Текст книги "Подружка (СИ)"

Автор книги: Deus Rex

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Не знаю, действительно ли дело в хорошей защите, но наша команда, даже несмотря на плохую сыгранность, ведет с начала и до завершения, причем напряга, как такового, я не чувствую.

Даже тренер, скупой на похвалу, ухмыляется сытой гиеной, хлопает нас по спинам после игры и бежит разводить тренера команды соперников на проспоренный коньяк. На выходе из раздевалки меня цепляет плечом тот самый красавчик, который хмурился, и бросает ожидаемое:

– Педик конченный…

Я закатываю глаза, собираясь открыть рот и обложить его по матушке, когда за моей спиной вырастает Валера с Тимохой.

– Проблемы? – спрашивает он.

– У вас – да, а у нас – никаких, – фыркает красавчик.

– Вот и катись, пока колеса не открутили, – советует спокойным голосом Тимоха.

Я впервые чувствую себя слабой пятиклассницей, за которую вступаются старшие братья. Улыбаюсь и показываю вслед уходящему провокатору фак, а Валера, качая головой, шагает к двери.

Обратно едем тише – все устали, разморились после горячего душа, многие спят, а мы с Валерой смотрим отборочный этап на кубок Европы. Когда автобус заруливает на площадку перед универом, я, пытаясь не заржать, пихаю его в бок:

– Смотри, благоверная твоя.

Валера, подняв голову, тоже смотрит на стоящую у дверей Катерину и глаза его наполняются удивлением.

– Что у нее на лице? – спрашивает он шепотом, а я отвечаю:

– Это губы, Лер. Она накачала себе губы.

Мы выходим из автобуса, Валера видит вблизи этого достойного представителя утиных, и на него становится больно смотреть. Как и на те раздутые вареники с вишней, что мутировали из вполне сносных губ Катерины.

– Вот поэтому я и не хочу быть бабой, – говорю я, перед тем как уйти.

========== 5 ==========

Ванну я люблю принимать со всеми прибамбасами: с ароматной пеной, с шипящими бомбочками, с чайными свечами на полочке и под расслабляющую музыку. Иногда я позволяю себе бокальчик вина. Нет, я не работаю на публику – не выкладываю фото с вышеуказанным антуражем в инсту и не пилю посты с видео и никому не нужной песенкой в сториз. В такие моменты я релаксирую и убеждаю себя, что я – охуенный, самый красивый, самый умный и обаятельный, потому что если я не буду любить себя, то никто меня не полюбит. Люди тянутся к прекрасному, и красивое любить легче. Никто не станет рыться в куче мусора, не зная, что внутри спрятан неограненный алмаз. Я залезаю в воду, вытягиваю ноги и вздыхаю с наслаждением. Закрываю глаза, тянусь за бокалом, который стоит на бортике, и собираюсь сделать этот вечер томным, когда телефон, лежащий на полочке, начинает призывно мигать. Замечая имя – «Любимый» – я жмурюсь, вспоминая, кого я мог так подписать, а потом беру и отвечаю бархатным голосом:

– Ты скучал по мне?

– Нет, но пришлось звонить тебе, – говорит Валера недовольно. – Ты сегодня занят?

– Сейчас отменю запланированную групповушку и буду свободен. В датском королевстве неспокойно?

– Родители ушли на встречу со школьными друзьями и оставили на меня младших. Все бы ничего, но у соседки мужа десять минут назад увезли с аппендицитом, и она привела к нам еще троих своих. Я схожу с ума. Приедешь? Ты детей любишь, я знаю.

– Детей люблю, но лучше постарше – лет шестнадцати, чтоб не опасно было любить… А твоя Кряква где? Почему ее не позовешь?

Трубка покашливает:

– Не хочу я, чтобы дети это видели. У нее аллергическая реакция началась, и раздуло еще сильнее.

– Сочувствую, красота требует жертв. Зато потом как раскатит вдоль твоего нефритового жезла свои губищи… Ладно, приеду, не кипишуй.

Я допиваю вино залпом, быстро моюсь, уже без всякого удовольствия, сушу и укладываю волосы, смотрю в недра шкафа и вытаскиваю белые джинсы с черной майкой, на которой изображены маленькие мопсы россыпью. А вот стринги можно и красные – должна же быть интрига в моем образе.

