Текст книги "В тенетах страсти, или Тайны корсета (СИ)"

Автор книги: Danea

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

========== Глава 1. Первый бал красавицы ==========

Апрельское солнце неумолимо катилось в закат, а золоченая и пышно разукрашенная карета, запряженная шестеркой серых в яблоках лошадей, громыхая по булыжным мостовым Мадрида, катила ко дворцу французского посланника при испанском дворе. На дверце кареты драгоценными каменьями переливался герб маркиза де Агиллера и Тамбоа, на запятках красовались два лакея. Случайному прохожему и в голову бы даже не пришло, насколько плохи дела у семьи.

В карете находились две дамы. Та, что постарше и чье полное румяное лицо выдавало любовь к мансанилье, явно страдала от духоты кареты и жесткого корсета, впивающегося в ее плоть, казалось, еще сильнее с каждым резким толчком колес. Напротив нее сидела племянница – шестнадцатилетняя дочь маркиза, черноокая красавица Корделия Розалия Анхелина Сантамария Алисия Виттория Исабела и Цецилия. Она первый раз ехала на бал и очень переживала. Лицо ее поражало тонкостью черт и одухотворенностью: на нем соседствовали нос, лоб, два черных глаза и пухлые алые губы, которые наша героиня то и дело прикусывала в волнении своими мелкими зубaми. Она была прекрасно сложена: гибка и грациозна, с тонкой осиной талией, но бюст ее, не по годам развитый и поражавший воображение своими размерами, бурно вздымался и то и дело грозился вырваться из пут корсета. Нервно теребя в пальцах кружевной надушенный платочек с изящно вышитой монограммой К.Р.А.С.А.В.И.Ц.А., она обратилась к сидящей напротив нее тетке:

– Как ты думаешь, будет ли там Альберто?

– Конечно, дорогая Алисия, он же обещал!

Дон Альберто Хосе Мария Христофор и Эстебаран, кавалер ордена Сант-Яго приходился Алисии кузеном по матери, и помимо того что, был прекрасен как Аполлон, являлся единственным сыном и наследником графа де Ривера. Молодой человек как раз окончил обучение в Сорбонне и обещал кузине явиться из Парижа, дабы поддержать в трудную минуту.

Дело в том, дорогой читатель, что отец собирался отдать Алисию за дряхлого, но очень богатого пятидесятипятилетнего принца Лорандро и Диота, уже успевшего похоронить трех жен. Понятно, что наша красавица вполне справедливо опасалась разделить их участь, но отец и слушать ничего не хотел и говорил о свадьбе, как о совершенно решенном деле. Сегодня, на балу у сестры принца (и по совместительству жены французского посланника при испанском дворе), герцогини д’Этамм, он собирался объявить во всеуслышание о помолвке.

Карета свернула на бульвар Пасео дель Прадо и наконец остановилась у мраморной лестницы особняка, украшенной злющего вида львами. Алисия выпорхнула из кареты, как засидевшаяся в клетке птичка. За ней, правда, не столь изящно и тяжело опираясь на руку лакея, выплыла тетушка. Оказавшись внутри дворца и поднявшись по парадной лестнице, дамы раскланялись с хозяевами и прошли в бальную залу. Роскошное помещение уже было заполнено толпою богато одетых вельмож, в глазах рябило от блеска бриллиантовых украшений, с хоров неслась негромкая музыка, а Алисия могла лишь чувствовать легкую тошноту. Она произвела своим появлением самое выгодное впечатление, какое только можно себе представить, и казалась похожей на звезду, освещающую небосвод, или же на солнечный луч, зажигающий пожаром желания сердца (и чресла) присутствующих кавалеров. Кроме того, слухи о предстоящей помолвке уже успели просочиться в мадридское высшее общество и те немногие, кто устоял перед ее очарованием, тоже с любопытством разглядывали красавицу. А она, исполненная скромности и учтивости, чувствуя на себе липкие взгляды, пыталась укрыться от них за веером и рыскала по залу глазами в поисках Альберто. Наконец, она увидела кузена и уже собралась было окликнуть его, как обзор и путь к отступлению был загорожен тучной фигурой отца, маркиза де Агиллера, ведущего под руку сухого, как кузнечик, принца Лорандро. Тот разве что только не облизывался, бесстыдно скользя взглядом по роскошной фигуре шестнадцатилетней девушки.

