Текст книги "Сборник юмористических повестей №1"

Автор книги: Диана Луч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Диана Луч
Сборник юмористических повестей №1

Записки интерна.

Глава 1.

Меня зовут Василием, Васей, и это – мой первый в жизни дневник. Раньше я никогда не писал дневников. То было некогда, то нечего рассказать, то попросту не хотелось. Но вот в моей жизни произошло одно очень важное событие – я наконец-то стал врачом! То есть не совсем врачом, в том смысле, что не опытным специалистом, а всего только начинающим: по окончании учебы в университете я поступил интерном на работу в больницу. Но вот незадача! Сдав выпускные экзамены, я ещё размышлял над тем, какое направление в медицине для себя выбрать.

Меня одолевали сомнения, поэтому я решил обратиться за советом к своему любимому преподавателю – профессору Безрукножинскому. В тот день, когда я пришел, у него было занятие со студентами. К несчастью, этот блистательный лектор из-за больного горла не мог произнести ни словечка. Профессор Безрукножинский пару раз высморкался, откашлялся и попрыскал себе в горло лекарственным спреем; затем открыл свой дипломат и, спрятавшись за его крышкой, налил в чашку горячего чая, сделал несколько глотков, после чего достал флягу и отпил из неё немного вина. К сожалению, ничего не помогало. Тогда профессор разжевал таблетку, затем развел в стакане воды какой-то порошок и, поморщившись, принял его внутрь, после чего открыл бутылку коньяка, налил себе стопочку и опрокинул в больное горло. Но даже после этого голос у него не появился. Напрасно профессор Безрукножинский пробовал сказать хоть слово. Из его горла вырвался лишь жалкий мышиный писк. Расстроенный профессор достал из-под стола кастрюлю с вареной картошкой, накрыл голову полотенцем и стал дышать паром, периодически высовывая голову наружу, глядя на слушателей и пытаясь им что-то сказать. Все попытки вернуть голос оказались тщетными. В итоге профессор открыл ноутбук и стал печатать на нем то, о чем хотел рассказать студентам на лекции, озвучивая текст голосом Стивена Хопкинса. Мне было неудобно обращаться к безголосому профессору со своим вопросом, и, не дожидаясь конца лекции, я вернулся домой. Затем, немного поразмыслив, я сделал то, что обычно делают в подобной ситуации, то есть доверился судьбе, и вскоре проблема решилась сама собой. На заключительной практике кто-то из наших кураторов изрёк:

– Стране нужны терапевты! Работа эта нелегкая, платят за нее мало, но ведь кто-то должен лечить людей!

Глава 2.

Так я стал терапевтом и в качестве врача-интерна первые три года, которые считаются продолжением обучения, должен был отработать на базе крупной клиники. Меня определили в крыло стационара "В". В крыле "А" находились хирургические отделения, а в крыле "С" – гинекология, урология, эндокринология, пульмонология и другие.

Как того и следовало ожидать, меня сразу направили в терапию. Там я приобрел один из главных навыков настоящего медика: выработал врачебный подчерк и натренировался в запоминании «ФИО» пациентов. Насколько это важно, я понял уже в первый день своей работы, когда отправился проводить осмотр пациентов терапевтического отделения в палатах. Там на вопрос: «Как Вас зовут?» – я получил ответы: «Иван Васильевич Петров», «Семен Романович Петров», «Роман Семенович Петров», «Петр Николаевич Семенов» и «Петр Петрович Петрищев». По пути к ординаторской я мысленно повторял: «Только бы не перепутать всех этих пациентов и их диагнозы, чтобы точно знать, кого и как лечить!», но через пять минут грустно констатировал: «Всё! Забыл!» В этот момент в ординаторскую вошла заведующая отделением и, бросив на меня беглый взгляд, поинтересовалась:

– Отчего пригорюнился?

– Забыл, у какого пациента – какой диагноз! – честно признался я.

