Текст книги "My killer, my lover (СИ)"

Автор книги: Destiel-love

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

– Женя, ты всегда такой был, или ты сейчас притворяешься? – Мильковский пожал плечами.

– Просто не хочу тебя пугать лишний раз, ты итак уже понял, что я псих, – он «пугающе» улыбнулся.

– Да, видимо мне придется с этим смириться, – он слабо бьет мне подзатыльник.

– Пошли, отвезу тебя домой, – киваю. Конечно до дома мне тут не далеко, но покататься на машине я не против.

========== Часть 6 ==========

Мы зашли на школьную стоянку и Женя повел меня вдоль ряда машин. Я гадал какая же из них его, каждый раз представляя, как смешно он будет смотреться, например, за рулем этой девятки. Но когда Женя остановился, а я наконец-то увидел его машину, то у меня, честно, чуть челюсть не отпала.

– Это же танк, – удивился я, смотря на джип.

– Зато места много, – отшутился Женя, открывая машину.

– Черт, это реально твоя!? Я думал ты шутишь, – я стал ходить вокруг джипа, разглядывая его со всех сторон. Раньше я такие машины в близи только на стоянках и видел, а теперь на ней прокачусь! Офигеть!

– Нравится? – я смог лишь кивнуть, с открытым ртом разглядывая колеса, которые были с половину меня.

– Еще бы, – Женя открыл мне дверь, ожидая, когда я сяду. Залез я в нее, кстати, с трудом.

– Какая же ты прелесть, – усмехнулся Мильковский, разглядывая меня. Если честно мне было неуютно. Да, поцелуи поцелуями, но доверять этому человеку все равно было страшно. Ну не может же он так быстро измениться? – Знаешь, я ненавижу школу, – говорит Женя, как только мы трогаемся с места.

– Это странно. Зачем ты тогда там работаешь? – он вздыхает.

– Иногда нам приходится делать то, чего мы совершенно не хотим, – пожав плечами, отвечает он.

– А чего бы ты хотел? – если честно, то я не знаю зачем задаю этот вопрос.

– Быть музыкантом? – говорит он, будто спрашивая сам у себя. – Или, может быть, писателем. Я думаю, что мне пойдет объемный шарф и бакенбарды, – я смеюсь, представляя Женю с кудрявыми черными волосами, подобно Пушкину, восседающего за своим столом с кипой бумаг и пером. Почему пером? Сейчас же куча всевозможных ручек. Не знаю, просто так рисует мое воображение. – А кем хочешь быть ты?

– Я хочу уехать отсюда, – я не знал, кем хочу быть, потому что не задумывался об этом. Чаще всего я думал лишь о том, что хочу свалить с этого города, а куда и на кого – не важно.

– Где ты живешь? – мы выехали на трассу, и только сейчас я вспомнил, что до моего дома можно было бы спокойно доехать дворами. – Знаешь, если тебе не нужно переодеваться, то я мог бы не завозить тебя, а покушать можно и в каком-нибудь кафе, – словно невзначай говорит Женя, неотрывно смотря на дорогу. Я молча смотрю на него, разглядывая. Эта ситуация не напрягает меня, что странно. Ведь я должен, как минимум, стесняться этого человека. Но вместо этого я отмечаю, как его брови сходятся к переносице в ожидании моего ответа, а руки слишком сильно сжимаю руль. Я отмечаю и то, что серое пальто до безумия подходит под его белые волосы и шарф, а карие глаза на фоне белой кожи кажутся черными, словно угольки. Вблизи не так, вблизи они цвета молочного шоколада. – Тошик! – он вывел меня из моих мыслей.

– Мне не нужно домой, – любая возможность не появляться там казалось мне волшебной. Сегодня ночью мать опять пыталась вломиться ко мне в комнату, а позавчера перерыла все мои вещи в поиске спрятанных денег, но увы, не нашла. Деньги все на карточке, благо современные технологии позволяют хранить их так. Я уже не обращал на нее внимание, ее пьяные выходки никак меня не задевали. Наверное, нельзя так говорить, но я искренни ждал, когда ее не станет.

– Тогда заедем ко мне? – киваю. – Знаешь, мой отец тот еще козел, – Женя смеется.

