Текст книги "Сборник юмористических повестей №1"

Автор книги: Диана Луч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

– В больнице у меня было время для размышлений, и я решил с тобой развестись!

Одна женщина от скуки начала писать картины и, несмотря на то, что при выписке её обязали оставить их в стационаре, чтобы предотвратить распространение инфекции, в последствие она стала известной художницей.

Однако пациентам с желудочно-кишечными инфекциями было не до художественного творчества и прочих занятий, понятно почему. Во время врачебного обхода они вели себя сдержанно и немногословно по причине: рвотных позывов, яростного газоиспускания и сильного желания опорожнить кишечник. В остром периоде больные с кожными высыпаниями тоже были грустны, хмуры, унылы, поэтому не очень общительны. Кто же захочет быть прыщавым с головы до ног! Своего неприятного внешнего вида стеснялись все, особенно женщины. Некоторые из них даже запрещали мужьям и любовникам посещать их во время болезни и поручали это другим родственникам. Врачи инфекционного отделения подолгу не выписывали пациентов, поскольку хотели лишний раз подстраховаться. Они даже заводили по две истории болезни на каждого больного, если вдруг одна потеряется, а вместе с ней и бланки с результатами анализов, подтверждающие наличие того или иного заболевания. Кроме того, врачи постоянно интересовались самочувствием своих пациентов и при малейшем сомнении отправляли их на повторные анализы.

Глава 10.

В крыле "В" нашей больницы стажировались ещё три врача-интерна: Петр, Вольдемар и Элеонора. В инфекционном отделении, куда меня перевели на три месяца, я познакомился с Петром, и мы сразу подружились. Интересно, что звали его – Петр Васильев, а меня – Василий Петров. Наверное, на подсознательном уровне мы понравились друг другу простотой и схожестью имён, поэтому легко и быстро наладили общение. Вольдемар с Элеонорой тоже подружились, да так крепко, что вскоре поженились. Понятно, что любой из нас в их компании оказался бы лишним, поэтому мы с Петром сформировали свою маленькую компанию из двоих человек. К тому времени школьные и университетские друзья выпали из моего поля зрения. Кого-то забрали в армию, кто-то уехал в другой город, а кто-то женился и обзавелся детьми. Короче говоря, общение с бывшими друзьями стало эпизодическим и, по правде сказать, не очень интересным. Похоже, у Пети была похожая ситуация. Во всяком случае про своих друзей он мне почти ничего не рассказывал. Зато много говорил про своих родственников. У всех у них, в отличие от моих родителей (матери – учительницы и отца – военного), были исключительно интересные профессии: морской биолог, герпетолог, трейдер, сомелье, инженер космонавтики, пилот авиации Крайнего Севера. Представляю, сколько всего интересного они рассказывали на семейных праздниках! Мы же с роднёй отца и матери после часовой беседы про свой быт остаток вечера обычно проводили перед телевизором.

Моего нового друга назвали Петром в честь сразу нескольких известных личностей: государя, ученого, музыканта, полководца, а меня – в память о коте Ваське, который сидел у моей беременной матери на коленях и громко мурлыкал. Впрочем, у нас с Петей было и много общего. В детстве я мечтал стать сначала космонавтом, потом полицейским, и только потом врачом. Петя в пятилетнем возрасте тоже хотел податься в космонавты, позже: в ветеринары, полицейские, учителя, пилоты и даже сантехники – после того, как их квартиру залило канализационными отходами из лопнувшей трубы. Это событие повлияло и на то, чтобы стать врачом, причем не каким-нибудь, а именно: инфекционистом. Если я в детстве собирал обычные марки и заполнил ими целых два альбома, то у Пети (как у опытного геолога, постоянно пополняющего коллекцию минералов) была большая коллекция экскрементов, помещенных в малюсенькие коробочки. Страсть к этому появилась у него после того, как их квартиру затопило фекалиями со всего подьезда. Течь в трубе устранили, а экскременты засохли на полу маленькими кусочками. Петиной матери с трудом удалось отодрать их от паркета, при этом она громко ругалась, а Петя всё это время с удовольствием рассматривал в лупу замысловатые формы фекалий.

