Текст книги "Не для общего блага (СИ)"

Автор книги: Ebiscus

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

– Пожиратели… – услышал Ремус чей-то обречённый стон, а солнце всё ещё приветливо светило с пронзительно голубого неба, на котором не было ни одного облачка. И было так странно видеть этих людей столь близко. Они словно были ненастоящими, но вот один из них поднял руку вверх и запустил в небо сгусток магии, похожий на клубок грязи. Этот тёмный от переполнявшей его злобы ком врезался в чистое небо, растекся по нему и превратился в Чёрную метку, заслонив солнечный свет. Мрачная тень упала на землю, возвращая сумрак прошлых дней.

Ужас. Вот, что ощутил Ремус в это мгновение. Он встал и попятился подальше от двери, будто боясь, что Пожиратели увидят его также легко, как он увидел их. Но им было без разницы, кого убивать. Если бы они и явились сюда, то явно не только по душу Ремуса.

– Никому не выходить! – громко воскликнул Гидеон, но единственные, кто его послушался были студенты. И то, кажется, лишь потому, что они были глубоко поражены происходящим и сражённые страхом не могли даже впасть в панику. Оцепенение поразило их.

Ремус моргнул, и этой короткой секунды Пожирателям хватило, чтобы поджечь ратушу, а вместе с ней и всех её работников.

Откуда? Откуда они только взялись?

Гидеон понял, что жители Хогсмида не буду его слушать, и он больше не тратил на них время – его главной задачей были студенты. Мужчина быстро собрал вокруг себя учеников, и те были рады ему подчиниться в надежде, что их защитят. Приказав им всем вооружиться палочками и вести себя тихо, Гидеон встал возле косяка двери, но не спешил атаковать, не желая выдавать себя. Вместо этого он призвал Патронус – это был здоровый лохматый книзл.

– Скажи Дамблдору, что на нас напали. Мы с большой группой детей застряли в «Трёх мётлах», – сухо бросил мужчина, даже не взглянув в сторону ускользнувшей сияющей сущности. Ремус смотрел на мага и ему, казалось, словно тот уже был одной ногой в битве, а рыжая борода волшебника внезапно стала казаться багровой, будто до последнего волоска она пропиталась кровью.

Кровь.

Это слово вспыхнуло в голове Ремуса и возбудило что-то в нём. Рот наполнился слюной и парень задышал чаще, резче, жарче, ноги его подкосились, и он тихонько застонал. Хотя на самом деле звуки, что он издавал были больше похожи на скуление.

– Мерлин, Ремус, не сейчас, – забеспокоился рядом Питер. Петтигрю всего трясло от страха, а его пищание стало невероятно раздражать сгорбившегося на полу Люпина. – Сириус, что с ним… Он ведь не…

– Замолчи, – тут же бросил Блэк, присаживаясь на корточки, пытаясь успокоить Ремуса и одновременно с этим отгородить его от чужих взглядов.

– Но он…

– Заткнись, Хвост, – не сдержался Сириус. Он крепко ухватил Ремуса за плечи и постарался поднять того на ноги, но тот лишь повис на его руках.

Люпин чувствовал, как постепенно теряет связь с реальностью. Даже самые незначительные звуки рвали барабанные перепонки, свет свечей и масляных ламп резал глаза. Все чувства юноши обострились на миг, и он явственно почуял запах растерзанной плоти где-то совсем недалеко. Ах, если бы у него только были силы выйти отсюда, пройти немного вправо, прямо до «Кабаньей головы» и… Да. Да. Да! Там! Именно там… ещё живое и тёплое.

Где-то опять что-то взорвалось. Звук был словно от бомбарды. Гриффиндорец вскрикнул и тут же ощутил на своих губах горячую ладонь Сириуса. Хотелось вцепиться в неё зубами, и Ремус с трудом сдерживал этот животный порыв.

– Пуфсти меня. Пуфс… Сириус… – обеспокоенно забормотал юноша в ладонь друга.

