Текст книги "Мир-за-кромкой"

Автор книги: Евгения Мулева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

– Вполне, – отозвалась я, оценив толщину свёртка в отражении, – Мы и Чёрева в неё приоденем, – в памяти снова всплыло заплывшее лицо хозяина трактира. Толстый брюзгливый мужик в нашей зелёной юбке, нет! Астрис подвила смешок.

– А как твой день… – девушка не договорила и удивлённо уставилась на ножницы в моих руках. В жёлтом свете керосиновой лампы ржавчина на них отдавала чем—то кровавым. – Что ты…

– Меняю стиль, – я перебила её. Невежливо знаю, но отвечать нет сил. И если я не сделаю это сейчас, потом просто не решусь.

– Не смей отрезать косу!

«Не жалей меня», – пронеслось в голове, но в слух я сказала другое:

–Твойревил скоро придёт в себя. И я не собираюсь задерживаться здесь больше, чем нужно. Это ужасное место.Хватит вам, миледи Плэм, намывать полы! Ты ни в коем случае не прислуга!

– Ты тоже.

Если бы… Но я промолчала:

–Пора выбираться. А значит, нам нужны деньги. А того, что у нас имеется, вряд ли хватит. На еду, проводника и проезд до Верных да, но после мы останемся ни с чем. А волосы сойдут на парики.

–Это ужасно. Давай продадим доспех, – девушка пнула изумрудные латы под кроватью, тем самым обидно потревожив мышь, – К чему он мне теперь?

– Нет, мы не продадим твои латы! —это решено. Мой доспех пришлось оставить, нодля Астрис я того же не допущу. Портняжные ножницы щелкнули, и толстая длинная коса упала мне в руку.

***

—У кого-нибудь остались спички, огниво?

Все собравшиеся дружно покачали головой.

–Эм-м, ну мы как бы взяли огненного барона, не припоминаете, милорд Ремир? – негромко поинтересовался Аурр, его лицо просто сияло глумливой улыбочкой.

– Да-да, милорд покажите нам настоящую магию, – таким же тоном добавил Рей.

А вот это уже было зря. Огненный барон злобно сверкнул глазами, топнул ногой и, передернув плечами, так что бы его алый плащ театрально взметнулся за спиной, принялся что—то невнятно бормотать. Послышался сдавленный щелчок, и Рей с Аурром разразились истошным воплем.

– К-к-какого Зюта?! – завопил проводник, отчаянно тряся руками. Но видимо, последнее помогало мало. Несчастный Аурр вскочил судорожно, огляделся по сторонам и принялся отбивать кисти об землю, попутно бранясь и тихонько мыча сквозь зубы.

–У-убери, – жалобно завыл блондинчик, посматривая то на барона, то на Астрис огромными округлившимися от ужаса глазами. Мечница недоуменно шептала заговоры, водя ладонью по воздуху, но это вовсе не помогла. Астрис совершенно не представляла, что происходит. Художник, на которого, цепляясь за последнюю искорку надежды, также посматривал Рей, с загадочной улыбкой отвернулся к ослу.

– Ремир?! – девушка не выдержала. – Если это твоих рук дело, прекрати немедленно!

Барон полоумно усмехнулся и, узрев спокойный кивок Художника, закатил глаза, небрежно развёл руками и демонстративно щёлкнул. Ругань, стоны и печальные взгляды тут же прекратились.

– Ты что вообще творишь, скотина! – взревел Аурр, тревожно осматривая свои руки. На что Ремир, последовав своей излюбленной манере, расхохотался:

–Спокойно, это просто мираж, – как ни в чём небывало заявил он.

– Мираж?! Мои руки горели, сволочь! – заорал разгневанный проводник, – Я не нанимался терпеть ваши садистские шуточки! Проявите хоть немного того чванливого благородства, коим вы так гордитесь, и извинитесь в конце концов! Милорд, – ядовито добавил он.

– Вы же сами хотели огненного барона? – пожал плечами тот.

– Ремир, – зашипела Астрис, – извинись! – девушка вскочила, чтобы заглянуть в глаза придурковатому лорду. – Ты ведёшь себя, как злой урод, каких сам ненавидел! Извинись и прекрати ржать!

– Как скажешь, – легко согласился барон, – Приношу вам мои глубочайшие извинения, господа, и обещаю впредь поощрять любую вашу прихоть! – Ремир раболепно поклонился и упал на край бревна. – А теперь разожгите, в конце концов, этот чёртов костёр! – сердито бросил барон, подскакивая обратнопод недовольные взгляды.

