Текст книги "Шелковый путь «Борисфена»"

Автор книги: Ева Ромик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Она точно знает, что не влюблена. Разве так влюбляются? Ей хотелось бы слушать пение Сандро до бесконечности, но при этом она не испытывала ни малейшего желания познакомиться поближе с ним самим. Мысли о более близком знакомстве вызывали у нее панику. И, в то же время, – Сандро был прав, – Нина больше не боялась его. Ей нравились его прикосновения, и даже последний, такой нескромный, поцелуй не оскорбил, а поверг в сладостную негу.

Встреча с Лидией, случайным свидетелем которой Нине пришлось стать, выставляла Сандро в самом неприглядном свете. Никогда еще Нина не испытывала такого сильного разочарования! Однако она не осуждала артиста. Он ведь отказался от свидания с замужней дамой. Странно, но она заранее знала, что способна оправдать Сандро во всем, хоть это и неправильно.

Разве это любовь? Это – болезнь. Настоящее безумие!

Нина никогда не была любительницей поверять посторонним свои тайны. Должно быть, потому что никаких тайн у нее не было. Раньше, если ей нужен был совет, она спрашивала его у мужа. Граф, со свойственной ему рассудительностью, легко решал любые вопросы, так что самой Нине никогда не приходилось утруждать себя, принимая решения. Она просто подчинялась воле супруга. Теперь настало время решать самой.

Нужно исцелиться раз и навсегда! Так, как Сергей Андреевич смог избавиться от тяги к опию.

У Сандро была связь с Лидией? Какое Нине до этого дело! Он теперь предпочитает Мару? Ей это безразлично! Она ничего не знает о Сандро? Замечательно! Ей и не хочется ничего о нем знать! Хотя, наверное, было бы нетрудно выяснить всю подноготную. Достаточно сказать Киселеву и он принесет подробнейший отчет. Вот только зачем? Ей ничего такого не нужно! Она – графиня, а Сандро – неизвестно кто. Пока она ничего не знает о нем, он – тайна, мираж, сон, нечто не существующее и не мешающее реальной жизни.

Итак, решено! Графиня Нина не сделает ни единого шага для того, чтобы узнать хоть что-нибудь о бродячем певце по имени Алессандро, не попытается даже выяснить его полное имя.

Нина села в кресло и накинула на плечи одеяло. Уснуть сегодня она уже не надеялась, но и мерзнуть ей тоже не хотелось. Свечи догорели только до половины, так что еще можно было спокойно посидеть, не утруждая себя их заменой.

Какую прекрасную песню пел Сандро после неаполитанской! Нина никогда прежде ее не слышала.

В дверь тихо постучали, затем золоченая створка приоткрылась и показалась голова Антонелы.

– Синьора Нина, вы тоже не спите? Я никак не могу уснуть.

На девушке была шелковая ночная рубашка и халат, отороченный мехом горностая. Одеяние, достойное царской опочивальни. Данила Степанович любил свою невесту и на подарки не скупился. Безмолвным жестом графиня пригласила наперсницу разделить с ней ночное одиночество. День, начавшийся с великолепных красных роз, заканчивался так печально. Может, хоть Антонела немного отвлечет хозяйку от мрачных дум?

– Ах, синьора, какой тяжелый был вечер, – сочувственно сказала итальянка. – Мне еще никогда в жизни не было так страшно! Когда я вышла и увидела Сандро Лоренцини, мое сердце упало в пятки!

Если бы Антонела могла знать, что случилось с сердцем ее хозяйки при этих словах!

– Сандро Лоренцини? – прошептала Нина.

– Да, – Антонела сделала жест, подтверждающий ее слова. – Я сразу предупредила его, что дон Гаспаро и Лидия в гостиной, но он и слушать не стал! Он сказал, что пришел не к ним, а к вам, и, поскольку вы его пригласили, то, будь в гостиной даже сам дьявол, это не помешало бы ему войти!

Антонела сделала небольшую паузу, а потом сказала с очевидным упреком в голосе:

– Конечно, синьор Алессандро – уважаемый человек, но, думаю, вам все же не следовало приглашать его одновременно с доном Гаспаро.

