Текст книги "Люби ради него самого (СИ)"

Автор книги: Count Raven

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

========== Поздравляю вас, директор ==========

– Все вы слышали слухи о моей отставке – теперь я могу объявить, что все это правда, – речь директора – почти бывшего директора Парижской оперы, мсье Дебьена – потонула в хоре обсуждений этой невероятной новости.

– Позвольте представить вам нового руководителя – мсье Роберт Моор, – и снова голоса Дебьена и Полиньи заглушили, но на этот раз аплодисменты. Все взоры устремились на нового хозяина этого величественного здания. Девушки смотрели оценивающе, словно думали, будет ли новый директор расположен к танцовщицам, и если да, то к какой именно из них; мужчины были более практичны – их интересовало, можно ли будет рассчитывать на повышение. Какие будут порядки, сколько будет денег, каким останется репертуар? Шум воцарился снова, но прекратился моментально от легкого покашливания нового директора. Тот не спеша обвел взглядом труппу, и серые глаза по очереди останавливались на каждом:

– Друзья, я рад всех приветствовать. Будьте уверены, что установившиеся порядки не будут меняться – ваша жизнь в опере будет такой же, как и прежде. Я рад… – на этих словах директор запнулся, потому что Карлотта решила лично засвидетельствовать почтение новому управляющему – итальянка склонилась в реверансе и одарила стайку танцовщиц победным взглядом.

Мсье Моор поцеловал протянутую руку, как того требовали приличия, но дальнейшую церемонию знакомства пожелал оставить на более удобное время.

– Если желаете, закончим все формальности прямо сейчас, – едва слышно произнес мужчина, когда оказался рядом с Дебьеном и Полиньи. Те переглянулись между собой и выразили полное согласие. Итальянская певица смотрела вслед уходящим директорам, когда все снова вернулись к обсуждению насущных проблем.

– Синьора, вы готовы? – голос дирижера прервал ее мысли.

– Разумеется, маэстро, – кивнула прима как ни в чем не бывало.

Она начала петь свою арию, но как-то иначе. Странно – слова те же, ноты те же, а звучало все не так, как раньше. В зале воцарилась тишина – все обменивались недоуменными взглядами, не понимая, какая перемена приключилась с голосом дивы. А причина была до смешного проста – только итальянка сама ее еще не знала.

Трое мужчин тем временем уже поднялись в кабинет. Мсье Моор принялся внимательно изучать бумаги, в то время как двое бывших директоров обменялись обеспокоенными взглядами, словно на что-то решаясь.

– Что ж, не вижу никаких проблем, – несколько минут спустя раздался голос нового директора. – Осталось только подписать.

Медлить больше было нельзя. И Полиньи начал первым:

– Разумеется, но сначала мы должны вам кое о чем рассказать. Сударь, не поймите нас неправильно… мы никогда не начали бы этот разговор, не будь у нас достаточно доказательств, – мужчина явно нервничал, несмотря на свою показную уверенность. Он понимал, что его, скорее всего, примут за ненормального, но промолчать и потом возможно стать причиной многих неприятностей ему не позволила совесть. – Все равно вы сами бы об этом узнали. По опере ходит слух о Призраке… поначалу мы в него, конечно, не верили, – поспешил добавить Полиньи, видя изменившееся лицо собеседника. – Но потом начались разного рода несчастья. Стали пропадать рабочие, падать декорации, которые калечили наших актеров… и мы решились выполнять те условия, которые нам указали в письме.

– Что за письмо? – с любопытством поинтересовался Моор, и ему немедленно передали конверт с черной печатью.

– Думаю, скоро вы получите такой же, – произнес Дебьен. – Вы скорее всего к нам не прислушаетесь, но… вам лучше принять те условия, которые будут в письме.

– Ясно… – протянул мужчина, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие. – Господа, если больше никаких инструкций не будет, тогда…

Бывшие директора молча поставили свои подписи, пожали руку новому владельцу, и, пожелав ему удачи, удалились, не слова больше не произнеся о Призраке Оперы.

