Текст книги "Стив Роджерс и его волкопес (ЛП)"
Автор книги: Dragontrill
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)
– Думается мне, он хочет взять Мьельнир, – сказал Тор с явной улыбкой в голосе.
Из-за проклятого воротника пес не мог как следует дотянуться. Пришлось стараться изо всех сил и нащупывать кожаную петлю на рукояти языком.
– Да, определенно. На Ютубе это будет бомбой.
– Ты снимаешь?
– О да! Обдолбанная собака против неподъемного молота. Как думаешь, он быстро поймет, что не может его сдвинуть?
Сержант затянул ремень в пасть. На вкус тот был кожаным и соленым. Вкуснятина! Славная будет жевалка. Ну а пока надо утащить молот к лежанке и припрятать там, пока никто не понял, что у него на уме.
Сержант как следует стиснул зубы и с силой дернул, ожидая, что молот будет тяжелым. Отнюдь. Должно быть, Тор был совершенным хиляком, потому что молот с готовностью взлетел в воздух со звуком, который почему-то походил на хоровой вопль ужаса.
На трех ногах Сержант спрыгнул на пол, пытаясь обуздать молот и не ударить им себя. Однако молот продолжал выписывать круги и остановился лишь тогда, когда наполовину снес кухонную стойку, превратив ее в груду деревяшек и битого мрамора.
Упс.
Замерев – с торчащей в гипсе лапой и продолжающим вилять хвостом – Сержант прислушался. Мертвая тишина.
Фух, никто не заметил.
Тогда он снова потянул за петлю – на этот раз осторожнее – но молот будто пустил корни в раковине.
– Сержант, – Тор подошел сзади, – ты доказал, что ты воистину достоин, и я глубоко сожалею, что сомневался в тебе. Однако я, пожалуй, заберу Мьельнир обратно, прежде чем он причинит еще большие разрушения.
Сержант дернул головой, молот вылетел из груды обломков и… врезался во что-то позади.
– Одинова борода… – выдавил Тор, прежде чем рухнуть.
– Ауч, – лаконично сказала Наташа.
Все остальные, похоже, потеряли дар речи.
А Мьельнир вернулся обратно и мирно повис у Сержанта перед грудью. Счастливый, тот доковылял до лежанки, аккуратно обернулся вокруг своего трофея калачиком, напускал на него слюней и уснул.
Глава 19
Благодаря определенным особенностям своего состояния, о которых Сержант предпочитал не думать, пулевая рана и сложный перелом зажили за неделю. И неделя эта была не из приятных. Из-за росшей под гипсом шерсти и ускоренной регенерации лапа чесалась просто зверски. К счастью, Стив старательно отвлекал пса от неприятных ощущений: гладил, держал в тепле и разговаривал. Без конца разговаривал. К концу недели Сержант не сомневался, что Стив вывалил перед ним всю свою биографию.
– Надеюсь, я тебе не надоел, – вздохнул Стив, когда чертов гипс, наконец, сняли. Покраснев, он взъерошил себе волосы, от чего те стали напоминать растрепанный веник. – Я просто… ну… не хочу, чтобы ты думал, будто от нас надо что-то скрывать. Или что я от тебя что-то скрываю. Откуда ты, каким именем себя называешь, почему остался со мной. Но я же не могу ожидать, что ты будешь рассказывать о себе, если сам о себе не расскажу, верно?
Сержант в ответ положил голову ему на колено. Стив улыбнулся и завел историю о том, как его вырвало на аттракционе в Кони-Айленде в те дни, когда он был тощим болезненным ребенком.
Дурень.
И все-таки из-за этой чудесной суперрегенерации у них возникла проблема. Дверь открылась, прерывая Стивов рассказ, и в лабораторию вошел Брюс с планшетом. Следом ввалился Тони с сумкой через плечо.
– Ну же, признай, это отличная идея.
– Это идея, – согласился Брюс. – Но и только. Слишком бросается в глаза.
– А что в этом плохого?
– О чем спор? – сдвинув с колен морду Сержанта, Стив встал.
Пес остался на лабораторном столе. Наверное, делать это было необязательно, но на стол положили такие удобные одеяла, что двигаться совершенно не хотелось. Сержант вильнул хвостом в знак приветствия.
