Текст книги "Nebeneinander (СИ)"
Автор книги: Dru M
Жанры:
Слеш
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)
*
– Гамбург – большой город, – заметила Ханна философски, откусив от яблока. Впрочем, она тут же поморщилась, сплюнув кусочек в ладонь. – Червивое… – Перл обернулась в поисках урн. – О чем я там?..
– О том, что Гамбург – большой город, – подсказал Берти.
Он ковырял пальцем оплавившуюся по краям дырку в синтетическом пледе, который они расстелили на лужайке. Дырку Ханна прожгла на втором курсе, когда только пристрастилась к сигаретам и подхватила жуткую привычку курить лежа.
– Ну да, – Ханна нехотя поднялась, сходила до урны для пищевых отходов и вернулась, к ужасу Берти вытерев руку о край форменной юбки. – Здесь никому нет дела, педик ты или нет.
Берти фыркнул.
– Только не Ульриху Кёнигу, – заметил он с усмешкой.
– Только не Ульриху, – согласилась Ханна, вздохнув.
Ноябрь уже подходил к концу, но в воздухе разлилось непривычное для этой поры тепло, и уходить с улицы не хотелось.
Они сидели, скучающе глазея на студентов, расположившихся на лужайке. Некоторые лениво доедали обед, поглядывая то и дело на часы. Кто-то валялся в тени деревьев, слушая музыку или бездумно листая новостные ленты телефонов. В большинстве своем, конечно, все усиленно готовились к тесту – сосредоточенно вчитывались в параграфы учебника и шумно спорили, что профессор Кац решит включить в перечень вопросов.
«Все то, что вы пропустили в течение семестра, ковыряясь в носу на моих парах», – вспомнилось ехидное обещание Каца.
Берти вообще по этому поводу не переживал.
Он дома так часто не появлялся, как на занятиях Каца, и сильно сомневался, что старикашка подловит его на вопиющем незнании предмета.
Ханна тоже не переживала, но по другой причине. «Перед смертью не надышишься», – выдавала она со скорбным вздохом перед каждой контрольной, к которой не готовилась, но каким-то чудом все равно наскребала на удовлетворительный балл.
Время ланча уже подходило к концу, и самые беспокойные, все еще не отрываясь от учебников, побросали в сумки контейнеры из-под еды, свернули пледы и потянулись в корпус.
Лужайка почти опустела, когда со стороны подъездной дороги донесся рев мотора и грохот немецкой попсы.
– Боже, – закатил глаза Берти.
Только Ульрих Кёниг мог врубать Намику на полную громкость и слушать ее до посинения, не навлекая на себя косых взглядов. Сделай так Берти, свора Ульриха тотчас развела бы руками и выдала коронный аргумент – «педик, что с него взять».
Ульрих вырубил музыку и тормознул байк возле лужайки, передним колесом забравшись на тротуар. Берти поморщился: для Кёнига будто не существовало знаков, запрещавших любые транспортные средства в трех метрах от пешеходной зоны.
– Ты совсем рехнулся? – спросила Ханна, приподняв брови.
Ульрих снял шлем, встряхнув головой.
Берти помрачнел. И дала же кому-то природа такую гриву – темные и гладкие густые волосы, которые лежали идеально даже после шлема. Не то что кудри Берти, которые спутывались к концу дня так, что приходилось драть их расческой без малого двадцать минут.
– Что-то не так, Перл? – переспросил Ульрих, усмехнувшись. Слез с байка, поставил его на подножку и хлопнул по кожаной обивке сидения, как коня по заду.
«Позер», – пронеслось в голове у Берти.
– Здесь нельзя оставлять мотоциклы, – напомнила Ханна, кивнув на знак. – Неужели так сложно проехать несколько метров до парковки?
– А что, твой папаша сильно расстроится? Прости, – Ульрих не очень убедительно сыграл в раскаяние. Он зацепил шлем за руль и перекинул сумку через плечо, нахально подмигнув Перл.
Ханна чуть не побагровела от злости.
Каждый раз, когда ей напоминали, что она дочь декана, Берти казалось, что если к Ханне протянуть колбаску на палочке, та поджарится быстрее, чем от костра.
– Ты невыносимый идиот, – сказал Берти, в успокаивающем жесте положив ладонь на напряженное плечо Ханны.
