Текст книги "Если я скажу, что люблю тебя, не забудь мне врезать (СИ)"

Автор книги: Cold Clarice

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

Настя все также держала меня под руку, когда мы прогуливались по парку и говорили об издержках своих профессий. Все также тесно прижималась ко мне, лишь изредка поглядывая на мое лицо, пытаясь поймать мой взгляд. И все также ее ясные серые глаза были полны задумчивости и почти колдовской проницательности, словно она может знать тайны мироздания, но слишком умна и хитра, чтобы их раскрывать каждому желающему. Она мне нравилась. Очень. Я встречался и спал со многими девушками, но ни одна не была так умна и занимательна, как Настя.

В который раз поблагодарив Судьбу за знакомство с ней, я предложил продолжить наше общение у меня дома, как заправский Казанова предполагая, чем это общение должно закончиться. Настя только посмотрела на меня внимательно и согласилась.

– Проходи-проходи, сейчас кофе сварю…

Я не заметил, как наши поцелуи становились все настойчивее и настойчивее. Как Настя прижималась ко мне, а я исследовал ее тело сквозь легкий шелк белоснежной блузки. Как мое сознание затуманилось, а руки автоматически начинали расстегивать пуговички на ее одежде. Как мы уже полулежали на диване в гостиной, а кофе, заботливо разлитый в маленькие фарфоровые чашки, одиноко остывал на журнальном столике.

У Насти красивая грудь. И персиковая кожа, бархатистая и нежная на ощупь. И возбуждающий мягкий голос.

– Темочка…

НО ЭТО НЕ ТО! Слишком мягко, слишком нежно. Слишком….обыденно.

Просветления и радостные крики «Эврика!» случаются либо в момент полной расслабленности и глубокого мыслительного процесса, либо в стрессовой ситуации, когда мозг работает в усиленном режиме.

И только у меня просветление в башку хлопнуло во время занятия любовью с девушкой. В какой-то мерзопакостный момент моя противоречивая персона явственно и четко поняла, что это не тот голос, который я хочу слышать, что это не те руки, которые должны меня обнимать, что это не то, что мне нужно.

С Настей я брал больше, чем смог бы отдать, нес большую ответственность за ее удовольствие, должен был быть активным и в то же время заботиться о ее комфорте.

Но я хочу сам отдаваться ощущениям, сам ощущать заботу и ласку. И силу. Мужскую силу партнера…

Я не хочу спать ни с кем, кроме Загородского. Возможно, когда-нибудь мы друг от друга устанем или я перестану испытывать к нему такое иррациональное влечение, но на данный момент мне никто, кроме него не нужен.

Поэтому, оторвавшись от податливых тонких губ, произношу:

– Настюш, извини, я не могу…

Девушка смотрит удивленно, с любопытством, обиженно.

– Почему? – вполне резонный вопрос.

– Потому что это не то….

Хватаюсь руками за голову, боясь больше всего на свете только одной вещи – женских слез и их истерик. Боясь, что сейчас услышу внезапные всхлипы за своей спиной. Но вместо ожидаемого, получаю только добрый взгляд и хрупкую руку с миниатюрными пальчиками и серебряным плетеным браслетиком на запястье, заботливо устроившуюся на моем плече.

– Я думаю, что вам нужно перестать, словно слепым мышам натыкаться на стены… – произнесла Настя, и мне еще подумалось что вместо «нам» показалось «вам».Но: – И почему же вы никак не разберетесь?

– Что?

– Тем, знаешь, сложно не заметить, как вас тянет друг к другу.

– Кого? – я определенно страдаю тупоумием.

– Я видела Мишу всего два раза. И вижу тебя. И прекрасно понимаю ваши взгляды, адресованные друг другу. Думаешь, почему тогда, у ресторана, он так помрачнел? Просто увидел меня рядом с тобой. Ты и сам это понимаешь.

– Это же неправильно! Все не так…

– Так-так. Какая разница, кто – мужчина, женщина….Главное, что любишь….

И тут меня как обухом по голове стукнуло. Чего-чего???

– Что главное?

– Что ты его любишь. Я ведь права? – будто бы заранее зная ответ, поинтересовалась Настя.