Довольно нерешительно ему улыбнувшись, Брюс повернулся к Стиву.
– Я посмотрел снимок. Хорошие новости состоят в том, что нога и плечо полностью восстановились. Возможна небольшая мышечная слабость, но и только. Кость выглядит как новая.
Это потому, что я крут!
Стив со вздохом облегчения погладил Сержанта по голове.
– Всего за неделю? Действительно хорошие новости.
– Угу-у-у, – протянул Тони. – Теперь к плохим новостям. Он выздоровел за неделю, а рентгеновские снимки его раздробленной кости гуляют по всему гуглу. И Фокс-Ньюс до сих пор верещат, какой ты жестокий, что сразу его не усыпил.
Чего? Екарный бабай! Так, у моего мочевого пузыря новая цель.
Стив скривился.
– И что теперь? Держать его в гипсе, пока не пройдет нужный срок?
Нетушки, оно чешется.
– Не-а, не сработает, – отмахнулся Тони. – Другие телеканалы проконсультировались с ветеринарами, и все в один голос твердят, что после такого лапу остается только ампутировать.
Стоп. Пусть чешется, потерплю.
– Я не дам отрезать моей собаке лапу, – бесцветно произнес Стив.
Тони приманьяченно ухмыльнулся.
– Не надо ничего отрезать. У меня есть план!
Бросив сумку на соседний стол, он побарабанил по компьютерной клавиатуре и жестом открыл голографический экран. Сержант с удивлением уставился на увеличенную копию себя, вполне величественную с виду, пусть и полупрозрачную. Левая нога двойника была из металла – протез, раскрашенный в алый и золотой.
– Выглядит по-дурацки, – сказал Стив.
Выглядит просто супер!
Тони фыркнул.
– Ладно, давай возьмем твои цвета.
Он сделал знак, и протез перекрасился в красно-бело-синий.
– По-моему, лучше не стало, – простонал Стив.
– Почему? Что не так?
Пока они спорили о превосходстве стильности над скромностью и наоборот, к Сержанту подошел Брюс.
– Э, привет, – сказал он.
Привет?
Сержант слабо шевельнул хвостом. Даже после того, как всем стало известно, кто он такой, и Мстители решили, что он не загрызет их в собственных постелях, никто, кроме Стива, с ним особо не общался. И теперь, когда это случилось, Сержант почувствовал себя странновато. Обычно люди не заговаривают с собаками таким тоном, будто ждут ответа.
– Твои снимки выглядят очень хорошо, – сообщил Брюс. – Но мне бы еще хотелось взять у тебя кровь, чтобы удостовериться, что все и правда в норме. Плюс это крайне интересует меня с научной точки зрения.
Капитан Заботливая Мамаша тут же замолк на полуслове и развернулся.
– Кровь? Зачем брать у него кровь?
– Уж не затем, чтобы продать на eBay, – паясничал Тони. – И вообще, Сержанту решать.
Стив тут же уставился на пса.
– Сержант, ты не обязан этого делать, – он глянул на Брюса. – Без обид, но я сомневаюсь, что он поможет тебе контролировать Халка.
Брюс вздохнул.
– Я вполне осознаю, что смешивать мою кровь и кровь оборотня, просто отвратительная идея. Но я ученый. И Тони прав, это его выбор. Сержант, можно я возьму у тебя немного крови?
– Сержант, ты можешь отказаться, – повторил Стив.
– Но если ты согласишься, – перебил Тони, копаясь в сумке, – я дам тебе два пакета собачьих угощений.
Он продемонстрировал две серебристые упаковки.
– Со вкусом гремучей змеи и бегемота.
Боже мой!
– Не подкупай мою собаку!
– Я не подкупаю, а поощряю, – Тони швырнул пакеты на стол и вытащил длинный резиновый хот-дог. – И в качестве бонуса добавлю вот эту игрушку-пищалку!
ПРОДАНО!
Сержант заплясал на столе, так высоко задирая лапу, что едва не загремел на пол. Тони бросил игрушку, и пес подхватил ее на лету.
ПИП! ПИП! ПИП!
Стив одарил Тони уничижающим взглядом.
– Ненавижу тебя.
Тони хлопнул его плечу.
– Врешь. А теперь давай еще немного обсудим протез.
