Текст книги "Атеизм, отчаяние, ненависть (СИ)"

Автор книги: Erovin

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Не могу сказать, что посвящаю этот опус наркоманского безумия тебе, но пытаюсь доступными мне средствами выразить свою благодарность и счастье от того, что ты у меня есть!

Я люблю тебя!

Фредди слишком занят. Он учится в университете и живет в студгородке. Его мозги – сложная вычислительная машина, работающая в любую погоду, день недели и время суток. Для него нет ничего проще, чем рассчитать налоги, процентные ставки, риски, доходы, расходы и прочие вещи, в которых с таким трудом разбираются его однокурсники. Свободное от учебы время он проводит в качалке, вооружившись твердым желанием согнать многолетний жир, полученный при активной помощи и поддержке всей сердобольной многочисленной родни. Больше ему не нужно угождать им, поедая пряники и пироги. Теперь он должен быть умен и красив, чтобы нравиться омегам.

Фредди не хотел смотреть на сыночка дяди. Двухнедельные омеги интересовали его гораздо меньше, чем те, которым двадцать. У него экзамен, а после обеда – три собеседования. Но семья – важнее всего! И он поехал, хотя бы ненадолго. Потому что любил дядю. И потому что знал – они бы не отстали.

В небольшой коттедж дяди набилась вся семья. Еще бы! У них появился новый объект, которого можно баловать и закармливать. Фредди улыбался. В этой шумной толпе он чувствовал себя спокойно, хотя с каждым годом все лучше понимал, что на самом деле – он не из одного с ними теста. Они довольствовались своей скромной и ущербной жизнью, а он хотел покорить этот мир. Хотел и знал, что способен на это.

– Так! Пропустите сюда моего племянника! – скомандовал дядя Генри. Он растолкал близстоящих и стиснул Фредди в тюленьих объятиях. – Будешь крестным! – громогласно объявил он. – Вот выучишься, станешь богатеем и обеспечишь моему мальчику безбедную жизнь!

Дядя Генри не промах. Это он в свое время всех убедил, что Фредди с его-то мозгами самое место в университете, и лично собирал со всей родни деньги, чтобы оплатить первый курс. Уже тогда он видел перспективы. А уж теперь, ясное дело, выбрал сыну крестного с дальним прицелом.

– Да, да! Мне уже сейчас переписать на него часть счетов? Ты хоть имя придумал ему? Как в документах записывать? – весело подхватил Фредди.

– Часть? Всегда знал, что ты скупой и прижимистый. Смотри! Он совершенство. Омежка мой.

В плетеной корзинке, заменяющей новорожденному кроватку, барахтался в покрывале младенец. Фредди подошел ближе и, чтобы уважить дядю, отогнул край одеяла.

Он не успел состроить притворно-любопытное выражение лица.

Короткий взгляд. И вдох, чтобы уловить запах.

Он в ужасе отдергивает руку, боясь дотронуться и еще раз вдохнуть. Переполненная комната вдруг пустеет. Они остаются вдвоем: Фредди и младенец с напряженным некрасивым личиком и мутными глазами – то ли серыми, то ли синими.

Сердце застывает. По позвоночнику цепкими колючками катится волна неприятного предчувствия. Схватить! Нужно схватить ребенка, прижать к груди, украсть, унести далеко-далеко, спрятать ото всех – что угодно, только не…

Но Фредди уже знает. Всё знает.

Черт побери!

Вдох.

С каждым новым глотком воздуха в нем рушится спланированная до мелочей жизнь. Все, ради чего он учился, ходил в спортзал, старался, работал, общался с людьми – все теряет смысл. Из-за него.

Из-за младенца с мутными глазами.

– Ты придумай ему имя! – прогремел у уха голос Генри. Он похлопал Фредди по плечу, и тот немного пришел в себя. – Ты – мой любимый племянник и его будущий крестный! Я буду только рад!

– Ам-м… Лоренс… – неуверенно произнес Фредди. Вообще-то, так звали парня в университете, который ему нравится, но ничего более оригинального он не смог придумать. Да и какая теперь разница, кто там нравился Фредди? Ведь теперь есть этот. Этот…

Истинный!