Дамы послушно присели в реверансе, а принц, целуя белую надушенную ручку красавицы, произнес:

– Как я рад, дорогая моя Алисия, иметь наконец-таки счастье лицезреть вашу красоту воочию! – он вставил в глаз монокль и уставился на пышную грудь девушки. – Должен заметить, что художник, вопреки обыкновению, не польстил вам, а преуменьшил ваши прелести, видимо, боясь, что вы, подобно солнцу, ослепите вашего несчастного поклонника.

«Ах, ты, старый велеречивый хрыч», – подумала Алисия, опуская глаза и выдавливая из себя улыбку под недовольным взглядом отца. На выручку пришла тетушка:

– Моя племянница тоже счастлива, ваше высочество. Она очень взволнована встречей и потому не может должным образом выразить свое восхищение знакомством с вами.

Принц самодовольно усмехнулся и попробовал подкрутить уныло повисшие выкрашенные в черный цвет усы.

– Позволено ли мне бросить взгляд на вашу танцевальную книжку, дорогая моя?

Не подозревающая ничего дурного Алисия протянула маленький изящный блокнот. Принц, даже не удостоив взглядом костяные страницы, отшвырнул его в сторону. «А ведь я заплатила за нее целых двадцать дукатов», – растерянно подумала красавица.

– Отныне все танцы вы танцуете только со мной. Никаких других кавалеров, дорогуша, – старик шутливо погрозил ей своим кривым пальцем. Затем достал из-за пазухи табакерку, щелкнул крышкой, ослепив на мгновение блеском алмазов, втянул в каждую ноздрю по щепотке вонючего табака, чихнул, осыпав Aлисию мириадами мелких брызг, и, даже не извинившись, продолжил: – Я очень ревнив, душечка моя, и не позволю всяким самонадеянным юнцам прикасаться к моему сокровищу. Молодые люди ведь так и ждут, чтобы сорвать прекрасный цветок, насладиться его ароматом, а затем выкинуть в канаву… Гхм, м-да… Я найду вас, когда начнутся танцы… Пойдемте, милый мой, нам нужно еще обсудить некие вопросы, – обратился он уже к маркизу.

Они отошли. Однако маркиз успел оглянуться и пригвоздил дочь прищуренным взглядом под насупленными бровями – это был их тайный сигнал, мол, не наделай глупостей, я за тобой слежу. Тетушка успокаивающе похлопала красавицу по руке, но ничего не помогало. Aлисия задыхалась от гнева и беспомощности. Белоснежные холмы ее грудей вздымались над алым, словно кровь, шелком корсажа, а щеки приобрели нежный оттенок розовой зари. Сжав руки в кулаки и едва сдерживая рыдания, она, не разбирая дороги, выбежала на балкон. Здесь ее и нашел кузен, который издалека и с безопасного расстояния наблюдал за развернувшейся сценой. До глубины души его возмутила выкинутая книжка для танцев, так как, во-первых, кузина обещала ему три танца, а во-вторых, деньги на покупку милой девичьей вещицы были одолжены у него. И без процентов! Он даже порывался подойти, сверкал глазами, шевелил губами и вскидывал воинственно подбородок, но благоразумие взяло верх над порывистым идальго.

– Кузина, свет очей моих, как я рад видеть тебя! Наконец-таки мы одни… но что с тобой? Почему в твоих прекрасных глазах серны застыли слезы… и вот уже даже одна проделала путь по бархатной щеке, каррамба, а за ней и другая! Дай же ответ, не молчи!.. Ну иди же ко мне!

Альберто распахнул объятия. Алисия закрыла глаза и благодарно прильнула к крепкому и молодому телу кузена, так приятно отличающемуся от высохшего тела старого принца.

– Не переживай, голубка моя черноглазая, я что-нибудь придумаю.

На самом деле Альберто был совсем не уверен в том, что он что-то в состоянии придумать, особенно теперь, когда прекрасная кузина стояла так близко и вино ее прелести ударяло ему прямо в голову… или в другое место. Итак, он стоял, хмурил брови, делал вид, что усиленно думает, а на самом деле из последних сил пытался держать в узде непроизвольные реакции тела.

– Ты правда так думаешь, любимый?

– Конечно, сердечко мое.

– И ты правда найдешь способ, чтобы мы были вместе?

– Конечно, я же обещал!

Опасаясь неуемного любопытства со стороны красавицы, а также ненужных и неуместных вопросов, он решил перевести ее внимание на более интересную тему – себя. Альберто приподнял подбородок Aлисии, глубоко и призывно заглянул своими пронзительно-черными глазами в ее, цвета оникса, победно улыбнулся и прильнул губами к ее распахнутым алеющим устам. Они слились в упоенном поцелуе.

Луна, царица ночи, в окружении свиты из мерцающих звезд, уже успела занять подобающее ей место на черном бархатном небосклоне и теперь заливала бледным светом сад герцогини и влюбленных на балконе. В воздухе витал сладкий запах роз (правда, иногда его перебивала вонь с конюшен), а в кустах пел свои трели сладкоголосый соловей. Объятия молодой пары становились между тем все более интенсивными. Рука Альберто передвинулась с талии на грудь девушки и теперь ласково поглаживала любимые выпуклости. Цепочкой поцелуев он спустился до выреза корсажа, туда, где за пеной кружев белела и манила пышная грудь, и Алисия откинула голову и начала послушно стонать. Ее шаловливые маленькие, но такие ловкие ручки сначала гладили широкую грудь молодого идальго, а потом, вроде как невзначай, упали и опустились на окаменевшее достоинство возлюбленного.

В этот момент на балкон выплыли гости. И ладно бы это была какая-нибудь другая влюбленная пара, мечтающая о ласках и тесных объятиях в уединении ночи. Но нет! На их беду, это был мерзкий принц в сопровождении маркиза и герцогини. Наткнувшись взглядом на переплетенную в упоительном объятии пару, они сначала хотели тактично удалиться, дабы дать молодым людям утолить жажду тел, но внезапно пришло узнавание.

– Ах ты щенок! – вскричал рассерженный отец, сжимая кулаки и бешено вращая глазами.

– Какой скандал! – воскликнула опытная в таких делах герцогиня, закусывая губу и прикрывая улыбку веером.

Принц же ничего не говорил, а только пучил глаза, хватался за сердце и кидал в рот одну за другой мятные лепешки. Врач прописал их от катара желудка, но по мнению принца, лепешки были лучшим средством от всех болезней, в том числе и сердечных. Молодые люди отпрянули друг от друга в испуге.

– Ты мне за это ответишь, племянничек! А тебя, позор моих чресл, запру в монастырь!

– Папа́, это совсем не то, что тебе показалось!

– Д-д-да-да, дядя, кузине показалось, что она подавилась яблоком, и я пытался ей помочь восстановить дыхание и…

– Вон отсюда! – закричал наконец пришедший в себя принц. – Вон!

Альберто так испугался этого внезапно заговорившего соляного столба, что счел за лучшее не перечить и слетел с балкона. Благо осторожный юноша имел привычку проводить рекогносцировку мест свидания на случай внезапного отступления. Вот и сейчас привычка сослужила хорошую службу – он уже до этого засек стену плюща, спускающуюся вниз до самой земли.

Скандал решили замять и не выносить за пределы семейного круга. Принц порывался поначалу бежать за наглецом, брызгал слюной и тряс в небо костлявым кулаком, что-то кричал о чести и опороченности невесты, но совместными усилиями его удалось умилостивить. Не в последнюю очередь этому способствовал взгляд на раскрасневшуюся, слегка растрепанную Алисию, которая в полутьме была просто чудо как хороша. Сластолюбец уже представил ее в своей постели обнаженной, вытянувшейся на тончайших простынях, увидел, словно наяву, ее тяжелые белые груди с призывно торчащими сосками, прикоснулся к шелку треугольника волос, тяжело сглотнул и замолчал.

Остаток вечера прошел без особых приключений. Принц, по причине своей немощности и почтенного возраста, не танцевал, и бедной Алисии пришлось просидеть весь бал рядом с ним – ведь он выбросил ее бальную книжку, а в голове у девушки не отложилось, с кем она обещала танцевать кадриль, с кем мазурку, а с кем полонез. Правда, бедняжку немного утешал взгляд на тяжелое фамильное кольцо с огромным изумрудом в десять карат, которое принц успел надеть ей на балконе. «Все-таки он очень богат и очень слаб здоровьем, может, в конце концов, все будет не так уж и плохо?» – раздумывала сеньорита, исподтишка разглядывая дрожащие и покрытые сетью голубых прожилок руки принца.

Наконец, перед ужином было официально объявлено о помолвке. Свадьбу решили не откладывать в долгий ящик и сыграть уже через три месяца. Повар герцогини постарался на славу, и кушанья, приготовленные на ужин, были достойны самой громкой похвалы. Но у красавицы-брюнетки не было аппетита, потому она ограничилась лишь супом из черепахи, тремя форелями, жарким из рябчиков, половиной молочного поросенка да десятком-другим пирожков. Ну и на десерт отведала какую-то парочку-другую эклеров, несчастное бламанже с фруктами и половину торта.

По возвращении домой отец строго отчитал Алисию и объявил о том, что до свадьбы она теперь будет сидеть взаперти дома, занимаясь вышивкой и рисованием. Перепало и тетке-дуэнье, которая оставила племянницу без присмотра и тем самым толкнула в лапы коварного соблазнителя.

Алисия и тетушка рыдали и каялись, сморкались в надушенные кружевные платочки и били себя в грудь, говорили, что больше так не будут, но маркиз был непреклонен и неумолим, как скала Гибралтар, когда об нее разбиваются пенные волны Атлантики. И так бедняжке оставалось только надеяться, что Альберто что-нибудь придумает, чтобы вызволить ее из домашнего плена и спасти от постылого жениха.

========== Глава 2. Долгожданное свидание ==========

После памятного бала прошло три недели, а Альберто как в воду канул – растворился просто без следа. Маркиз, вопреки обыкновению, был тверд и непреклонен – Алисию держали взаперти и никуда не выпускали.

Красавица от нечего делать целыми днями любовалась на себя в зеркало, пробовала новые прически, примеряла платья, перечитывала хранившиеся в заветной шкатулке письма кузена и перебирала лепестки засохшей розы – той самой, которую восхищенный Альберто подарил ей почти год назад. Тогда и произошло их знакомство друг с другом. Она закрывала глаза и вспоминала: «Взгляните, дорогая! Эта алая роза покраснела от зависти, бессильная перед красотой и очарованием самой прекраснейшей розы самого дивного сада!» – слова кузена казались ей верхом красноречия. И она снова смотрелась в зеркало, чтобы еще раз убедиться в своей совершенной неотразимости.

А по ночам… по ночам, раскинувшись на огромной кровати под несколько облезшим балдахином, она закрывала глаза и ласкала себя, представляя, что это руки любимого гладят ее вишневые, затвердевшие от возбуждения соски, кружат по белоснежным холмам грудей, спускаются вниз к пещере блаженства…

Иногда к ней заходила тетушка и тогда они вместе вспоминали Альберто: какой он все-таки знатный красавец, какие у него пронзительные глаза, гордая посадка головы и поступь настоящего благородного идальго, как он посмотрел и как вздохнул, и как он, должно быть, безумно влюблен в Алисию. Время от времени тетка (видимо, под давлением брата, отца Алисии) робко пыталась перевести разговор на жениха:

– Ах, как был принц хорош лет так двадцать тому назад! Вот помнится, я тогда только начала выезжать, а принц был женат во второй раз…

– Этот засохший облезший стручок?! Хорош? Ах, тетя, ты ничего не понимаешь в мужской красоте!

Ну, право, не старой же деве судить о мужской красоте! И они снова с упоением принимались обсуждать Альберто и рассуждать, как он придет спасать Алисию от постылого брака с принцем, как они с Алисией тайно поженятся, и как все потом будут завидовать и восторгаться красоте их пары. Так проходили дни за днями и юной деве никогда не бывало скучно. Иногда, правда, в ее головке всплывали тревожные мысли, что Альберто уже можно было бы и дать о себе знать, но она все время находила какие-нибудь отговорки его отсутствию.

Пока, наконец, как-то вечером, чудом не задев ее, в окно ни влетел булыжник с привязанной к нему запиской. «Альберто!» – пронеслось в ее голове. И точно. Дрожащими руками она развернула записку, где любимым почерком было написано:

”Постарайся убедить отца отпустить тебя через два дня в 3 часа пополудни на исповедь в церковь Спасителя. Есть разговор”.

В первый момент она могла только читать и перечитывать скупые строчки и целовать заветный клочок бумаги. «Он не забыл! Он помнит меня!» Но потом отважная девушка спрятала записку за корсаж и решила действовать.

Зная отца и понимая, что простые уговоры ни к чему не приведут, Алисия взялась за дело серьезно. Позвонив в колокольчик и велев принести ей из кухни лука, красавица вышла к ужину с опухшим от слез лицом. На вопрос маркиза, что с ней случилось, ответила, что больше не может сидеть взаперти, не дышать свежим воздухом, и, самое главное, не ходить к исповеди. Маркиз лишь хмыкнул и ничего не сказал.

На следующий день она продолжила выбранную линию поведения, прибавив рыдания в голос. Она так вошла в роль, раздумывая о своей жестокой судьбе, противном принце, безжалостном отце, что сама не заметила, как ее слезы стали вполне искренними и даже перешли в непрекращающуюся истерику. Тетушка перепугалась и кинулась за отцом. Маркиз попытался было ее успокоить, но потерпел неудачу. Он бы махнул на нее рукой – поплачет и сама замолчит, – но от громких стенаний Алисии было невозможно укрыться ни в одной комнате особняка. Да и поглядев на заплаканное опухшее лицо, на превратившиеся в щелочки глаза, он испугался, что принц, увидев невесту в таком виде, сразу же разорвет помолвку. Поэтому маркиз для начала разрешил ей выходить в сад для прогулок, а потом, поразмыслив, решил, что не будет большой беды, если она сходит в сопровождении тетки и лакея к обедне…

***

В церкви «Нашего Спасителя, Иисуса Христа, что взошел на Голгофу и умер мучительной смертью, тем самым искупив все наши грехи перед Отцом Небесным, начиная с греха первого человека, Адама» царил полумрак и было не слишком много посетителей: лишь пара благочестивых матрон сидели в раздумье, да какой-то старик-крестьянин все шевелил беззвучно губами перед статуей Спасителя.

Прикоснувшись к чаше со святой водой и перекрестившись, Алисия успела мельком заметить темную тень, выглянувшую и тут же скрывшуюся за колонной правого нефа. Тень выглянула снова и стала показывать знаками на находящуюся неподалеку кабинку исповедальни. Убедившись в том, что кузина поняла его гениальную идею, Альберто (а это был, конечно же, он) резвыми прыжками молодого зайца подскочил к кабинке и шмыгнул внутрь.

– Я бы хотела для начала исповедоваться, тетушка, – как зачарованная промолвила Алисия, направляясь к исповедальне.

Тетушке же оставалось лишь усиленно делать вид крайней заинтересованности росписями потолка церкви (весьма и весьма, надо сказать, невзрачной) и в упор не замечать уловок юного идальго.

– Иди-иди, исповедуйся, дорогая, только не очень долго.

Алисия ее уже не услышала. Она зашла в кабинку. Отделенная перегородкой от любимого, красавица была так рада видеть дорогое лицо, хоть и искаженное решеткой, что не могла вымолвить ни слова и лишь вздыхала и повторяла на разные лады его имя:

– Альберто! Ах… милый мой, ах!.. Альберто, как я рада… я уже и не надеялась… ох, Альберто!

Альберто же еле мог держаться на ногах от тяжелой смеси запахов розового масла и лука, который кузина, как тучу, принесла с собой в маленькое замкнутое пространство. «Надушилась, идиотка!» Он не знал, что бедняжка все это делала только ради него.

Он очень переживал, чем закончился скандал на балконе и просочились ли слухи об их рандеву в высший свет. Прежде всего он боялся, что сплетни могли дойти до отца: старик и так давно грозился сократить его расходы, а тут он может счесть этот афронт поводом достаточным для того, чтобы окончательно приструнить сына.

Или, боже сохрани, старик вдруг вспомнит о чести рода Ривера и заставит Альберто жениться на бесприданнице-кузинe, чего благородный идальго делать ни в коем разе не намеревался!.. Да, дорогой читатель, увы, старый принц, подозревавший юношей в нечестных намерениях, был прав…

Красавец-брюнет представлял себе примерно, как будет выглядеть разговор с отцом:

– Эстебаран (старик упорно называл его этим именем, хотя Альберето уже много раз просил и просил не делать этого!), пора бы тебе уж взяться за ум и остепениться. В твои годы я был женат на твоей матери; в твои годы я самостоятельно управлял имением; в твои годы… – И дальше следовал бесконечный перечень всего того, что старик делал в его годы.

А тут еще дядя, отец Алисии, давно на него зуб точит. Год назад, когда Альберто останавливался погостить у них в имении, маркиз застукал его с горничной в абсолютно недвусмысленной позе… А он не знал, что эта пухляшка постель маркиза согревает! И она сама ему ничего не сказала. Ну понятно, девица просто не могла устоять перед таким бравым красавцем, вот и начала заигрывать: то задницей покрутит, то груди свои ему под нос сунет… А тут еще кузина: глазками хлоп-хлоп, как поцеловаться, в углу позажиматься – это пожалуйста, а дальше ни-ни… Правда, если трезво поразмыслить, хорошо, что дядя тогда застал его с горничной, а не с кузиной.

Теперь ты понимаешь, дорогой читатель, отчего храбрый юноша так нервничал и все три недели беспробудно пил и гулял в одном из мадридских борделей, прежде чем смог наконец собраться с духом и запустить памятный булыжник с запиской в комнату Алисии. Альберто впился глазами в лицо кузины, пытаясь распознать на нем следы горя или радости, и не найдя там ничего, кроме отвратительных мешков под глазами и красных кроличьих глаз, бесцеремонно прервал ее вздохи:

– Алисия, любовь моя, скажи же скорей, чем все тогда закончилось на балконе?.. Кто-нибудь об этом узнал?.. Было ли объявлено о помолвке?

– Ничем не закончилось. Папа́ смог убедить этого жабу-принца не придавать значения «невинным шалостям детей, дружащим с детства», и помолвка была объявлена. – И тут же с детской непосредственностью сунула ему под нос огромное кольцо с изумрудом. Хорошо, что перегородка помешала, иначе не обошлось бы без переломов. – Смотри, что мне принц подарил.

«Слава Богу! Мадре миа, Санта Мария, значит можно перестать ютиться в этом грязном притоне и пойти к отцу!» – Альберто сразу приободрился и вежливо выразил восхищение изумрудом, попутно обронил, что принц, видимо, и правда страшно богат, и что все равно его, Альбертово, сердце будет навсегда отдано кузине, но пока они должны быть сильны духом и запастись терпением. Сейчас самое главное для них – усыпить внимание ее отца и принца. И посему Алисия должна делать радостный вид счастливой помолвкой невесты, а уж он, Альберто, что-нибудь да придумает, и тогда они смогут тайно обвенчаться.

– Лети домой, голубка моя, и не вздумай бунтовать. Да, и оставь сегодня ночью окно в спальне открытым. А, нет, сегодня не получится… лучше через три дня. Я приду к тебе ночью и мы сможем спокойно обсудить все детали побега.

Окрыленная и счастливая Алисия вернулась домой. Она поспешила в библиотеку к отцу, чтобы покаяться в своем неразумном поведении и поблагодарить его за мудрость и прозорливость. Маркиз на это растрогался и великодушно простил свою заблудшую дочь.

– Кстати, хотел тебе сообщить. Вчера я встретил твоего жениха в клубе, и он пригласил нас в свой родовой замок, Лорандо, погостить на Троицу. Там ты сможешь еще более убедиться в моей прозорливости, когда увидишь своими глазами, – маркиз выразительно повел бровями, – роскошь и изысканность Лорандо и поймешь, хозяйкой какого богатства в скором времени станешь. Принц обещался на днях заехать, «навестить свою дорогую невесту», так что ты сможешь его лично поблагодарить за приглашение.

Алисия была не только красива, но и умна и умела быстро считать в уме. Она прикинула: Троица будет через две недели, значит, свиданию с Альберто ничего не помешает. При мысли о ночном визите она заметно повеселела, глаза засияли ярче, легкая улыбка коснулась ее карминно-красных прекрасно-изогнутых губ. Отец же, от которого не укрылось лихорадочное состояние дочери, отнес это возбуждение на счет предстоящей поездки в Лорандо и еще более растрогался. «Ну, все-таки она не совсем безнадежная дура. Вот подожди, увидишь всю эту роскошь своими глазами, еще не так запоешь!»

И так они расстались еще более довольные друг другом.

========== Глава 3. Визит принца ==========

Эти три дня, казалось, длились гораздо дольше, чем три недели. Наконец наступил день назначенного свидания. Все утро бедная Алисия маялась и томилась, не зная, чем себя занять. Она попробовала было читать, но буквы расплывались и не желали складываться в слова. Перед глазами упорно вставало лицо Альберто: его огненные глаза, яркие губы, крупные зубы, орлиный нос, маленькие уши. При мыслях о предстоящем визите, поцелуях и объятиях (о, уж она получит желаемое! Альберто не отвертеться!), в животе как будто пролетало стадо бабочек и сосредоточиться на чтении представлялось совершенно невозможным.

Алисия рисовала в уме упоительные картины, как она, подобно Клеопатре, соблазняющей царя Соломона (или то был не Соломон?), будет возлежать полуобнаженная на бархатном ложе (хорошо, что в темноте проплешин не видно) и царственным жестом кинет в кубок с вином огромную жемчужину. Тут была небольшая загвоздка, так как жемчужин, ни больших, ни малых, равно как и других драгоценностей, у нее не было – отцу пришлось продать все украшения, доставшиеся ей от матери, чтобы выкроить деньги на достойный красавицы гардероб и привезти показать ее в столицу… Но она что-нибудь да придумает.

Тетушка, донья София, сидела мышкой подле окна и вышивала какую-то невыносимо скучную Матерь Долороса. Время от времени она отрывалась от работы и просила племянницу помочь ей с выбором нужного оттенка шелка. Алисия была очень добра, поэтому всякий раз она лишь недовольно поджимала губы и закатывала глаза, но никогда не отказывала. Затем красавица совершала пятиминутный моцион по периметру салона – нужно ведь и о фигуре помнить – и со всего размаху плюхалась обратно в кресло: никого из представителей мужского пола рядом не наблюдалось, и можно было не строить из себя легкокрылую фею. Ножки кресла на такое обращение жалобно кряхтели, но держались.

Вот и в этот раз добрая девушка подошла посоветовать, удивляюсь про себя терпению тетки. Кинув взгляд в окно, Алисия увидела карету невероятной красоты и убранства, подле которой туда-сюда прогуливался красавец-кучер. Она так засмотрелась на этот образец мужественности, что даже взгляд затуманился: под два метра ростом, с широченными плечами, в широкополой шляпе и с роскошными черными усами. На какое-то время мысли об Альберто покинули ее прелестную головку. Алисия спрашивала себя, каково это было бы побывать в объятиях такого детины – Альберто хоть был прекрасно сложен и вообще сам собой красавец, но ростом не вышел. Она вся затрепетала, но тут раздался стук, и лакей внес поднос с визитной карточкой принца.

Алисия не была тщеславна, но всем известно, что и бриллиант не блестит должным образом без достойной оправы. Метнувшись к зеркалу над камином и кинув неодобрительный взгляд на слишком темное и слишком простенькое, к тому же наглухо застегнутое домашнее платьице, она решила, что оно придает мертвенный оттенок лицу и недостаточно подчеркивает прелести. Показываться жениху в таком виде было совершенно невозможно. Алисия приказала горничной подняться к ней в спальню и помочь с туалетом, тетку же отослала занять гостя, пока она будет вправлять свою красоту в должную оправу. Уже уходя, Алисия успела заметить вспыхнувшее румянцем лицо тетушки, пальцы, взметнувшиеся к выбившимся из-под чепца прядям волос, ее судорожные попытки разгладить слегка смявшиеся воланы на платье и усмехнулась про себя:«Как же смешна в своем желании казаться краше, эта престарелая, почти что сорокалетняя матрона! Старая дева, что с нее можно взять!» Красавица-брюнетка не была зла и искренне любила свою тетушку, но, как говорит остроумный испанский народ, против правды не попрешь.

В спальне горничная подала ей шелковое платье кремового цвета, с глубоким декольте и украшенное пеной валенсианских кружев. Наряд выгодно подчеркивал матовый оттенок лица Алисии, оттенял черные глаза и волосы и, самое главное, открывал великолепный вид на ее грудь. Вообще-то платье было скорее бальным и слишком отрытым для домашнего приема, но кто же мог ей помешать. Пока горничная застегивала тысячу и одну перламутровую пуговку корсажа, Алисия терпеливо стояла перед зеркалом и любовалась на себя. «Нет, ну создал же господь Бог всемогущий такую красоту!» – она поворачивала лицо вправо и влево, выискивала лучший ракурс, демонстрирующий ее точеный нос самым выгодным образом, и не могла определиться, с какой же стороны было лучше – так прекрасна она была! Во время этих экзерсисов ее озарило, что прическа выглядит недостойно такой красавицы. И так ей пришлось еще битых полчаса терпеть, пока горничная укладывала волосы – право, непонятно, почему эта неумеха потратила на совсем простой французский узел так много времени! Слегка смазав за ушами и в ложбинке груди розовой водой (какие-то полфлакона) и прихватив платочек с монограммой, она наконец смогла спуститься вниз.

Подойдя к двери гостиной, Алисия услышала оживленный гул голосов, перемежающийся взрывами смеха. Это ей решительно не понравилось. Красавица, недолго думая, резко распахнула дверь, окинула комнату взглядом и тут же расслабилась. Между тетушкой и принцем расположился маркиз и рассказывал, по всей видимости, очередную охотничью историю. Он недовольно нахмурился и демонстративно посмотрел на часы над камином, но кинув искоса взгляд на принца и увидев его реакцию на появление невесты, расслабился и откинулся в кресле. Алисия же еще больше выпятила грудь, сделала томный вид и постояла немного в дверях, дабы присутствующие смогли насладиться ее эффектным появлением. Затем она прищурилась в сторону тетушки, полулежащей на оттоманке и вяло обмахивающейся веером, «тоже мне, мадам Рекамье нашлась!», загадочно улыбнулась и сделала шаг к дивану, на котором примостился ее жених.

Тут принц, завороженный прекрасным видением, как кролик удавом, и даже, кажется, приоткрывший беззубый рот, вспомнил о манерах, спохватился и кинулся ей навстречу. Красавица милостиво разрешила облобызать ручку, и даже не сильно скривилась при этом, позволила подвести к дивану и постаралась сесть ровно посередине, заняв юбками все сиденье (что было в общем-то нетрудно, учитывая обхват ее бедер). Принц помялся, но ему пришлось удовлетвориться креслом.

Алисия чопорно сложила белые ручки, расправила платочек с монограммой К.Р.А.С.А.В.И.Ц.А., повернула головку в полупрофиль и опустила глазки долу, – являя собой идеальный образец скромной и благочестивой девы. Маркиз продолжал пересказывать избитые охотничьи байки, тетка кивала, вставляя междометия и вяло смеясь в нужных местах, принц пожирал глазами свою невесту и, кажется, никого, кроме нее, в комнате не замечал. Алисия же сидела, застыв как статуя и незаметно любовалась игрой камней на перстне. Один раз она кинула украдкой взгляд на жениха, но у того было такое нелепо-восторженное выражение лица, что ей пришлось изо всех сил закусить губу, чтобы не рассмеяться, потому как отец, кажется, рассказывал о смерти любимой суки.