– Я же сказал, мы не будем отрезать ему лапу.
– Разумеется, не будем. Я же не сволочь. То есть, окей, я сволочь, но не садист. Мы просто сделаем так, чтобы люди подумали, будто лапу ампутировали и заменили протезом. Такая техника существует. Инновационная и дорогая, но существует. В конце концов, взгляни на это с другой точки зрения. Он привлечет столько общественного внимания к проблеме протезирования конечностей, что люди начнут охотнее жертвовать деньги. Сколько пользы это принесет тем, кто нуждается в протезах! А ему только и придется, что побегать в косплее.
Стив колебался, наполовину убежденный одним лишь этим аргументом. Сержант не обращал на их разговор – как и на Брюса, берущего у него кровь – особого внимания. Он был увлечен пищалкой и вкусняшками. Хоть какой-то плюс от разоблачения истинной сущности – теперь можно было не притворяться, будто он не способен самостоятельно вскрыть пакеты.
Голову Сержант поднял, только когда спорщики достигли своего рода компромисса. Или хотя бы сузили выбор до двух позиций.
Первым вариантом был шикарный протез в стиле Железного Человека. Второй выглядел как его обычная лапа, потому что это и была его обычная лапа, только сквозь шерсть вокруг суставов проглядывали «металлические вкрапления».
– Какой тебе больше нравится? – осведомился Стив, явно склоняясь ко второму варианту.
ПИП! ПИП! ПИП!
Стив поморщился.
– Ты в курсе, что это раздражает?
Теперь я знаю, чем заняться в три часа ночи, если спать не хочется!
Но Сержант все же посмотрел на оба изображения и подумал. Первый протез был клевый, весь блестящий и яркий (хотя в собачьем облике цвета различались не слишком хорошо), но Сержант задумался, сколько эта крутая штука будет весить, и как будет путаться под ней шерсть и чесаться кожа. После недели в гипсе перспектива казалась истинной пыткой. Поэтому пес вытянул шею и ткнул носом в картинку номер два.
Стив победно глянул на Тони.
– Ну и ладно, – насупился тот. – Обойдемся скукотищей. Лузеры.
Отведя взгляд от Стива, Тони моргнул.
– Брюси?
Сержант и Стив повернули головы. Последние полчаса Брюс изучал взятую у Сержанта кровь, но теперь оторвался от микроскопа, и лицо у него было бледное.
– Что такое? – тут же переполошился Стив. – Что? Он болен?
Брюс открыл рот, закрыл и лишь спустя секунду смог выговорить:
– Нет. Не думаю. В образце имеются некоторые элементы, которые я не могу идентифицировать, они уникальны. Но еще я обнаружил… – тут ему пришлось замолчать и глотнуть воздуха. – У него сыворотка суперсолдата в крови.
И все трое уставились на Сержанта.
ПИП! ПИП! ПИП!
Глава 20
Сержант вытащил голову из опустевшего пакета и понял, что все на него смотрят.
Что? Если вы тоже хотели, так поздно уже. Я все съел.
Люди молчали. Просто таращились.
Ну что такое? Я что-то пропустил?
– Выходит… – медленно произнес Тони. – Он суперсолдат и оборотень в придачу.
Какой еще суперсолдат?
– Очевидно.
Брюс пощипал себя за переносицу. От него пахло стрессом. От них всех так пахло.
Мне надо было поделиться, да?
Стив почесал пса за ушами, и это было бы чудесно, если бы потом он не открыл рот.
– Сержант, нам нужно, чтобы ты рассказал, как получил сыворотку. Это важно.
Чего? Я все еще понятия не имею, о чем речь, сопляк.
Очень, очень неприятное воспоминание зашевелилось в глубине сознания, и он взвизгнул вслух.
Вот черт. Только не это.
Стив тут же принялся гладить и тормошить его обеими руками.
– Все в порядке, – убеждал он, – не бойся. Но нам очень надо знать. Кроме человека, который дал сыворотку мне, и экспериментов Брюса, никто хороший над ней не работал.
– Его сыворотка сильно отличается от моей, – перебил Брюс. – Она скорее похожа на твою, Стив. Не такая чистая, но состав ближе всего, что мне приходилось видеть.
– Возможно, какой-то прототип? – предположил Тони. – Что-нибудь типа того, что использовал Красный Череп? Должно быть, ГИДРа сохранила что-то из образцов Эрскина. Разве Эрскин не уничтожил все наработки, прежде чем переметнуться на запад? А, Стив?
Стив не ответил. Он был слишком занят возней с восьмьюдесятью килограммами волчатины, которые пытались спрятаться у него под рубашкой.
Я не хочу вспоминать! Не заставляйте меня!
Все эти имена, эти ужасные слова, которые он так долго и усердно выталкивал из сознания и надеялся, что сумел забыть. Все эти воспоминания. Теперь они хлынули назад, и даже объятия Стива не в силах были остановить дрожь и поскуливания.
– Он боится, – оставив попытки спасти рубашку, Стив прижал Сержанта к себе.
– Да что ты говоришь, – Тони подошел ближе. – Дай-ка я кое-что попробую.
Он наклонился и рявкнул Сержанту в ухо:
– ГИДРа!
Сержант взвыл и тщетно попытался влезть Стиву под кожу.
– Тони! – возмутился Стив.
– Эй, зато мы теперь знаем, от кого у него сыворотка. Как считаешь, они его ищут? Учитывая всю эту публичность, они точно знают, что он у нас.
– Они доберутся до него только через мой труп, – прорычал Стив.
– Пусть сначала пройдут через всех нас, Сосулька, – утешил Тони.
– И они это сделают, – устало проговорил Брюс. – И все-таки нам нужно точно знать, что с ним случилось, кто это сделал и когда. А он не в настроении общаться.
Сержант льнул к Стиву, спрятав хвост между ног, ухом прижавшись к его груди, чтобы слышать сердцебиение, вдыхая его запах. Он не мог говорить. Он не хотел говорить. Все, что он мог – мучительно переживать все заново и вспоминать.
========== Главы 21-24 ==========
Глава 21
Обрывки воспоминаний, непрошеные, но неудержимые, все вспыхивали, воскрешая события, случившиеся много десятилетий назад…
Все офицеры были мертвы, и то же самое грозило остальным, если кое-кто не вытащит голову из задницы. Он смотрел в прицел на приближающихся немцев и матерился про себя, пусть даже одного и удалось снять пулей в горло.
– Сделай что-нибудь, Сержант, – сказал позади Дум-Дум. – Ты теперь самый старший.
– Свезло так свезло, – он дослал патрон и повысил голос, чтобы слышно было через пальбу. – Назад! Все назад!
В жопу генеральский приказ. Своих людей он сбережет, а там пусть его хоть под трибунал отдают.
Он снова глянул в прицел – по сути, кусок стекла с нарисованным перекрестием – как раз вовремя, чтобы увидеть, как один из приближающихся солдат растворяется во вспышке синего света.
– Что за черт?
Все больше людей попросту исчезало, а из темноты выкатывались немецкие танки, оснащенные странного вида орудиями – с нарисованными на них стилизованными осьминогами, растопырившими щупальца. И все эти орудия нацеливались на выживших из 107-го полка.
Сержант сглотнул и встал, поднимая руки.
– Парни? Сдавайтесь. Похоже, мы влипли.
Вены горели огнем, мышцы сводило конвульсиями, а голос пропал от бесконечных криков. Работать на ружейном заводе было плохо, получать побои всякий раз, когда вступался за своих перед охраной – еще хуже. А пневмония, вынудившая их взять его в качестве подопытного, стала последней каплей. Во всяком случае, так он думал, пока мучители не начали наполнять его вены кошмарами и не положили его под аппарат, излучающий сущий ад.
– 322557… – бормотал он, а еще имя и звание.
Это длилось миллионы лет – с тех пор, как его втащили сюда и привязали к столу. Он чувствовал запах грязного тела, мочи и дерьма, старой крови и гнили, слышал бесконечный стук капель и шипение плавящегося металла под аккомпанемент воплей и периодических выстрелов. Он не знал, был ли жив или мертв, кто из его однополчан все еще влачил жалкое существование на заводе, или, может, он каким-то образом угодил в ад и просто не заметил, когда демоны запустили в него когти.
По крайней мере, хуже уже некуда, сказал он себе в какой-то момент. Его могли бить, жечь, морозить, делать тысячу других вещей, но пока с ним все это проделывали, он хотя бы знал, что, благодаря ему, этого не делают с его людьми, а это чего-то да стоило, так ведь? И еще ему не задавали вопросов – после того последнего раза, когда мерзкий болтливый коротышка поинтересовался его самочувствием и вкатил ему целую серию инъекций.
Сержант мало что соображал, но все равно гордился тем, как заблевал этой крысе весь белый халат.
Он понял, что все-таки угодил в преисподнюю, когда в лаборатории появился демон с красным лицом без кожи, одетый в безукоризненную нацистскую форму.
– Доктор Зола! – заговорил демон. – Как продвигается эксперимент? Я слышал, ваш последний подопытный протянул дольше остальных.
Зола повернулся к демону с видом одновременно перепуганным и подобострастным.
– Да, герр Шмидт. Его тело приняло сыворотку, пусть и несколько отличную от той, что нам удалось спасти из лабораторий доктора Эрскина. Я уверен, что, когда лихорадка пройдет, он станет таким же сильным и быстрым, как вы.
Шмидт посмотрел на Сержанта. Глаза у него были вполне человеческие, что по контрасту с лишенным кожи лицом делало его облик еще более инфернальным. Приглядевшись, Сержант мог различить, как по жилам среди обнаженных мышц движется кровь, и от этого в нем закипал ужас.
– 32557038, – забормотал он, потом перешел к имени и званию, но на него никто не обращал внимания, и он повторял эти слова, будто мантру против надвигающегося безумия.
– Отличная работа, доктор. Как можно быстрее переправьте его в восточный лагерь. Мне интересно, продержится ли сыворотка против последних приобретений герра Гитлера.
Зола выглядел шокированным.
– Вы собираетесь швырнуть его чудовищам? Но это наш единственный успех!
И добавил под взглядом Шмидта:
– Помимо вас, разумеется.
Лицо Шмидта исказилось в ухмылке.
– И этих успехов у вас будет гораздо больше, мой дорогой доктор, теперь, когда вы усовершенствовали свою технологию. Нам больше не придется полагаться на американского пса, который в любой момент может обернуться против нас.
– Но у нас осталось всего несколько доз сыворотки, – возразил Зола.
– И так много надежных людей из ГИДРы, чтобы ее применить, – Шмидт сделал широкий жест. – Действуйте, доктор. Мы можем пожертвовать одним подопытным. У вас достаточно времени, чтобы создать настоящих суперсолдат. Никто не осмелится атаковать эту базу. Что касается данного экземпляра, считайте, что мне любопытно. Перевозите его.
Зола сгорбился.
– Да, герр Шмидт.
За новой базой, позади рядов тяжелых клеток и вольеров, была большая яма. Яму опоясывало ограждение, люди перегибались через него, кричали и бросали вниз камни, палки и что-то съестное. Из ямы доносилось беспрестанное, отдающееся эхом рычание.
Зола предпочел остаться в лаборатории, прислав вместо себя одного из ассистентов. И теперь ассистент тщетно корчил из себя главного, пока двое солдат волокли Сержанта к яме. Сержант висел у них на руках мертвым грузом, голова все еще кружилась от ударов прикладом, которыми его награждали в кузове грузовика за малейшие движения. Он и рад был не двигаться, но грузовик подскакивал на ухабах, и лежать совсем неподвижно не получалось.
И все же он был уверен, что еще жив: мертвецам не бывает так паршиво. Тем не менее, вдали от лаборатории, на свежем воздухе, ему медленно становилось лучше, впервые после того, как его полк взяли в плен. Что-то двигалось под кожей, сила текла, возвращаясь к нему, как вода в сосуд.
Но она текла недостаточно быстро. Пока зрители выкрикивали что-то о свежем мясе, солдаты подтащили его к яме и бесцеремонно швырнули через ограждение.
Глава 22
Сержант не знал, сколько пролежал без сознания, пролетев добрых десять метров и приземлившись на твердое. Минула, казалось, вечность, прежде чем голова перестала кружиться, и он начал приходить в себя и осознавать всю серьезность ситуации. Может, прошли часы, может, дни.