Экскременты он собирал не просто так, ради интереса, а во имя науки, поскольку хотел обнаружить в них новую, ещё не известную миру опасную бактерию. У Пети был развит дух исследовательства. Даже с отдыха, вместо сувениров, он привозил разные испражнения: обезьян, змей и попугаев, предварительно их высушив. Таможенники в аэропортах Турции, Марокко, Вьетнама и Тайланда, обнаружив в Петином чемодане странные катышки черного цвета, давали их понюхать собакам-ищейкам, но те лишь брезгливо отворачивались и фыркали, давая понять, что данный объект не стоит их внимания. В стационаре Петя держал больных с желудочно-кишечными инфекциями дольше других врачей. Он множество раз отправлял их анализы на повторное исследование, а меня однажды уговорил смешать экскременты нескольких пациентов и оставить их на «дозревание» в комнате, где санитарки готовили обеззараживающие растворы – вдруг в этой смеси зародится новая бактерия! Но она не зародилась. Тогда Петя предложил воздействовать на каловую кучку сначала ультрафиолетом, а потом радиацией. Я отказался в этом участвовать, поскольку все, хранившиеся в этой комнате обеззораживающие вещества были огнеопасными и взрывоопасными.

– Ты прав, лучше не перегибать палку! – подумав, согласился мой друг, но свою исследовательскую деятельность не прекратил. Помимо сбора и анализа экскрементов, было у него ещё одно увлечение. В свободное время Петя писал диссертацию на тему: «Исторические свидетельства об инфекционных заболеваниях в древнеегипетском культурном наследии». Однажды я поинтересовался:

– Каково практическое применение твоей диссертационной работы?

– Никакого! – расплылся в улыбке Петр. – Какое может быть практическое применение у Эйфелевой башни или смотровой площадки в горах?! Красивое изложение оригинальной темы ценно само по себе. Согласись, что не каждую диссертацию интересно читать. Зато моя понравится каждому!

Кроме того, в своё свободное время Петя занимался парашютизмом. Он не раз совершал неудачные приземления, но при этом ни разу не получил серьезных повреждений. Однажды Петя грохнулся на крышу свинофермы, пробил её ногами и угодил в свинарник, после чего отправил всю испачканную одежду для бактериологического анализа в лабораторию – авось удастся обнаружить новую бактерию! В другой раз Петя приземлился с парашютом на густо унавоженное колхозное поле и увяз в нем по пояс, а затем отдал для лабораторного исследования испачканное в навозе парашютное снаряжение. Приземлялся он, куда попало, больше десяти раз, и ничего. Мне же, в отличие от него, сразу не повезло. Впервые прыгнув с парашютом за компанию с Петей, я приземлился туда, куда было запланировано – на большое ровное поле, по которому шло большое семейство ежей. Когда я ступил ногами на землю, меня понесло центробежной силой вперед. Я упал и затормозил об ежей ягодицами, после чего прыгать с парашютом мне расхотелось.

Петя был неординарным человеком, и это мне в нём очень нравилось. С ним никогда не было скучно. Не только меня, а всех коллег по работе он заражал своим неукротимым энтузиазмом. По его примеру врачи стали писать статьи для медицинских журналов и применять в своей работе новые техники. Наш травматолог придумал один хитроумный метод: перед тем, как вправить плечо, он с силой ударял по столу каким-нибудь предметом, больной на этот шум отвлекался, а в этот момент врач вправлял ему плечевой сустав на место. В результате больной даже не успевал испугаться и закричать от боли. Отоларинголог стал проверять состояние слуха: тихим постукиванием по крышке стола снизу. Если пациент реагировал на этот звук – значит, слух после болезни у него восстановился. Впрочем, иногда Петин энтузиазм обращался против него самого. Встречаясь с девушками, он убеждал их в необходимости самоопределения и самореализации в той или иной профессии, а потом из-за этого они прекращали отношения с самим Петей. Одна твердо решила стать стюардессой, другая посвятила всё своё время работе в ветеринарной клинике, а третья стала шеф-поваром китайского ресторана.