Пришлось самому себе и ей позорно признаваться. Слово «любовь» – слишком сильное чувство и никогда не ассоциировалось у меня с этим зеленоглазым монстром. Совсем не ассоциировалось. Но почему-то оно странным образом включало в себя все те эмоции и чувства, которые я испытываю, когда вижу Загородского.

– Угу….

– Тогда звони ему! Срочно!

– Но ты же…

– Все нормально, Тем….– она смутилась и добавила. – Ты нравишься мне больше в роли подружки, а не парня….

– ЧТО???!!! – надеюсь, я голосом выделил все возмущение, в данный момент испытываемое.

– И кстати, помнишь, я говорила, что погадаю тебе, когда придет время? – я кивнул, попутно ища в закромах Родины мобильник. – Так вот. Я готова!

Гудки. Гудки. Гудки. Я их возненавидел за выходные. Размеренные. Бьющие по ушам. Действующие на нервы.

Фраза «Абонент временно недоступен» – врезалась мне в мозг и надолго там засела.

Этот ужасный, противный, невозможный зеленоглазый хмырь не брал трубку! А я бесился от этого и ходил мрачнее тучи.

Телефон Свиридова я, к сожалению, не знал. Иначе вытряс бы всю необходимую информацию из его светловолосой черепушки. И даже встретиться я с ним мог только случайно. Чего естественно, благодаря «доброй тетеньке» Фортуне, не происходило.

Я кое-как проснулся в понедельник, скорее по привычке, нежели потому, что выспался. До офиса добрался быстрее, чем обычно, и игнорируя восторженные вопли Машки, по поводу ее скорого замужества (быстро же они с Прохоренко, однако!), погнал в кабинет посланника Фемиды и Эвномии, чтобы сначала наорать, потом зацеловать, потом….по обстоятельствам.

Но «ледяной горою», бороздя необъятные просторы нашего офиса, «из тумана вырастает» Наталья Вячеславовна, аки самый настоящий айсберг (такая же бледная и холодная), чтобы обязательно сказать свою коронную фразу:

– Калинин! Отчет! Через полчаса!

Теперь я понимаю, почему меня притягивает мужчина. Потому что прекрасная половина человечества, мягко говоря, ненавязчиво и настойчиво все время пьет мою кровь, и мучает мозг. Все. Поголовно. Как сговорились.

– Прискорбно, что мы остались без юриста, – ни с того. ни с сего произнесла Железный Феликс, а я сразу же вспомнил, что такое фамильярность и почти прошипел. Злобно так:

– То есть как без юриста, а?!

– Калинин, что с вами? Просто Михаил Валерьевич отпросился и уехал. По личным обстоятельствам, – шефиня даже побледнела сильнее, хотя казалось, дальше уже некуда. – Что это с вами, Калинин?

– Извините, Наталья Вячеславовна, – как уехал? куда уехал? с кем уехал? зачем уехал?

Мерзавец! Сбежал от меня! – хотя вообще-то я честно признаюсь, что немного себе льщу. Прям уж, я такой незаменимый у него. (Ну, хотелось бы верить!)

В середине недели я заскучал. Я скучал по нему. По его ухмылке. По его глазам. По его губам.

Я даже по Свиридову соскучился! Он был единственным, кто мог что-то знать, но не попадался мне на пути. Однако Судьба почему-то решила смилостивиться надо мной. Наверное, не с той ноги встала…

В пятницу вечером мы с Настей пошли в кино. Как самые добрые закадычные «подружки». Я наглым образом уснул на середине этого несуразного кинопроекта, как всегда пустого, но многобюджетного, чтобы потом слышать от приятельницы, какой я невоспитанный чурбан.

Мы как раз гуляли по улице, лавируя в потоке людей, решая заходить или нет в какую-нибудь кафешку, когда уже до зубного скрежета знакомый, и как минутой позже выяснилось, такой долгожданный голос задорно прокричал:

– Аллоха, приятель!!!

Мефистофель Никита сидел за столиком одной очень уютной кафешки, под открытым небом, и приветливо махал нам рукой.

– Присоединяйтесь!!!

Конечно, мы присоединились. Конечно, первым делом я спросил:

– Где, черт возьми, твой дражайший друг!?

– О, это секрет фирмы, – хитро прищурившись, произнес Никита и продолжил: – Тебе зачем?