Ульрих обернулся на Берти, будто только его заметил, и сощурил светлые глаза. Казалось, его скулы стали еще выразительнее и острее, когда Кёниг пренебрежительно поджал губы.
– Кто-то давал слово педикам, Шварц? – он упер ладони в колени, наклонившись с высоты собственного немалого роста к Берти. Понятия личного пространства для него не существовало точно так же, как знаков.
– У тебя из пасти воняет, Ульрих, – отозвался Берти спокойно. – Буду благодарен, если ты отойдешь.
Дыхание Кёнига пахло привычно – мятной жвачкой, но Берти почему-то не нашел, к чему бы еще прицепиться. Остроумные ответы обычно рождались в его голове запоздало, когда Кёниг уже уходил с самодовольной усмешкой.
– Как всегда невпопад, Шварц, – фыркнул Ульрих, тотчас потеряв к нему интерес. – Не знаю, как вы, дрочилы, а мне пора на тест.
Кёниг разогнулся, салютовал обоим рукой и пошел в сторону корпуса, насвистывая одну из мелодий Намики себе под нос.
– Думаешь, он что-то выучил? – кисло спросил Берти.
– Он-то? – хмыкнула Ханна. – У него оперативная память меньше, чем у допотопного мобильника. Вот и влезает только слово «педик».
– И почему ты не сказала это при Ульрихе? – возмутился Берти. Злость на Кёнига захлестывала тем сильнее, чем больше Шварц в его присутствии тупил.
– А сам-то что? – огрызнулась Ханна, поднявшись и начав сворачивать плед. Она подтолкнула Берти, и тот тоже нехотя встал. – «У тебя из пасти воняет». Серьезно?
– В следующий раз придумаю что-нибудь получше, – пожал плечами Берти.
Ульриха хотелось поставить на место вот уже третий год, а выгодной возможности так и не подворачивалось.
*
На тесте у Каца все сидели в гробовой тишине, так что скрип шариковых ручек особенно резко вгрызался в барабанные перепонки, мешая сосредоточиться. Впрочем, Берти все равно закончил раньше остальных, расслабленно откинувшись на спинку стула.
Поглядел удрученно на настенные часы – минутная стрелка крайне лениво ползла по циферблату.
Кац никого не отпускал раньше положенного, и Берти осталось только разглядывать склоненные к бланкам головы однокурсников.
Магнус Шефер, один из подпевал Ульриха, так громко грыз ручку, раздумывая над очередным вопросом, что у Берти руки чесались швырнуть в него через всю аудиторию увесистый словарь политических терминов. Ханна сидела в первых рядах и периодически оборачивалась, чтобы скорчить Берти рожу, передразнивая туповатое выражение лица Магнуса.
– Слушай, Шварц…
Берти вздрогнул, услышав вкрадчивый шепот слева. И когда только Ульрих успел оказаться за соседней партой? В начале теста Берти видел Кёнига качавшимся на стуле в другом конце класса.
– Чего тебе? – так же шепотом ответил Берти, осторожно покосившись на профессора Каца. Тот даже ухом не повел.
– Ты знаешь ответы? – спросил Ульрих, постучав ручкой по бланку.
– А сам-то как думаешь? – ехидно отозвался Берти, кивнув на решенный тест.
– Дай списать, – потребовал Ульрих, и Берти чуть не закашлялся от возмущения.
Кёнигу хватало наглости просить у него ответы после двух с половиной лет агрессивных гомофобных нападок. Может, у него действительно встречным ветром сдуло последние остатки мозга, пока он гонял на байке? Эту остроту Берти придумал недавно, но все еще мысленно шлифовал, подгадывая удачный момент, чтобы выплюнуть Ульриху в лицо.
Казалось бы, вот она, минута торжества, но от удивления Берти выдавил только краткое:
– Нет.
– Шварц, меня отец убьет, если я завалю этот гребаный тест! – нахмурился Ульрих.
Берти поймал себя на разглядывании его бровей – даже те удивительно органично и красиво сходились к тонкой переносице. Если бы только к совершенной внешности прилагался славный характер, а не стартовый набор чванливого зазнавшегося придурка, Берти давно бы втрескался по самые уши. Он отчетливо помнил, как увидел Ульриха впервые. Кожанка нараспашку, длинные гладкие волосы откинуты на левую сторону, чарующая улыбка – Кёниг шел по университетскому двору, будто монарх, только вступивший в права главы государства. Все взгляды принадлежали ему, все ответные робкие улыбки. У Берти перехватило дыхание, сердце забилось часто-часто.