Лицо Блэка было в нескольких сантиметрах от его лица, и Ремус ощущал учащённое дыхание товарища кожей, но перед глазами всё расплывалось из-за виноватых слёз, и разглядеть Бродягу было совершенно не возможно. Ремус обхватил руку Сириуса своими ладонями и потянул её вниз, стараясь не поцарапать того ногтями – один порез мог стать фатальным даже сейчас. И Люпин не поцарапал, однако едва не сломал другу пальцы.

– О Мерлин, прости меня… прости… – не своим голосом зашептал Ремус, освободившись и тут же отползая к стене, беспрестанно натыкаясь на ноги студентов. Те, наконец, заметили юношу и стали сами расступаться перед ним, освобождая путь, видимо, приняв приступ Люпина за банальную панику и не желая в неё вмешиваться.

– Успокой его, – зашептал кто-то Блэку.

– Сама успокойся, Джонс, – грубо огрызнулся тот, прижимая болящую ладонь к груди и вновь приблизившись к Ремусу. Парень уже упёрся спиной в стену, но всё равно не оставлял попыток отдалиться от надвигающегося на него Бродяги, даже не замечая того, что старания себя совершенно не оправдывали и препятствие на его пути не исчезало.

Сириус снова оказался рядом, снова присел на пол, но не спешил вновь что-то предпринимать. Он лишь внимательно смотрел на Ремуса, а потом нерешительно положил руку на его плечо, поддерживающе его сжав. Люпин вздрогнул от этого почти забытого прикосновения и застыл в растерянности, а затем весь прильнул к едва не сломанным им только что пальцам, устало поскуливая и дрожа всем телом.

Сириус растерялся кажется, но через мгновенье его вторая ладонь уже сжималась на другом плече Люпина… Затем его руки постепенно сомкнулись на лопатках, и Блэк плотнее притянул разом обмякшего в его объятьях Ремуса. Он крепко прижимал того к себе так, что парень почти задыхался. Но эта удушливая нежность выжимала из него последние силы, не давая и шанса приступу вновь возобновиться.

Воротник пальто Блэка оказался до ужаса колючим, и Ремус понял, почему тот весь день его поправлял – шерсть раздражала кожу, кажется, почти царапая её. Подбородком Люпин отвёл ворот в сторону и прижался к голой шее Сириуса, судорожно выдыхая, и Блэк почти также тяжело задышал ему в макушку. Он отстранился на миг, наклонил голову и поцеловал Ремуса в губы. Его собственные были жёсткими и требовательными, горячими, и они почти сразу отстранились, оставив после себя лишь саднящий зуд.

Ремус поражённо уставился на Сириуса, а тот смотрел на него всё тем же знакомым изучающим взглядом.

– Это очень нехорошо, – изумлённо прошептал Люпин.

– Это ты мне говоришь, – невесело ухмыльнулся Сириус и отвернулся.

– Блэк… – позвал ему Ремус, но парень его проигнорировал. Даже не оглянулся, хотя всё так же крепко обнимал, прогоняя боль, слабость и страх.

Со временем Ремусу стало лучше. Не идеально, но и сожрать ему больше никого не хотелось. Смущение и вина, нежелание показаться слабаком и неловкость – всё это быстро подняло Люпина на ноги. Ничего не говоря, Блэк помог ему встать и остался рядом, крепко удерживая за локоть.

– Где Питер? – это было первое, что Ремус спросил, изгнав остатки мелкой дрожи из тела.

– Улизнул, – бросил парень безразлично, а затем оглядел присутствующих, взглядом находя Марлин Маккинон. Девушка негласно была избрана лидером перепуганной толпы студентов и неплохо справлялась со свалившимися на неё обязанностями, на корню пресекая панику и попытки выбраться из таверны, но руки её дрожали, и она всё чаще смотрела в сторону Гидеона и, кажется, лишь его присутствие не девало Марлин полностью расклеиться.