– Боже мой, я не знала… – растерянно прошептала графиня. Значит, Сандро – родственник дона Гаспаро! Конечно! Иначе, что бы ему было делать у гробницы Лоренцини?

У нее был такой несчастный вид, что Антонеле стало жаль бедняжку.

– Конечно, в том нет вашей вины, мы все полагали, что дон Гаспаро в Тоскане. Я всеми силами старалась предотвратить скандал, но, разве Сандро переупрямишь? Лидия уже двадцать лет не может сделать этого!

Заметив явный интерес на лице хозяйки, Антонела поглубже вдохнула и продолжала возмущаться, правда, теперь уже не Ниной, а Сандро и Лидией:

– Все знают, что они терпеть друг друга не могут, но зачем же скандалить в благородном доме?

“В доме еще ничего, – подумала Нина, – знала бы Антонела, что они учинили на улице!”

– А на улице как они раскричались! В окнах стекла звенели! – Оказалось, что тайна графини ни для кого не тайна.

– Значит, вы все слышали?! – ужаснулась Нина. – И синьор Лоренцини тоже?

– Конечно! Лидия орала, как базарная торговка. Ее, наверное, слышал весь город. Несчастный дон Гаспаро! Он между ними, как между Сциллой и Харибдой.

– Это ужасно, – прошептала Нина.

– Хуже некуда, – согласилась с ней подруга, – самое обидное то, что Лидия, кажется, пыталась помириться. Только вот зря она зацепила Мару. Сандро ей этого никогда не простит. А дон Гаспаро не простит его!

Воистину, благими намерениями выстлана дорога в ад! Нина забыла все, в чем так настойчиво убеждала себя полчаса назад:

– Антонела, ради всего святого, объясни мне, в чем дело. Я ничего не понимаю. Я знаю дона Гаспаро почти пятнадцать лет, но он никогда не говорил, что у него есть дети! – Нина сказала это и испуганно переспросила: – Ведь Сандро – его сын?

– Да, конечно, – ответила Антонела и задумалась. – Вы и не можете ничего знать, потому что все это случилось очень давно, еще до вашего приезда. Я тогда была совсем девчонкой, однако, хорошо все помню. Даже в таком городе, как Генуя, подобные скандалы случаются не часто. Мой отец говорил, что история Лоренцини достойна пера Шекспира.

Сандро – сын Гаспаро Лоренцини и донны Марии, его первой жены. Она была музыкантшей. Это от нее Сандро унаследовал свой замечательный голос. Мать с раннего детства учила его петь и играть на музыкальных инструментах. В Генуе его считали чудо-ребенком. Он был ее единственным сыном, любимым и довольно избалованным. Сандро всегда был горяч, иначе не был бы самим собой!

Донна Мария возила его по всей Италии. Он пел перед принцами и кардиналами, высокопоставленные вельможи приезжали даже из Вены, чтобы послушать его! К счастью, она слишком любила сына и не позволила кастрировать мальчика в угоду публике.

Нина про себя ахнула, а Антонела продолжала, как ни в чем не бывало:

– Дон Гаспаро не перечил жене открыто, но и не приветствовал ее желание сделать из единственного ребенка певца. Он предпочел бы, чтобы Сандро выучился и продолжил его дело.

Донна Мария умерла, когда Сандро было около пятнадцати. Для него это стало огромной трагедией. К тому же, именно тогда у него пропал голос. Никто не думал, что он снова когда-нибудь запоет. Не знаю уж, какие еще аргументы привел дон Гаспаро, но Сандро Лоренцини пошел учиться в университет.

Казалось, между отцом и сыном установилось полное взаимопонимание, и тут появилась Лидия.

Одеяло почему-то перестало греть Нину, хоть она и завернулась в него по самые уши.

– Дону Гаспаро было тогда сорок с небольшим, а Лидия и сейчас достаточно красива. Неудивительно, что синьор Лоренцини потерял голову. Они поженились через год после смерти донны Марии. Лидия всего на пять лет старше Сандро, но, когда дон Гаспаро привел ее в дом, он потребовал, чтобы Сандро относился к ней, как к матери.