– Успокойся! – махнула рукой она. – Полистай истории болезни! Там всё написано: и диагноз, и назначенное лечение. Мы с коллегой уже всё сделали. Так что, на тебе денег: сбегай вниз, принеси нам из столовой по стаканчику кофе и что-нибудь из выпечки! Да ещё захвати в ближайшем магазине полкило сосисок, чтобы мне после работы никуда не заходить!

По правде говоря, освоение профессии медика на практике давалось мне нелегко. Поначалу я часто путался в диагнозах. К примеру, если поступившая больная при первичном осмотре говорила:

– Доктор, у меня так сердце прихватило, что думала – умру! – я сразу ставил ей диагноз: "инфаркт миокарда".

Но говорливая пациентка трещала без умолку:

– Вообще-то у меня давно с сердцем нелады: бывает, поднимусь с сумками из магазина по лестнице к себе на восьмой этаж – и уже одышка, приходится принимать нитроглицерин!

– Что же Вы раньше-то не сказали? – сердился я и, зачеркнув "инфаркт", писал сверху: "стенокардия".

– Это все от давления, – продолжала больная. – Оно у меня повышенное. Мне однажды даже "скорую" вызывали, был гипертонический криз: мушки перед глазами, в ногах – холод, головокружение, боли в сердце и всякое такое…

– Угу… понятно! – угрюмо отвечал я и, вместо "стенокардия", писал: "гепертония".

В итоге относительно диагноза сомнений не оставалось, но было ли правильно написанным это слово? "Нет, наверное", – подумал я и переправил "гепертония" на "гепиртония", а потом на "гипиртония".

– Вот, теперь, кажется, правильно! – заключил я, отложил бумаги в сторону и отправил больную в палату.

Однако на этом история не закончилась. На следующий день заведующая отделением исправила написанное мною на "гипертония" и сказала:

– Вася, тебе нужно вырабатывать врачебный подчерк! Потренируйся на досуге!

"Что она имела ввиду?" – задумался я, но, заглянув в истории болезни, заполненные более опытными коллегами, понял, что писать надо так, чтобы, кроме самого врача, никто не мог понять, что там написано. Неразборчивый почерк помогает закамуфлировать любые грамматические и даже смысловые ошибки, включая, диагноз. Я долго тренировался, и однажды заведующая меня похвалила:

– Молодец, Василий! Сегодня я заглянула в историю болезни твоего пациента из шестой палаты и ничего не смогла разобрать! Подчерк у тебя стал, как у опытного шифровщика. Хорошо, а теперь расскажи вкратце, с чем он поступил и какой у него предположительный диагноз!

Так случилось, что на работе неожиданно для себя я влюбился в Катю. Наша первая встреча произошла, как в сказке про спящую красавицу. В тот день в терапевтическом отделении я дежурил в ночную смену, мне было скучно и хотелось с кем-нибудь поговорить. В поиске собеседников я зашел в сестринскую, а там две постовые медсестры и две санитарки спали глубоким сном. Одна с громким рыком храпела, другая тихонько похрапывала, а третья похрапывала и посвистывала. Только молоденькая медсестра Катя, укрывшись клетчатым пледом, спала как ангел, не издавая ни звука. Я невольно ею залюбовался. Какая же она была красивая: с копной длинных густых волос, загнутыми кверху ресницами, легким румянцем на щеках и пухлыми кукольными губками. Я стоял, безотрывно смотрел на Катю и не заметил, как сзади подошли два пациента (один молодой, другой пожилой) и тоже стали смотреть на спящих медработниц. Когда я повернулся к мужчинам, они принялись громко кашлять и жаловаться на плохое самочувствие. Одна из медсестер проснулась и по моей просьбе отправилась в процедурный кабинет, чтобы сделать уколы обоим больным. С заспанным лицом, не глядя, она нащупала в шкафу какую-то ампулу, ввела пожилому больному в ягодицу лекарство, после чего он стал еще больше задыхаться и синеть. Тогда медсестра открыла другую ампулу, быстро набрала лекарство в шприц и сделала укол в другую ягодицу. Больной перестал задыхаться, но побледнел и как подкошенный рухнул на пол. Медсестра пожала плечами, почесала в затылке и ввела ему лекарство из третьей ампулы – на этот раз уколов прямо в грудь, затем стала делать искусственный массаж сердца, и мужчина наконец-то пришел в себя. Всё это время молодой пациент, стоя в дверном проёме, наблюдал за происходящим. Когда до него дошла очередь: получить укол, он замахал руками и стал уверять, что его уже ничего не беспокоит, при этом закашлялся и, прикрыв себе рот ладонями, убежал в палату.

