Текст книги "Sinnerman (СИ)"

Автор книги: fox in the forest

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

========== Часть 1 ==========

Капитолий, Резиденция Президента Сноу. Начало Революции.

Кориолан с неподдельным интересом рассматривал белый конверт на столе, иногда переводя взгляд на человека, который его принёс. А затем томно, словно это его вовсе не интересует, спросил:

– И кто же адресант?

Миротворец только пожал плечами в ответ. Немного потоптавшись на месте боязно прошептал:

– Я могу идти, господин президент.

– О да, конечно, – натянуто улыбнувшись, быстро ответил тот, и, дождавшись, когда зал опустеет, аккуратно взял конверт, прокручивая его в руках. Тщательно изучив его, он так же аккуратно достал письмо и принялся читать. По мере того, как его глаза перепрыгивали со строчки на строчку, на его губах проявлялась тень улыбки, а когда письмо закончилась, Сноу подавил смешок.

– Да что она возомнила о себе?

Взяв в руки перо, он быстро черкнул ответ на обороте и засунул письмо обратно в конверт, попутно вызывая к себе “посла”.

– Ромулус, отнесёте туда, откуда принесли. И в следующий раз, попытайтесь действовать незаметно. Не хочу, чтобы пошли разговоры.

Через несколько дней, президент снова получил всё тот же конверт. Ответом служила одна строчка – время и место, где им предстояло встретиться. Сноу отложил конвертик в шкаф и пригласил к себе Ромулуса.

– Как давно вы получили письмо?

– Сегодня, господин президент.

– Не лгите, – мягко произнёс Кориолан.

– Не было возможности действовать незаметно. Пришлось выждать три дня.

– У меня сегодня гость. Не хочу, чтобы у неё были проблемы из-за Вас, Трэд. Сообщите всем миротворцам…

– О, не стоит беспокоиться, – послышался голос за спиной Ромулуса и тот о прыгнул в сторону пропуская женщину внутрь. – Проникнуть сюда не составило никакого труда.

– Оставь нас, – махнув рукой, Сноу отдал приказ Трэду. Он встал из-за стола и в два шага оказался у двери возле Коин.

– Можно было использовать Интел, так безопаснее. Не слишком ли это рискованно вести переписку с помощью конвертов, Альма, особенно учитывая Ваше положение?

– Риск в наше время весьма оправдан, – женщина подняла взгляд на него, впиваясь глазами цвета стали в глаза холодные, но мягкие как снег. – Телевидение сейчас менее безопасно, чем письма.

– Давайте поиграем? В шахматы, – он лёгким взмахом руки указал на стол, где была разложена шахматная доска.

– У меня к Вам очень важное дело, я рискую, находясь здесь, а Вы предлагаете поиграть в шахматы? Знаете, Сноу, в чём Ваша самая большая ошибка? – в ответ он многозначительно улыбнулся, и чуть приподнял бровь. – Вы воспринимаете всё это как игру! Вам нравится играть с жизнями людей, словно с куклами.

– Да, между нами много общего, – жеманно улыбнувшись, он снова провел рукой, указывая на стол, и Коин скорчив недовольную гримасу, всё же уступила.

– Уж простите мне мою слабость, я играю только за белых, – шахматы состояли из самых необычных фигурок белого и красного цвета, вырезанных из дерева, инкрустированные золотыми и платиновыми вставками. Одна только пешка заслуживала центрального постамента в выставочном музее.

– Итак, я был крайне удивлён, получив письмо. Не держал в руках таких уже очень давно. Знаете, люди в наше время не любят писать письма. Они вообще не любят писать. Но я, развлечения ради, иногда пишу от руки.

– Президент Сноу, я пришла обсудить с вами перспективу развития нашей с вами войны, а не о деградации Капитолийцев, – съязвила Коин, перебивая его.

– Да, конечно, – его взгляд потух, на несколько секунд, но снова загорелся ледяным светом, как только его пальцы коснулись белоснежной ладьи. – И всё же я попрошу впредь меня не перебивать. Я знал, что это случится. Я не был удивлён.

Альма всматривалась в его спокойное выражение лица с удивлением и недоверием.