Даже смешно! И тошнит…

– Лоренс Уорд! Звучит! – торжественно провозгласил дядя Генри и улыбнулся. Почти по-голливудски, будь у него зубы хоть немного ровные и белые. Но зато широко и душевно.

Фредди отступил назад, подальше от корзинки. Его мутило, кружилась голова. Он скомкано попрощался, объяснив, что у него еще дела, пообещал в следующий раз купить плюшевого медведя и шоколад. Он ушел, стараясь не привлекать внимания.

У дороги Фредди притормозил, осознав, что бежит, и перевел дух. Он осмотрелся с таким чувством, словно впервые все это увидел. Ему скоро потребуется помощь психотерапевта. Сам он не разберется в этом дерьме.

Истинностью Фредди не интересовался. Это, во-первых, невозможно, а во-вторых, слишком интуитивно. Как секс. Не нужно читать научные книжки, чтобы, когда дойдет до дела, понять, как действовать. Все же в памяти всплыла прочитанная им несколько месяцев назад статейка. Ее писал автор Формулы Истинности – известный по всему миру немецкий математик, и уже поэтому она заслуживала пусть хотя бы мимолетного внимания.

В ней много говорилось, что истинность бывает разнообразной… о, это он и сам понял!

Разнообразной, блять!

С разницей в возрасте двадцать лет и близким кровным родством. Слава богу, Лоренс омега! Впрочем, почему от этого должно быть легче?

Какие у Фредди вообще варианты? Ждать, пока Лоренс подрастет и у него начнутся течки? Лет пятнадцать? Но малолетки уже сейчас не привлекали, а когда Фредди будет тридцать пять… И что он скажет дяде Генри? Как объяснит все это? Он ударил себя ладонью по лбу и провел вниз по лицу, желая стереть черты и стать другим человеком. Свободным.

Что там было еще?

Реализованная истинность – это приговор. Что-то такое происходит с организмом, гормонами, а заодно и мозгами, после чего избавиться от взаимного влечения нельзя. Нет рецептов и лекарства – ведь истинность не болезнь! Нет способа отказаться от малолетнего кузена в качестве сексуальной фантазии. Конечно, там были другие термины и примеры, но Фредди обобщил и вывел для себя главную мысль.

Ему пиздец.

Фредди проваливает экзамен, а на собеседования не идет вовсе.

****

Фред Уорд – финансист. Он ведет счета влиятельных людей, помогает им стать еще богаче и увеличивает собственный капитал играми на валютных биржах.

Внешность для него не играет роли. В борьбе с природной склонностью к полноте он приобрел фигуру низкорослого тяжелоатлета. Массивная, выдвинутая вперед челюсть и низкие надбровные дуги придавали лицу сердитый вид. А заодно легко уловимое сходство с неандертальцем, которого нарядили в дорогущий костюм и лакированные ботинки, нацепили на запястье «Ролекс», а вместо дубины дали в руки бокал шампанского. Но внешность – не главное в альфе! Это подтвердит любой омега, готовый заглядывать Фреду в рот, ловить каждое слово и движение. Фред знал, что их интересовали только его деньги. А омеги знали, что он об этом знал. И все были довольны и спокойны, потому что никто никого не обманывал.

Фреда и нескольких его друзей-финансистов пригласили на закрытую вечеринку национального банка. Узкий круг, все давно знакомы, знают, за кем ведется охота, кто и рад попасться в сети, а кого интересует наслаждение иного рода. Если бы только обыватели и налогоплательщики догадывались, какой разврат здесь творится, они не стали бы доверять кровные денежки таким мерзавцам.

Фред рассматривал омег, сверкающих красотой, выбирал кого-то даже не на одну ночь, а на один раз. В их внешности не было ничего натурального. Настоящее лицо спрятано под слоем косметики, а иногда и руками опытного хирурга навсегда. Дорогие наряды, прически, манеры, улыбки – все искусственное. Куклы. Но Фреду нравились, ему ничего кроме этого не нужно – просто поиграть.

– У меня есть грамм. Могу поделиться по-дружески.

Рядом возник Энни. Потер пальцем кончик носа. Фред улыбнулся. Очень важно, когда у друзей общие интересы. У них с Энни царило взаимопонимание. Они предпочитали одинаковые наркотики и разных омег.