Нина была потрясена. Лидия на пять лет старше Сандро? Так сколько же ей лет?! Все время, пока длилось их знакомство, Нина полагала, что синьора Лоренцини не старше ее самой. Но Сандро ведь точно не моложе!

– А сколько лет Сандро? – спросила Нина. Сейчас необходимо было срочно выяснить возраст Лидии. Перед этим мерк даже интерес к ее пасынку.

Антонела на минуту задумалась.

– Кажется, тридцать шесть, или что-то около того. Во всяком случае, больше тридцати пяти. Мать оставила ему небольшое состояние, но в завещании указала, что воспользоваться деньгами он сможет только тогда, когда ему исполнится тридцать пять. Очевидно, рассчитывала, что к этому возрасту он наберется достаточно ума, чтобы распорядиться наследством. Так вот, он получил эти деньги совсем недавно.

Значит, Лидии сейчас больше сорока. Невероятно!

– И что же Сандро? Как он к этому отнесся? – Нине снова не терпелось вернуться к взаимоотношениям Сандро с мачехой.

– Да кто ж такое стерпит! – тут Антонела была полностью на стороне пострадавшего. – На месте Лидии стоило быть умнее и не требовать от него такой жертвы. Но она в ту пору упивалась своей властью над Гаспаро и решила, что и его сына сможет полностью подчинить себе. Это, наверное, польстило бы ей, ведь он уже тогда был знаменитостью.

Естественно, Сандро не подчинился. И чем больше он сопротивлялся, тем настойчивее была Лидия. Она постоянно жаловалась Гаспаро на непочтительность и дерзость его сына. Дон Гаспаро приходил в ярость и наказывал Сандро. Чем дольше это длилось, тем сильнее становилась их взаимная ненависть.

Теперь Нине была понятна их многолетняя вражда. Ни одна ссора не бывает более длительной, чем семейный конфликт.

– Но это все пустяки по сравнению с тем, что произошло дальше! Потом случился самый настоящий кошмар. Через три года после свадьбы синьора Лоренцини родила ребенка.

Нина была удивлена этим ничуть не меньше, чем возрастом Лидии, но не находила в этом ничего кошмарного.

– После родов она нисколько не подобрела, наоборот, казалось, задалась целью сжить Сандро со света. Я думаю, она не могла простить ему того, что он был старшим сыном и главным наследником Лоренцини. Она будто сошла с ума от любви к своему ребенку.

– А как же дон Гаспаро? – тихо спросила Нина. Ей было до слез жалко Сандро. Сама она тоже была сиротой, но ей никогда не приходилось испытывать ничего подобного.

– Дон Гаспаро? Он был безумно рад, что его обожаемая жена родила ему еще одного сына. Он либо ничего не замечал, либо прощал ей все. Чем больше бесилась Лидия, тем сильнее доставалось Сандро. Но финал был вообще невообразимым!

Ребенок Лидии прожил всего несколько месяцев. В тот год много детей умерло от поноса и кишечных колик. Самое ужасное заключалось в том, что в смерти малыша Лидия обвинила старшего брата. Она сказала дону Гаспаро, что Сандро из ненависти отравил ее сына.

– Не может быть! – воскликнула Нина. – И он поверил?!

– Не знаю. Думаю, что нет. Но сам Сандро в ярости чуть было не задушил Лидию. Слуги с трудом их разняли.

Господи, какие страсти! Нина сидела, сжимая край одеяла окоченевшими пальцами. Теперь она знала, чем эта история должна закончиться. Синьор Лоренцини отрекся от сына, поэтому никогда не рассказывал о нем новым друзьям!

– Без сомнения, дон Гаспаро выгнал его, – тихо прошептала она.

– Не совсем так, – ответила Антонела. – Дон Гаспаро сказал, что простит Алессандро, если тот попросит прощения у него и синьоры Лидии. Сандро наотрез отказался и ушел из дома. Вот и все. Ему в ту пору было чуть больше двадцати.

Антонела заменила в канделябре догоревшие свечи. Когда она зажгла новые, Нина поднесла руки поближе к язычкам пламени, пытаясь отогреть замерзшие пальцы.

– Вы замерзли, – отметила Антонела, – может быть, приготовить чаю?