***

Еловые ветви хлестнули меня по спине. Зют! Небольно, конечно, но всё равно приятного мало. Я пробиралась к реке с какой-то тяжелой всепожирающей злобой на сердце. Под ногами горбились внушительные разномастные валуны, присыпанные намытым речным песочком, и торчали заблудившиеся в пространстве и времени травины. Кое-где травины даже умудрялись расцвести приятными желтыми метёлками. Подошвы баронских сапог скользили по камням, уводя меня всё дальше и дальше от лесной прогалины с обиженными путниками. Рокот реки усилился. Мы ещё не успели подняться высоко в горы, поэтому вместо отвесных черно—синих скал, изборождённых белыми полосами далёких водопадов и трещинами вечных лавин, реку окружали лишь небольшие пушисто—зелёные холмики—бугорки, такие низенькие, покатые, наивно полагающие себя полноценными горами. Я улыбнулась, впервые по—настоящему, не скалясь на манер безумного лордика, а нормальной доброй улыбкой. Посеревшая, побуревшая от дождей река несла свои могучие воды вдаль, к никогда не виденному мной морю, спотыкаясь о камни, окатывая брег пенными волнами. Что ж, думаю, тут никто не увидит. Окинув беглым взглядом тёмный непролазный заслон из еловых ветвей, яостервенело стянула доспех. Последние брошенные Астрис слова явно предназначались не для моих ушей.

«Не заставляйте его больше, – тихо попросила мечница, – У барона сложные отношения с огнём, – на этом девушка замолчала, оценивая, стоит ли продолжать, и, конечно же, продолжила. Разве у них с блондинчиком могут быть секреты? – В прошлый раз мы едва не сгорели…»

Дальше я слушать не стала. Пора покорить этот зютов огонь! Перчатки без пальцев полетели туда же, где уже валялась целая куча алых лат. Не могу колдовать в перчатках.

Едва не сгорели… И почему Астрис сказала мы?

Сон

, с которого всё началось

Иногда я вижу закат, в сонной дымке он чудится серым.Я бегу и бегу по огромному склону, что укрыт настоящим морем из одуванчиков. В волосах застряли травинки, босые ступни точно парят над травой. Я свободна, невесома, как воздушный одуванчиковый пух, что, резвясь, кружится над поляной, и только лёгкая юбка, каких я никогда и не носила, изредка цепляется хлопковым подолом за твёрдые стебельки. Куда я бегу? Зачем? Кто бы знал! Сон никогда не показывал концовку. Напротив он, воображая себя мохнатым песцом, весело кружился, демонстрируя роскошный белый зад… А после? После всё спешностиралось, менялось и мялось. Одуванчики исчезали, закат потухал, и на их место приходила всеобъемлющая серая пелена, ненасытная и густая. Обычно тем и кончалось, да не в эту ночь.

Я давно поняла, что меня что-то ищет, что по снам моим кто—то ходит, каждый день ощущала затылком лишний взгляд, чужое веянье мысли, и вот сегодня мне, кажется, удастся узнать, кому это так приглянулась моя скромная персона.

Точно часовой бой, звучали шаги. От одного до двенадцати. Наверно, это я себе выдумала. Это – не остальное. Сон ткался сам по себе, увольте – его привили, он привёл. Одуванчики по обыкновению покорно расступились, подпуская непрошеного гостя. Молодой мужчина, окутанный ореолом мелькающих теней, приближался ко мне, с каждым шагом обретая большую и большую власть над сонным миром. Он не был мне знаком. Ни его походка, ни пронзительный взгляд льдистых глаз… Возможно, чёрный фрак, – остальное говорило ровно ни о чём. Да дело тут не в разговорах. Мы с ним определённо уже встречались. Дважды. Так шепчет мне страх. Безумный липкий ужас. Об этом кричит мне ненависть.

«Доброй полуночи, миледи Лорис», – произносит незнакомец. Благовоспитанное приветствие оборачивается громом в этой сонной пустоте. Беззвучно он просит мою руку для поцелуя. А сердце рокочет и мается. От ужаса боюсь дышать.