– Война… – Он снова сделал выпад ферзём, сметая красную пешку с доски. – Она идёт повсеместно. Все воюют со всеми. Короли с королевами, – он почти незаметно кивнул на доску, в сторону красных, и Коин заметила схожесть между собой и королевой. – жители Дистриктов с жителями Капитолия… Последним шагом будет применение ядерного оружия. Я не был уверен, что вы решитесь на это, но я не удивлён.

– Так вы согласны?

– Согласен ли я уничтожить весь мир, который строил всю свою жизнь? Мир, который я клялся защищать?

– Без нас он потеряет всю ценность.

– Без нас? – он улыбнулся, коснувшись белой розы у кармана. – Вы рассматриваете вариант с полным поражением обеих сторон, не так ли? Откуда такие поспешные выводы?

– Господин президент, – она нервно улыбнулась и сделала выпад королевой, забирая сразу три пешки, а после, нагнувшись над доской, тихо проговорила почти в самые губы президента. – Сноу, ты попадёшь в ад, потому как загубил столько невинных душ из-за своего тщеславия. Ты умрёшь от рук монстра, которого ты сам создал. И мир, которым ты хочешь управлять, рухнет под моим террором – я стану королевой, и я устрою твоим любимым Капитолийцам ад на земле. Это твоя судьба. Ты умрёшь. Но если случится так, что и мне не случится править…

– Тогда ты уничтожишь весь мир. Альма, – Кориолан улыбнулся, снова коснувшись розочки на пиджаке, – ты чокнутая!

– Да, между нами много общего.

Сноу прокрутив в пальцах ферзя, пристально взглянул на доску.

– Не стоит недооценивать монстров, Альма, они крайне непредсказуемы, – сделав выпад королём он объявил мат королеве, что было весьма неожиданно для Коин. Выражение её лица стало более холодным и отчужденным.

– Они ослабли в процессе нашей с вами войны и теперь не несут никакой угрозы. Мы застанем их врасплох. Как только последний достойный президент лишится власти, мир погибнет.

– И как, позвольте узнать, мы это сделаем, будучи мертвыми? – он скептически осмотрел Коин.

– Нам нужен посредник. Это же и будет залогом того, что погибнет весь мир, а не только его часть.

Сноу тихо рассмеялся, а через несколько секунд закашлялся до боли в груди, попутно доставая из кармана белый платок с вензелем.

– Жалкое зрелище, – скривилась Коин, едва заметив проступающие пятна крови на белоснежном платке, – два величайших тирана и вот так заканчивают свою жизнь.

Мужчина аккуратно вытер уголок рта и спрятал платок обратно в карман.

– С посредником я помогу. – кинул тот, и снова вызвал к себе Трэда. – Отличный шпион, так и не успевший выбрать сторону.

– И кто же из нас отвечает за добрую?

– Мы оба на стороне зла, Коин.

– Что же. Я согласна с вашим выбором. – она кивнула, а после небольшой паузы продолжила: – Но это крайний случай. А пока мы продолжаем сражаться за власть. Я отвоюю право на месть.

– О, даже не сомневаюсь, – Кориолан еле заметно улыбнулся, уставившись на вновь появившегося Трэда. – Вам знакома роль обывателя, Ромулус?

– Что? – не понял миротворец. Через несколько часов он был предан пыткам с участием яда ос-убийц: ему внушали на протяжении долгих месяцев одну единственную идею, что после смерти Сноу и Коин, он должен будет выпустить ряд ядерных бомб, освободить всех мутантов, распространить вирусы и прочие ужасы, ставшие наследством Голодных Игр. А ещё через полгода, в последние секунды жизни Сноу и Коин, он покинет арену и направится в резиденцию, чтобы весь мир пал.

========== Часть 2 ==========

“Будь милостив, Господь,

К народу моему,

Облегчи горестей его

Несносную суму…”

из Псалма

Голова чертовски болит, дыхание сбито, каждый шаг даётся с большим трудом. Ромулус лавирует мимо восторженной толпы.

– Радуются собственной кончине, – думает мужчина. – Помнишь, когда мир сошел с ума?

Ему больно даже думать. Он старается расслабиться, но не может. Каждый раз как он отключает своё сознание, освобождаясь от мыслей, всё вокруг меркнет, а целые часы или даже дни перестают существовать. Он не может себе позволить хоть секундочку отдыха. Есть чёткая цель, и Трэд не должен ослушаться. Солдат не может не выполнить приказ.