– Да, пожалуйста, – с благодарностью посмотрела на нее Нина. Ей еще не хотелось отпускать Антонелу, но, в то же время не терпелось остаться одной. Она узнала столько нового, о чем нужно было подумать!

Нина испытывала стыд за то, что так превратно поняла сцену, разыгравшуюся вечером под окном. Конечно, в отношениях Лидии и Сандро не было ничего хорошего, но это было совсем не то, о чем она подумала.

Лидия пыталась помириться, а он ей не поверил. Трудно ожидать от него чего-либо иного, приняв во внимание все то, о чем поведала Антонела. Однако и Лидию Нина понимала. Не такую, какой она предстала в рассказе Антонелы, а такую, как знала сама.

Отсутствие детей было для Лидии такой же болью, как и для Нины. Наверное, за шестнадцать лет синьора Лоренцини не раз раскаялась в своем поступке. Сегодня вечером она попыталась возвратить сына отцу. Разве не то же самое сделала Нина для графа Михаила, приняв Сергея Андреевича?

Антонела вернулась и принесла чай. Нина с удовольствием взяла в руки горячую чашку. Чай был крепким и сладким, именно таким, как она любила. Приятное тепло медленно растеклось по жилам и сразу же захотелось спать. Графиня легла в постель. Антонела заботливо укрыла ее и собралась уходить.

– Послушай, Антонела, – сон снова пропал, как по мановению волшебной палочки, – почему же мы за пятнадцать лет ничего не слышали о Сандро? Ведь он действительно знаменит!

Антонела пожала плечами:

– Скандалы развлекают людей лишь до той поры, пока не появится что-то новенькое. Сандро долго не давал знать о себе. Вскоре после той грандиозной ссоры он уехал. Одни говорили, что во Францию, другие, что в Америку. Дон Гаспаро ждал его несколько лет, потом продал этот палаццо вашему мужу.

– Этот палаццо? Ты хочешь сказать, что он принадлежал Сандро?

– Не принадлежал, но предназначался. Дон Гаспаро всеми силами старался не допустить продолжения конфликта в том случае, если Сандро одумается и придет просить прощения. Для этого у него был единственный выход – удалить сына из своего дома.

– Не слишком далеко…

– Очевидно, и Сандро так решил. Поэтому и уехал. Поговаривали, что он женился, но жена его будто бы умерла. Точно знаю, что возвратился он без нее. Когда он приехал, с ним была только Мара.

– Спокойной ночи, Антонела! – сердито отрезала графиня. Про Мару она слушать не желала. Достаточно с нее на сегодня Алессандро и Лидии.

Несмотря на тревожную ночь, проснулась Нина, как всегда, на рассвете. Не слишком рано, учитывая, что в конце октября светает значительно позже, чем летом. Утренний туалет недолог, завтракать ей не хотелось. Розы в гостиной были все так же свежи, как вчера. Если правда, что длительность жизни цветов свидетельствует о чувствах дарителя, то Сергей Андреевич явно влюблен. Нине приятно было думать об этом. Накинув шаль, женщина спустилась вниз.

Утро было свежим, солнце еще не взошло. Во дворце Лоренцини – мертвая тишина, будто хозяева и не возвращались. А на улицах, несмотря на ранний час, шумно и многолюдно. Ограда кладбища влажна от утренней росы. Вот и православный крест на могиле графа.

Подходя к могиле, Нина задела юбкой какое-то сухое растение. Его колючие семена моментально усеяли весь подол, прочно уцепившись за шерстяную ткань. Нина наклонилась и стала обрывать противные мелкие липучки.

– Могу ли я помочь? – послышался сзади вопрос.

Нина резко выпрямилась и чуть не упала. Уверенная рука поддержала ее, обняв за талию.

– Ты что! – возмущенно набросилась она на Сандро. – Разве можно подходить к людям так тихо, а потом кричать во весь голос!

Сандро не кричал, и пугать ее не собирался. Но Нина испугалась. Не его, а себя. Если бы кто-нибудь спросил, что заставило ее обратиться к нему настолько фамильярно, она ни за что не смогла бы этого объяснить. До сих пор она называла на “ты” либо слуг, либо очень близких ей людей, таких, как Антонела. Но музыкант не слуга! В высшем свете к людям этой профессии принято обращаться, как к равным! Значит?!… Сандро Лоренцини действительно не случайный человек для нее?

