Текст книги "Пеплом разбитые (СИ)"

Автор книги: Dalils

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

========== Часть 1 ==========

Ваканда, красивая и величественная страна, расположенная в глубинке Восточной Африки, завоевывает уважение Баки с первого взгляда. И не потому, что природа здесь поражает своим первозданным великолепием – Барнсу, в общем-то, плевать на это, – места, надежнее Ваканды, он не знает. Недаром это государство веками скрывало свое существование от всего мира. А теперь и его, солдата, запрограммированного убивать по приказу любого, кто знает нужный код, Ваканда надежно спрячет. И нет, Баки не за себя переживает – это миру будет безопаснее без него. Ведь даже без своей бионической руки, Зимний солдат все еще остается опасным оружием.

– Хорошо подумал? – Стив Роджерс, Капитан Америка, бывший Мститель в бегах и по совместительству его лучший друг, бросает неуверенный взгляд на криокамеру. Баки и так провел в этих штуковинах полжизни, и Стиву претит сама мысль о том, что его другу снова придется заснуть на несколько лет, а то и десятилетий, но это лучший вариант на данный момент.

– Я сам себе не хозяин, – грустно усмехается Баки. – Пока кто-нибудь не придумает, как вычистить эту дрянь из моей головы, я лучше подзаморожусь.

Стиву нечего возразить, поэтому он молча сжимает плечо Барнса. Через несколько мгновений поток ледяного воздуха наполняет камеру, и Баки, сделав последний вдох, замирает с практически безмятежным выражением лица – по крайней мере, Стиву хочется видеть его именно таким. Несмотря на то, что эта дружба спровоцировала раскол команды и вынудила Капитана уйти в подполье, он не жалеет о своем выборе. Как верно сказал Т’Чалла, Баки – жертва, и Стив многое бы отдал, чтобы спасти друга от такой судьбы.

***

Гермиона Грейнджер, ведущий колдомедик госпиталя Св. Мунго, специализируется на ментальных заклятиях и психосоматических проблемах, любит интересные задачи и, в особенности, безнадежные случаи, за которые никто не хочет браться. Кроме нее, разумеется. А еще она отчаянная девушка, которая часто действует импульсивно, несмотря на присущую ей уравновешенность, и отличный друг, неспособный отказать близкому человеку в помощи. Но то, о чем ее просит сейчас Чарли Уизли, не укладывается в голове. Совершенно.

Конечно, она знает о Мстителях. Да кто не знает-то – после событий в Нью-Йорке весь мир, в том числе и волшебный, переворачивается с ног на голову. Инопланетяне, супергерои, асгардские боги, наконец! Реакция маглов варьируется от восторга до паники, а вот чистокровные волшебники, веками взращивающие в детях расовое превосходство, чувствуют себя едва ли не оскорбленными. И так как власть все еще находится в руках богатейших – а, следовательно, чистокровных – семейств, мировое волшебное сообщество реагирует весьма предсказуемо: уходит в еще большее подполье и отгораживается от любых контактов с магловским миром. Несмотря на многолетние попытки группы энтузиастов во главе с Гарри Поттером искоренить прогнившие порядки, становится только хуже. Один за другим выходят законы, запрещающие волшебникам контактировать с внешним миром; маглорожденных ставят перед жестким выбором, заставляя либо принять магический мир без оглядки на родных, либо навсегда покинуть его; места проживания магов строго регламентируются, а за брак с маглом и вовсе грозит изъятие палочки.

Гермиона часто думает: а стоит ли оно того? Отголоски войны с Волдемортом все еще будят ее по ночам, а уродливый шрам на руке, который она упорно отказывается свести, явственно напоминает о случившемся. Магия течет по ее венам, является частью ее сущности, и Гермиона ни за что в жизни не откажется от этого, но разве справедливо заставлять выбирать между семьей и магией, между приятным ее сердцу миром маглов и друзьями? Безусловно, есть способы обойти правила, но сам факт запрета, гонений и политики «мы в скорлупе», особенно тогда, когда волшебники могут – и должны – помочь в битве за планету, невероятно раздражает Гермиону. Она категорически не согласна, все ее естество противится такому укладу, но сражаться в этой войне Гермиона устала. Так же, как и Гарри, и все остальные их соратники.