Но скорее всего – секунды, потому что к нему вдруг метнулась тень, и в левое плечо глубоко вонзились бритвенно-острые клыки. Что-то вскинуло его в воздух и принялось трясти, все сильнее разрывая кожу и мышцы.
Сержант был на короткой ноге с болью. Он ничего другого не испытывал с тех пор, как очнулся, пристегнутый к столу. Но эта боль была иная, не похожая на ту трясину, в которую он погружался, медленно и неотвратимо. Эта боль была острая, грубая, яркая и кровавая, она наполняла в равной мере адреналином и ужасом, заставляя драться за свою жизнь.
Размахнувшись правой рукой, Сержант ударил чудовище в голову. Удар должен был выйти слабым и бестолковым, способным лишь раздразнить монстра. Но кулак пробил хрустнувшую кость на виске и прошел прямо в мозг.
Содрогнувшись, монстр рухнул, хватка на руке ослабла. Оказавшись на свободе, Сержант вскочил на ноги и пятился, пока не врезался спиной в стену ямы. Крики наверху стихли, солдаты смотрели с изумлением. Не обращая на них внимания, Сержант переводил дыхание и рассматривал дыру, в которую угодил.
Монстр, которого он убил, был какой-то извращенной кошмарной смесью человека и волка. Или волком с трансформированными конечностями и спиной, благодаря чему он держался прямо и атаковал зубами и когтями. Мертвый валялся на земле, но в яме их было еще четверо, три самца и одна самка, судя по отвисшим грудям. Все они грозно рычали, держась, впрочем, у противоположной стены – очевидно, впечатленные тем, что он сделал с их соплеменником.
– Вы видели? – выкрикнул один из подонков на немецком, который Сержант худо-бедно разбирал. – Пятьдесят на американца!
И наверху снова заорали, называя ставки.
– Десять на волков, – пробормотал Сержант, тяжело дыша. – Буду должен.
Все тело дрожало, искалеченная рука не слушалась и заливала землю кровью, которой лучше бы, конечно, оставаться внутри. Один из мутантов, огромный серый урод, начал красться к нему вдоль стены. Сержант отступал, хотя таким макаром мог разве что угодить в лапы остальным.
Он задрал голову на зрителей.
– Никто не хочет сбросить мне нож или пистолет?
Те ухмылялись.
– Нет, американский пес, – произнес один с сильным акцентом. – Ты там сдохнешь.
– Отлично. Просто, блядь, великолепно.
Волк обошел труп и прыгнул, невозможно широко распахнув челюсти, выставив когти, как сабли. Сержант, которому еще до военной подготовки нередко доводилось участвовать в стычках, кувырком ушел в сторону и вскочил – волк даже развернуться не успел. Сержант не стал удивляться, как умудрился провернуть маневр с такой скоростью – слепая ярость была отличной мотивацией – и пнул изо всех сил, прямо по впечатляющей ребристой спине.
Впечатляющая ребристая спина была, очевидно, стеклянная, потому что он услышал, как она хрустнула. Волк взвизгнул и упал.
Снова прижавшись к стене, Сержант уставился на оставшихся троих, которые явно не понимали, что происходит. Тут он был с ними солидарен. Он придерживал левую руку правой, но кровотечение прекратилось, и чувствительность начала возвращаться. Покалывание, зародившись в руке, распространилось по телу, медленно заменяя боль каким-то странным зудящим чувством, а страх – неестественной злобой.
Сержант сощурился, самый маленький из всех, слабейший. Он ненавидел их. Он ненавидел их, как ненавидел гидровцев, смеющихся наверху, и Золу, и Шмидта, и Дум-Дума, и весь 107-й, и своих родителей, и каждого человека, мимо которого прошел за всю свою долбанную жизнь. Он хотел убить их всех.
– Давайте, ублюдки, – прорычал он. – Чего ждем?
В ответ на его тон они тоже зарычали, сгорбившись, и Сержант расхохотался.
– Ну же!
Они набросились на него все разом, и он прыгнул навстречу, уже превращаясь – спасибо яду, проникшему в его вены с укусом – в монстра, такого же, как они.
Несколькими днями позднее возле его клетки остановился разъяренный Шмидт.