И Сандро, очевидно, пришел к тем же выводам, потому что он сразу же принял правила игры:

– Я всего-навсего собирался тебе помочь, – сказал он, улыбаясь, а потом присел рядом с Ниной и принялся быстро обирать колючки.

– Ну вот, – сказал он, поднявшись, – все снова в полном порядке.

– Спасибо, – она тоже улыбнулась ему.

– Я уже довольно долго тебя жду.

– Зачем?! – тоненькие брови удивленно приподнялись. Нина не уговаривалась с Сандро о встрече, почему же он ее ждет?

– Во-первых, чтобы извиниться за вчерашнее. Я всегда был для Лидии чем-то вроде красной тряпки для испанского быка. Но это меня ни в коем случае не оправдывает. Дебош – не самое приятное дополнение ко дню рождения прекрасной дамы!

Нина была смущена. Сказать ему, что не видит в том его вины? Но это было бы неправильно.

– По-моему, ты слишком несправедлив к синьоре Лоренцини, – наконец произнесла она.

– А мне кажется, что Ваше Сиятельство чересчур добры! К ней же!

Он вспыхивал, как порох. Больше всего на свете Нине не хотелось продолжать этот разговор. Извинения приняты. Теперь нужно поскорее сменить тему.

– А во-вторых, Сандро? Что во-вторых?

– Я уезжаю. Мне хотелось увидеть тебя еще раз и попрощаться.

Господи, что он делает с ней! Так легко и просто, раз за разом, разбивает ее сердце.

– Но ведь ты вернешься?

– Да, если ты этого хочешь.

И прежде, чем она успела обдумать ответ, ее губы прошептали:

– Я хочу, Сандро, очень хочу.

Как приятно, когда мужчина выше тебя. Казалось бы, такой пустяк, а расставляет все на свои места. Ты чувствуешь себя рядом с ним маленькой и не сомневаешься в его силе. Раньше такое чувство появлялось у Нины, только когда она стояла рядом с Киселевым. И вот теперь возникло снова.

Рука Сандро робко коснулась ее руки. Это неуверенное движение смутило Нину куда сильнее, чем вчерашний поцелуй.

С нервным смешком она отступила назад и громко спросила:

– Скажи, Сандро, что это была за песня, которую ты пел вчера после неаполитанской? Она мне очень понравилась!

Какое-то мгновение он еще смотрел ей в глаза, а потом отвернулся:

– Я пришлю вам ноты, госпожа графиня. С посвящением.

Часть вторая

“Господа дипломаты”

Новости из Венеции были крайне неутешительные, а из Санкт-Петербурга и того хуже. Канцлер в буквальном смысле наступал Сергею на горло. Государыня снова интересовалась продвижением дел.

Что же делать? Господи, что делать?!

И тут его осенило!

Что ж это они в Петербурге решили, будто свет сошелся клином на Апеннинском полуострове?! Где еще, кроме Италии, разводят тутового шелкопряда?

Эта мысль показалась Милорадову спасением.

– Данила Степанович, – обратился он к Киселеву, скажите-ка, где еще здесь поблизости, но не в Италии, разводят шелк?

– На Корсике, на юге Франции… – начал перечислять Киселев.

Вот оно! То, что нужно!

– А ну-ка, поскорей, перепишите указ по-французски! И поезжайте в Марсель и на Корсику! И не забудьте указать, чтоб обращались непременно к нам!

– Не вижу в том особого смысла, – пробурчал Киселев. – Генуя – большой порт. И корсиканцы, и французы бывают здесь по сто раз в году. Кто хотел, уж давно выучил указ напамять.

Сергей на его бурчание не обращал внимание. Данила Степанович – милейший человек, но туповат, и со своими странностями.

– В порты заходят моряки. Им до нашего указа дела нет. А шелководы в это время сидят в горах и ни о чем не ведают. Франция сейчас – золотое дно. Там же была революция, войны, грабежи, голод. Наверное, до сих пор осталась масса недовольных. Как раз то, что нам нужно!