– Ты сумасшедший.

Судорожно соображая, Ромулус пытался оправдать себя. Но мысли и тело будто бы не принадлежали ему. Он продолжал идти, даже не сопротивляясь. Он проходит в Резиденцию. Закрывает на секунду глаза – в голове пчелиный рой, мысли больно жалят – и вот он уже закрывает на защёлку дверь.

– Почему никто не останавливает тебя? – думает он. – Почему ты это делаешь? Почему бы тебе не остановиться? Там ведь дети.

Ромулус забился в угол комнаты. В противоположном углу в зеркале отражался испуганный мужчина.

– Совсем как ты! – он залился диким хохотом. Его всего буквально скрутило от смеха, и он сжался ещё больше, превращаясь в маленький комочек. От беспредельного, бесконтрольного восторга, вся комната дрожала от его захлебывающегося, нервического хохота. Пока смех его не перешел в рыдания…

– Сумасшедший, ты убьешь их! Разве ты не понимаешь?

– Я понимаю слишком много, – отозвалось отображение в зеркале. – Разве это делает меня сумасшедшим?

Трэд потерял контроль над телом. Сделал шаг на встречу погибели. Затем ещё один. Остановился. Вытер слёзы, размазывая их по лицу.

– Предупредить! Будь человеком, скажи им!

Резко развернувшись, Трэд подбежал к камере. Срочные сообщения по Интелу, рекламные ролики, пропагандистские фильмы Сноу – всё это было снято здесь, на эту камеру. В прошлом году это было чертовски популярно. Пожалуй, сейчас это будет последняя съемка.

Мужчина запустил механизм. Начал говорить. Медленно. Сбиваясь, останавливаясь. Он часто терял контроль, вставал и бежал к заветной кнопке, но в последние секунды останавливал себя, возвращаясь. Он встал каналою, словно собрался читать проповедь. В конце тихо добавил:

– У нашего Бога достаточно сил упрятать в ад грешников. И я умру, когда закончу то, что начато.

***

Хеймитч резко поднялся, когда на экране вспыхнуло изображение с обезумевшим Ромулусом. Он сразу понял, о чём миротворец хотел рассказать в своей исповеди. Ни секунды не сомневаясь, мужчина схватил Эффи за руку, от чего та вскрикнула и попыталась вырваться.

– Ты что совсем из ума выжил?

– Замолчи. – рявкнул тот, продолжая идти, глазами выискивая Пита и Плутарха.

Бывший Распорядитель встретился взглядом с Хеймитчем и кивнул.

Захватив с собой Пита, Эбернети продолжил путь.

– Они забрали Китнисс! Мне нужно к ней! Хеймитч!

– Плутарх позаботится о ней. А сейчас нам лучше уйти.

– Куда? – возмущенно вспыхнула Тринкет, снова попытавшись вырваться из стальной хватки мужчины.

– В убежище, Эффи. Просто будь рядом и не отставай, – более мягко добавил он, чуть расслабляя хватку.

Через несколько минут они были в нужном бомбоубежище. Ещё некоторое время спустя к ним присоединилась Китнисс, Плутарх и сопровождающие их миротворцы. Людей становилось больше с каждой секундой. Бункер заполнялся за считанные минуты.

Эффи, вцепившись в плечо Хеймитча, испуганно смотрела по сторонам.

– Мы умрём?

– Я не позволю, – ответил бывший ментор, обнимая её, целуя в висок. – Вы моя семья, я не позволю кому-либо забрать вас.

Крики и вопль заглушил шум взволнованных голосов. Стало ясно – Трэд выполнил своё предназначение.

Затем выпущенные снаряды уничтожили крайние Дистрикты.

Хеймитч настороженно ждал, сам не понимая, чего. На его коленях, содрогаясь всем телом от каждого взрыва, лежала голова Эффи. Она роняла слезы, а он нежно поглаживал её волосы. Рядом сидели Китнисс и Пит. Девушка ещё не отошла от шока, а парень, обнимая её, изредка поглядывал на Хеймитча, будто на нём были написаны ответы.