Мадам Розмерта, решившая идти на дно вместе со своим судном, стояла в группе затесавшихся в таверне младшекурсников. Те жались к ней, словно к матери, а она гладила их по головам и без конца что-то говорила. Её голос, непривычно тихий и умиротворяющий, растекался по пабу горькой карамелью. Она рассказывала какую-то очень интересную историю, но интересную ровно на столько, насколько того требовала ситуация, потому что когда Гидеон внезапно оказался рядом всё внимание тут же вернулось к нему. Его место живого щита заняли трое волшебников. Орден Феникса, наконец, прибыл.

– Мадам, – обратился Гидеон к хозяйке паба, – тут ведь есть другой выход, верно?

– Да, конечно, идёмте за мной, – женщина развернулась на каблуках и поспешила за барную стойку, она прошла через маленькую незаметную дверь на кухню, а за ней быстро-быстро сменили студенты.

– Умница, – услышал Ремус краем уха. Это Гидеон обращался к бледной, как скатерть Марлин, похвалой придавая так нужные ей сейчас силу и уверенность. – А ты, Блэк, – обратился мужчина уже к Сириусу, серьёзно и без всякой нежности, – палочка наготове. Считайте, что сегодня ваше боевое крещение, молодой человек, – юноша кивнул. Эта фраза звучала, как разрешение убивать.

«А мне, – подумал Люпин, – можно будет сегодня кого-нибудь убить?» – и юноша вновь тяжело задышал, испугавшись этой опасной мысли. Нет, он всё ещё был не в порядке, потому что едва не добавил в конце: – «Ну, пожалуйста».

– Не отставай, – вывел его из ступора Блэк, парень крепко держал его за руку, следуя за Мадам Розмертой по узким проходам кухни и склада.

– Всё, чему я учил вас летом, молодой человек, – выпуская их из паба, произнёс рыжий волшебник. «Летом?» – уцепился Ремус, а затем дверь перед ним раскрылась и, осенняя стужа дыхнула в лицо.

– Нам нужно в Сладкое королевство, – процедил Сириус.

– Туда-то мы вас и надеемся привести, – ответил ему Гидеон.

Воспоминания о том, как они всего час назад шли в Хогсмид вдруг показались какими-то нереальными и невозможно далёкими. Сейчас всё было совсем иначе. В морозном воздухе больше не ощущалось лёгкости, не было слышно детского смеха и разговор лавочников, спорящих о всяких житейских пустяках и о том, у кого цены были ниже и выгоднее. Всё исчезло. Всё пропало. Сгинуло.

Сама сущность этой пропитанной волшебством деревни оказалась задавлена Чёрной меткой, съедавшей всю радость и весь блеск солнца. Было темно, и мрак был не чёрного, а кого-то грязного зеленого цвета.

Они бежали вслед за группой орденовцев. Ветки и сухие листья хрустели под ногами, выдавая и предавая, но до поры никто не обращал внимания на их слишком организованную толпу. Вокруг летали проклятья, но те, что по случайности неслись в сторону студентов, успешно отбивались. И Ремусом в том числе. Но, конечно, всё это была лишь случайная удача, вызванная переполохом в рядах самих Пожирателей Смерти, не ожидавших столь быстрого и отчаянного ответа светлой стороны. Но чем дольше шёл бой, тем серьёзнее становилась угроза и тем более нереальным казалось спасение.

Они не шли прямиком к цели, а плутали вокруг, боясь случайно раскрыть расположение тайного прохода недругу. Пришлось разделиться, чтобы хоть как-то запутать врага. Сириус и Люпин пошли направо, а Марлин и Гидеон скрылись у почты и стали ждать, пока первая группа обогнёт «Зонко» и сможет пробраться к «Сладкому королевству».

Маленькая ватага пошла быстрее, и в ней Ремус всё больше ощущал себя в роли балласта. Он шёл всё медленнее, чаще спотыкался и становился всё менее полезным. Усталость возвращалась. И в какой-то момент они с Сириусом просто отстали, а затем и вовсе заблудились в трёх соснах – в месте, которое они, казалось бы, так хорошо изучили за семь лет учёбы, но сегодня просто не узнавали.