С Петей мы иногда сплетничали. Встречаясь за завтраком или обедом в больничной столовой, мы рассказывали друг другу разные истории и медицинские байки. К примеру, такую. Раньше травматологи нашей больницы запугивали больных, которые постоянно жаловались на боль. Два травматолога вставали около такого пациента, и один говорил:

– Думаю, придется нам эту конечность ампутировать! Если больной постоянно жалуется на невыносимую боль, значит, там начался необратимый процесс.

– Да, – соглашался другой, – отправим-ка его лучше в хирургическое отделение, и пусть этого пациента готовят к операции!

Услышав это, больной замирал от страха, прекращал жаловаться и не мешал травматологам производить осмотр его поврежденных конечностей и других частей тела. Но однажды травматологи попали впросак. К ним поступил пациент, жалующийся на сильную боль, возникшую после ушиба головы. Он оказался врачом. Один травматолог по привычке заявил:

– А не отправить ли Вас, уважаемый, на трепанацию?

В ответ больной желчно процедил сквозь зубы:

– Если Вы меня с сотрясением мозга отправите на трепанацию, то я через суд лишу Вас врачебной лицензии. Это я Вам, как врач, обещаю!

После этого случая травматологи решили пациентов не запугивать.

Помимо пересказа больничных историй, нам с Петей нравилось обсуждать спорные медицинские новости, опубликованные в печатной прессе или интернетовских источниках. Я зачитывал:

– По свидетельствам ученых, на появление шестипалости у новорожденных влияет употребление беременной матерью избыточного количества витамина Е… В США медики не советуют больным гриппом делать маникюр… Скоро станет возможным выращивать из крокодильих зубов вживляющиеся в десну имплантаты…

Чаще всего с подобными утверждениями мы с другом категорически не соглашались.

– Откуда у беременной в организме появился избыток витамина Е? Что она с утра до вечера питалась одними и теми же продуктами? – усмехался Петр. – И про зубы у крокодилов – полная ерунда! У нас же разный генотип.

– Действительно, странно… – кивал в ответ я. – По поводу больных с гриппом тоже нелепица какая-то… Это кому же при температуре "тридцать девять с хвостиком" придет в голову пойти в "салон красоты" или самому заняться маникюром?

Глава 11.

Я часто подменял отсутствующих врачей, поэтому не удивился, когда из инфекционного отделения меня отправили в травматологию. Работая там, мне не раз пришлось убедиться в том, что травму можно получить где угодно, и что сохранить себя в целости и сохранности чаще всего помогает соблюдение элементарных правил безопасности. Другими словами, на примере пациентов я усвоил, что иногда совершенно безобидные действия могут иметь трагические последствия. Был у нас пациент, который у себя на работе ради смеха сунул палец в дверной проём, а в это время проходившая мимо уборщица, не глядя, хлопнула дверью, в результате чего палец шутника был полностью раздроблен. Другой мужчина, открывая почтовый конверт, острым уголком так рассек себе бровь, что пришлось накладывать швы. Была у нас пациентка, которая мыла у себя дома покрытый ламинатом пол, поскользнулась на нем и, падая, ударила мужа шваброй по голове. В итоге он получил сотрясение мозга, а она сломала себе ногу.

Работать в травматологическом отделении было непросто, поскольку вдобавок к имеющимся больным приходилось осматривать вновь прибывших из приемного отделения и реанимации. Помню, привезли как-то на каталке одного пациента со сломанными голенями, обе ноги в гипсе. Спрашиваю:

– На что жалуетесь?

А он кратко, по-мужски, отвечает:

– Ноги болят!

Затем поступила пациентка с фиксирующей повязкой на нижней челюсти и стала объяснять:

– Смотрела комедию. Так хохотала, что вывихнула челюсть! А ещё говорят, что смеяться – полезно для здоровья!

Следующая больная на вопрос, что случилось, начала подробно рассказывать:

– С мужем повздорили. Я его огрела скалкой, а он спрятался от меня в туалете. Я ждала целых полчаса, когда он оттуда выйдет, а этот архаровец как выскочит из туалета со щеткой для чистки унитаза, и стал от меня ею отбиваться, весь халат мне забрызгал, не буду уточнять чем. Тогда я вбежала на кухню и схватила сковородку, а он надел себе на голову кастрюлю, потом взял половник и стал отбиваться от меня, то есть бить им по сковороде, которой я пыталась его огреть. На этот шум отреагировала соседка из квартиры справа. Она закричала: "Вы что там делаете? Прекратите играть на ударных инструментах!" Тогда я схватила веник и стала тихонечко бить своего по башке, а он стегал меня кухонным полотенцем…

Рассказ затянулся, всё больше обрастая подробностями. Я посмотрел на часы и оборвал пациентку:

– И чем дело кончилось?

– Скорой помощью!

– А что конкретно с Вами произошло?

– Отбиваясь от мужа настольной лампой, я задела локтем стакан с водой, она разлилась, я поскользнулась, упала и сломала себе шейку бедра.

– Наконец-то! Шейку какого бедра?

– Своего!

– Левого или правого?

– Вот этого!

– Ясно, левого, – заключил я, сделал запись в истории болезни и отправился в мужскую палату.

Медсестра сообщила, что привезли очередного пациента. Я подошел к стонущему мужчине и спросил:

– Что у Вас болит?

– Всё!

– А что больше?

– Все ранее сломанные кости! У меня так организм на перемену погоды реагирует.

– Это не к нам! Вас надо отправить в неврологическое отделение.

– Не хочу в неврологию! Я там уже лежал. Там все плаксивые, нервные, а у вас тут хорошо обезболивают, вот больные и лежат тихие, спокойные. Никакого шума, беготни, и отделение очень чистое!

– Ещё бы. Многие пациенты находятся здесь после операции! И не бегают по той же причине. Но дело не в этом! Если у Вас нет перелома, я не имею права Вас здесь держать. Должно быть сломано хоть что-нибудь, ну, не знаю, хотя бы палец…

Внимательно выслушав меня, мужчина кивнул, встал на ноги и хрястнул со всей силы ладонью о спинку кровати. В тот же миг он заорал от боли и показал сильно искривившийся и отклонившийся в сторону мизинец. Я вздохнул:

– Ладно, вижу! Придется Вас положить в наше отделение!

– Ура! – криво улыбнувшись, со слезами на глазах простонал мужчина со сломанным пальцем.

В этот момент ко мне подошла медсестра и сообщила:

– Доктор, у нас ещё одного из приёмного покоя привезли! Он сейчас в третьей палате.

Я поспешил туда и спросил у вновь поступившего пациента с забинтованной головой:

– Что у Вас? Сотрясение мозга?

Тот радостно, с улыбкой ответил:

– Да-а!

– Как это произошло?

– Я прыгнул в бассейн!

– А там не было воды… – предположил я.

Тот радостно воскликнул:

– Да-а!

– Слушайте, а Вы раньше не лежали в другом отделении нашей больницы – в том, что находится на пятом этаже? – предположил я.

– Да-а! – продолжал улыбаться тот.

– В психиатрическом? – уточнил я.

– Да-а! – бодрым голосом ответил больной.

Глава 12.

Как-то раз меня отправили на стажировку в родовое отделение больницы. Там я научился бороться со своими страхами и сомнениями. Как известно, роды – процедура не очень приятная не только для самой женщины, но и для отца ребенка. Иногда даже после длительных уговоров папаша категорически отказывается лицезреть появление на свет продолжателя своего рода. Хотя бывает и наоборот, особенно с первенцами. Беременная пару раз громко икнет, а муж в панике везет ее на всех парах в больницу и орёт как резаный в приёмном отделении:

– Помогите! Спасите! Моя жена рожает! Дайте мне скорее халат и отправьте нас рожать! – только жена смотрит на него и улыбается потому, что знает, что до родов ей осталась ещё три месяца.

