Текст книги "Песнь Любви (СИ)"

Автор книги: Eva Rouse

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

========== Глава 1. …и жили они долго и счастливо… пока не встретились… ==========

Для некоторых людей любовь начинается с чего-то

очень несущественного или нелепого.

Но если не с него, то вообще не начинается.

(Харуки Мураками)

Краснопресненская набережная. С моста открывается чудесный вид на гостиницу «Украина» и деловой комплекс «Москва-Сити». Контраст построек начала второй половины XX века с небоскрёбами XXI. Противопоставление тёплого песчаного цвета гостиницы холоду стекла, железа и бетона новостроек. Скоро на водной глади отразятся огни уличного освещения, приветливо заморгают вывески магазинов и развлекательных заведений, приглашая скоротать вечерок в непринуждённой обстановке. Ещё час и город окутает беззвездная ночь.

Я же прикидываю, не сигануть ли с моста в Москва-реку, в воде которой, по слухам, можно татуировки сводить. Прохладный апрельский ветерок холодит кожу, забирается под куртку, вызывая очередную волну мурашек. Но мыслями я весь там: в одном холодном мартовском вечере…

“Овны, – по салону разносился наигранно-серьёзный голос ведущего. – Сегодня вам предстоит общаться со многими людьми, – да мне каждый день приходится. – Не стремитесь понравиться всем, не чувствуйте неловкости, вы же не актёр. Нынче вас может сблизить совместный поиск чего-либо. Не следует ходить проверенными дорожками, возможно, стоит попробовать что-то новое. Не держите всё в себе. День удачен для новых встреч и начинаний. Хотя Овны обладают решительностью и своенравностью, есть вещи, которые даже вам не по зубам. Помните об этом”.

По лобовому стеклу лениво ползали «дворники», счищая снежную крошку. Москва весь день радовала осадками на любой вкус: на севере города выпал град, в центре меня поливал дождь, а на юге… Да, на юге шла влажная, застывающая на лету и вмерзающая в одежду “крупа”. Благо, я успел добежать до машины и не пострадать.

Несмотря на погодные аномалии, день вышел удачным. Новый шеф-повар быстро осваивался на своём рабочем “полигоне”, даже предлагал оживить меню тремя новыми десертами, продегустировать и одобрить которые мне, как владельцу ресторана, ещё предстояло. Менеджер так же старался оправдать своё резюме, отчего проверял всё и всех, порой раздражая персонал, но, в общем, пришёлся им по душе.

Светофор сменил цвет на красный, и мне пришлось затормозить на перекрёстке. Я переключал частоты, мысленно влезал в свои тапочки и грезил о горячем душе и чашке чая. Даже не сразу сообразил, только отметил боковым зрением, как открылась дверца машины, а через пару секунд рядом уже сидел незнакомый мне тогда парень.

Лучше бы я пробил собой заграждение, улетел с моста или был похищен инопланетянами, чем встретил его… Но, видимо, на небе все были заняты более важными делами и меня никто не уберёг…

Первой мыслью стала – сумасшедший. Непонятный псих, залезающий в машины на перекрёстках, возможно, представляющий собой опасность для окружающих. Пока я прикидывал, как мне с ним быть, чтобы не разозлить, но из машины выкинуть, сзади посигналили. Пришлось взять себя в руки и доехать с попутчиком до ближайшего магазина и припарковаться у него. Жутко хотелось курить, но я, не иначе как по глупости, решил оставить вредную привычку в ушедшем году и держался третий месяц кряду, начиная с первого января. После взгляда в его сторону, я ещё больше утвердился в своём диагнозе. Кто ещё в марте в минусовую температуру будет ходить по улице в пуховом жилете поверх толстовки и в кроссовках, кроме как не безнадёжный псих. Чудо дрожало и активно стучало зубами. Налипший на одежду и длинные до плеч тёмные волосы снег таял, заливая обивку сиденья, а меня продолжали нагло игнорировать.

– Парень, тебе чего? Я не таксист как бы… – сказал спокойно.

Мало ли, он припадочный.

– Поехали, – тихим голосом, не отрываясь от окна.

Злит.

– Я домой еду. К себе. Шёл бы ты…

– Поехали, – обернулся, – к тебе. Заплачу за ночлег… хоть натурой, – криво улыбнувшись, нагло заявил, не пряча взгляда тёмных глаз под мелированной светлым чёлкой.