Блэк был растерян и тоже устал, но он из последних сил тянул за собой Люпина, который был уже на грани того, чтобы пафосно воскликнуть: «Брось меня». Но Ремус знал, что это лишь подействовало бы Сириусу на нервы и всё равно не привело совершенно ни к какому эффекту. Потому гриффиндорец молчал, позволяя горячей руке тащить его вперёд. Он лишь надеялся на то, что его сегодняшняя слабость не обернётся для кого-то из них скоропостижной гибелью.

Внезапно вокруг сомкнулись тяжёлые сухие ветви деревьев. На них не было листвы, но их было так много, что они с лёгкость заслоняли свет Чёрной метки. Ремус сделал над собой усилие и понял: они были в давно погибшем саду вокруг Визжащей хижины.

– Зачем мы сюда пришли? – спросил юноша.

– Дамблдор говорил вроде, что здесь мощные чары… Может, нас тут не найдут. Мы переждём, а потом через проход…

– Нам надо в Хогвартс прямо сейчас.

– Ремус, – Сириус выпустил руку Люпина, поднял камень с земли и разбил им окно, – я устал, – проговорил он недовольно, отковыривая остатки стекла от рамы, но Люпин решил, что произнося «я устал», Блэк имел скорее: – «Ты устал, а я просто заколебался тащить тебя на своём горбу, поэтому, пожалуйста, не возникай и не беси меня». И Ремус решил не возникать.

– Мерлин, ну что ты опять там себе напридумывал? – спросил Блэк, заглядывая в лицо другу, но в этот момент что-то вновь затрещало и загремело, и парни торопливо полезли в разбитое окно.

Ремус ненавидел это место. Он старался и вовсе не оглядываться по сторонам, боясь случайно увидеть истерзанную им некогда мебель или глубокие борозды на полу и стенах. Сириус оттопнул в сторону ковёр и открыл люк, ведущий в тайный проход. Видимо, ему и самому было неприятно быть тут.

– Посидим там, – предложил Блэк, – переведём дух и пойдём в Хогвартс, – он пропустил Ремуса вперёд, а затем сам спустился в лаз и закрыл крышку.

Ни звука не проникало под толщу земли, ни единого лучика света. Сириус призвал Люмос, но почти сразу его потушил. Ремус был ему благодарен. Глаза всё ещё раздражал яркий свет. Да и не хотелось парню, чтобы друг его сейчас видел.

– Прости меня, – прошептал Ремус.

– Ты не в чём не виноват, – тут же ответил ему Сириус. И судя по голосу, он был гораздо ближе, чем Люпин на то рассчитывал.

– Мы могли погибнуть из-за меня, – выдавил гриффиндорец, всё более срывающимся голосом.

– Но всё хорошо и мы оба живы, – просто заключил Бродяга, а потом вдруг дёрнулся и ругнулся: – Твою же мать… Ты что – решил пореветь там?

Люпин замолчал, с каждой секундой чувствуя себя всё более жалким. Он действительно давал слабину.

– Нет, – тем не менее, соврал юноша. – Я не реву.

– Ты весь сентябрь ревёшь, – прошептал Сириус недовольно.

– Прости меня, – снова извинился Ремус, честно не зная, что он мог ещё сказать. Он чувствовал раздражение товарища, и его самого начинала нервировать собственная слабость. Парень честно старался взять себя в руки, но не мог, медленно, но верно в себе разочаровываясь. – Я должен был остаться в Хогвартсе, как ты и говорил, – произнес он, наконец, стирая упрямые слёзы с холодного лица.

Блэк промолчал. А Ремус сквозь собственные тихие всхлипывания прислушивался к его ровному дыханию. Юноша устало закрыл глаза. Сквозь холодные сантиметры он ощущал тепло чужого тела, разгорячённого бегом. Эта гиперчувствительность всё никак не могла его оставить и ему оставалось лишь смириться с ней и, может быть, начинать постепенно радоваться тому, что он всё ещё был жив.

– Спасибо, – зашептал Ремус.

– Спасибо в карман не положишь, – ответили ему тут же.

– И что мне сделать?