Как только дверь за двумя господами закрылась, Роберт Моор откинулся в своем новом кресле, и улыбка не сходила с его губ. Улыбка, которая совсем не делала его лицо более привлекательным, потому что глаза этого человека никогда не улыбались. Очевидно, сказывались долгие годы тяжелой работы: он исколесил полмира, представляя волю Его Величества во многих странах, в основном в странах Востока. Там мужчина узнал, что сохранить жизнь и язык очень непросто – гораздо сложнее, чем во Франции. Он ушел по собственной воле, но все равно остался в политике – на более безопасном, но не менее выгодном месте. Его жизнь была предметом зависти для очень многих, его ум, холодный и расчетливый, помогал найти выход из любой ситуации, однако случаются ситуации, предугадать которые мы не можем – они даются человеку, чтобы указать ему на его место. Роберт Моор уже три года как потерял жену, с которой прожил двадцать один год. У него осталась дочь – дочь, совсем не похожая на свою мать, с именем, которое никогда не нравилось Роберту. Из-за работы он уделял дочери мало времени, и в конце концов результат не заставил себя долго ждать. Между ними не было ничего общего, кроме разве что страны проживания – но и это ненадолго. Девушка собиралась уехать, и сегодня приехала, чтобы попрощаться.

«Излишняя формальность, – передернуло мужчину, – вполне можно было без этого обойтись. Канун Рождества… праздник, который все привыкли отмечать с семьей… глупости». Может, за этими мыслями мужчины скрывалась боль от потери любимого человека, а может, простое малодушие – ребенок был не похож на родителя, и этим могла объясниться его враждебность, но все это лишь догадки.

– Реми! – мужчина так углубился в изучение бумаг, что совсем забыл о времени.

– Да, мсье? – тут же вошел приятный молодой человек с располагающей внешностью и улыбкой, в которой можно было прочитать легкий страх. Юноша, как и все, трепетал за свое место, которое он мог потерять при новом руководстве.

– Моя дочь еще не приходила? – с плохо скрываемым раздражением в голосе поинтересовался Моор.

– Нет, – покачал головой Реми.

– Ладно… подготовь мне встречу с вот этими господами, – директор отдал секретарю список тех, чьей поддержкой точно можно было заручиться. – Устрой встречу завтра вечером, и чтобы никаких… неожиданностей. Это ясно? – Роберт смерил молодого человека своим взглядом, от которого многим становилось не по себе, и секретарь не стал исключением.

На сцене тем временем царил гвалт и крики, танцовщицы не могли подстроиться под характер Карлотты, а последняя выражала на громком итальянском языке все, что она думает о девушках, директорах, призраке и опере в целом. Скандал прервался совершенно неожиданно – Убальдо вдруг обратил всеобщее внимание на необычный факт, что к ним на сцену поднялось очаровательное создание, девушка лет шестнадцати с прелестными глазами, полными восхищения. Эти огромные голубые глаза смотрели на балерин, на их воздушные газовые платья, на танец, в котором девушки так легко раскрывали свое искусство. Плавно взгляд перешел на огромную живую елку, искусно украшенную не только шарами, бусами и гирляндами, но также яблоками, шоколадками и карамелью. Глаза гостьи загорелись от предвкушения скорого праздника. Пусть он пройдет в очередной раз не совсем так, как она планировала, но все равно, рядом с близким человеком…

– Вы, должно быть, мадемуазель Моор? – итальянец, дружелюбно улыбаясь, подошел к гостье и протянул ей руку, когда та утвердительно кивнула. – Добро пожаловать!

– Благодарю вас, – девушка пожала протянутую руку. – Мне очень приятно познакомится с вами, мсье, и выразить восхищение по поводу вашего пения… Синьора Карлотта – несказанно рада лично встретиться, – кажется, девушка сейчас не думала о тех, кто стоял перед ней – ее взгляд блуждал по сцене, выискивал кого-то за кулисами и внимательно цеплялся за верхние этажи.

– Как ваше имя, мадемуазель?

– Ленор, – повернувшись, гостья очаровательно улыбнулась. – Ленор Моор. А сейчас… Вы не подскажете, как мне дойти до кабинета отца?

Около двадцати голосов (а может, и больше) подробно описали ей маршрут; многие вызвались ее сопроводить, в том числе и Убальдо. Однако Моор вежливо отклонила все предложения, сославшись на то, что она не смеет отрывать их от репетиции, а на самом деле… на самом деле кто-нибудь из труппы мог услышать, как стали бы разговаривать отец и дочь, и тогда поползли бы ненужные слухи.

Девушка уже не была такой юной – она давно начала догадываться, почему отец относится к ней так холодно и отстраненно. Поначалу догадка вызвала в ней ужас и отвращение, но подтверждение приходило столько раз, что мысли Ленор возвращались к ней снова и снова. Кажется, она действительно была Моор только на бумаге.

Коридоры оперы были пусты и довольно плохо освещены – рабочие сейчас готовились к премьере. Гостье в который раз пришла мысль о том, как было бы прекрасно обойти все это величественное здание, подняться на крышу, откуда наверняка открывается вид на весь Париж… но девушка подавила это желание, и ноги сами несли ее по указанному маршруту, вперед, к отцу – так она привыкла называть этого человека, подавляя в себе чувства, которые этому противились.

Ленор практически дошла – оставалось всего несколько метров до нужной двери, и вдруг ее что-то словно остановило. Она замерла, прислушиваясь к тишине, и среди этого безмолвия отчетливо различила чьи-то шаги; тихие, но отдающиеся гулким эхом по пустому коридору. Не желая показываться кому-то на глаза, Моор в мгновение ока скрылась за поворотом, но больше никаких странных звуков до нее не доносилось. Девушка уже хотела посмеяться над своим воображением, как из кабинета отца раздался посторонний мужской голос:

– Вы сожгли мое послание.

Моор пришла в ужас – она никогда не слышала, чтобы с ее отцом разговаривали в таком тоне. Этот голос был… приказывающим, но чарующим. Гипнотическим. Нечеловеческим. Поэтому он никого не боялся – даже нового директора…

– Вы… – кажется, мсье Моор был в не меньшем шоке, чем его дочь, что стояла буквально в нескольких метрах. – Это все какая-то глупая шутка, и она затянулась. А теперь покиньте мой кабинет, кем бы вы ни были.

Снова повисло молчание, прервал который смех. О, ничего хуже Ленор в своей жизни не слышала! Ей показалось – нет, в эти несколько секунд она была совершенно уверена, что сейчас в кабинете ее отца находится дьявол. Девушка сдержала свой порыв ворваться, потому что гнев отца страшил ее сильнее. Но кто же там сейчас стоял? Ей безумно хотелось увидеть…

– Я дам вам время смириться с фактом моего существования, – голос снова стал глубоким и приятным. – Оставляю вас на несколько дней – надеюсь, за это время вы переосмыслите нашу беседу и примите верное решение.

Дверь кабинета открывается, и все, что замечает Ленор – это взмах черного плаща, который развивается за своим обладателем, скрытым от глаз.

Если бы девушке хватило ума выждать несколько минут, постучаться в кабинет, сказать заученный текст приветствия, получить несколько шаблонных фраз в ответ, вечером вместе с актерами отпраздновать успех премьеры и Рождество, а после пройти в свою комнату и лечь спать, то утром она была бы очень далеко от Парижа. Но увы – любопытство губило многих людей, даже более сильных, чем Ленор – неудивительно, что и она не смогла ему противиться. Моор преодолела свой страх и решила последовать за тенью, которая скрылась за декорацией и нажала на какую-то кнопку, открыв проход.

«Он существует!» – эта мысль полностью завладела сознанием юной особы. Девушка и представить не могла, скольким людям до нее приходила эта идея, которая, увы, заканчивалась очень и очень печально для этих людей…

Но вот она проходит сквозь стену и оказывается в холодном мраке подземелий. Темнота пугает, равно как и писк, шуршание под ногами. «Крысы!» – эта мысль едва не вырвалась вслух.

Взгляд постепенно привыкает к темноте, но легче от этого не становится – человека в черном плаще не видно, он словно растворился. И вдруг Ленор будто кожей почувствовала, что позади нее кто-то стоит…

– Что вам здесь нужно? – голос до дрожи пугающий, но в то же время он каким-то невероятным образом очаровывает. Ленор хочет что-то произнести, но голос предательски исчезает в самый неподходящий момент. Мужчина лишь усмехается, и эта улыбка не сулит ничего хорошего – равно как и золотистый, голодный блеск глаз.

– Я новая хористка, – девушка сразу решает, что правда в ее положении сделает только хуже.

Поверил ли Призрак (а Ленор больше не сомневалась, кто стоит перед ней), было неясно – он молчал, словно задумался, не удерживая ее и не произнося ни слова.

– Тогда спойте, – голос прозвучал так властно, что Моор даже не пришло в голову перечить. Она вдруг вспомнила мелодию, которую пела в своем сне, и удивительно – все слова всплыли в памяти как по мановению волшебной палочки. Она слышала это пение почти каждую ночь – голос ее матери. Волшебная музыка, которую воскрешала память…

«Если вы хоть немного дорожите своей жизнью, никогда не пытайтесь снять маску Эрика», – эти слова врезались в память Ленор особенно отчетливо. Невероятно, но она услышала эти слова в хоре общих голосов, там, на сцене, где провела не больше десяти минут! Невероятно…

И сейчас, в непроглядной тьме подземелий, она видела отблеск чего-то белого на лице мужчины – этой маски. И снова эта проклятая мысль, это любопытство, этот вопрос – что же скрывается под ней?..

Ее голос наконец затих, а сердце билось так, что девушка сохраняла остаток сознания из последних сил, уговаривая себя держаться хотя бы ради достойной смерти.

Эрик жестом показал ей следовать за ним. Ленор беспрекословно подчинилась, хотя внутри что-то перевернулось – шанс оказаться наверху был безвозвратно потерян. Девушка опустила голову и шла за тенью в черном плаще, которая двигалась совершенно бесшумно, и действительно казалось, что это не человек, а Призрак.

Они так и шли в молчании, минуя бесконечное число поворотов, считать которые давно стало бесполезным делом. Наконец впереди замаячили тени, а воздух стал влажным. Тень остановилась, нащупала что-то в стене, и в то же мгновение буквально из ниоткуда появилась лодка. Новая волна ужаса окатила девушку – к ней в полной мере пришло осознание того, что она в ловушке. И хотя плавать она умела, что-то подсказывало ей, что переплыть это озеро не удастся никому… будто подтверждая ее мысли, раздался плеск – по зеркальной глади воды разошлись круги, и вновь все стало как прежде.

Ленор несколько раз порывалась высказать вслух свои вопросы, число которых множилось в ее голове с геометрической прогрессией, но каждый раз здравый смысл (или инстинкт самосохранения) одерживал верх. Она молчала, горько раскаиваясь в своей глупой идее последовать за Голосом.

И этот человек (а Моор очень хотелось верить, что это был все-таки человек) бесшумно скользил по глади воды – лишь плеск волн о борт лодки нарушал царящее вокруг безмолвие. И вот глухой стук дерева о камень – судно ударилось кормой об остров. Как во сне, Ленор поднялась и шагнула на твердую землю; в голове все смешалось, ни одной здравой мысли, которая помогла бы ей выбраться отсюда живой. Все мысли разлетались, как стайка испуганных птичек, от взгляда этого высокого господина, и даже под маской золотой блеск глаз нагонял ужас.

Комментарий к Поздравляю вас, директор

Ну что, запугал я вас, да?) Ничего, дальше все веселее станет – Эрик ведь добрый… в глубине своей души..) Да и автор вам к празднику страшилки писать не собирается х)

========== Странный подарок ==========

Эрик бесшумно сквозил по знакомым коридорам Гранд Опера. Как тень, он мог вырасти откуда угодно, ведь все потайные ходы, все лабиринты были ему хорошо известны. Он пользовался люками по своему усмотрению, и никто не смел покушаться на его власть. А те, кто решался вступить в схватку (как этот недалекий Букэ) поплатились своей жизнью за бессмысленное любопытство и самонадеянность. Призрак прислушался, и до него донеслись отрывки голосов – два мужских и один женский. Последний заставил Эрика передернуться – он никогда не сможет привыкнуть к этому высокому итальянскому крику.

– Так вы уверены, что этой ночью моя дочь не покидала здание оперы? – сквозь сжатые зубы произнес мсье Моор, сверля взглядом одного из рабочих.

– Нет, господин директор! Мы проводили всех гостей, и после этого уже никто не выходил.

– Мадам, – директор потерял к своему собеседнику всякий интерес и переключил внимание на приму, – я слышал, вы последней говорили с Ленор?

– Эта милая девушка выразила свое восхищение моим пением, – итальянка красноречиво приподняла бровь. – Если бы вы удостоили нас своим присутствием…

Да, Карлотта была до глубины души оскорблена тем, что ее не удостоил внимания тот, ради кого она пела в этот вечер! И сдержать разочарования, сквозившего в словах, прима не смогла.

Мужчина бросил на гостью такой взгляд, что она замолчала – впрочем, ненадолго. – У девушки явная любовь к пению! И внешность довольно располагающая – пожалуй, она могла бы…

– Ла Карлотта, уже так поздно и я не смею больше вас задерживать, – отрезал мсье Моор, поднимаясь из-за стола.

Прима метнула своим платьем, выражая тем самым свое презрение к неучтивости директора, и скрылась за дверью. Мужчина нервно мерил шагами кабинет, бросая взгляд на часы – они показывали без четверти полночь. Вот сейчас новый директор оперы пожалел, что так безрассудно сжег все письма с черной печатью…

Наверное, девушке стоило бы побеспокоиться о своем положении и как минимум залиться слезами, а лучше впасть в истерику – тогда Эрик, скорее всего, вывел бы ее на поверхность, и все закончилось бы как нельзя лучше. Только здравые мысли редко посещали голову Ленор, хотя подобная мысль вряд ли показалась бы ей здравой.

Пугающая тень скрылась, направляясь обратно наверх. Моор смирилась и с этим – она медленно подошла к органу, осторожно взяла в руки скрипку, взглянула на нотные листы, разбросанные в беспорядке. Это была опера, явно незаконченная, а ее темно-красные чернила напоминали… девушка резко одернула руки и прогнала прочь эту мысль – да, если бы мысли научились нас слушаться, жить было бы куда проще. Дальше обследовать жилище Призрака она стала с большей осторожностью. И очень хорошо, потому что благодаря некому чувству страха Ленор не зашла в самую темную комнату, пусть ее обладателя там сейчас не было, – в комнату Эрика, где одна находка явно лишила бы юную гостью дара речи как минимум на несколько часов.

Моор не стала испытывать судьбу, и потому аккуратно присела за орган, пытаясь сыграть ту музыку, которая была написана темно-красными чернилами.

– Вы солгали, – этот тихий чарующий голос вывел Ленор из того состояния полусна, в которое она впала, перебирая клавиши органа. После нескольких секунд вернулось осознание, и реальность со всеми ее проблемами вновь свалилась на голову девушке. – У вас ведь другая фамилия, мадемуазель?

Голос источал угрозу.

– Кажется, что между моим отцом и вами существуют разногласия, – пожала плечами Моор. – Мне лишь не хотелось…

«Попадать вам под горячую руку», – мрачно закончил внутренний голос, и девушка осторожно взглянула на собеседника – он был озадачен ее логикой. Пожалуй, про себя он согласился с резонностью ее вывода.

– Простите, если я обидела вас, – дрожь в голосе хоть и чувствовалась, но уже не так явно. – Мсье… позвольте представиться. Мое имя Ленор Моор, и я дочь нового директора Оперы.

– Эрик, – последовал короткий ответ после минутной паузы. – Вам, мадемуазель, не стоило пытаться следовать за мной, – эта улыбка, как и предыдущие, не предвещала ничего хорошего – но отчего-то не пугала.

Эрик скрылся в своей комнате, и Ленор поняла, что эту ночь ей предстояло провести в подземелье. Хотя Призрак Оперы отдал в ее распоряжение довольно уютную и хорошо обставленную комнату, но сон все равно не приходил. И вдруг странная мысль осенила ее – сегодня ведь праздник, и наверху наверняка сейчас труппа встречает Рождество.

В ее комнате были часы, и показывали они без нескольких минут полночь. Память услужливо нарисовала картины давно минувших лет – вот кто ее просил об этом… Усталость медленно, но брала верх, и голова Ленор почти склонилась на подушку, как что-то заставило ее резко дернуться и принять вертикальное положение. Она вытащила из-за корсажа какой-то предмет в коробочке, перевязанный лентой. Он помешал лечь, больно вонзившись в кожу. Подарок, приготовленный отцу. Теперь уже ненужный подарок.

«Ни теперь, ни до, ни после», – прошептал услужливый голос, и девушка с ним согласилась. И вдруг ей пришла вторая невероятная мысль, которая вполне могла стоить жизни.

Существует немало странных традиций, которые люди соблюдают на Рождество. Те, кто собирается всей семьей, как правило, и так счастливы. Ну а другие… Ленор, как ни странно, относилась к «другим» – она получала подарки, но души праздника больше не было, как бы девушка не хотела уверить себя в обратном. Несколько лет назад ей пришла мысль в эту ночь писать все хорошее. А так как все по-настоящему хорошее можно было уместить в несколько строчек, то на страницы неизбежно попадало и плохое.

Это не были обычные жалобы на судьбу, перечисление всех событий с точностью до дня; нет, все события, затронувшие ее, находили выражение в красивых фразах, которые жили совсем недолго – они сгорали в камине через несколько минут после того, как чернила высыхали.

Едва слышно Моор приоткрыла дверь своей комнаты – никого. Несколько свечей горели, несколько из них стояли на письменном столе. Ленор еще раз оглянулась, прислушалась – никаких подозрительных звуков. Только ее платье шелестело по каменному полу. Как кстати рядом оказалось перо с чернильницей… Да, к концу этого дня удача явно решила повернуться к девушке лицом.

На чистом листе пергамента начали быстро появляться мелкие буквы.

Сколько прошло времени, Моор сама не знала, но ее рука уже устала. Отложив перо, девушка достала свой подарок – небольшую коробочку, в которой лежал золотой скорпион. Искусная работа одного ювелира, прибывшего с Востока – знакомого ее отца. Сейчас эта фигурка казалась особенно привлекательной, и Ленор, как под гипнозом, смотрела на золотой отблеск, на причудливые тени, на черную поверхность озера, которая манила к себе…

– Что вы творите?! – резкий голос и еще более резкое встряхивание вернуло сознание на землю. Непонятно, каким образом, но Моор стояла в паре метров от воды. Пока девушка находилась около озера, не понимая, как и почему она едва не отправилась на дно, Эрик заинтересовался совсем другим, а именно содержимым своего стола. Подарочная коробочка до сих пор оставалась там, да и пергамент Ленор сжечь не успела.

Его глаза, прекрасно видевшие в темноте, быстро пробежали содержимое:

«Есть люди, которые не могут чувствовать себя счастливыми. Они лишены какой-то важной частички своей души – лишены или изначально при рождении, или она теряется на каком-то этапе жизни. Осознать утрату приходится далеко не сразу – понять это помогают люди, находящиеся рядом. Забавно, но таких людей мало, и они чувствуют друг друга. Если маска что-то и скрывает, то только утрату этой маленькой, но такой важной части».

Призрак Оперы испытывал странные чувства. До этой минуты мир делился довольно четко и ясно – на него и на всех других. Эрик узнал, как ему казалось, жизнь людей, их нравы и характер; он понял, что для него в этом мире места (полноценного места) нет, потому что другие имеют на него больше прав, чем он – гениальный, но не такой, как все. Другой. Никогда еще ему не приходило в голову, что кто-то еще может быть одиноким. Смешно, но мужчина действительно этого не понимал – он видел стайки глупых балерин, готовых упасть в обморок от одного его упоминания, видел страх на лицах других, видел отвращение, ужас… и столько раз он читал одни и те же чувства, что в конце концов перестал смотреть на чужие лица.

– Наверху, должно быть, праздник? – едва слышно спросила Ленор. Ее тревожило воцарившееся молчание.

Эрик медленно перевел на нее свой взгляд, и Моор вздохнула с облегчением – его глаза не сверкали золотым огнем. Сейчас они были зелеными, с едва заметными золотыми искорками.

– Все сегодня празднуют, – уклончиво ответил мужчина и встал, скрывшись с глаз и звеня бутылкой где-то справа. – Если не возражаете, я позволю себе угостить вас этим чудесным вином.

Большая ошибка была предложить два бокала вина человеку, который никогда в жизни до этого не пил ничего крепче шербета. Но, чтобы не разозлить Эрика, который так великодушно изменил свое отношение… Иными словами, теперь уже в глазах Ленор сверкали золотые огни, которые грозили большими неприятностями. Или наоборот – большим успехом.

Минут двадцать спустя разговор плавал в довольно безопасном русле музыки и искусства, после чего довольно логично перешел к Востоку – тогда девушка едва заметно улыбнулась и передала Эрику золотую фигуру скорпиона. Мужчина взял украшение и стал его внимательно изучать – его явно заинтересовала работа. А может, он узнал в ней руку знакомого мастера…

– У вас очень красивые пальцы, – заметила Ленор, и руки Призраки вдруг дернулись так, что едва не уронили драгоценность.

Девушка улыбнулась:

– Они очень красиво держат фигуру. И только они должны ее держать…

– Простите?

– Этот подарок ваш, – просто ответила Моор, пожав плечами. Мир вдруг стал как-то слишком быстро вращаться, а пламя свечей неожиданно стало невыносимым. Она закрыла глаза в слепой надежде, что это пройдет.

– Но что мне подарить вам взамен? – этот голос был таким тихим, таким чарующим и приятным, что Ленор едва не сказала, что обладатель столь чудесного голоса и есть подарок.

– Ваша… музыка, – становилось слишком душно, причем совершенно непонятно, почему – мужчина вообще был в плаще, рядом было озеро, с которого чувствовался легкий ветер, и тем не менее Моор все сильнее ощущала нестерпимый жар, будто где-то рядом был вход в ад, причем на все девять кругов. – Такая прекрасная, но я не смогла воплотить ее должным образом. Прошу, сыграйте.

И Эрик сыграл. Только эта чарующая магия подействовала на Ленор еще сильнее, чем пение Сирены в глубине озера – мысли девушки оказались где-то очень далеко, и она оказалась в состоянии, близком к обмороку.

Эрик искренне недоумевал – наверное, второй или третий раз в жизни. Он аккуратно наклонился над своей гостьей, видимо, желая убедиться, что той не требуется помощь – зря он это сделал… Та вдруг открыла глаза, в которых читалось все, кроме страха. Мужчина не успел отстраниться, как гостья притянула его к себе; в голове Эрика мелькнула ужасная мысль, что сейчас она сорвет маску, и по подземельям зазвучит громкий крик, отраженный эхом… но ничего подобного не произошло – Призрак с удивлением отметил, что его маска на месте, а его губ касаются мягким и осторожным поцелуем.

– Ты даришь мне скорпиона? – процитировала Ленор Призрака и рассмеялась. Эрик едва заметно улыбнулся, сев рядом – надо признать, что такое поведение его забавляло. – Что это значит?

– Скорпион это символ, он как правило означает «да», – вздохнул мужчина, взглянув в глаза Моор.

– Значит, я правильно поступила, подарив вам свое согласие…

Эрика от этой простой фразы словно громом ударило; он пораженно взглянул на Ленор, но та уже мирно спала. Чертыхнувшись, Призрак унесся прочь из ее комнаты, отгоняя все лишние мысли.

Комментарий к Странный подарок

С Наступающим Новым годом, дорогие друзья! Не мог не написать в канун праздника!) А то прошлый год выдался каким-то небогатым на фанфики, все учеба да учеба, на которой тоже писать приходится… Ну да не будем о грустном! Счастья всем, любви и скорпиона!)))

========== Где твой страх, дорогая? ==========

Директор Оперы сидел в странном состоянии – он пребывал между сном и реальностью, когда определить границу очень трудно. Его мысли витали вокруг одно и того же вывода – все как-то связано. Сначала разговор бывших директоров, над которым мужчина сначала посмеялся (а сейчас ему совсем не до смеха), потом письмо с черной печатью… И это результат того, что Моор отправил письмо в огонь, даже не удостоившись его открыть и прочитать. А если там было что-то действительно важное? Например, инструкции того, как ему сейчас следует себя вести…

Эти мысли не давали покоя, витали вокруг, как рой надоедливых мух, и не позволяли провалиться в сон, более-менее спокойный. Прошло несколько часов, но утро не принесло ничего хорошего – сон не взбодрил, а, скорее, наоборот, после него директор чувствовал себя еще хуже. Весь кошмар навалился с новой силой, а с чего начать, он не имел ни малейшего понятия.

– Мсье Моор, к вам посетитель! – еще не было и девяти утра, как Реми вошел в кабинет.

– Мне не до посетителей, – сквозь сжатые зубы произнес мужчина.

– Я передал, что вы никого не желаете видеть, но он настаивает, – осторожно заметил секретарь, отмечая про себя поразительные перемены в состоянии нового директора. – Говорит, это срочно – вопрос жизни и смерти.

Моор едва заметно дернулся – Реми не знал, о чем тот подумал, но увидел по выражению лица – что-то изменилось. И действительно, ответ сразу стал другим:

– Пусть войдет, – кивнул директор.

Секретарь вышел, и почти сразу в кабинет вошел посетитель. Моор сразу отметил, что было в его внешности что-то смутно знакомое, что-то, давно забытое, но хранившееся где-то глубоко в памяти… Присмотревшись повнимательнее, его, как молния, поразила догадка:

– Быть этого не может, – выдохнул Роберт Моор, рассматривая гостя и полностью забывая правила приличия. – Надир-хан? Но как… ты здесь?..

– Много лет прошло, как я уехал из Персии, – заметил мужчина в каракулевой шапке. – Но во Франции я недавно. Обстоятельства… вынудили меня приехать. Знаете, господин посол, с момента нашей последней встречи прошло очень много времени, все изменилось…

– Насколько я знаю, вы не просто уехали из Персии, – осторожно сказал Моор, наблюдая за реакцией собеседника. И она была вполне ожидаемой – темные брови гостя нахмурились.

– Да, мсье. Если бы не мои друзья, вы бы меня сейчас не лицезрели. Шах был очень зол, когда узнал, что… – на этих словах Надир-хан запнулся, словно коснулся некой запретной темы. Но все же пересилил себя и продолжил: – Прежде чем рассказать эту историю, позвольте задать вам один вопрос. Вы помните, что во дворце Шаха во время вашего пребывания жил один талантливый европейский архитектор?

– Я… нет, – честно пожал плечами мужчина. Он помнил, как непросто было вести переговоры с этим самодовольным правителем, как несколько раз чуть было не лишился там жизни, и это не говоря о тех традициях и принятых нравах, которые шокировали европейца.