Не псих. Наркоман? Бродяга? Сбежавший из дома подросток? Смотрел дерзко, с вызовом, но в то же время как-то умоляюще, что ли. Если протяну руку и поглажу – завиляет хвостом, ударю – сожмётся в комок, но не уйдёт. Бездомный щенок, не иначе. Тощий, с заострёнными чертами лица, от чего глаза казались только больше. Обычный на вид парень, симпатичный впрочем, хотя с натяжкой.

– Сколько лет?

Только проблем с малолетками мне не хватает.

– Двадцать.

– Врёшь.

– Нет.

– Употребляешь? – не переношу наркоманов.

– Завязал в семнадцать.

Глаза в глаза. Вопрос – ответ. Словно на допросе.

– Свяжу, трахну, отвезу в лес и прикопаю под берёзкой. Что на это скажешь? – последняя попытка выпроводить. Я старательно буравил взглядом, мне не раз говорили, какой он у меня тяжёлый. А парень и бровью не повёл, ни одним жестом не выдал настоящих эмоций.

– Годится. Только лучше под ёлкой, их больше люблю, – сказал и отвернулся к окну.

Положил руку поверх другой, видимо, чтобы скрыть дрожь.

– Пристегнись.

– Ванная там, – я указал на дверь.

Гость скинул противно хлюпнувшие кроссовки, и, раздеваясь на ходу, отправился ко второй от входа двери, оставляя на полу мокрые следы.

Без зазрения совести я порылся в карманах жилета, не хватало, чтобы парень принёс что-то незаконное с собой. Пусто. Жалко конечно, я рассчитывал найти хотя бы документы. Остальные вещи решил проверить позже.

Включил чайник, насыпал в кружки заварку, прислушиваясь к шуму воды в ванной. На самом деле в квартире у меня два санузла, и, оставив чай завариваться, я отправился в более скромную вторую душевую. Позволил горячим гибким струям вытянуть остатки холода из мышц. Довольно зажмурившись, наслаждался разливающимся по телу теплом, нащупал мочалку и пузырёк с гелем.

Мальчишка… Не думаю, что он соврал про возраст, хотя выглядит скорее на семнадцать. Ниже меня почти на голову, значит в нём где-то под метр семьдесят, не больше, что он худой, ещё в машине заметил, но у него, скорее, строение такое. Тонкокостный. Сколько не корми – не растолстеет. Хотя, как говорила Лина: «Как питаешься, так и выглядишь». В общем и целом, в моём вкусе. Тем не менее, что это было? Сесть к незнакомому человеку в машину, поехать с ним куда-то, заранее предложить расплатиться собой. Смелость или безрассудство? А может отчаяние… Направленное на себя безразличие, настолько сильное, что может сойти за храбрость. Как можно дойти до такого, что даже примитивный инстинкт самосохранения отказывает? Хотя нарваться всегда можно, самые опасные психи ходят в костюмах при галстуках, источают благородство и демонстрируют хорошие манеры. А на их лицах неизменно появляются доброжелательные улыбки.

Надев свободные спортивные штаны и футболку, я решил подогреть вина с пряностями и налил себе порцию, закончив. Вдохнул тонкий аромат корицы.