А потом Ульрих остановился рядом, смерив Берти пренебрежительным взглядом, его рот открылся, и волшебство разрушилось:
– Ты откуда вылезла, картофелина кучерявая?
Берти вспомнил об этом и фыркнул:
– Вот и хорошо. А то я уж думал, мне самому придется брать грех на душу.
Ульрих беспокойно заерзал на месте.
– Шварц, это важный тест, – напомнил он зло.
– Я знаю, – усмехнулся Берти, заложив руки за голову. – От него будет зависеть, пустят тебя на углубленный курс права или нет.
– Отец меня уничтожит, если я не пройду. Отберет байк, заблокирует карточку, – пробормотал Ульрих, и на мгновение, всего на одно, Берти стало его жаль. Таким потерянным Кёниг выглядел.
– Стоило подумать об этом заранее и выучить материал, – заметил Берти и поникшему Ульриху, и себе, чтобы не расклеиться, подпав под его обаяние, и не совершить глупейшую ошибку в жизни. Например, отдать Кёнигу просто так все ответы.
– Как видишь, я этого не сделал, – огрызнулся Ульрих. Наткнувшись на прохладный взгляд Берти, он, видимо, понял, что перегибает, поэтому вновь вкрадчиво зашептал: – Шварц, пожалуйста, я буду должен. Но сейчас дай мне списать… Ну, хочешь, я больше никогда не буду называть тебя «педиком»?
– Верится с трудом, – ехидно заметил Берти.
Он задумался над тем, что бы потребовать от Кёнига. Может, пусть называет его «Ваше Высочество» весь оставшийся год? Или носит за него сумку, как паж? Мысль об Ульрихе, угодливо приплясывающем поблизости, показалась настолько забавной, что Берти не сдержал улыбки. А потом вдруг его осенило.
Нужно заставить Ульриха побывать на месте «педика». Ощутить на себе косые взгляды, слезть с пьедестала и понять, как неприятно тут, внизу, когда сверху на тебя летят одни плевки.
Вот она, гениальная в педагогическом смысле месть.
– Я напишу за тебя твой вариант, – согласился Берти, едва сдерживая ухмылку. – Но ты должен будешь выполнить мои требования.
– Что тебе надо? – оживился Ульрих.
– Ты должен будешь целый месяц притворяться, будто мы с тобой пара, – сформулировал Берти вдумчиво. – Нельзя будет рассказывать никому о том, что это только ради теста. Ни Магнусу, ни Йонасу, вообще никому.
– Пара? – переспросил Ульрих непонимающе.
Спустя секунду лицо его вытянулось от снизошедшего осознания.
– Ты головой поехал? – прошипел он. – Никогда в жизни я до такого не опущусь. Чтобы с тобой… да ни за что.
Берти пожал плечами, сделав вид, будто реакция Ульриха его совсем не тронула.
– Как знаешь, – сказал он прохладно, поймав на себе первый настороженный взгляд профессора Каца. – Мое дело предложить.
Ульрих сидел какое-то время молча, нервно барабаня об пол подошвой ботинка. Потом покосился на Берти и процедил:
– А если я заплачу тебе? Только назови сумму.
– Деньги меня не интересуют, – уперся Берти. На самом деле, он бы больше удивился, согласись Ульрих на его условия, но фантазии, одна краше другой – как недавние дружки Ульриха улюлюкают и отпускают едкие комментарии – не хотели выходить из головы.
– Так и знал, что ты на меня дрочишь, – выплюнул Ульрих тихо.
– Еще чего, – Берти сложил руки на груди. – Просто иначе ты никогда не поймешь, каково это – быть мной.
Ульрих фыркнул и отвернулся к окну.
Они просидели в натянутом молчании еще минут пять, пока Кац не посмотрел на часы и не объявил:
– Поторапливаемся. Время кончается.
Ульрих вновь обернулся, зло сверкнув глазами. Берти показалось, что Кёниг совершил титаническое усилие, давя раздутое эго и гордость, когда выдавил:
– Ладно. Черт. Блядь! Ладно… Будет по-твоему.
– Ты будешь моим парнем… – Берти поправился, смутившись: – То есть, притворяться моим парнем? И никому не расскажешь о сделке?