– Пятеро лучших, – он стащил перчатки и хлопнул ими о ладонь. – Пятеро лучших из нашего Батальона Смерти. Абсолютное оружие ГИДРы. Добровольцы, укушенные этой древней полумертвой развалиной, которую раскопали дураки Фюрера, и сошедшие с ума после трансформации. И все же полезные, о да, крайне полезные! Были, пока ты не разодрал их на куски!
Сержант больше не боялся этого существа: ни его оголенного черепа, ни ауры зла, витавшей вокруг. Растянувшись в глубине клетки, он издал тихое угрожающее рычание.
Шмидт вернул ему уничижительный оскал.
– Теперь у меня нет моих лучших бойцов, и, благодаря звездно-полосатой мартышке из подтанцовки, ты мой единственный оставшийся суперсолдат, пес.
В этом облике говорить было нельзя, так что голос начал звучать просто у него в голове. О сочувствии он забыл. Осталась только злость.
Было бы мне дело, я бы посмеялся над тобой, скотина.
Шмидт подошел ближе.
– Выходит, теперь ты будешь моим псом, американец. Либо ты порождаешь суперсолдат и оборотней для ГИДРы, либо…
Сержант рванулся вперед, и лишь тот факт, что у Шмидта тоже были суперспособности, избавил того от участи лишиться головы, а то и половины туловища.
– Ты будешь наш, – прорычал Шмидт на прощание. – Это неотвратимо!
Да как скажешь.
Основная проблема с ненавистью заключалась в том, что со временем она превращается в скуку.
Сержант лежал в клетке, которую не покидал с тех пор, как его заволокли сюда с помощью цепей и электрошокеров. Некоторое время в смежную клетку приводили добровольцев, а потом поднимали загородку.
Вопреки надеждам Шмидта он разрывал всех на куски. Вскоре добровольцы закончились, сменившись заключенными из местных концентрационных лагерей, однако их участь была такой же, как у добровольцев. Он упивался кровью и смертью.
А так Сержант скучал, лежа в жидкой тени клетки в чудесный весенний день, и следил, как по небу плывут облака. Люди были вне поля зрения и осязания, в лесу пели птицы. Он чувствовал такое умиротворение, какого давно не ощущал.
Возле прутьев появилась бабочка. Порывом ветерка ее втолкнуло в клетку, где она запорхала над лицом монстра. Он лениво щелкнул челюстями, но промазал, и она приземлилась на кончик его носа, медленно поводя крылышками.
Он замер, скосив глаза в… благоговении? Красивая, хрупкая, невинная, бабочка была в сантиметрах от смерти и ничуть его не боялась.
И что-то в этой нежности побороло гнев монстра. Гнев не исчез напрочь. Гнев оборотня не может исчезнуть, но он как-то угас, и к Сержанту пришла первая, кажется, за несколько месяцев мысль, которая принадлежала именно ему.
Что я наделал?
Его обуял абсолютный ужас. Он был самым худшим из монстров, убийцей, страшнее, чем Шмидт, Зола, любой нацист или гидровский прихвостень. Он не был человеком. Он больше не заслуживал быть человеком. Он оказался слишком слаб, чтобы цепляться за свою человечность.
Господи! Что же делать?
Надо было отсюда выбираться, пока они не придумали, как с его помощью сделать еще одного оборотня или тысячи. Пока они не взяли его кровь и не выяснили, как создать больше суперсолдат и выиграть войну. Собственная участь была ему не важна, он не надеялся, что когда-либо сможет себя простить, но он должен был выбраться. Как угодно.
Но как?
Бабочка, вспорхнув с его носа, вылетела между прутьями клетки и исчезла в полях, расстилающихся за волчьей ямой. Но он не мог просто последовать за ней. Расстояние между прутьями было слишком мало – туда не пролез бы ни оборотень, ни человек. Ему надо было стать чем-то меньше и тоньше.
Сержант точно не знал, на что способен. До этого все получалось на инстинктах, он даже не стал превращаться обратно. Не то чтобы ему хотелось. В любом случае, он потерял право называться человеком.
И тогда Сержант выбрал другой путь. Не к человеку. Не к оборотню. К волку. К чистому зверю, который, должно быть, скрывался за чудовищем и оставался единственной невинной его частью.