Родовое отделение в нашей больнице было большим. Как и психиатрия, оно занимало весь этаж. Направили меня туда, чтобы я освоил родовспомогательные методы и сумел правильно принять роды в какой-либо экстраординарной ситуации: во время землетрясения, цунами или, к примеру, по дороге на работу в автобусе. Напрасно я надеялся, что свои первые роды буду принимать в присутствии видавшей виды опытной акушерки. Она предпочла умыть руки:

– Нет уж, дружочек мой! Нарабатывай практический опыт самостоятельно! И не волнуйся! Знания у тебя есть, а остальное приложится! Никто не знает заранее, как стать родителем, однако же все ими становятся. Здесь то же самое: начни – и поймешь, как действовать правильно!

Напоследок она пожелала мне: не опростоволоситься; и ушла, оставив один на один с медсестрой – женщиной лет пятидесяти. Та поспешила меня успокоить:

– Не переживайте, доктор! Самое главное – не падайте в обморок!

– А что? Такое уже случалось?

– С новичками не раз…

– Постараюсь! – ответил я как-то неуверенно, с волнением.

Сразу скажу, что в душе я очень сочувствую рожающим женщинам, поскольку это – болезненный процесс. И вот, когда первая моя пациентка на родовом столе начала сквозь слезы жаловаться, что обезболивающее уже не действует, и что схватки стали очень сильными, я попросил ассистирующую мне медсестру увеличить дозировку.

– Может, не надо? – покачала она головой. – У этой роженицы уже давно отошли воды, ребенок того гляди появится на свет. Она уже на финишной прямой. Многие женщины хотят увидеть появление своего ребёнка на свет, и она, наверное, тоже!

Но я настоял на своём, и после увеличения дозировки пациентка закрыла глаза и затихла.

– Она что… умерла?! – в ужасе прокричал я, схватившись ладонями за лицо.

– Нет, – ответила медсестра, подержав руку на пульсе у роженицы. – Просто она заснула.

– Как же теперь она будет тужиться? – запаниковал я. – Надо вызвать хирурга и сделать ей кесарево!

– Не надо! – спокойным голосом ответила медсестра и показала на младенца, выглядывающего из-под простынки, прикрывающей промежность пациентки.

– Ах ты, умница! Смотрите! Сам из мамочки выбрался! – затютюшкала медсестра, взяв ребенка на руки, и понесла его отмывать от родовой смазки.

Вторая пациентка прибыла на родовый стол, терзаясь сомнениями. В перерывах между схватками она то и дело повторяла:

– Всё это как-то неожиданно… и не вовремя! Меня только недавно повысили в должности, и начальник в любой момент может найти мне замену. Я так много работала, чтобы занять это место… А мой муж постоянно говорит, что ещё не готов стать отцом, что он не может взвалить на свои плечи такой груз ответственности. Может, мне всё-таки не рожать?

– Теперь уж придется! Тужьтесь! – отрезал я, с удивлением слушая её рассуждения.

– Скажите, почему я такая нервная? – не унималась она.

– Гормоны! – ответил я.

"Иметь ребенка – что может быть прекраснее?! – подумалось мне. – Как женщина не способна этого понять?!"

Но вот она родила, увидела младенца и, светясь от счастья, уставшим голосом спросила:

– Кто у меня?

– Девочка! – ответила медсестра.

Новоиспеченная мать взяла её на руки и, прижав к груди, стала гладить и целовать, а потом от прилива нежности и нахлынувших чувств воскликнула:

– Боже, доченька, прелестная моя! Что я говорила… Как я могла?! Деточка моя! Любимая! Плевать мне на всё начальство вместе взятое, пусть только попробуют меня уволить, лапочка моя! Да я своему шефу рожу набью, если он меня хоть раз упрекнет в том, что у меня ребенок! А муж, шел бы он куда подальше со своим дебильным инфантилизмом! Если твой папаша не мужик, солнышко моё, то он нам не нужен! Сама тебя выкормлю, выращу и всем обеспечу, лапочка моя милая!

Сияя от счастья, она повернулась ко мне, восклицая:

– Доктор, что это со мной?!

Я пожал плечами и ответил:

– Гормоны!

Когда новоиспеченную мамашу с младенцем отвезли в палату, я почувствовал, что из-за нервных переживаний или от того, что пришло время, в общем, что я сильно проголодался, вдобавок к этому в животе у меня громко заурчало.

– Сейчас бы перекусить! – пожаловался я медсестре, но она сообщила, что у нас новая роженица.

– Процесс уже начался! – по-учительски строго добавила медсестра, а санитарка вкатила в родильный зал очередную роженицу.

Приняв у неё роды, я вытер пот со лба и шепнул медсестре:

– Теперь всё! Можно будет позавтракать или пообедать, в общем, что-нибудь съесть!

– Нет! – отрезала она. – У следующей роженицы тройня. Пока она всех не родит, уходить никуда нельзя!

Сразу после этого в родильный зал вкатили женщину с огромным животом. Я посмотрел на УЗИ, сделанное ей накануне, и увидел три плода. Первый ребенок появился на свет довольно быстро, а остальные двое родились с перерывом в час. Когда роды у многодетной матери закончились, я совершенно серьезно подумал, что следующим на каталке из родильного зала придется увозить меня. Ноги у меня дрожали, колени подгибались, голова кружилась, и перед глазами все поплыло. Всё же я собрался с силами, дошел до ординаторской, опустошил там весь холодильник, а сразу после этого опустошил другой – в сестринской. Только тогда я снова почувствовал себя живым, сильным и энергичным, но ужасно виноватым. Чтобы искупить вину, мне пришлось заказать по телефону пиццу всем своим коллегам по работе. Доставил её молодой парень. Он вошел в родовое отделение в тот момент, когда дежурная медсестра куда-то отлучилась, и на посту никого не было. По этой причине никто этого парня не остановил, и он беспрепятственно дошел до ординаторской. В это время санитарка повезла на каталке кричащую роженицу по коридору. Доставщик пиццы так перепугался, что упал в обморок, и нам пришлось приводить его в чувство.

Последующие роды, которые я принимал, пошли как по маслу. Мамаши с младенцами на руках отбывали в палаты и выглядели очень довольными. Довольными были и папаши, а некоторые из них даже пьяными от счастья, но были и просто пьяные. К счастью, такое случалось нечасто. Но бывало, что уж говорить. Один так напился, наблюдая за родами своей супруги из-за стекла соседней комнаты, что, когда она родила, и ему позволили к ней подойти, он рухнул на свою жену сверху и не сумел самостоятельно вернуться в вертикальное положение. Наверное, новоиспеченный отец напился от страха. А может, сначала от страха, а потом от радости. Не знаю. Во всяком случае, присутствие отца на родах уже давно стало возможным.

Кстати, сами роженицы во время схваток могут вытворять что угодно и приглашать к себе в палату кого им заблагорассудиться. На моей памяти, кто у них только не сидел. Рядом с одной находился инструктор по фитнессу, который постоянно её корректировал:

– Не тяни прямую мышцу живота! Потом будет сложно восстановить её эластичность! Нагибайся во время схваток медленно и тянись подбородком к коленке!