– Да, – буркнул Ульрих, поглядев на него с нескрываемой ненавистью.
– Давай сюда свой бланк, – сказал Берти, пока тот не передумал.
Руки тряслись от волнения.
Берти только теперь со всей ясностью осознал, на что Ульрих пошел ради теста.
*
– И он согласился? – Ханна чуть не проглотила сигарету, шлепнувшись задом на скамью. Посмотрела на Берти так, словно у него выросли рога или третий глаз прямо посередине лба. – Серьезно? Ульрих Кёниг сказал, что будет твоим парнем?
– Будет притворяться моим парнем, – поправил Берти с нажимом и опасливо оглянулся по сторонам. В небольшом закутке, отведенном для курильщиков, никого больше не ошивалось – все в основном толпились у крыльца, постепенно расходясь, кто к автобусной остановке, а кто к парковке. Байк Ульриха все еще торчал на тротуаре, а значит, он не удрал сразу после занятий. – И не ори так. Никто не должен знать, что это сделка. Иначе потеряется весь смысл.
– Какой смысл? – Ханна закашлялась на новой затяжке. – Ты заполучил самого завидного парня в универе и будешь целый месяц наслаждаться нежным воркованием и поцелуями под завистливые взгляды девчонок – такой смысл?
– Нет, – поморщился Берти. – Терапевтический. Ульрих должен побывать в моей шкуре.
Почему-то до слов Ханны ему в голову не приходило, что с Кёнигом придется целоваться и контактировать ближе, чем когда-либо. Мысль оказалась на редкость смущающей. А ведь Берти теперь тоже участник обоюдной авантюры.
Ханна приподняла брови.
Светлые, они почти сливались с ее бледным лицом.
– Если Ульрих где и побывает, так это в тебе, – заметила она ехидно.
– Ханна! – шикнул на нее Берти. – До этого не дойдет, это же игра на публику… Просто… Мы просто…
– Шварц.
Берти резко обернулся, столкнувшись взглядом с Ульрихом.
Кёниг выглядел так, словно в курилку его притащили силком, предварительно связав и заткнув рот кляпом. Напряженный донельзя и злой, он всем своим видом демонстрировал, что думал об идеях Берти.
«Может, сказать, что это была шутка?» – пронеслась в голове трусливая мысль, но Берти тотчас от нее отмахнулся. Если действовать, то решительно и до конца.
– Она знает? – Ульрих кивнул в сторону Ханны.
– Да.
– Отлично, – Ульрих выдохнул. Кажется, его немного приободрило, что хоть кому-то Берти рассказал о сделке. Кёниг развернулся. – Я пошел, неудачники.
– Не так быстро, – отозвался Берти, нахмурившись. – Ты должен не избегать меня, а притворяться моим парнем.
Ульрих обернулся на него с усмешкой.
– Воплощаешь свои влажные фантазии? – поддел он.
– Думай, что хочешь, – с достоинством ответил Берти, вздернув подбородок и даже чуть приподнявшись на мысках. Это не помогло – ростом он все равно не дотягивал до Ульриха. – Но уговор есть уговор.
– И что я должен сделать? – огрызнулся Кёниг. – Пронести тебя на руках по всему двору?
– Можешь просто… – голова соображала медленно, и Берти обернулся с отчаянием на Ханну, ища подсказки.
– Проводить его домой, – предложила та, отняв сигарету от губ.
Ульрих скривился, как если бы Ханна предложила ему подвезти домой радиоактивные отходы, а Берти удовлетворенно кивнул.
– Да. Проводи меня домой.
– Окей, – Ульрих раздраженно мотнул головой. – Поехали, Шварц.
– Не зови меня по фамилии, парни так не делают, – осмелел Берти. Правда, взбешенный взгляд Ульриха чуть поумерил его пыл. – И куда поехали?
– Ты тупой? – фыркнул Ульрих. – Тебя до дома подвозить.
– Ты… предлагаешь мне сесть на мотоцикл? – округлил глаза Берти. В его планы не входила поездка на адской колеснице – по-другому байк Кёнига, на котором тот разгонялся до немыслимых скоростей, Шварц бы не назвал.
– А ты предлагаешь тащиться пешком? – Ульрих начинал выходить из себя по-настоящему, и Берти уже тридцать раз пожалел, что добровольно подписался на это. – Давай, Шварц, не ломайся. Это всего лишь байк. Доедем в два счета. Куда тебе? Грюнд Штрассе?