Всё закончилось через час. Мир погиб, время перестало существовать, в бункере стало чертовски тихо. Никто не говорил ни слова. Все чего-то ждали. Сигналы бедствия пришли на пятые сутки, пугая всех населявших бункер. Были они, как всегда, неприятными, даже мерзкими для человеческого зрения и слуха: во всех помещениях замигал свет, взвизгнула сирена, изображая свинью на скотобойне. Всем стало ясно – это конец.

Плутарх всё же взял контроль в свои руки. Рассказал всё, что ему удалось узнать за пять минут до катастрофы. Чудом ему удалось сообщить в другие Дистрикты о катастрофе, и быть может там тоже есть выжившие. Кого-то это взбодрило, кому-то было откровенно плевать. Жизнь этих людей превратилась в жалкое существование. Они находились в лимбе*, прячась, дабы «пребыть там, покуда не обновится мир»: здесь невинные души ждут конца Судного Дня. Год за годом.

Комментарий к Часть 2

Лимб – термин, использовавшийся в средневековом католическом богословии и обозначавший состояние или место пребывания не попавших в рай душ, не являющееся адом или чистилищем.

========== Часть 3 ==========

“Террор рождает страх. И этот страх будет осенен новыми предрассудками…

Так было, и так пребудет вовеки… и теперь…”

Я – легенда.

Пять лет спустя. Бункер.

Время всё ещё продолжало существовать.

– Как странно, – думал Эбернети, наблюдая за тем, как люди пытаются распределить между собой работу, – мир погиб, а время всё ещё идёт.

Многие, не задумываясь об этом, переставали жить, существуя, чтобы потом, через недели или месяцы, все равно, корчась в судорогах лучевой болезни, упасть к ногам этой ‘ядерной осени’. Они не выдерживали, срывались и уходили “наверх”, в лапы смерти, сеющей пепел. Другие оставались, но, будучи одинокими, сходили с ума, кончая жизнь самоубийством.

Эбернети, наблюдая за тем, как один за другим Капитолийцы умирали, стал тщательнее присматривать за Эффи. Всё чаще он замечал, как в её глазах таял тот весёлый задорный огонёк. И хотя он поддерживал её как мог, она только грустно улыбалась, приговаривая мол “не в первый раз с нами такое, да?”. Иногда он находил её забившуюся в уголок их ничтожной каморки, плачущую и разбитую. Всё чаще она срывалась на крик. Когда четвёртый год в бункере подошел к концу, в ней будто бы что-то сломалось. Она чертовски походила на Китнисс: замкнутая, тихая, непривычно “бледная”. Казалось, что она, подобно экзотическому цветку, увядала под тоннами земли, радиации и вирусов.

Хеймитчу же было гораздо легче. Хотя он так и не смог привыкнуть к пыльным бурям. Они были непредсказуемы, как бы к ним не готовились, к ним нельзя было привыкнуть. Каждый раз его ждала бессонная ночь, он ворочался в постели до утра, а остаток дня он был измученный, разбитый и нервный. Теперь с каждым днём прибавлялось чувство тревоги за его семью. Он был папочкой для Китнисс и Пита, а Эффи уже давно стала ему женой.

Эбернети удавалось покидать бункер вместе с Китнисс, которая нуждалась в этом больше, чем кто-либо ещё. То, что они увидели за пределами Убежища, повергало в шок, окончательно лишая здорового сна. Нет, конечно, Хеймитч знал, что безоблачного синего неба, деревянных домиков деревни Победителей среди изумрудных полей он уже никогда не увидит. Нет, все было как по учебнику – шквальный ветер гнал низкие свинцовые облака, роняющие кислотный снегодождь и пепел на мутные потоки рек, а косяки бумажного мусора и какого-то обгоревшего тряпья кочевали по пустынным улочкам. Это была настоящая осень, октябрь, кажется, это был выходной, но на улице теперь всегда мрачно и оглушительно тихо. Люди не спешат выйти на улицу, как обычно это бывало. Ни смеха прохожих, ни шума машин… Ядерная осень, пройдясь световым, ударным, тепловым и нейтронным гребешками своей дьявольской Жатвы, уничтожила почти всех тех беззаботных жителей некогда “большой столицы”. Те, кого она не коснулась, кого в первые дни не сожгли, не “скосили” нейтроны и гамма-лучи, продолжали сражаться за кусок хлеба, за глоток чистой воды, за место под “солнцем” – аварийной лампочки бункера. Время продолжало идти, с ТОГО МОМЕНТА прошло больше четырёх лет, и выжившие отдавали долги за своё спасение. Хеймитч никак не мог отмахнуться от стоявшего перед глазами видения – тощие, с бледной, покрытой язвами, кожей, в клочьях, бывших когда-то летней одеждой, с воспаленными, красными глазами, люди копошились в развалинах и как по команде, обернувшись, начинали швырять в машины камнями, изрыгая проклятия. Теперь на планете нет безопасного места, где ты не рисковал бы стать жертвой уничтоженных Войной, изгнанных из “чистого”, здорового общества в ад.