– Может, расскажешь, наконец, чего ты такой грустный? – спросил Блэк, даже не раздумывая, и Ремус сначала лишь отрицательно мотнул головой на эту странную просьбу, а затем вспомнил, что Сириус не видит его и внезапно сам для себя решил, что, возможно, лучшего места для откровенней он в жизни не найдет.

Проблема была лишь в том, что он и сам до сих пор не понимал до конца причину своей печали. Она мучала его ещё в конце августа и усилилась в Хогвартсе, а потом этот чёртов Орден и дышащая в спину война… Весь этот исключительно безрадостный прогресс создавал впечатление того, что дальше будет только хуже. И вот он уже едва живой сидел под Визжащей хижиной и не мог ответить на довольно простой в своей сущности вопрос – из-за чего же он грустит? Действительно, из-за чего? Ведь не одной достойной причины у него на это не было. Ха.

– Ну, так что посвятишь меня наконец? – вновь полюбопытствовал Сириус. – Что с тобой?

– Я и сам толком не знаю, – честно признался Ремус. – Я стоял на перроне в прошлом году и ещё в то время, дождаться не мог того момента, когда вновь вернусь в Хогвартс. Но вот я здесь и вы все рядом со мной, однако с каждым днём мне лишь хуже. Я чувствую себя чужим, – произнёс Люпин, всё ещё раздумывая, стоит ли ему продолжать. – Я чувствую, что отдаляюсь от вас. И меня так бесит, что вы вступили в этот чёртов Орден Феникса! – внезапно взорвался парень и с досадой поджал губы. – Словно у вас других путей, кроме как пойти на убой, не было. Я уже почти ненавижу директора за то, что он втянул вас во всё это. Я беспокоюсь, боюсь и ничего не могу с этим сделать! – Ремус перевёл дыхание, одновременно прислушиваясь к чужому. – Я знаю, что идёт война, – чуть тише добавил он, – и, наверное, нехорошо вот так просто, как это делаю я, закрывать глаза и игнорировать все эти ужасы, но… но это наш последний год… – выдавил из себя Ремус, задыхаясь. – Ну, зачем вы полезли во всё это?

– Наш последний год говоришь? – жарко зашептал рядом Блэк. – Я не пойму, ты думаешь, что после Хогвартса, мы тебя бросим что ли?

– А как же иначе, – Люпин зарылся пальцами в собственные волосы и зарыдал. – Не будет больше контрольных и зачётов, зачем вам будет нужен такой я?

– Такой как ты?

– Оборотень, – с ненавистью выплюнул Ремус. – Я чуть не сожрал тебя сегодня, чуть не сломал тебе пальцы! А до полнолуния ещё целых четыре дня! – воскликнул он. – И я не умею ничего, кроме как зубрить и давать вам списывать на контрольных…

– Ты серьёзно думаешь, что мы бы стали дружить с тобой только поэтому? – Сириус возмущался. И, видит Мерлин, у него было на это право. – Все эти годы! – не сдержался парень. – Ты так плохо о нас думаешь? Чёрт, если это ты сейчас серьёзно, то это мы были невероятно паршивыми друзьями!

– Я думаю, что вы замечательные! Джеймс, Лили, Питер, ты – вы все! – осипши, вскрикнул Ремус. – Это я никчёмный, трусливый, эгоистичный, – зло перечислял Ремус, – и я не вижу причин, которые могли бы удержать вас рядом со мной после школы! Поэтому этот год… Проклятье! Я так не хочу, чтобы он заканчивался! А вы решили повоевать! Ну, зачем? Давайте просто ходить на уроки и делать вид, что за стенами замка всё прекрасно! Играйте в квиддич и ломайте ноги и руки там, а не в схватках с Пожирателями Смерти! Мерлин, это так ужасно звучит! Но я… – Ремус втянул носом воздух и расстроено забормотал: – я… я не знаю, что ещё предложить, чтобы всё было как прежде.

– Лунатик… – подал голос Сириус.