По дороге заезжаю в кондитерскую, набираю пироженок с кремом и вскоре заваливаюсь в квартиру Валеры, который встречает меня в образе одомашненного самца: трехдневная щетина, – люблю бруталов – растянутая майка и треники, подвернутые до колена. Домашний Валера сексуален вдвойне, и я интуитивно выпрямляю спину и накручиваю прядь на палец.

– Они все девочки, – сообщает он, пропуская меня. – Кроме малого, но он спит, ему всего год, и многого он не требует.

– Ничего, сейчас придумаем что-нибудь, – говорю я.

Прохожу в гостиную, осматриваю маленьких феминисток, тщательно выкалывающих глаза журнальному киноактеру ножницами, представляюсь и сразу прошу пересказать новую серию про волшебниц Винкс, потому что был занят и пропустил ее. Контакт налажен, думаю я, когда пятилетняя сестра Валеры, Мила, заплетает мои волосы и втыкает в них разноцветные «крокодильчики».

– Давай еще браслетики наденем, – говорит она, натягивая на мои запястья весь арсенал фенечек из картонной коробки.

– И бусики, – добавляет Оля, ее одногодка, соседская девочка.

– И глаза накрасим зеленым, – кивает Тоня, ее младшая сестра.

Когда я, врубив новый сезон Лалалупси и рассадив всех на подушках на полу, иду на кухню, чтобы включить чайник, Валера, который занят приготовлением плова, смотрит на меня, сдерживая улыбку.

– Ты с этими тенями и заколками похож на шлюху, которая сосет за пятихатку, – говорит он.

– Тебе со скидкой, за триста, – отвечаю я, расставляя чашки. – Или чай потом, после ужина?

– Лучше после. Две минуты и выключаю. Иди мойся и тащи всех сюда.

Оказывается, Валера вкусно готовит, а плов типично по-мужски: с черносливом, курагой, целыми дольками чеснока, которые потом вытаскиваются, и горошинами перца. Пока девчонки едят – кто-то, не стесняясь, руками, – он кормит в детской мелкого, а я, вытирая испачканные мордахи, думаю, что из Валеры получится замечательный отец.

Потом я выдаю всем пижамы, сажаю за настольную игру и притаскиваю пироженки. Валера, которого вынуждают тоже принять участие в спасении принцессы из лап дракона, сидит с унылым видом. Зато когда в ход идет монополия, он начинает втягиваться и искренне негодует, почему его поля постоянно бьет градом, в то время как я отстраиваю третий завод.

– А не надо было в фермеры идти, – хмыкаю я, загребая к себе фишки. – Шел бы в финансисты. Хочешь, я тебе денег займу, чтоб аренду оплатить?

– Не нужны мне твои деньги, – отвечает Валера, утешаясь пироженками.

Когда наконец наступает время отбоя и все засыпают – не сразу, а еще через полтора часа, мы садимся на полу гостиной с пивом и воблой и включаем прямую трансляцию с кубка Европы.

– Боже, я пережил этот день, – вздыхает Валера. – Блин, что ты делаешь? Дай мне, я почищу.

Я, перестав стучать воблой по столу, отдаю ее Валере, и он аккуратно разламывает рыбину вдоль спинки, снимает кожицу и отдает обратно.

– Фу, теперь точно с тобой целоваться не буду сегодня, – произношу я. – Она воняет, как вчерашние носки.

– Не пизди, нормальная рыба. Спасибо, что приехал.

– Ну я же твоя подружка.

Мы так и сидим до часу ночи, пялясь в экран, он болеет за Германию, я за шведов, но не слишком интенсивно, все равно не наши же. Выигрывает, разумеется, Германия, я жму ему руку и поднимаюсь:

– Пора по норкам!

– Куда ты поедешь так поздно? – спрашивает Валера. – Оставайся, я тебя в своей уложу, а сам в родительской, все равно они на всю ночь закутили.

– Уложи, уложи меня полностью, – ухмыляюсь я, расстегивая пуговицу на джинсах, а он стоит и смотрит как завороженный на красные кружева.

Подмигиваю, стаскивая джинсы ниже, а он… Краснеет? Реально краснеет!

– Так, вали в спальню, там и раздевайся, – произносит, провожая меня в комнату с миленькими рябыми занавесками. – Постельное чистое, утром менял.

– Жаль, значит на твой запах мне не подрочить, – отвечаю я, снимаю джинсы, а он стоит в дверях. – Мне повернуться?

