Текст книги "Спящая красавица (СИ)"

Прихода Лонгботтома и Лавгуд я опасаюсь. Даже нет, боюсь. Боюсь, что эти двое нарушат то хрупкое равновесие, что сейчас между мной и Грейнджер. Между мной и Гермионой.

Они могут переубедить ее, уговорить изменить что-то. А я ничего не смогу сделать. Не пускать их в дом неправильно, в конце концов. Хотя очень хочется именно этого. Но они поймут, что что-то не так, и свяжутся с Минервой и Поттером. И тогда все уж точно закончится.

По реакции Лонгботтома и Лавгуд я понимаю – про Хрустальное зелье они читали много. И про сроки пробуждения в том числе. Лонгботтом радостно стискивает Гермиону в объятьях, краснеет, когда смотрит в мою сторону, и старается тут же отвести глаза. Лавгуд мечтательно улыбается и комментирует, что тюльпаны в мензурке смотрятся очень естественно. Невилл от этого краснеет еще сильнее. Гермиона тоже смущается и начинает тараторить про свою магистерскую – кажется, это единственная тема, в которой она сейчас чувствует себя уверенно. А я тихо злюсь, что эти двое обо всем догадались. И о моих чувствах к Гермионе, и откуда взялись эти несчастные цветы – даже ничего пояснять не требовалось. Что, наверное, и к лучшему. И к лучшему, что не нужно пояснять, почему мы пока оба хотим немного подумать, а уж потом говорить что-то другим.

Эти двое, по крайней мере, не смеются. Ехидства я в их глазах тоже не вижу. Они смущены, но не более. Вернее, смущен только Лонгботтом, Лавгуд же воспринимает все философски. И оба очень рады, что Гермиона снова стала самой собой.

А когда они уходят, я чувствую себя совершенно вымотанным. Еще не поздно – самое время, чтобы прогуляться после ужина, но мне сейчас хочется одного. Рухнуть в кровать, притянуть к себе Гермиону и уснуть.

Она тоже выглядит уставшей. Значит, и она была в напряжении все это время? Тоже…

– Может не пойдем сегодня никуда, а, Северус? – она зевает и сладко потягивается. – Выходит, я отвыкла даже от небольших компаний. Вымоталась за этот день совсем, хоть и рада была очень Луну с Невиллом увидеть. А мы даже делом никаким не занимались, только говорили.

– Ничего, через пару недель ты полностью восстановишься, – улыбаюсь ей ободряюще и добавляю уже мысленно: – А через пару месяцев и в Хрустальном зелье не будет никакой необходимости. Надеюсь, что только в нем. А не во мне тоже.

Но когда мы ложимся спать, и она долго ворочается, устраиваясь поудобнее, а я все жду, когда же можно будет обнять ее и спокойно уснуть, все тревожные мысли исчезают. Я почти уверен, что она останется со мной и после. Уверен. Почти.

Комментарий к Глава 8

Мне очень важен положительный фидбэк, поэтому я всегда с нетерпением жду ваших отзывов.

========== Глава 9 ==========

Дни пролетают так, что не успеваю оглянуться. Апрель наступил так внезапно, что я стал подозревать календарь в каком-то подвохе. Перепроверил. Действительно, апрель.

Официант в пиццерии уже привык, что я появляюсь у них пару раз в неделю и заказываю одно и то же – он теперь даже не спрашивает, просто кивает радостно и самодовольно, словно знает какой-то секрет. Но что поделать, если нам с Гермионой не хочется сейчас ничего нового? Да и нужно ли об этом вообще думать, если нас самих все устраивает?

Пожалуй, единственное разнообразие за все эти дни было только в том, какие именно тюльпаны предлагал мне цветочник. Темно-бордовые, как крылья азиатского пухонога. Ярко-желтые, как пыльца златолепесткового клевера. Красные с зелено-желтыми краями лепестков, чуть хищные на вид – я даже задумался, не входит ли этот сорт в какие-то зелья.

Гермиона радуется им всем, хотя мне показалось, что обычные красные понравились ей больше остальных. Лавгуд все это никак не комментировала, а вот Лонгботтом, при виде тюльпанов с зелено-желтыми краями, оживился – оказывается, я угадал, они и вправду считаются полезными. Только видел я их прежде исключительно в сушеном виде: их лепестки продаются на вес и почему-то под названием „Клешни растительного краба“. Используются в косметических и омолаживающих зельях – не моя область. Но послушать было любопытно.

Гермиона выглядит счастливой, но мне все-таки неспокойно. Со дня на день должен придти Поттер. А он не Лонгботтом – молчать не будет.

Но Поттер не приходит. Связывается со мной по камину и выглядит при этом очень замотанным, хуже, чем после победы над Волдемортом. Гермиона стоит у входа в комнату, и он ее не видит. Зато слышно ей все прекрасно.

– Мистер Снейп, здравствуйте! У Гермионы все в порядке?

Вежливо киваю. Уверен, вид у меня сейчас самый обычный, как всегда. Опыт. Многолетний, гиппогриф его раздери.

– Добрый день, Поттер. Да, все нормально.

– Эээ… хорошо. Значит, без изменений? Мне в банке сказали, что вы перевели обратно на мой счет ту тысячу галлеонов… что-то не так?

– Я решил, что министерской оплаты вполне достаточно.

Он смотрит на меня с подозрением.

– Что-то случилось? Ей хуже?

– Гермиона в порядке. Просто я решил, что так будет правильнее.

– Не хотите брать деньги моего отца? – расстроенно кривится Поттер.

– Дело не в вашем отце. И даже не в вашей матери. И, уж тем более, дело не в вас. А во мне. Я так решил.

Он недоверчиво качает головой, а я с напряжением жду, что же будет дальше. И когда именно он приедет. Сегодня? Завтра? На следующей неделе?

– Я хотел извиниться, что не смогу зайти в этом месяце. У меня тут такое…

Он улыбается чуть смущенно, но я чувствую – смущение это наигранное. Он пытается скрыть за ним что-то другое. Кажется, гордость за что-то. Получил повышение и теперь дел не в проворот? По его уставшему виду похоже на то.

– Мистер Снейп, у меня будет сын. Джинни пока только на втором месяце, но миссис Уизли заметила – проверила заклинанием. Так что… пятнадцатого будет свадьба. Я бы хотел, чтобы мы отпраздновали чуть позже, чтобы Гермиона была подружкой невесты. Но миссис Уизли настаивает, а я не хочу начинать все со ссоры.

Поттер расстроенно вздыхает. Причем искренне.

– Понятно, Поттер.

Он с облегчением улыбается, словно ожидал от меня гневной отповеди, и добавляет почти невпопад:

– А шафером у меня будет Лонгботтом. Вы… Вы извините, что я вас не приглашаю. Гермиона не хотела, чтобы кто-то знал о проклятии, так что…

– Понимаю, Поттер. Не беспокойтесь.

Он кивает и уже собирается попрощаться, как мне приходит в голову одна мысль, и я останавливаю его жестом.

– Поттер, подождите. Вы правы, что начинать все нужно не со ссоры… Сейчас, конечно, все это уже не важно, но я все равно хотел бы вам кое-что сказать. Я тут подумал… Возможно, я был не совсем прав, когда так набросился на вас на первом уроке Зельеваренья. Я был уверен, что вы – точная копия своего отца не только внешне. И что вам уже вскружило голову ваше особое положение в волшебном мире. Мне показалось, что вы меня не слушаете и калякаете в тетради какие-то рисунки на потеху однокурсникам. Поэтому я решил вас одернуть – пока не поздно. Если я ошибся – извините.

Все это я говорю не столько Поттеру, сколько Гермионе. Хотя смотрю ему прямо в глаза. Я уверен – ей важно услышать все это. Важно понять, что я готов признать свои ошибки и что-то изменить, если ей это будет важно.

Поттер теряется. Он смотрить на меня так, словно я сообщил ему нечто очень странное. Вроде того, что Дурсли всегда были очень сильными волшебниками.

– Спасибо, – произносит он ошарашено. – Я действительно вас тогда слушал. Очень внимательно. Я не рисовал, я пытался записывать за вами, чтобы не упустить что-то важное.

– В таком случае, я был неправ.

Он улыбается и на какой-то миг становится очень похожим не на Джеймса, а именно на Лили.

– До свидания, Поттер, – заканчиваю я, пока разговор не перешел на какие-нибудь темы, к которым я еще не готов.

– До свидания, сэр. И еще раз спасибо!

Волшебный огонь гаснет, а я все еще стою перед камином. Оказывается, этот разговор был нужен и мне самому. Нет, я верил, что Гермиона говорила правду. Но услышать подтверждение от Поттера, все же, немного другое.

Гермиона подходит ко мне и обнимает со спины. Я чувствую себя победителем. А потом все обрывается ее спокойными словами:

– Северус, я хочу сказать Гарри правду. И Макгонагалл тоже. И по родителям я соскучилась. И подружкой невесты хотела бы у Джинни быть…

Вот и все. А я после разговора с Поттером окончательно уверился, что до мая ничего не изменится – Минерве сейчас не до приездов сюда, ей бы со школьными делами управиться и все к годовщине победы подготовить.

– Послушай, я все продумала…

Гермиона обнимает меня крепче, и от этого мне становится чуть спокойнее. Если бы она хотела уйти от меня как можно быстрее, она бы сейчас отстранилась. А не прижималась лбом к моей спине.

– Вот смотри, Северус. О проклятьи знают только Гарри, Невилл, Луна, Макгонагалл, Кингсли и семья Уизли.

Да, всего ничего. Особенно если учесть, какая толпа в этой рыжеволосой семейке.

– Невилл и Луна знают правду и так. А если остальные будут считать, что я пришла в себя в мае, они потом с тебя несколько месяцев глаз не спустят – решат, что я либо осталась с тобой из благодарности, либо вбила себе в голову что-то не имеющее отношения к реальности. И будут опасаться, что тебе все это не слишком надо. И что ты можешь меня обидеть…

С трудом сглатываю. В памяти всплывает расстроенное лицо Минервы, когда она оставляла Гермиону в моем доме. И слова: „Ты только не обижай ее, пожалуйста“. Да, эти люди будут до последнего подозревать меня во всех смертных грехах. И бояться за Гермиону.

Накрываю ее руки своими и осторожно раздвигаю объятия – хочу стоять к ней лицом. Чтобы обнять в ответ.

– Северус, если сказать правду сейчас, они, наверное, удивятся, но хотя бы не будут подозревать тебя ни в чем плохом. Им так будет спокойнее – они же понимают, что магию не обманешь. А в то, что я тебя тоже люблю, они поверят хотя бы к Рождеству.

Зарываюсь лицом в ее волосы, чтобы скрыть улыбку. Совершенно дурацкую, неуправляемую. Она никуда не хочет сбегать от меня. Она только что сказала, что тоже меня любит. Она…

– Мне только нужно в ближайшие месяцы продолжать пить противозачаточное зелье, чтобы они не решили, что это из-за беременности. А после Рождества можно будет перестать. Домовые эльфы в Хогвартсе обязательно помогут нам с ребенком, я не сомневаюсь. И мама с папой будут рады, что я нашла себе пару.

Произношу что-то утвердительное. Я и не думал, что она все так распланировала. Даже то, кто будет сидеть в ребенком, если он у нас родится. Такими темпами она уже и с именем наверняка определилась. И мысленно записала ребенка в Райвенкло.

По-прежнему улыбаюсь и вдруг ловлю себя на мысли, что может не все, написанное о пробуждении на пятом месяце, лишь романтическая чушь и маггловские сказки о спящих красавицах. Может, магия Хрустального зелья действительно почувствовала что-то такое, что не мог предугадать ни я, ни Гермиона? Может…

– А ты вернешься в Хогвартс? – прерывает Гермиона мои размышления. – Макгонагалл обещала, что даст тебе место профессора Зельеваренья или Защиты от темных сил – на выбор… Если ты захочешь, конечно.

Пожимаю плечами:

– Думаю, это было бы разумно. Раз уж ты туда уедешь преподавать Трансфигурацию.

Она целует меня в подбородок, и я понимаю, что сейчас самое время потихоньку отступить вместе с ней в спальню. Пока она не решила срочно связаться со всеми друзьями сразу, чтобы сообщить новости о своем состоянии. Это подождет еще хотя бы полчаса. А мне ждать не хочется.

Нежно ерошу ее волосы и целую в висок, на котором пульсирует едва заметная жилка. Разговор с Поттером меня уже не пугает. Насмешничать ни он, ни Уизли не рискнут. Хотя бы ради Гермионы. А со всем остальным я справлюсь. Даже с присутствием на свадьбе Поттера. Там, кроме Гермионы, будет хотя бы Лонгботтом. А с ним, как выяснилось, вполне можно поговорить.

Целую ее в губы и чувствую, что она уже сама начала расстегивать пуговицы моего сюртука. „Тысяча и одна застежка“, как говорит Гермиона. Подталкиваю ее к лестнице на второй этаж.

Представляю, какое потрясенное лицо будет у Минервы, когда она узнает правду. Вот вам и „ты только не обижай ее, пожалуйста“. Не обижу. Пальцем не дам тронуть. Никому. Никогда.

Она целует меня в шею, проводит языком по шраму, и я понимаю, что связных мыслей у меня остается совсем немного – подняться по леснице и избавиться от совершенно лишней сейчас одежды.

Старые ходики над камином отсчитывают минуты, часы, дни. А мне впервые не хочется думать о „потом“, потому что я и так знаю, что все будет хорошо. Не хочу забегать вперед. Всему свое время.

the end