Парень вышел не скоро, стоял какое-то время в дверях в повязанном на бёдрах полотенце, осматриваясь. Капли влаги стекали с волос, скользили по в меру накаченному телу и падали на пол. Молча вынул кружку из моих пальцев и оседлал коленку, зажав её бедрами. Тряхнув головой, обхватил мою шею руками и потянулся за поцелуем, оставляя мне возможность отстраниться, если захочу. Облизнувшись, коротко коснулся своими губами моих, и, не встретив сопротивления, целовал уже по-настоящему. Сначала нежно, протяжно, почти невинно, а затем, постепенно углубляя поцелуй, дразня своим языком мой, приглашая ответить. Я перенёс поле боя в его рот. Он не сопротивлялся, охотно позволяя мне хозяйничать: исследовать нёбо, вновь возвращаться к шустрому языку. Мне нравилась исходящая от него инициатива, нравилось, как он поглаживал ладонями мои плечи. Накатывало возбуждения, заставляя желать большего. Придерживая одной рукой за талию, второй я зарылся в волосы на затылке, массируя его. Парень послушно подставлялся под поцелуи, гладил меня по животу, словно успокаивая или приручая, чтобы не набросился и не растерзал. Улыбнувшись мыслям, я провёл языком по ключицам, нажимая с разной силой, чуть втягивая кожу, легко прикусывая её. Хотелось сбить ровное дыхание, стереть маску спокойствия с его лица и вырвать протяжные стоны удовольствия. Волосы пахли моим шампунем, кожа – моим гелем, на нём было моё же полотенце, и весь он находился в моей власти. Собственнические мысли возбуждали сильнее. Так приятно втягивать в рот нежную светлую кожу, ласкать языком шею, прикусывая её, и зализывать повреждения, вдыхать аромат человеческого тела, ощущать исходящее тепло и трогать, щупать, где вздумается. Укушу сильнее, обязательно оставлю следы, и ему придётся прятать их под одеждой. Хмыкнув, я подул ему на грудь, заставляя поёжиться и прижаться плотнее. Ладонями огладил спину, успокаивая осторожной лаской, снимая лишнее напряжение, прошёлся пальцами по выступающим позвонкам. Целуя в губы, оттянул зубами нижнюю. И я назвал этого податливого, чутко реагирующего на ласку парня несимпатичным?

Непонятный звук, словно где-то порвалась ткань, отвлёк от вылизывания ушной раковины. Не понял… Он замер и напрягся, звук повторился. Я внимательней всмотрелся в алеющее лицо, стыдливо опущенные глаза, обрамлённые чёрными ресницами, и рассмеялся. Чудо постаралось стать невидимым или слиться с интерьером. Я согнал его с колен и направился к холодильнику, пока ещё одно урчание в животе не сделало меня заикой.

– Я, значит, к тебе с поцелуями, а ты о еде думаешь! Непорядок, – глумился я, подогревая остывший чай и вино в микроволновке. Коробка с пирожными уже стояла на столе. Сгорбившись и уперев руки в стол, он смотрел перед собой. – Ешь, они сами в рот не запрыгнут, и выпей вина.

– А можно мне лучше чая? – кусая эклер, оживился он.

– Со спиртным тоже завязал? И в каком возрасте? – протянул ему кружку.

– Мне не нравится вкус алкоголя, – пожал плечами и сделал большой глоток чая.

Он напомнил подростка: угловатого и нескладного, радующегося сладкому.

– И не сутулься, – выдал я, поддавшись моменту.

Он удивлённо посмотрел мне в глаза и выпрямился. Да я великий дрессировщик просто. Оставив его одного, ушёл в ванную копаться в вещах.

Ключ, размокшая конфета, которую я сразу выкинул, гнутая скрепка, монетка с дыркой, шнурок и несколько заколок – вот и все находки… Ничего интересного. В кармане завибрировал мобильник, и на дисплее высветился номер ресторана. Засунув его и свои шмотки в сушилку, нажал на “ответ”.

– Алексей, добрый вечер, я по поводу новых поставщиков. Только что отзвонились… – приступил непосредственно к докладу мой менеджер, зная, как я не люблю расшаркиваний и долгих приветствий. Пришлось идти включать комп и просматривать договоры.

Я провозился не больше часа. Начисто вымытые кружки стояли на прибранном столе, остатки пирожных нашлись в холодильнике. Аккуратный или для меня постарался? Почистив зубы, я прошёл в спальню.

В мягком свете ночника едва угадывался контур закутанной в одеяло фигуры. Коснувшись волос, я лёг рядом и развернул его к себе лицом. Кажется, он устал настолько, что успел задремать за такое короткое время. Но возбуждение не отпускало, и я полез целоваться. Погладив по боку, несильно сжал ягодицу, и, не отпуская губ, потянул его на себя. Приятная тяжесть второго тела, мерно ласкающие руки, ответы на мои действия распаляли с каждым новым движением. Я погладил его по бёдрам, и он удобно уселся на мне.

– Только с резинками, – предупредил, лаская мой член. Я провёл пальцами по маленькой татуировке в паху – чёрно-белая бабочка. Красиво.

– В тумбочке, верхний ящик. Смазка там же, – в голосе появились хрипящие нотки.

Он легко поцеловал в губы, и, улыбнувшись, полез доставать.

– Ннн, – с протяжным стоном прогнулся в пояснице.

Гибкий, узкий, такой соблазнительный, извивался подо мной, вцепившись в подушку, подмяв её под себя. Я провёл языком по ложбинке позвоночника и прикусил кожу на лопатке. Мне нравилось слышать его сводящий с ума голос, сбитое, с хрипотцой дыхание. Я двигался плавно, не меняя темпа, медленно, давая возможность привыкнуть.

– Си… сильней, – попросил он, тяжело дыша.

Ускоряясь, я крепко держал его за бёдра, не позволяя двигаться самостоятельно, отпуская себя. Я чуть сместился в сторону, меняя угол.

– Ааа… ммм, – звучали как награда.

Локти подогнулись, и, тихо всхлипнув, он повис на какое-то время у меня на руках. Я притормозил, снова сменив темп на размеренный. Парень устроился удобней, сильней прогнувшись в пояснице, упёрся грудью в подушку, и, сжав в кулаках простыню, вновь попытался двигаться мне на встречу. Но я не позволял, пытал медленными размеренными движениями, не давая возможности кончить, вслушиваясь в сбивчивое дыхание и появляющиеся хриплые стоны, когда я начинал двигаться размашисто. Мне так нравилось приносить ему удовольствие, что хотелось не отпускать парня до самого утра. Я почувствовал, как по виску скользнула капля пота и еще одна скатилась по спине. Короткая дрожь прошла по его телу, и рука скользнула к паху. Подняв рывком парня, я прижал спиной к своей груди и замер, сжав его член у основания.

– Д-дай кон… – я свободной рукой развернул лицом к себе, стянув волосы на затылке, и властно поцеловал парня, покусывая губы, жёстко, с силой прижимаясь ко рту, начиная медленные движения, на сколько позволяла наша поза, почти выходя и снова толкаясь внутрь до предела. Какой же он гибкий, горячий… Парень закинул руку за голову и зарылся пальцами в мои волосы. Я жадно впитывал все его просьбы и стоны, нежно поглаживая языком нёбо, рукой придерживая за плоский напряженный живот.

Я ускорился неожиданно, проникая глубоко и вырывая уже крики, обхватил за талию, и, только почувствовав приближение оргазма, разжал пальцы на его члене и впился укусом в основание шеи. Он кончил с громким криком и сразу обмяк в моих руках. Я догнал за пару особо резких толчков, ощутив, как сильно сжались его мышцы.

Мы упали на подушки, тяжело дыша, по моей спине и плечам сбегали капли пота. Я вышел из него и устроился сбоку, стараясь отдышаться. Любовался растрёпанным чудом рядом, он хватал ртом воздух и облизывал пересохшие губы. В такие моменты мне всегда хочется быть нежным, и я убрал назад мешающую чёлку, поцеловал в висок, ощущая солоноватый привкус. Улыбаясь, смотрел во влажно блестящие глаза с расширенными зрачками. Наверное, у меня были такие же. Я провёл кончиками пальцев по щеке. Он отвернулся и закинул презерватив в урну для бумаг. Сняв свой, я расправил сбившееся в ногах одеяло.

– Как твоё имя-то? – спросил шепотом на ухо, прижимаясь и зарываясь лицом в его всё ещё влажные волосы.

Он отодвинулся к самому краю и свернулся клубком, ничего не отвечая. Хорошее настроение стремительно улетучивалось. Ну и фиг. Тоже отвернулся.

– Придумай.

– Что? – я не понял.

– Имя, говорю, придумай. Буду отзываться, на какое захочешь.

Неожиданно. Хотя… А почему бы и нет собственно. Я его нашёл… Ну ладно, он сам нашёлся… Я его подобрал! Точно. Накормил и обогрел, имел полное право имя дать.

– Тим, – вспомнил кота, который был у меня в детстве. Абсолютно дикий и своенравный зверь царапал всех подряд, признавая только меня и Лину. Улыбнувшись воспоминаниям, не сразу придал значения ответу.

– Хм, это сокращение от Тимберлейка? Не знал, что у тебя такие эротические фантазии, – приглушённо засмеялось это чудовище.

Резко развернувшись и, притянув, подмял под себя. Он вырывался, продолжая хихикать. Но я больше и сильней, чем бессовестно и воспользовался. Повозившись, мы затихли, и я навис над ним.

– До Тимберлейка не дотягиваешь. Слишком тощий.

– Зато ты за двоих рельефный, – царапнул меня ногтями по спине и попытался выбраться из-под меня. Обиделся?

– Не злись, – примирительно поцеловал парня в подбородок.

После нескольких попыток оттолкнуть меня, он затих, раскинул руки в стороны, позволяя мне хозяйничать, а сам не отвечал. Зараза вредная. Поза «трупа» охладила пыл, и я лёг рядом, а он, получив свободу, свернулся клубком. Вздохнув, взбил подушку. С утра нужно было ехать в ресторан.

Я проснулся рано. Тим ещё спал, подложив ладошку под щёку. Чёлка падала на лицо, частично закрывая его, и взгляд сам сосредоточился на приоткрытых губах и аккуратном чуть длинноватом носу. Черты лица были скорее правильные, чем красивые, и в моей груди зарождалось почти забытое желание. Незаметно поднявшись, надел штаны и пробрался в кабинет. Схватив альбом, я так же бесшумно вернулся обратно. Устроившись в кресле напротив начал уверенно водить карандашом по листу бумаги. С каждым новым штрихом возвращались незабытые за годы навыки. Так приятно и так… правильно… Пришлось прикрыть глаза, чтобы успокоить бешено стучащие сердце. Лина, я снова рисовал…

Старое поваленное дерево недалеко от приюта. Я нашёл его несколько месяцев назад и каждый раз, когда мне хочется побыть одному и подумать, как сейчас, сбегаю сюда. Дорога проходит в стороне и с неё из-за плотно растущих кустов меня не видно. Это моё секретное место.

Они снова выбрали не меня… Решили взять другого ребёнка… Почему? Воспитатели говорят, что я очень смышлёный для своих лет и очень симпатичный мальчик ко всему прочему. Но если меня никто не берёт, значит со мной что-то не так. Я смотрю на содранные коленки, испачканные в пыли и соке травы ладони… Но ведь и другие дети такие! Они тоже лазают по деревьям и падают, значит, дело не в этом. Я обиженно заплакал, ежесекундно стирая никак не желающие стихать слёзы, злясь на себя за неспособность понять причин.

Она появилась неожиданно. Я просто открыл глаза и увидел её сидящей на корточках передо мной. Красивая, она казалась мне лесной богиней. Загорелая кожа и тёмные, полностью закрывающие спину волосы.

– Я вот свернула с дороги и заблудилась, но не плачу. А с тобой что? – у неё теплый взгляд.

– Ничего, – я быстро стираю слёзы и сажусь ровно, выпрямив спину.

– Хочешь, я покажу птицу, которую только что нарисовала? – предлагает она и протягивает альбом.

Там лежит много разных рисунков: людей, зданий, животных, пейзажей, мифических существ и каких-то непонятных фигур. На последнем красуется дятел.

– Если захочешь, я научу тебя рисовать. Но сначала проводи меня к детскому приюту. Ты ведь оттуда?

Я киваю, подтверждая.

– Хорошо, – улыбается она. – Меня зовут Лина.

– Лёша, – представляюсь и, спохватившись, добавляю. – Приятно с вами познакомиться.

Она беззлобно смеётся. Просто так, не стараясь меня обидеть, и я сам начинаю улыбаться в ответ.

Лина пробыла в приюте две недели, а затем уехала, забрав меня с собой.

Позднее, когда я подрос, то узнал, что она активно занималась благотворительностью, и большей частью за счет её средств существовал приют.

Я много раз спрашивал – почему она выбрала меня, но каждый раз получал один и тот же ответ: «Чтобы было кому показать мне дорогу, если я заблужусь. Это очень важно».

Я до сих пор не понимаю, что это значит. Может, если у тебя есть к кому возвращаться, то этот человек послужит ориентиром, и как бы далеко ты не ушёл, желание вернуться к нему выведет на нужную тропинку… А может, это был просто бред. Лина порой говорила совсем абсурдные вещи с серьезным лицом и чаще всего, когда не знала ответа или не хотела его озвучивать.

