Текст книги "Путевые заметки неудавшегося эмигранта"

Автор книги: Чипсет

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Многие дети попросту не ходят в школу. А зачем? Никто не постучится в дверь в эту семью, не спросит, учится ли ваш ребенок. Участковый знает, что с такой семьи ничего не сорвешь, они малоимущие, да и инспекторам по образованию дела до этого нет. Беспризорные дети стайками прыгают по городу – зайцами ездят в метро (забегая через выход), попрошайничают на улицах, моют машины на перекрестках, торгуют батарейками, календариками, ручками и прочей мелочью в метро, электричках, на толкучке. Некоторые подворовывают. Иногда подростки устраиваются работать в маршрутках, собирают деньги за проезд и выкрикавают на остановках маршрут следования. Правда, в метро детей-оборванцев стало меньше, видимо, отловили. Но сама проблема-то нищеты не решена!

Но, допустим, родители добропорядочные и все же решили отвести чадо в школу. Многие родители, особенно коренные бакинцы, несмотря на пятнадцатилетнюю опалу всего русского, по-прежнему хотят отдать своих детей в русский сектор. Уровень образования, конечно, везде упал, но в русском секторе все же и преподавательский контингент сильнее, и пособий на русском больше, – короче, качество образования выше. И тут происходит обработка родителям советуют вести детей не в русский, а в азербайджанский сектор. Мне известен случай, когда директор одной из школ тянул у родителей деньги за то, чтобы устроить ребенка именно в русский сектор.

В стенах вузов процветает коррупция. Знания никого не интересуют, главное – исправно давать деньги на зачеты и на экзамены, причем давно уже расписаны все прайс-листы – сколько стоит математика и сколько – сопромат. Прогулы тоже можно компенсировать материальными вливаниями.

Один препод, знаю, вымогал у студентки в институте бабки за экзамен 15 ширванов. А она была из простой семьи, но работящая, умная девочка, которая учила предмет, но не была в состоянии оплатить экзамен. Пошла жаловаться декану. Он ей говорит:

– Сколько он вымогает?

– Пятнадцать ширванов, – отвечала девушка.

– А сколько у тебя есть?

– Только семь.

– Ладно, давай семь, я с ним пойду, поговорю, скажу, чтобы поставил.

Да и зачем учиться-то? Все равно работы нигде нет, а если у тебя папа крутой, то он тебя и без знаний пристроит, и ты, оболтус, будешь зарабатывать больше пятерых умных. Без знакомства работу нельзя найти никакую – даже дворника с окладом 6-8 ширванов. Некоторые рабочие места попросту продаются. Так, чтобы выпускника педагогического или медицинского вуза устроить на место с окладом 15-25$, просят взятку в размере 300-500$! В газетах – целые полосы объявлений "Требуются" – а кто требуются? – правильно догадались, продавцы "Гербалайфа" и прочей дряни.

А с другой стороны, сколько я знаю умных, достойных, трудолюбивых людей, не могущих реализовать свои способности и принести пользу обществу!

Отец мой, сколько его помню, часто роптал на Советскую власть: "У нас дураку и умному платят одинаково, а на Западе дураку платят как дураку, а умному – как умному." При попытке изменить ситуацию вышло, что теперь умному платят как дураку, а дураку – как умному. Получился отвратительный строй, монстр, гибрид, сочетающий в себе худшие стороны совковой системы (административно-командный стиль управления, желание правителей сидеть, как кощеи, на своих креслах до гробовой доски, тоталитаризм, протекционизм, подхалимаж) и худшие стороны капитализма (социальную незащищенность, бесправие труженика, безработицу, материальное неравенство). Добавим сюда и феодальные, местнические замашки, оставшиеся еще от досоветского периода.

Какое у этой страны будущее, ой-ей-ей!

Сельские районы вообще превращены в пустыню. Нет ни работы – колхозы разогнали, ни света, ни газа – ничего. Леса вырубаются на дрова. Как в шестнадцатом веке. Выживай, как можешь. Молодые уезжают куда глаза глядят. В иных деревнях и молодых-то не осталось – кто в Баку, а кто – в Москве. Все на заработках.