Именно потому Гермиона вот уже несколько лет работает в Мунго. Здесь ее помощь нужна конкретным людям, без оглядки на политику, законы и прочую чепуху; здесь она может направить свой энтузиазм в созидательное русло; сделать все от нее зависящее, чтобы решить проблему того масштаба, который ей по силам (и зачастую – только ей одной). Так она чувствует себя хоть немного реализованной. И только так может унять звенящую боль внутри, которая каждую ночь упорно, вопреки всему, прорастает корнями в душу.

Но то, что от нее хочет Чарли… В ее помощи нуждается особенный пациент, в мозгах которого покопались вовсе не волшебники, нет – люди. Гермиона не представляет, как простым ученым без специальных способностей или артефактов удалось запрограммировать человеческое подсознание, и ей так хочется разобраться, что аж ладони зудят от нетерпения, но вместе с тем шестое чувство подсказывает держаться в стороне. Ведь Чарли упоминает Мстителей, и Гермиону моментально бросает в холодный пот. Она ненавидит себя за отказ, но если чему жизнь и научила Гермиону Грейнджер – так это доверять своему чутью.

***

Для того, чтобы навестить родителей, Гермионе приходится нарушить множество новопринятых законов. Формально уже только за попытку переместиться между континентами с помощью незарегистрированного портала ей грозит увольнение, а вот за общение с маглами, будь они ей хоть трижды родителями, наказание суровее – лишение палочки. Но ни Гермиону, ни Гарри Поттера с Джорджем Уизли, усилиями которых портал оказывается в ее руках, подобные перспективы нисколько не пугают. На то они и друзья, чтобы помогать друг другу. Да что там – они семья, поправляет себя Гермиона. Несмотря на то, что она уже не Уизли, семья Рона давно стала и всегда будет для нее родной. Не говоря уже о Гарри.

Гермионе до сих пор горько из-за того, что пришлось отказать Чарли. Ведь он тоже семья. И не обратился бы к ней с такой просьбой без крайней нужды. Она несколько раз пытается отправить ему Патронус, но в последний момент пасует. Да и что ему сказать? Еще раз извиниться? Или наплевать на крики своей интуиции и согласиться? Так и не придумав решения этой дилеммы, Гермиона отправляется в Австралию. В конце концов, она больше года не видела маму с папой – об остальном можно подумать и позже.

«Позже» наступает быстрее, чем она рассчитывает. Стоит Гермионе выйти из родительского дома на крыльцо, как перед ней, словно из воздуха, материализуется то ли продвинутый самолет, то ли космический корабль. Пока сознание борется с удивлением и легким шоком, тело реагирует быстрее – палочка в руке уже выписывает защитное заклинание.

Трап опускается слишком медленно; сначала Гермиона видит только ноги, затем вырисовываются мужские силуэты и, наконец, очертания лиц нежданных гостей. Одно из них кажется Гермионе смутно знакомым, но она быстро отгоняет посторонние мысли прочь. Нависшая над родителями угроза пробуждает холодную ярость и желание защитить любой ценой. Гермиона сжимает палочку сильнее; щит, вертикальной стеной возведенный прямо перед кораблем, отливает фиолетово-синим; по венам бежит адреналин, и каждой своей молекулой она ощущает силу. Несмотря на всю опасность ситуации, Гермиона ловит себя на мысли, что это самое прекрасное чувство, которое она испытывала.

Темнокожий мужчина в черном, расписанном странными узорами сюртуке спускается первым. За ним бесшумно ступает второй, с короткой стрижкой и едва отросшей бородой. Оба широкоплечи и внушительны, на их фоне Гермиона невольно чувствует себя крошечной и незначительной. Но тут же сжимает палочку в руке – и уверенности прибавляется.