Рисунок был закончен. Совсем простой, почти набросок. При желании можно дополнить деталями, но и без них выглядит завершённым. На мобильном сработал будильник, и по комнате разнеслась мелодия, напоминая о делах ежедневных. Тим накрылся с головой одеялом и предпринял попытку спастись от раздражающего шума под подушкой.

– Вставай. Мне нужно на работу. У тебя полчаса на душ и завтрак, здесь ты не останешься.

– И карета превратилась в тыкву, – широко зевая, он вышел из комнаты.

Позавтракали, спустились вниз и разошлись. Без лишних слов, так, будто наши дорожки и вовсе не пересекались, не было странной встречи, жаркой ночи, а на моем столе не осталось портрета паренька, которому я дал имя.

========== Глава 2. Тут некоторые думают, что они существуют… ==========

Что не болит – не жизнь, что не проходит – не счастье.

(Андрич Иво)

Работа, работа, работа, встречи, переговоры, приказы, инструкции. Снег неустанно засыпал серым пеплом Москву, хороня улицы и разгоняя прохожих.

Я не скучал, квартира не выглядела пустой и одинокой, не встречала меня ненормальной Тишиной с большой буквы… и даже с маленькой. К тому же, с чего мне лезть на стену? Люди постоянно сталкиваются и нередко расходятся до того, как начнут играть хоть какую-то роль в жизни друг друга. Да и подпустить к себе настолько близко отважится не каждый. Слишком дорогая вещь доверие, хрупкая, чтобы ей разбрасываться. К тому же, я с восемнадцати живу один, то есть уже почти восемь лет и мне вполне комфортно. Если ты самодостаточная личность, то такой образ жизни не в тягость. Одиночество – это состояние души и неважно, какая толпа окружает твоё тело.

В общем: мылся, ел, спал, работал, иногда бросал взгляды на рисунок, на котором всё так же безмятежно отдыхал Тим. Обычные будни.

На третий день к четвергу погода разгулялась, дела неожиданно быстро закончились, и я возвращался домой в приподнятом настроении с двумя коробками пирожных в пакете. Ну, что я могу сказать… Обожаю сладкое!

Во дворе играли дети, видимо, уставшие за эти дни сидеть дома. Засмотревшись на них, я не заметил открывающейся двери подъезда, пока чуть не получил ей по лбу.

– Ой, это ты Алексей, извини, не узнала сразу, богатым будешь, – подмигнула мне миловидная старушка, она же соседка по лестничной клетке.

– Здравствуйте, Зинаида Петровна, – я попробовал обогнуть её с левого бока. Мечтать не вредно, меня дёрнули за рукав.

– Знаешь, – зашептала она. Я мысленно приготовился к порции сплетен. Старушка вообще была безвредной, немного одинокой разве что. Слышал, у неё трое внуков, одного даже видел, но приезжали они редко, и я периодически останавливался перекинуться с ней парой слов иногда даже добровольно или как сейчас. – Я в обед мусор выносила, значит. Выхожу, глядь, а он сидит! – всплеснула руками Зинаида Петровна, хлопая себя ими по ногам.

– Кто и где сидит? – я даже заинтересовался, к тому же ответа мне всё равно не избежать.

Домой хотелось всё больше. Как и эклеров в верхней коробке…

– Я решила, это бродяга в подъезд забрался, дай, думаю, милицией постращаю – шугану, стало быть. Подхожу, глядь, парень самый обычный, точно не бомж. Под дверью у тебя, значит, сидит. Я у него спросила, кто таков будет, сказал, что брат твой двоюродный, в гости зашёл. Я его предупредила, чтобы вечером приходил, ты ведь Алексей всегда поздно возвращаешься. А сейчас в магазин вышла, а он всё сидит, часов пять уже к ряду – не меньше.

Я удивился. Не мог же он… Тогда кто? Не брат ведь в самом деле… Но человеку им представившемуся повезло, что в этом доме никто не знает о моём детдомовском прошлом, иначе точно милицию бы вызвали. Я уже поднимался к лифтам, когда услышал последнюю фразу Зинаиды Петровны.

– Тоже мне брат выискался, не похож…

Это, и правда, был он. Сидел на полу, подтянув к себе колени и уткнувшись в них лицом. Отчего-то стало радостно, что на нём надета куртка. На голову он накинул капюшон, руки спрятал в рукава. В подъезде всё-таки было холодно. Я грубо пнул кроссовок.