Сергей Андреевич хорошо знал, о чем говорил. Именно войны и голод заставляли колонистов переселяться на русские земли. Войны в Европе способствовали заселению Поволжья, так почему бы не использовать французскую революцию для колонизации Тавриды?

Спустя несколько дней у него на столе лежала пачка свежих оттисков царского Манифеста на французском языке.

Шестого ноября Киселев отправился на Корсику. В этот же день в России от внезапной болезни скончалась императрица Екатерина II.

Весть об этом докатилась до Италии молниеносно. Недели через две все знали, что на престол вступил сын Екатерины Павел Петрович.

Когда Данила Степанович возвратился, он застал своего консула в ужасающем состоянии.

– Она не могла умереть, – рыдал Сергей, вытирая слезы, – кто угодно, только не она! Что же теперь будет с Россией и всеми нами!

Руки Сергея Андреевича тряслись, мертвенная бледность покрывала лицо.

– Не успела, голубушка! Не смогла передать царствование Александру! Это все они, – завистники, заговорщики, Пашкины прихвостни! Свели в могилу матушку-царицу! Что же теперь будет с нами, Данила Степанович!

Киселев относился к этому гораздо спокойнее. Перемены теперь, конечно, неизбежны, но особой трагедии в том он для себя не видел. Никогда не поздно подать в отставку и заняться аптекой.

А вот для Сергея Андреевича это, безусловно, удар. Он, бедняга, так расстроился, что даже не обратил внимания на исключительно положительные новости с Корсики. Царский Манифест у Данилы Степановича там буквально рвали из рук.

– Погубит Павел Россию! – сокрушался Сергей. – Это ему не Гатчина, где можно творить все, что заблагорассудится! Здесь здравый ум и твердая рука нужны! Он же – только на чувства свои полагается. А так нельзя!

Данила Степанович занимал в этом деле нейтральную позицию, Потому и не видел особой причины для расстройства. Павел Петрович, конечно, вспыльчив и неуравновешен, но отнюдь не глуп, что бы там ни говорили его противники. У себя в Гатчине он навел образцовый порядок и в армии, и в хозяйстве. Образец, правда, был прусским, но, кто знает, возможно, став единодержавным правителем всей России, царь будет гибче, понятливее и разумней. Должен же он понимать, что Россия – не Пруссия?

Что касается их самих, то, по мнению Киселева, необходимо продолжать свое дело. Новому монарху еще долго будет не до них, а старых распоряжений никто не отменял. Колониальная политика России вряд ли изменится.

Слова Даниила Степановича немного успокоили Сергея, но не избавили от тошнотворного страха за свое будущее. Пусть он и не беден сейчас, но ЧТО ОН ЕСТЬ без своей карьеры?

К концу недели Сергей Андреевич так извелся, что слег с простудой. Нина снова просиживала дни напролет у его постели, читая ему стихи, отпаивая чаем с малиной. Он же принимал ее заботу так, будто был невесть как тяжело болен, не отпускал от себя ни на шаг.

Антонела была удивлена. Она не знала, как к этому отнестись. С одной стороны, в этом не было ничего плохого, с другой стороны, такое поведение взрослых людей было необычным.

– Как ты думаешь, Даниеле? – спрашивала она.

– Не мешай им, – отвечал Даниил Степанович. – Пусть заботится лучше о нем, чем таскает в дом бродячих кошек. Да и, как знать, может, сойдутся.

Это было бы хорошо. Тогда ничего не мешало бы им с Даниеле пожениться. Антонела поцеловала возлюбленного и убежала хлопотать по хозяйству. Теперь она знала, что нужно делать. Нужно всеми силами способствовать графине и консулу.

Мужчины – как дети малые. Стоит им заболеть, они требуют к себе постоянного внимания. Они нуждаются в том, чтобы женщины постоянно сидели возле них и гладили по головке.

Эту истину Нина усвоила еще в доме своего дяди. Дядя любил время от времени объявлять себя больным. Тетя не слишком верила ему, но делала все, чтобы убедить в обратном. В такие дни в доме ходили на цыпочках, говорили шепотом и готовили любимые дядины блюда. В качестве лекарства применялся его излюбленный спотыкач, настоянный на травах и ягодах. Тетя отменяла все свои дела и не отходила от мужа. Через несколько дней это ему надоедало и он выздоравливал.