Крестьяне штукатурят квартиры, рабочие на толкучке продают тряпки, девушки, оканчивая вуз, идут работать продавщицами или официантками, интеллигенция (та, что пока не убежала из республики), бедствует на свои 10 – 15 ширванов и больше смерти боясь потерять источник существования, дрожит до пенсии. Многие зрелые, вполне трудоспособные люди, живут на пенсии своих родителей. Правильно, есть и престижные места в инофирмах, нефтяных компаниях, где зарабатывают 300-1000 долларов. Но для кого они, эти места? Всем хорошо известно, что туда тоже берут не с улицы, а по знакомству, по рекомендации, по блату, протекции и так далее, то есть нужны "связи", как и везде в Азербайджане. Для таких как я, что ли эти вакансии? Да что вы, куда мне свиным рылом да в калашный-то ряд! Как поется у того же Гребещикова,

"Чтобы стоять, ты должен держаться корней!"

Транспорт в Баку в основном представлен частными маршрутками, создающими на улицах пробки. Больших, просторных автобусов почти не осталось. Трамвайные пути почти все выкорчеваны, троллейбусы тоже почти все сняты с маршрутов.

Теперь о наших коммунальных службах. В самом Баку вы с трудом найдете дом, где было бы отопление. В некоторых домах его нет уже с 1991 года, с момента обретения независимости. Баку, конечно, не Норильск, но и не Джакарта, и, зимой, при температуре на улице 0-7оС тепла и сильном ветре, что для Баку обычное явление, дома бывает довольно холодно 14-16оС тепла. Кутаются каждый как может. Люди напропалую жгут газ, кто может, включает электрообогреватели. В результате напряжение падает до 150-170 вольт. Идет большой расход электроэнергии, а счетчик-то крутится, и многие как юридические лица, так и рядовые граждане электроэнергию воруют разными хитрыми способами. Энергокомпания несет убытки. Иногда ловят за руку нечистоплотных, а порой вдруг оказывается, что энергию ворует какой-нибудь крутой, на которого не наедешь, а восполнять убытки-то надо – и сборщики приносят ни в чем не повинным гражданам неимоверные счета, где сумма долга может исчисляться 100-200 долларами! Многие люди-то безграмотные (либо русскоязычные, либо, наоборот, из какой-нибудь забитой деревни, где по кириллице-то с трудом научились читать, а по нововведенной латинице тем более не умеют), а "мытари", найдя таковых, показывают им счет – вот, мол, смотрите, нам компьютер распечатал, здесь и печать стоит. Как компьютер может сам по себе распечатать, если в него никто не заложил информацию, и связи между ним и моим счетчиком нет! В общем, лохов ищут. Энергокомпания эта, Barmek, принадлежит одному турку, который у себя на родине был судим за мошенничество и уклонение от уплаты налогов. Теперь братья турки его нам подсунули в подарок.

Строительный бизнес также контролируют турки. Причем строят дома бессистемно, там, где найдут пустой участок земли. Нашли, купили, "подмазали", кого следует и строят дом. Архитектурный пейзаж города изуродовали донельзя. Квартиры продают в этих домах, но довольно дорого, за 20-50 тысяч долларов. При том, что средняя зарплата работающего (а работу еще найти надо!) азербайджанца составляет 40-60 долларов. Вот как купить квартиру?! Демократия ответа на этот вопрос не дает...

А в старых домах что делается!

Если раньше участковые и сотрудники ЖЭКа следили за общим видом дома и даже не давали застеклить балкон, то теперь в бакинских дворах творится полный бардак. Даешь мзду, делаешь "уважение" – разрешат расширить балкон, вынести на сваях целую комнату, даже на уровне четвертого этажа, пробить вход в подвальное помещение и устроить там склад, построить гараж, даже если для этого потребуется спилить деревья. Все первые этажи на центральных улицах давным-давно прихватизированы магазинами, закусочными и плевать, что от этого нарушается устойчивость зданий, хотя мы живем в сейсмичной зоне. Заплачено – делай что хочешь. Мусоропроводы давным-давно забились. Лифты иногда работают, но кабины в ужасном состоянии.