Мужчины с интересом рассматривают Гермиону и щит, стоящий стеной между ними. Очевидно, магия не вызывает у них опасений, и Грейнджер абсолютно не радует этот факт. Она готовится атаковать при первой же необходимости, но из самолета вдруг выбегает Чарли, активно жестикулируя и что-то громко крича. Смысл его слов не сразу доходит до Гермионы – оказывается, от напряжения звенит в ушах, – но здравая логика, которая тут же собирает мозаику воедино, и вскользь пойманная фраза Чарли о том, что «опасности нет», заставляют Гермиону сделать, наконец, вздох и опустить палочку.

– Меня зовут Т’Чалла, – произносит темнокожий мужчина, кивая головой в знак приветствия.

– Он король Ваканды, – подсказывает Чарли полушепотом.

Гермиона думает о том, что это странное имя для короля. И что она никогда не слышала ни о какой Ваканде. Но озвучивать свои мысли вслух не собирается – ей до сих пор не нравится происходящее. И она злится на Чарли. Не сильно, но все же.

– А я Стив, – приветливо улыбается второй мужчина.

– Капитан Америка, – слышится сбоку.

Теперь Гермиона понимает, почему его лицо показалось знакомым – она видела о нем сюжет.

– Мы можем поговорить? – обращается к ней Т’Чалла. Его голос тихий и спокойный, без намека на надменность, которую Гермиона ожидала услышать от человека его положения.

– Пожалуйста, – добавляет Стив. – Нам очень нужна ваша помощь, Гермиона.

Взгляд Роджерса полон надежды. Так смотрят на нее родные пациентов, когда Гермиона соглашается взяться за лечение.

– А если я откажусь? – она упрямо вскидывает подбородок.

– Выслушайте нас, – еще раз просит Т’Чалла, – и если после вы решите уйти, мы больше вас не потревожим.

Гермиона колеблется. С одной стороны, она не привыкла отказывать в помощи, с другой – не может игнорировать столь явные протесты своей интуиции.

– Я обязан им жизнью, – Чарли подходит ближе и заглядывает Гермионе в глаза. Она, конечно, знает давнюю историю о том, как во время поимки редкого дракона где-то на африканском континенте, Уизли был смертельно ранен и практически возвращен к жизни местными жителями. Но о том, что эти жители – вакандийцы, он никогда не говорил.

Умоляющий взгляд Чарли ломает последнюю преграду. В конце концов, у нее нет повода отказать в просьбе выслушать. Да и убрать эту махину со двора родителей не помешает, пока вся округа не сбежалась поглазеть.

Чувствуя, что еще пожалеет об этом, Гермиона поднимается на борт.

========== Часть 2 ==========

Здесь так хорошо. Ни воспоминаний, ни образов, приходящих в кошмарах – лишь приятная прохлада и безграничная умиротворенность. Хочется навсегда остаться в этом состоянии, но кто-то настойчиво тянет его назад.

Ощущение чужой ладони на лице обжигает, словно кипяток. Баки не хочет возвращаться – он знает, что приносит окружающим лишь боль; куда приятнее оставаться в забытье, уже не жизнь, но еще не смерть – именно то, что он заслуживает за все ужасы, которые совершил. Пусть не по своей воле, но не суть. Это его руки душили и калечили, его мозг продумывал каждую деталь плана, его и только его тело действовало как безукоризненная машина для убийств. Пленник в собственной оболочке – вот кем он был. Так зачем ему возвращаться?

В сознании резко вспыхивает образ Стива, разбивая темноту вокруг вдребезги. Что если ему нужна помощь?

Баки распахивает глаза и тут же натыкается взглядом на незнакомую девушку. Копна вьющихся волос, мешковатая одежда, серьезный взгляд карих глаз – ровно секунда требуется Баки, чтобы рассмотреть незнакомку. Еще секунда уходит на изучение обстановки вокруг – маленькая залитая светом комнатка, деревья, проглядывающие из окон, пыльный камин у стены, две двери справа и одна в центре – очевидно, наружная. Никаких личных вещей, кроме толстой книги в тканевом переплете и небольшой сумки у дивана.

Не обнаружив угрозы, Баки расслабляется. А еще он с облегчением осознает, что по-прежнему чувствует только одну руку. Чтобы удостовериться, бросает быстрый взгляд на левое плечо. Все верно: его главное оружие, бионическая рука, отсутствует. Каким заснул – таким и проснулся. Несмотря на то, что за столько лет он успел сродниться со своей металлической конечностью, для мира безопаснее, когда ее нет.

Взгляд Гермионы тоже скользит к его левому плечу. Она удивляется, когда видит облегчение на лице Баки. Ведь это не рука виновата в его бедах, а установка в подсознании. Да-да, ее ввели в курс дела. Но с этим они еще разберутся.

– Кто ты? – Баки перехватывает ее изучающий взгляд.

– Гермиона Грейнджер, – отвечает она с явным британским акцентом. – Твой врач.

Он резко вскакивает на ноги. На мгновение мир пошатывается, к горлу подкатывает тошнота, но Баки тут же восстанавливает контроль – он сколько раз переживал дезориентацию после разморозки, что научился справляться с этим состоянием за считанные секунды.

Не давая Гермионе опомниться, он шагает в ее сторону и хватает за предплечье.

– Меня уже как-то лечили, – цедит он сквозь зубы. – Да так хорошо, что полмира расхлебывает!

Понимание в ее глазах моментально гасит вспыхнувшую ярость. Баки хмурится и уже спокойнее уточняет:

– Для чего конкретно ты здесь?

Гермиона могла бы ответить, что собирается хорошенько покопаться в его мозгах, но заранее представляет себе реакцию Баки на подобное заявление. Поэтому она лишь уверенно смотрит на него, не вырывается из хватки, хотя ей больно, и тихо, с расстановкой произносит:

– Я помогу тебе избавиться от программы.

Глаза Баки недоверчиво прищуриваются.

– Я действительно способна это сделать, – добавляет Гермиона. – Но если ты немедленно не отпустишь меня, я могу передумать.

Барнс резко отходит от нее, и пока Гермиона массирует онемевшую руку, успевает несколько раз нервно обойти помещение.

– Где Стив? – наконец, спрашивает он. – И почему я должен тебе верить?

Вместо ответа Гермиона кладет на стол небольшое записывающее устройство. Она не знает, как точно оно работает, но Стив сказал, что Баки разберется. Оставив Зимнего солдата или Белого волка, как его называет Т’Чалла, одного, Грейнджер выходит проветриться.

***

– Значит, волшебница? – ухмыляется он, когда Гермиона возвращается в хижину.

– Тебя это удивляет? – отвечает она вопросом на вопрос.

Баки не знает, что его удивляет больше – факт существования целого магического мира, о котором вскользь упомянул Стив, или та непоколебимая надежда, которую он отчетливо слышал в голосе друга. Все еще не верится, что эта странная девушка способна сделать то, что не удалось ни целому штату вакандийских ученых, ни Ванде, с ее способностями в ментальной магии.

– И как все будет происходить? – интересуется он. Хочется по привычке скрестить руки на груди, но вместо этого Барнс слегка отклоняет свой стул назад, удерживая его на двух ножках, нетерпеливо барабанит пальцами по столу и внимательно смотрит на Гермиону.

– Для начала ты должен мне довериться, – объясняет она. Его передергивает, он уже понимает, что это невозможно. – После этого с помощью специального заклинания я проникну в твой разум. Мы проработаем каждое воспоминание, связанное с активацией Зимнего солдата. И избавимся от любого упоминания кода, включая самое первое.

– Я не хочу вспоминать, – Баки закрывает глаза и делает глубокий вдох. Опирается единственным локтем о колено, опускает голову, зарываясь пальцами в волосы, и тихо добавляет: – И тем более, не хочу кому-либо это показывать.

– Это необходимо, – мягко произносит Гермиона. Несколько секунд она колеблется, но все же подходит ближе и присаживается на корточки рядом с ним.

– Ты не понимаешь! – почти рычит Баки, резко вскидывая голову. Его лицо настолько близко, что Гермиона невольно отшатывается.

Барнс лишь фыркает.

– Ты боишься меня сейчас, – отмечает он с горьким удовлетворением. – Представь, что ты почувствуешь потом, когда все узнаешь.

Гермиона прекрасно представляет. Наслышана. И даже несколько записей видела. Но она работала с жертвами различных обстоятельств, и с каждым, каждым из них переживала проблемные ситуации множество раз – ведь только так можно было помочь. И пусть после сеансов ее часто выворачивало наизнанку, пусть иногда приходилось часами отмываться от увиденного, но главное – ее методика работала.

– Я справлюсь, – Гермиона смотрит ему в глаза, уверенно, хоть и с усилием, выдерживая тяжелый взгляд.

Баки молчит с минуту, что-то обдумывая, потом наклоняется близко-близко и шепчет ей в самое ухо:

– Не говори потом, что я не предупреждал.

Затем поднимается и выходит на улицу. Ему нравится ее побледневшее лицо, нравится страх в ее глазах. И смелость тоже нравится. Но совершенно не нравится надежда, которую она заставляет его испытывать. Будь он проклят, если позволит этой чертовой ведьме проникнуть в самые темные закоулки его сознания! Ведь после этого она наверняка, абсолютно точно его возненавидит.

***

Спустя несколько часов Гермиона решает провести первый сеанс. К этому моменту она успевает разложить вещи в своей временной комнате и принять душ. Переодевшись в джинсы и водолазку, она ловит отчего-то недовольный взгляд Баки, но решает проигнорировать его. Пусть думает, что угодно – она здесь для того, чтобы помочь ему избавиться от установки. Ни больше, ни меньше.

– Я так и не спросил, где мы, – Баки явно наскучивает игра в молчанку, которую он сам же и начал.

– У подножья Килиманджаро, – бросает через плечо Гермиона, что-то упорно разыскивая в маленькой, обшитой бисером сумочке.

– Почему здесь? – Баки вопросительно изгибает бровь.

– Мне нужно было уединенное место. Это подошло.

– И ты совершенно не боишься, что я могу, ну, скажем, убить тебя и сбежать?

Она разворачивается и бросает на Баки такой взгляд, от которого тому становится не по себе.

– У тебя нет причин так поступать, как нет нужды испытывать мой интеллект, задавая столь глупые вопросы, – чеканит Гермиона. – Ты не пленник, чтобы сбегать, и не… – она внезапно осекается, а Баки подается вперед, ожидая услышать заветное «не убийца» – лишь для того, чтобы тут же рассмеяться ей в лицо, – …не станешь убивать без прямого приказа. А я не настолько надоедлива, чтобы довести тебя до грани, – внезапно улыбается она, моментально разряжая повисшее в воздухе напряжение.

– С этим я бы поспорил, – бурчит он, старательно хмуря брови.

– К тому же, я вооружена, – Гермиона изгибает руку, и в ладонь плавно скользит палочка. Много лет назад Гарри подарил ей специальную аврорскую кобуру, фиксирующуюся на запястье. С тех пор Гермиона с ней не расстается.

Баки не сдерживает смешок, всем своим видом демонстрируя, что гермионина «деревяшка» его нисколько не впечатляет. Но затем Грейнджер тремя взмахами палочки связывает его Инкацеро, накладывает Силенцио и левитирует к потолку. Только тогда Баки уважительно кивает, давая понять, что погорячился с выводами.

– Что еще может эта штука? – уточняет он с интересом, когда Гермиона отменяет колдовство.

– Многое, – пожимает она плечами. – Если будешь хорошим мальчиком и перестанешь задавать идиотские вопросы, я, так и быть, покажу парочку заклинаний.

Баки не находит, что ответить. Он еще не разобрался, как реагировать на такую, дерзкую Гермиону. Женщины всегда смотрели на него либо с обожанием, либо с откровенным ужасом, и еще ни одна из них не пыталась ему помочь, осыпая при этом колкостями.

– Зачем ты делаешь это? – спрашивает он.

Какое-то время Гермиона молча смотрит на него, обдумывая ответ. Когда она поднималась на борт самолета, то собиралась лишь выслушать проблему и, возможно, посоветовать решение. Но Стив уговорил посмотреть его воспоминания о Баки, и Гермиона сдалась. В конце концов, она никогда не умела отворачиваться от тех, кто настолько нуждался в помощи.

– Потому что могу, – отвечает она. – Главное, чтобы ты сам хотел избавиться от программы.

Баки мог бы сказать, что жаждет этого всем сердцем. Вот только методы Гермионы его не устраивают. Слишком страшно сорваться, потерять контроль, снова навредить. Вряд ли возможно ненавидеть себя сильнее, чем он ненавидит.

Гермиона, кажется, понимает его терзания. Она подходит ближе и берет его за руку. Прикосновение, которое он уже ощущал в момент пробуждения, на этот раз не обжигает, а приятно согревает. Баки хочется закрыть глаза и хоть на мгновение позволить себе прочувствовать это тепло. Но вместо этого он одергивает руку и отходит от Грейнджер на несколько шагов.

– Пожалуйста, не мешай мне делать свою работу, – просит Гермиона. – А если ты поможешь, будет значительно проще.

Она усаживает Баки на стул, садится напротив, берет палочку и, едва слышно прошептав «Легилименс», проникает в его мрачный холодный разум.

***

Баки сопротивляется изо всех сил. Он хочет выкинуть Гермиону прочь, но она, цепко ухватившись за последнее воспоминание о Зимнем солдате, упорно пробирается вглубь его сознания. Голова разрывается от боли, тела он и вовсе не чувствует, но зато слышит убаюкивающий голос Гермионы, убеждающий не противиться. «Пожалуйста» – тихо шепчет она. – «Позволь мне».

И Баки позволяет.

Возможно, череда окровавленных трупов, которые он оставил после себя, поумерит ее энтузиазм.

Но Гермиона сильнее, чем ему кажется. Она просматривает воспоминание с каменным лицом, проматывает его в обратном порядке, от конца к началу, находит момент, когда Барон Земо под видом психиатра проникает в камеру. И когда тот начинает произносить фразы активации, ловит каждое слово руками и тут же отправляет в мусорную корзину, непонятно откуда появившуюся в воспоминании.

Баки видит себя со стороны, отчаянно вырывающегося из оков, видит Земо, безмолвно двигающего губами, и Гермиону – напряженную настолько, что вены на ее шее вздуваются, а по виску стекает капля пота. Это, определенно, его воспоминание, но в то же время, оно на глазах трансформируется в другое, новое. Баки пытается осознать, как, черт возьми, такое возможно. Происходящее в его голове – в буквальном смысле – не укладывается ни в какие границы реальности. Боль настолько сильно пронизывает каждую его клетку, что Баки хочется заорать в голос, а еще лучше – размозжить голову о бетонную стену. Сознание ускользает, и чем сильнее он пытается его удержать, тем агрессивнее становится боль.

Наконец, Баки отключается.

Он не видит, как Гермиона обессилено сползает на пол у его ног, как хватает ртом воздух долгие мгновения, прежде чем находит в себе силы подняться, как она стирает кровавые ручейки, стекающие из ушей – сначала у себя, а затем и у него, Баки. Он не знает, что она делает это рукавом не потому, что так проще, а потому что магии в данную секунду в ней не осталось ни грамма. Что все доступные Гермионе резервы ушли на борьбу с сопротивлением Баки и корректировку его воспоминания.

Зато Гермиона теперь четко понимает, с чем столкнулась. И что поставленная перед ней задача оказалась куда сложнее, чем представлялось. Она чувствует: это только верхушка айсберга, и чем глубже в его недра она зароется, тем сложнее будет выбраться на поверхность. Особенно, если Баки не прекратит сопротивляться.

Так стоит ли он такой жертвы? Гермиона не может ответить на этот вопрос. Но уже сейчас знает, что не отступит, чего бы ей это не стоило. Ведь та лавина дикой агонии, отчаяния и, наконец, обреченности, которую ей пришлось испытать вместе с Баки в промежуток между фразами «Желание» и «Грузовой вагон», навсегда останется отпечатанной в подкорке ее сознания.

========== Часть 3 ==========

Реальность возвращается с первыми лучами солнца. Баки обнаруживает себя на диване у окна. Подушка неудобно подпирает плечо, клетчатый плед норовит сползти на пол, а колышущаяся от легкого ветра занавеска неприятно ерзает по лицу. Барнс раздраженно отмахивается от ткани и пытается разлепить веки. Глаза пекут так, словно в них всыпали раскаленный песок, а голова буквально раскалывается от боли.

Он пытается восстановить в памяти события прошлого вечера, недоумевая, почему был в отключке так долго и как Гермионе удалось переместить его на диван. На долю секунды его охватывает липкий ужас: а что, если он сорвался? Но тут раздается шум воды из ванной, и Баки успокаивается. Затем вспоминает колдовство Гермионы, то, как легко она подняла его в воздух, как шептала заклинания и просьбы принять ее помощь. Он до сих пор может чувствовать след ее присутствия в сознании – почти как запах, но только на другом уровне восприятия.

Это все еще слишком странно для него.

– Выпей это, – Гермиона протягивает ему пузырек с зеленоватой жидкостью. Ее волосы влажные после душа, кожа слегка раскраснелась, она выглядит бодрой и полной сил.

Баки морщится, но берет флакон и залпом вливает в себя его содержимое. На вкус – полное дерьмо.

– Даже не спросишь, что это? – усмехается она.

– Плевать. Вряд ли мне станет хуже, чем сейчас.

Она хмурится, о чем-то размышляя, затем притрагивается ладонью к его лбу. Баки хочется раствориться в этом ощущении, но он лишь стискивает зубы и отворачивает голову.

– У тебя жар, – констатирует Гермиона. – Но зелье поможет.

– Зелье?

– Восстанавливающее, – объясняет она, как нечто само собой разумеющееся.

Немного помявшись, она присаживается рядом с ним на диван, находит его руку, сжимает пальцами и смотрит в глаза так проникновенно, что на Баки накатывает волна раздражения. Хочется послать Гермиону с ее магией, зельями – и чертовым сочувствующим взглядом – куда подальше. Ему не нужна ее жалость!

– Я верю, что все получится, – она не обращает внимания на ярость, вспыхнувшую в его зрачках. – Но ты должен помочь мне. Пожалуйста, Баки.

Он готов лезть на стену от этого ее «пожалуйста». Хочется немедленно сломать что-нибудь.

– Если ты будешь сопротивляться, это может уничтожить и мой, и твой разум.

– Иди к черту со своей помощью! – рявкает он, вскакивая на ноги.

Стакан воды, стоящий на тумбочке, летит на пол и разбивается на мелкие осколки.

Гермиона отрешенно наблюдает, как Баки хлопает дверью ванной комнаты с такой силой, что та чудом не повторяет судьбу стакана. Штукатурка на стене идет трещинами, с потолка слетает вся паутина. Гермиона берет в руки палочку и восстанавливает с помощью Репаро повреждения.

Она знает, из-за чего он психует. Короткого визита в его сознание хватило, чтобы понять: глубоко внутри в Баки все еще живет благородный, способный пожертвовать собой ради других солдат. И хоть он давно поставил крест на себе, Гермиону тянуть за собой не хочет.

Ну что ж, горько усмехается Грейнджер – потому что радоваться в подобной ситуации нечему – ему придется помочь ей так или иначе. У Барнса нет выбора, и он это понимает.

***

Баки выходит из душа в одном полотенце, обмотанном вокруг бедер. Гермиона на секунду замирает от удивления – и возмущения, – но затем ее взгляд залипает на его ключице, скользит вправо, и она теряет дар речи. Металлический плечевой сустав плавно втекает в тело, словно они единое целое, словно так и было всегда. Воображение дорисовывает картинку, Гермиона представляет, как выглядела бы его бионическая рука, будь она на своем месте, почти ощущает дрожь от прикосновения холодной стали к своей коже, и спешит отвернуться, чтобы отогнать видение прочь.

Баки одаривает ее нечитаемым взглядом, подхватывает сумку с вещами и возвращается в ванную. Через минуту выходит полностью одетый. Уже не злой, но все еще хмурый.

Гермиона не знает, зачем он устроил это представление. У нее много версий, но ни одна из них ей не нравится. Впрочем, вполне возможно, он действительно забыл чистые вещи и без какого-либо подтекста вернулся за ними. А она надумала невесть что.

– Поешь, – она кивает на тарелку с бутербродами. – А я пока приготовлюсь к следующему сеансу.

***

– Нет, все-таки не понимаю, как Стив отпустил тебя одну, – тянет Баки, исподлобья наблюдая за Гермионой. Та расставляет на столе какие-то склянки – зелья, напоминает он себе со смешком, – и почти не обращает внимания на скучающего солдата.

– У него не было выбора, – отмахивается она.

И прежде чем Баки успевает задать следующий вопрос, поясняет:

– Я была в его голове и знаю, насколько он правилен, честен и благороден, – Баки усмехается столь точному описанию. – Но есть один единственный человек в мире, ради спасения которого Стив закроет глаза на любые свои принципы.

С Барнса моментально слетает все веселье.

– Я не заслуживаю спасения. И сто раз говорил Стиву об этом.

Гермиона смотрит на него долго и пронзительно. Сейчас не самое подходящее время для подобного разговора, но ей важно пробиться сквозь скорлупу Баки. Поэтому, бросив свое занятие, она подходит к нему, заглядывает в глаза и мягко, но уверенно произносит:

– Как раз наоборот. Я видела отрывки из вашего прошлого и знаю, какой ты на самом деле.

Он поджимает губы, лицо напряжено, в глазах – отрицание. Слишком ненавидит себя, чтобы признать ее правоту.

– Столько людей борется за тебя, Баки. Помоги же нам.

Ему хочется поверить в ее искренность, но Баки запрещает себе. Не может быть, чтобы ее действительно интересовала его судьба. Особенно после того, что она видела в его сознании.

– Что ты чувствуешь во время сеанса? – пытается перевести тему Барнс.

Гермиона скрещивает руки на груди и опирается о край стола. Задумчиво закусывает губу, раздумывая над вопросом. Ей сложно сформулировать ответ, а Баки не торопит – у него есть время рассмотреть ее с близкого расстояния.

– Это двоякое ощущение, – наконец, произносит она. – Я вижу события со стороны и одновременно участвую в них. Каждая эмоция, каждая цепочка решений – все это проходит сквозь меня, но при этом я остаюсь сторонним наблюдателем.

Должно быть, это жутко. Баки не знает, кем зачастую являются пациенты Гермионы – но то, что она не свихнулась с такой работой, определенно, заслуживает уважения.

– Твой разум уникален, – между тем, продолжает она. – Еще ни разу не доводилось работать с подобным. У волшебников есть заклинание, которое подчиняет волю другого человека и заставляет выполнять любые приказы. Так вот, когда смотришь сознание после такого вторжения, кажется, будто все делалось по доброй воле. Конечно, у Империо есть свои следы, и опытный легилимент их сразу увидит, но суть в том, что воля жертвы полностью заменяется волей заклинателя.

Гермиона отталкивается от стола и подходит ближе.

– В твоем случае все иначе. Есть команда, которую нужно выполнить. Есть надстройка, внедренная в подсознание, которая на время заглушает все остальные эмоции. Но твоя личность никуда не девается, – говорит она полушепотом. – Пока Зимний солдат выполняет приказ, Баки внутри отчаянно пытается вырваться. И страдает вместе с каждой своей жертвой.

Он выслушивает ее без единого возражения – хотя хочется заткнуть этот рот немедленно. Глаза Баки прикрыты, зубы стиснуты, дыхание рваное и тяжелое, а тело напряжено так, что можно заряжать батарейки.

Гермиона не просто так бередит его раны – ей важно донести до Барнса, что она понимает его чувства. И то, каково ему сейчас.