Берти удивился, как точно Ульрих знал адрес, но не стал спрашивать, откуда.
– Да.
– Тогда поехали. Пешком, а уж тем более на автобусе, я туда не попрусь, – Ульрих кивнул Берти, чтобы шел за ним, и направился в сторону припаркованного байка.
Шварц скомкано попрощался с хихикнувшей Ханной и бросился следом.
Стоило им только вдвоем показаться у крыльца, как на них мигом обратилось большинство взглядов. Ульрих вжал голову в плечи и прошел, расталкивая всех локтями, мимо, а Берти посеменил следом, тихо извиняясь за его грубость.
Ульрих убрал подножку, оседлал байк и нехотя протянул шлем замершему в нерешительности Берти.
– Надевай, – процедил Ульрих, покосившись на девушек с младших курсов, и те быстро отвели взгляды, смутившись. – Не хочу, чтобы твои мозги разметало по моему байку.
– А такое может случиться? – слабо спросил Берти.
Его подташнивало от одного предчувствия скорости.
– Нет, – отрезал Ульрих. – Я хорошо вожу. Но не ручаюсь за всех остальных водителей на дороге… – он перехватил полный паники взгляд Берти и фыркнул: – Перестань. Это шутка. Просто надень, так положено, когда на байке двое, а шлем один.
– Очень смешно, – выдавил Берти, схватив шлем. Он не знал, правду ли говорил Ульрих про правила, но проверять не горел желанием.
Берти втиснул голову в шлем, скорбно подумав о том, во что превратятся волосы, поправил ремень сумки и забрался на байк позади Ульриха, отодвинувшись от него как можно дальше.
Посмотрел украдкой на студентов у крыльца.
Такого внимания Берти не ожидал. По правде говоря, он вообще мало чего ожидал и еще меньше думал головой, ввязывая себя и Ульриха в театральную постановку.
– Пододвинься, – потребовал Кёниг недовольно, заведя мотор. Берти вздрогнул от утробного рева, поднявшегося из глубин байка.
– Это еще зачем? – выдавил Берти.
– Боже, какой ты тормознутый, – Ульриха, похоже, всеобщее внимание напрягало, как и нечаянно пойманный взгляд вышедшего из корпуса Магнуса. – Тут не за что держаться, только за меня. И кто-то хотел играться в парочку, разве нет? Сейчас все думают, что я тебя взял в рабство.
Берти послушно придвинулся и осторожно взялся за полы его кожанки. От волос Ульриха, пощекотавших Шварцу нос, пахло дымом и мятным шампунем.
– Обхвати меня покрепче за талию.
На этот раз не пришлось спрашивать, зачем – Ульрих устал ждать и тронулся с места, и Берти вцепился в него, как в спасательный круг.
Мелькнули мимо фасад корпуса и внутренний двор, пронеслись, будто подгоняемые порывом встречного ветра, зеленые насаждения университета, и Ульрих вывел байк на автостраду.
Чем сильнее они разгонялись, тем меньше Берти хотелось смотреть на дорогу.
Он крепко зажмурился, благословляя шлем за то, что приглушал сторонние звуки.
Берти казалось, что поездка длилась целую вечность.
Он только и успевал, что цепляться сильнее за Кёнига на поворотах и вскрикивать, когда байк трогался с места на зеленом сигнале светофоров.
– Какой дом? – донесся до Берти вопрос на очередной остановке.
Судя по тому, что Ульрих это почти проорал, спрашивал он уже не в первый раз.
– Седьмой… за углом.
Берти соскочил с байка сразу же, как Ульрих подъехал к знакомой калитке. Снял шлем и только тогда облегченно выдохнул.
Волосы наэлектризовались и встопорщились, явно превратившись в рыжую мочалку.
– Привыкай, – сухо бросил Ульрих, глянув на него с насмешкой. – Провожать тебя буду только так… – он обернулся на ряд аккуратных одинаковых домиков перед крохотными двориками с тщательно остриженными газонами. Ансамбль гнетущей неразличимости нарушал только фарфоровый садовый гном, затесавшийся у крыльца соседки, фрау Миллер. Ульрих брезгливо поморщился: – Ты… живешь здесь?
– Ну, не всем же почивать во дворцах с золотыми унитазами, – огрызнулся, чуть отдышавшись, Берти.
– Угу.