Бывший ментор, задыхаясь от бессилия, резко проснулся, ощущая, что буря закончилась. Около четырех часов сна за второе сутки были совершенно бесполезными. Его разбудила тишина, но в ушах словно продолжал шуметь песок. Хеймитч слегка приподнялся на локте, и заметил, что она не спит. Эффи лежала на спине, недвижно уставившись в потолок.

– Что-то случилось? – вяло пробормотал он.

Она не ответила.

– Эй, Тринкет…

Она медленно перевела взгляд.

– Ничего, – сказала она. – Спи.

– Как ты себя чувствуешь?

– Все так же.

Еще мгновение он лежал, внимательно вглядываясь в ее лицо.

– Ладно, – сказал он, поворачиваясь на другой бок, и закрыл глаза.

– Прости, – глухо отозвалось от стен, и её рука коснулась его плеча, и он невольно вспомнил свою, ту самую, до чёртиков раздражающую Капитолийку, с огромными париками и нелепыми костюмами. Он зажмурился, прогоняя неожиданно вспыхнувшее чувство, которое когда-то называли желанием, и холодно ответил:

– Постарайся заснуть.

На следующее утро она заговорила первая. Тихо, словно боялась чего-то; она стояла в противоположном конце коморки, словно между ней и Эбернети была гигантская пропасть.

– Они собираются найти выживших из Дистриктов и перевести их сюда. В безопасность.

– Правда? – хмыкнул мужчина и подошел к Эффи почти вплотную. – Кто они?

– Китнисс, Плутарх, Пит, – она опустила глаза и выдохнула: – я.

– Ты не едешь. Это слишком опасно. Мы сто раз говорили об этом.

– Да, – безжизненно ответила она.

– Китнисс и Пит прошли через многое. Они смогут защититься. Плутарха мне не жалко. Думаю, он и среди безумцев найдёт союзников. Но ты… – он сел в кресло, и уставился на Эффи, с победным выражением лица. – Ты ничего не изменишь, если поедешь с ними. Если с тобой что-нибудь случиться…

– А что измениться, если я останусь? Что если я сейчас умру? Прямо здесь, на твоих руках – от скуки? Назови мне причину, хоть одну, из-за которой я должна радоваться? Почему я должна продолжать существовать?

– Мы остались в живых, – прорычал он сидящей напротив жене.

– В живых?

– Да.

– О господи, да что ты несешь! Какие живые? Это не жизнь! Мы заключенные. Я так больше не могу.

– Прошу тебя.

– Мне все равно. Все равно, слышишь?

– Эффи!

– Хватит говорить мне, что это закончится! Господи, почему я согласилась на это? Какая я была дура!

– Мы с тобой ведь тысячу раз обсуждали.

– Ты пытаешься нас спасти, да? Больше не могу. Сначала даже не хотела тебе говорить. Так было бы лучше. Говоришь, что жизнь за нас отдашь, а какая от этого польза? Сначала Тринадцатый, теперь это!

– Прекрати, – устало выдохнул мужчина.

– Нет. Ты предпочитаешь ждать. А я не могу. Не могу.

Она опустилась вниз по стене, прижимая колени к груди, сжавшись в комочек, её руки бессильно опустились по бокам.

– Я тебя не отпущу и никогда не оставлю, – он опустился на колени рядом с ней.

– А мне все равно. Все бессмысленно. Если хочешь, можешь считать меня тупой сукой Капитолийкой, разбалованной куклой.

– Эффи, не делай этого.