– У Локи взял? Если будет сахарная мука, как в прошлый раз, клянусь, я заплачу Дельте, чтобы они сотворили с ним что-нибудь противоестественное.

– Это совсем не по-протестантски.

Энни покачал головой с укоризненным видом. Веры в нем было не больше, чем в уличном пропойце, живущем на картонке. Но нынче ходить в церковь стало престижно, как и изображать благотворителя.

– Вера так же проста, как финансы. Стоит понять бога – можно работать на выгоде. Если просить, то протрешь колени и нихрена не получишь. Проще взять все необходимое и затем отправиться в исповедальню. Добрый боженька прощает любые грехи.

– Если бы мы жили в средневековье – тебя сожгли бы на костре.

– Если бы мы жили в средневековье – я бы решал, кому гореть, – заметил Фред. И добавил, подумав: – А кому висеть или тонуть.

– Локи клянется, что у него первоклассный товар.

– С тем же успехом я могу поклясться, что трахаю Макса Шеймта по средам, – проворчал Фред.

Энни потянул его за рукав в сторону уборной. Фред пошел следом, оставив полупустой бокал на столике.

Макс Шеймт в юном возрасте унаследовал целое состояние после трагической гибели отца и умудрился не только не растратить его, что было более ожидаемо от омеги, чья внешность напоминала глазастую, блондинистую фарфоровую куклу, но и удачно приумножить. Он был бессовестно богат. Влиятельные люди мира ходили к нему на поклон, заискивали, с готовностью вылизали бы ботинки за мимолетный интерес. Шеймт же плевал на всех. Он появлялся только на самых элитных мероприятиях, не таких, как это, одарял избранных своим царским вниманием и исчезал. Его таинственность порождала немало слухов. Говорили, он – чья-то марионетка, скорее всего, в руках Дельты. А другие клялись, будто он тайно обручен с кронпринцем Англии, и, когда нынешний старикашка даст дубу, дела в Европе сильно изменятся. Фред не увлекался сплетнями. Он мечтал заниматься американскими счетами Шеймта. Ну и трахнуть его – само собой.

За этими размышлениями Фред шумно втянул первую дорожку сквозь свернутую купюру. С живота Шеймта было бы поприятнее, чем с крышки толчка, но это детали. Он знал, кого будет представлять себе ночью, натягивая одноразового омежку.

Фред закрыл глаза с приятным предвкушением, но поморщился. Образ возник не тот.

Совершенно неподходящий, но самый желанный. Темные вьющиеся волосы, намотанные на кулак Фреда, и смуглая кожа, блестящая от пота…

Стук.

– Мистер Уорд, вас к телефону.

Голос нового помощника – почти бывшего. Он следит за ним? И даже в сортир таскается?

Фред зарычал и вышел из кабинки. Он не любил, когда его отрывали от дел, когда срывали его планы и когда в сексуальных фантазиях всплывал тот, кому там не место! Энни что-то сказал вслед. Кто бы его еще слушал?

– Ваш дядя Генри. Говорит, дело срочное.

Трубка уткнулась Фреду в лицо. Он сделал медленный вдох и выдох. Семья – важнее всего! Денег, работы, секса, кокаина. Эту мысль Фред считал единственной сентиментальной своей чертой. Он все еще любил многочисленное семейство, хотя теперь уже точно не был одним из них.

– Дядя Генри, что такого срочного? – Фред придал голосу больше мягкости и интереса, чем на самом деле было. Он и так все знал – Лоренс.

– Мой сын, Фредди! Он представляет особую срочность и важность! – голос звучал взволнованно. Ещё бы, Лоренс – его первый и единственный сын, и родился, когда дяде Генри стукнуло аж пятьдесят пять, так что он же и последний. Вот поэтому Фред – атеист. Был бы бог, этот маленький засранец не родился бы никогда. – Ты можешь приехать? Он упал с дерева и, похоже, сломал ногу. Рыдает, требует тебя.

– Что за неуклюжий ребенок? – Фред вздохнул обреченно. На самом деле, дядя спрашивал не: «можешь ли?», а «когда?». – Буду через полчаса.