Я видела его дважды: на поле битвы, где чуть не лишилась Астрис и руки, и в Брумвальде на коронации. Да, да. Ему ещё венец на голову возложили. Определённо тот же самый мужик. Даже кудри такие же чёрные. Пячусь, судорожно пытаюсь припомнить наговор против… против… против кирийского князя. Щипок не помогает. Триада, обращающая порчу, тоже. Плохо. Страшно. Надо было учить молитвы Светозарному. Говорят, создания тьмы не выносят святых текстов.

«При свете вечном и едином не обойди меня своей почестью, не отведи мольбу мою…» – беззвучно шепчу. А как дальше-то? Боги! Великие боги…

– Прислушайся и услышь слова раба своего, – продолжает Князь. Меня бьёт дрожь. Он реален. Он говорит со мной. Он нашёл меня!

– Прислушайся и услышь… – Так и зачем я это повторяю? Соберись, ты гвардеец, в конце концов. – Здрасте, – опять что-то не то…

–Счастлив встретиться с тобой! – лучезарно улыбается князь. Он что не видит? Не понимает? Не хочет понимать? Тень смущенья проскальзывает в его взоре, робкая такая. Только трактую её непрарвильно: – Прошу прощения, миледи. Могу ли перейти на это немного фамильярное"ты"? Вас, тебя не обидит?

Он говорит, а я глупо хлопаю глазами. Шикарно. Обидит, оскорбит?

Тени смыкаются. Тени сомкнулись. От зелёных полей не осталось и следа. Нас двое, теперь нас только двое, и некуда бежать. Я знала, что Астрис станут искать, потому мы и спряталисьв той таверне, сбежали с поля боя, не пришли проститься с павшими товарищами в день Скорби. Я заставила её повязать платок, попросила молчать, скрыть имя и суть. Мы стёрли Астрис Плэм, спрятали бирюзового дракона от всего мира. И тщетно. Осталась только одна ниточка, способная привести кирийских псов к спасительнице. Ниточка?! Ха. Даже самой смешно. Жалкая девчонка, разведчица, самозванка – я. За неё они и дёрнули.

Конечно, князю нужен ревил – крупица надежды отчаявшегося народа, единственная, весомая и пока нескошенная угроза его правлению. На Астрис объявят охоту? Непременно, уже объявили. Но что бы он сам возглавил её?! Увольте, о таком я помыслить не могла. Мы плели амулеты, чертили руны у входной двери, под кроватью, в шкафу, на обороте пыльного зеркала; перестали пользоваться магией, совсем. Астрис оставила титулы, наследство, порядком подгоревшее наследство. Полгода мы прятались, таились, мыли полы, рыдали над пеплом, сторожили лазарет, жили, в конце концов! И тут: "Здрасте, я князь Кирийский! Как поживаете?".

– Как поживаете?

Сам мир точно глумится надо мной!

– Прекрасно! Восхитительно, – от должного вызова осталось не больше половины. Надо проснуться, немедленно открыть глаза! Я слышала о таких вторжениях в Академии, профессор называл их тонкими визитами. Куча магии, базирующейся на один поисковый обряд, без преломления воли, посещенного. Значит, я могу вырваться. Нужно только проснуться. Давай же, Тера, вставай! – Кто вы? – глупый вопрос, не думаю, что меня сейчас обнадёжат благой и светлой вестью: «мол, гулял я тут гулял и дай думаю, в гости загляну. Меня кстати Никифором звать, сапожник с Хлебницкого переулка».

Непрошенный гость так комично изогнул бровь, поморщился и, широко улыбнувшись, молвил:

– Мы есть царь!

Вот честно это было бы смешно, если б не так печально. Хотя вру – смешно. Мы оба прыснули, хотя больше от неожиданности.

– Чем обязана такой честью… – Зют. Язык не поворачивается. Для меня он не Царь. Мой царь умер. А этот самозванец, захватчик, убивец, урод права не имеет себя так называть. Кирийский князь, чёрный мечник – пожалуйста. Изменник – вот его истинное лицо, – Княже? – старинное слово вылилось змеиным шипеньем. Где князья из моих цветных сказок? В расшитых красных кафтанах, с мечом, разящим злобных чудищ; сильные, мудрые, пекущиеся о своём народе? Меч-то и у него имеется, хороший такой меч двуручный, огромный, подаривший мне пару шрамов на прощанье. Но одного клинка мало. Или я не права?

***

На смертный бой идут с лёгким сердцем? Ха.Я лично полпути до поля «сечи» вспоминала, спрятала ли рисунки в рюкзак, или как всегда оставила валяться, где попало. Вот придёт враг, захватит столицу, а там моямазня. Стыдно, ребята. А ещё страшно, до липкого ужаса страшно, до дрожи и прерывистого дыхания. И эта обреченность, перемешанная со злобой…

Ботинки стучали по мёрзлой земле, хлюпали в лужах, завязали в грязи. Мы шли последний раз огромным красивым строем. Показательная бойня. На что надеялись усатые генералы? На что рассчитывал Брумвальдский двор? На победу? Пожалуйста, скажите, что на победу. В тот хлипкий час, когда страна держалась на последней частичке царской воли, когда великий город стал единственным свободным островком, когда мы потеряли поддержку Высших, когда изменник поставил на колени практически всех и вся, нас вывели маршировать в сияющих латах. В то утро мы свято верили: нам выдался шанс спасти мир! Нужно только выстоять, выгнать врага из нашего дома. И мы сделаем это, сможем. Ведь мы цветные латники, царские гвардейцы, мы дети прильд, потомки богов, умные точно черти. И никто не вспомнил, никто не подумал о том, что мы так губительно молоды, столь плачевно не опытны, а на стороне некого Чёрного мечника громадная армия безжалостных вояк—дикарей.

Я помню, как в зале разведчиков витали слухи об аудиенции Царя и Кирийского князя. Твердили, будто захватчик предложил владыке отступиться, сдать столицу, снять корону взамен на мир. Как мы тогда смеялись над этим «миром»! Как громко кричали, куда его стоит засунуть. Как обещали изничтожить князя и всё его полчище… Мне даже выпал шанс, настоящий! Но враг победил. Столица пала, а мы сбежали.

На поле сечи, поле брани,

Клинок кровавый занеся,

Во вражьем, злобном, диком стане,

Погибелью богам грозя,

На равных с чернью и чертями,

Размашистый чеканя шаг,

Сорвав трепещущее знамя,

Уверенно ступает враг.

Под сапогами мнутся травы.

А бой кипит, и смерть поёт.

Но мы ведь правы, были правы.

Кто только правоту учтёт?

И солнце вспенится колдуя.

И в небе старая звезда

Взорвётся, принимаю бурю

И горечь страха на устах,

Напомнит, что живой доселе,

Что можешь биться и дышать.

Там криков трели, стали трели.

Сражаться надо! Иль бежать?

Я подниму мой меч, пусть рубит,

Пусть колет! Вдруг и повезёт?

И эти судьбы, эти судьбы

Им не пора ещё в полёт!

Им стоит жить, сражаться стоит.

А мечник кружит и разит.

Я нанесу удар. Поспорим:

Кто будет жив, а кто убит?

Цель за спиной расправит крылья:

Я знаю, для чего борюсь.

Всю злобу и надежду вылью,

Я отомщу, я проберусь!

Слова смелы, но только мощи,

Жизнь отобрать не достаёт.

Вам, враг, наверно с этим проще.

И эта простота мелькнёт

Во взгляде льдистом и зверином.

К моей груди клинок плывёт.

Я слышу голос окрик дивный

И падаю под чёрный лёд.

Странная всё—таки штука – эта память, местами даже страшная.

***

– Чего я хочу? – князь задумчиво уставился на моё белое хлопковое платье. – Всего лишь предложить тебе, Терия Лорис, службу в Брумвальдском дворе, – Ага, конечно! И кем же мне будет должно там служить уборщицей или девкой для утех?– Мне нужны яркие, талантливые союзники, знающие нравы столицы. Я знаком с твоей историей, Тера, или лучше Царский ворон? Наслышан, наслышан о подвигах твоего отряда. Вы мне однажды чуть наступление при Ольховке не сорвали. Моё почтение, ворон.

Какая отменная лесть! Прямо уши не нарадуются.

– Нет, – моё непочтение, мечник.

– Почему же? Не хочешь вернуться домой, в Академию? Вам, кажется, около пяти лет до выпуска оставалось, или я что-то путаю? – пустой кивок, и князь продолжает плести свою сладкую речь. – Негоже бросать учёбу с твоими талантами. Правда я и сам бросил, но не суть. В первую очередь, я предлагаю службу. Остальное само приложится.

– Как чудно! Вы меня полностью покорили, – как и всю нашу державу. – Нет. И хватит лести. Моя честь не продаётся!