– Нет, я пойду, если что, я в соседней комнате.

– Приглашаешь?

– Предупреждаю.

Миленькое постельное в голубой цветочек, наверняка мама выбирала. Я думаю, что долго не усну, разглядывая комнату Валеры с медалями на стене, но быстро отключаюсь, предварительно загадав неизменное: «На новом месте приснись жених невесте». Снится Валера, причем очень активно, приятненько, я просыпаюсь и потягиваюсь лениво. Нахожу на стуле его майку, натягиваю – она мне почти до коленок – и иду в ванную.

– Доброе… утро, – моргая, говорит мне сероглазая дама в халате, когда мы пересекаемся у дверей кухни. – А вы кто?

Красивая женщина, наверное, мама. Смотрит на мои голые ноги, татухи, растрепанные волосы.

– А я девушка вашего сына, – отвечаю, улыбаясь. – Он вам не сказал еще?

Просачиваюсь в ванную, включаю воду и хохочу. Валера меня точно выебет.

========== 6 ==========

Папа у Валеры тоже очень даже ничего – Джеймс Бонд на минималках, красивый, но подуставший и какой-то растерянный. Ах, ну да, простите, я же перед ним в трусах стою, доставая с верхней полки кружку для кофе.

– Вам с сахаром? – спрашиваю, одергивая майку.

Мы сидим с ним на кухне, в то время как мама Валеры, Тамара Степановна, распекает в комнате старшего сына.

– С двумя, – отвечает Виктор Вениаминович, рассматривая моих лисичек.

– Понял, с двумя сахарами. Да не парьтесь вы так, ваш сын не педик – он сверху.

Виктор Вениаминович хмурит брови.

– От этого не легче, – бубнит, помешивая кофе. – И давно вы…

– Пап, ну кому ты веришь, – входя, произносит Валера. – Только маме объяснял, такая же наивная, как и ты – мы просто друзья, и все. Тоша гей, это правда, но это не значит, что я тоже вступил в его «клуб». Если бы не он, я бы вчера на себе волосы рвал, не зная, куда деть всех детей.

– Ага, ну молодец, – кивает Виктор Вениаминович и, когда Валера уходит в ванную, шепотом спрашивает:

– А он точно сверху?

Мама Валеры относится ко мне менее тепло – смотрит с подозрением, пока я надеваю ботинки в прихожей, фыркает, и уходит.

– Ничего, привыкнет, – говорю я Валере, ступая на лестничную площадку. – Звони если что, я всегда на связи! А, стой, забыл!

– Что, телефон? – спрашивает он.

– Нет, выйди на секунду.

– Я в тапках.

– Выйди!

Валера выходит, а я, оттянув вверх его шорты, звонко шлепаю по ягодице и несусь к лифту. Быстро нажимаю кнопку первого этажа и молюсь, чтобы он ехал быстрее. Валера, перепрыгнув сразу две ступеньки, настигает меня у дверей подъезда и прижимает к почтовым ящикам.

– Радуйся, что я простил тебе «свою девушку», – произносит он. – Не нарывайся, Тош, голову откручу!

– Согласись, что я привношу в твою жизнь элемент неожиданности, – отзываюсь я придушенно. – Ты-то меня удивить ничем не можешь?

– Ты так считаешь?

Он улыбается, – хищно и вызывающе – опускает голову и проводит языком от ямочки над моими ключицами до самого носа, задевая подбородок и губы. Хмыкает, прижимается напоследок пахом с заметным возбуждением и идет к лестнице.

Ебать. Что это было? Я попал в слэшерский рай, где все натуралы только ждут, пока какой-нибудь красавчик с голубых берегов пробудит их бисексуальность? Вот и как мне это понимать? Как теперь спать по ночам?

Но сплю я весь следующий месяц прекрасно – как младенец, потому что жутко устаю на парах, а затем и на тренировках, которые теперь проходят каждый день, потому что мы готовимся к городскому турниру среди молодежи, и тренер выжимает из нас все, что возможно выжать. Наколенники не спасают, и мои чудесные ровные и гладкие коленки покрываются синяками. Каждый вечер я теперь чувствую себя старухой, натираясь бадягой и прикладывая пакеты со льдом к ноющим сбитым локтям.