В такси он закурил. За окном мелькали яркие вывески, с проезжающих автобусов улыбались знаменитости или чиновники, которые пафосными цитатами клялись изменить жизнь избирателей к лучшему, открыть новую, счастливую эру. Фреда не беспокоило благополучие других людей, даже если все они начнут голодать или передохнут от страшных болезней – плевать. Он хотел казаться порядочным и добрым, вежливым и сдержанным: улыбался, занимался благотворительностью и создавал не скандальный имидж. От этого зависит доход и доверие клиентов. На самом же деле, он был лжецом, вором и вспыльчивым типом, думал только о себе и немного – о своей семье. Клиенты, приятели, знакомые… Даже лица их он запоминал с трудом. Фред чувствовал себя старше лет на тридцать, и жизнь потеряла цвет и вкус. Психотерапевт говорил, это потому, что у него слишком много денег. Отсутствие стимула порождает тоску и безразличие. Будто весь мир уже у ног.

На самом деле все было не так. Он все еще не занимался счетами Шеймта и не трахал его по средам. И Лоренс…

Лоренс беспокоил больше всего. Фред искал решение, постоянно думал, как выбраться из капкана, избавиться от гребанной истинности. Но выход, который приходил на ум, противоречил всему, что Фреду дорого.

По крайней мере, дорого сейчас.

Лоренсу пять. Он скандальный и требовательный тиран, не переносит, если к нему относятся не как к принцу. Его звонкий голос слышен из коридора, он пропитан возмущением и повелительными нотками.

– Фредди! Ножка болит! Я упал с дерева и… – появление Фреда Лоренс заметил сразу. Это и понятно. Он ведь только его и ждал.

– Зачем ты полез на дерево?

– Я играл! Что тут непонятного?

Лоренс нахмурился, скрестил руки на груди и нетерпеливо покачал якобы больной ногой.

– Непонятно, в кого ты такой обманщик растешь, – проворчал Фред. Ему все понятно. Здесь их фамильная черта не подкачала. – Ведь не болит.

– Болит!

Лоренс в порыве раздражения ударил Фреда в колено. Больной ногой, по мнению дяди Генри – сломанной.

– Ах ты! – Фред схватил его за ухо и встряхнул. – Зачем врешь?

– А ты иначе не приходишь! – Лоренс захныкал.

– Я работаю!

– Ты меня не любишь!

Фред отпустил ухо Лоренса и тяжело вздохнул. «Не люблю. И никогда не буду любить». Он сел рядом на кровати и обнял его. Погладил по голове и запустил пальцы в темную шевелюру, слегка сжал кулак.

Он ненавидит себя за это. За свои чудовищные и грязные мысли и фантазии. Лоренса ненавидит еще больше. Он виноват! Почему не родился в другой семье? В другой части света? И какого черта так навязчиво тянется к нему, ластится, мурлычет, провоцирует? Фред переносит злость с себя на Лоренса.

Нет! Фред не педофил!

Он хочет трахнуть не ребенка, а своего истинного. Это природа! Это не противоестественно. И он его не тронет!

По крайней мере, не тронет сейчас.

Лоренсу пять. Через десять лет он с таким же рвением будет лезть в постель Фреда. Что делать тогда? Начнутся течки, и Фред не сможет противостоять инстинктам. Он и теперь с трудом с ними справлялся. Фред представил, во что превратится его жизнь. Что скажет дядя Генри? А какие будут заголовки газет – зашибись просто! Большие буквы, красные на желтом фоне: «Успешный финансист уличен в связи с малолетним кузеном!», «Педофил и извращенец с Уолл-стрит!», «А ты доверишь свои счета безнравственному маньяку?». У них одна фамилия. Нужно придумать причину, пусть Лоренс возьмет ту, что была у его анатэ до замужества. Хоть плохенькое, но прикрытие. Хрен знает, вдруг все же пригодится.

Лоренс свернулся клубком у него на коленях, тихий и счастливый. Ни намека на капризного паршивца – добился своего и довольный задремал. Фред решил узнать больше о подавителях. Может, даже проспонсировать исследование и разработку препарата.

Или лучше переехать. Прямо на Луну для надежности. Или Лоренса отправить подальше. В Париж, Лондон – все равно. Поселить его в частной школе и хоть на время забыть.

А самому срочно жениться.