С Сергеем Андреевичем происходило нечто подобное. Конечно, он пережил нервное расстройство, и насморк подхватил некстати, но в остальном… он просто хотел, чтобы его пожалели. Такое мнение сложилось у Нины. Она делала все так же, как тетя: навещала больного по тридцать раз на дню, приносила лакомства, рассказывала новости. Глядя на него, она вспоминала юного гардемарина, которого некогда принесли к ним во дворец в Петербурге. Но теперь у нее не возникало того чувства щемящей жалости, которое она испытывала к нему тогда.

Подолгу просиживая у постели Сергея Андреевича, Нина вспоминала Сандро и их последнюю встречу.

Она, конечно, сознавала, что повела себя глупо, по-детски смутившись от невинного прикосновения, но все же не могла понять, почему он обиделся. Ведь с первой минуты той встречи ей казалось, что они прекрасно понимают друг друга, так, будто знакомы всю жизнь. А потом он исчез. Нет, конечно, не совсем, а из Нининой жизни. Он прислал ей канцону с посвящением, как и обещал, а сам так и не появился.

Нина знала, что Сандро вернулся из своей поездки, – они с Антонелой встретили его как-то на улице. Он был не один – с Марой. Может быть, поэтому не подошел, а лишь поклонился, приветствуя дам. Сколько же ей лет, этой Маре? Тринадцать? Четырнадцать? Ну, никак не больше пятнадцати! Теперь, без своего цыганского наряда, она выглядела еще моложе, чем тогда, на празднике.

В последнее время у графини Милорадовой появилась одна, не свойственная ей ранее, черта. Ее стали интересовать городские сплетни. Конечно, не все подряд, а только те, из которых можно было хоть что-нибудь узнать о Сандро Лоренцини. Приносила сплетни Антонела. Так, Нина уже знала, что Сандро купил дом и, кажется, получил приглашение выступать на Рождество в Вене. Значит, он снова уедет.

В этот раз она снова обратилась за информацией к наперснице:

– Почему он выбрал своей музой именно Мару?

– О, он этого и не скрывает, говорит, что она единственная любит его, как человека, а не как певца!

– Как можно говорить такое вслух… – прошептала Нина.

Итальянка с удивлением посмотрела на нее. Сандро – добрый католик. В Австрии его принимают во дворце архиепископа. На Рождество он будет петь в праздничной мессе в главном соборе Вены. Его не за что упрекать! Этих русских до конца понять невозможно. Они сами стесняются говорить вслух о любви и осуждают тех, кто с удовольствием делает это.

– Какая из нее муза? Она ведь еще совсем ребенок!

– Ну и что? – удивилась Антонела. – Разве у музы должен быть возраст? Главное, чтобы она вдохновляла артиста!

К середине декабря Милорадов успокоился. Время шло, о них никто не вспоминал. Канцлер, хоть и удерживал до сих пор свой пост, молчал, будто воды в рот набрал. Коронация Павла была назначена на пятое апреля.

Незадолго до Рождества в консульство явился первый шелковод. Это был хмурый корсиканец. Он предъявил Манифест и поинтересовался, действительно ли все написанное там – правда. Когда визитер вытаскивал из кармана смятую бумажку, на пол вывалилось несколько шелковичных коконов.

Корсиканец говорил по-французски, поэтому Сергей беседовал с ним лично, без помощи Киселева. Как и всех будущих колонистов, шелковода, прежде всего, интересовало время выплаты подъемных.

– Пять процентов при подписании контракта, остальные – после погрузки на корабль, – ответил Милорадов.

Сергей был не настолько наивен, чтобы выплачивать все сразу. Он уже не раз пользовался этим приемом и считал его абсолютно оправданным.

Некоторые вербовщики выплачивали подъемные только при отправке. Дела у них шли туго, ибо люди, не увидевшие живых денег, легко меняли свои планы. Другие – отдавали все сразу, но тогда им приходилось до самого отъезда охранять завербованных, либо оставлять в заложники их семьи, что было весьма невыгодно и требовало дополнительных расходов. Схема Милорадова была идеальной, от него ни разу не сбежал ни один завербованный, разве, кто умер или заболел.