Глава 3.

В больнице мне приходилось подменять врачей, отсутствующих по болезни или какой-то другой причине. Как-то раз на пару недель меня перевели в кардиологическое отделение. Там я уяснил очень важное для здоровья правило, а именно: далеко не все нужно принимать близко к сердцу! В противном случае оно даст сбой в работе, и тогда – милости просим на больничную койку! В кардиологии медперсонал старался сделать всё возможное, чтобы пациенты не волновались. Иногда медсестрам приходилось подолгу упрашивать их пройти те или иные процедуры:

– Сейчас я Вам сделаю укольчик! Как комарик укусит! Нет, не больно. Ах, Вы не любите кровососущих… Тогда как травиночка ручку уколет, сухая такая травка, тонюсенькая, ладнушки? Вы же травы-муравы не боитесь?

Всем посетителям строго-настрого запрещалось сообщать пациентам неприятные новости, но иногда это приводило к обратному эффекту, то есть к повторному ухудшению состояния, вплоть до инфаркта. К примеру, одну пациентку в кардиологическом отделении постоянно навещали: муж с дочерью и сыном. Супруг рассказывал больной о том, что шеф пообещал повысить ему оклад, сын похвастался, что поступил в университет, а дочь – что скоро выйдет замуж, так как ухажер сделал ей предложение руки и сердца. Состояние больной стало улучшаться, она пошла на поправку, а когда её выписали, на выходе из больницы муж сообщил, что ему не только не повысили зарплату, но и уволили с работы; сын сменил вид прилежного ученика на заправского репера и признался, что провалил вступительные экзамены в университет, поэтому решил отправиться в путешествие по стране автостопом; а дочь сказала, что беременна, и что жених, узнав об этом, её бросил. В результате выздоровевшую женщину снова увезли в кардиологию с сердечным приступом, а виноваты в этом были конечно же её родственники, переставшие соблюдать "режим ограничения отрицательных эмоций".

Впрочем, некоторые пациенты кардиологии постоянно спекулировали своим состоянием. Одна молодая женщина с заболеванием сердечно-сосудистой системы обязала своего шефа повысить её в должности, жениха вынудила срочно на ней жениться, а родителей – отписать всё имущество ей одной, полностью игнорируя пятерых братьев. Так и сказала:

– Если вы этого не сделаете, то я умру от переживаний!

Пациентки кардиологического отделения всё время просили о чем-нибудь своих мужей, а пациенты мужского пола, наоборот – просили своих жен: ничего у них не просить. Пациентка-"сердечница" канючила:

– Дорогой, когда меня выпишут, ты позволишь мне целиком обновить свой гардероб? Отвезешь меня в отпуск на Канары? Будешь водить меня в дорогие рестораны?

Просьбы пациента-"сердечника" были с точностью до наоборот:

– Когда меня выпишут из больницы, дорогая, ты не будешь настаивать на постоянном обновлении своего гардероба? Не потребуешь провести отпуск на островах? Не будешь злиться, если я не поведу тебя в дорогой ресторан?

И в том и в другом случае утвердительные ответы, а главное – выполненные обещания – помогали пациентам окончательно выздороветь.