========== Глава 2 ==========

В кабинете Энни ремонт. Он заказал туда стену-водопад – гребанный эстет. Его это, видите ли, успокаивает. А Фреда совсем не успокаивает, что приходится уже неделю делить с ним рабочее место. Энни не дурак поболтать, шумно роется в своих бумажках, громко барабанит по клавиатуре, часто и эмоционально трындит по телефону. Он уходит в шесть. Три часа до девяти Фред может поработать в тишине.

Сегодня у Энни нашелся собеседник и сообщник в попытке вывести Фреда из себя.

– Что ты рисуешь?

– Это папа, это атэ, а это мы с Фредди, – Лоренс улыбается щербатым ртом. Два верхних зуба выпали.

Энни с интересом рассматривает рисунок и беззлобно усмехается. Фред поджимает губы.

Дядя Генри занимает половину листа: толстый, с улыбкой, которая выходит за пределы лица, в полосатых штанах на подтяжках – все, как в жизни. Анатэ Лоренса на контрасте с ним нарисован тонкими палочками, зато кудрявая шевелюра чернеет угрожающим пятном. Сам Лоренс – его мелкая копия. Над автопортретом мальчишка не заморачивается. Зато Фред лучше всех прорисован и раскрашен, даже сходство можно уловить. В основном, в бровях. Они с Лоренсом держатся за руки.

– А это что?

– Свадебная арка, – Лоренс старательно вырисовывает цветочки и сердечки. То и дело возвращается к Фреду, чтобы дополнить его новыми деталями: полоски на галстуке, часы, шнурки на ботинках. – Когда я вырасту, Фредди на мне поженится.

Энни с трудом подавляет смешок и косится на Фреда.

– Это Фред тебе так сказал?

Фред сжимает ручку в кулаке. Он понимает, что должен быть спокоен, но это сложно. Вдруг Энни заподозрил? Догадался, какие мысли роятся в голове Фреда… Какого хрена Лоренс взялся придумывать всю эту чушь?! Цифры, обычно понятные и простые, теряют всякий смысл. Фред смотрит на них, будто видит впервые.

Лоренс криво выводит вверху листа: «Лори + Фредди». Заключает надпись в сердечко.

Фред подписывает несколько документов. Не читая.

Он со злостью смотрит на рисунок, на Лоренса, на смеющегося Энни. Как же они бесят, блять. Сговорились! Никогда больше Фред не поддастся на уговоры дяди Генри и милую мордашку Лоренса! Нечего этому испорченному паршивцу делать у него на работе и позорить перед всеми.

– Я люблю Фредди, а он любит меня!

– Бедняга Лоренс! Если Фред любит тебя в этом смысле, то стоит рассказать об этом родителям. А еще лучше – сразу в полицию.

Энни хохочет.

– Пошел ты… нахрен, – тихо рычит Фред.

– Да брось! Я же шучу!

– Ты тупой? Пошел нахуй отсюда!

Фред встает, и его кресло откатывается к стене. Он не знает, что собирается сделать, но тяжелый скоросшиватель для бумаги притягивает взгляд. Фред готов ударить им Энни по виску. Лоренс смотрит удивленно, но ничуть не испуганно. Чего не скажешь об Энни – он сообразительнее ребенка.

Десять минут спустя в кабинете Фреда не остается напоминаний об Энни, а у него самого – друга. Зато теперь он будет работать в тишине с девяти до девяти.

Лоренс со счастливой улыбкой дарит ему злосчастный рисунок.

Фред сминает листок у него на глазах и выбрасывает в мусорную корзину. Плевать. Пусть поплачет.

Два дня спустя Фред узнает, что подписал непроверенный финансовый отчет и из-за этого потерял выгодного клиента и часть наработанной репутации.

Гребанный Лоренс и его рисунки!

*****

Фред стоит в свадебном костюме у алтаря. Его слегка пошатывает от выпитого, но он держится молодцом. И иногда за локоть священника.

Плевать он хотел на укоризненные взгляды святоши!

Счастлив или нет – не важно. Главное – он поступает правильно. Он защищает себя и свою семью. И от этой мысли Фред улыбается.

Дальше все как в гребанных фильмах: торжественная музыка, гости затихли, двое малолеток разбрасывают лепестки роз, отец жениха медленно ведет его к алтарю.