– Похвально. Но я и не прошу тебя об этом. Царь, которому ты присягнула,ушёл на покой, а значит, клятвы ворона больше не держат. Ты свободна и вольна делать, что пожелаешь. Так помоги мне построить новый мир, и я не останусь в долгу.

– Нет. И больше я повторять не стану. На каждую вашу ложь – нет. Вы правильно подметили, я царский гвардеец, а значит, верность для меня есть жизнь, – Немыслимо. Каким же надо быть глупцом, что предлагать такое. А он ведь не глупец, отнюдь, он хитрец, он игрок и пришёл уж точно не за отказом. Ладно, княже, поиграем.

В непроглядной чёрной тишине время двигалось неспешно, оно плыло, изредка плескаясь событиями. И беседа под стать ему текла и мерцала, точно дешёвые светильники в таверне у Черива. Завтра, должен был прийти электрик, разобраться, в чём там дело. Угу, именно об этом и нужно думать. Сюда бы меч, или дверь, или будильник на худой конец. Это сон, всего лишь сон, и я вольна его менять. Стоп. А если так…?

– Отпустите меня, – никто не говорил о честной игре. – Моя душа томится. Отпустите…, – пауза, хорошо. А теперь новый аккорд: – Вы же слышали о вороне, – пусть поверит, пусть наполнится легендой, в коей сам принял непосредственное участие. – И верно знаете, почему меня так прозвали?

– Из-за родового герба, – на тон ниже произносит князь.

– Из-за герба, – усмехаюсь, что ж пришёл мой черёд злорадствовать. – Царским вороном прозвали разведчицу, глупенькую такую, с длинной косичкой, – трясу привычными длинными волосами, – умыкнувшую из вражеского лагеря, из вашего лагеря, – тычу воздух по направлению к князю, – кое-какие важные бумажки, в том числе и планы одной крепости. Да, это сделала я. Если хотите, могу поклониться на бис, так сказать, но извиняться и заламывать руки не стану. Не люблю жалкие комедии, только драма, отменная драма, – пусть моё детское образование не пройдёт даром. Верьте мне князь, внимайте моим речам. – Чертежи были зашифрованы, и их никто не мог опознать, – а я училась на архитектора, но вам это знать вовсе не обязательно. – После той миссии ворон и взлетел. А почему же Чёрный, князь? Вы знаете. Вам—то это известно. Вспоминайте, вспоминайте. Последняя битва – наша первая встреча. Меня также величают…

– Мёртвым…

Да!

– Именно. «Царский ворон убит Чёрным мечником» – твердила молва. Слишком длинно, не правда ли? Ну, они и сократили: Чёрный ворон. Мне больше, конечно, нравится мёртвый, тут, так сказать, всё по существу. А вам?

– А мне, Тера, больше нравится правда. И напротив совершенно не льстит твоё навязчивое обвинение в смертоубийстве такой юной особы. Сколь тебе лет…

– Девятнадцать. Было, – полгода назад.

– Боги! Всё время забываю, как ты юна, воронёнок.

– Да что вы! – «воронёнков» мне тут ещё не хватало до полного счастья. – Отпустите меня. Я вам всё равно ничего не скажу. Не надейтесь с моей помощью отыскать Астрис… – мне хотелось бросить что—нибудь ещё, но не тут—то было.

– Астрис? – изумлённо переспросил он. Талантище. В матушкином театре его бы с руками оторвали, как раз бревно играть некому.– А-а, девочка-ревил, – протянул князь, – бирюзовый дракончик. Да, хорошая партия, мне бы она пригодилась. Миру нужны ревилы. А ты знаешь, где она?

– Нет.

– Жаль. Было бы неплохо с ней переговорить, – князь задумчиво улыбнулся. Ну, наконец-то, мы перестали лукавить! – Эм, Тера… Что за дурные манеры? У нас светская беседа, убери ножик от моего горла, будь добра.

– Ножик? – лезвие опасно сверкнуло. – Это обоюдоострый меч из низкоуглеродистой стали с примесью вольфрама, – мой любимый потерянный клинок. —Бастард – князь. Князь – бастард.

– Облегчённый полуторный. Длина около метра. Явное сужение клинка. Хорош для колющих, рубить, впрочем, тоже можно, но как по мне – маловат. Люблю двуручные, цвайхендеры, – князь играючи провёл пальцами по острию. – Приличный ножичек, но всё—таки убери.

