Текст книги "Юноша из восточного гарема-2 (СИ)"

Автор книги: F-fiona

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

Хочу боли. Пожалуйста, пусть будет больно. Так хуже.

Но ничего не происходит. Меня привычно не слышат.

Я в аэропорту. Изучаю расписание. Что мне делать? У меня и денег-то не осталось. Тысяч пятьдесят в рублях.

Москва, ты меня ждешь?

***

Мозг, давай, работай. Что мне делать дальше? Я замер посреди метро. Затем, подталкиваемый пассажирами, ступил на эскалатор. Доехал до верха. Спустился вниз на соседней ленте. И так пять раз. Пока мой мозг не выцепил из потока мелькающей рекламы слово «работа». Лампочка в голове загорается. Выхожу на улицу. Просто бреду. Натыкаюсь на интернет-кафе. Отлично. Провожу на сайтах по поиску работы полдня. Ничего не хочется. Ни есть, ни спать. Пытаюсь припомнить, когда я что-нибудь положил в рот. Бесполезно. Ну, хоть про сон помню. Двое суток не сплю. И не хочется. Это просто один долгий день. Бесконечный, странный, не мой.

«Работа на Севере, отличные перспективы». Север – это далеко, а это, в свою очередь, хорошо. Работодатель на сайте. Так. Требуются геологи. Гуглю геологоразведочный институт. Беззастенчиво вру, что я в нем учился. Составляю красивое резюме. Отсылаю. Почему-то я уверен, что меня возьмут. Спускаюсь в метро и проезжаю пару остановок. Так. Забыл. Нужно паспорт поменять, купить диплом. Я должен оказаться на этом Севере.

Оказывается, поменять паспорт в Москве проще простого. Нужно знать только где. И диплом мне сделали, какой я хотел. Цена вопроса – пятнадцать тысяч рублей. Итого у меня осталось семнадцать.

Прислушиваюсь к телу. Ноют все мышцы, болит при каждом вздохе в груди. Что бы это могло быть? Мозг кричит, что ему нужен отдых. Он перегружен, видите ли. А я боюсь засыпать… Я знаю, там будет он.

***

Мокрое лицо. От пота, не от слез. Кажется, я разучился плакать. Хотел же быть мужчиной. Получайте. Ощущение такое, что у меня огромная дыра внутри. Давит своей пустотой. Это тяжело. Встаю, по памяти иду в незнакомом номере в полутьме в ванную. Не включаю свет, зато включаю душ. Мне не больно. Мне холодно. Обидно. Ну, это слишком слабое слово, вообще-то. Черная ванная, черная вода, черная жизнь. Как он мог… Не нужно думать. Это обо мне заботится мозг. Единственный, кто это делает. Он мой друг. Я часто с ним разговариваю. Мысленно. Если вслух, то подумают еще, что я с ума сошел.

***

Это оказалось легче, чем я мог предположить. Я снова в самолете. Отправил ксерокопии своих поддельных документов, поговорил несколько раз по телефону. Правда, меня берут на испытательный срок. Но билет туда и обратно оплатят в случае чего. Даже уголок дадут. Мужик, что со мной разговаривал, мой будущий начальник, вроде ничего.

Лететь пять часов до одного города, из него полтора на маленьком ЯКе до другого, а дальше, из поселка, где въезд только по пропускам, еще полтора часа по бездорожью до другого, где тоже въезд только по пропускам. Тут настоящая зима. Во все глаза смотрю на непривычный пейзаж. Невысокие горы, или сопки, как их называют. Низенькие, прижатые к земле лиственницы, покрытые пышной пеной снега. Все сине-белое, небо над головой будто ультрафиолетовое. Другой мир. Неизвестный мне. Здесь точно нет Хакима. Он меня никогда не найдет.

Мой начальник, Петр Иванович, оказался довольно приятным мужчиной. Ему было тридцать пять, у него было две девочки и розовощекая, словно матрешка, жена. Они вчетвером встретили меня, отвели в мой новый дом. Иванович сетовал, что мне достался небольшой домик на самой окраине. Идти до него по хрустящему снегу одно удовольствие.

– Поселочек у нас маленький, – рассказывал Петр Иванович, девочки бегали наперегонки перед нами, а его жена Наташа мило улыбалась. – Все друг друга знают. Всего один магазин, один клуб.

Я про себя хмыкнул. Надо же, еще есть места на земле, где есть клубы. Как в советское время. Правда, я его не особо-то запомнил, в силу своего возраста, но был осведомлен из книжек и интернета.