– Не люблю, когда вы меня так называете, – Люпин истерично дрожал. – Одно слово, а в нём главная причина того, почему вы меня ещё не кинули.

– Да что за чушь ты несёшь! Ни у кого и в мыслях не было тебя кидать! – вышел из себя Сириус.

– Ты не можешь говорить за Джеймса. Или за Питера. Или за Лили. Ни за кого!

– Я говорю за себя, чёрт тебя раздери, что не оставлю тебя, мать твою, – но Ремус уже не слушал, он сел на пол и прижал колени ко лбу. Кричать и бросаться обвинениями больше не хотелось, и Ремус просто плакал. – Я тебя поцеловал сегодня, – произнёс Блэк, надеясь хоть на какую-то реакцию, он громко и грязно ругнулся, зашевелился, и Ремус ощутил, как его вновь щупают, хватают, трогают. Руки Бродяги сначала вновь легли ему на плечи, а затем поползли вниз, в прорехи между пуговицами в куртке и прямо к его животу.

– Какого чёрта, ты делаешь? – возмутился Ремус, но больше эмоций, чем он уже выдал ранее, у парня вложить в слова не вышло. Потому все его протесты вышли и вялыми, и не внушающими, и каким-то даже не слишком недовольными. Просто замученными. Ремус осторожно – припоминая прошлый опыт – обхватил кисти Сириуса и остановил их.

– У меня руки мёрзнут, – мстительно зашептал Блэк.

– Ну, что за чушь ты несёшь, – ответил ему Ремус. – Ты горячий, как печка.

– Погрей меня, ну, – упрямился парень. – Чего тебе стоит?

– Блэк, – серьёзно произнёс Ремус, всё ещё крепко его удерживая, – тебе… разве тебе не нравились девушки? – этот вопрос повис в воздухе дамокловым мечом, поставив точку в недосказанности между ними, но Бродяга не спешил ответить, и Люпин уже через пару секунд стал жалеть о том, что он вообще решился об этом спросить. Сириус уткнулся лбом ему в плечо и прошептал:

– Девушки. Они и сейчас весьма неплохи. А что? – голос Блэка дрогнул. – Наконец, решил рассказать мне о своих тайных страстях, Лунатик? – он пытался шутить и выглядеть веселым, но выходило откровенно плохо и жалко, и Ремусу было так неприятно быть свидетелем – и причиной – того, как Сириус мучается. – Это совсем нехорошо, – выдавил парень, напоминая Люпину о том, что он сказал ранее в пабе.

– Нас могли увидеть, – взволнованно прошептал Ремус. Он всё ещё ощущал слёзы на своём лице, они почти высохли и теперь неприятно стягивали кожу. – Я это имел в виду.

– Ну, конечно, – обречённо проговорил Блэк. – Я так всё и понял. Эта фраза была такой однозначной. Так ты дашь мне погреть руки?

Люпин всё же позволил Сириусу расстегнуть свою куртку. Блэк разместился между его ног и замер на мгновенье, а потом положил мелко подрагивающие ладони Ремусу на живот. Мгновенно стало жарко. Блэк обнимал его, кажется, ещё крепче, чем в прошлый раз, но эти длилось лишь мгновенье, а затем руки Сириуса уже привычно поползли по его телу. Они поднялись сначала до самой груди, потом потянулись к лопаткам, задевая шею и заставив Люпина зажмуриться, а затем опустились к пояснице и чуть ниже – к ремню, предусмотрительно там остановились и вернулись на живот.

Люпину было приятно. Он наслаждался происходящим и, тем не менее, никак не мог полностью успокоиться. Не то чтобы он не предвидел такого поворота событий – если быть предельно откровенным, юноша всё понял ещё тогда, в коридоре (а может даже раньше), но не допускал и мысли, что это может превратиться во что-то подобное. Непонимание между ним и Сириусом слишком резко и категорично крутанулось и обратилось напряжением, которое заставляло Блэка тяжело дышать ему в ключицы, а самого Ремуса жмуриться от ласк.