Другая роженица во время схваток усаживалась в сложные позы йоги. Так она и родила с закинутой за ухо ногой. Кстати, виновата в этом была её подруга, которая по Интернет-связи на планшете руководила процессом "родов по системе йоги". Одной женщине муж без конца играл на скрипке, причем исключительно весёлые и энергичные мелодии, под которые роженицы в соседних палатах приплясывали и притопывали. Впрочем, это было не самое смешное. Однажды молодая роженица, девушка лет двадцати, пригласила к себе в палату большую группу поддержки – всех своих родственниц. Они стали делиться воспоминаниями о своих собственных родах и так увлеклись разговором, что не заметили начала родов у беременной девушки. В результате её малыш появился на свет прямо в палате. Другая роженица была по профессии бухгалтером. Вместе со своим начальником она составляла отчет для налоговой инспекции прямо перед родами. В промежутках между схватками шеф брал её за руки и умолял:

– Екатерина Ивановна, пожалуйста, вспомните, какие у нас были показатели во втором триместре!

Закусив губу и постанывая, она отвечала, а он записывал. К другой роженице пришел гипнотизер и, глядя ей в глаза, до самых родов твердил как заведенный:

– Ваш ребенок родится красивым, умным, успешным! Родовый процесс протекает плавно и разливается по Вашему телу приятными ощущениями! Вы получаете от него ни с чем не сравнимое удовольствие!

В палатах для рожениц запрещалось присутствовать только посторонним медикам, особенно акушерам и гинекологам. Этот запрет ввели после того, как одну женщину до смерти напугал её собственный дядя, проработавший сорок лет гинекологом. Когда у нее начались схватки, он вдруг стал вспоминать печальные случаи из своей практики.

– На моей памяти, один ребенок родился с вывихом бедра из-за неправильных действий акушерки. И ему ещё повезло! – с упоением вещал дядя-гинеколог. – Судя по тому, как его вытаскивала из чрева матери наша акушерка, для него это могло закончиться вывихом шеи! А что такое вывих шеи? Это – кривошея на всю жизнь, неоперабельное состояние мышц!

Наслушавшись грустных историй, роженица так разволновалась, что у неё началась истерика. Она стала кричать, размахивать руками и даже не подпустила к себе медсестру, которая хотела поставить ей капельницу с обезболивающим лекарством. Только когда дядю-гинеколога попросили удалиться, женщина успокоилась, а потом родила.

Глава 13.

Бывает же такое: в один и тот же день меня огорошили сразу двумя плохими известиями. Первое касалось моего друга. Обычно я не лез в Петину личную жизнь, а он – в мою. То есть мы иногда рассказывали друг другу кое-какие эпизоды, касающиеся наших взаимоотношений со слабым полом, но, конечно, не всё, а так, в общих чертах. И вот Петя объявил:

– Моя девушка беременна!

– Может, это не твоя вина? – вяло пролепетал я.

– Стыдно, Вася! – покачал головой Петя. – Мы же с тобой медики. Знаем, откуда берутся дети. Так что эта версия абсурдна и неправомерна.

– И что ты собираешься делать? – испуганно пробормотал я.

– Что? Что? Придется стать отцом!

Через несколько месяцев он им стал, а еще, как любой порядочный человек, женился на этой девушке и стал её мужем.

Вторая неприятная новость имела отношение к нашей клинике и ко мне, в частности. Главврач вызвал меня в свой кабинет и сообщил, что через три дня в нашу больницу нагрянет комиссия, а я должен буду сопровождать их во время проверки. Понятно для чего – чтобы в случае выявления каких-либо несоответствий мне, а не главврачу, выкручиваться и придумывать объяснения. Сам он в день прибытия комиссии заболел. Больничный ему выписала давно набившая руку на решении подобных проблем его личная секретарша – грудастая блондинка Марина Евгеньевна. Но суть не в этом.

Проверяющая комиссия состояла из трех человек: одного мужчины и двух женщин. Глава комиссии – низкорослый дядя лет пятидесяти сходу меня предупредил:

– Давайте-ка побыстрее, молодой человек, чтобы всё успеть до обеда! Не хотелось бы, знаете ли, нажить себе гастрита! У нас работа и без того нервная!

