Текст книги "Темный ирис и белый ландыш (СИ)"

Автор книги: Ella_Dora

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

Он не слабый. Просто любит.

– Ты можешь не мямлить. Не понимаю из-за этого смысла твоих слов. – неожиданно для самой себя, выпалила Уэнсдей и заметила, как во взгляде гостя промелькнула печаль. Это было больнее электрического удара в детстве от дяди Фестера. Это было противней, чем висеть вверх ногами целый час. Она чувствовала неприязнь к себе за свои слова. Аддамс понимала, что даже такая маленькая совесть, как у нее, сожрет ее в ночи. Пока ее голова усердно карала себя за сказанное, Торп не выдержал напряжения ее взгляда и вскочил с кровати, подойдя к круглому окну. Оно было разделено на две части и он точно знал, чья где. Если бы половина его темного ириса (хотя он уже сомневается, что его) была вся в черных наклейках, то он бы не удивился. – Ты презираешь меня? – вылетело с языка Ксавье то, что давно держал на уме.

– Нет. – тихо, как будто в пустоту, ответила девушка.

– Тогда почему не хочешь слушать?

– Я не говорила об этом. – она медленно встала со стула и задвинув его к столу, подходила развесистыми шагами к ландышу.

– Но ты всеми своими силами это показываешь. – он хотел бы отойти от подошедшей к нему фигуре, но как будто прилип к полу ее комнаты.

– Поверь, я вела бы себя по-другому, если это была бы правда. – Уэнсдей устремила свой взор в открывшийся перед ней вид из окна. – Я бы просто не замечала тебя и не чувствовала бы стыд за то, что сделала с тобой.

Стыд… Она его чувствует всеми своими жилами. По каждой вене в ее организме льется неприязнь к самой себе за то, что сотворила с ним. Аддамс вспоминает его лицо, слова, которые Ксавье сказал ей в тюрьме и сердце перестает биться. Боль проникает через поры и не дает спокойно вздохнуть.

Он слышал ее слова, но не мог понять их смысл. Правду ли сейчас она говорит? Можно ли доверять ее изложенным мыслям? Может ли он открыть душу своему темному, как ночь, ирису?

– Может этот стыд и говорит тебе, как вести рядом со мной? – ставит под сомнение ее фразы. Готке становится неприятно от этого.

Он ей не верит… Больше не верит…

– Уверена, что он способствует. Но не только он. – это было похоже больше на упрек ему же, чем на ее оправдания. Но единственное в чем Ксавье был уверен на данный момент, что она по другому и не может.

– И что же еще движет тобой не выгонять меня из комнаты?

Он наступает. В прямом и переносном смысле. Ксавье хочет вызвать ее на откровение. Аддамс понимает это…

Торп разворачивается к ней лицом и делает шаг вперед, показывая, что хочет продолжения этого разговора. Она это видит и делит с ним эти же идеи…

– Может сам попробуешь ответить на поставленный вопрос? – парировала она.

– Я уже давно ответил тебе на него. – прикрыл он глаза.

Уэнсдей выиграла в негласной игре. Она капитализировала его все цело. Он готов играть по ее правилам.

Вернее, она так подумала…

– Но ты отчетливо этого не видишь. – Ксавье взглянул в ее темные глаза, нагнувшись. Его взгляд был прикован к Аддамс, и она была готова поклясться, что это ее сбило с мысли победных фанфар. – Ты замечала все на свете, но не меня. Была уверена, что я убиваю этих людей. Что я монстр.

Вот оно. То что ждала она так долго. Обиду на нее, которая выльется в больные реплики. Но получила ли она все так, как ожидала? Нет. Определенно нет.

Он говорил медленно, пробуя каждое сказанное слово на вкус. В глазах не было той ненависти из прошлого. Уэнсдей читала в них что-то иное. Безысходность… Надежду…

– Но ты не понимаешь главного. Ты не можешь заметить, что я чувствую к тебе. Как бы я не старался, Уэнсдей, ты все равно ставишь меня на второй план, обделяешь.