– Работа сложная, но ты вроде смышленый парень, да? – мужчина посмотрел на меня внимательно, но дружелюбно.

– Петя, ну что ты, – Наташа взяла его за рукав дубленки. – Не смущай мальчика.

– Пришли.

Из-за поворота показался небольшой домик. Будто из сказки. Про Бабу Ягу. Такой же кривенький и, казалось, что у него есть куриные ножки. Состоял он из четырех комнат. Кухня и одновременно гостиная, крошечная спальня, куда едва поместилась кровать и узенький шкаф, и ванная с туалетом, в то же время и кладовая. Везде поклеены старенькие обои, на полу грубые доски с щелями в палец, покрашенные коричневой краской.

– Вот, – развел руками Петр Иванович, словно смущаясь.

– Мы тебе принесли постельное белье, полотенца.

– Таша даже приготовила тебе борщ, – женщина зарделась. – Ты любишь борщ?

– Обожаю, – честно сказал я. Слово «борщ». Значит, я в России. А не на другой планете.

– Ну, – засуетились они. – Нам пора, обживайся.

– Я зайду завтра к восьми, все тебе покажу тут, – пообещал Петр.

Наташа завязывала тесемочки на пушистых шапочках девочек.

– Ну, пока!

Вся их семья скрылась, оставив меня одного. Я кинул рюкзак и снял куртку. Поверить не могу. Сейчас я так далеко от всего, что со мной было… Как будто я получил новый шанс. Новую жизнь.

***

Петр Иванович раскусил меня в первую же неделю. Понял, что геолог из меня как из слона балерина. Мне было очень стыдно перед ним. Я извинялся, пытался что-то объяснить, говорил, что мне очень нужна эта работа. А мужчина качал головой. Разочаровался.

– Пожалуйста, поймите меня, я…

– Может тебя еще и не Алексей зовут? – строго спросил он.

– Нет, я Лёша. Пожалуйста, я не хотел…

– Ладно, Лёша, – вздохнул он. – Что ты умеешь?

Что, блин, я умел? Да я даже институт не окончил! Прожигал свою жизнь на острове. Но выглядеть совсем глупым не хотелось, поэтому я ляпнул:

– Я знаю несколько языков.

– И как это поможет тебе в тайге? – мужчина приподнял брови. – Будешь материться на другом языке, когда отморозишь ноги?

Я опустил голову.

– Ладно, Лёха, не отправлять же мне тебя назад, будем учиться.

И мы стали учиться.

***

Это было сложно. Невероятно. Петрович завалил меня книгами, приходил каждый вечер, объяснял то, что мне было непонятно. Наташа периодически передавала мне булочки, хлеб собственного приготовления. Вскоре у меня проснулся вкус к еде. Я учился готовить сам из того набора продуктов, что здесь можно было достать. Я часами гулял по тайге, наслаждаясь ее неправдоподобной тишиной. Часто Петрович брал меня на горку, когда катался со своими девочками. Там мы резвились, испортили пару саней. Несколько раз они приглашали меня на ужин домой, который был таким уютным, что я чувствовал себя в своей тарелке. Первый раз я рассмеялся, когда младшая Аня подула на суп, одна вермишелина вылетела из него и приземлилась прямиком под носом у Петровича. К нему надолго приклеилось прозвище «макаронные усы».

Больше всего я боялся ночи. А они тут длинные. Уже после трех вечера темнеет. Кажется, что нужно спать. Я часто вглядывался в холодную темноту за окном и понимал, как хорошо, что я сейчас здесь, в тепле. Каждый день мне снились сны. Как же я ненавидел их, мечтал, чтобы не видеть его. Но он приходил. Каждый раз. Безжалостный, жестокий.

Через месяц Петрович отправил меня на буровую. Две недели пашешь там, две недели отлеживаешься дома. Я сразу же заболел. Мужики сделали какую-то невероятную вещь из брусничного варенья и водки, напоили меня ей. Прошло. Только потел, будто находился в сауне.

В две недели, положенные под отдых, я заскучал. Пришел к Петровичу на работу, стал проситься что-нибудь поделать. Он отправил меня в один из отделов по разработкам месторождений. Сначала я был мальчиком на побегушках, потом втянулся, мне поручали уже более важные дела. Типа отнести документы на подпись. Сарказм. Со временем я стал разбираться в непонятных картах, что они рисовали. Хоть меня к ним и не допускали, но я с удовольствием слушал об этой кропотливой работе.

Прошло несколько месяцев. Мороз стал спадать. Солнце с каждым днем все больше и больше появлялось на небосклоне. На улицах можно было встретить детишек, лепивших из рыхлого снега кособоких снеговиков. Пару раз я сходил в клуб. О, да. Там была дискотека. Ко мне даже клеилась одна девочка из бухгалтерии. Нет. Мне кажется, я никогда не смогу больше привязаться к человеку и решиться на какие-то отношения с ним.

В апреле я сильно заболел. Так, что даже не смог поехать на буровую. Пластом лежал и даже не мог подняться. Петрович пришел очень кстати. Заставил меня искупаться, затем натер какой-то жутко пахнущей эвкалиптом мазью. Несмотря на мои протесты. Ко мне никто не прикасался вот уже долгое время, поэтому я вздрогнул, когда его теплые руки прошлись по моей спине, как от удара током. Мужчина лишь хмыкнул, но не придал этому значения.

Наташа принесла суп и свой фирменный хлеб, которым она уже была знаменита на весь поселок. Детишки, Аня и Вика, притащили брусничное варенье и медвежонка, чтобы было кому за мной присматривать. Медленно, но верно я поправлялся. В поле меня пока не отправляли, и я занялся работой в конторе. Да, во всем мире офисы, а тут контора.

***

В конце мая сошел снег. Непривычная бурая земля не радовала глаз. Хотелось обратно снежную перину. Затем за пару теплых дней тайга из черной стала зеленой. Я бродил по ней, удивлялся. Так быстро. Наверное, деревья хотят поймать каждый солнечный лучик. Петрович стал брать меня на рыбалку. Суть заключалась в том, чтобы сидеть у реки перед костром и рассказывать байки, сдабривая их крепкими напитками. Спиртным я не увлекался, помнил, как оно на меня действует, а без этого байки не имели своей волшебной силы. Зато мне понравился утренний туман над рекой, зевающее солнце над сопками. И я стал ходить на «рыбалку» один. Ставил палатку, разжигал костер. Если удавалось поймать рыбу – жарил ее, если нет – заваривал лапшу. Чай получается из кипяточка, подогретого над костром, отменный.

В июне у Петровича случился разлад в семье. Румяная Наташа взяла девочек и уехала к себе домой на Украину. Петрович тосковал. Девочек он очень любил. На мои неделикатные вопросы о том, что случилось, отвечал уклончиво. Просто не сложилось. Он был грустным, мне хотелось его подбодрить, я часто к нему приходил, мы смотрели фильмы, играли в карты, вместе готовили ужин. Ему и мне не хватало этого семейного тепла, душевности, а так мы получали их заменитель.

Петровичу не нравилось, что я каждые выходные собирался на «рыбалку» один. Но когда был кто-то, то мое уединение теряло свою прелесть.

– Что может случиться? – смеялся в ответ я.

– Здесь тебе не зоопарк, водятся дикие животные.

– Ты-то их видел за всю свою жизнь здесь? – я прекрасно знал, что волки и медведи не подходят близко к поселку.

– Нет, но это ничего не значит.

– Понятно, – смеюсь я.

Правда, после этого Петрович выдал мне ружье. Даже научил из него стрелять. Но очень часто я забывал его дома, чего таскать такую тяжесть?

***

Совершенно неожиданно Петрович вызвал меня к себе в кабинет посреди рабочего дня.

– Что такое? – недоуменно спрашиваю я, на что получаю негромкое:

– Закрой дверь.

Петрович был таким начальником, который никогда не закрывал дверь к себе в кабинет. Типа способствует общению и сближению с подчиненными. Не знаю, так это или нет, но я здорово напрягся. Сел перед мужчиной на стул.

– Лёша… Ты ничего не хочешь мне рассказать? – строго начал он.

Так говорила моя мама, когда узнала от соседки, что я получил двойку или что я выкурил первую сигарету. Знает, что нашкодил. Хочет, чтобы сам признался. Только что это изменит? А в данном случае я совершенно ничего не понимаю.

– Нет, ничего. Что случилось?

– Из компании мне пришел совершенно странный приказ. Собрать досье на сотрудников с фото. Конкретно, нужны дата рождения, когда приступил к работе. Обязательно фото.