– Он не берет трубку! Он пропал! А он мне нужен! Я, между прочим, с ним поговорить хотел!

– Опять разговоры. Разговоры. Разговоры. Настенька, не кажется ли тебе, что этот вид коммуникативной деятельности иногда до жути раздражает?

– Определенно, Никита, – улыбнувшись, согласилась Настя и добавила, заставив меня подавиться заказанным кофе с корицей. – Но сейчас все просто. Тема хочет сказать Мише, что любит его.

Сказать, что глаза прислужника Эскулапа округлились – значит не сказать ничего.

– Это правда? – надо будет потом поинтересоваться, как он так быстро и неожиданно превращается из раздолбая в серьезного представительного мужчину.

– Да.

Я думаю в следующий миг не только мы с Настей, но все кафе вздрогнуло от дикого приступа хохота, которым в очередной раз накрыло Свиридова.

– Ой, я больше не могу!!! – в перерывах между истерическим смехом, похрюкиванием и поцокиваением говорил он: – ДВА ДЕБИЛА – ЭТО СИЛА!!!

– Чего?

– Ой, блин! Четверть века живу – таких тугодумов еще не видел. Один страдает, другой страдает. Один любит. Другой любит. А никак! Уф! В общем так, дражайший. Пиши адрес. Но я тебе ничего не говорил…

8 глава + эпилог

В субботу утром я проснулся со стойким ощущением, что день сегодня будет хороший. Можно даже сказать – знаменательный. Ничто не могло его испортить. Даже припершийся ко мне в десять утра Прохоренко, с приглашением на свою свадьбу. Пьяный, как сапожник и довольный жизнью. Рассказал, как отмечали с родственниками, их родственниками и родственниками их родственников сие великое событие. Поведал, как сильно понравилась Машка его маме и много-много прочей ерунды, вручил приглашение и уснул. Нагло. В гостиной. На моем любимом диване.

Но поскольку дождаться, когда это скопище алкогольных паров придет в себя не представлялось возможным в ближайшее тысячелетие, а до пункта назначения, где протирал штаны Загородский, путь был неблизкий, пришлось оставить Прохоренко в крепких объятиях Морфея, написать записку и тихонечко ретироваться.

Свиридов сказал, что Михаил уехал к родителям в гости. Какое-то празднество семейное там намечалось. Я помнил, что они жили в другом городе. И путь по времени занимал часа четыре на автобусе.

Этот вид транспорта я всегда терпеть не мог. Душно. Пыльно. Впереди сидящий обязательно захочет опустить сидение и насладиться здоровым сном за счет твоих скрюченных и отдавленных коленей. И я отнюдь не придираюсь. Таковы реалии современного общества.

Чувствуя, что еще хоть минута мысленных стенаний и я обнаружу у себя коллекцию из различных фобий и никуда не поеду, я мысленно, командным голосом приказал себе заткнуться и продолжал воодушевленно следовать к автовокзалу.

Через час я уже сидел в раздолбанном чуде транспортной техники (как по заказу голубого цвета!) и, позевывая, принялся рассматривать пейзаж за окном. Я не очень сильно хотел спать, но, наблюдая за проносящимися мимо деревьями, полями, небольшими деревеньками и перевалочными пунктами, чувствовал, что веки тяжелеют и сознание погружается в дрему.

А снился мне ужасный сон. Ужасный, потому что лишил меня остатков мужского достоинства. Я и так с некоторыми душевными страданиями принял тот факт, что я, как когда-то на судьбоносном выпускном вечере сказал Загородский, «голубого оттенка». Но расхаживать по неизвестному мне помещению в свадебном платье – это уже перебор! Еще хуже то, что я был невестой. Невестой постоянно улыбающегося зеленоглазого хмыря, который весь вечер за праздничным столом щупал меня везде, где только можно…

Проснулся я от продолжительного, звонкого, раздирающего мозг на части гудка и смачного «Куда ты прешь, уе..к!!!» от водителя нашего автобуса. И хорошо, что проснуться я успел до того, как холодный пот мощнейшим цунами пробежался бы по моему телу. Говорят, что сны отражают наши подсознательные желания, просто проецируют их хаотичные и обрывочные фрагменты в четко оформленную цветную или черно-белую картинку. Значит, если включить самую сильную вещь в умственном наборе мужчины, а именно – ЛОГИКУ, то я хочу замуж за Загородского.