– Нет, я не останусь. Не могу. Прости.

– Я не справлюсь один, – тихо шепнул он; Эффи всхлипнула, они сидели молча – она, потупив взгляд, а он, прожигая в ней дыры.

– Я не вижу больше снов. Я перестала улыбаться. Ты все настаиваешь, что надо бороться. Но мне больше не за что бороться. Во мне все умерло в ту ночь, когда мы попали сюда. Это мой последний шанс… твой шанс доказать мне, что можно исправить хоть что-то.

Он ничего не ответил.

– Видишь, тебе нечего возразить.

– Ты всё решила сама.

– Мне пора. – она встала, наклоняясь, целуя его губы, пытаясь запечатлеть в этом поцелуе всю нежность и тоску, а затем ушла. Она была права. Без сомнения, Эффи Тринкет – цветок, вянущий под колпаком, нуждающийся в свободе.

Через час колонна машин отправилась на спасательную операцию. Хеймитч успел попрощаться со своими детками, стараясь дать им как можно больше советов, напутствий и самое главное правило – не дать Тринкет погибнуть. Пит улыбался, возражая на необычную заботу со стороны бывшего ментора мол “мы быстро справимся, одна нога здесь, другая уже “дома””. Китнисс молча обнимала Эбернети. Что-то внутри мужчины подсказывало, о том, какой ужасной ошибкой была эта поездка, но исправить её он был не в силах.

***

– Господин президент, мы заметили песчаную бурю, – быстро отчеканил парень.

– Да-да, меня ещё вчера предупредили. Переждём в бункере, всё, как всегда. Она же мимо пройдёт, не так ли?

– Нет, сэр, – тихо отозвался тот, переводя взгляд на рядом стоящего Эбернети. – Датчики работали не верно. Буря идёт не с юга. А с севера.

Хеймитч напрягся всем телом, крепко сжимая кулаки, впиваясь ногтями в ладони.

– Колонна попадёт в её самое пекло.

========== Часть 4 ==========

“В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх, потому что в страхе есть мучение.

Боящийся несовершен в любви.”

из Библии

Через две недели. Капитолий.

За много миль от правительственного здания промозглый туман, липнувший к окнам премьер-министра, клубился над грязной речкой, вьющейся между заросшими, замусоренными берегами. Поблизости возвышалась громадная дымовая труба заброшенной фабрики, темная и зловещая. Здесь не было никаких звуков, лишь чуть слышно журчала темная вода, и никаких признаков жизни, только потрепанная радиацией женщина рыскала по берегу в надежде отыскать среди высокой травы остатки чего-то более-менее съедобного.

Хеймитч, бегая по комнатке, в который раз проверяя всё ли в порядке. Затем быстро выбежал наружу, напрочь забывая про маску и всякие защитные приспособления.

Масло, вода, жидкость в аккумуляторе, провизия, оружие, машина, её составляющие – всё было продумано до мельчайших деталей. Почти всегда это было так, поскольку машина была особым предметом его внимания. Случись так, что она сломается далеко от “дома”, и он не сможет вернуться обратно. Впрочем, (пускай о своём возвращении он думал в последнюю очередь) если бы это случилось – несомненно одно: это был бы конец.

В который раз проверяя машину, Хеймитч заметил приближающуюся фигуру человека.

– Эбернети! – кричал тот; его голос срывался, а дыхание было сбито, мужчина закрывал рот и нос носовым платком, поэтому его слова не долетали до Хеймитча. – Я прошу Вас, внемлите разуму! Тот, кто когда-либо уходил в пустыни, уже не возвращался!

Хеймитч же хмыкнул в ответ, и принялся закрывать на ключ сейф-кладовую в кузове машины. Он уезжал спасать Эффи, Пита и Китнисс – его подсознание всё время выдавало эту фразу. И больше его ничего не волновало: ни радиация, ни запреты, ни больные отчужденные. Он забрался в машину в тот момент, когда действующий президент подбежал к нему.

– Хеймитч, послушайте! Неделя прошла! Та буря, – он запнулся и тяжело вдохнул, – стена из песка, стекла, Бог знает из чего ещё! И они попали в самый эпицентр! Никто бы не выжил! Мы слишком долго ждали их возвращения.

– Не хороните их раньше времени! – рявкнул тот, захлопывая дверь машины.

– Я не могу запретить им оплакивать их! – отчаянно закричал президент, а затем тихо добавил: – В нашем доме разруха, паника. Нам нужны такие как Вы, Хеймитч. Иначе вся система рухнет.

– Мне плевать на систему. Я их найду, живыми или мёртвыми, – прорычал Эбернети и резко повернул ключ.

Думал ли он о возвращении? Да, конечно же. Он знал, что не вернётся, если не найдёт или же найдёт их безжизненные тела. Потому как весь смысл его существования – три человека.

– Вас не переубедить. Что ж. – он протянул Хеймитчу карту, которую составляли лучшие из оставшихся в живых бойцов-разведчиков. Карта останков мира. Огромная мёртвая пустыня, выжженные леса, высушенные моря. – Постарайтесь не умереть до того, как найдёте их.

Эбернети кивнул. С силой зажав педаль газа, он тронулся на встречу Чёрной Пустоши, некогда на весь мир известной как Первый и Второй Дистрикты.

Обычно, война заканчивается тогда, когда не остается никого в живых. Однако, город продолжил жить. Шум мотора должен был привлечь отчуждённых – кидаться в проезжающие машины камнями, казалось, было главным развлечением зараженных – но ни одного из них не было в этот день. Эбернети недовольно сжался. К таким странностям он ещё не был готов. Как и к тому факту, что весь мир был уничтожен, а Капитолий оставался единственным местом, куда не долетели бомбы. Мужчина на секунду зажмурился, затем включил дворники. Сильнее подул ветер, поднимая миниатюрные смерчи из песка и пепла. Стало ясно почему никого не было – поднималась буря.

Доехав до самого края города, он остановил машину. Там, за условной чертой, начиналась бескрайняя пустыня, а на горизонте маячил огромный столб из песка, пыли, пепла, всякого хлама…

Посмотрел на время – прошло около часа. Принял решение остаться в ближайшем отельчике. Карта показала ближайшее местечко – всего кварталом ниже, машину пришлось оставить на месте, чтобы бензин понапрасну не расходовать.

– И какой мудак вообще придумал осень? – думал он, перепрыгивая лужи, цвета бензина с чёрт знает каким составом. – Осень должна быть красивой.

Он часто представлял себе идеальную осень в Тринадцатом Дистрикте, где он бы смог выращивать гусей, а Китнисс и Пит растили своих детей, каждый день гуляя в поле с высокими золотистыми колосками. Но вместо этого он получает только воду, хлюпающую в кроссовках, проходящую сквозь тонкую ткань и пробирающую до самых костей. Хеймитч продолжает шагать вперед, как будто ему все равно. Он точно знает – это пустяки, по сравнению с тем, что его ждёт за городом. Он не боится. Повторяет вновь и вновь: зарезанный, застреленный, раздавленный машиной, расплющенный обломками рухнувшего здания, в корабле, утопленный в море, перемолотый в мясорубке, – он обязательно вернется за своей семьёй. Терпеливый, покорный и избитый.

Аккуратно приоткрыл дверь, держа наготове револьвер. Пробрался наверх, прямо по коридору – пусто. Открыл ближайшую дверь номера. Обстановка, некогда дышащая изобилием, не внушала доверия: пол прогнил, в нём не хватало досок; со стен слезали краска и обои; вещи хаотично разбросаны – он улыбнулся, когда обнаружил, что в номере отсутствовала целая стена.

– Отель четыре звезды! – он засмеялся, а, успокоившись, добавил, – Ну, хоть вид ничего.

Вид и правда завораживал. Всего пару мелких домишек с обваленными крышами стали границей, разделявшей Капитолий от огромной Пустоши. Солнце, прячущееся время от времени за радиационными облаками, вскоре скрылось за горизонтом. Буря подкралась совсем близко, стало слышно, как зашелестел песок по цементной кладке.

Нужно было укрыться в помещении по лучше. Зашел в соседнюю комнатку. Обстановка не радовала, но хоть стена была на месте. Стащил матрас с прогнившей кровати и перетащил его ближе к окну, на случай, если придётся быстро сматываться. Рюкзак бросил рядом с собой.

Лунный свет проникал в комнату через узкую щель, оставшуюся у верхнего края окна, заколоченного листом фанеры, падал на лицо Хеймитча. В этот момент, ничего не боясь, он на секунду закрыл глаза.

Черная гладь сомкнулась над головой прежде, чем он смог почувствовать тяжелый запах дыма и смога. В его голову моментально пришла мысль бежать, но тело словно не слушалось, он понимал, когда он более не сможет сделать вдох, смрад горящего тряпья, сгнивших тел, пепла, радиация заполнят легкие и вытолкнут остатки жизни. Странно было только то, что не от страха перед смертью разрывалось его сердце, а от того, что он больше никогда не увидит свою семью. Осталась чёрная пустота и больше ничего – безысходность и одиночество. Нет ничего, за что можно было бы ухватиться, нет никого, кто протянул бы руку. Он совершенно один.

Резко подскочив на матрасе, он проснулся от кошмара, но еще несколько секунд не дышал, на случай, если пожар не был иллюзией сновидения. Окончательно придя в себя, он встал, чуть шатаясь, и посмотрел в отверстие, служившее окном: рассвет.

Услышал шаги и звук разбивающегося стекла. Мысленно подсчитал примерное количество человек: пять мужчин, одна женщина. Рассчитал расстояние и препятствия к выходу: пятнадцать шагов до лестницы, пролет вниз и холл. Просчитал шансы остаться незамеченным. Тихо открыл дверь. Сделал пару шагов к лестнице. Заметил шестерых зараженных: несколько шептались у входа, ещё пара молча ковырялись в язвах у второго выхода. Остальные проверяли здание. Тихо выругавшись, он проскользнул в комнатку, где не было стены. Скинул матрас на улицу – повезло, что расстояние не большое. Крепко прижал к себе рюкзак и прыгнул, кубарем покатившись по мокрой земле.

Женщина, заметив убегающего Эбернети, стала отрывисто кричать остальным, когда до машины оставалось всего метров пять.

Мужчина только засмеялся, наблюдая как зараженные пытались догнать машину.

– Гнилое место. И всегда было, – тихо добавил мужчина, отсалютовав бегущим. – Но пока сам чёрт на моей стороне…

Эбернети стал хохотать, словно безумец.

Мир пал. Видимо, в аду стало тесно и он стал расширяться, как только туда отправились Коин и Сноу. И кто знает, притащился ли Дьявол на эту землю… Но, как иначе объяснить, что день за днем вокруг разлетались мозги знакомых, что зараза продолжала поглощать остатки человечества, а ему и дальше удавалось спасать свою задницу от этой херни?

========== Часть 5 ==========

Комментарий к Часть 5

Raury – Devil’s Whisper

«Демоны обитают в Аду? Скажите это им.»

Константин

Последние дни в Панеме.

– Сам чёрт на стороне этого мужика, ей-богу!

Самая крайняя камера светилась в полумраке красной точкой, наблюдая своим стеклянным глазом за уносящимся в даль автомобилем.

– Всё, больше мы не сможем наблюдать за ним, – опустив руки с клавиатуры, один из наводчиков и управляющих камерами обратился к президенту, и тот, вздохнув, тихо прошептал:

– Я ставлю на тебя, Хеймитч. Не подведи.

***

В глазах темнеет, дышать сложно, кажется, управлять машиной через чур трудно. Он трясёт головой – картинка расплывается. Весь мир плывёт. Пытается нащупать пульс – быстрый, медленный, нормальный – к чёрту. Смотрит прямо на дорогу – пусто.

– Да что за… – теряется, язык немеет, почти не чувствует ног. – Да чтоб тебя!

Цепляется за руль обоими руками, пытаясь удержаться, чтобы не упасть. Смотрит на спидометр – проехал достаточно длинный путь. Резко затормозил.

– Устал? Эбернети, теряешь форму! Неет, может они ранили меня? А? Потеря крови?

Пытается нащупать рану на затылке, шее. Мельком заглянул в зеркальце. Его сердце замерло, а затем начало биться со скоростью света – на заднем сидении, улыбаясь фирменной капитолийской улыбкой, сидела Тринкет. Резко повернул голову. Разум переместил его куда-то далеко в чертоги воспоминаний, в архив с надписью “никогда не забывать”.