Сейчас Торп казался еще выше нее. Она видела пропасть в его глазах. Как дергалась его нижняя губа и как нервно он ее прикусывал. Как глаза уставшие расслабились и из последних сил старались не закрыться. Сейчас он был другим. Ксавье был тем самым нежным ландышем. Самым белым из всех тех белых пустышек. И именно сейчас он открылся для нее одной.

Телепат смотрел на ее изучающее лицо и понимал, что она анализирует его, каждые его изменения. Но ему даже это нравилось. Может она увидит это в его лице и Ксавье не придется говорить об этом вслух.

– Я вижу, Ксавье. – неожиданно для друг друга, ответила она. Это оказалось громче, чем хотелось. Уэнсдей показалось, что весь мир услышал эти слова.

– Если видишь, то почему до сих пор мы не понимаем кто друг для друга? – разговор, который прожигает сердца и заставляет таить каждую девочку на земле, но не Аддамс. Она страшилась этого диалога. Боялась, что из-за своего неведения, она может ранить его так, что больше никогда не сможет приблизится к его израненному телу.

– Потому что мы оба боимся… – себе под нос проговаривала темноволосая и если бы Торп не нагнулся несколько мгновений назад к ее лицу, то не услышал слова, вылетевшие, словно дым, из ее рта.

– Чего же, Аддамс?

Что ответить человеку на вопрос о чувствах к нему же самому? Что говорить ему, если каждое слово стоит вечности в одиночестве? Что Уэнсдей Аддамс должна сказать Ксавье Торпу, чтобы не отдалить его от себя?

– Я боюсь лишь того, что ты меня не поймешь, не примешь. А чего же ты боишься, Аддамс?

«Ранить…

Убить своей холодностью…

Растоптать всего тебя…»

Он редко ее называл по фамилии. Как то раз он сказал, что ему не нравится фамилия готки потому, что в основе лежит имя Адам. В детстве у него был друг, которого звали Адам и тот жестоко предал его, насмеявшись.

– Почему ты молчишь? – он был на пределе. Каждая клетка его тела тряслась и рвалась. Хотелось закончить этот разговор и уйти от нее, больше не приходя. Но он решил идти до конца этой ночью и добиться от нее ответов.

– Боюсь, что ты начнешь ненавидеть меня за мои же особенности… – проговорила девушка, опустив глаза в пол, рассматривая его обувь.

Ксавье бы хотел многое ей сказать в этот момент, но не смог. Язык не поворачивался проговорить те слова, которые неделями сидели в его голове. Которые он, как молитву твердил себе перед сном.

Его ладонь примкнула уже к ее подбородку и не успев среагировать, Аддамс чувствовала теплые губы на своих. Что показалось странным для девушки в этот момент так это то, что она не сопротивлялась, не пыталась его придушить или что еще по хуже. Уэнсдей ответила на его жест. Прижалась к нему всем своим телом, вдыхая аромат его парфюма. Запуская свои пальцы в его шелковые волосы, будоражив их.

Их соединение могло длится вечность, если бы воздух в легких не закончился так быстро. Они бы не замечали даже пропажи кислорода, если бы это не грозило смертью. Ксавье бы не прекратил прижимать к себе Уэнсдей, если бы знал, что не убьет своим обильным вниманием.

– Ты меня сейчас задавишь. – проворчала Аддамс. И правда. Она была такой миниатюрной рядом с ним, что Торп просто мог не заметить ее и пройти мимо. Но к его счастью, Уэнсдей бы не дала ему не увидеть такую значимую личность в его жизни, как она.

– Прости. – тихо прошептал он ей на ухо, отпуская ее из своей хватки.

Ее глаза смотрели в его и где то екнуло внутри. Что то ударило их двоих в сторону груди. Даже если ему бы предложили все богатства мира, Ксавье не променял ее томный взгляд на них. Он бы лучше закрыл самого себя в клетке (что однажды с ним случалось), отказался от всего на свете, но не от нее. Не от ее холода и колкостей. Торп ни за что в жизни не простил себя за то, что оставил бы ее без своей надоедливости.

Комментарий к По разбитым зеркалам.

Хотела бы попросить вашей помощи и узнать, хотели бы вы видеть продолжение их историй?