Когда корсиканец увидел предназначенную ему сумму, глаза его алчно сверкнули. Он быстро подписал контракт, засунул деньги в потрепанный кошель и сказал:

– Я приведу своих братьев и расскажу друзьям.

Все шло, как по маслу. Именно так они всегда говорили!

– А когда отъезд? – спросил корсиканец на прощанье.

– Как только сто шелководов подпишут контракт, мы вызовем корабль. Чем скорей ты приведешь своих братьев, тем быстрее получишь остальное.

Милорадов был не просто доволен. Он был счастлив и чертовски горд собой. Пусть Киселев поучится, как надо работать!

В это же время Нина, Антонела и Данила Степанович выбирали товары на базаре. Рождественские и пасхальные покупки Нина всегда делала сама. Данила Степанович, хоть и был загружен в консульстве, не рискнул лишить графиню ежегодного удовольствия. Отпустить женщин вдвоем он тоже побоялся и, как выяснилось, небезосновательно.

Как только они свернули к фруктовым рядам, впереди произошла обычная для всех базаров история: малолетние воры ограбили женщину. Один толкнул жертву на землю, другой в это время выхватил у нее кошелек и бросился бежать. Первый сразу же затерялся в толпе, другой на секунду замешкался. Упавшая женщина пронзительно закричала, выхватила из своей корзинки апельсин и запустила им в обидчика. Спелый фрукт сочно расквасился о его затылок, но, к сожалению, это не задержало воришку. Он юркнул под прилавок и был таков. Женщина больше не кричала, но почему-то не могла подняться. Вокруг сразу же стала собираться толпа.

– Батюшки, да это же муза Лоренцини! – воскликнул Киселев по-русски. Протолкавшись сквозь толпу зевак к девушке, он быстро выяснил, что она не может встать, потому что подвернула ногу. Тогда, без лишних разговоров, он поднял ее и взвалил на плечо.

Ей такое обращение, видимо, не очень понравилось.

– Я Мара, а не Муза! – сердито крикнула девчонка, барабаня по его широкой спине. Вряд ли она понимала по-русски.

– Не брыкайся, – усмехнулся Киселев, – а то нечаянно уроню! – и сделал нарочитое движение в сторону кучи гниющих фруктов, после чего Мара притихла.

Выбравшись из толпы, Данила Степанович взял свою ношу поудобнее.

– Придется отнести ее домой, – сказал он своим дамам. – Не можем же мы бросить сокровище синьора Алессандро на произвол судьбы!

Ни Нина, ни Антонела не возражали. Обеим ужасно хотелось узнать, где живет Сандро. Мара прижимала к груди свою корзинку и изо всех сил старалась не заплакать. Она сказала, куда идти, и больше до самого дома не проронила ни слова.

Дом, недавно приобретенный Сандро, располагался на маленькой площади с фонтаном. Ни единой подъездной дороги у площади не было, лишь несколько длинных лестниц уходило в разные стороны, вверх и вниз. Нине это живописное место было хорошо знакомо. Ей здесь очень нравилось. Всякий раз, направляясь куда-либо пешком, она старалась пройти через эту площадь. Дом был невелик и довольно стар, но недавно отремонтирован, с чистым белым фасадом и сверкающими окнами. У двери Мара вынула из кармана связку ключей и протянула Антонеле.

– Разве дома никого нет? – удивилась Нина. Она знала, что Сандро в Вене, но должны ведь быть слуги!

– Нет, синьора графиня. – Мара отвечала вежливо, но при этом глаз на Нину не поднимала. – Как я вижу, Паола еще не вернулась. Не думаю, что она придет скоро. Четыре дня назад у нее начался запой.

– Запой?! – ужаснулась Нина.

– Да, сударыня, – спокойно продолжала девочка. – Паола – прекрасная служанка. Она превосходно содержит дом и замечательно готовит, когда не пьет.

– Но как можно терпеть пьющую прислугу? – удивилась Антонела. – На нее же никогда нельзя положиться!