Дядя Генри сидит в первом ряду, занимает собой два места, а его супруг всего четверть. Вместо черного угрожающего пятна волос, какие были на том рисунке Лоренса, на голове омеги повязан платок.

Жених останавливается напротив Фреда, откидывает вуаль. Во взгляде спокойная уверенность в будущем, во Фреде, в их брачном контракте. Он не нервничает. Он трезвый. И его не злит, что Фред почти в уматину.

Лесли.

Фред знает о своем женихе все. Для этого и существуют свадебные агентства. Но это не важно. Важно, что Лоренс плачет.

Не от счастья.

И, разумеется, на вопрос о причинах, по которым этот брак не может быть заключен, – тишина. И, как будто до этого не было ночей тест-драйва, первый разрешенный поцелуй.

Голова кружится. Тошнит.

Кажется, алкоголь ни при чем.

========== 2,5 ==========

С тех пор, как не без помощи Фреда, Энни прогорел, кабинет с видом на человеческий муравейник внизу и стеной-водопадом достался ему. Старый был ничуть не хуже, но здесь Фред чувствовал себя победителем, хозяином жизни.

Только не сейчас.

Среда. Семь сорок четыре вечера.

Макс Шеймт не разговаривает, все детали с Фредом обсуждает его агент. Холодным голосом и официальными фразами он рассказал об условиях и запросах, не сводил с Фреда презрительный взгляд. Словно кусок дерьма увидел, не иначе. А ведь он сам позвонил и попросил о встрече. Ну, как попросил…

«Я и мистер Шеймт заедем через полчаса, чтобы обсудить некоторые вопросы о сотрудничестве».

Спасибо Господу, Фред в такое время всегда еще на работе. Он перенес две встречи и остаток времени до приезда гостей приводил в порядок мысли. Он давно мечтал заниматься счетами Шеймта, но не верил, что желание может исполниться.

– Вы хотите, чтобы я подписал контракт на два квартала и бессрочный договор о конфиденциальности?

И то и другое – обычное дело. Только первое, как правило, на более длительный срок и указанием суммы или процента оплаты, а второе составлено не так категорично. Фреду казалось, ему собираются открыть доступ не к частным счетам, а к департаменту казначейства США.

– Хорошие рекомендации, даже от проверенных людей, – недостаточное основание для заключения долговременного контракта, – отозвался агент Шеймта. – Считайте это испытательным сроком. А второе, скорее, для вашего спокойствия.

– Моего?

– На случай, если вы нам не подойдете, мы просто прекратим сотрудничество.

Фред оторвал взгляд от договора и посмотрел на агента. Ему показалась, фраза прозвучала странно и неправильно. Что-то в ней его задело. Просто прекратим? А что бывает, если не просто прекратить? Омега смотрел на него не мигая, не улыбаясь, вообще не шевелясь.

Шеймт отвернулся от стены-водопада и глянул на Фреда. Медленно переводит взгляд на свадебное фото Фреда в рамке на столе.

Мгновение.

Он опять смотрит на Фреда. Улыбается.

В его кукольном лице нет доброты. Взгляд колется льдом, сквозь него явно просвечивается нечто страшное. Улыбка – не улыбка. Угроза. У Фреда мурашки по спине.

Восемь пятнадцать.

Лоренс забежал в кабинет и хохотом разбил тишину. Бывший секретарь пытался поймать. Лоренс захлопнул дверь у него перед носом и только тогда заметил, что Фред не один.

Блять.

– Привет, Фредди!

Его невозможно смутить клиентами и важными переговорами. Этот ребенок просто не понимал никаких границ. Жаль, дядя Генри его не лупит. Не помешало бы. Лоренс накрасил губы вишневым блеском и был похож на демонического клоуна из ужасов.

– Я занят, – с нажимом произносит Фред. – Выйди. Подожди в приемной.

– Здрасти! Я только на секундочку. Атэ внизу в машине ждет.

Лоренс жизнерадостно помахал рукой Шеймту и его агенту, подошел к Фреду, словно и не слышал последних слов. Обнял за шею и коротко чмокнул в щеку.

– Тебе нравится моя помада?