Выражение лица Ульриха стало непроницаемым.
– Завтра утром тебя тоже встречать и везти в универ? – уточнил он ворчливо.
Берти было запротестовал, но вспомнил про час скучнейшей в мире дороги на автобусе, сравнил с байком и скрепя сердце решил, что привыкать к байку все равно рано или поздно придется.
«Ты тупой, Ремберт, тупой», – подсказало сознание голосом Ульриха.
– Да.
– Подъеду ровно в десять, – Кёниг выхватил из рук Берти шлем и надел, сев обратно на мотоцикл. – Опоздаешь, уеду без тебя.
– Очень мило, – пробормотал Берти.
– Милым буду на публике, а наедине ты кучерявая картофелина, Шварц, – осклабился Ульрих, завел мотор и уехал, только пыль взметнулась из-под колес.
«Ну да. Но и над этим надо будет еще поработать», – подумал Берти уныло, потрогав нос. И ничего не картофелина, обычный чуть вздернутый нос.
С каждой минутой затея встречаться с Ульрихом, пусть даже не по-настоящему, казалась все глупее и глупее.
*
Берти вышел из дома без пяти десять, но Ульрих уже стоял на дороге возле байка и тряпкой благоговейно водил по его тюнингованному боку. Щурился от косых солнечных лучей, пробивавшихся сквозь листву старого дуба, и очень часто и с чувством чихал.
– Забавная аллергия, – поддел Берти, выйдя и притворив за собой калитку. Хорошо еще, мать часто уезжала на работу раньше, чем он просыпался – избежать вопросов о странном парне в черном, натирающем до блеска байк у их дома, было бы проблематично.
– О, заткнись, – гнусаво пробормотал Ульрих, шмыгнув носом.
«Вампир», – пришло в голову Берти, и он не удержался от смешка.
Аллергия на солнечный свет, черные шмотки. Тяга пить кровь в фигуральном смысле. Все сходилось.
– У меня три вопроса, – сказал Ульрих, сунув тряпку в задний карман джинсов. Почему-то его до сих пор никто не приструнил за то, что он не носил формы. Но именно сейчас, рядом со стильным, неброско сексуальным в дизайнерском тряпье Ульрихом, Берти почувствовал себя жалкой кучерявой картофелиной. Университетская форма серо-бордовых тонов ужасно смотрелась с его рыжими волосами. – Откуда у тебя мой номер и зачем ты заставил меня взять с собой плед?
Ульрих кивнул на сиденье.
Видимо, в отсеке под ним плед и лежал.
– У Ханны есть номера всех наших сокурсников. Она же… – Берти запнулся, и Ульрих подсказал:
– Дочурка декана. Ясно.
– Ага, – кивнул Берти и перешел к главному. Вчера он весь вечер ломал голову над сценарием учебного дня в новом статусе и пришел к выводу, что главное время, когда можно показать на публике «отношения» – это ланч. – Плед нам нужен во время обеда. У Ханны я взять не мог – ей же надо на чем-то сидеть.
Лицо Ульриха в этот момент приняло бесценное выражение удрученности и злости.
– Обедать… – выдавил он. – На сраной лужайке… вместе с тобой?
Берти пропустил это мимо ушей, уточнив:
– Ты же сказал, вопроса три. Что за третий вопрос?
– Ты совсем поехал головой, картофелина кучерявая? – буркнул Ульрих и добавил ядовито: – Можешь не отвечать. Вопрос риторический. Садись.
Ульрих протянул ему шлем, и Берти со вздохом забрался на байк.
В этот раз то ли Кёниг ехал медленнее, то ли Шварц освоился. Но, в любом случае, поездка прошла куда комфортнее, и Берти даже пару раз поглазел на проносившиеся мимо дома и машины. А уж если вспомнить, сколько он тратил на дорогу, катаясь на автобусе, двадцать минут показались даром небес.
Ульрих не стал бросать байк на тротуаре и проехался до парковки. Берти сообразил, что тот просто не хотел нарываться на любопытные взгляды.
Из корпуса выбежала счастливая Ханна, размахивая стопкой исписанных бланков. Ее светлые косички задорно подпрыгивали на плечах.
– Мы сдали! – завопила Перл, пробежав мимо испуганно шарахнувшихся в стороны владельцев авто. – Мы сдали! Вы лучшие по баллам. У Ульриха девяносто девять процентов, а у тебя, Берти, девяносто шесть… У меня похуже… семьдесят. Но Кац сказал, что этого достаточно, чтобы попасть на углубленный курс.