Заранее спасибо ☺️❤️

========== Тело. ==========

Комментарий к Тело.

Тело – ЛСП.

Приятного прочтения💙

Мимолетные видения, которые посещали Аддамс почти каждую ночь, не прекращались. Она не хотела ложится в постель, пыталась найти любой способ, который поможет скрыться ото сна: писала книги, читала статьи или делала все уроки на ближайшие дни. Уэнсдей не говорила об этом ни с одной живой душой. Даже Вещь не стал исключением.

Почему то, ей было очень тяжело скрывать свои ночные тайны. А с каждым днем это становилось еще сложнее. И так сильные круги под глазами, стали еще темнее и пугающими. Бледная кожа, больше стала подходить на белое полотно его картин… Вены на руках и ключицах выглядывали из-под рубашки и пиджака, как ожерелье, приговоренное вечно выступать и красоваться на ее теле.

Энид часто просыпалась от криков соседки, но та лишь уверяла, что все в порядке, укладывая ее обратно в постель.

Ксавье замечал ее изменения в поведение: усталость, что было не свойственно уверенной в себе Уэнсдей, потерянность и неуклюжесть. Девушка часто роняла вещи, что то забывало и когда Торп спросил о ее самочувствие, получил лишь короткое «Я в порядке». Во что он естественно не поверил.

Но Аддамс не хотела им говорить (особенно парню), что ей снится Тайлер каждую ночь, вонзая свои устрашающие когти в нее. Но просыпалась она в поту лишь тогда, когда тот убивал важных ей людей на ее же глазах. Говорить с ними об этом значило бы для Уэнсдей, как просто отправить их в лапы этому монстру.

Она понимала, что все это ее страхи, проецирующие в ее сны.

Но это пугало… очень…

Готка и сама видела изменения в себе. Вечная сонливость и боязнь, когда к ней кто-то подходит со спины. Она это все подмечала, но сил не было, что то с этим делать. Поэтому, она просто пыталась жить…

***

Солнце, ненавистное ею солнце, пыталось пробраться сквозь черные шторы и разбудить владелицу темной постели. Но каждый луч, попадавший на кровать, замечал лишь сидячую фигуру на ней.

Звенел будильник, так отчаянно хотевший разбудить всех вокруг. Но блондинка, которая его и завела, все не могла проснуться.

– Энид – прокричала Уэнсдей – Я сейчас выкину твой будильник в окно и ты будешь постоянно опаздывать на уроки. – но ответа не было. Волчица лежала, укутавшись в теплое одеяло с головой и не реагировала на слова соседки – Я знаю, что ты не спишь и тебе просто лень встать с постели – но ответа также не последовало. Аддамс, скривив лицо, поднялась с матраса, подошла к будильнику, выключив его и посмотрела на подругу. Светлую голову было ели заметно под тоннами подушек и простыней. Синклер была ничтожно мала, по сравнению с тем, что лежало на ее постели. – Энид, ты сейчас проспишь все на свете.

– Отстань. Я хочу спать.

– Мне так и передать профессору? – сложив на груди руки Уэнсдей пыталась докричаться до совести блондинки.

– Ты такая назойливая. – прошипела Синклер, высовываясь из-под одеяла.

– Кто тут еще назойливый. – таким же тоном проворчала Аддамс.

Убранная половина комнаты в черных тонах, печатная машинка, с рядом стоящей стопкой белоснежных листков бумаги, несколько книг Агаты Кристи на подоконнике, а рядом кружка с недопитым эспрессо. Ее часть спальни пахла лесом после ливня, но запах инородных духов надоедливой соседки портил всю картину маслом.