В кардиологии меня поразило то, как легко: перепутать звук биения сердца с чем-то еще. Однажды я наложил стетоскоп на грудь лежащему на больничной койке пациенту, а рядом уборщица мыла пол, ритмично постукивая по нему шваброй. Хорошо, что я вовремя это заметил и снова взялся за дело. В этот момент у больного началось громкое газоиспускание, а я чуть не спутал этот звук с биением сердца; но вовремя спохватился и наложил стетоскоп в третий раз. В ту же секунду застучали часы, стоящие на прикроватной тумбочке, и я насторожился: может ли у сердца быть такой странный звук? Когда я в четвертый раз приложил к груди больного свой стетоскоп, лежащий на соседней кровати пациент громко захрапел. Мне пришлось его разбудить и заняться прослушиванием сердцебиения в пятый раз.

Глава 4.

Через пару недель меня отправили замещать врача в проктологию. Там я научился исключительно вежливому и обходительному обращению с пациентами. В мужских палатах проктологического отделения лежали очень важные люди, поэтому лечащие врачи в первый же день работы попросили меня разговаривать с этими пациентами, как можно деликатней. Мне подумалось: «Почему именно с мужчинами, а не женщинами?» Но вскоре я понял, что пациентки проктологического отделения гораздо терпеливее пациентов и не требуют к себе особого внимания. Скажем, если женщину попросить ввести себе суппозиторий, она это преспокойненько сделает. Мужчина же непременно потребует:

– Пусть эту процедуру выполнит медсестра и так, чтобы я не испытывал неприятных ощущений!

Если пациентки проктологии, как правило, были обычными бухгалтерами, кассирами, секретарями, лаборантками, то пациенты – чиновниками на высоких должностях. Одни работали в городской администрации помощниками и советниками мэра, а другие занимали руководящие посты в крупных организациях и предприятиях. Даже доктора входили к ним в палату со стуком и, приоткрыв дверь, через узкую щёлочку вежливо спрашивали:

– Уважаемый Павел Сергеевич, разрешите поинтересоваться вашим здоровьем! Найдется у Вас минуточка времени, чтобы я Вас осмотрел?

Ни под каким предлогом не разрешалось пускать в это отделение журналистов, а если из средств массовой информации звонили и интересовались диагнозом того или иного пациента, медицинские работники отвечали:

– У него осложнение после гриппа… да, бронхит… ничего особенного, скоро поправится! Почему его положили в проктологию? В других отделениях не было свободных мест. Вы что не знаете, в больницах всегда полно народа, всё забито.

Многим хотелось познакомиться с высокопоставленными чиновниками и заручиться их поддержкой. Именно поэтому в проктологию удавалось просочиться энному количеству симулянтов – как правило, мелких и крупных предпринимателей, желающих расширить свой бизнес и получить какую-нибудь привилегию от городского начальства. Их не останавливало даже то, что в процессе обследования необходимо было пройти несколько довольно неприятных процедур, к примеру, колоноскопию. Симулянты жаловались на боли в прямой кишке и, только получив договоренность с нужным лицом, признавались, что у них уже ничего не болит, да и раньше здоровье особо не беспокоило.

О том, что пациенты проктологического отделения были важными людьми, свидетельствовал и тот факт, что в больнице их навещало множество женщин: супруга, секретарша, местные фотомодели и другие красотки. Во время посещений эти дамочки умудрялись между собой познакомиться, а некоторые и подружиться. Они миролюбиво беседовали, договаривались о том, кто и что принесет в больницу, а ещё регулярно обменивались кулинарными рецептами салатов и других легких блюд, исключительно полезных для больных с геморроем. Пациенток в проктологии тоже навещали женщины, но в основном, их родственницы и соседки. Как правило, задачей этих посетительниц было: проследить за мужьями госпитализированных дам и доложить об их поведении.

Правильное питание пациентам помогало, но всё же главной причиной их болезни было многочасовое просиживание за столом на работе, то есть: малоподвижный образ жизни. Решить эту проблему в условиях стационара было непросто, но врачи старались. Гимнастические упражнения больные выполняли из-под палки, так как это занятие казалось им скучным, а тренажерного зала в отделении, разумеется, не было. Тогда врачи ввели альтернативную практику: ежедневно пациенты мужского пола под руководством опытных хореографов стали учиться танцевать. Каждый больной по желанию выбирал для себя то или иное танцевальное направление: чечётку, русские народные танцы (казачок, морячок и т. д.), современные, румбу, ламбаду, танго. Там, где требовалась партнерша, прибегали к помощи медсестр, санитарок, а иногда и пациенток. К сожалению, в большинстве своём, «геморройщицы» предпочитали танцам длительный сон и перекатывание с бока на бок на больничной койке.