– Непременно, только сначала укорочу кое—кого на голову, – лучезарно скалюсь, именно скалюсь, улыбкой тут и не пахнет. Вам не удастся заговорить меня. Князь отходит, один широкий шаг назад, и он оказывается вне досягаемости.

– Никогда не понимал этой жестокости, —от следующего удара он не уклоняется, выставляет перед собой призванный из пустоты цвайхендер —зютов кошкодёр, простыми словами. – Жестокости ваших командиров. Как можно было выдать вам мечи и выставить на поле брани!

Давно не встречала эти предрассудки.

– Если я девушка, не значит, что я слаба, – то есть воином быть я права не имею, а постель его люзоблюдам греть —так пожалуйста. Прекрасную службу, вы мне предлагаете, князь, ничего не сказать. Мне подобных нападок и у Чёрива хватает. Молчит.

Вот интересно, можно ли умереть во сне? Огонь сверкнул на острие клинка, единственный маленький клочок света в буйстве черноты. Мы кружили друг перед другом, точно птицы. Моя ловкость против его силы. Немыслимых размеров двуручник вскользь отбивал удары моего потерянного меча. Сильней, сильней – мне не хватает мощи. Быстрей, быстрей! Почему я не птица? Выпад. Промах. Отхожу. Его зютов мечслишком огромен, слишком тяжёл, да и сам князь раза в два если не выше, то больше уж точно. Сталь звенит угрожающе близко, плачевно рядом, ещё чуть—чуть и моя шея. Колющий, колющий, но ему нет дела до моих «укусов». Мимо. Мимо.

– А ты хороша! – натянуто улыбается князь, отражая атаку. – Я не хочу тебе вредить. Пожалуйста, Тера.

– Пошёл к Зюту!

Клинки снова сцепляются. Выпад. Князь больше не наступает, он только отбивает мои атаки, подставляя широкое лезвие под удар. Достала. Чёрный фрак запылал.

– Что же ты такая злая, Царский ворон?– всё так же странно вопрошает предатель.

– Мёртвый ворон! – кричу в ответ, и сон загорается.

***

Всюду буйствовало пламя: стол, моя кровать, шкафы и, как не абсурдно, зеркало – всё было объято безумным танцем алых змей. И руки – они горели; точно красные перчатки, огонь облепил мои запястья. Я снова закричала, но сей раз сон не растаял.

Люди боялись огня. Всегда боялись. Это и понятно. Я тоже его боюсь. Постояльцы кричали и носились по коридорам, подвыпившие ребята, высыпалина улицу, прижимая к груди кружки с брагой. Чёрив в одних спальных панталонах выписывал круги перед таверной, понося все, что только попадалось ему на глаза. Не знаю, куда я скинула наши рюкзаки, надеюсь, они потом отыщутся. Благо, Астрис успела собрать вещи, ещё пару дней назад.

Руки горели, мысли метались, а удушливый дым вызвал приступы неистового кашля. Кажется, я открыла окно и выбросила рюкзаки туда. Не помню. Ни черта не помню! Этаж, отведённый прислуге, располагался под самой крышей, поэтому здесь всегда было сыро и стыло, но самое жуткое быстро выбежать отсюда не получиться. Огонь не слушался. Забытая на столь долгий срок магия капризно не желала отзываться. Пожалуйста, ну прошу. Не вижу, не чувствую! Пламя пляшет и шипит. Пожалуйста. Добрые боги, пожалуйста… Судорожно оббиваю руки опростыню, о старый едва ли не блохастый матрас, хватаю кинжал и в одной ночной сорочке, босиком пробираюсь через огонь в коридор. Почти жива. Магия, наконец, откликается, но пожар уже не укротить. Руки болят просто невыносимо. Слава богам, Астрис осталась сегодня в лазарете. Николь. Нет, нет. Девочка Чёрива, голубоглазая кухарка, над которой надругалась солдатня. Такая же хрупкая и потерянная, она не была гвардейцем и не смогла отбиться о здоровущего пьяного скота. Бедняжка. Бегу обратно, спотыкаюсь о кинутые кем—то корзины. Корзины падают, катятся и гремят. Там были яблоки, розовые—розовые, последние, что остались с зимы. Видимо, кто—то заплатил девочкам яблоками, розовыми. Колючим жаром боль растекается от пальцев к плечам. Чёрт. Чёрт. Ринуться бы, да дыхания не хватает. Шиплю и кашляю в рукав. Единственная запертая дверь. Стучусь, бьюсь – тщетно. Она не слышит или слышит, но не может встать. Зют! Закрываю глаза, будто это хоть что—то исправит, и шепчу наговор, самый короткий, какой только вспоминается, щеколда поддаётся. Ника бедная, никто и не вспомнил о тебе. Девочка жмётся в углу, закрываясь от дыма одеялами. «Бежим!– хриплю, что есть силы, она не отзывается. – Пойдём со мной. Ну же, вставай, пожалуйста!». Голос рвётся. Хватаю её за руку и тащу за собой. Девочка не сопротивляется. Меня бы кто так вытащил.