– Как директор он вполне себе вменяемый, – я пожимаю плечами. Конечно, Жене лучше знать какой его отец.

– Я мог бы уже работать переводчиком, но он вынудил меня устроится в школу. Тратить время на бесполезное занятие, которое не приносит мне никакой пользы просто обидно. Я не привык получать зарплату в двадцать тысяч, и привыкать не хочу, – боже, его слова казались мне такими…странными что ли? Конечно, по нему видно, что он никогда не жил так, как я. Конечно, он представлял из себя что-то вроде золотых мальчиков. И было глупо думать, что его будет устраивать работа учителем.

Мне вдруг стало страшно. Женя не знает о том, как я живу. Он не знает обо мне ничего. И если до него дойдет из какой я семьи, то вряд ли он захочет продолжать все это. Странно, но именно сейчас меня это расстраивало. Я думал, что если вдруг Мильковский потеряет интерес ко мне, то это будет только радовать меня, но почему-то именно сейчас об этом думать не хотелось, и становилось даже как-то грустно. Может мне просто хочется посмотреть на его мир изнутри? Сейчас он отвезет меня к себе, и скорее всего его квартира будет существенно отличатся от нашей. Скорее всего у него больше двух комнат, и, может быть, в подъезде даже есть консьержка. Быть может у него даже камеры на доме есть. А еще стоянка на которую пускают только жильцов дома, и скорее всего в маленькой будке круглосуточно сидит охрана. Хотя…кажется я уже зашел слишком далеко.

– Тошик, – Женя вытаскивает меня из моих мыслей. – О чем ты думаешь? Второй раз уже уходишь в себя, – я мотаю головой.

– Ни о чем, просто я впервые еду в такой огромной машине, немного страшно, – я улыбаюсь.

– Ты выглядишь таким маленьким в этом кресле, – смеется он.

– Я не сильно меньше тебя, – показываю язык, из-за чего Женя смеется еще больше. Машина выехала на улицу ведущую к пригороду.

– Мой дом за городом, точнее в его черте, – пояснил Женя. – Только не пугайся, я же обещал, что не трону тебя, – он подмигивает мне, от чего я тоже начинаю смеяться.

– Ты так много шутишь на тему того, что не тронешь, отчего я уже сомневаюсь в твоих словах, вдруг у тебя там какой-нибудь коварный план? – я откидываюсь на спинку, разглядывая пролетающие мимо машины. Женя за рулем ведет себя так непринужденно, будто в своей стихии. В кармане вибрирует телефон, оповещая о пришедшей смски. Я достаю его, пытаясь по привычке разобрать эти пиксельные слова на голубом фоне. Пишет мне, как ни странно, Влад. Он переживал, потому что надеялся, что встретит меня по пути домой. Я быстро напечатал ему ответ, что все хорошо, я с Женей и убрал телефон. Мда, не думаю, что этот ответ его успокоит.

– С таких телефонов возможно отправлять смс? Ничего себе, – он усмехнулся.

– Да этот телефон лучше твоего айфона раз в сто! – мы съезжаем с трассы на проселочную дорогу, но она, как и положено, устелена асфальтом. Я наконец-то понял куда мы едем. В этом «поселке» у Влада была дача. Двухэтажные красивые дома, каменные заборы с кованными калитками. Я раз пять был у него в гостях, и каждый раз с открытым ртом разглядывал здешние красоты.

– Я не спорю, малыш, – он треплет меня по голове. Я отчего-то дергаюсь, и Женя это замечает, он меняется в лице. – Не бойся, – я мотаю головой.

– Все нормально, это просто рефлекс, – он вздыхает. Машина начинает притормаживать, и мы сворачиваем к двухэтажному дому с белым забором. Прям как я и представлял себе. Женя заглушил мотор и вышел из машины. Наверное, со стороны это смотрелось ужасно мило. Он открыл мне дверь и помог выйти из машины. – Ничего себе, – я огляделся вокруг, и, почему-то почувствовал себя таким маленьким и беззащитным, что захотелось залезть обратно в машину. В своих старых затрепанных временем черных джинсах и клетчатой рубашке, которую все-таки подарил мне Маус, я совершенно не вписывался в окружающий мир. Здесь все было, так сказать, дорого и со вкусом. Я выглядел пустым фантиком среди коробки конфет. Или конфетой без обертки.

– Заходи, – Женя открыл калитку и ждал, когда я войду. – Не пугайся, дома может быть моя сестра, она обещала заехать, – я кивнул. Меня переполняло чувство неуместности. В его мире, куда он, наверное, пускал не многих, а может и наоборот, пускал всех без разбора, я был именно тем, кто никогда не должен был сюда вступать.

Мы прошли по узкой каменной дорожке и остановились на крыльце. Женя с минуту возился с кодовым замком, а потом с ключами. Его двор напоминал мне какой-то старый фильм. Беседка, каменные тропинки, плутающие среди клумб, садовые гномы, которые приветливо махали мне рукой, а некоторые освещали тропинки фонариками.

– Они горят? – зачем-то спросил я у Жени, когда тот наконец-то разделался с последним замком.

– Кто? – Женя растерялся.

– Фонарики у гномов, – он с минуту смотрел то на меня, то на гномов, а потом, почесав нос, пожал плечами.

– Не знаю, – честно ответил он. – А что?

– Ничего, – я помотал головой. Мы наконец-то вошли в дом, точнее сначала на маленькую террасу, где на подоконнике были сооружены длинные клумбы, в которых росли всевозможных цветов фиалки, а в углу тихо посапывала рыжая кошка. Пол был застелен серым ковром, а с боку стояла полочка для обуви. Я снял кеды и поставил их ближе к двери.

– Это Белка, – кивнул Женя в сторону кошки, которая тут же отозвалась на свое имя протяжным мяуканьем и метнулась к двери. – Раз белка здесь, значит Юля дома, – улыбнулся он. Я понял, что Юля его сестра, а еще, что она не очень-то жалует эту Белку. – У нее просто аллергия на кошек, вот и выгоняет, когда приезжает, – пояснил Женя.

– Понятно, – я взял животное на руки, и оно принялось меня обнюхивать. – Почему Белка? – я снова поставил Женю в тупик своим вопросом, но на этот раз он просто пожал плечами.

Наконец-то мы оказались в самом доме. Мой взгляд сразу же упал на лестницу, которая стояла с лева, и будто сама поднималась по окнам. Не знаю, как она держалась, но под ней уютно расположился маленький диван и полка с книжками. Остальное пространство первого этажа было разделено двумя стенами, проходами через которые являлись две большие арки. В первом помещении была кухня, по середине гостиная, где в углу стоял рояль, а третье как раз этот маленький читальный уголок. В доме было много окон, и я на мгновение представил, как ночью Женя сидит за роялем, его пальцы быстро бегают по клавишам, а из окна на него красиво падает лунный свет. Он играет сонеты Бетховена, и скорее всего его глаза прикрыты от удовольствия.

– Юля!! – Женя вывел меня из моих мыслей своим криком. – Проходи, посиди пока, сейчас разбужу ее, к тому же ей пора бы перестать вламываться в мой дом, – кажется Женя не особо был рад своей сестре. Я смотрел, как он поднимается по лестнице, будто бы идет по воздуху, а потом исчезает наверху. Я прошел туда, где стоял рояль, открыл крышку и прошелся пальцами по клавишам. Единственное, на чем я умел играть – это барабаны. Ито, потому что раньше я мыл актовый зал, и просто не мог удержаться, чтобы не поиграть, вот и научился. А теперь…без инструмента я никто.

– Женя, ты не имеешь права! – сверху раздался звонкий женский голос, а потом послышался топот ног. – Это и мой дом! Родители пока живы, а значит я имею право здесь жить! – возмущалась девушка, быстро сбегая по ступенькам.

– Юля, я поменяю замки и найму охрану! Это мой дом, я хозяин этого сраного дома, – кричит Мильковский, пытаясь догнать девушку. Юля, завидев меня, тут же прячется за мою спину.

– Не знаю кто ты, милый ребенок, но ты должен мне помочь, – смеется девушка и, когда Мильковский оказывается совсем близко, толкает меня на него так сильно, что я не удерживаюсь на ногах и падаю прямо ему в руки. Черт.

– Блять, – Женя машинально удерживает меня руками, и получается так, что я прижимаюсь к его груди. Я пытаюсь отодвинутся, но не выходит, он держит меня слишком крепко.

– Все нормально? – спрашивает он, на что я лишь киваю. Наконец-то меня возвращают в стоячее положение, и я снова могу продолжить чувствовать себя лишним.

– Вот зачем тебе такой огромный дом, братишка? – Юля возвращается с кухни, куда она убежала минутами ранее, с огромным красным яблоком. – Чтобы мальчиков возить трахать? Так мог бы и в мою квартиру их приводить, к тому же рядом детский сад, ты же его оттуда приволок? – она смеется, а вот Женя начинает злиться. Нет, меня совершенно не задевает ее шутка, потому что обидеть ей она хотела не меня, а Женю.

– Жаль, что родители так и не решились сделать аборт, – вздохнул Женя. Я наблюдаю за их словестной перепалкой, и во мне одновременно бушует несколько чувств. Мне странно находится здесь. По всем вселенским законам такие как я никогда не оказываются в огромных домах с большими окнами, и уж тем более не целуются с учителями английского. Но, видимо, в нашей вселенной что-то пошло не так.

– Я поставила чайник, – как ни в чем не бывало, продолжила Юля, и что страннее всего, Женя пошел за ней на кухню, будто бы только что не говорил ей о том, что жалеет о ее рождении. Видимо у них такое странное общение. – Как тебя зовут? – обратилась ко мне Юля.

– Тошик, – ответил за меня Женя. – И только попробуй что-нибудь пиздануть, Юля, я убью тебя ножом для яблок! – Юля усмехнулсясь.

– Очень приятно, Тошик, надеюсь с тобой он не будет таким же козлом, как со своими родственниками и друзьями, – с наигранной горечью вздохнула Юля. – Избалованный родителями козел, всегда говорила маме, что надо было отдать его в кадетское училище, а не в музыкальную школу. Вот и вырос педиком, – девушка показала Жене язык. Я еле сдержался, чтобы не рассмеяться.

– Слава богу, что хоть с мозгами родился, в отличии от тебя, – ответил ей Женя. Юля налила нам чай и достала какие-то печеньки. Я, если честно, даже боялся притронуться к чему-нибудь. Все выглядело слишком дорого. – Чего ты не пьешь? – спросил меня Женя, от чего я судорожно схватился за чашку.

– Тошик, а как вы познакомились? – обратилась ко мне Юля. Мильковский хотел было что-то сказать, но она закрыла ему рот.

– Евгений Геннадьевич мой учитель, – сдерживая смех, ответил я. Мне хотелось сделать как можно более серьезное лицо, чтобы вся ситуация смотрелась еще более комично, но когда Юля засмеялась, то и я не сдержался.

– Я что, была права!? Боже, Женя, ты такими темпами скоро и правда на садик переключишься! Педофил несчастный, – девушка бросила в брата полотенце.

– Да ну тебя, дурочка, – вздохнул он, скидывая полотенце на соседний стул. Мы пили чай, и Юля рассказывала про какого-то парня, если честно, то в их разговор я не вникал. Я снова смотрел на Мильковского, на то, как он слушает Юлю, глядит на нее с легкой насмешкой, но одновременно с нежностью. Женя, наверное, был хорошим братом, даже не смотря на их разногласия. Из разговора я узнал, что родители Жени оставили Юле квартиру, а Мильковский отхватил себе дом, выкупив долю отца, потому что работал с шестнадцати лет. Юля для приличия делала вид, что ее это задевало, и продолжала портить брату жизнь, но на самом деле ей этот дом никак не уперся, и сюда она приезжает только от скуки, и потому что ей не хватает ее злого задиристого брата. Про Женю я тоже узнал много нового. Точнее я вообще начал узнавать Женю. Козлом он был не только в школе, а вообще по жизни. Но это была, скорее, его маска. В душе же парень был романтиком, и Юля даже заикнулась про какие-то песни. Ближе к вечеру мы перебрались гостиную, где был камин, который я не сразу заметил, так как все мое внимание привлек рояль. Женя, кстати, пообещал, что сыграет на нем.

– В школе его били, – засмеялась Юля. – Знаешь, он ходил с такой ужасной прической, так что сейчас он еще красавчик. Раньше вообще ужас был, – смеялась девушка.

– Совсем ужасная? – поинтересовался я.

– Я обязательно скину тебе фотографию! Ты же есть в вк? – боже, вот этого я и боялся. Ладно, у меня есть давно отработанная схема.

– Нет, не люблю социальные сети, они отвлекают меня, – с заумным видом сказал я.

– А чем же ты тогда занимаешься? – спросила Юля, Женя смотрел на меня с интересом. Вот сейчас главное не облажаться.

– Читаю книги, слушаю музыку, – пытаюсь улыбнуться как можно более непосредственно, но чувство, что я несу херню меня не покидает. Мда, Тошик, когда-нибудь всем станет ясно, что ты просто чмо без гроша в кармане, и тогда ничем ты уже не оправдаешься.

– Прикольно, впервые вижу такого человека, – улыбнулась Юля. – Ты так сильно любишь читать? Я люблю Кинга, – девушка, кажется, заинтересовалась этой темой, но Женя не дал нам договорить.

– Сыграю, раз уж обещал, – это было куда интереснее чем разговоры с Юлей. За окном начинало темнеть, я глянул на настенные часы, который показывали, что время доходит до шести часов вечера. Жалко, что осенью темнеет так рано. Зато все стало происходить, как в моем воображение. Женя театрально размял пальцы, сел за рояль, а Юля выключила свет.

– Он офигенно играет, – с неприкрытым восхищением сказала девушка. Меня удивляли их отношения. Они кидались из крайности в крайность, дико ненавидя друг друга, и так же сильно обожая.

Женя пододвинулся ближе, поднял крышку и выпустил в мир первые ноты. Я хотел закрыть глаза, но боялся упустить из виду какую-то важную деталь. Я был гостем в их мире, я чувствовал острую необходимость запомнить каждый момент, проведенный здесь, в этом доме, с этими людьми. Пальцы парня начали бегать по клавишам, будто эти самые клавиши до ужаса горячие, от того они так быстро бегут. Но музыка…я думал, что никогда и нигде уже не услышу такой красивой музыки. Нет, это был не Бетховен, как в моем воображение. Это было что-то другое…что-то свое. А потом он запел.

Дождь за окном, и дома капает из крана

И об одном напоминает как ни странно

В сердце моём, и молча бьёт с телеэкрана

Дождь не причем, я просто многое понял рано

Мое сердце пропустило пару ударов, будто и само пыталось прислушаться получше, чтобы расслышать каждое его слово. А слова были красивыми, будто шли из самой души. Нигде я не слышал такой песни, поэтому сделал вывод, что песня его. Там было еще много слов, но я запомнил именно припев, который прошелся красной ниткой по всем моим нервным клетками, и, кажется, раз двадцать пронзил мое сердце. Передо мной сидел кто-то другой. Это не был мой учитель, который доведет до суицида даже самого спокойного человека. Это был человек, чье сердце рвалось наружу, чьи мысли были глубоко не радужного цвета, чье внутреннее состояние пугало даже меня.

– Понравилось? – спросил Женя, поворачиваясь к нам? Юля захлопала в ладоши, и я повторил за ней. Нет, конечно мне тоже хотелось хлопать, но только чуть позже, когда мысли немного стихнут, а их в голове был рой. И никакими аплодисментами их не разгонишь – назойливые мухи.

– Очень, – Юля включила свет и Женя вернулся к нам на диван.

– Прости, что мы так и не погуляли, я же все-таки обещал, – я не понимал за что он извиняется, но на всякий случай кивнул. – Знаешь, мы сможем погулять завтра, или, когда ты сможешь, – снова кивок. – Вот и хорошо, – он улыбнулся.

– Мне уже пора домой, не хочу вам мешаться, – сказал я, вставая с дивана. Если честно я даже не представлял, как теперь мне добираться до города. – У вас здесь ходят автобусы? – Женя и Юля смотрели на меня, как на дурака.

– Я отвезу тебя, но чуть позже, хорошо? – я хотел было отказаться, но понял, что это будет глупо. Мы снова прошли на кухню, выпили чай, а потом Юля проводила нас на улицу. Женя наказал ей приготовить что-то к ужину, она послала его, но я почему-то был уверен, что ужин все-таки будет готов, когда Женя вернется. Мы сели в машину, в которой было темно, и ехали по темной трассе, освещаемой лишь фарами редких встречных машин, и нашими. Женя молчал, а из колонок мурлыкала какая-то старая песенка.

Я чувствовал, что чем дальше мы отъезжаем, тем печальнее становится на моей душе, словно какая-то сказка исчезает из сердца. Будто та красная ниточка, что переплела все мои внутренности во время его игры, сейчас выплетается наружу, потому что концом была привязана к тому роялю. Слишком крепко, чтобы я смог оторвать ее и забрать с собой. Возле дома Женя обнял меня, и я даже был готов, что он меня поцелует, но ничего не произошло.

– Доброй ночи, малыш, – он помахал мне рукой и сел в машину.

– Доброй ночи, Евгений Геннадьевич, – улыбнувшись ответил я. Не знаю зачем я зову его так, но мне нравится, как он морщится от подобного обращения. Я зашел в подъезд, но не спешил подниматься домой. Из окна я смотрел на то, как загораются фары его машины, и как она медленно, словно большой тучный кот, пробирается по узким дорогам нашего двора. Большая черная кошка или кот. А внутри сидит Женя, наверняка напевая под нос себе очередную незатейливую песенку, что крутят по радио. И он едет к себе домой, обратно в ту сказку, где существует чудо. А я поднимаюсь к себе, где пьяная мама снова уснула на кухне, и скорее всего даже не вспомнила бы обо мне, если бы я сегодня не пришел.

Я прохожу на кухню и, поддавшись каким-то непонятным мне чувствам, вдруг прижимаюсь к ней. Сажусь на табуретку рядом и просто обнимаю ее, спящую и воняющую перегаром. Я плачу ей в плечо, как маленький. Как когда мне было пять, и папа учил меня кататься на велосипеде. Что-то пошло не так и я навернулся, разбивая в кровь колени. Я плачу, как на похоронах отца, когда мама еще была моей мамой, а не женщиной, что каждый день разносит нашу квартиру в хлам. Я плачу оттого, что мне больно.

– Тошик? – она поднимет голову, смотря на меня сонными глазами, а потом на миг улыбается, и в этой улыбки я узнаю свою мамочку, пока она снова не превращается в алкашку, которая тут же засыпает.

– Я люблю тебя, мама, – встаю со стула и плетусь к себе в комнату. Наверное, моя мама очень любила отца, раз его смерть так сильно отыгралась на ней. Но все это не так уж и важно. Важно лишь то, что моя постель уже разобрано, и усталое тело наконец-то может расслабиться. Важно лишь то, что я до сих пор слышу ту мелодию в своей голове, и Женин голос, шелком покрывающий мой разум. Важно лишь то, что сегодня я прожил день немного по-другому, не так, как всегда. И самое важные слова, наконец-то сказанные маме. Вот что на самом деле важно, черт возьми.

========== Часть 7 ==========

Я проснулся от надоедливого дверного звонка, кто-то очень хотел меня добудиться. Я вытащил из-под подушки телефон, и понял, что забыл его зарядить…дней уже так пять, как забыл, поэтому он и сел, что вообще-то невозможно. Кое-как поднявшись с кровати, я поплелся в коридор, открывать наконец-то эту сраную дверь. Я ожидал увидеть там Влада, или Маус, а может и их обоих, потому что был уверен в том, что я давно уже проспал школу. Но на пороге стоял милиционер.

– Здравствуйте, здесь проживает Ниженко Мария Витальевна? – я кивнул. Имя матери разнеслось в моей голове, как сотни снарядов. Я давно не слышал его. Снова кивок. – Кем вы ей приходитесь?

– Сын, – машинально выпалил я.

– Тогда вот, – он протянул мне листочек. – Вашу маму сбила машина, она в больнице по этому адресу. Пожалуйста возьмите ее документы и сменную одежду, – за его спиной я увидел Влада. Он удивленно смотрел на меня, но я уже ничего не соображал.

– Тош, что происходит? – Влад протиснулся в дверь между милиционером и косяком.

– Мама в больнице, – я на ходу напяливал штаны, всучил Владу бумажку с адресом и стал собирать документы.

– Мы поедем к ней? – я кивнул. Конечно Влад мог идти в школу, это его дело, но я знал, что он все равно увяжется следом. – Мы с милицией? – я пожал плечами.

– Вы можете проехать с нами или своим ходом, – вмешался мужчина. Он все еще ждал меня в дверях. Я делал все с такой скоростью, что даже не заметил, как оказался в салоне машины.

***

Я ненавидел больницы всеми фибрами своей души, и Влад это знал. Мы сидели на скамье, ожидая, когда к нам выйдет врач. Здесь, в белом холодном коридоре я снова окунался в тот ужас, который уже переживал когда-то. Снова меня заставляли вспоминать все то, что я так старательно хотел забыть.

Казалось, что это было очень давно, но в то же время, будто вчера. Серые стены палаты, пищащий аппарат, значение которому я не знал. Я знал о нем лишь то, что пока он пищит – мой папа живет. Я вспомнил отца, хотя уже думал, что даже забыл, как он выглядел. Я вспомнил его добрые глаза и большие шершавые ладони, вспомнил, как он сажал меня на плечи и носил по больничной палате, делая вид, будто с ним все хорошо, будто его ноги не гудят от боли, и ему не тяжело. Будто бы он не умирает. Он боролся за свою жизнь, но сгорал на глазах, а за ним угасала и мама.

Влад обнимал меня за плечи, и я вспоминал, как мы точно так же сидели у него дома. Я плакал. Его родители забрали меня к себе, потому что маме было не до этого. Папа умер и с ним умерла ее душа. Я жил у Влада, кажется, неделю. Его мама каждое утро пекла блины, а на ее столе стояла свечка в честь моего отца. Я не знаю для чего это было нужно, какие-то религиозные обычаи. Вечером к нам в комнату заглядывал его отец, он много шутил и читал нам сказки. Мы засыпали, размышляя с ним о самолетах и бабочках, а когда мы засыпали, то «папа» уходил. Кажется, тогда, то ли от шока, то ли от боли и не понимания, я стал называть дядю Руслана папой.

– Вы Антон? – из операционной вышел доктор. Он смерил нас с Владом серьезным взглядом, и точно направился ко мне. Да, меня было сложно перепутать, многие говорили, что я копия своей мамы. Если честно, то это ни сколечко не придавало мне гордости.

– Я, – мы с Владом подскочили на месте.

– Мы сделали все, что в наших силах. Ваша мама в очень тяжелом состоянии, нам пришлось ввести ее в медикаментозную кому. Сейчас я не могу сказать на сколько это затянется, но срок может растянуться от месяца до трех. Мы переведем ее в реанимацию, – мы кивали, как два болванчика, как собачки в машинах. Я даже и не заметил, что Влад держит меня за руку. – Скорее всего вам придется помогать ухаживать за ней, – я кивал, кивал, кивал.

– Мне страшно, – одними губами произнес я, и Влад крепче сжал мою руку, он понимал меня. Врач ушел, мы, кажется, вечность смотрели ему в след, пока он не исчез за поворотом.

– Поедешь домой? – я мотаю головой. – Я написал Диме, он уже стоит у больницы, его позвать?

– Поехали в школу, – Влад кивает и вызывает такси.

***

Женя.

Я сидел за столом и готовился к классному часу. Нужно было подготовить номер для осеннего конкурса, но я даже не знал с чего начать. Мой новый класс был безумным, и я уже даже не говорю о том, что творилось между мной и одним из моих учеников.

– Ну как, Женя, твой класс уже придумал номер? – отец зашел слишком неожиданно, я смерил его ненавидящим взглядом.

– Мой класс может взорвать эту школу к чертям, а ты мне тут про конкурс втираешь, – я вздохнул, откидываясь на стуле.

– Все так плохо? – хмуро спросил он. На самом деле папочка хорошо знал, какой хуевый класс мне подсунул, и даже сделал это специально, но после того, как на меня пришли жаловаться двое родительниц он сильно пожалел о своем решение. Благо я смог разрулить ситуацию. Еще бы, за словом в карман мне лезть не нужно. В итоге «обиженное чадо» получило еще больше.

– Нахрена ты меня сюда засунул? – в какой раз я задаю ему тот вопрос?

– Ты должен научится работать, как все люди! Твое это проворачивание денег ничем хорошим не закончится, – проворчал он.

– Папа, это бизнес! – воскликнул я. Господи, и почему до стариков так плохо доходит смысл этого слова? Он приписывает меня чуть ли не к мафии.

– Твой бизнес сделал из тебя гомика, – он морщится.

– Гомика из меня сделала природа! – я передразниваю его в том же тоне.

– Боже, тебе двадцать два, а ведешь себя, как младшеклассник! – он выходит из кабинета, громко хлопнув дверью. Постепенно класс заполняется учениками, пока не остается всего три пустующих стула.

– Где остальные? – дети переглядываются между собой. Дети…может я и правда больной? Может я и правда отбитый на голову? Может быть мне стоит сходить к врачу? Но что это мне даст? Я же ходил. К психологам, к психиатрам ходил. Каждый из них просто уверен, что это пройдет, что я сам себя накручиваю.

Урок шел до ужаса медленно, и я уже отчаялся ждать и надеется, что он придет. Классный час закончился, и все ушли на уроки, а я сидел и ждал чего-то, непонятно чего. Может я его напугал? Может он просто испугался приходить сегодня после нашего вчерашнего вечера? Да, я полный идиот, зачем-то притащил его к себе, наверняка он был в шоке от происходящего. Я уже не ждал английского у их группы, потому что знал: Тошика нет. Так же как не Зайченко и Дудки, и где бы не были эти троя, они точно вместе.

***

Прозвенел звонок, но я даже не поднял голову, чтобы привычно оглядеть класс. Его не было, а остальное меня не интересовало. Его, блять…

– Тошик? – это вырвалось само. Парень вошел в класс под сопровождение Влада и Димы. Его глаза были красными от слез, и одет он был…мягко говоря, как бомж. Старый, потрепанный временем белый свитер с горлом, синие джинсы с оттопыренными коленками, коричневая куртка, явно с отцовского плеча. Мда, таким я этого мальчика видел впервые. Быть может я просто привык приписывать ему один единственный образ, цепляясь за эти адски узкие штаны? Я просто не ожидал увидеть его таким…потерянным, растрепанным и заплаканным.

– Здравствуйте, – тихо произнес он и сел за парту. Мне хотелось кинуться к нему, обнять его, взять его лицо в ладони и начать расспрашивать о том, что у него произошло. Мне хотелось выгнать всех из класса и остаться с ним наедине, мне хотелось снова сидеть с ним в своей гостиной, играть ему на рояле и чувствовать взгляд его синих глаз на своей спине. Но я не мог. Сейчас я его учитель, а он мой ученик, и тут не имеет значение даже то, что у меня при его виде сводит живот.

– Где вы были? – Влад и Дима остаются возле моего стола.

– Простите, нам пришлось задержаться по семейным обстоятельствам, – пролепетал заученную фразу Влад.

– У всех троих? У вас что, одна семья? – Зайченко кивнул.

– Извините, если нужны будут записки, то мы их предоставим завтра. А сейчас можно нам сесть на места? – парни были расстроены, Влад был серее тучи, а Дима смотрел куда-то в пол, словно потерянный воробушек. Я хотел быть Владом, потому что он все знает. Я хотел бы быть Владом, чтобы быть ближе к Тошику. Я хотел бы быть Владом, потому что в его возрасте я бы мог не бояться любить.

А потом Тошик и вовсе пропал. Его не было на следующий день, и через день, и всю эту чертову неделю. Снова! Он снова пропал! Влад и Дима тоже стали приходить в школу через раз, я пытался узнать хоть что-то, но они совали мне записки от своих родителей и уходили, не сказав больше ни слова. Я не выдержал.

– Влад! – я сидел в машине возле подъезда Антона, когда увидел Зайченко. Он держал в руках знакомы свитер.

– Здравствуйте, – Влад нехотя остановился и подошел ко мне. Я вышел из машины.