В сердце будто воткнули нож. Резко, неожиданно. Во рту появился горький привкус. Ни секунды не сомневаюсь, что это Хаким меня ищет. Нет. Не позволю ему. Это мой мир. Мой! Я открыл рот, собираясь убедить Петровича не делать этого, но не смог сказать и слова. Беспомощно открывал и закрывал рот. Мужчина неожиданно встал, подошел ко мне, обнял. Его поддержка была необходима. Что-то внутри будто прорвалось. Нет, я не заплакал. Просто дышать стало легче.

– Петрович, ты не отдашь меня ему?

– Нет, конечно, Лёш.

Он гладит меня по волосам, перебирает их. Ласка неожиданная. По-новому приятная. Как же давно никто ко мне не прикасался.

– Ты расскажешь мне от кого прячешься?

Петрович достоин знать. Ему можно верить. Я не отстраняюсь, хотя понимаю, что нужно бы, иначе это выглядит двусмысленно. Но так мне придется смотреть в глаза мужчине. Вымеряю слова, произношу:

– Это очень плохой человек. Он очень обидел меня, сделал мне больно. Вот я и решил спрятаться здесь, начать новую жизнь.

– Лёша… Ты гей?

А что было непонятно? Я не особо-то и скрывал. Легко киваю.

– Она была права… – вслух говорит Петрович несколько удивленно.

– Кто права?

– Неважно, – он отстраняется и садится на свое место. – Не переживай, я не выдам тебя. Что-нибудь придумаю.

Улыбаюсь. Все так же тяжело, страшно, но я знаю, что могу верить мужчине.

***

Не понимаю, как он нашел меня… И зачем?.. Снова сделать больно? Прав был Сафи с его звездами, нам не быть вместе.

Тревога селится в моем сердце. Сливается с раздражением, злостью, обидой, болью. Ненавижу его. Он снова собрался все разрушить? Нет. Я не позволю. Он не найдет меня. Петрович обещал.

На работе все замечают, что со мной что-то не так. Все валится из рук. Чтобы успокоиться, даже сбегал в курилку с мужиками. Они курили какие-то странные самокрутки. Смеясь, они учили меня правильно затягиваться. Не вижу кайфа, но если расслабляет… Петрович поймал меня после обеда, скривился от запаха табака, шепнул, что все хорошо.

Выдыхаю. Все. Опасность миновала. Я уверен.

Глава 6.

Просыпаюсь от того, что вздрагиваю. Будто бы я куда-то бежал. Это становится навязчивой идеей. Нужно сбросить наваждение ото сна, нехотя встаю. Сегодня суббота. Дел нет. Каждый раз радуюсь, перещелкивая день. Еще один. Он меня не нашел.

Уже конец августа. Еще не ощущается приближение зимы, но чувствуется, что она близко. Рыбалка сейчас самая лучшая. В тайге поспели грибы, налились соком и сладостью ягоды. Брусника, голубика. Их можно собирать ведрами.

Вечером собираюсь и иду на «рыбалку». Долго гуляю по тайге, дышу ее запахами. Выбираю место у реки. Ставлю палатку, но решаю спать на открытом. Развожу костер. Жалко, не могу видеть звезды из-за полярной ночи. Бесконечный день. Но так легче.

Даже не заморачиваюсь с ловлей рыбы, просто ем прихваченный бутерброд. Солнце спряталось за сопку. Типа ночь, когда оно светит украдкой. Смотрю на часы. Да, два часа ночи. Усталости нет. Вздыхаю. Я должен спать, иначе мой организм взбунтуется. Расстилаю одеяло на земле и ложусь на него. Почему-то очень грустно. Сколько бы я ни обманывал себя, мне все равно не убедить себя, что его не было в моей жизни. Тяжело. Я все еще не могу его забыть. Меня убивает то, что я ничего не могу сделать со своими снами. Вот уже больше полугода почти каждую ночь он снится мне. Когда это кончится? Ведь раньше мне редко снились сны. Пожалуйста, не снись мне сегодня. Мне больно. Это раздирает изнутри. Пожалуйста… Но кто меня слушает? Хаким снова со мной. Только он непривычный. Будит меня легким касанием пальцев к щеке. Жмурюсь, не хочу смотреть, на то, как он меня ударит. Но он не делает этого. Наклоняется, целует. Даже во сне у меня идет кругом голова от восторга. Как же это приятно, хоть на секунду представить, что он рядом и любит меня. Ведь он больше никогда не говорил о своих чувствах. За все полгода, что мы были вместе. А я так хотел услышать опять. Могу представить, как его язык скользит ко мне в рот. Он всегда брал инициативу на себя. Никогда не позволял мне. Поцелуй такой глубокий, что воздуха не хватает. Поворачиваю голову, чтобы глотнуть спасительного кислорода. Решаюсь открыть глаза и посмотреть на героя моих снов. Все так же бесподобно красив. Разочарованно спрашиваю:

– Ну когда же ты перестанешь мне сниться?

Он чуть улыбается и не отвечает. В моем сне он должен отвечать. Логическая цепочка выстраивается быстро. Конечно, это сон. Но я протягиваю руку и касаюсь его плеча. Ткань легкой куртки гладкая, прохладная. Говорил же, что сон. Откидываюсь на одеяло, закрываю глаза, чтобы тут же их открыть. Ни хрена это не сон! Хаким сидит в той же позе и все так же чуть улыбается. За пару секунд я успел сделать вот что: вскрикнуть, подскочить, сделать пару шагов, упасть, споткнувшись о камень которых здесь на берегу целая куча, отползти на пару метров, пока меня не настиг насмешливый голос:

– Малыш, не убейся.

Ни фига! Я лучше убьюсь, но окажусь как можно дальше от него. Продолжаю ползти куда-то вперед.

– Алекс, стой, давай поговорим.

Лихорадочно соображаю, что до дома далеко, а лишь там я могу запереться и никуда не выходить.

– Ну, стой же.

Голос совсем близко. Меня хватают за руку, но я выдергиваю ее. Поговорим? Хорошо. Встаю. Поговорить хочешь? Ладно. Ублюдок. Он понимает, что я не просто так встал, что-то хочет сказать, но я опережаю его:

– Как ты нашел меня?

Хороший вопрос, да? Допустим, все-таки Петрович меня сдал. Но как же Хаким оказался за несколько километров от поселка? Ведь никто не знал, что я здесь. Хм. Может это все-таки такой натуральный глюк?

– Это было сложно. Сначала просмотр всех камер видеонаблюдения в аэропорту. Проверка списка вылетающих твоего возраста ничего не дала. Ты, конечно же, поменял паспорт. Несколько недель мои люди просматривали видео со всех камер наблюдения. Пока не обнаружили тебя. Вышли на рейс на котором ты улетел. Но в городе назначения тебя не было, значит, ты полетел дальше. Это уже было сложней. Камер здесь нет. Пришлось проверять все списки, которые добыть было невероятно сложно. Всех молодых людей от восемнадцати до тридцати лет, все возможные населенные пункты. Знаешь, сколько таких поселков, как этот? Но мне повезло: это единственное место, откуда не подали данные о сотрудниках.

Петрович идиот. Нужно было что-то придумать, чем совсем ничего не подавать.

– Ладно, – все это похоже на правду. – Но как ты меня нашел именно здесь?

Он усмехается:

– Это как раз и было проще всего. Адрес твой у меня был. Поселок маленький. Такого красавчика, как ты, запомнили. Говорят, что ты любишь по выходным ходить в лес. Поспрашивал мужчин, которые рыбачили на берегу. Они знают, что тебе нравится уединение, но приглядывали за тобой. Мало ли что.

Приглядывали? Они приглядывали? Злюсь. Я не маленький! Приглядывали они! Замечаю, что злость придает мне сил.

– Нашел меня, молодец, – я усмехаюсь, подражая ему. – Что теперь?

– Я… – он вдруг запинается. Молчит.

– Слов нет? Сказать нечего?

– Мне есть, что тебе сказать, котёнок, просто…

– Не смей меня так называть! – ору я и мой ор эхом разносится по реке. Крышу срывает. – Какого хрена ты приехал, отыскал меня? Думаешь, увижу тебя и все прощу? Ни хера! И я не позволю тебе сломать снова всю мою жизнь! Я счастлив без тебя. Ты не нужен мне.

В своей пылкой речи совершенно не замечаю, что сбиваюсь на привычный русский. Ошарашенно замираю, когда Хаким по-русски отвечает:

– Прости меня, Алекс.

– Ты… выучил русский?

Улыбка. Такая знакомая, родная, мимолетная.

– Учу. Он не сложнее японского.

– Ты знаешь японский?

– Я знаю много языков, – уклончиво произносит он.

– Сколько?

– Я не считал.

– Ну всё же? – допытываюсь я.

– Около двадцати.

– Хорошо знаешь?

– Да. Многие в совершенстве.

– Тогда может, ты поможешь мне?

Вижу недоумение, проскользнувшее по его лицу.

– Помогу? – переспрашивает он.

– Ага, – я безмятежно улыбаюсь. – Как послать тебя на хрен по-японски? По-испански? По-немецки? Какие ты там еще знаешь? Может, ты так поймешь? Убирайся из моей жизни. Навсегда.

Он на секунду прикрывает глаза. Не знал бы его – подумал бы, что ему больно.

– Я заслужил это.

– Ты не понимаешь? Исчезни! – снова едва не кричу.

– Алекс…

– Да Лёша я, Лёша!

– Лёша, – с акцентом повторяет он, – нам нужно поговорить…

– Нет! Забудь меня.

И я, бросая палатку и прочие свои вещи, бегу к поселку. Хаким остается на берегу.

Не верю, просто не верю! Это невозможно. Он нашел меня. Нашел. Лишь у поселка я замедляю бег, задыхаюсь и падаю на мягкий мох. В груди непонятно щекочет. Как бы я не был зол на Хакима, видеть его… приятно. Понимая это, я бешусь. Черт возьми, я дурак. Нельзя ему прощать то, что он сделал со мной. Пусть проваливает.

***

Остаток выходных проходит в смутной тревоге. Хакима я не вижу, но буквально чувствую, что он дышит со мной одним воздухом в этом посёлке.

В понедельник с утра я натыкаюсь на палатку и остальные вещи, оставленные на берегу, у двери дома. Аккуратно собранные. Чертыхаясь, иду на работу и замираю, видя у входа в контору толпу, собравшуюся возле, кого бы вы думали? Хакима. Он в костюме. Не меньше чем от Хьюго Босс. Тёмно-сером с бледно-голубой рубашкой. В руке кожаная папка, на лице приветливая улыбка. Девчонки из бухгалтерии и нормировщицы так и вьются вокруг него, мужчины тоже стоят рядом, участвуют в беседе. Говорит Хаким по-русски медленно, но чётко. Сжимая зубы, я проскальзываю мимо и влетаю в кабинет к Петровичу:

– Какого чёрта?

– И тебе доброе утро, Лёш, – мужчина набирает полную ложку кофе из жестяной банки и высыпает в кипяток. – Что стряслось?

– Что он тут делает?

– Кто? – Петрович, подумав, кладёт ещё ложку в чашку.

– Кто-кто? Этот урод!

– Лёш, если ты о Хакиме, то он наш новый сотрудник.

– Что? – мои глаза расширились. Это абсурд! – Что он может знать в геологии?

Мужчина делает глоток кофе и довольно кивает:

– К твоему сведению, знает он очень много. Весьма ценный сотрудник и рекомендации самые лучшие у него.

– Петрович, – я падаю перед ним в кресло. Объяснять, что Хаким ни хрена не понимает в геологии и всю жизнь был торговцем людьми – бесполезно. Однако… Петрович же обещал меня защищать… – Петрович, это он.

Мой голос почти без эмоций. Мужчина внимательно смотрит на меня и вздыхает:

– Я знаю. Он мне рассказал, что между вами произошло.

– Что? – мои щёки покрыл румянец. Он не мог…

– Да, про вашу ссору, как ты сразу импульсивно поступил, уехал при первых трудностях.

Я открыл рот. Ублюдок. Конечно, он не мог рассказать Петровичу, что его похитили за прошлые тёмные делишки, потом мне пришлось переспать с одним из шейхов, чтобы достать деньги… А, вообще, прикольно. «Первые трудности»? Это теперь так называется изнасилование людей, которые тебе дороги?

Пошли они все. Петрович повелся, как школьник, на речи Хакима, который не пробыл тут и двух дней. Я вечно буду одинок. Никому нельзя верить.

Резко встаю и бросаю:

– Я увольняюсь.

К моему удивлению, мужчина расплывается в улыбке:

– Он сказал, что ты так и поступишь.

Мудак. Уровень моей злости подскакивает до высшей планки, я стремительно разворачиваюсь и буквально впечатываюсь в застывшего в дверях Хакима. Он осторожно придерживает меня за плечи. В глазах дьяволята.

– Ненавижу тебя! – шиплю я по-арабски и убегаю.

В коридоре спохватываюсь, перехожу на шаг. Хаким не переиграет меня. Думает, что хорошо меня знает? Посмотрим. Я иду к бригадиру и прошусь на буровую. Посмотрим, как меня там достанет этот козёл.

***

Две недели я провёл в тайге. Уcпокоился, отвлёкся работой. Даже лелеял надежду, что вернусь, а Хакима не будет. Как бы не так. Казалось, что в посёлке были одни разговоры о нём и только о нём. Он успел со всеми подружиться, всем понравиться. Даже с мэром города успел откушать в местном ресторане.

Я ожесточённо чистил картошку, когда в дверь постучали. Открывать я пошёл с ножом в руке.

– Убить собрался? – Петрович как-то несмело помялся на пороге.

– Заходи, – буркнул я и вернулся к приготовлению пищи.

У меня сегодня типично русский ужин – жаренная с грибами картошка.

– Лёшка, я подумал, что, наверное, ты имел какие-то основания так относиться к Хакиму.

Блин. Да неужели?

– Знаешь, я присмотрелся к нему, мужик он мировой, но… Как будто юлит. И потом тебя я не первый день знаю, не такой уж ты и инфантильный. Правда, импульсивный, но хороший.

Что за нестройный монолог? Раздражения не хватало. Я принялся кромсать несчастный овощ, а потом и вовсе выкинул нож в раковину. Одно осознание того, что Хаким где-то рядом лишало меня почвы под ногами.

– Лёш, – мужчина подошёл ко мне и поднял мой подбородок. – Ты уверен в своих действиях? Если да, то делай вид, что тебе безразлично его присутствие. Но подумай, даже я вижу, что вас многое связывает.

– Ненавижу его, – шепчу я и прячу лицо на груди мужчины.

Он обнимает меня в ответ. В животе что-то сворачивается. Приятно. Когда вот так вот можно на кого-то положиться.

– Ну что, закончим? Ужином накормишь? – он переводит тему, и мы улыбаемся.

***

Прошло ещё две недели. Сказать, что я был озадачен, – ничего не сказать. Я решил последовать совету Петровича, вести себя независимо и игнорировать Хакима. Но, по ходу, ему пришла в голову та же мысль. Он меня не замечал. Даже когда мы сталкивались в коридоре! Словно меня и не было! Я понимал, он играет, но… это равнодушие убивало. Хаким волновал меня. Бесил. Раздражал. Доводил до белого каления, ничего не делая.

Я снова уехал на буровую. Отсиделся там. Вернулся.

Осень потихоньку вступала в свои права. С каждым днём температура опускалась всё ниже, моросил бесконечный дождь. Последняя возможность для грибников и любителей лесных ягод что-то собрать. Сам не заметив, я приболел. Отлежался три дня дома после заезда и – в контору.

Проходя мимо всегда пустующего кабинета, который теперь отдали весьма раздражающей меня особе, я замер, услышав голос Хакима и Кати. Слов было не разобрать, но их тон… Мягкий, располагающий, тёплый. Так Хаким разговаривал со мной. Только со мной. В груди что-то сжало. Я отошёл как можно тише, чтобы не побеспокоить парочку.

За обедом я только и слышал, как сотрудники обсуждали отношения Хакима и Кати. Конечно, поговорить же больше не о чем.

– Повезло девчонке, – завидовал кто-то из бухгалтерии. – Такой мужчина!

– Он её даже в ресторан водил.

– Правда?

Блин. Я понимал, что это всё для меня. Наверное. Уже не могу быть ни в чём уверен.

К вечеру я почувствовал слабость и с радостью ушёл пораньше домой. На завтра я не смог встать с кровати. Тело было будто расколото пополам, поднялась температура. Я честно пил таблетки горстями, но как-то они не очень помогали. В обед заскочил Петрович, принёс булочек и брусничное варенье.

– Ты лечись, – говорил он, заваривая чай.

– Буду, – прохрипел я, кутаясь в одеяло.

Во время жара всё воспринимается иначе. Я размышлял. Почему вдруг то, что сделал со мной Хаким, уже не так ярко в памяти? Обида была, разочарование тоже. Однако и трепет при звуках его голоса. Почему человек так устроен? Почему пословица – «любовь зла, полюбишь и козла» – про меня?

Странная у меня жизнь. Столько произошло за последние два года. Я был в гареме у шейха. Кто ещё может этим похвастаться? Чёрт возьми, почему мне не жилось с Азизом? Вспомнив о Сафи и Надже, я испытал ностальгию. Хорошие они, очень. Но все эти дни в гареме, приключения там не стоили и пяти минут с Хакимом. Когда он был рядом, всё менялось, становилось совершенно иным.

Я ворочался ночью, чувствуя, как больно сердцу от ревности. Разум твердил, что ничего у него с этой Катей быть не может. Но… опасения были.

Почему он так себя ведет? Отчего игнорирует меня? Не пытается завоевать прощения? Блин, я болею тут, а он с этой Катей по ресторанам расхаживает.

На следующий день я вышел на работу.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Петрович в столовой. – Ты похудел что ли?

Да, я почти ничего не ел. Аппетита не было.

– Нет, всё нормально, – я размышлял, что выбрать – суп с клецками или фрикадельками. Хотя какая разница, я всё равно съем лишь пару ложек.

– Лёх, а что щёки такие розовые? Не долечился?

– Блин, Петрович, хватит папашу из себя строить! – резко бросаю я.

– Как скажешь, – мужчина демонстративно отвернулся.

Блин. Чёрт с ним, с обедом. Я вернулся на своё рабочее место, потрогал лоб. Да, что-то меня ещё немного лихорадило. Зря я вышел.

– Через неделю снег выпадет, – сказал Денис, сидящий слева от меня, ни к кому не обращаясь.

Ну вот, кончилось лето… Быстро как-то… Нужно будет обязательно сходить ещё раз порыбачить. Да, это именно то, что мне нужно. Здорово успокаивает. После обеда захожу к Петровичу, отпрашиваюсь, ссылаюсь на плохое самочувствие. Он отпускает. Всё ещё недоволен мной.

Я собираю всё необходимое дома, выпиваю аспирин и отправляюсь в путь. Уйду куда-нибудь подальше. Где меня никто не найдёт. Природа, и правда, успокаивает. Наблюдать смену времен очень интересно. Какие-то деревья ещё зелёные, какие-то уже пожелтели, некоторые даже скинули тонкие иголочки. Я поплотнее застегнул куртку. Дул сильный ветер, пожалуй, на берегу расположиться не получится. Но ничего, не возвращаться же. Ставлю палатку среди деревьев, развожу костёр. Уже темнеет, полярные ночи кончились. Как-то совсем уж не по себе. Зря я затеял это приключение с рыбалкой. Блин, даже удочку-то и не достал. Я подогрел воду на костре, сделал чай. Похоже, у меня снова температура. Ничего, я прихватил с собой ещё таблеток. Выпив парочку, я забылся беспокойным сном. Разбудил меня завывающий в вышине ветер и дождь, барабанящий по палатке. Я замёрз, было такое ощущение, что провёл ночь на голых камнях.

С огромным трудом мне удалось развести костёр. Хорошо хоть хватило ума припрятать пару веток для него от дождя. Ладно, выпью чай и пора возвращаться. Кажется, у меня была булочка с собой. Но кушать совершенно не хотелось. Чайник никак не хотел закипать. Огонь то и дело тушили дождь с ветром. Бросив со вздохом это дело, я принялся собирать вещи. Взвалив кажущийся неподъемным рюкзак на плечи, я медленно пошёл.

Моя затея с рыбалкой казалась мне всё менее привлекательной. Да и забрёл я вчера далековато. Никогда не был так далеко от посёлка. Ничего. Зверей тут мало. А ружьё дома… Лёшка, ты идиот.

Лес казался удивительно чужим. Попетляв несколько часов среди безликих деревьев, я понял, что давно уже должен был выйти к тропинке. Что ж, пора звать помощь. Я полез в карман за сотовым. Фух, хоть его взял. И заряжал. Но экран не загорался. Замерзшими руками я достал батарейку, попытался перезагрузить, но телефон приказал долго жить. Кажется, потемнело. Дождь стал лить сильней. Ветер яростней. Где-то далеко раздался протяжный вой.

И вот тут мне стало по-настоящему страшно.

Глава 7.

Когда стемнело, я понял, что нужно ставить палатку – так хоть немного согреюсь. Спички отсырели, сухих дров тем более не было – развести костёр я не мог. Дрожа всем телом, я кое-как с помощью поваленного дерева сделал укрытие и свернулся клубочком. Воя больше не было слышно. Может, пронесёт? Чувствую себя идиотом. Конечно, было глупо рассчитывать, что я не попаду ни в какое приключение. И только я мог оказаться в тайге, хрен знает где, без ружья и с неисправным сотовым. Ладно, не всё так плохо. Петрович обязательно будет меня искать. Блин, я мысленно застонал. Я же с ним вроде как поссорился. Тогда Хаким. Он-то уж точно. Блять, он вообще заметит моё исчезновение?