– Я… – тихо зашептал Сириус, замолчал внезапно, словно подбирая нужные слова, а потом всё же произнёс: – не оставлю тебя. И, пожалуйста, не спрашивай почему.

– Почему? – тем не менее, тут же поинтересовался Люпин.

– Потому что… это совсем нехорошо, – парировал Сириус. – Давай лучше поговорим, о чём-нибудь другом, – предложил юноша, скромно поглаживая живот Ремуса через кофту. – Например, о твоей невероятно низкой самооценке, мистер староста Гриффиндора. Или о твоей мешающей жить тебе полноценной жизнью ликантропии, один из лучших учеников факультета. Или о том…

Ремус слушал, как его нагло нахваливают, и от каждого нового титула становилось всё более неловко. Где-то после «короля выглаженного белья и сложенных носков» всё стало совсем плохо, и Люпин – впрочем, заметно ободрённый, – вяло перебил Сириуса:

– Можешь не продолжать… Я понял, к чему ты клонишь. Спасибо…

– Можно я тебя ещё раз поцелую? – внезапно спросил Сириус.

– Мне, кажется, ты просто устал, Бродяга, – честно признался Ремус после недолгих раздумий. – Вот и… глупишь немного.

– Я бы не за что не пошёл воевать, если бы стресс и адреналин заставляли меня вешаться на мужиков, – судя по голосу, Сириус чувствовал себя уже несколько лучше. – Хотя я бы посмотрел на лицо моей матушки, если бы это было так.

– А я вот беспокоюсь, что это как раз мой случай… – рассмеялся Ремус. – И я бы не хотел видеть лицо моей мамы. Да и твоей на самом деле тоже.

Блэк противно захихикал, а потом бодро зашептал:

– Но в целом ты не против, а?

– А ты уверен, что хочешь именно этого?

– Да, – чётко ответил Сириус. – Но я не заставляю тебя. Но всё равно не выпущу, – быстро добавил он, как бы предупреждая.

Люпин лишь хмыкнул на это. Он и не собирался отталкивать Блэка. К тому же он кажется, наконец, сообразил, что ему стоит сделать с собственными, безвольно лежащими на земле руками. Он нерешительно обхватил ими лицо Сириуса, и осторожно провёл большим пальцем от скулы до колючего подбородка, а затем вверх по ложбинке и до нижней губы вверх. Блэк тяжело задышал. Он придвинулся ближе, нагнулся и прижался лбом ко лбу Ремуса, а затем и сам потянулся к лицу Люпина, выискивая его губы во тьме.

– Я тут мял клочок земли, пока мы спорили, – тихо произнёс Блэк, – и скорее всего твоя кофта очень грязная, и я почти уверен, что лицо теперь тоже, – он едва коснулся сомкнутых губ Люпина пальцами, но их предусмотрительно опередили губы самого Сириуса. Люпин вздрогнул, когда это произошло, и Блэк тут же отстранился.

– Всё хорошо? – спросил он.

– Да, – и Сириус вновь оказался рядом, опалил кожу дрожащим дыханием и вновь впился в Ремуса. Некоторое время он не двигался, просто прижимаясь к мягким изгибам, а затем осмелел, не видя сопротивления, весь как-то напрягся, и его руки снова легли Ремусу на живот, на грудь, лопатки – они, кажется, были везде, но Люпин мог с точностью до сантиметра указать на места, где его касались. Кожа там горела.

Этот поцелуй был более осознанным и нежным. Блэк дышал часто и также часто отрывался от Ремуса, и в эти мгновенья Люпин ощущал, как смазанные поцелуи ложатся на его щёки, подбородок, а потом и шею. Но Блэк всегда возвращался к тому с чего начал.

Люпин зажмурился, когда почувствовал, как в рот ему проник чужой язык. Вся страсть и всё желание Сириуса – Ремус ощущал всё это на себе и не мог им не поддаваться. Он ответил Блэку, также горячо задышав. Юноша явно не был таким опытным, как Сириус, но он старался, и Бродяга изо всех сил, каждой своей лаской старался показать парню, как много для него это значит. Сириус едва не кусал его влажные губы, отчаянно прижимая к стене и наваливаясь сверху, загораживая все пути к отступлению

Ремус вздрогнул, ощутив, как рука Блэка пробралась под кофту, и замотал головой.