– Что? – переспросил Берти кисло. – Я что, написал ему тест лучше, чем себе?..
– Спасибо, Шварц, – хмыкнул Ульрих.
Он дернул Берти за руку, подтащив ближе, и крепко обнял. Мягкие волосы Кёнига забрались Шварцу в удивленно приоткрытый рот.
– Ты что делаешь? – выдавил Берти сконфуженно, отплевавшись от волос. Такой благодарности он точно не ожидал.
– На нас глазеют. Выгодный момент, – прошипел Ульрих ему в ухо со злостью, никак не сочетавшейся с видимой нежностью объятий. Какая тут нежность, когда у Берти чуть ребра не трещали? – Тупая кучерявая картофелина, я стараюсь больше ради этих «отношений», чем ты!
– Сам ты тупой! – огрызнулся Берти.
Опять не удалось выдать колкую остроту – Ульрих уже отступил, улыбаясь так, будто обдумывал, как совершить и скрыть кровавое убийство.
К счастью, Кёниг стоял спиной к студентам на парковке, и никто жуткого посыла его взгляда, кроме Берти, не заметил.
– Расходимся? – невинно спросил Ульрих, двинувшись ко входу в корпус.
– Решил отделаться объятиями? – сообразил Берти и после краткого момента смущения взял себя в руки. – Не так быстро.
Ульрих досадливо застонал.
– Ну, что еще? – спросил он резко.
– Во-первых, у нас обоих математика по расписанию, – напомнил Берти невозмутимо. Конечно, стал бы Кёниг просто так его обнимать. – Во-вторых, мы можем пойти туда вместе.
– За ручку, что ли? – скривился Ульрих.
– Можно просто рядом, – ввернула Ханна.
– Кошмар, – резюмировал Ульрих, вновь напрягшись. Тряхнул головой. – Ну, Шварц, пойдем.
– Берти, – поправила его Ханна.
– Кто? – Ульрих непонимающе нахмурился. – Какой еще Берти?
– Ты не знал, как меня зовут? – Шварц подумал, что тот прикалывался, но Кёниг вполне искренне дернул плечом. Берти вспыхнул от возмущения и обиды. – Ты… ужасная свинья, Ульрих.
– Зачем мне было знать, как тебя зовут, Шварц? – недовольно спросил Ульрих, но послушно, хоть и с ненавистью, поправился под его осуждающим взглядом: – Берти… Благодари небеса за то, что мой тест выполнен безупречно, не то я бы уже выбил из тебя всю дурь, выкинул в помойку. Потом бы достал, снова выкинул, повторил бы это еще пять раз и…
– Я понял, – закатил глаза Берти и прошел мимо, потянув Ульриха за рукав кожанки. Кёниг дернулся, как если бы к нему прикоснулся прокаженный, поморщился, но понуро поплелся следом. – Пойдем. А то опоздаем на пару.
Ульриха, видимо, не обрадовала перспектива ворваться в тихий во время занятия класс под руку с Берти, поэтому он прибавил ходу.
*
Первая половина учебного дня прошла вполне мирно.
Берти, не обращая внимания на тихие протесты и недовольные стоны Ульриха сквозь зубы, упрямо садился рядом на занятиях. На них то и дело удивленно оборачивались, Магнус, ни черта не понимая, так и буравил макушку Ульриха взглядом, девчонки с первых парт лезли с вопросами к Ханне.
Перл, к ее чести, отделывалась таинственными улыбками и пожимала плечами. К Ульриху никто даже во время перерывов не смел подойти с прямым вопросом. К Берти, благо он постоянно терся в компании Кёнига, не подходили тоже.
Но атмосфера в группе неуловимо менялась.
От непонимания и робких встреч глазами к неуверенным смешкам и долгим любопытным взглядам.
Йонас первым перестал делать вид, будто ничего необычного не произошло. Он подловил Ульриха у туалетов и спросил, насупив светлые брови:
– Что за херня, Уве? – Йонас мотнул головой в сторону Берти, даже не почтив его взглядом. – Ты почему везде шатаешься с педиком? Это что, благодарность за решенный тест?
Если бы Йонас не портил все впечатление о себе выражением перманентной брезгливости на лице, Берти бы поставил ему высший балл за догадливость.
