги вытирал? И темнит ведь что-то, зараза – видно же, что их связь ему не так просто далась, как он тщится показывать.

А с другой стороны – вообще непонятно, почему сейчас он готов испепелить любого, кто им помешает.

Луна, проснувшись после вечернего разговора, все утро и половину дня проходила мрачнее тучи. Вздыхала, путала пергаменты, а то и вовсе застывала, как памятник вселенской скорби, уставившись в одну точку. В конце концов доведенная до белого каления Панси уже вечером вытолкала ее из комнаты – искать Малфоя.

– Надумала извиняться – так извиняйся, – угрюмо посоветовала она. – Если уж тебе без него настолько плохо…

И пожалела, что не может почувствовать, где именно сейчас находится Драко и в каком он настроении. Она и Луну пока что не чувствовала – хотя Лавгуд уверяла, что со временем это придет, и все они станут для нее понятными и вполне различимыми маячками. Панси к ее словам относилась скептически, но спорить не пробовала. Придет – так придет, авось, не помешает.

Ну, а нет – так нет.

Сидеть на одном месте и ждать непонятно чего, ощущая тягостный и мерзкий привкус совершенной ошибки, оказалось невмоготу. Промаявшись десять минут в одиночестве, Панси решила выбивать клин привычным клином и отправилась в библиотеку – работать.

Негромкие голоса, доносящиеся откуда-то из-за шкафов, она услышала, едва распахнув дверь.

А мгновением спустя, сделав шаг вперед, и увидела их – обоих, в глубине библиотеки – и Луну, и Драко.

Малфой стоял какой-то остолбенелый и ошарашенный и с абсолютно непроницаемым лицом разглядывал Лавгуд. Лица Луны Панси не видела – девушка низко опустила голову, прислонившись к столу.

– Знаешь, я только сейчас понял, что именно Поттер чувствовал – тогда, в мае, – чуть слышно проговорил Драко, опуская глаза. – Все в толк взять не мог, чего он так дергается – я же его не бросал… Просто… ты требовала больше внимания, а в первые недели – особенно…

Лавгуд обреченно кивала.

– А теперь… – Драко хмыкнул и отвел взгляд куда-то в сторону. – Я головой-то все понимаю – что ты без нее не можешь пока, что она тоже нужна тебе… Но… ч-ч-черт…

Панси оцепенела, глядя на них. О чем они говорят? Вообще – о чем?..

Луна осторожно коснулась плеча попытавшегося было отвернуться Малфоя.

– Драко, я же извинилась! – умоляюще прошептала она. – Я не могу выбирать между вами – ну, зачем ты это делаешь?

Малфой как-то странно оцепенел – и Панси поняла, что вообще ни черта не понимает. Особенно, когда Луна слезла со стола и несмело обняла его, прижавшись к груди, утыкаясь в нее носом.

Вот чокнутая – Малфоя вот прямо так запросто брать и трогать! – машинально подумала Панси.

И окончательно обалдела, когда Драко, прикрыв глаза, вцепился в плечи Луны, зарываясь лицом в ее волосы – вцепился так, будто это не он награждал ее холодными комментариями десятки раз в день, игнорируя любые попытки достучаться до него.

Ладони Малфоя заскользили по ее спине – почему-то нетерпеливо и жадно, и Луна, всхлипнув, что-то пробормотала, поднимая голову – Панси не поняла, что именно.

– Ох, лучше просто заткнись, – выдохнул Драко, беспорядочно целуя щеки, скулы, лоб, зарываясь пальцами в светлые, золотистые волосы. – Девочка моя…

– Да что ж ты у меня глупый такой… – всхлипнула Лавгуд, прижимаясь к нему. – Никуда я не ухожу… Ты – это всегда ты, Драко. Кто бы ни был еще.

– Знаю, – шепнул Малфой, обхватывая ее лицо ладонями и всматриваясь в него. – Просто… черт, иди сюда…

Луна привстала на цыпочки, потянувшись – и через мгновение они уже целовались – так, словно изголодались, истосковались друг по другу за какие-то несколько дней. Панси отрешенно смотрела на тонкие пальчики Луны, цепляющиеся за Драко – за его волосы, плечи, руки, на то, как он перехватывает их и лихорадочно целует, прижимая к губам, стискивая девушку в объятиях.