Зато придешь в ЖЭК за справкой – сразу же начинают тянуть деньги. А уж если человек продал квартиру и хочет выписаться оттуда, то с него вымогают 50, а то и 100 долларов за оформление документов, хотя все эти действия абсолютно законны.

Знаете, почему я поехал с Эмином, доверился ему? Знаете, что послужило последней каплей? Я просто замерз. Дома и на работе.

x x x

Поезд тем временем тронулся, и проехав метров триста, снова остановился. Мы пересекли границу. Россия! Хоть и Дагестан, но все равно уже Россия.

Проводники к тому времени уснули. В дверь забарабанили. Долго стучали. Наконец, проводники проснулись, взяли ключи и с грохотом открыли входную дверь вагона. Вошли российские пограничники.

– А чего это вы нам не хотели открывать? – ехидно спросил один из них.

Сонный проводник пробормотал что-то невразумительное.

– Свет включите!

Второй их вопрос был следующий:

– Грузины есть?

И еще раз переспросил: "Грузины есть?" – таким тоном, будто речь шла не о грузинах, а о радиоактивных материалах.

– Нету.

– А у нас есть информация, что есть грузины.

– Это, наверно, в другом вагоне – ответил проводник.

Дело в том, что между Грузией и Россией нет соглашения о безвизовых поездках.

– Документы всем! – крикнул офицер.

У нас, наверно, раз пять разные люди проверяли документы и вещи. Кто это были такие, погранцы, миграционные службы, ФСБ, милиция или еще кто-то, я и сам запутался. Подтянутый русский пограничник остановился напротив меня и спросил:

– Чипсет, куда едем?

– В N.

– К кому?

– К папе.

– Как зовут твоего папу?

Вот баран, паспорт же у тебя в руках, прочти-да, как мое отчество. Ну, сказал я ему, как зовут моего папу.

Затем он обратился к Эмину.

– Ты тоже к папе едешь? – с издевкой спросил пограничник.

– Нет, я вот с пацаном.

Пограничник открыл мой и Эмина паспорта на последней странице, и шмякнул там печатью с отметкой о времени пересечения пограничного пункта Белиджи, небольшой дагестанской деревни на границе с Азербайджаном.

– С вас по 98 рублей.

Точность какая! Девяносто восемь, а не сто! Впрочем, четыре рубля сдачи он не вернул. Миграционных карт тогда еще не было. Но, по-моему, это было незаконно. А что, думает пограничник, азеры-да, все с них дерут, и они сами дерут, дай им только возможность, у них принято "уважение" делать командиру, а я что – лох, что ли. Но если это была законная пошлина, а не побор, я готов прямо здесь принести свои извинения перед Пограничной Службой РФ.

В соседнем купе тоже происходила "зачистка". Поймали парня, который ехал по советскому паспорту, но в паспорте у него не было прописки. Кажется, это его жирный водил на собеседование до меня.

– Октай, вот у тебя паспорт, так?

– Та-ак.

– А где у тебя прописка?

– ....?

– Ну где ты прописан?

– ...

– Собирай свои вещи, Октай, одевайся потеплее. Поедешь домой.

– Как домой-э!

– Я сказал домой, поворачиваем.

– Я на той стороне границы деньги давал, а теперь сходить должен?

– Да какое мне дело до того, кому ты там дал, кому не дал. Ты приехал в другое государство...

– Командир, я вам 50 рублей дам, не ссаживайте.

– Не нужны мне твои пятьдесят рублей, сходи! – пограничник был неумолим.

Парня высадили.

"Эта нация – такая нация"– произнес проводник по-азербайджански. В России взятка не так просто проходит. Может быть, если бы тот предложил пограничнику 50, но не рублей, а долларов, и не при всех, а в приватной, интимной обстановке, может, и было бы все шито-крыто. Но вариант "уважение" здесь не прошел.

Зашли таможенники. Прошлись по вагону. Со ними у меня проблем не возникло.

Прошли дальше, вот там-то и послышались окрики:

"Чья хурма? Чья зелень? Сколько ящиков? Что в чемодане? Открывай, говорю!"– в вагоне вовсю шел шмон.

"Купцов" повели в то же купе для отдыха проводников. Через приоткрытую дверь я слышал беседы примерно следующего содержания:

– Значит, у нас тридцать ящиков. Так, с каждого по тридцать рублей. Получается девятьсот рублей. Плати.

– Больно много.

– Ну, не хочешь, не плати. Слезай с поезда. Или можешь сгрузить свои ящики здесь, как тебе удобно.

С купцов взяли таможенные пошлины и выдали им квитанции. Осталось ли что-то под ногтем у российских таможенников, неизвестно.

Потом, кажется, зашли санитарные службы, тоже чего-то шмонали. Потом какие-то в камуфляже с немецкой овчаркой. Как я уже сказал, я не знаю, к каким ведомствам эти господа относились. Мимо проходил один таможенник (?) с фонарем, вдруг резко повернул его в мою сторону, осветил стол и говорит:

– Это что такое?

На столе лежал мой миниатюрный фонарик, с которым я ходил в "туалет".

Я говорю:

– Вот, то, же, что и у вас, фонарик – зажег, показал.

У него фонарик, конечно, был получше.

– А я думал, бомба.

"Один умнее другого, – подумал я, – Кто бомбу будет на обозрение класть на стол?"

Около пяти утра, простояв на границе в общей сложности шесть часов, поезд тронулся и поехал дальше, на север, в Дагестан. Я заснул.

Не помню, где я проснулся. По-моим подсчетам, где-то в районе Избербаша. В купе зашел крепкий коренастый дагестанец, вероятно, лезгин, в камуфляжной форме и шерстяной шапочке на голове. К поясу у него был пристегнут пистолет в кобуре.

– Доброе утро, ребята!– на безупречном русском языке произнес он.

Я растолкал спящего Эмина, он продрал сонные глаза.

– Ваши документы.

Я ему дал свой паспорт. Сначала он принял меня за россиянина и вроде бы не стал придираться, но, увидев по паспорту, что я – иностранец, тоже стал спрашивать.

– Куда едем?

– В N, – ответил я.

– С ним едешь?

– Да, вместе.

– N! О, N – хороший город, славный. Я бывал там. Однажды мы туда машину гнали с товаром, на девятнадцать тясяч рублей пролетели. А город-то вообще хороший, – и, обратившись к Эмину, – А ты на базаре там Марину знаешь?

– Знаю.

– А Гасана, что торгует фруктами, знаешь?

– Ну,– с похмелья буркнул Эмин.

– А директора рынка , – он назвал какую-то фамилию, – знаешь?

Эмин кивнул.

– Да, N – хороший город. Так, ребята, с вас по пятьдесят рублей, сказал джигит, отдавая паспорта. Эмин нехотя порылся в карманах, вытащил оттуда деньги и отдал их лезгину. Пожелав нам счастливого пути, рэкетир в погонах удалился.

Ничего себе! И здесь то же самое! Заходит в вагон, подходит к пассажиру, тот мирный человек, никого не обижает а ему говорят : "Давай пятьдесят рублей!". Если с носа он по "питеру" снимет, сколько же тогда с поезда выходит? Но с женщин и со стариков, говорят, не так берут. И с русских тоже не так берут – у тех все таки есть некоторое понятие о праве. Хотя здесь многое решает принцип – кто нахальнее, у кого крепче нервы и меньше совести.

Часам к девяти утра приеали в Махачкалу, выехали в сторону Чечни, прошли рядом с ней, не заезжая на ее территорию, и от Кизляра уже до Астрахани через голые калмыцкие степи. Хорошо, что хоть через Чечню не едем. А то лет десять назад, при дудаевском режиме, говорят, на этих поездах такое творилось! Выбитые камнями стекла не считаются – это было просто приветствие! Вооруженные чеченцы заходили в вагон, кого хотели – могли ограбить, избить, и даже застрелить. Рассказывают, что один азербайджанский парень послал вайнахов подальше, завязалась потасовка, бандиты выволокли парня на перрон и хладнокровно обезглавили...

К нам подсел мужик, тот самый, что вез две горелки с газом, он был метис, отец у него азербайджанец, а мать – украинка. Когда распался Союз, он уехал на Украину. Его звали Валерий. При посадке в поезд он взял с собой только вещи и документы, а продукты в дорогу и деньги ему обещали принести на перрон его родственники. Однако родственники по каким-то причинам не пришли. И Валерий поехал домой без корки хлеба и с 500 манатами в кармане это около трех рублей – в Баку на эти деньги можно один раз проехать на автобусе или купить булочку, а в других государствах ничего не купишь и вовсе. Так вот, со всех сдирали деньги, а с него, горемычного, взять нечего. Ходил, голодный, по всему вагону, побирался. У кого чай просил, у кого хлеб. Ну, простые кавказцы в этом плане люди не вредные, и Валерий умудрился через четыре границы (азербайджанскую, российскую, еще одну российскую и украинскую) проехать с десятью центами в кармане. Чем не рекорд Гиннеса!

Безлюдная унылая калмыцкая степь... Выше сорок пятой параллели денег больше никто не вымогает – из Пустыни мы уже выехали, теперь – Степь. Проводники заводят магнитофон, и вагон наполняется эстрадно-блатными песнями.

Вечером мы приехали в Астрахань. Вдоль железнодорожного полотна череда гаражей. Переехали по мосту через замерзшую Волгу. Красиво. Не знаю почему, но понравился мне этот город. Какая-то энергетика от него исходит. Город как будто дышит. Из многочисленных труб идет белый дым. Ночь черная, морозная, звездная.

На астраханском вокзале я вышел на перрон. Морозно, но не холодно. удивительное ощущение. Раньше ведь я никогда не знал настоящих морозов, а тут где-то минус пятнадцать. Когда я впервые вдохнул этот морозный воздух, у меня было такое ощущение, что воздух какой-то отравленный, будто легкие мои заполнил не воздух, а какой-то неизвестный газ. Но потом я привык. В Баку даже бывает холоднее. Температура ниже минус трех здесь не опускается никогда, да и то ночью, но тут нельзя не брать в расчет ветер, сильный северный ветер, залезающий под одежду и проеживающий насквозь.

Ночь я спал спокойно, проснулся в Волгограде рано утром. Когда я был совсем маленьким, я был в этом городе. Мы по путевке тогда плавали по Волге. Посетили все крупные города на этой великой русской реке. Тогда папа и мама были вместе. Хороший, вообще, у меня отец. Еще в 1980-м году он во время этого путешествия видел в одном из древних русских городов в северном Поволжье полуразрушенную церковь, обратился с письмом в ЦК с просьбой о реставрации памятника архитектуры.

Тогда у нас у всех была Родина. Вот тогда я, может быть, был счастлив и не понимал этого. Сейчас у меня нет Родины. Поверьте, это очень страшно. Такое ощущение, как будто висишь в воздухе, не чувствуя под собою опоры.

Впервые я понял, что у меня нет родины, когда меня военкомат направил в больницу на обследование. До этого у меня уже был статус ограниченно негодного – спасибо одной русской женщине в больнице, спасла меня. Если б не она, не читать бы вам этой статьи. Если она жива – дай ей Бог здоровья, если нет – упокой Господь ее душу. Всю жизнь буду за нее молиться. Но через некоторое время военкомат вновь вспомнил про меня. Направил в больницу на переосвидетельствование. Пришли туда – а нам говорят – плати. Причем на вполне законных основаниях. За прием – ширван, за пленку – три ширвана. Что это за государство, мать его за ногу, что направляет потенциального призывника на обследование в государственное же медучреждение, а платить он должен из своего кармана! Да я за такое государство не только жизнь отдавать – ноготь состригать не стану. Вот тогда у меня и наступил момент истины, я прозрел. Тогда я и понял, почему мой отец уехал отсюда в N. "Я не хочу жить в обществе, где меня обкрадывают, обвешивают". Он говорил это еще в советское время.

Еще тогда продавцы здесь обжуливали покупателей, все выносили через черный ход. Это сейчас они стали любезны, заходишь в магазин, улыбаются, все в кулечек кладут, особенно, когда видят, что ты совершаешь серьезную покупку, а тогда сотрудники сферы торговли могли запросто обхамить. Внаглую, вещь, которая стоила 60 копеек, продавали за рубль. Когда их спрашивали, почему за рубль продаете, они отвечали : "А ты что, не знаешь почему?". Они никого и ничего не боялись, они считали себя элитой, а бедный, сирый потребитель стоял перед ними, как виноватый. Русские в Баку никогда не занимались торговлей. Они были инженерами, учителями, бухгалтерами, мастерами на заводах (но не в мастерских – сферу обслуживания (читай `сферу обжуливания') контролировали армяне). Армяне были сапожниками, парикмахерами, портными, часовщиками, ремонтировали квартиры, машины, бытовую технику, иногда работали зубными врачами, водителями. То есть это были такие специальности, где можно подхалтурить, подзаработать, где заказчик всегда делал "уважение" умельцу. Этот народец тоже был при деньгах. И евреи неплохо жили. Да даже сейчас, хотя 90% иудеев покинули нашу республику, но, те, кто остались, тоже хорошо устроились во всяких фондах, благотворительных и некоммерческих организациях, а иногда и коммерческих. Азербайджанцы же в советское время контролировали традиционно все, что связано с торговлей. Кладовщики, экспедиторы, завмаги, продавцы, бармены, базаркомы, цеховики, и также те, кто по долгу службы должен быть контролировать последних: ревизоры, ОБХСС, да и вообще милиция.

Все хлебные места, таким образом, держали кавказцы, то есть коренное население, вернее, определенная, привилегированная его часть. А мои предки просто получали по ведомости свои 130-150 рублей, исправно с них платя налоги. Приходили в магазин, покупали полкило колбасы, приносили домой, а там оказывалось 350 граммов. Вот так-то.

Почему под русскими никогда не было доходных мест, и почему кавказцы занимались в советское время торговлей? Сейчас я попытаюсь это примитивно объяснить. Да потому, что, в основном все местное население здесь было, по сути, сельским. Городов с промышленностью вплоть до XIX века здесь не было. А каков образ жизни у селянина (независимо от национальности)? Он выращивает урожай, отвозит его в город, становится на базаре и продает. То есть фактически у него два рабочих места: одно – поле, а другое – рынок. И на рынке он себя чувствует вполне комфортно: это его работа. Так поступали их деды и отцы, так делают и они, и тому же ненавязчиво обучат своих детей. Плюс к этому добавим, что мусульманский Восток географически стоял на перекрестке торговых путей, (вспомним тот же Великий Шелковый Путь), что также способствовало развитию посреднических отношений в этой метакультуре.

В России тоже были сильны купеческие традиции, но с развитием производственных отношений они постепенно сошли на нет, а после Октября и вовсе торговлю заменила распределительная система. Но в России были города! А у горожан другой менталитет: они стоят у станка, работают на стройке, на транспорте, пишут отчеты в институтах.

Поставь такого человека около прилавка, он почувствует себя неловко, кроме того, его постоянно будет преследовать ощущение, что он просто теряет время.

А кого Россия направляла в Пустыню? Крестьян? Но зачем, крестьяне средней полосы с трудом обоснуются на юге, там другой климат, другие условия, другие методы земледелия. И потом, там есть и свои крестьяне, которые прекрасно справляются с поставленной задачей, если, конечно, над ними держать палку и не спускать с них глаз. Торгашей посылать в Пустыню тоже не имеет смысла – ведь Россия ставила своей целью развивать там не базар, а промышленность. А кто нужен для промышленности? Квалифицированные рабочие и ИТР, то есть городское население. Вот их-то и посылала Россия в Пустыню.

То есть те русские, которые проживали в Пустыне, были в основной массе городским населением. Городским и по складу мышления, и по роду занятий, и по уровню культуры.

При Сталине у колхозников не было паспортов и они не могли так запросто перебраться в город. Где-то, эта мера, с моей точки зрения, была и несправедлива, и не слишком-то хорошо вписывалась в принятую тогда концепцию рабоче-крестьянского государства, но удерживала и село, и город от разрушения. Но потом пришел "добряк" Хрущев, и стал стирать грань между городом и деревней. Начался процесс урбанизации, усугубляемый тем, что если один кавказский, или среднеазиатский крестьянин так или иначе попадал в город, в силу своих трайболистских традиций он перетягивал туда своих многочисленных родственников. Некоторые из этих людей действительно становились через 20-30 лет горожанами. Кто-то оканчивал ПТУ и шел на завод рабочим, выпускники ВУЗов получали, как молодые специалисты, квартиры в городе, и оседали здесь, иные направлялись в другие регионы Союза, и пообтиравшись там среди других народов, постепенно забывали свои пустынные привычки. Некоторые продвигались по партийной линии. Это и были "национальные кадры", созданные Советской властью.

Но такие были не все. Вот приехал парень из деревни, куда он пойдет работать, если нет способностей и желания учиться? В цех? Да он боится грохота агрегата. В проектный институт? Да у него нет образования. А работой, по Конституции, Советская власть должна была обеспечить всех. Ну, пусть устроится в универмаг продавцом или приемщиком стеклотары. А если у него вдобавок дядя работал в райкоме, то уж точно племянник не будет в обиде – молодым везде у нас дорога. И они становились торгашами, что было для них, в общем-то, привычным делом. Ну, раньше, допустим, торговал помидорами, а сейчас тряпками в универмаге. Все равно ведь, занятие привычное.

А русские, заканчивая ПТУ, техникум или ВУЗ, шли работать на производство, в науку, в проектное дело, в образование – создавать "национальные кадры". Ну что, русский парень, окончивший техникум, у которого есть руки, голова, умение, смекалка, пойдет торговать в магазин? Да делать ему не хрена, он это считает ниже своего достоинства! В магазине он будет получать 80 рублей, а на предприятии, куда он пойдет, к примеру, электронщиком, у него и навыки не пропадут, и зарплата у него будет 150200. Каждый хотел использовать накопленные знания, применить их.

Вот и вышло своеобразное разделение труда : кавказцы заняли сферу торговли и отчасти обслуживания, а русскоязычные – сферу производства. В принципе, это есть во всем мире есть некоторое разделение труда по национальному признаку. Все хорошо было бы, если бы не одно обстоятельство...

В семидесятых годах произошла смена приоритетов, в какой-то мере смена системы ценностей. Постепенно, сфера обслуживания и особенно, торговли, стала более престижной, чем сфера производства. "Причем чем выше, тем гегемонистее," – сказал какой-то сатирик. Это смещение было вызвано возникновением такого понятия, как "дефицит". То одни, то другие вещи периодически исчезали из продажи.

Экономика страны стала явно нездоровой. На мой взгляд, этому способствовали такие предпосылки:

Старое, идейное, сталинское поколение коммунистов просто уходило. Хрущев упростил порядок приема в КПСС, и в Партию стали проникать не закаленные борцы-ленинцы, а демагоги, нашедшие для себя в красной книжечке ряд привилегий.

Идеологическое противостояние с Западом вынуждало правительство бросать огромные средства на гонку вооружений, на подпитку в развивающихся странах левых режимов.

Социалистическая экономика в целом была весьма неповоротливой, громоздкой, имела ряд "глюков" и серьезных недоработок.

В результате пестования национальных кадров на руководящие посты в республиках зачастую пролезали некомпетентные люди.

Село постепенно стало переползать в город, работать на селе стало некому, что привело к нехватке в стране основных продуктов питания. Уничтожили деревню – все переползли в город, а следом последовало уничтожение города – наводнение его деревенщиной.

Вскоре ввели талонную систему. Вот тогда и начался процесс, при котором продавец почувствовал себя главным распределителем, тем императивом, от судьбоносного решения которого зависело : дать – не дать. Отпущу дефицит родственникам, друзьям, знакомым, односельчанам, начальству, тем, от решения которых что-то зависит, а всем остальным – скажу, что не завезли. Потом "остальные" тоже стали подходить к продавцу, предлагая ему материальное вознаграждение за возможность достать этот дефицит. Отчасти и мы их сами воспитали такими.

Торговец автозапчастями почувствовал себя важнее квалифицированного инженера, мясник – важнее учителя. Теперь вспомним, кто у нас был инженерами и учителями? Русские и русскоязычные. А кто был торговцами автозапчастями и мясниками? Местные.

Теперь все ясно, я все разложил по полочкам.

Но при Советской власти русские, надо сказать, пользовались определенным уважением. Как ни воруй, директор, какими темными делами не занимайся, а перед Москвой-то отсчитываться надо. Значит, людей надо ценить, национальные кадры-то не всегда способны справиться с поставленной задачей, а производство все равно должно работать, план сдавать надо. А русские-то народ работящий и ничего для себя не требующий, и поэтому, нас ценили, как работников. И даже сейчас, там, где дирекция – из старых, городских кадров, к нам, в общем-то, неплохо относятся.

Слышал я байку об одном директоре завода в Баку, ну, азер, понятно, (а кто же еще, не вьетнамец же!), как-то на заводе застал русского рабочего за распитием водки. И только отругал его. В другой раз он поймал своих соплеменников, занятых подобным делом. Подошел к ним и вдребезги разбил бутылку. Они спросили его: "Директор, почему ты в тот раз, поймав русского рабочего, не разбил бутылки, а у нас разбил?", тот ответил: "Да потому что русские и пьяные работу выполнят, как положено, а вот нам, мусульманам, пить нельзя, потому что мы и трезвые не способны ни на что путное."

Но в целом после развала Союза выяснилось, что план сдавать больше не надо, и специалисты стали никому не нужны. Почет, которым они пользовались, девальвировался. Ну и что с того, что ты разбираешься в механике, ты не нужен, нам из Турции машину готовую прислали, к ней инструкция прилагается. Ты прекрасный радиотехник? А кому нужны твои радио, вон по два ширвана на толкучке сколько хочешь китайских. А ты кто такая? Учительница русского языка? Ты прочитала всего Тургенева? Да кому твой русский язык нужен?

Понимаете, ну, это для горожанина утверждение "Предприятия должны работать и выпускать продукцию", является аксиомой, а селянину, лишь несколько лет живущему в городе и непонятно чем занимающемуся, это невдомек. Так на все посты как раз и проникла эта деревенщина, как я уже описывал. "Мяня бу лазымдыр?" ("Мне это надо?") – этой сугубо национальной формулой у нас рассуждает каждый чиновник.

И потом, зачем предпринимателю искать хороших специалистов, налаживать производство, подбирать кадры? Тратить на самоокупаемость 10-20 лет? Да не проще ли сгонять за бугор, купить товар – благо, рынок располагает, привезти в республику и продать подороже? Все окупается через три месяца! Зачем ломать голову, изобретать велосипед? В современной эпохе оказались востребованными лишь люди, которые умеют крутить финансами.

Мне обидно и горько. Обидно за поколение своих дедов. Они воевали, и каково им было в конце жизни видеть, как все то, за что они боролись, за что воевали, за что жили и за что были готовы умереть, оказалось растоптанным и поруганным. Обидно за поколение своих родителей. Отработав всю свою трудовую жизнь, оказаться в итоге ничтожеством. Обидно и за наше поколение. Все отрочество и юность у нас пришлась на смуту, на комендантский час, войны, перевороты, контрреволюцию и тому подобное. "Мы живем, под собою не чуя страны,"– Мандельштам писал это в другое время и по другому поводу, но сейчас это, мне кажется, более актуально. Люди не имеют уверенности в завтрашнем дне. Не живут, а выживают.