– Ты мешаешь открыть дверь.

Тим вздрогнул, поднял голову и посмотрел на меня. Его щёки покрывал неестественный румянец, а глаза лихорадочно блестели. Он выглядел таким заморенным и уставшим, что у меня сжалось сердце, а ещё этот взгляд… Словно он не мог на мне его сфокусировать, хоть и пытался. Румянец… И тогда до меня дошло. Я выругался сквозь зубы и рывком поднял Тима с пола.

– Идиота кусок. Тупиковая ветвь развития, доходился в своей жилеточке, – затолкнул его в квартиру.

В прихожей, пока я снимал куртку и разувался, он плавно оседал на пол, сползая по стеночке и тяжело дыша через рот.

– А чтоб тебя и меня за одно, – я потащил его на диван и начал раздевать. За плечами обнаружился незамеченный мной ранее рюкзак. Он что, ко мне переехать собрался? Тим приподнялся, помогая стащить с себя джинсы вместе с бельём, и потерял сознание. Или уснул, обессилев. Надеюсь, что второе… Но я думал о худшем и прикидывал, что делать с трупом в случае чего. И если вызывать ментов, то как объяснить парня, откинувшегося на моём диване, имя которого мне неизвестно? Вечно мне всякая хрень лезет в голову. Тим горел.

Я намочил полотенце и обтёр его, помогая телу избавиться от лишнего тепла. Нашёл в записной книжке нужный номер и стал тыкать на кнопки мобильного, попутно заваривая чай.

– Здравствуйте, Дмитрий, мне нужны ваши врачебные навыки.

– Какие симптомы? – спросил он. Вот за что уважаю этого человека, так за профессионализм. Сразу переходит к делу.

– Сильный жар. Наверное, простудился. Я обтёр его полотенцем, сейчас спит. Лекарств не давал, приезжайте ко мне скорее. Очень прошу.

– Жди, – отключился.

Тим заворочался и уставился на меня покрасневшими и слезящимися глазами. Я протянул кружку.

– Как же ты меня напугал, чудовище… И вещички прихватил, скромностью я смотрю, не страдаешь, да?

– Скромность красит человека. В серенький цвет… – ухмыльнулась эта язва и зажмурилась, глотая чай. – Но ты меня всё-таки впустил.

С этим не поспоришь.

– Я в одной передаче слышал, что в некоторых странах, если ты накормил или проявил заботу о бездомном животном, то несёшь за него ответственность. Вдруг ты покусал бы кого, а ко мне претензии, – поправив одеяло, решил спросить. – Почему вернулся?

– Ты не сдержал обещания.

– М? – я ничего такого не припоминал.

– Сказал, что свяжешь, трахнешь, отвезёшь в лес и закопаешь, – серьёзно ответил он, смотря мне в глаза. Я опешил, мне показалось, будто последнего ему особенно хотелось…

– Не скажи, второй пункт я выполнил, а первый мы ещё попробуем обязательно, – я наигранно радостно улыбнулся и погладил больного по щеке. Он отдал кружку, и, прикрыв глаза, отвернулся.

Я медленно рвал салфетки на мелкие кусочки, пытаясь успокоиться. Температуру Тиму я, конечно, померил, и 39.4 выглядели совсем неутешительными. Куча бумажек заполнила собой уже половину кухонного стола, а дока всё не было. Сидеть рядом с парнем не получилось. Может я и показался ему равнодушным, бесчувственным типом, но он сам не делал попыток сблизиться. Даже имени не назвал… С другой стороны, хочу ли я большего. Мужчины, женщины они появлялись в моей жизни и легко из неё уходили, никаких страстей, истерик или слёз обиды. Может, и было одно исключение, но не с моей стороны, девушка тогда просто заигралась…

В дверь позвонили, и я вскочил, опрокидывая стул.

Дмитрий, после долгого осмотра, взятия нескольких проб крови и ещё каких-то манипуляций с тихим и покорным Тимом, вколол ему жаропонижающее. Мне вручили список лекарств и счёт.

– Сегодня ничего больше не давай. Завтра, если температура поднимется выше 39, то дашь это и половину таблетки вот этого, – он водил по списку пальцем, а я поддакивал и запоминал, – еще пусть принимает витамины, стоят последними в списке. И, Алексей, дай ему отоспаться. Парень сильно измучен и явно плохо питается, килограммов семь-восемь ему следует набрать, могу тебе точно сказать, мне его даже взвешивать не надо. Он хоть кто тебе? – взгляд голубых глаз стал внимательней.

Этот человек лечил меня с детства, был другом Лины, и он всегда искренне беспокоится обо мне.

– Домашний питомец, – ответил ему почти правду.

– Я позвоню, как будут готовы результаты анализов, – вздохнул, надевая перчатки.

– Спасибо, счёт завтра оплачу, – кивнул я. Дмитрий посверлил меня взглядом и вышел.

И правильно, рассказывать мне было нечего.

– Тебе нужно спать и больше есть, – я отобрал одеяло, не обращая внимания на протесты. – А теперь обхвати меня за шею, перенесу тебя на кровать.

– Я и сам могу дойти, – отозвался сердито.

– Можешь, но я тебе не позволю, – взял на руки и понёс. – Господи, ты легче кошки!

– Зато не надорвёшься.

Я устроил Тима на кровати, и он, потянувшись, свернулся клубком. Всегда так спит, что ли? Я где-то читал, что люди инстинктивно скрещивают руки и принимают позу эмбриона в попытке защититься… И от кого нужно защищаться во сне?

Приготовил чаю с мёдом и залил его в термос, попьёт тёплого, когда захочет. Сам потопал в душ.

Я спихнул почти все на своего помощника и заявил, что в ближайшие несколько дней им придётся справляться самим. В первый день мне приходила куча писем ежечасно, по несколько раз на дню звонил менеджер. На второй день люди попривыкли, и меня дёргали реже. На третий и того меньше.

Тим спал сутками напролёт, послушно глотал таблетки, съедал всё, что я готовил. Мне это даже нравилось. Конечно, хотелось, чтобы он поскорее поправился, но я впервые за кем-то присматривал, заботился о другом человеке, и чувствовал себя счастливее, видя, как он поправляется. Засыпал парень, и правда, каждый раз свернувшись клубочком и отодвинувшись к краю. Над этим я собирался поработать в дальнейшем.

Со временем оказалось, что оба любим кофе и рок. Мы сидели на кухне, болтали ни о чём и ели пирожные. Тим почти поправился, остался только кашель. Он встал сварить ещё по порции.

– Кстати, вон там на полке стоит баночка с “Kopi Luwak”.

– Эта?

– Да.

Он разлил по чашкам напиток.

– И что в нём особенного? – принюхался. – Пахнет шоколадом.

– Попробуй.

– Ммм, более насыщенный и мягкий вкус я бы сказал, не так горчит, – он сделал ещё глоток.

А я невольно залюбовался им. Умиротворённое выражение лица, расслабленная поза, полуприкрытые глаза, убранная наверх челка, закрепленная заколками. Совсем домашний в моей синей хлопковой рубашке. Такой… компактный, может, как хамелеон, слиться с обстановкой, а молчание рядом с ним не тяготит.

– Что в нём особенного так и не сказал, – посмотрел на кофе.

– Задумался… Всё дело в необычном способе добычи и ограниченном производстве. Плоды кофейного дерева сначала съедает зверек, называемый лювак, они проходят через его пищеварительную систему и выходят вполне естественным путём. Их моют, сушат и обжаривают.

Во время моей импровизированной лекции лицо Тима всё больше мрачнело.

– Я пил только что кофе, зерна которого вышли из задницы какого-то животного? – он брезгливо отодвинул чашку.

– Угу, лювака. И допивай, всё равно уже поздно, зато мало кто может похвастаться, что пробовал этот сорт, хотя любителей кофе в мире много.

Погипнотизировав напиток, он вздохнул и сделал ещё глоток.

– И почему самое дорогое, чтобы стать особенным, должно сначала побыть в жопе? – хмыкнул он.

Я улыбнулся, глядя в его смеющиеся глаза, и потянул к себе, усаживая на колени. Уткнулся носом в шею и потёрся, обнимая рукой за талию. Второй провёл по спине и скользнул под рубашку. Прикосновение к тёплой бархатистой коже успокаивало. Негромко играла музыка, и пах кофе, самый обычный вечер, я не припоминал, когда мне было вот так же спокойно и уютно. Тим прижался плотнее.