От него пахнет вишней, ванилью и его обычным запахом. Все это мешается в какой-то гребанный дурман, лишает воли и самообладания. А губы блестят и… манят.

Фред сглатывает. Ему хочется поцеловать Лоренса.

Он задерживает дыхание.

– Мне нравится твоя помада. Подаришь? – у Шеймта мелодичный голос и приятный английский акцент. Лоренсу он улыбается по-настоящему приветливо. Лоренс роется в карманах куртки и достает детский блеск. На нем нарисованы вишенки, радуга и единорог. Он без колебаний вручает помаду Шеймту.

– Вам подойдет цвет, – заявляет он, будто что-то в этом понимает.

– Спасибо. Постой-ка, у тебя щеки испачканы.

Фред сжимает челюсти.

Здесь, блять, происходит что-то странное. Какого хрена один объект его сексуальных фантазий вытирает изящными пальцами лицо другому?

Оба совершенно недоступны.

Они хотят, чтобы у него яйца лопнули?

Агент Шеймта не сводит с Фреда пронзительный взгляд и усмехается.

Восемь тридцать две.

Лоренс уехал с анатэ домой. С ровно накрашенными губами. Секретарь уволен. Все бумаги с Шеймтом подписаны.

Фред откидывается на спинку кресла, собирает пальцем мелкие кристаллы под носом и втирает их в десны.

Перед ним еще три дорожки. И охуительные перспективы.

****

Фред серьезно поговорил с дядей Генри и установил правило – Лоренс не должен являться к нему на работу, когда вздумается. В конце концов, от этого зависит благополучие всей семьи, ведь Фред их кормит и обеспечивает. Так что имеет право и диктовать условия.

Дядя Генри согласился. Стало ли лучше и проще? Вот уж нет! Теперь трижды в неделю Фред спускался из офиса в ближайшее кафе, чтобы пообедать вместе с дядей Генри и Лоренсом.

За полчаса Лоренс успел показать все свои оценки, несколько танцевальных па и шпагат. Шпагат трижды. Как будто у Фреда и с первого раза не встал.

Люди оборачивались на них. Особенно когда Лоренс начинал хохотать. Но никто не велел ему заткнуться и перестать прыгать. Наоборот, все улыбались и даже аплодировали. Кроме Фреда.

Лоренс накрутил с десяток оборотов вокруг своей оси, с улыбкой поклонился зрителям и сел на стул между Фредом и дядей Генри. Но тут же поднялся опять.

– Пойду куплю мороженное.

Он переводил взгляд с одного альфы на другого, дожидаясь, кто из них достанет бумажник и выдаст деньги. Фред собирался отчитать Лоренса за отсутствие вопросительной интонации, но дядя Генри просто дал ему десять баксов. На его лице было выражение бесконечного обожания.

Фред вздохнул и проводил Лоренса взглядом. Точнее, короткие джинсовые шортики. Эти встречи напоминали пытку. С каждым разом сдерживаться было сложнее. А идеи, как он оттрахает кузена, становились жестче и ярче.

Он спросил дядю Генри о здоровье его омеги. Не из интереса, а чтобы отвлечься от Лоренса.

– Не знаю, Фредди, – дядя Генри заговорил шепотом и стал печальным. – Тот доктор, которого ты нашел, он хороший. Заботливый и внимательный. Но он говорит, лучшее, что мы можем сделать сейчас – жить сегодняшним днем и ни на что не рассчитывать. Быть готовыми к худшему в любой момент.

– Тати сильный. Он справится, – уверенно проговорил Фред, похлопав дядю по спине.

Никто и никогда не вызывал у него жалости, кроме этого огромного и доброго человека с душой нараспашку. И ему он врал больше и правдоподобнее других. Фред не знал полное имя анатэ Лоренса. Оно было экзотическим, длинным и сложным. Все называли его просто Тати. Он не был ему кровным родственником и родил Лоренса. И все же Фред искренне желал ему выздоровления. Ради дяди Генри.

– Знаешь, я вложил средства в кое-какие медицинские разработки. Познакомился с именитыми врачами и профессорами. Я поищу еще, найду кого-то, кто точно сможет помочь Тати. Не отчаивайся, ладно?

Дядя Генри украдкой вытер выступившие слезы и благодарно улыбнулся, пожал Фреду руку. С неизбежным он уже смирился. Не зря же Фред подсунул им этого врача и предупредил, что к смерти омеги дядя Генри и Лоренс должны быть готовы. Но слова утешения и обещание помочь были важны. Фред даже почти не врал.

Почти. Он правда угрохал огромную сумму на исследования.

Только они имели отношение к немного другому препарату.

DTF. Лекарство от истинности. Лекарство от Лоренса.

– Угадай, кто!

Фред вздрогнул от звонкого голоса и хохота прямо у уха. Лоренс не дожидался ответа и уселся поедать мороженное.

Уселся на колени к Фреду.

Лоренс похож на детеныша пантеры с его черными вьющимися волосами и смуглой кожей. И повадки у него звериные, дикие, неугомонные. Ему бы набедренную повязку и отправить жить в джунгли – вылитый Маугли.

Фред невольно представляет Лоренса в набедренной повязке. Зрение фокусируется на том, как мальчишка ест пломбир. Глупо и бесстыдно, как это делают все дети.

Ладно, пусть не в джунгли, но хотя бы в Париж. Там Лоренс будет учиться в частной школе, заниматься своими танцами. Там он будет на другом континенте, а не у Фреда на коленях. Где ему, в общем-то, не так уж и безопасно.

Часть предрассудков Фред преодолел быстро, а с некоторыми оказалось непросто. Близким кровным родством, например. И основная проблема даже не в общелюбимом стереотипе об инцесте, хотя и этого в другой ситуации Фреду бы хватило. Дело в дяде Генри. Он боготворил единственного позднего ребенка, со всеми вытекающими из этого последствиями: мечтами о прекрасном, нежном, заботливом и любящем муже, которому дядя Генри лично оторвет альфообразующие детали, если он обидит его сокровище.

В глубине души Фред надеялся, что ситуация разрешится сама. Вот только если не DTF, то вариант «б» – смерть. Дяди Генри, чтобы не пришлось ему это объяснять и после смотреть в глаза. Лоренса – что маловероятно, при его возрасте и энергии, но решило бы все проблемы. Или же самого Фреда. При таком раскладе Лоренс поплачет и забудет его, как странное воспоминание детства. Как он поплакал на их с Лесли свадьбе, а после стал вести себя, как ни в чем не бывало.

Ведь черт возьми! Он даже не понимает ничего!

Провоцирует, провоцирует!

И не понимает, как Фред из-за него страдает, как ему приходится бороться с собой, чтобы не…

Подтаявший пломбир капает Лоренсу на бедро и почти светится на смуглой коже. Лоренс улыбается. Подцепляет пальцем и облизывает.

Решение о Париже переходит в статус окончательного.

И побыстрее.

========== Сhapitre D ==========

Лоренс с первого дня невзлюбил Париж. Ему не нужны жестяные башни и старые арки. Он хотел домой. К родителям. К Фредди.

Всю дорогу от аэропорта он ревел.

Лоренс не в восторге от школы, в которой нужно и жить, и танцевать, и учиться, и носить глупую форму, как у всех, и следовать расписанию, и не есть мороженное, когда вздумается, и нет телевизора.

И звонить домой можно раз в неделю. И это право следует сперва заслужить.

В первую ночь Лоренс не спал. В комнате на четверых он спрятался под одеяло и плакал до самого утра.

Лоренсу не нравились новые одноклассники. Большинство из них учились вместе раньше и уже собрались в группки. Он никому не нужен. По крайней мере, не как друг. Они все говорили по-английски, плохо и с ошибками, но лучше, чем Лоренс на французском. До приезда сюда он думал, что знает язык, у него были хорошие оценки в школе. Ребята передразнивали его робкие попытки и смеялись. Лоренс был не единственным иностранцем здесь и даже не единственным американцем. Но тех почему-то не дразнили. Почему-то.

Лоренс боялся нового хореографа. Он не верил, что месье Буссоль и впрямь будет пороть учеников розгами, если те станут прогуливать или опаздывать на тренировки, но быстро усвоил – если он недоволен поведением ученика или танцем, особенно танцем, то права позвонить домой на этой неделе не будет. А скоро стало ясно: розги – не худшее наказание, которое он мог придумать.