– Да, да, – зашептал Сириус, – я понял тебя. Прости… – тяжело вёл он. – Прости… ох… – Блэк прервал поцелуй, но так и продолжал нависать над Ремусом, и парень мог поклясться, что видел безумный блеск его глаз во тьме. Бродяга вновь полез обниматься, но теперь, стоило ему лишь свести ладони на плечах Ремуса, как он обессилено рухнул на него и снова прошептал: – Прости… я увлёкся. Это было… чертовски круто.

Лицо Ремуса горело, а губы жгло. Они только что целовались, и это действительно было просто потрясающе, но, конечно, он не смог бы сказать этого так же легко, как и Бродяга.

– Ты ведь не собираешься уснуть теперь, правда? – подал голос Люпин.

– Я хоть и Блэк, но не на столько безумен, чтобы спать под Визжащей хижиной, в туннеле, – нервно бросил парень – кажется он всё ещё не мог справиться с возбуждением.

– Но мне вполне хватит безумия, чтобы целоваться тут с другом детства, – усмехнулся тихо Ремус.

– Туше, – просто ответили ему где-то в район шеи. И Сириус ненадолго затих, а потом прошептал: – Ночью, когда мы собрали старшекурсников, я бродил по Хогвартсу и обнаружил одну весьма интересную комнату на восьмом этаже. Дверь просто появилась в стене, я вошёл туда и каким-то чудесным образом оказался у нас в спальне, только окон там не было, но всё было очень реалистичным.

– Ты туда хотел отвести меня?

– Да, – признался Сириус, – я переночевал там, вышел, а вернуться не смог, но хуже всего… – парень приподнялся, – я оставил в том месте мантию Джеймса. Он пока о ней не вспоминал, но я боюсь даже представить, что он со мной сделает, когда узнает. Я надеялся, ты поможешь мне с этим, но потом всё как-то… пошло не так.

– Мы найдём её, – успокоил Люпин, зарывшись пальцами в волосы Сириуса и поглаживая его по голове.

Они полежали так некоторое время, а потом, не сговариваясь, встали и побрели в сторону Хогвартса. Постепенно магия тех спокойных минут отступала. Ветер, гуляющий по туннелю, больше не ласкал, а бил в лицо и спину, подкашивая ноги. И чем ближе они были к выходу, тем более грозно и недобро звучал его вой, перемешиваясь с гудящими в голове мыслями и приводя их в состояние хаоса.

Ни Сириус, ни Ремус не знали, с чем точно им придётся столкнуть, когда они доберутся до школы. Что было с Гидеоном и Марлин? Добрались они до «Сладкого королевства»? А Фабиан и его третьекурсники? Что было с ними? И где были друзья? Находились ли они сейчас в безопасности? На эти вопросы не было ответа, и Ремус постепенно начинал понимать, о чём говорила ему Лили в тот вечер.

Её слова всё еще обжигали липким холодком – они оставались жестко правдивыми, – и Ремус всё ещё не готов был жертвовать кем-то во имя чего-то, но вместе с этим он смотрел на спину Блэка в этом неровном безжизненном белом свете Люмоса и думал о том, что впредь больше никогда не хотел тащиться за кем-то следом. Он хотел быть уверен в том, что все, кем он дрожит, будут в безопасности и сможет защитить их.

Ремус думал о друзьях и понимал, что и они шли в битву по схожим причинам, не из-за эфемерного общего блага, а из-за людей, которое вот так же шли рядом с ними. Да. Великие цели никогда не волновали Люпина, и он сильно сомневался, что со временем это изменилось бы, но ради этой спины, доверчиво и беззащитно к нему обернувшейся, можно было попытаться изменить этот мир, но в первую очередь – самого себя. Эту спину хотелось прикрывать, защищать, несмотря на всю её внешнюю несокрушимость.

Конец.