Но раскрыться в самом начале означало не только разрушить стройный план, но и выставить себя жалким, беспробудно влюбленным – а потому и отчаянным в решениях – педиком.
Берти незаметно ткнул Ульриха в спину, чтобы не ляпнул чего-нибудь. Тот поморщился и процедил, посмотрев на Йонаса с вызовом:
– Нет. Просто мы встреч… встречаемся.
Это слово вырвалось из Кёнига так неохотно, что Йонас насмешливо и с изрядной долей неверия вздернул брови.
– Да ну?
Берти оглянулся по сторонам и заметил, что многие стали притормаживать чуть поодаль, наблюдая за развязавшимся представлением.
Ему бы обрадоваться усмешкам, с которыми студенты нахально смотрели в упор на Ульриха. Но вместо этого Берти стало невыносимо стыдно и некомфортно. Его раньше попросту старались не замечать, а теперь друг друга локтями пихали и шептали: «Эй, смотри, это тот самый… Который ходит везде с Ульрихом».
Как будто только ждали повода накинуться на них обоих, как голодные псы на сочную кость.
Ульриха раньше либо боялись как огня, либо восхищались им издалека, не решаясь глаз поднять в его присутствии. А теперь стадное, мерзкое чувство всем вокруг разрешило смотреть, открыто высказывая недоумение. Качать головами, неодобрительно поцокивать языком.
«Ведь совсем недавно Кёниг терпеть не мог геев. Это что же выходит… он сам из этих?»
– Да, – повторил Ульрих громче, распалившись от внимания собравшихся вокруг них кружком студентов. Обвел их взглядом, заставив многих по привычке или от полного ненависти взгляда опустить стыдливо глаза. – Встречаюсь. Травил педиков, теперь сам один из них! Довольны? Беру и делаю, что хочу. Хочу встречаться с Берти – встречаюсь! Идите нахрен, если что-то не нравится. Это моя личная жизнь. И ты… – Ульрих ткнул пальцем Йонаса в грудь, и Берти заметил желваки, заходившие под кожей на его подбородке: с таким трудом Кёнигу дались следующие слова: – Иди нахрен тоже. Если тебя не устраивают мои отношения, то ты меня не устраиваешь как друг.
Йонас оттолкнул его руку.
Хрипло рассмеялся, выплюнув Ульриху в лицо:
– Да мы друзьями-то никогда и не были, мудила! В рот тебе смотрели только с Магнусом… Да кто бы не смотрел за популярность Его Высочества и зашибенные вечеринки. Ты платил, нам нравилось, – он скривился. Покраснел, услышав неодобрительный выкрик из толпы и осуждающий свист. Йонас не растерялся, сжав ладони в кулаки, гордо вздернул подбородок. – Но, знаешь, дальше так унижаться я не буду. Хочешь быть педиком – будь. Мне вообще на педиков насрать было, это тебе вечно хотелось, чтобы мы на них гавкали. Так что будь, Уве! Только подальше от меня…
Йонас толкнул Ульриха, протиснулся мимо парней со старших курсов и быстрым шагом направился прочь по коридору.
Берти замер, не смея дышать.
Казалось, все ждали эффектного завершения сцены, и Ульрих это им предоставил. Он смачно сплюнул на пол и прорычал:
– Насмотрелись? Идите нахуй!
После такого только самоубийцы остались бы стоять на месте.
Через несколько секунд у туалетов уже никого, кроме Берти и тяжело дышавшего сквозь зубы Ульриха, не осталось.
*
– Просто ебучий кошмар.
Берти вздрогнул, чуть не выронив вилку: Ульрих впервые заговорил с начала обеденного перерыва.
Кёниг лежал, заложив руки за голову, на клетчатом пледе, морщась от редких солнечных лучей, пробивавшихся через крону дуба, и изредка чихал. Берти постарался выбрать самое тенистое место, но в небе над Гамбургом не пролетело за день ни одной чахлой тучи, и даже густая листва полностью не спасала от ультрафиолета.
Теперь Шварц понимал, почему раньше не видел Ульриха на улице во время обеда.
– Что такое? – осторожно уточнил Берти и тут же себя укорил за глупость.
Ульриха только что публично кинул бывший «лучший друг», все теперь думали, что он гей, и вопрос Берти звучал скорее как издевка, нежели неподдельный интерес.