Глава 5.

На дежурствах в гастроэнтерологическом отделении мне не раз пришлось убедиться в том, что слово лечит, слово ранит. Да, да! Доброе слово не только приятно. В форме совета оно еще и полезно. Дело в том, что у большинства пациентов желудочные заболевания перешли в хроническую форму и окончательно вылечить их не удавалось. Быстро выздоравливали только те, кому промывали желудок в случае острого отравления. Почувствовав облегчение, эти больные становились довольными и счастливыми. В отличие от них, типичные «язвенники» имели грустный и плаксивый вид. Они были худыми, костлявыми, с бледной кожей и синюшными подглазьями. В коридоре этого отделения стояло два аквариума с разноцветными рыбками, на ночь в кровати к пациентам клали по мягкой игрушке в виде кота, кролика или цыпленка, и даже включали колыбельные песни. Медики изо всех сил старались успокоить больных, рассмешить, удивить, отвлечь от грустных мыслей, а главное, вселить надежду, если не на окончательное выздоровление, то хотя бы на улучшение состояния. Первое время я не знал, как вести себя с пациентами, и врач этого отделения посоветовал мне:

– Чтобы поднять людям настроение, трави анекдоты!

Я признался, что не знаю ни одного, поскольку никогда не старался их запомнить.

– Тогда определи основную причину заболевания и посоветуй пациенту, как эту проблему решить! – сказал врач. – У каждого она своя – что-то, что вызвало стресс, а потом спровоцировало возникновение гастрита или язвы!

Действительно, практически все больные попали в стационар во время какой-либо напряженной ситуации. Тренер кунг-фу четыре дня подряд не ел, не спал, а ломал кирпичи и все, что под руку попадется. Он хотел выявить предел своих физических возможностей, а закончилось для него это язвой желудка. Молодая пациентка целых две недели перед свадьбой пила только соки и минеральную воду, чтобы на фотографиях выглядеть стройной и красивой. Главный бухгалтер перед проверкой налоговой инспекции не спал трое суток и тоже почти ничего не ел. Хотя, может, и специально, чтобы таким способом избежать заслуженного наказания.

Как бы то ни было, у пациентов гастроэнтерологии были очень напряженные лица. Я попытался вывести несчастных из депрессивного состояния. Первого «язвенника» мне захотелось развеселить, и я стал прыгать, как обезьяна, изображать корову, козу, свинью, жирафа, слона, но его это только разозлило.

– Вы что надо мной издеваетесь?! – возмутился пациент.

Тогда я решил поговорить с ним по душам:

– Скажите, что спровоцировало у Вас обострение язвенной болезни? Из-за чего Вы попали в стационар?

– Жена загрызла! – честно признался он.

– Так, может, стоит с ней развестись?

– Вы что? А кто мне будет готовить, стирать, убирать, отводить детей в школу?

– Просто представьте, что она исчезла из Вашей жизни!

– Ужас! Бросила меня что ли?! Интересно из-за кого? Хотелось бы знать, кого она считает лучше меня!

– Так Вы собираетесь жить с ней всю оставшуюся жизнь?

– А что? Я уже привык!

Другому пациенту мне тоже не удалось дать дельного совета. Когда он сказал, что испытывает на работе сильный стресс, я предложил:

– Перейдите на другую работу!

– А какой от этого толк? – пожал плечами он. – Я же лентяй, трудиться не люблю, поэтому рабочая обстановка везде будет меня нервировать!

Правда нескольким пациентам я всё же помог своими советами. Одна девушка пожаловалась, что никак не может выйти замуж, и что ей сложно даже познакомиться с мужчиной.