Абсурдность этой мысли чуть не превратила меня в ржущего Свиридова. Но зато, до конца поездки, я пребывал в приподнятом настроении. Потому что вдруг вспомнилось, что мне говорила Настя в наш несостоявшийся романтический вечер, с серьезным выражением лица рассматривая карты:

– Темка, Загородскому от тебя не отвертеться! Стопроцентно! Посмотри, – начала она, тыкая пальчиком в пикового короля. – Он же у тебя на протяжении всего твоего жизненного пути попадается! Темноволосый мужчина, а я знаю, что это именно Загородский! И не смотри на меня, как Ленин на буржуазию! Причем в прошлом он задевал тебя сильнее, чем сейчас.

Сероглазая гадалка продолжала вещать, то и дело швыряя в меня какие-то короткие, но к моему удивлению, правдивые фразы.

– О! У тебя было какое-то потрясение. Давно. Что отложилось в твоем сознании, и благополучно там и находится по сей день. Что-то, связанное со школой.

Положа руку на сердце, ситуация меня очень забавляла. Но не обижать же Настю, говоря, что все это бред собачий. Поэтому, стараясь придать лицу, как можно более задумчивое выражение, я поинтересовался:

– Скажите, пожалуйста, а в будущем-то что?

– Щас. Не мешай! А то укушу! – она долго смотрела на карты и пророческим голосом изрекла:

– А в будущем придется попотеть, чтобы сохранить свое счастье. Но возрадуйся. Потеть ты будешь не один, – и Настя засмеялась. – Нет, серьезно. Видишь. Одна сплошная червовая масть. И никаких женщин на горизонте…

Я быстро сориентировался на улицах приветливого города и отправился по указанному адресу. Тот район, про который обмолвился Свиридов, оказался частным сектором, состоящим из нескольких маленьких коттеджей, стоящих на небольшом расстоянии друг от друга. Воздух здесь был на удивление свеж и прохладен, поэтому, сделав глубокий вдох и преисполнившись терпением, я начал искать среди всего этого кирпично-деревянного великолепия нужный дом.

Через пару минут я стоял у двухэтажного уютного по первому впечатлению домика, скрытого среди кустарников шиповника и яблоневых деревьев. Сердце сразу же забилось быстрее, и я нажал на кнопку звонка.

– Да? Я могу вам чем-то помочь? – спустя мгновение навстречу мне вышла стройная женщина лет пятидесяти, среднего роста, в цветастом фартуке и с любопытной улыбкой. Это была его мать. Я понял по глазам, изумрудным и очень живым, по чертам лица, которые были нежнее и несколько аккуратнее, чем у Загородского.

– Здравствуйте, я Артем Сергеевич Калинин. Коллега вашего сына. Мы работаем в одной фирме.

– Ой, здравствуйте! Проходите-проходите! – лицо женщины просияло, и было приятно осознавать, что тебя искренне рады видеть. – Только Мишеньки сейчас нет. Он по делам уехал. Но это было еще с утра, поэтому через часик объявится. Садитесь-садитесь. Сейчас будем чай пить! Ой, забыла. Я же Маргарита Александровна, – она суетилась и тараторила без умолку, пока я внутренне хихикал над уменьшительно-ласкательным «Мишенька». Ну, разве не прелесть?!

– Мне просто понадобилось срочно с ним поговорить, а о его местонахождении никто не знает.

– Он все время скрытный. Единственное, что рассказал за всю жизнь так это…– она осеклась. – А, да так. Ничего. А откуда вы адрес-то узнали?

– А мне его друг сказал. Никита Свиридов. Знаете такого?

– Д-да, – женщина определенно смутилась, и мне потребовалось всего ничего, чтобы понять причину. – Маргарита Александровна, я про Михаила в курсе. Так что все нормально.

«А еще я с ним переспал и кажется, влюбился в него!» – интересно, если я и это добавлю, каково будет выражение ее лица?

– Д-да? А как давно вы знаете? – облегченно вздохнув, спросила Маргарита Александровна, в то время как я поражался, что в такие-то годы на ее лице не было и следа морщинок.

– А вы?

– Слишком давно, так что с этим примирилась…

Мама Загородского оказалась на удивление общительной и веселой женщиной. Ее сын явно коммуникабельностью не страдал. Мы пили чай и затрагивали различные темы, в том числе и ориентацию ее сына (а теперь еще кажется и мою!), про которую она, к моему непередаваемому удивлению, говорила спокойно, без тени упрека и даже с каким-то оттенком уважения.

– Ох, Артемушка, он же сказал сразу. С плеча рубанул. Это в классе девятом было. Я думала, он маленький еще. Глупый. Ему просто кажется. Но когда осознала, что он серьезен, как никогда, была в ужасе. В шоке, – она ударилась в воспоминания и на ее лице отразилась вся гамма испытанных ее тогда эмоций. – Я долго плакала. А потом поняла, что он мой сын. Что люблю его и приму любым. Лишь бы жил и был здоров.

– Вы оказались на удивление толерантной и понимающей женщиной, – я никогда раньше не пил зеленый чай, но почему-то хлебал уже третью чашку. Атмосфера может здесь такая? На чай тянет…

– Мда, вот с отцом дела труднее оказались. Он же с Мишенькой лет десять дел иметь не хотел. Как только его не называл. Сами понимаете, какое тогда время было. Какие моральные рамки. Но потом вроде перебесился и успокоился.

– Всякое случается.

– Это точно! Знаете, Миша же никогда ни у кого ничего не просил. Сам всего добивался. Что в школе. Что в университете. Он очень серьезный был. А когда переходный возраст начался, ой….проблем с ним просто не обраться было!

Маргарита Алексеевна, похоже, интуитивно чувствовала, что я – хороший человек и мне можно многое рассказать и доверить, так как слова лились из нее, как из рога изобилия. А мне оставалось только мысленно добавлять: «Помню-помню». «Знаем мы, какой он был».

– Думаю, Михаилу повезло, что у него такие понимающие родители, – «интересно, что мои скажут, когда узнают?». «В смысле, сразу убьют или еще помучают?»

– Спасибо, Темушка. Ой! А в старших классах влюбился он в какого мальчика! – неожиданно выпалила она, а моя скромно лопающая печенюшки персона, навострила уши. Это уже интересно! – Как же он переживал! Он всегда рос независимым. С людьми вообще не умел контакт наладить. А тут совсем скис! Представляешь, сидит и страдает. Молча. Только в глазах страх и боль. Ох, как я переживала!

– А, наверное, парень хороший был….

– Да. Миша говорил, отличник. Красивый. Только он с девочкой встречался. Как-то бишь его звали…. – задумалась женщина, но и так все было ясно. И сказать, что я был счастлив – не сказать ничего. – Как же его фамилия-то…

– Мама, мы пришли! Папа в гараже. Ему срочно нужен чай! – я вздрогнул от неожиданно прозвеневшего за спиной голоса. – Мы куп…

– Ой, Мишенька. Вот и ты!

– Калинин!? Какого хрена ты тут делаешь?!!! – наверное, так и выглядят быки во время корриды. Злые, как собаки. И пар из ноздрей валит.

– Я приехал к тебе! – аналогичным его тону ответил я. – И ты не отвертишься!

– Ну-ка, пошли со мной, Калинин!

Зеленые глаза так злобно сверкнули, что мне даже плохо стало. Но погибать – так с песней!

Я последовал за Загородским, краем уха услышав удивленный и растерянный женский голос:

– Калинин... Калинин… Так ведь это же…Ох!

– И? – поинтересовался Михаил, когда мы поднялись на второй этаж, войдя, судя по всему, в его комнату. – Калинин, как ты тут-то оказался?

– Как-как…Сел в автобус и приехал.

Он устало потер пальцами переносицу.

– Больше никогда бывших любовников не буду в друзей превращать!

Я подошел к нему почти вплотную. Настолько близко, что слышал его теплое глубокое дыхание.

– А больше и не потребуется, – и прижался губами к его губам, которые от неожиданности чуть приоткрылись. Он сопротивлялся какие-то секунды, а потом просто впечатал меня в свое тело, крепко сжимая в объятиях сильных рук, перехватывая инициативу, заставляя мое тело плавиться от желания. Я его хочу!!!

– Что это было? – шальная улыбка плясала на его губах, когда мы соизволили оторваться друг от друга.

– Ничтожная малость по сравнению с тем, что я с тобой потом сделаю за то, что ты идиот! – я радовался, как ребенок, но воспитательную беседу с хмырем провести все же стоило. – Загородский, ты мне всю жизнь испортил! Еще в детском саду надо мной издевался! А потом в школе….Ты уже тогда так прочно вошел в мою жизнь, что отпускать тебя не хотелось!

– Тем…

– Нет, теперь ты заткнешься и будешь меня слушать, – я не давал ему вставить слова, зная, что он начнет говорить. Единственное, чего я боялся, так это перейти на повышенные интонации. – Десять лет я о тебе не думал. Ни разу!!! А потом одного взгляда хватило, чтобы ты прочно засел в моих мыслях! Я ужасался каждый раз, когда, глядя на тебя, в голове вертелось, что ты чертовски, безумно красивый!

– Я…

– И я сразу вспоминал, как ты целовал меня! Уже тогда, черт побери, я не мог относиться к тебе с равнодушием! И понял, что мне не все равно, когда ты так мило с кем-то разговариваешь, но не со мной! А я даже не знаю, Зайка тебе звонит или Заяц!

– Чего?

– И ты просто отвратительный!!! Всегда с этим Свиридовым улыбаешься!! Я никогда не видел, чтобы ты так улыбался!

– Он мне анекдот рассказывал….

– Я тогда на банкете выпил много! Да! Но иначе, разве я бы решился….А потом я к тебе пришел, чтобы сказать, что чувствую, а ты: «Это ошибка! Я устал жить прошлым!» И потом вообще меня игнорировал!

Я говорил и говорил, все больше увеличивая громкость голоса, даже не замечая, что он подходит ко мне ближе и ближе, сверкая изумрудным взглядом и прожигая меня насквозь.

– А я …Я же хотел тебе сказать, что…

– Тем….

– И ты все время меня перебивал! – оставалось только начать позорно всхлипывать, хотя это было бы уже не страшно. Я и так себя сейчас веду как самая настоящая баба.

– Тем…

– И ты даже не подумал взять ответственность…

– Артем…

– Всегда такой противный, наглый хмырь…Думаешь, если у тебя самые красивые глаза на свете, тебе все можно?!

– Калинин, твою мать! – рявкнул Загородский мне в самое ухо.

– НУ ЧТО?!

– Я люблю тебя…

Странное дело, но до следующего утра нас никто не тревожил. Поэтому у моего Миши была отличная возможность показать, как он меня любит. Исследуя губами его горячее тело, чувствуя как внутри меня разливается сладкая истома, выгибаясь всем телом от его поцелуев, я гадал, возможно ли, реально ли испытывать такую всепоглощающую нежность к кому-то. Возможно ли быть более счастливым, чем сейчас.

Можно всю жизнь иметь к чему-то склонность и не догадываться об этом. Можно искать что-то или кого-то, и не найти. А можно быть связанным, причем того не осознавая, с человеком, с которым меньше всего хотелось бы, чем-то невидимым и прочным, что даже время не может стереть из памяти эту связь.

– Ты же в меня в школе был влюблен? Правда? – внезапно спросил я, сложив голову на его плече. Нет, просто вдруг, я о себе слишком высокого мнения.

– Стал бы я иначе уводить твою девчонку и совращать ночью у бани одноклассника, – хихикнув, ответил Загородский.

– А ты меня разве совращал?

– А было непохоже?

– Ни капли…

Сейчас мы лежали в объятиях друг друга обессиленные, но счастливые и ничего не имело больше значения. Возможно, я всегда его любил. Еще со школы. Просто был слишком глуп и молод, чтобы разобраться. Возможно, я внушил себе, что люблю его. Просто заставил себя в это поверить, слишком потрясенный и впечатленный им. А возможно, мы просто должны были встретиться. Это была наша судьба. Это даже может оказаться правдой. Главное, не упоминать этого при Насте…

ЭПИЛОГ

Два года спустя.

Родители Загородского любезно предоставили нам свой коттедж на выходные и уехали в гости к родственникам. Его мама еще очень долго была ошеломлена тем простым фактом, что мы с ним знакомы с детского садика, и что она общалась с моей матерью когда-то давно.

Мы остались вдвоем, полные желания посвятить друг другу все это время. Но если бы все желания могли сбываться, жить на земле было бы скучно.

В тот же вечер, гонимые каким-то коллективным предательским чутьем, к нам приехали «погостить» супруги Прохоренко, Мефистофель Свиридов и просто хорошая девочка Настя. Они ввалились на территорию коттеджа, даже не обращая внимания на наши недоуменные взгляды и явное нежелание их видеть, написанное на наших лицах.

Но стоило им всем посмотреть на нас и улыбнуться, как против гостей мы уже ничего не имели…

– Где этот чертов мангал! Я тебя спрашиваю, Свиридов! – орал Димка, возмущенно пыхтя перед лежащими на столе привезенными продуктами.

Он случайно узнал о нас с Загородским. Просто не вовремя зашел в наш компьютерный кабинет за забытыми документами. Страстные лобызания не произвели на него должного эффекта. Он разорался и не разговаривал со мной недели две. Потом его мириться привела Маша. Чуть ли не за ручку.

– Да иду я! Иду! Сам бы пошевелил своей сладенькой попкой и установил! – донесся с терассы все тот же задорный и добрый голос. Кстати, у его обладателя наконец-то случилась самая большая и светлая любовь в жизни. И звали ее Аркадий.

Прохоренко передернуло. Его теперь иногда потряхивало, когда он видел нас с Загородским целующимися или слушал подколы Никиты развратного содержания в свой адрес.

Он как раз шел к Свиридову с явным желанием накостылять ему по первое число, но наткнулся на нас, сидящих в обнимку друг с другом и беседующих с девушками. Загородскому как раз приглянулась мочка моего уха, и его губы начали активно ее исследовать.

– Ой, я умоляю! Вы при мне еще сексом начните заниматься! – возмущенно бурчал Прохоренко.

– Но милый, это же так нежно и романтично! Ты ничего не понимаешь! – Машку заботливо накрыли пледом, потому что к вечеру становилось прохладно, а в ее положении простужаться было категорически запрещено.

– Точно-точно! – поддакивала Настя, раскладывая на огромном подносе фрукты. А на ее безымянном пальчике поблескивало тоненькое золотое колечко. – Чтоб ты понимал, мужик!

Все тайное рано или поздно становится явным. Вот и моя мама просто пришла однажды ко мне без приглашения и застала в кровати отнюдь не пышногрудую блондинку, поздоровалась, прошла на кухню и потом закурила. Хотя пятнадцать лет назад бросила.

– Мам?

– Если бы я знала, что так будет, родила бы еще одного, – она внимательно на меня посмотрела. Затем бросила оценивающий взгляд на Михаила, который, как первоклашка мялся на пороге кухни, вздохнула и полюбопытствовала:

– И кто мне теперь внуков подарит?

А бабушка, которой вот-вот стукнет девяносто, даже не запаривается по поводу того, что ее внук – гей. Не знает она, что означает это слово…

… Воздух стал прохладным и свежим. Постепенно на город опускались сумерки и от приготовления большого ужина мы уже плавно перетекли к его поглощению. А еще через несколько часов довольные и объевшиеся друзья, забаррикадировались в доме, чтобы никто не мешал им забыться крепким здоровым сном.

А у меня в руках почему-то оказалась красная бархатная коробочка. Я непонимающим взглядом уставился на Загородского.

– Это что?

– Это тебе. Открой и посмотри.

Как бы это банально не звучало, но там оказалось кольцо. Серебряное кольцо с гравировкой: «Я всегда буду принадлежать тебе». Старомодно. Немного пошловато. Но отчего-то защипало в глазах.

– Загородский, ты мне предложение, что ли, делаешь? – поинтересовался я насмешливо, подходя к моему зеленоглазому чудаку и смотря прямо в его глаза.

– С чего бы это? – и целует меня нежно. До дрожи в коленях.

И тут, ощущая вкус любимых губ, я вспоминаю странный сон, когда-то меня посетивший. И начинаю дико хохотать.

– Я согласен! Только свадебное платье не надену ни за что на свете…