Это было сложно, процесс причинял дикую боль, но он этого заслуживал, подогреваемый мыслью о том, что произойдет, если он не сбежит. Он упал на четвереньки, пальцы укорачивались, кости сдвигались, становясь если не меньше, то тоньше, череп сузился, а грудная клетка вытянулась. Превратившись в черного голубоглазого волка, Сержант протиснулся между прутьями. Нос и уши атаковали сильные с непривычки запахи и звуки, недоступные оборотню, а зрение сделалось почти черно-белым.
Нетвердо держась на ногах с непривычки, солдат, которого Красный Череп называл американским псом, ринулся вон и исчез в лесу.
Глава 23
Никуда конкретно не направляясь, он прибежал к лагерю 107-го полка.
Он туда не собирался, но каким-то образом, даже не думая, попал. Волку это хорошо удавалось – не думать. Не то чтобы он не мог. Да, вокруг была куча отвлекающих факторов, на которые он обычно не обращал внимания. Он проводил дни, все обнюхивая, задирая лапу на добрую половину того, что обнюхивал, и преследуя все, что напоминало белку.
В этом была прорва умиротворения.
И выйти из леса на край лагеря оказалось шоком. Он, разумеется, почуял лагерь заранее, но еще не научился как следует разбирать, что обозначает тот или иной запах, и понятия не имел, где находится. И теперь он узнал и палатки, и более внушительные постройки, вроде столовой и штаба. Повсюду стояли джипы, была даже парочка танков.
А еще по лагерю сновали люди, и Сержант взвизгнул, узнав некоторых. Солдаты из 107-го, с которыми он ходил в бой – все они занимались обычной работой, а между делом развлекались, курили, спорили и смеялись.
Казалось, прошла целая жизнь с тех пор, как он видел их в последний раз (хотя, по сути, жизнь и прошла), и он стоял, незамеченный, в кустах и смотрел с каким-то ощущением потери на сердце.
Через секунду в груди у него екнуло: из-за палатки вышел Дум-Дум с людьми, которые были в одной клетке с ним и Сержантом, прежде чем Сержанта уволокли в ад, где он и пребывал до сих пор.
Они выжили? Святые угодники, они действительно вернулись? Шмидт не лгал, что их спасла «мартышка» из подтанцовки?
Если когда-нибудь увижу эту дамочку – расцелую!
Виляя хвостом и пританцовывая, он поскуливал. Он мог вернуться. Дум-Дум и все остальные… Они выжили. Он мог вернуться!
Нет, не мог. Он стал монстром. Он не заслуживал быть человеческим существом. Он даже не был уверен, что помнит, каково это – быть человеком.
– Эй, кто у нас там? Ты что здесь делаешь?
Чего?
Вынырнув из задумчивости, он увидел, что Дум-Дум опустился на корточки в нескольких шагах и протягивал руку. Другие остановились чуть позади. Пес тут же поджал хвост.
– Не бойся, – уговаривал Дум-Дум. – Иди сюда, мальчик.
– Какой большой, – прошептал Морита.
– О да, – согласился Джонс. – Смотри, Дум-Дум, а то без руки останешься.
Осторожно вытянув шею, пес понюхал довольному Дум-Думу пальцы. От него пахло табаком, машинным маслом, паршивым казенным мылом, грязью и потом.
– Хороший мальчик, – похвалил Дум-Дум и поскреб пса за ушами.
О! Блаженство!
– Ха! Il t’adore! – засмеялся Дернье.
– Можем взять его себе, – предложил Фэлсворт. – Чтобы ни у кого не оставалось сомнений, почему мы Воющие Коммандос.
– Эй, Кэп! – заорал Джонс. – Давай сюда, посмотри на наш новый талисман!
Дум-Дум продолжал его чесать, и пес подался навстречу руке. Это было… чудесно! Хвост сам собой принялся медленно вилять.
– У него глаза, как у твоего Сержанта были в Аццано, – заметил Джонс.
– Ага, – грустно согласился Дум-Дум. – Можем, назовем пса в честь него.
Охваченный ужасом и виной, пес отшатнулся. Он не мог здесь оставаться. Он не заслуживал. Быть названным в честь себя? Каждую секунду переживать, что снова превратится в монстра?
Раздались чьи-то шаги, и в эту секунду пес развернулся и бросился обратно в лес, игнорируя несущиеся вслед крики. И он бежал долго, очень долго.