– Так воспользуйтесь ситуацией! – с заговорщицким видом предложил я. – Пока Вы здесь, попробуйте пообщаться с пациентами мужского пола, это точно поможет Вам побороть в себе стеснительность!

Она последовала моему совету и не только перестала быть чересчур робкой, но и вскоре вышла замуж.

Другая больная, работающая секретаршей, пожаловалась мне:

– Если б Вы знали, как я устала ухаживать за своим шефом! Помогаю ему даже менять рубашку и штаны, когда он запачкает их в еде и кофе! Это просто невыносимый грязнуля! Так мне ещё приходится перечитывать и исправлять его отчеты, отвечать на телефонные звонки, подписывать вместо него договора и составлять графики встреч!

– А если Вам сменить работу на воспитателя в детском саду? Там Вы будете только приглядывать за своими воспитанниками, при этом никаких других обязанностей у Вас не будет, – предположил я.

– Пожалуй, так и сделаю! – ответила пациентка.

Глава 6.

Замещая своего коллегу в отоларингологическом отделении, я приобрел другой важный врачебный навык: внимательно слушать пациентов. Это было нелегко, поскольку говорили они крайне неразборчиво. И все же я терпеливо пытался их понять. Сами пациенты решали эту проблему очень просто: они общались между собой письменно – по телефону или планшету, через приложения-мессенджеры. Как только в палату поступал новенький или новенькая, соседи по больничной койке просили добавить их в свои контакты на время стационарного лечения, чтобы общаться в письменной форме. В этом не было ничего странного, учитывая, что у одних пациентов этого отделения были проблемы со слухом, а у других – с произношением. Вскоре я тоже перешел на эту систему коммуникации и во время обхода задавал больным вопросы письменно по мобильному телефону, чтобы не слышать их неприятно звучащих голосов: хриплого, визгливого, шепчущего, а в случае плохого слуха бесконечных повторений: «Что? Что Вы сказали, доктор? Повторите, пожалуйста, ещё раз!» В этом отделении врачи и медсестры как никто другой придерживались правила: слово – серебро, а молчание – золото. Медсестры в любое время суток подходили к больным и кивком головы показывали на шприц, а тем оставалось только подставить под укол свою руку или ягодицы. При этом самой лаконичной была речь у заведующей этого отделения. Она проводила собрания быстрее всех в больнице:

– Благодарю, что пришли. Ввиду того, что бывший заведующий нашего отделения скоропостижно скончался, прошу каждого сдать деньги на венок. В следующем месяце должны пройти аттестацию две медсестры из нашего отделения. В последний вторник месяца к нам придет проверяющая комиссия. Повышения зарплаты в ближайшее время не предвидится. У меня всё. Спасибо за внимание. Можете разойтись по своим рабочим местам.

Однажды я разговорился с врачом, прослывшим тем ещё молчуном даже в отоларингологическом отделении, где он работал всю свою жизнь. Я спросил:

– У Вас есть семья?

– А как же? – ответил он. – Жена, двое детей и четверо внуков.

– А Вы и дома очень мало говорите?

– Да. Когда мы с женой на работе, общаемся эсэмэсками, а дома – записками. Она оставляет мне на кухонном столе листок с указанием: "Ешь то-то и то-то на плите и в холодильнике", на выходных дает мне список того, что нужно купить, а на даче – того, что сделать. Часто обхожусь двумя фразами в сутки: "Доброе утро!" и "Спокойной ночи!". Бывает, благодарю жену за вкусный обед и ужин.

– А если она Вас о чем-нибудь попросит?

– Всегда отвечаю: "Да".

– А если дети?

– Им почти всегда говорю: "Нет".

– И это функционирует?

– Вот уже тридцать лет живем мирно и дружно, жена довольна, дети хорошо воспитанны.

– Нд-а-а-а… – задумчиво протянул я. – А как Вы свою супругу уговорили выйти за Вас замуж? Женщины ведь любят длинные красивые комплименты и когда им зубы заговаривают!

– Сказал: "Я тебя люблю! Выходи за меня замуж!" А про зубы, так это женщины любят их заговаривать, а не наоборот. Болтуны им как раз-таки и не нравятся.

– Ясно, – ответил я, и картина мира у меня в голове слегка поменялась.

Глава 7.

Поначалу я стремился поближе познакомиться со своими коллегами, поэтому стал выяснять, чем они занимаются в свободное от работы время. Оказалось, что одни ходят на рыбалку и в лес по грибы, другие предпочитают занятия спортом, третьи – отдых в парке или на даче. Разумеется, составить компанию всем сразу у меня бы не получилось (где же взять столько свободного времени?!), а выбрать какое-то одно хобби мне было сложно – одолевали сомнения. Но немного позже я понял, что у меня и так довольно много шансов встретиться со своими коллегами вне работы. Я не раз натыкался на них: в магазине, бассейне, гимнастическом зале, библиотеке и других местах. Именно тогда я пришел к прямо противоположному выводу: лучше бы мне с ними не встречаться! Дело в том, что после краткого приветствия знакомые медики тут же начинали рассказывать мне о своих проблемах и неприятностях. Полагаю, что у них это выработалось в процессе работы. Пациенты все время на что-то жалуются, и медики переняли у них эту привычку. В общем, некоторое время спустя, завидев вдалеке знакомое лицо, я стал переходить на другую сторону улицы и пытался ускользнуть из его поля зрения. Из всего медперсонала не имел привычки жаловаться только главврач больницы; то есть нет, он, как и остальные, жаловался, но только своей секретарше, которая не только ему глубоко сочувствовала, но и активно содействовала в решении всех проблем. Ах да, чуть не забыл – было у нас два шутника, и они действительно никогда не жаловались. Эти два врача, а точнее, патологоанатома, говорили, что без чувства юмора в их профессии не обойтись. Они без конца над чем-нибудь подшучивали и посмеивались. В нашей больнице без этих двоих не отмечали ни одного праздника. Если хотя бы один из них предупреждал, что не сможет прийти, то празднование переносили на другое число. Когда один патологоанатом сломал ногу и по этой причине отсутствовал на работе несколько месяцев, медперсоналу больницы пришлось ждать его выхода и отмечать разом: новый год, двадцать третье февраля, восьмое марта и несколько юбилеев разных сотрудников. Патологоанатомы могли шутить часами, правда, иногда их шутки повторялись. По этой причине жена одного патологоанатома ушла к другому. Она привыкла жить с весельчаком, но одни и те же шутки своего мужа в конце концов ей наскучили. Впрочем, развелась она и со вторым мужем, а в третий раз вышла замуж за ведущего праздников, то есть профессионального тамаду.

Поработав в больнице, я пришел к выводу, что ни в коем случае нельзя критиковать профессиональное направление своих коллег. Помню, как-то раз у меня слетело с языка, что я никогда бы не стал урологом, поскольку им приходится работать с одним и тем же биологическим материалом и назначать анализы: суточной порции мочи, дневной, ночной, часовой… Ох и скучное же это занятие! Мои слова передали урологу, и он так обиделся, что целых два месяца со мной не разговаривал. Разумеется, я пожалел о том, что сболтнул лишнего, и сделал соответствующие выводы. Любому врачу очень полезно общаться со своими коллегами, поскольку от них можно узнать профессиональные секреты. К примеру, в родовом отделении акушерка с большим стажем работы дала мне несколько практических советов. Вот некоторые из них. Если роженица требует провести её роды в воде, то надо просто-напросто открыть кран, и пусть оттуда течет вода, пока женщина не родит; если роженица не желает тужиться, то надо спокойно сказать ей: «Хорошо, мы вернем Вас обратно в палату и будем вызывать роды только через три дня!»; если женщина настроена родить в свой день рождения и жалуется: «Всего три дня не доносила! Какой бы сделала себе подарок на всю оставшуюся жизнь!», в этом случае во время схваток надо спеть для неё поздравительную пеню: «Happy birthday!».

Глава 8.