Вечером в субботу ко мне заезжает Валера – привозит папку с конспектами, по которым у меня завтра тест и которую я забыл в раздевалке. Ноет, но все равно привозит.

– Не нуди, заходи на чай, – говорю я, шлепая по плитке босыми ногами.

Он идет следом, наверное разглядывая – хотя какое наверное, сто пудов пялится – мои домашние шорты с помпоном сзади на манер заячьего хвоста. Садится на высокий стул и ждет, пока я поставлю перед ним чашку и вазочку с конфетами.

Нефертити, египетская сфинксиха, которая обитает у меня не первый год, тащится следом и начинает грести опилки в лотке – она не может не припереться, когда кто-то ест.

– Ох, ё, – произносит Валера, наблюдая за ее круглыми от напряжения глазами. – Что с ней?

Кошка, сидя на самом краешке лотка и грозя перевернуться вместе с ним, пучит глаза на Валеру.

– Ааа, – тяну я. – Она не может делать свои туалетные дела, когда на нее смотрят.

– Понял, – говорит Валера и тактично отворачивается. – Так лучше?

– Да у нее почти получилось… Ага, все, но ты все равно не смотри, я ей еще под хвостом не вытер.

Я ловлю лысую кошку, это дитя лучевой болезни, вытаскиваю из пачки салфетки и протираю ее со всей тщательностью. Нефертити не вырывается – она привыкла, что ее хозяин чистоплотен до чертиков.

– Красивая у тебя квартира, – вздыхает Валера, разглядывая глянцевые дверцы шкафчиков и полупрозрачные шторы.

– Ты еще спальню не видел. Пошли покажу.

– Иди ты, Тош…

– Идем, один раз не пидарас.

Ему любопытно, поэтому он идет за мной и вскидывает брови, изучая панораму во всю стену с видом ночного Парижа, ночники-фонари, огромную кровать без спинки и матовый черный потолок.

– Если честно, то я ожидал увидеть кровать с балдахином и торшеры в кружевных оборочках, – произносит Валера.

– Так это ты еще не все видел. Слышал о красках, которые видны только в ультрафиолете?

Я щелкаю выключателем и включаю тянущуюся под потолком длинную лампу, которая, высвечивая виды Парижа, совсем не скрывает силуэты любящих друг друга на фоне Эйфелевой башни людей. В разных позах.

– Художник был гетеро, к сожалению, поэтому в данной работе хорошо раскрыта тема сисек, как ты любишь, – поясняю я. – Красиво, скажи?

– Красиво, – кивает Валера.

– Тебе какой вариант больше нравится – сзади, снизу, сверху, шестьдесят девять?

Валера, повернув голову, смотрит на меня и спрашивает:

– Если отвечу, не будешь смеяться? У меня кроме Кати никого не было, а она только в миссионерской любит. И иногда сверху, по праздникам.

Я приобнимаю его за плечи:

– Сочувствую, братан, врагу такую бабу не пожелаешь. А минет она…

– Как чупа чупс – берет двумя руками и облизывает.

– Бля, Лер, мне больно это слышать, не продолжай. А целуется?

Валера морщится, будто от лимона откусил, а я вспоминаю новые губы Катерины и понимаю все без слов.

– Как будто не те губы облизываешь, да? – тоже морщусь. – Хочешь, я тебя поцелую так, что на всю жизнь запомнишь?

Я шагаю к нему, а он от меня, к двери.

– Боишься, что понравится?

Он, перестав завязывать шнурки на кроссах, поднимает голову и произносит:

– Честно скажу – боюсь. Потому что знаю, что понравится.

Обувается и уходит.

Я точно в слэшерском раю.

В конце месяца мы выигрываем на городских соревнованиях и нас отправляют нас всероссийские. В этот раз в пути предстоит провести по меньшей мере сутки, и я готовлюсь основательно – иду на депиляцию. Мало ли, каким местом повернется фортуна, может случиться и так, что мой гладкий лобок сыграет на контрасте с дебрями естественности Катерины, и Валера все же окажется со мной в одной постели. Рано или поздно, но так оно и произойдет.

Сидя в автобусе я наблюдаю из окна, как она что-то серьезно втолковывает Валере, который стоит с видом покорности судьбе, затем вручает ему пакет с запеченной курицей и целует на прощанье. Как целует – ее губы накрывают, как мне кажется, сразу пол лица Валеры, и я начинаю опасаться, что он задохнется. Забираясь в автобус, он садится впереди меня и машет ей с улыбкой на лице, однако когда мы отъезжаем на приличное расстояние, сразу пересаживается ко мне и отдает курицу Дэну.

– Опа, ништячки! Спасибо, брат, от души душевно! – произносит тот, терзая бумажный пакет.

– Я смотрю, ты не сильно огорчен предстоящей разлукой, – замечаю я.

– Я-то? – спрашивает он, и серые глаза почему-то смотрят на мои губы. – Ни капельки.

========== 7 ==========

Комментарий к 7

https://vk.com/wall530503482_59

В этот раз Валера совсем не против того, что мы располагаемся в одном номере. Да и сам номер в этот раз радует своей просторностью, мягкостью постельного белья и окном с видом на парк. Отель – это вам не гостиница, расщедрился местный губернатор.

– Прям как белых человеков поселили, я в шоке, – зеваю я, плюхаясь на кровать.

– Ты в ванную заходил? – отзывается Валера. – Там душ с подсветкой.

– Великолепно, всегда мечтал почувствовать себя Смурфиком, наяривая в душе. Кстати, ты жрать хочешь? Я смотаюсь на разведку в кафе на первом этаже и сразу вернусь. А ты пока вещи разгребай.

– Тош, тебе лучше переодеться. В лосинах это слишком…

– Похуй! Слишком скромные отвернутся, слишком дерзкие подрочат.

Шагая по коридору, я начинаю понимать, от чего меня хотел оградить Валера – команды из других городов тоже в процессе заселения, и для многих хоть и красивый, как греческий боженька, но мужик в лосинах – психологическая травма, которую дано пережить не каждому.

Конечно же, без парней в «теме» тоже не обойтись, и я ловлю на себе взгляд почти двухметрового хмурого чела в бейсболке с гербом Воронежа. Эдакий лесоруб, разве что без бороды. Гей-радар у меня работает исправно, поэтому я не удивляюсь, когда на обратном пути из кафешки – кстати, весьма и весьма неплохой – он отделяется от окна и преграждает мне путь.

– Ты из какой команды? – спрашивает, сложив на груди медвежьи лапы.

Палец по-привычке накручивает волосы, ресницы опускаются, но я, вспоминая, что уже обзавелся своим сероглазым королем, одергиваю себя и выпрямляюсь.

– Питерские мы, – вздыхаю я. – Но если ты подкатить собирался, то не стоит – есть у меня любимый.

– А я тебе и не любовь предлагаю, – хмыкает тот, и в любой другой раз эта самцовость меня бы подкупила, но не в этот.

– Тоже нет. Извини, ты не в моем вкусе.

У мужиков все проще – многие геи любят поломаться, но по факту мечтают о сильном и смелом мужике, который сделает первый шаг. Видимо, он считает себя таким, потому что хватает меня за бедра и прижимает к себе. И если до этого момента коридор был пуст, то, по закону подлости, именно в этот момент Валере приспичивает выйти из номера, рядом с которым меня жмякают медвежьи лапы. В следующий миг меня цепляют за шиворот и затаскивают внутрь как описавшегося котенка.

– Ты сюда играть приехал или ебаря искать? – произносит Валера, и я вижу, как его глаза темнеют от плохо контролируемой ярости.

– Он сам мою задницу мацать начал, я-то тут причем? – возмущаюсь я, потирая запястья.

– Так ты провоцируешь специально! Так и ждешь, чтоб тебя зажали где-нибудь и поимели! Отыграем – делай, что хочешь, но только попробуй…

– А если попробую? – щурюсь я. – Тебе что? Можно совмещать приятное с полезным. Вот найду себе ебаря, чтобы он зажал меня и отымел, чтобы натянул по самые…

– Заткнись!

– А я бы ему сосал и захлебывался, а он…

Я жмурюсь, когда он опрокидывает меня на кровать и прижимается всем телом, снова стискивая запястья.

– Вот почему ты такой, – вздыхает он обреченно, рассматривая мои губы – целует, не касаясь.

– Какой? – спрашиваю я почти неслышно, чувствуя его эрекцию.

– Невозможный! Чокнутый.

– А еще какой?

– Красивый. Ты очень красивый.

Поцелует, думаю я. Не может не поцеловать, когда я, высвобождая руку, касаюсь его щеки и смотрю такими умоляющими глазами. Поцелует, уверяюсь я, когда он наклоняет голову.

– Ох, бля, вы хоть предупреждающую табличку вывешивайте! – морщится Дэн, распахивая дверь. – Вы жрать идете? Только вас ждем!

Дэн привык ко мне и уже не быкует, как раньше, видя мои поползновения в сторону друга, даже поддерживает шуточки своими замечаниями.

– Уже идем, – отвечает Валера нехотя и поднимается.

До конца вечера он старается на меня не смотреть, как и весь следующий день, когда мы отыгрываем два матча подряд. Не смотрит, не разговаривает, отвечая односложно, первым ложится спать или втыкается в наушники. Я не реагирую – знаю, что он занимается самобичеванием из-за вполне конкретного желания, и лучше ему не мешать – любой натурал должен дозреть в своих страданиях. Еще день он ходит мрачным и молчаливым, несмотря на то, что команда проходит в четвертьфинал, что само по себе является достижением.

Выбравшись из душа, я останавливаюсь посреди комнаты и смотрю на его такое серьезное сейчас лицо, что хочется истерически захохотать. Кто-то должен делать первый шаг, думаю я сбрасывая с его коленок ноут и усаживаясь на них сам. Он смотрит снизу вверх таким странным взглядом, что внутри у меня все переворачивается.

– Прими это как данность, – говорю я, бросая на пол снятую майку. – Делай, что хочется. Я от тебя ничего не жду, можешь просто трогать, можешь целовать, можешь снять с меня остальное. Только то, что хочешь сам.

Мой взгляд его смущает, поэтому я разворачиваюсь спиной, сдвигая ноги и укладывая похолодевшие ладони на бедрах. Когда мне начинает казаться, что он так и не решится, кожа вдруг покрывается мурашками от прикосновения к животу. Потом вверх по ребрам, по предплечьям, по линии ключиц. Осторожно, изучающе, совсем несмело. Я наклоняю голову, а он, убирая мои мокрые волосы в сторону, целует в шею, и я и вцепляюсь ногтями в колени, боясь пошевелиться и спугнуть это прошивающее насквозь удовольствие. Пока все равно не нахожу его руки и не прижимаю к своему животу, наклоняя голову сильнее и чувствуя губы уже за ухом, на щеке, а потом, когда его поднявшаяся рука сама удерживает мою голову в нужном положении, я наконец могу ощущать его дыхание на своих губах.

Если бы я знал раньше, как это кайфово – целовать его, я бы давно увез Катерину в лес и привязал бы ее к дубу в самой чаще. Я бы сбросил ее с моста. Я бы специально сдал на права, чтобы переехать ее машиной. Я бы…

Руки Валеры стаскивают с меня трусы, и я пребывая в полнейшем афиге, наблюдаю, как они ложатся на мой член и начинают поглаживать его.

– Никогда бы не подумал, что это тоже возбуждает, – говорит он, и я, упираясь затылком в его плечо, раздвигаю ноги.

Блять, убейте меня прямо сейчас, чтобы я не чувствовал, как медленно подыхаю от недостатка кислорода. Я кладу свою руку поверх его, замедляя темп, растекаясь по его груди и постанывая без стеснения, которого у меня никогда и не было, если говорить честно.

– Нет, стой, – хриплю я, поворачиваясь. – Сначала ты.

Дергаю вниз замок на молнии, отодвигаю мокрые от секреторки боксеры и заглатываю сразу, до конца, сходя с ума от его запаха возбуждения и от вырвавшегося стона. Ногти впиваются в его бедра, когда он, сбив меня с ритма, начинает трахать в рот сам, и я, глотая подкатывающую слюну, старательно расслабляю горло, чтобы получалось глубже. По прохладному ощущению на головке собственного члена понимаю, что теку как телка и, пожалуй, кончу без рук, стоит ему продолжить в том же духе. Касаюсь себя и кончаю раньше, чем сперма стекает по горлу, и он тянет меня вверх, прижимая к себе и тяжело дыша.

– Тош, ты же не думаешь, что я тобой воспользовался? – спрашивает с нескрываемым беспокойством.

– Я знаю, что это не так, – вздыхаю я. – Признай, что тебя тянет ко мне так же, как и меня к тебе. Только, умоляю, не задумывайся над тем, что же будет дальше и как следует поступить. Это второстепенное. Хочешь колыбельную?

Сейчас надо отвлечь его, не дать впасть в самопожирание, поэтому я вспоминаю Ивана Баркова, колыбельную для, пардон, хуя:

Жизнь прошла, как пролетела,

В ебле и блядстве.

И теперь сижу без дела

В горе и тоске.

Плешь моя, да ты ли это?

Как ты изъеблась?

Из малинового цвета

В синий облеклась.

Вы, муде, краса природы,

Вас не узнаю…

Эх, прошли былые годы.

Баюшки-баю.

Вот умру, тебя отрежут,

В Питер отвезут.

Там в Кунст-камеру поставят,

Чудом назовут.

И посмотрит люд столичный

На всю мощь твою.

Экий, – скажут, – хуй отличный.

Баюшки-баю.

Валера смеется, просит почитать еще что-нибудь, и я с удовольствием читаю другие похабства. Засыпаю, лежа на нем, и не замечаю, что он, перед тем, как лечь спать, закрывает окно и укрывает меня пледом.

Утром просыпаюсь один – Валера, как капитан, получает указания от тренера, пока все готовятся. Я тоже собираюсь, иду в зал и пытаюсь концентрироваться только на предстоящей игре. Ловлю взгляд проходящего мимо Валеры и понимаю, что не получается. Отворачиваюсь и ловлю уже другой, колючий и холодный – Дэна. Похоже, он заметил, что какая-то грань между его другом и мной треснула, и это уже не подколы и тупые шуточки в формате подкатов.

Все идет хорошо ровно того момента, пока, принимая пас, Дэн не толкает меня.

– Лось, блять, – говорю я, собираясь встать, но вижу, как в слоу мо, что его нога в белом кроссовке опускается на мою руку и надавливает на нее.

Сначала я слышу тошнотворный хруст, а потом боль ослепляет поплывшее сознание и я глотаю загустевший воздух, вскидывая голову и сжимая зубы. Не ору, рычу, отстраненно отмечая, что Валера не рассчитал силы удара, потому что Дэн подозрительно долго держится за глаз. Тренер свистит, подзывая замену, но мне уже плевать – с поломанными пальцами я выбываю не только из игры – вообще из команды не меньше, чем на год.

========== 8 ==========

Домой я, психанув, уезжаю в тот же день, когда мне наложили лангетку – вещи в сумку и вперед, на первый рейс, не дожидаясь, когда закончится игра. Валеру, как капитана команды, заменять не стали и не дисквалифицировали, ограничившись двумя заменами – вместо меня и Дэна. На обезболивающих я вполне сносно добираюсь до дома, проспав все время пути, забираю у соседей, что следили за Нефертити, ключи, отключаю телефон и заваливаюсь в кровать. Думать ни о чем не то что не хочется – тупо не получается, все мысли и чувства застывают отеком вокруг сцепленных вместе лангеткой указательного и среднего пальцев. Перелом без смещения, через десять дней повторный рентген, через месяц обычная фиксирующая повязка, через полгода окончательное восстановление. Зашибись. И не подрочить теперь.

Сука ты, Дэн. Мог бы просто в морду дать, я бы пережил, ответил хотя бы, а теперь что? Валера, конечно, молодец, что за меня вступился, но дела это не изменит, и месяц мучений мне обеспечен.

К концу дня понимаю, что я теперь – бытовой инвалид. Я не могу нормально раздеться, одеться, помыться, налить чай, разогреть еду. Благо, в доме есть электробритва и эпилятор, иначе пришлось бы еще заросшим ходить, как етя. Расчесывая перед зеркалом мокрые волосы левой рукой я постоянно выдергиваю целые пучки, и обязательно полысею раз на третий.

– Сукааааа! – вою я, со злости долбанув лангеткой по раковине и скорчившись от пронзительной боли в запястье.

К концу следующего дня, когда градус раздражения достигает отметки «Фурия в пмс», в дверь звонят. Я прекрасно знаю кто это, потому не завязываю халат.

– Ты как? – с ходу спрашивает Валера, протискиваясь мимо меня. – Тут тебе папа драников напек со сметаной, пока мама на работе была, а еще я пиццу принес, поедим, и помогу…

– Стоп! – командую я, приостанавливая бурное движение с разворачиванием коробочек. – Твой папа напек специально для меня драников?

– Нажарил, точнее. На сковородке же. А чего ты удивляешься? Узнал, что тебя покалечили, вот и пожалел, он у меня заботливый. Я к тебе, кстати, на всю неделю.

– Чо?

– Жить буду с тобой. Ты ж пожрать сам не сможешь, не ломайся. Я во всем виноват, если бы я Дэну не рассказал о том, что между нами было, он бы не взбесился.

Я сажусь за стол и смотрю на золотистые кружочки драников. Нефертити, постукивая по стулу голым хвостом, смотрит тоже.

– Э, а ну иди свои вискасы-хуискасы жри, – хмурюсь я. – Только обсосешь и выплюнешь, знаю я тебя.

Я ем левой рукой, не попадая в банку со сметаной с первого раза, а Валера, протирая стол мокрой тряпкой – я залил его кофе с утра – поглядывает на меня без прежнего недоверия. И вообще он весь такой подозрительно тихий и смирный, что я все же понимаю – сдался.

– Лер, – бубню я, запихивая драник целиком в рот. – Передай папе, что он лучший. А Катерина знает о том, что ты меня хочешь?

– Пока нет. Я думаю, как сообщить ей об этом, – отвечает он на удивление честно. – Ты в курсе, что мы на соревнованиях третье место взяли?

– Если бы меня не вышибли из игры – взяли бы первое. Но не могу не порадоваться. Вытри мне нос, пожалуйста.

Конечно, я могу сделать это и сам, но Валера, который так хочет быть полезным, делает это покорно и даже, как мне кажется, с удовольствием.

– В кровать меня отнесешь?

– Все, пизда рулю. Дорвался до власти.

Он подхватывает меня на руки, и от него так волнующе пахнет чем-то брутальным, мужским, что я, несмотря на боль в руке до самого локтя, прижимаюсь к нему и не отпускаю, когда он кладет мою тушку на кровать.

– Чего ты повис на мне? – усмехается он.

– Очень хочу, чтобы ты меня поцеловал. Но мы не в романтической мелодраме, где герои, просыпаясь в одной постели, сразу начинают сосаться, даже зубы не почистив, поэтому ты сделаешь это потом. Как-то целоваться с человеком после ужина не комильфо, не находишь? Поэтому ложись ко мне и включай плазму. Давай ужастики смотреть, я отвлекусь.

Валера, вздыхая, помогает мне забраться под одеяло, выключает свет и врубает старый добрый «Окулус». Точнее, для меня старый добрый, а Валера, который видит его впервые, морщится, когда героиня раскусывает лампочку вместо яблока или вспоминает детство с мамашей на цепи. Я смотрю этот фильм раз в третий, но каждый раз пугаюсь на одних и тех же моментах, и когда тварь из зеркала вдруг появляется за спиной героя, я вздрагиваю и ору. Валера тоже дергается, но не из-за меня, а из-за кошки, которая, подскочив в испуге, вцепляется ему в ногу.

– Придурок! – ворчит он. – Хера ты орешь, будто тебя ебут?

– Когда меня ебут, я еще не так ору, – сообщаю я.

Фильм заканчивается, и Валера щелкает пультом, оставаясь сидеть рядом. Потом встает, снимает с себя майку и джинсы, аккуратно складывает их на стуле и ложится под одеяло. Я знаю, что он возбужден, потому что возбужден тоже, и лангетка бесит вдвойне, поэтому я соплю яростно и раздраженно.

– Ты чего пыхтишь? – спрашивает Валера, двигаясь ко мне и касаясь обнаженным бедром.

– Хочу тебя, сил нет, – вздыхаю я. – Подрочи мне?

– Заебись помочь приехал…

Он, стянув вниз мои «невыходные» трусы с мишками, обхватывает член горячими ладонями, и я всхлипываю от накатившего наслаждения.

– Сейчас-то можно целоваться? – спрашивает насмешливо.

– Нет, я еще зубы не чистил и…

– Похуй.

В этот раз целует неторопливо, с оттягом, обводит языком контур изнутри, потом посасывает язык, что сразу отдается волной жара внизу живота, прижимается раскрытыми губами и постанывает. И в этот раз он знал, на что шел, ложась со мной в одну постель, знал и хотел того, чем мы сейчас занимаемся.

Кончаю я быстро – слишком долго терпел, переворачиваюсь сразу на живот и слегка приподнимаю бедра: