Текст книги "Агония памяти моей (СИ)"

Автор книги: CoLin Nikol

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

– Да, между мной и ним не было таких критических моментов, но знаешь, сошлись мы при похожих обстоятельствах. Джон стал моим первым напарником в Бюро. На одном из заданий его ранили в руку. Пуля прошла на вылет, и его отпустили из больницы уже на следующий день, но больничный открыли на несколько недель. Как-то вечером я позвонила ему узнать, как у него дела. Джон сказал, что ему чертовски скучно. Я купила пиво, пиццу, что-то ещё, не помню уже. И поехала… Мы сидели на диване, смотрели какой-то фильм, ели пиццу… Глядя на него, я понимала, что не переживу, если с моим напарником что-то случится. И в тот момент я поняла, что он для меня уже не просто напарник. А дальше, Дойл, я потянулась к нему первая…

Коннор всё ещё внимательно слушает меня, ни проронив не звука. И тут тишину пронзает вопрос:

– Почему же ты не скажешь ему, что любишь?

Я смотрю на него выпученными глазами. То ли он ещё от своих кошмаров не отошёл, то ли я в самом деле переоценила его психологические способности… И вот теперь я уже в ярости, и в этот раз я позволю себе показать то, что чувствую на самом деле. Игра без масок? Я поняла правила…

– А почему ты не скажешь, что любишь Линдсей? Тебе напомнить, в чем самая существенная разница между мной и тобой? Как там Джон говорит? Мужчины с Марса, женщины с Венеры? Давай на минутку представим абсурдность самой ситуации, – мой монотонный тон сбивается, голос дрожит. – Ты ждёшь, что Линдсей Доннер придёт сюда с букетом? – Коннор смотрит на меня, как на идиотку. – Чёрт с тобой, без букета, я же утрирую… И признается тебе первая в любви?

– Но ты не Линдсей! – выпаливает на одном дыхании Дойл.

Осекаюсь, закусив губу. Конечно, я не Линдсей. Девяносто девять процентов мужчин в моём окружении считают меня стервой, оставшийся один процент – это Джон… Который не определился… Маленькая статистическая погрешность!

– Адриана, я не хотел тебя обидеть! – начинает оправдываться Коннор. – Я всего лишь хотел сказать, что ты очень настойчивая, сильная, упрямая и целеустремлённая.

Я понимаю, что он хотел сказать. А Линдсей такая нежная, мягкая, светлая и понимающая… Только в таком случае ты ещё больший осел, Дойл! А ещё психолог…

– Знаешь, Коннор, я сейчас не буду изливать тебе свою биографию и рассказывать, что вынудило меня стать той, кто я есть. Но ты не подумал, что где-то глубоко под этой маской, которую ты рассмотрел, есть женщина, которая очень хочет, чтобы всё в этой жизни не запускалось её руками? Которая хочет быть слабой рядом со своим мужчиной? Которая хочет, чтобы её попросили остаться, а не заставили своим молчанием уходить куда-то в ночь? Которая ждёт этого признания так сильно, что иногда уже готова разорвать отношения, потому что слов всё нет… И я до сих пор не знаю, нужна ли я ему? Или он просто хочет быть со мной, потому что физиология заставляет…

Кажется, мой собеседник над такими вещами не задумывался. Интересно, сколько у него было женщин? Он очень красивый, умный, думаю, что девушки и женщины буквально дохли по нему, как мухи. Но тот факт, что он до сих пор не признался Линдсей в своих чувствах, позволяет мне про себя называть этого мужчину «тормозом»… Прости, Коннор… Да и почему только Коннор?

– Дойл, мой тебе совет… Решайся! Если ты любишь Линдсей, скажи ей об этом! Не заставляй её страдать и входить в твоё положение. Я не вижу ни одной причины, которая стоит сейчас между вами.

– Николь… Ты же понимаешь.

– Нет, я не понимаю. Разве это останавливает Линдсей? Разве она не хочет быть рядом с тобой и с ней? Она же ради тебя её забрала и ушла. Чтобы ты отдохнул. Оставим другие моменты сейчас, Линдсей не могла знать, что с тобой происходит на самом деле, ты же ни слова ей не сказал, правильно? – молчит, взгляд отвёл в сторону. – Очнись же ты, наконец, и посмотри в сердце! – кажется, меня окончательно сносит, пора притормозить.

– Ты не всё знаешь, – Коннор отводит взгляд. – Понимаю, как это выглядит со стороны, но на деле всё сложнее.

– Как там у вас в психологии говорят? С вербализацией чувств у тебя сложно.

Запомнила это слово, потому что по этой части мы с ним похожи… Может, поэтому Джон молчит? Я ведь всегда говорю всё, что думаю, но почти никогда то, что чувствую. А потом удивляюсь, почему меня считают холодной стервой. Стерва и есть, но зато правдивая. Терпеть не могу лесть, ложь во спасение и другие «коктейли» во благо. Лучше правда в лицо, может хоть что-то в голове щёлкнет. Если есть чему щелкать.

– Может ты и права… Знаешь, там, перед тем, как мне ввели тот препарат, я припоминаю один момент. Я вроде признался ей в любви, но не уверен – возможно, я бредил. Всё, о чем ты сказала, верно. Моя жизнь каруселью проносилась в голове перед взрывом в Архангельске. Один из моментов был связан с Лин, как незавершённое дело. Не успел сказать ей, как она дорога мне… Затем я вернулся, и мне казалось, что сейчас у меня вся жизнь впереди, но пока мой центр мира – Николь, а Лин всё поймёт… Мне ведь нужно разобраться с дочерью сначала, остальное – потом. И вот я в больнице и снова осознаю, что я не сказал самое важное, а уже не успеваю… А если скажу, то обреку Линдсей на страдания, и, может, промолчать будет лучше. Чёрт, не помню, сказал или нет…

– Так скажи снова! В чём проблема?

– Я поцеловал её перед тем, как она забрала Николь сегодня. Молча. Но я уже чувствовал, что внутри меня просыпается… – он замолкает, прикрывая глаза и качая головой. – Я не мог допустить…

Нет, они с Джоном всё же разные. Как и мы с Линдсей. У Джона тоже есть своя боль, но она связана с утратой ребёнка. А Коннор потерял себя несколько лет, и, кажется, больше всего он боится найти в своём сознании чужака и пробудить вытесненные кошмары. Я аккуратно касаюсь руки Дойла, он едва заметно вздрагивает и поднимает на меня взгляд.

– Коннор, я могу понять тебя. Понимаю, чего ты боишься. Просто дай себе и ей шанс. Лучше сделать и пожалеть, чем не сделать. И после поцелуя ты точно должен действовать, а не молчать. Она будет ждать, это правда. Будет входить в твоё положение, всё понимать. Но внутри, через какое-то время, она начнёт сгорать. И в зависимости от того, насколько долгими будут твои «обстоятельства», искра может в ней потухнуть. Никто не заставляет тебя сейчас лететь к ней с цветами и конфетами, клясться в любви и преданности до гроба. Просто поговори с ней, скажи то, что хотел давно сказать…

Серые глаза смотрят на меня с неким сожалением. Наверное, Коннор понимает, что эти слова льются из меня, выражая мою личную боль… Нет, Дойл, оставь свою жалость при себе. Не могу это больше терпеть.

С лязгом ставлю чашку на стол и выхожу в коридор. Меня начинает трясти. Сначала взаимовыгодный обмен энергией, теперь слабостями? Надо было прокусить язык до крови, но не допустить этот разговор. Ну, может хоть Линдсей будет счастлива, я очень надеюсь, что профессор сможет решить эту задачу, а не отложит её снова в долгий ящик.

Слышу шаги за спиной, Коннор идёт за мной. Не дожидаясь его слов и не поворачиваясь, я начинаю говорить первой:

– Разговор окончен, Коннор. И если в ближайшие две-три недели я услышу от Джона то, что он меня любит, ты очень сильно пожалеешь, если до этого момента не признаешься Лин в своих чувствах. Не оставляй собственного ребёнка без отца… В третий раз тебе уже точно так не повезёт.

Я слышу его смех за спиной.

– Всё же ты удивительная женщина, Адриана Де Марко! Джону повезло с тобой…

Я поворачиваюсь и вижу ухмылку на его лице.

– И в чём же, стесняюсь спросить, заключается его везение?

– Ты как ледяной душ: отрезвляешь, вставляешь мозги, придаёшь бодрость.

Коннор оглядывается по сторонам, как будто в поисках какого-то предмета.

– Ты не видела, где я оставил свой телефон? Пора Лин звонить.

– Там, на тумбочке возле дивана, – махаю рукой, указывая направление, а затем смотрю на него очень серьёзно. – Только давай проясним один момент. Когда Доннер приедет сюда, я поеду в отель. И у меня есть желание забрать с собой Николь, на тот случай, если тебе вдруг захочется снова поспать одному! Надеюсь, ты понимаешь, о чём я?

– Останься… – он кладёт мне руку на плечо. – Мы оба вымотаны, тебе тоже нужно отдохнуть не меньше, чем мне. С Линдсей обстоятельно я поговорю после выходных, сегодня пусть лишь привезёт Николь. Мне нужно всё обдумать. А ты позвони пока Джону, – он замолкает на какое-то время, пристально глядя мне в глаза, а затем добавляет: – Думаю, он тебя любит… Почти уверен в этом.

Слёзы снова начинают душить. Почему я слышу сейчас «Останься» не от того, от кого хочу услышать это слово почти целую вечность? Почему Коннор уверен в том, что Джон меня любит, а я – нет?

Больше всего сейчас мне хочется броситься Дойлу на шею и громко разрыдаться, но я лишь пожимаю плечами и ухожу в комнату Адама – перевести дух и унять дрожь. Я не знаю, что сильнее повлияло на меня: близость или этот разговор, но меня лихорадит. Кажется, агония Коннора Дойла наконец-то закончилась, а вот моя лишь только начинается. И мне страшно даже подумать о том, что будет дальше. Кого я пытаюсь обмануть, говоря, что между нами ничего не изменится? Теперь мы с Коннором связаны, и как раньше уже не будет никогда. Вот только…

А как будет?

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ…

(В примечании есть ссылка на следующую часть под названием «Персональный ад профессора Дойла»)

Комментарий к 7. Терапия