Уже на первом свидании с медсестрой Катей я узнал, что она – многодетная мать. У неё были бойкие двухлетние тройняшки. В тот день шел дождь, и Катя, натянув на коляску с сидящими в ней детьми прозрачную пленку-дождевик, положила сверху большой зонт. Увидев Катю, я помахал ей рукой, и она помчалась мне навстречу. царапая металлическим наконечником лежащего на коляске зонта припаркованные в ряд машины. Поскольку погодные условия оставляли желать лучшего, Катя предложила продолжить свидание у нее дома, но и там побыть наедине нам не удалось: малыши постоянно требовали внимания. Катя без конца меняла им памперсы, кормила и качала на руках и ногах. Она и меня угостила детским пюре из цветной капусты, сославшись на то, что у нее совсем нет времени на готовку. Такая обстановка была для меня непривычной, однако, это не повлияло на мои чувства к Кате. Я влюбился в неё так сильно, что и сам от себя этого не ожидал. И она тоже меня полюбила.

Всё было бы прекрасно, если бы наши страстные взаимоотношения не отразились негативным образом на рабочем процессе. Витая в облаках, я измерял больным артериальное давление пальцем, а не стетоскопом, вместо легкой диеты и очистительной клизмы прописывал строгий постельный режим, при панкреатите назначал таблетки от кашля, а при пневмонии – желчегонные, в общем, делал множество грубых и непростительных ошибок. Катя тоже была хороша. Нет, реально она была хороша собой, к тому же то и дело прихорашивалась, но при встрече со мной забывала обо всем на свете. Она стала раздавать таблетки, не глядя кому и что даёт, не снимала вовремя капельницы, неправильно ставила клизмы и вклеивала, как попало, в истории болезни бланки с результатами обследования. В итоге заведующая терапевтическим отделением нас с Катей отругала и сказала, что работать вместе мы не можем, после чего меня на три месяца перевели в другое отделение – инфекционное.

Глава 9.

Эта мера была временной, но действенной. На работе мы с Катей стали встречаться намного реже, и этим воспользовалась врач-инфекционист Елизавета Петровна. Она была очень любезной и улыбчивой, а ещё, несмотря на свои тридцать с длинным хвостиком, незамужней. Мы подолгу с ней разговаривали, оперируя медицинскими терминами, известными лишь врачам, и мне это нравилось. «Наконец-то я встретил женщину, с которой интересно общаться!» – с удовольствием отмечал я. С этой коллегой по работе я чувствовал себя умным, образованным и интересным собеседником. Спустя некоторое время рыжеволосая Елизавета Петровна стала оказывать мне знаки внимания, и я почувствовал, что не смею ей сопротивляться, что мне это нравится, но… как сказать об этом Кате? «Да-а-а, Кате… лучше ни о чем не говорить!» – решил я и позволил Елизавете Петровне очаровывать меня и дальше.

Как бы то ни было, работа в больнице занимала львиную долю моего времени. В инфекционном отделении я приобрел ещё один важный врачебный навык: подобно опытному детективу, я старался во что бы то ни стало докопаться до истины и обнаружить причину заболевания. В инфекционном отделении было два отсека: желудочно-кишечных инфекций (сальмонеллез, дизентерия и другие) и вирусных инфекций по типу кори, ветрянки, гепатита… Чаще всего в каждом боксе лежало по одному человеку, но иногда туда попадали целыми семьями. Вместе помещали заболевших: супругов, мать и детей, бабушку и внучку или внука. Бывали и более редкие сочетания. К примеру, в соседних боксах оказывались директор и его секретарша, замужняя женщина и её сосед по даче, студентка и преподаватель университета. В общем, чего только на свете не бывает! К слову сказать, пациенты инфекционного отделения не теряли времени даром. К примеру, один студент в одиночном боксе, в условиях абсолютной тишины и покоя, прошел целый курс университетского обучения всего за три месяца, подготовил экзамены по двум семестрам, а потом успешно их сдал. Другой случай не столь оптимистичен. Мужчина сорока лет при выписке объявил своей жене: