Текст книги "По поводу майского снега"

Автор книги: Цырлин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

Лектору прислали несколько записок насчет Польши. (Сами понимаете, что с точки зрения диктатуры пролетариата объяснить происходящее в этой стране очень затруднительно. Особенно самые последние события.) Лектор явно начал волноваться. Обвинил во всем развитый частный сектор экономики (хотя государственный сектор, как более передовой, должен его успешно вытеснять), контакты поляков с зарубежными соотечественниками (которые, вроде бы, должны рассказывать полякам метрополии о тяжелой жизни при капитализме) и, конечно же, пресловутую "запущенную идеологию". В переводе на нормальный язык это означает, что польские лекторы и пропагандисты произносили недостаточное количество трескучих фраз. И более того – специальные польские товарищи не предпринимали никаких мер против тех, кто не только не верил этим фразам, но и смел открыто признаваться в этом.

"Вот не было железного руководства – и вот что вышло." А что, собственно говоря, вышло? И что это за интересы трудящихся такие, к которым самих трудящихся можно принудить лишь железом, видимо каленым? И кто, осмелюсь задать вопрос, должен принуждать? (С классовой, конечно, точки зрения.) А интереснее всего было бы узнать: а на фига самому принудителю все это надо? (19)

Концепция, впрочем, довольно солидная, солиднее, чем кажется на первый взгляд. Это только в дореволюционном прошлом люди сами являлись выразителями своих интересов. А теперь, после возникновения исторического материализма, эту функцию взяло на себя некое учреждение, учреждение настолько умное и хорошее, что оно гораздо лучше самих людей знает, что им, людям, следует хотеть. И как им, людям, следует жить. Нет, я пока не утверждаю, что все это плохо, я просто делаю выводы из ваших же слов. Концепция, повторяю, вполне цельная и непротиворечивая. Свободная мысль и свободное действие – это нечто вроде наркотика. Очень завлекательно, но и очень губительно. И человека следует ограждать от этого всеми доступными способами. Тем более, что после окончания курса лечения он сам же будет благодарить своих исцелителей. И человек не должен доверять своим инстинктам не только когда он безнадежный наркоман, но и – всегда. Раньше, когда люди еще были обезьянами, они могли верить самим себе – отличать съедобные плоды от ядовитых, убегать от хищников, но впоследствии, с усложнением общества и в особенности теперь, с возникновением неантагонистической формации, от этого следует раз и навсегда отказаться.

"Иные из советских литераторов с трудом усваивают, что истина, одна, отчетливая, ясная, реальная

– учение четырех великих мыслителей и вождей человечества – бережется в ЦК партии большевиков и руководить историей страны, думами человеческими у нас не поручено безответственной инициативе.

Руководство человеческими думами тесно связано со всем хозяйственным и социальным строительством страны…" (А.Толстой)

Ой, блядь! Ой, блядь! Руководить собрались, мудоблядские пиздохуебища! Даже "думами" они уже хуй намылили руководить, мало им всего остального. И какие сучьи формулировочки – "не поручено". Просто им не поручено – и вопрос отпадает. (20)

Нет, я, конечно, слышал такое выражение слов "морально-политическое единство", которое, несомненно, как раз и означает такое руководство. Но – мало ли, граждане, есть на свете трескучих выражений!

Про Белова сегодня слышал, что деды в армии уже выбили ему пять зубов.

Кроме того, сегодня наконец-то выдали деньги за сельскохозяйственную повинность. Заплатили всем рублей по семь и лишь некоторым – передовикам и бригадирам – по десятке. Смех один, за что они надрывались – за трешку. Т.е. получается 17 коп. в день. Менее двух коп. в час. Просто смех, я повторяю. (Для сравнения – летом 1980 года во время работы на Олимпиаде я имел около 80 коп. в час., хотя вся работа была – выдать ключи и расписаться в журнале. Сидячая, в тепле и сухости. А в 1978 году на олимпийской стройке имел 40 коп. в час, плюс кормежка. ) Теперь, господа, вы понимаете, отчего в магазинах нет картошки.

Многие тут же устремились по магазинам, чтобы немедленно же пропить эти жалкие подачки. И мы с Главкомом и Бонифацием тоже организовали небольшую пьяночку. Съездили в "автопоилку" на ул. Строителей. Грязный прокуренный зал, множество подвыпивших мужиков и некоторое количество женщин. Шеренга разливочных автоматов вдоль стены. Залили девять литров в пластмассовую канистру (десятый литр не поместился, пена потекла из-под воронки) и поехали в общежитие к Бонифацию.

Сидели часов пять и усидели канистру почти до донышка. Втроем. Закусывали плавлеными сырками. Правда, пиво под конец стало невкусным, потому что канистра пластмассовая, "для непищевых". Но под конец уже не так заметно.

В самом начале мероприятия пришла Чуркина, спросила вредным голосом: "Пьянствуете?", затем набросилась на Бонифация: "Книгу давай!" Бонифаций вытащил здоровенную книженцию. Пока они трепались (Бонифаций уговаривал Чуркину разделить компанию, а она с презрением отказывалась: "Сколько раз я тебе говорила, что пиво я ненавижу!") успел поглядеть, что за книга. Переплетенная ксерокопия "Доктора Живаго" Пастернака. Заграничное издание. Последняя глава: вскоре после окончания войны два человека сидят летним вечером у окна с видом на московские улицы и читают тетрадку стихов своего давно умершего знакомого. "…Именно в этот вечер будущее расположилось ощутимо внизу на улицах…" Ничего, в общем, особо антисоветского.

(Тоже был вечер, только зимний, за окном – сумеречное весь день небо, выступы стен Главного здания и заснеженный университетский сквер внизу.)

Спросить почитать постеснялся, хотя, натурально, все аж чесалось. Тем более, что Чуркина, как я понял из разговора, очень торопилась возвратить книгу ее владельцу. Упомянула даже его фамилию, хотя этого, думаю, делать было совершенно необязательно. Никакой конспирации!

…А врезали мы, конечно, очень здорово. Почти по три литра пива на рыло. Когда ехал домой, вдруг начинало казаться, что автобус раскачивается, а то и вертится вокруг оси, как пуля в нарезном стволе. Особенно если закрыть глаза. Но доехал вполне благополучно.

–

(*) (19) Какие ты детские вопросы задаешь. На зоне хлеборез кто? На зоне хлеборез король! А на воле хлеборез – дерьмо, потому что на этой самой воле всякая шваль имеет возможность хлеба себе нарезать от пуза без всякого хлебореза.

(*) (20) Не надо ругаться матом, все правильно. Основной принцип тоталитаризма – запрещено все, что не поручено. В отличие от авторитаризма, запрещающего лишь то, что не разрешено. И либерализма, запрещающего лишь то, что запрещено.

4.5. «Вечности могила»

29.I.82

Экзамены все сдал неделю назад с одной тройкой. Январь был большей частью холодный. Однажды, когда ехал на экзамен, погода была совершенно чудовищной: мороз в двадцать градусов и снег с диким ветром. На дорогах везде заносы и на экзамен я опоздал на целый час. Кроме того, в ожидании автобуса поморозил себе морду: щеки стали деревянные, как от анестезирующего укола.

Сейчас несколько теплее, градусов десять, но отопление почти не работает и в квартире холод. Жгу рефлектор. В зеркале отражается спираль и по мере приближения к фокусу ее изображение расширяется в оранжевую бесконечность. Вечерняя сумрачная комната, сквозняк от окна, а в стене возле пола – дыра в жаркую бездну.

Стихи Вяч. Иванова, цитируемые во 2-й книге воспоминаний Эренбурга:

Охапку дров свалив у камелька,

Вари пшено, – и час тебе довлеет.

Ах, вечности могила глубока!..

Образ в чем-то сходный: источник тепла в холодном доме и сопряженный с ним разрыв, уход в бесконечность "на вполне конечном участке", как пишут в учебниках математики. Но не в пространстве (в зеркале рефлектора), а во времени. Эренбург снабдил эти стихи снисходительным комментарием по поводу того, что в таком возвышенном тоне Иванов продолжал писать даже в 1918 году, когда в квартирах уже появились печки-буржуйки, на которых варили пшенную кашу.

Вечером опять долго слушал Би-би-си. Зимой слышимость стала заметно лучше, чем осенью. Некоторым больше нравится "Голосок", но я лично считаю: нет на свете радиостанции лучше, чем Би-би-си. Кабы не Би-би-си – жизнь моя была бы совсем несносной. На Би-би-си я не сетую: слушаю сам и вам советую.

Уже месяц зачитывают воспоминания вдовы Мандельштама. (Умерла она год назад. Тогда слышал, как милиция, не дожидаясь похорон, вломилась в квартиру, гроб с телом увезла в морг, а квартиру опечатала.) Рассказ о политическом просвещении в сталинские времена. Каждую осень начинали проходить "Краткий курс". На первой же лекции за 15 минут разделывались со всей идеалистической философией. "Гегеля ставили с головы на ноги" и "уничтожали" категорический императив Канта. Ну а она всячески его превозносит, императив. В смысле – все в том же смысле искоренения всего себя. Возможно, что для подследственных и заключенных это небесполезно: превратить себя в мертвеца, не дожидаясь, когда в мертвеца тебя превратят они, но вот для обычной жизни – я несколько сомневаюсь…

И потом у нее же самой – антитеза. Рассказ о знакомой Н. Мандельштам, обозначенной буквами Н.Н.. Ни в какие императивы она не верила, потешалась над всем этим почище пропагандистов. На допросах, однако, никого не назвала. "Пусть в Лефортово я назову родного отца… А здесь, добровольно, я никого назвать не могу." (В Лефортово употреблялись "пытки высшего класса".) Следователь не то забыл о ней, не то даже пожалел – и ее отправили сразу в лагерь. (21) Один знакомый спросил Н.Н., пишет ли она о том, что с ней произошло. Н.Н. ответила, что она занята. "Чем?" "Я живу."

–

(*) (21) Совсем как у Оруэлла: "дверца клетки

захлопнулась, а не открылась", но только по прямо противоположной причине.

* * *

Им, я думаю, очень просто,

Безнадежно улегшимся в гроб,

Встать и выкурить папироску

Возле черных железных ворот.

Я пойду без цепи и намордника,

Дыму жаждуя в грудь и свинца,

И последнюю беломоринку

Там я выкурю до конца.

Только голову в плечи пряча

И с опаской поджав живот,

Прохожу я, – живой, некурящий,

Мимо черных железных ворот.

февраль 1982 г.

4.6. «Нам еще предстоит»

6.III.82

Сегодня слушали Галича. Вчера узнал от Главкома, что у Мойши есть записи и что он обещал Главкому дать их послушать. (Мойшу недавно перевели к нам на факультет из педагогического института по спортивной линии.) Сегодня увидел, что они на перерыве отошли в сторонку и Мойша сунул Главкому магнитофонную катушку, которую тот сразу спрятал в портфель. Я быстро подвалил к ним и в нарушении всех правил конспирации и просто приличия спросил, причем Главкома, а не Мойшу: "А мне дашь?" Главком с вопросительным видом посмотрел на Мойшу, а тот с выражением некоторого ужаса лишь молча помотал отрицательно головой. Но потом, уже в отсутствие Мойши, мы договорились и о перезаписи, и о том, чтобы немедленно пойти в общежитие и заслушать. Семинар досидели, а с лекции ушли. В комнате Бонифация спал похмельным сном его сосед, так что мы, взяв магнитофон, пошли к Чуркиной. У ней никого не было, но дверь оказалась незапертой и мы по-наглому расположились там и приступили к прослушиванию. Вскоре пришла Чуркина, сперва выразила недовольство, но узнав, в чем дело, не выгнала нас и сама тоже села слушать.

Запись продолжительностью в час. Поэма "Размышления бегуна" и штук десять отдельных песен. Лента старая, хрупкая, порвана в нескольких местах. Магнитофон у Бонифация тоже старый, без верхней панели и весь разболтанный. Грязноватая комната, громоздкая казенная мебель образца начала 50-х, мутное окошко, за ним – стены метровой толщины и мрачные вертикальные складки Главного здания. Ослепительные желтые прожилки в сизых тучах, а временами сквозь них – еще более ослепительное солнце. И мы сидим вокруг магнитофона и молча слушаем.

Вроде как даже не поет – читает стихи, чуть-чуть подыгрывая на гитаре. А в конце песни обычно – сильный удар по струнам, сходный со звоном бьющейся посуды. Напоминает обиженного ребенка. Наивного, но мудрого. О различных страшных вещах Галич говорит исключительно с ужасом. Без намеков на то, что человек, в общем-то, лучшего и не достоин. Что дай человеку свободу и счастье – он сам вскоре побежит от них отказываться. (Это, надо признаться, отчасти характерно для Высоцкого. "Предложат жизнь счастливую на блюде, но мы откажемся…", "Так зачем я так долго стремился на волю…" или даже "Мне вчера дали свободу – что я с ней делать буду?" Уж Галич-то знал бы, что делать… Мне, во всяком случае, так кажется.)

Мелодии и интонации у Галича чем-то напоминают популярные песенки 60-х годов. "Все еще впереди, все еще впереди" или "нам еще предстоит – нам еще предстоит узнать". А содержание – неизмеримо мудрее. (Что, интересно мне, было у них тогда впереди? И что, собственно говоря, им тогда предстояло узнать? Почему – нет – колбасы, что ли? Трудно поверить, что люди уже тогда этого не знали.)

Когда, прослушав всю ленту до конца, мы вышли в коридор, Бонифаций вспомнил, что ему нужно "позвонить одному человеку" и двинул в холл к автоматам. Главком пошутил: "Уже докладываешь? Подождал бы хоть, пока мы уйдем." И мы дружно рассмеялись.

12.III.82

Сегодня был семинар по научному коммунизму на тему "социалистическая собственность". Трудящиеся при капитализме, как известно, лишены средств производства и вынуждены продавать капиталистам свой труд. Капиталисты, правда, заинтересованы в повышении уровня жизни рабочего – но лишь в той мере, в какой это способствует повышению производительности труда.

А про социализм преподаватель долго объяснял, что у нас это не так. При социализме имеет место "непосредственное соединение трудящихся и средств производства". Правда, это нельзя понимать примитивно: что человек вправе потребовать свою долю, взять ее и увезти. "Общественный характер производства проявляется в том, что трудящиеся участвуют в процессе труда и пользуются его плодами". Вот так. Как будто при капитализме они не участвуют в производстве. И все остальное с большими натяжками. Со ссылками на то, что одни люди у нас пока что недостаточно сознательные, не понимают своей выгоды, а другие, наоборот – слишком умные, критикуют все подряд.

Преподаватель также говорил о первостепенной значимости "сознательности" в условиях социализма. При капитализме бытие, как ему и положено, определяет сознание, а у нас после 1917 года все, стало быть, сделалось наоборот. Общественная собственность, значит, является общественной не для всех, а только для того, кто духовно настолько созрел, чтобы считать ее таковой. Может быть, все дело в том, что на социалистический лад перестроить свое сознание хоть и трудно, но можно. (Если не пропускать семинары, изучать первоисточники и пр..) А вот переделать сознание на капиталистический лад не стоит даже пытаться. То есть сделать так, чтобы рабочий, оставаясь с экономической точки зрения простым рабочим, в духовном смысле сделался совладельцем фирмы, где он работает или, лучше, вообще всех частных фирм. Может быть, именно это и пытались устроить нацисты, но потерпели крах.

Главком, правда, пытался ему возражать, почему-то в своеобразном романтическо-троцкистском духе: в первые годы революции, может быть, и было что-то такое, но теперь, как говорится, везде жулик на жулике сидит. Преподаватель сразу же осведомился у Главкома: служил ли он в армии? "Вот если бы вы послужили, вы бы поняли…" Да кто ж из нас там служил, кроме как на сборах? Не понимаю, причем тут армия? И что такое в армии можно понять?.. (22) После того, как Главком опять что-то возразил преподавателю, тот стал его подводить уже непосредственно под статью. Под бывшую 58-ю. Заявил буквально, что люди, которые так думают, во время войны как раз и становились предателями.

Откуда у Главкома эта скверная привычка – вступать в дискуссии с ораторами на официальных мероприятиях? В 1960-е годы в журнале "Мурзилка" напечатали рисунок – два мальчика с забинтованными шеями возле радиоприемника. И подпись: "Петя и Вася поспорили: кто из них перекричит радиоприемник. Радиоприемнику ничего не сделалось, а Петя и Вася охрипли и молчали целую неделю."

…Все у него, у преподавателя, вокруг армии да вокруг войны так и вертится… Как известно, основой ("стержнем") "идеологической работы" являются понятия партии и революции, но я заметил, что существует как бы запасной вариант, для слишком умных, где основа всего – понятия армии и войны. Точно ты делаешь подкоп в тюрьме, но оказываешься лишь в соседней камере, еще более тесной. Все довоенные пакости оправдываются происходившей тогда подготовкой к войне, а все послевоенные, вплоть до нашего времени, оправдываются как последствиями предыдущей войны, так и необходимостью подготовки к войне последующей, с целью ее недопущения. А несогласные с чем-либо обвиняются не только в клевете и измышлениях, но и в возможном переходе на сторону врага. Аргумент, несомненно, намного более убедительный, покскольку статья эта более серьезная: не 7 лет, а 15 или высшая мера.

Однажды он сказал буквально следующую фразу: "Кто такие диссиденты? Это люди, которые не знают, что такое война." И понимай, как хочешь. И один смысл страшнее другого.

…Наиболее разумно рассматривать руководящие слои как правящий класс. Наподобие феодалов и капиталистов. Собственников средств производства. Если применять марксизм – то применять его надо ко всем странам, включая собственную. А не только к тем, с которыми в данный момент обострились отношения. И сразу можно ответить почти на все вопросы. И на те, на которые отвечают лишь одними лозунгами. И на те, которые вообще не полагается задавать.

Класс, конечно, более прогрессивный по сравнению с капиталистами… (23)

–

(*) (22) Как – что можно понять в армии? То, что дважды два будет пять и что поэтому Большого Брата следует любить. А для чего еще существует Красная Армия?

(*) (23) Но ты все же расскажи мне, пожалуйста, отчего же в таком случае нет колбасы?

4.7. Коммунизма не будет!

20.V.82

Целую неделю – холод; в воскресенье из туч падали совершенно явственные снежинки. В мае, господа товарищи, в мае.

По научному коммунизму будет не только экзамен, но почему-то еще и зачет (через неделю). Сегодня должен был быть подготовительный семинар; торчали в ожидании преподавателя минут тридцать. Пытались с Главкомом и Бонифацием повторять вопросы из программы, однако постоянно отвлекались на рассуждения и критиканство. Главным образом, признаюсь, по моей вине. Например, повторяли диктатуру пролетариата. В 1917 году, как известно, случилась революция и началась диктатура пролетариата. А когда, интересно было бы узнать, она кончилась? В настоящее время, как известно, государство у нас является "общенародным". Я понимаю, что точную дату указать невозможно, но если хотя бы приблизительно?

Вообще-то имеются две версии:

1. Середина 1930-х годов: "победа социализма по всему фронту".

2. Середина 1950-х годов: "образование социалистического лагеря".

(Господи, какая гнусная у них терминология! Военно-трибунальная: из лагеря – на фронт, а с фронта – обратно в лагерь.) Первая версия – из какого-то старого учебника, вторая – из более современного.

Наиболее убедительна, конечно же, первая версия. Наступление социализма по всему фронту, а затем – его полная и окончательная победа пока что не во всемирном масштабе, но уже в одной отдельно взятой. Частная собственность отменена, крестьяне коллективизированы, даже писатели – и те прикреплены к Союзу писателей. Следовательно, все население превращено в служащих того или иного государственного учреждения. Работай, где поставили, жри что дали – вот и весь социализм. А с тем, кому такой социализм не нравятся, разберутся в совсем другом месте, поскольку любой другой общественный строй очень ослабит нашу обороноспособность, что может быть выгодно только нашим врагам.

Во второй же версии совместно с высокими идеями протаскивается коварная, политически провокационная реальность: разоблачение культа, прекращение злоупотреблений и пр.. Совпадение, конечно, поверхностное и чисто случайное, но оно все равно все портит, поскольку в изучении научного коммунизма самое главное – не соприкасаться с реальностью. Не открывать на нее глаза. Как лунатику на крыше. Если откроешь хоть на мгновение, то все пропало. То есть ты пропал. Двойка гарантирована. А то и что похуже.

Почитал также Уголовный кодекс, который Чуркина принесла для подготовки к зачету по законодательству. Неудивительно, что это одна из самых дефицитных книг. Действие оказывает самое страшное: "Смелей, человек! Не ты виноват!" Причем не столько пресловутые политические статьи (70 и 190-1), с ними-то все ясно, сколько экономические. "Частнопредпринимательская деятельность", "коммерческое посредничество" и т.п. Хотя, казалось бы, социалистическая система хозяйствования, как более передовая, не должна этого бояться… У вас, господа, остались хоть какие-то иллюзии на этот счет?

Перечислены промыслы, которыми запрещено заниматься даже в индивидуальном порядке. "Переработка купленной и давальческой сельскохозяйственной продукции". То есть если кто даже даст тебе бесплатно – перерабатывать все равно нельзя. Только то, что ты вырастил на своем огороде, если он у тебя есть. Хотите жрать не государственное, а частное – так жрите, гады, сырое. А то мы вам и сырое жрать запретим! В январе я слушал по Би-би-си рассказ Шаламова – как заключенному прислали на зону посылку с сушеными фруктами и он после отбоя на печке попытался сварить себе из них компот. Пришел надзиратель, увидел, возмутился и расплескал компот по бараку. Когда надзиратель ушел, заключенный подобрал с пола недоваренные фрукты и съел.

Слово-то какое поганое пришлось изобрести – "давальческая". Удивительно, почему разные диссиденты, а также вредные голоса так мало обращают внимания на эту сторону нашей с вами жизни. Возможность ругать начальство и свобода религии – вещи, безусловно, важные, но кушать хочется гораздо чаще. А твоя жратва возьмет да и окажется "давальческой"… Что за гнусное слово придумали, суки.

Бонифаций рассказал о нацистской демонстрации. Какие-то ребята (как он утверждал – дети видных работников) надели значки и повязки со свастиками и вышли на Пушкинскую площадь. В честь дня рожденья Гитлера. Собирающиеся там же спортивные фанаты, не дожидаясь милиции, начали с ними драку.

Про эту демонстрацию уже слышал несколько раз. Признаюсь, мне лично все это кажется очень подозрительным. Чтоб не меньшевики, не эсеры какие-нибудь, а сразу нацисты. И сразу на площадь. Недавно слышал по вредным голосам о преследовании московских социалистов. Они никаких демонстраций устраивать даже не думали, а просто тихо собирались по квартирам и изучали материалы, казалось бы, довольно невинные: статьи Плеханова, документы Итальянской компартии и т.п.. К ним пришли с обыском и все отобрали, как антисоветскую литературу. Теперь их таскают на допросы, а некоторых арестовали. Ну вот, а нацистов они, видите ли, проморгали! Так я вам и поверил, господа товарищи, так и поверил! Совсем как в 1930-е годы, когда социал-демократов они (то есть вы, господа товарищи, вы) называли предателями и фашистами, с настоящими же фашистами они (вы) в конце концов крепко подружились. И кончилось все это, как известно, очень печально.

Завершилась наша дискуссия самым гениальным образом. Главком сбегал в учебную часть и, вернувшись, объявил торжественно, как диктор: "Коммунизма не будет!" Имел он в виду, конечно же, лишь сегодняшний семинар и ничего более, но присутствующие оценили каламбур и выразили радость гораздо более бурную, чем та, которую могла бы вызвать одна лишь весть об отмене семинара.

К новым победам литературы государственного реализма (ТАСС, 26 мая 1982 года)

Проявляя неустанную заботу о развитии нашей советской литературы, наша партия и государство делают все для ориентации творческих работников на создание высокоидейных и высокохудожественных произведений, так необходимых советскому народу в наше непростое время. Ярким примером этого является назначение на должность министра литературы выдающегося советского поэта К.К.Кутакаева. Кроме того, в связи с резко обострившейся идеологической борьбой признано целесообразным создание при Министерстве Литературы СССР Особого спецпартполитотдела, который поручено возглавить выдающемуся советскому писателю И.П.Херову.

Вместе с тем признано в корне неправильным, ошибочным то положение дел, когда некоторые писатели оказываются перегруженными административными нагрузками и ослабляют внимание к своей основной обязанности – литературному труду. Этим и объясняется освобождение крупного советского поэта Н.Цырлина от должности начальника управления по контрпропаганде при Министерстве Литературы СССР.

Советские партия и правительство, весь советский народ выражают уверенность, что проводящаяся перестройка советской литературы послужит дальнейшему усилению ее роли в деле воспитания советского народа в духе официальной идеологии – всепобеждающего учения нашей великой эпохи!

Постановление профсоюзного комитета Минлитературы СССР N 656769/82дсп (для служебного пользования)

В последнее время идеологический противник резко усилил клеветническую кампанию против нашего государства и, в частности, против его руководящей и направляющей роли в деле развития советской литературы. С чувством глубокого сожаления приходится признать, что отдельные творческие работники не только не дают отпора подобным провокациям, но и сами становятся рассадниками идейно незрелых измышлений. Одним из них, конечно же, является крупный советский поэт Н.Цырлин, некоторые высказывания которого в последнее время трудно признать допустимыми для советского литератора.

В связи с вышеизложенным Профком Минлитературы СССР постановляет:

1. Образовать из сотрудников министерства комиссию по рассмотрению партийно-политического облика Н.Цырлина;

2. Иностранному отделу министерства рассмотреть вопрос о более справедливой очередности направления сотрудников в командировки в капстраны;

3. Жилищно-бытовому управлению министерства ликвидировать недочеты в жилищном, дачном и продовольственном обеспечении сотрудников министерства;

4. Постоянно повышать партийно-патриотическую работу среди сотрудников министерства.

Первый секретарь Профкома Минлитературы СССР В.Э.Поцек.

Приказ N 09495/82 по Минлитературы СССР (секретно)

В связи с враждебной нашей идеологии и общественному строю направленностью деятельности сотрудника министерства Н.Цырлина приказываю:

1. Объявить Н.Цырлину строгий выговор с предупреждением об увольнении;

2. Опубликовать в различных органах печати материалы, дающие правильную оценку личности и произведениям Н.Цырлина;

3. Во всех контрпропагандистских материалах настойчиво проводить мысль, что любое отступление от норм официальной идеологии ведет к дальнейшему усугублению мировой обстановки, приближая тем самым третью мировую войну;

4. Провести внеочередную партийно-патриотическую аттестацию сотрудников министерства.

Министр литературы СССР К.К.Кутакаев.

Распоряжение Особого спецпартполитотдела Минлитературы СССР N 00401/82 (сов. секретно)

Вплоть до соответствующего распоряжения приказываю:

1. Немедленно прекратить публикацию материалов объекта в открытой внутрисоюзной печати;

2. Публикация в открытой внутрисоюзной печати материалов, дающих идейно выдержанную оценку объекта допускается лишь после визирования РП либо его заместителями;

3. Категорически запретить любые выезды объекта за пределы зоны ответственности.

4. За местом проживания объекта производить общий контроль с помощью спецсредств;

5. Производить разовые выборочные наблюдения за передвижением объекта с помощью спецсотрудников;

6. Внутрисоюзные сообщения объекта подвергать периодическим разовым проверкам;

7. Зарубежные сообщения объекта подвергать полному контролю;

8. В случае обнаружения контактов объекта с идеалистической или разведывательной агентурой капиталистических государств немедленно докладывать РП либо его заместителям, но мер с целью их нейтрализации без специальных на то указаний не предпринимать.

Начальник Особого спецпартполитотдела Минлитературы СССР И.П.Херов.

4.8. Медленное лето

18.VI.82

Конец мая и начало июня были нормальные, теплые, а потом началась погода для июня совершенно чудовищная. Пять или семь градусов тепла и ясное небо. По ночам заморозки. На даче померзла клубника – все цветы стали черные. Сегодня приснился сон, будто выпал снег. И я стою у окна и усиленно соображаю, какой сейчас месяц или хотя бы время года. Так и не вспомнил, пока не проснулся.

В воспоминаниях – не то Каверина, не то Паустовского – рассказано, как автор в детстве слышит ошибочное чтение наизусть "Евгения Онегина":

И память юного поэта

Поглотит медленное лето…

(вместо "медленная Лета") и возмущается такой бессмыслицей. Хотя почему же? Долгое лето, тянется и тянется, такое длинное и тягучее, что в конце его этот самый юный поэт уже не помнит, что с ним было в его начале.

"Было ли это лето, жаркое, сальное, черное, как деготь или только приснилось мне оно?" (Эренбург, "Лето 1925 года")

Ах, господа, что за чушь я говорю? Разве же в Москве бывает такое лето? Московское лето своими краткостью и неуловимостью напоминает, я извиняюсь, оргазм. Медленное лето – это когда жара много месяцев подряд, а первые чуть заметные признаки похолодания – не раньше сентября или даже октября… А то, что мы имеем сейчас – вообще не лето, а одно глумление. Зачем же Бог нас так не любит? Россию, я имею в виду? Ко всему прочему – еще и такой ужасный климат.

Сегодня сдавали экзамен по научному коммунизму. "Государственный"! Готовился тщательно, как на первых курсах: выписывал ответы на бумажки и рассовывал их по пакетикам. (Хотя предупреждали, что если заметят шпаргалку, то сразу выгонят с экзамена.) В надежде хотя бы на время экзамена утихомирить свои вредные мысли даже Би-би-си не слушал целую неделю. И "Голосок" тоже не слушал, не говоря уж о "Свободе". Сдам – и тогда уж наслушаюсь вволю. Но эффекта никакого. Даже наоборот.

Но, несмотря на все, экзамен сдал вполне благополучно, на четыре. Пошел с первой группой и отвечать вызвался сразу. Говорил что-то насчет "закономерностей перехода к коммунизму", причем целых двадцать минут. Об экзаменаторше слышал, как об очень вредной тетке, но меня она почему-то особо мучить не стала. Да и другие экзаменующиеся получили кто четыре, кто пять. В нашей группе всего одна тройка, причем у человека, абсолютно безвредного в политическом отношении. Правда, и шибко идейным его тоже нельзя назвать. Если продолжить аналогию: изучение научного коммунизма как хождение ночью по краю крыши, то следует сказать, что тут следует быть либо полным лунатиком, либо абсолютно трезвым человеком. Без каких-либо иллюзий.