В коридоре дым, будто сам Змий надышал. Людей уже нет: всё, кто мог, выбежал. Боги, боги и Зют! Магии нет, нет её! И меча нет, и доспеха, только я сорочке этой хлопковой, чёртовой.Какой гений умудрился сделатьступеньки деревянными? Лестница тлеет. Николь на моём плече тяжело хрипит. «Тиши, тише. Прорвёмся!» – шепчу скорее ради собственного успокоения, девочка не слышит. Милостивый Рьяла… Кашляю, кашляю и боюсь. Не выберемся же, не успеем уже! О Светозарный, помоги! Колёсики воли крутятся смутно, скрипят. «Прочь!» – кричу от отчаяния. Всё пришли, прибежали. Огонь к ногам ластится, босые ступни жрёт. Да утихни же! Выставляю ладонь перед собой. Жизнь к жизни, пламя к пламени. Что—то забытое, наконец, в груди проворачивается, из ладони вырывается огненный столп. Проклятье! Должно же быть наоборот. Зачем мне ещё огонь? Но чёртов дым над лестницей рассеивается, освобождая нам путь. Похоже, я перенаправила жар. Бежим, ну как бежим, мои ватные ноги непослушно спотыкаются, волоча за собой Николь. Вываливаемся на кухню, тут ещё дышать можно почти. Чуть, совсем немножко осталось. Шаги не считаются. Через чёрный ход к свободе. Сегодня маленькая смена, людей почти не было. Прошу, умоляю, только бы никто не сгорел… На траву… к траве…

Ночь черна, сажа ещё черней. Зеваки подхватывают Нику. Я падаю на траву, задыхаясь от кашля и слёз. Перед глазами дым и красное марево, ползу к кустам. К кустам, к кустам… Дикий боярышник принял наши сумки в свои шипастые объятия. Это же был боярышник? Скажите, что боярышник. Перед глазами мутно, в глазах слёзы. Снова падаю. Где ж этот чёртов боярышник? Тут. Здесь. Вот он. Тяну рюкзак за лямку, и снова падаю. Нас нашёл князь. Кирийский князь. Сажа черна, гнев ещё черней. Он хочет схватить Астрис. Он хочет поработить мою Астрис! Не позволю. Из рюкзака вываливаются краденые латы избавителя. Вы её не получите, князь! Никогда. Обожжённые руки не слушаются. Красный доспех выскальзывает, но нет. Где не берётся умением, возьмём упорством. С трудом натягиваю латы и шепчу заговор, слова ломаются кашлем, пальцы не слушаются:

Заклинаю луною,

      Заклинаю костром.

Пред рассветной зарёю,

      В страхе полном, пустом

Имя прячу на время,

      Прячу в бездне следы,

И с охотностью бремя

      Заберу пустоты.

Впредь меня не узнаешь,

      Впредь меня не найдешь.

Облик прежний стираю.

      Правдой чудится ложь.

В двух мирах не поймаешь,

      Не увидишь, смотря.

Суть в ветрах растворяю.

      Впредь не я – это я.

За чары всегда приходится платить, физической мощью, душевной силой – энергия не берётся из ниоткуда, и полной пустоты природа не приемлет. Стерев Терию Лорис, я должна предложить кого—то взамен и немедленно. Призванные энергии бушуют за моей спиной. Я чувствую, как алчно тянет пустота свои жадные клешни к моему имени. Ни в коем случае нельзя позволить ей забрать мою суть полностью, только спрятать, одолжить на время. Иначе эта жуткая сделка погубит меня.

– Назовись! Назовись, – шепчут голоса перебежчиков —полудемонов, полубогов.

– Ремир! – голос не должен дрогнуть ни на йоту, иначе провал, но он и не дрогнул. – Отныне я огненный барон Ремир! – повторяю второй раз, и духи—перебежчики соглашаются. Почти явно вижу, как тоненькая фигурка русоволосой девушки Терии Лорис, мерцая, прячется во тьме. Сердце пропускает удар. Мне нужен хранитель, связь с этим миром, или девушка с древесно—карими глазами навсегда останется там. Каждый день в назначенный час мне следует возвращать её, возвращать себя. Об этом-то я и позабыла.

Пришло время признаться хотя бы самой себе. Я Терия Лорис, и я же огненный барон. Конец интерлюдиям. Маска приросла и с каждым днём всё больше и больше перестаёт быть просто маской.

Глава 4

Почём кефирчик, бабушка?

—Мать твою, Аурр! Ты что грибы первый раз собираешь?! – злость и негодование переполняли меня через край. Одно дело если б этот гений просто насобирал поганок, но нет же! Он почистил их моим ножом и заботливо уложил в общее лукошко с нашим несостоявшимся ужином. И теперь я абсолютно не представляю, что делать. Во-первых, чёрта с два ты отличишь обрезанную шляпку ложного белого от синеножки. Во-вторых, ядовитые грибы могли перемяться и поделиться своей вредной сутью с собратьями.

Я с досадой опрокинула лукошко, высыпая три часа истраченного времени на зелёный мох. Может, хоть белка съест. Угодливый красный сапог со злостью опустился на отменный урожай поганок. За что мне так повезло с этим Аурром?

– Что вы сделали? – повелитель мухоморов просто опешил, – М-милорд… на черта?

Вот в этом и вся его суть: сначала «м-милорды», а потом черти.

– Ну, если ты решил нас отравить, то прощу прощения – спутал планы, – вот, зараза и смотрит ещё такими круглыми испуганными глазками.

– Э-ээ… – горе-проводник замялся, – ну, почему же, не первый… —начал он робко, чуть ли не уклончиво.

– Значит, отравить? – я грозно перебила его. Может эта злость и излишнее, но замолчать ужене могу: внутри всё кипит и негодует, подобно вулкану пыхтящих сопок. Нескончаемая ложь, ежедневный страх за Астрис и её блондинчика, эти сны, да ещё и Аурр.

– Ладно, первый.

Что?

– Молодец, хвалю за честность, – но совершенно не верю. – Как человек, кормящийся походами по лесам, может не смыслить в грибах?!

– Встречный вопрос: откуда подобный опыт у благородного лорда?

– Ну, знаешь ли… Умный человек должен разбираться во всём!

Дивное утреце сменилось не менее дивным днём. Для начала, отмечу, что выспаться сегодня не удалось никому, ну, быть может, кроме Яшки. Этот сказочный осёл, умудрился, как бы так сказать… В общем, Яшка молодец. Еды у нас больше нет, как и вторых ботинок Астрис; плащ Аурра тоже больше напоминает рыбацкую сеть. Рей лишился трав. Ладно, с этих злосчастных трав всё и началось. От наглости ль, от голода, от любопытства (история умалчивает) не по копытам смышлёный палевый ослик забрался в походный мешок Рея, основательно отъев верхнюю часть оного, а в рюкзаке, да укроет нас милостью благоговейной светлоликий Рьяла, хранился солидный запас трав. И если кто—то из нас доселе не знал, что поедать заговорённые травы ослам вредно, не будем лукавить, более чем вредно; что ж, теперь он это запомнит на все последующие жизни.

***

В воздухе пахло дождём и назревающей катастрофой. С чего началась эта ссора я уже и не помню, вероятно, с очередной баронской остроты. Кто—то невзначай бросил мне нелестное замечание. Потом Аурр припомнил вчерашнее поджигание, а я мягко обозвала его пьяницей. И мы подрались, на мечах…

« – А ну, идите сюда, ваше высокородное сиятельство!

– Сам иди… к Зюту, – например!– Как смеешь так ко мне обращаться? Невежественный, грязный…

– Мелкий напыщенный засранец! – гнев Аурра пересилил все плотно—вбитые в наши зашоренные головы устои. Кричать на господина, на дворянина, кусать руку кормящую! Непозволительно! Скажу боле – невозможно. – Берите меч, милорд! Берите и заткнитесь! Я хочу видеть воина или прихлопнуть брехливого труса, как повезёт.