Сделав глубокий вдох, Уэнсдей подошла к зеркалу и от отражения прошлого почти ничего не осталось. Она стала еще худее. Ее лицо стало совсем безжизненным. Надо заставить себя хоть сегодня нормально поспать – крутилось в ее голове. Аддамс не устанет себе это повторять, но каждую ночь, закрывая глаза, темная пелена перерастает в силуэты, а за ними и боль, которая пожирает здравый разум. В такие моменты хочется зарыться глубоко в мамины объятия из далекого прошлого, когда были не страшны ни сказки дяди Фестара, ни гроза. Когда ее сердце еще билось от счастья, приходящего с новым днем. Темноволосая хотела бы почувствовать снова легкость раннего рассвета… Но она выросла. Теперь знает о мире все. А главное, Уэнсдей Аддамс знает, что больше не сможет спокойно спать…

***

В теплице было как всегда шумно. Самые разные темы поднимались в ней: от маленького цветка на столе преподавателя до новостей, кто с кем переспал прошлой ночью. Уэнсдей это казалось слишком нереалистичным. Все было как и впервые дни ее пребывания в Неверморе. Она все также кладет свой рюкзак рядом с длинным и красивым юношей, который следил за каждым ее движением и эмоцией. Готка все также садится с ним и открывает нужную страницу учебника, повторяя материал домашнего задания. Девушка продолжает не нарушать традицию и поворачивается к соседке, говорит ей, что то вроде привет, оборачивается, продолжает вспоминать знания, приобретенные на прошлом уроке. Старается не смотреть на него, ведь знает, что этот взгляд сведет с ума. Знает, что проедется с ним говорить о больном.

– Здравствуйте, дети. – в кабинет вошел пухлый, больше похожий на один воздушный шарик, преподаватель в круглых очках. Поправляя их, он взял со стола тот самый цветочек, который успели обсудить ученики. – Сегодня я вам покажу такой цветок, как Олеандр. Он очень ядовитый. Хоть и от него редко умирают, но все же. От этого растения страдают разными заболеваниями кожи. А так же… – он оглядел учащихся – если долго дышать рядом с ним, то можно загреметь в больничное крыло с легкостью.

И дальше Аддамс не слушала. Впервые за все свои учебные годы, она может выделить урок, на котором даже не пыталась заставить себя воспринимать слова учителя. Она просто смотрела в одну точку, не обращая внимания ни на что. Но почувствовав теплую, живую руку на свой под столом, Уэнсдей вынудила себя очнуться.

Торп не смотрел на нее, но она видела румянец на его беспристрастном лице. Его ладонь, как лекарство подействовало на нее. Спокойствие пронизало каждый миллиметр ее тела. Она была готова поклясться, что такого ощущения не испытывала никогда, когда простая рука подарила силы вернуться в реальность.

***

– Надо бы сходить куда нибудь. Как тебе такая идея? – говорила за обедом Синклер. – Можно сегодня ночью в кафе пойти. И Аякса возьмем с Ксавье. Кстати… – и готка понимала о чем сейчас она начнёт болтать – Как у вас там с ним? Он давно не подходил к нам. У вас же все хорошо?

– Угу.

– Ненавижу, когда ты так отвечаешь. Угу. Да что это вообще означает? – а Уэнсдей не нравилось, когда Энид начинала ворчать. Она это делала максимально неэтично. Как будто на публику. Актриса…

– То и означает. Все нормально. Мы, к счастью или к ужасу, не вы, чтобы говорить ночью по телефону. – собеседница округлила глаза.

– Ты слышишь?

– Ты слишком громко смеешься. – тишина повисла над ними (не считая, конечно, вечного чавканья и болтовни других людей). Блондинка не решилась снова заводить разговор о их отношениях с Торпом, а Уэнсдей просто не хотела говорить.

***

Она слишком устала…

Ей хотелось спать…

Хотелось просто закрыть глаза и больше их не открывать никогда…

Ночь приходила и притаскивала вместе с собой еще и гнусные мысли, страхи…

А Уэнсдей просто хотела отдохнуть…

Дать волю себе…

Снять маску безразличия и просто…

Лечь спать.

Сидя сейчас на полу одинокой ванной комнаты, Уэнсдей Аддамс ощущала холод от мраморной кладки. Вода тоненькой струйкой текла по раковине и шумом раздавалась в ее голове. Сейчас она была готова отдать все за сон, от которого так долго бегала. Была готова продать душу дьяволу, чтобы тот подарил ей часы счастья. Но он был на это не способен. Лишь девушка могла обеспечить себе его. И она решилась… на это…

Тонкое и острое лезвие, танцуя вальс по воздуху, опускается на бледную кожу запястья…