Я кивнул в знак согласия и повел их по корпусу "В" нашей больницы. Поначалу я так испугался, что от страха завел комиссию не туда. Сначала мы пришли в подвал, потом в автоклав, оттуда – в лабораторию, после чего заглянули в каптерку к дворнику, затем по черной лестнице дошли до седьмого этажа, а оттуда спустились по пожарной лестнице вниз, к крыльцу центрального входа в больницу. После такой активной разминки я почувствовал себя лучше, но на всякий случай принял успокоительную таблетку и запил её валерианкой. Наконец я успокоился и поверил в себя.

Вдохнув свежего уличного воздуха с больничной парковки, я с силой надавил на входную дверь и чуть не растянулся на полу потому, что она была крутящейся. Глава проверяющей комиссии вовремя схватил меня за шиворот и втолкнул в здание больницы. Мне чудом удалось удержать равновесие, но пройдя два шага, я споткнулся о резиновый коврик, упал, после чего резво вскочил на ноги, отряхнулся и, повернувшись к членам комиссии, сказал:

– Милости просим в наше лечебное заведение!

Сначала мы прошли в терапевтическое отделение, расположенное на первом этаже. Все было бы замечательно, если бы проходившая мимо нас санитарка не проштрафилась. Выкатывая больного из палаты, она забыла опустить металлический бортик на одной стороне кровати, и, когда эту санитарку позвал другой пациент с просьбой: подать ему судно, лежащий на каталке грохнулся на пол. Санитарка рывком подставила судно под больного и помчалась к лежащему на полу пациенту. Она помогла ему подняться с пола и забраться на каталку, но в этот момент другой пациент попросил забрать судно.

– Я всё сделал! – сообщил он заговорщицким голосом.

– Что? – хрипя от натуги, спросила санитарка, забрасывая, закатывая и закидывая на каталку упавшего с неё пациента крупного телосложения.

– Наложил.

– Что?

– Своё добро!

– Куда?

– Куда надо!

– А-а! – осенило санитарку, и она достала из-под него судно.

В этот момент у каталки открылся бортик на противоположной стороне, и грузный пациент снова грохнулся на пол. Кто-то в палате прокричал:

– И мне нужно судно!

Санитарка подложила под него судно (вместе с содержимым от предыдущего пациента) и помчалась укладывать на каталку свалившегося с нее больного. Мы наблюдали за происходящим в дверной проём палаты, пока глава комиссии не изрёк:

– Хо-ро-шо!

Никто не знал, что именно он имел ввиду: что упавший с каталки пациент ничего себе не сломал, что два других пациента благополучно опорожнили кишечник, что санитарка все это время шептала себе под нос неприличные слова и выражения так, чтобы их никто не услышал… В общем, допытываться у него мы не стали и проследовали дальше.

В отоларингологическом отделении члены проверяющей комиссии решили заглянуть в перевязочную. Там одной пациентке медсестра только что наложила компресс на правое ухо и уже собралась отправить её в палату, как вдруг в перевязочную вошла другая медсестра и, хихикнув, сказала:

– Вообще-то компресс ей надо на левое ухо!

Медсестра перевязочной вздохнула и наложила больной компресс и туда тоже.

Проходивший мимо врач бросил на ходу:

– У этой пациентки – отек гортани, ей надо приложить холодную марлю к горлу!

Медсестра выполнила его распоряжение, но повязки с компрессами с ушей снимать не стала. Сразу после этого в перевязочную заглянула заведующая отделением. Кивком головы указав на пациентку, она угрюмо заметила:

– Вы что не знаете, что у неё гайморит?!

Медсестра пожала плечами и ввела в носовые ходы больной две марлевые турунды, смоченные в лекарственном растворе. Женщины из проверяющей комиссии захихикали:

– Ой, не могу! Эта тетя похожа на моржа с большими ушами!

– И на коалу с хоботом!

– Цыц! Вы забыли? Мы на работе! – шикнул на них глава комиссии, едва сдерживая смех, и они отправились дальше.

В инфекционном отделении через стекло члены комиссии увидели, как медсестра рисует зеленкой на спине и животе у молодой девушки витиеватые узоры по типу татуировки. Глава комиссии недевольно буркнул: