Текст книги "Немного больше, чем стая (СИ)"
Автор книги: Чиффа из Кеттари
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
Подросток обнаружился в своей любимой круглосуточной кофейне, с чашкой остывшего американо и мрачным выражением лица.
– Мама позвонила?
Питер в ответ закатил глаза и плюхнулся напротив, доставая из кармана сигареты.
– Нет, решил в половине двенадцатого попить кофе в кофейне, находящейся кварталах в двадцати от дома, – старший Хейл долго и недовольно щелкал отсыревшей зажигалкой – Дерек не заметил, когда на улице успел пройти дождь, но, судя по всему, недавно, поскольку волосы у дяди были мокрые и взъерошенные.
– Ты сердишься?
– Да, в общем-то, даже Талия не сердится. За твоего отца не поручусь, я слышал, как он что-то рычал на заднем плане, пока твоя мать мне звонила. Так что нет, не особо. При условии, что ты облегчишь мне жизнь и пойдешь со мной.
Дерек кивнул, тяжело вздохнув – он был уверен, что Питер отвезет его в особняк, но осложнять дяде жизнь точно не хотел. Но Питер отвел его к себе – за те двадцать минут, что они шли, дождь успел начаться снова, закончившись через несколько минут, и основательно вымочив обоих оборотней, – позвонил сестре, успокоив, и, кинув племяннику сухую одежду и полотенце, отправился стелить ему в гостиной. Вот только Дерек совершенно точно не хотел спать на диване – из душа наглый подросток прошествовал прямиком в спальню хозяина квартиры, останавливаясь на пороге и принюхиваясь к еще не выветрившемуся запаху возбуждения и секса.
Питер неодобрительно покачал головой, но ничего не сказал, останавливаясь за спиной юноши и осторожно, мягко обнимая его за талию.
Питер, пожалуй, не лгал, когда отвечал на вопрос, заданный одиннадцатилетним большеглазым мальчишкой в пустом школьном кабинете. К семье Питер вообще относился достаточно трепетно, по-волчьи, хотя кого-то любил больше, кого-то меньше, кого-то вообще с трудом переваривал, но Дерек, с его слепым детским обожанием, доверчивостью, с теплыми ладонями, несмело тянущийся за лаской, защитой или утешением, Дерек совершенно точно был особенным. У него и запах был особенный, заставляющий довольно жмуриться и жестко контролировать себя, чтобы не заурчать от его близости, не уткнуться лицом в сладко пахнущую шею, не обратиться, вылизывая ключицы – и это действительно было сложно. Проще было жить в городе и видеться с племянником лишь изредка, тем более, что Дерек так и не научился хоть как-то контролировать свое сердцебиение, сбивающееся на радостно-возбужденный ритм при виде дяди.
========== Часть 7 ==========
В ту ночь Питер впервые уложил обнаженного Дерека в свою постель, впервые поцеловал его по-настоящему, долго и обстоятельно лаская языком податливо раскрытый рот, впервые гладил отзывчивое возбужденное тело так, как Дерек не мог себе представить даже в своих самых откровенных фантазиях.
Когда ладонь сомкнулась на члене, мягко двинувшись от основания к головке и обратно, мальчишка, тихо заскулив, кончил, подрагивая всем телом и заливаясь стыдливым румянцем. Питер не дал ему долго смущаться – прикусил нижнюю губу, оттягивая, тихо рыча, окуная пальцы в теплую, растекающуюся по коже сперму, прикусил кожу на шее, шепотом приказывая открыть глаза, прижался теснее, притираясь к племяннику всем телом – гибким, подтянутым, ошеломительно пахнущим возбуждением.
Дерек глухо стонал, чувствуя, как желание топит его в золотистом мареве чужих мерцающих глаз, послушно раздвигал ноги и приподнимал бедра, когда Питер для удобства подкладывал под него подушку, тихо скулил, чувствуя невнятную, несильную боль от растягивающих тугие мышцы пальцев. Питер едва сдерживался, и Дерек понимал это прекрасно – видел в золотистых глазах, слышал в сбившемся, поверхностном дыхании, чувствовал в усилившемся, достигшем пика концентрации, запахе. Питер подготавливал его умело и ласково, и в промежутках между жаркими волнами удовольствия Дерек успевал с недовольством подумать, что он-то у Питера точно не первый.
Впрочем, навряд ли это стоило считать минусом, учитывая что боли не было – ни когда Питер, чуть дрожа от нетерпения и возбуждения, в несколько движений полностью вошел в податливое жаждущее тело, ни когда он двигался – немного резко, нетерпеливо, но очень правильно, сцеловывая хриплые стоны с губ племянника, и удерживая его руки над головой, не давая коснуться себя и приблизить разрядку.
Дерек скулил и метался, подавался бедрами к любовнику, старался потереться почти болезненно твердым членом о его живот, запрокидывал голову, подставляя требовательным губам беззащитную шею, сильно сжимал коленями чужие бедра в конце концов скрестив лодыжки на пояснице Питера, и громко, довольно завыв, приближаясь к пику. Питер лишь едва приласкал ладонью текущий смазкой член, продолжая двигаться, почти каждым толчком задевая простату, и Дерек кончил во второй раз, сжимаясь вокруг пульсирующего члена, утягивая дядю в долгожданный оргазм.
Но отпускать разморенного подростка спать Питер точно не собирался – ласкал, вылизывал, гладил, довольно ухмылялся, вслушиваясь в возбужденное поскуливание, целовал припухшие горячие губы. Дерек не успевал отвечать, просто плавился от удовольствия, подставляясь настойчивым ласкам, проводил ладонью по тяжелому, налитому возбуждением члену, неумело, но старательно лаская чувствительную головку, жадно тянулся за новыми поцелуями, за новыми ласками и новыми ощущениями.
Уснули они под утро, так и не найдя в себе сил добраться до душа, и Питер мрачным голосом пророчествовал ужасное пробуждение. Дереку было все равно, потому что прижиматься спиной к груди дяди было офигенно, и еще офигеннее было чувствовать его ладонь на бедре, его полутвердый член, упирающийся головкой между ягодиц. Мальчишка поерзал немного, стимулируя напрягающуюся плоть, и тихо застонал, чувствуя, как гладкая головка легко проскальзывает по растянутым, влажным от спермы мышцам внутрь.
Питер легко шлепнул племянника по бедру, хрипловато рассмеявшись, но в этом начинании его поддержал, толкнувшись глубже, и крепко обнимая мальчишку обеими руками.
========== Часть 8 ==========
Дерек замирает, прислушиваясь к тихим голосам, и внимательно рассматривает мужчину и юношу, стоящих у открытого окна. Довольно-таки опрометчивое решение – Дерек чувствует все переливы запахов, окутывающих этих двоих, они же его не видят и не чуют.
От мальчика тянет возбуждением – чистым, юношеским, искренним, не отравленным лицемерием или жаждой накрутить себе цену. Айзек изящно – и где его изящество на тренировках? – выгибается навстречу старшему оборотню, и даже стоя в нескольких метрах от них, Дерек слышит, как рвано он дышит, хоть и старается вдыхать и выдыхать воздух равномерными размеренными толчками, и сердце у него бьется неровно, и очень сильно, жаждуще. От младшего беты буквально волнами расходится удовлетворение и желание большего, большие серо-голубые глаза влажно блестят, светлые золотистые ресницы чуть подрагивают… Настоящий ангел. С клыками.
Питер медленно ведет ладонью по бедру мальчика, ныряя рукой под темно-серую футболку, что-то говорит ему, скрадывая четкость фраз тихим рычанием – Дереку не удается разобрать ни слова, – наклоняется близко, но не целует, как того ждет юноша, запрокинувший навстречу голову, подставивший мягкие губы.
***
Талия всё поняла сразу. По счастливо блестящим глазам сына, по его сытому, довольному виду, по запаху, который Дерек, по настойчивому совету Питера, старался с себя смыть, но провести мать, а тем более альфу, волчонку не удалось. Талия не стала устраивать разбор полетов сыну, вместо этого она на две недели посадила его под домашний арест, мотивируя это тем, что очень нехорошо в шестнадцать лет сбегать из дома на ночь глядя, заставляя родственников волноваться. И еще она очень постаралась сделать так, чтобы Дерек, от которого несло удовлетворением, сексом и, черт возьми, ее братом, как минимум до вечера не столкнулся с отцом.
Дерек не знал, что на следующий день Талия поехала к брату, поговорить, как и не знал, что разговор этот окончился ничем – Питер был достаточно вежлив, чтобы не нарваться на скандал, Талия была достаточно сдержана, чтобы не устроить этот самый скандал, но оба Хейла остались при своем мнении, громко и четко высказанном друг другу.
Старшая Хейл не стала запрещать сыну видеться с дядей, понимая, что это лишь усугубит ситуацию, она не стала ничего говорить Дереку, о том, что прекрасно знает о его отношениях с Питером, она отчаянно старалась сгладить острые углы непростой ситуации, выдвигая брату новые требования: чтобы Дерек ночевал дома, и чтобы не пропускал занятий в школе.
Питер привычно неукоснительно соблюдал эти правила, делая это с поистине хейловским умом: Дерек так и не понял в те годы, что мать все прекрасно знала.
Дерек был влюблен – слепо и безоговорочно, – и абсолютно удовлетворен имеющимися отношениями, тем более, что они не сводились исключительно к сексу. На людях Питер обнимал племянника не более чем по-родственному, но у мальчишки каждый раз сладко ёкало сердце, когда на его плечо ложилась ладонь Питера, когда он слышал его смех или видел довольную улыбку, изгибающую тонкие губы.
Питер в свою очередь с племянником был честен – до измен не опускался, отвешивал подзатыльники за плохую учебу, терпеливо объяснял непонятные темы, проводил с племянником тренировки – за что Талия была ему искренне благодарна, и старательно сглаживал конфликты подростка с родителями.
А потом появилась Пэйдж.
========== Часть 9 ==========
Айзек, кажется, искренне не понимал, в какую игру его тянет Питер. Во всяком случае, Дерек сильно надеялся на то, что эта игра действительно существует, потому что иначе пришлось бы признаться себе в обычной, банальной, застарелой и нездоровой ревности. С Питером слишком сложно предугадать последующие ходы, невозможно разглядеть мотивов, потому что старший Хейл слишком умен и слишком хорошо знает племянника.
Вероятность, что дядю по привычке потянуло на шестнадцатилетних мальчиков – есть. Вероятность, что Дереку хочется оказаться на месте этого шестнадцатилетнего мальчика, тоже существует.
Питер никогда не приводит Айзека в лофт, но от него пахнет им, и пахнет все сильнее, все навязчивее, все острее – а может, это Дерек принюхивается к проходящему мимо родственнику все тщательнее.
На связке ключей, которую старший Хейл обычно кидает на журнальный столик, добавляется еще два смутно знакомых ключа – от старой городской квартиры старших Хейлов. Теперь уж Дерек точно уверен, что Питер с Айзеком спит. В той же самой квартире, на той же самой кровати, не скрывая этого и не выставляя напоказ, исподволь царапая когтями за бока, заставляя грызть губы от злости. От злости на дядю – за этот отвратительный в своей интимности перформанс, от злости на Айзека – за глупость, наивность и неосведомленность, и от злости на себя – за то, что ничто из событий последних лет не смогло вытравить этой ненормальной, нездоровой привязанности.
Если бы Питер услышал об этом, он бы обязательно спросил, когда это Дерек так начал характеризовать их отношения. Дерек бы не ответил даже себе. Еще не сейчас.
***
Дерек с юношеской пылкостью надеялся, что Питер его поймет. Терять его волчонок не хотел, отпускать – тоже, но Пэйдж на его взгляд была абсолютно чудесной, красивой, ласковой, понимающей.
На взгляд Питера, в девчонке не было ничего интересного. Он, может, и согласился бы с правом племянника на эту сторону жизни, в конце-концов, любопытство – основная черта всех подростков, но в невзрачной, тихой девчонке волк чуял опасность, в первую очередь для себя. Пэйдж не была похожа на обычное юношеское увлечение, которое Питер племяннику с легкостью бы простил. Она прибирала мальчишку – его мальчишку – к рукам исподволь, незаметно, так, что подросток просто терял голову от ее улыбок.
Питер почти отступил – во-первых, считал ниже своего достоинства тягаться с несовершеннолетней девчонкой, во-вторых, не мог чувствовать ее запаха на Дереке. До тошноты, до желтеющих глаз и лезущих клыков и когтей, до темноты перед глазами – не мог. Как и не мог причинить племяннику боли – не из-за Талии, а из-за собственного нежелания навредить мальчишке, из-за боязни отвратить его от себя. Хотя желание обладать своим для волка стало сродни безумию.
Вынужденное бездействие угнетало, разговоры, сводящиеся к кареглазой девчонке, бесили. Дерек вымученно улыбался хмурящемуся дяде, когда в очередной раз понимал, что снова говорит с ним о Пэйдж, ластился под руки, касался губ мягкими, искренними поцелуями, и Питер прощал ему её в очередной раз. Прощал, хотя ревностью выкручивало мышцы, иссушивало вены, прощал, хотя хотелось перегнуться через узкий стол и припечатать пухлые, по-детски еще мягкие губы племянника очередным жестким, собственническим поцелуем, так, чтобы чертова девчонка поняла, что ей Дерек принадлежать не будет никогда. Не так, как он принадлежит Питеру.
Когда Дерек с ним заговорил об обращении Пэйдж, Питер еле сдержал лезущие наружу когти, впиваясь обычными человеческими ногтями в столешницу.
– Попроси Талию. Она альфа, – вышло хорошо: равнодушно и немного устало, но не раздраженно.
Дерек закатил глаза, поясняя, что к матери бы он пошел в последнюю очередь. Вопрос стоял ребром: стоит ли вообще это делать, и кого об этом можно попросить.
– У тебя нет знакомых альф? – тонкой ноты разочарования в голосе племянника Питер попросту не выдержал: коротко рыкнул, передернув плечами, и честно ответил, что есть. И, что возможность переговорить – есть.
Питер только не стал упоминать, что Энис после полнолуния должен был уйти со стаей на север, через два штата, к границе Монтаны и Северной Дакоты – злость и ревность туманили разум, как аконит. А Дерек об этом и не задумывался, просто смотрел на дядю своими невозможными огромными глазами. Просил. Просил для своей девчонки укуса, просил для нее иной судьбы, фактически – просил у Питера разрешения впустить Пэйдж в их с Питером жизнь.
За то, что согласился, Питер себя ненавидел уже когда говорил об этом с Энисом. А впоследствии стал ненавидеть себя еще больше, когда стало понятно, что укуса Пэйдж не переживет.
========== Часть 10 ==========
Возвращение Коры для Дерека стало настоящим ударом под дых. Приятным, не стоит спорить, но выбивающим из колеи. Кора, малышка Кора, которую он помнил смешной двенадцатилетней девчонкой, заплетающей на своей голове просто непомерное количество перевязанных разноцветными лентами косичек, вернулась к нему – к ним, – серьезной семнадцатилетней, очень красивой девушкой. Кора редко улыбалась, особенно глядя на брата и дядю. Дерек чувствовал себя странно рядом с ней. Ему было в чем обвинять Питера, Питеру было в чем обвинять его, но Кора имела право винить их обоих в том, что произошло с семьей. Имела, но никогда им не пользовалась.
Питер как-то обронил поздним, очень дождливым вечером, привычно устроившись на диване с книгой и стаканом виски, что Кора винит их обоих не в том, что они сделали с ней, а в том, что они сделали с собой. Дерек промолчал, сделав вид, что не заметил этой прозвучавшей в никуда ремарки, но на самом деле старательно гнал от себя эту мысль, её подтекст, гнал от себя потребность обдумать сказанное.
Лейхи все чаще заглядывался на девчонку Арджент, и это приносило Дереку какое-то просто неприличное удовлетворение. Питер отпускал подростка, кажется, легко, почти безынтересно, хотя на его коже еще хранился запах близости с волчонком. С другой стороны, это вполне могло означать, что бывший альфа настолько доверяет мальчишке, что вполне может ему позволить погулять на стороне.
Кора, со вздохом оглядев быт родственников, принялась готовить вполне сносные завтраки, состоящие из настоящей еды, а не из кофе и редко появляющихся на столе тостов, пресекала привычную, отдающую скукой грызню. Питер смотрел на племянницу с задумчивой нежностью – девочка всегда ему нравилась, – и Дереку почти неприятно было расставаться с мыслью, что дядя именно настолько сумасшедший, насколько альфе хотелось бы считать. Эта мысль успокаивала, давала повод для безотчетной неприязни, давала защиту от осознания, что Питер не так уж изменился за прошедшие годы.
***
Питер сам пошел за сестрой, когда понял, что дело плохо, что неожиданно слабая человеческая девчонка не справляется с укусом, когда увидел, как она истекает черной едкой кровью на руках его волчонка.
Пэйдж Питер ненавидел всем сердцем, даже больше, чем впоследствии Кейт. Она забрала у его волчонка, у его мальчика, часть души, превратила его глаза из тепло-золотых в льдисто-синие. Кейт причинила всей семье Хейлов нестерпимую боль, забрала много жизней, много лет, много сил, но Пэйдж забрала у Дерека часть его самого, утянула за собой в могилу, и этого Питер ей простить не мог. Встреть он ее на том свете – он бы с удовольствием разодрал глупой, слабой, неспособной даже самостоятельно умереть девчонке горло.
Талии он объяснил почти все, разве что утаив собственное к девчонке отношение. Получилось непривычно нервно, обрывисто, испуганно, но альфа все поняла. Даже слишком много поняла, потому что единственный вопрос, который она задала брату, прозвучал хлестко и жестоко.
“Ты так сильно его любишь, или настолько сильно ненавидишь?”
Талия не стала дожидаться ответа – он ей был не нужен, все и так было ясно. Ненависть здесь была не при чем, навряд ли Питер вообще хоть когда-нибудь смог бы возненавидеть племянника. Одержимость, желание обладать безраздельно, быть в своем праве – недостижимая сумасшедшая мечта, – вот, что это было.
Дерек замкнулся в себе, замолчал, раздраженно отмахивался от сестер, особенно от старшей, по большей части запирался в своей комнате. Талии почти не удавалось вытащить его оттуда, не помогали ни уговоры, ни угроза наказания, ничего. Единственной, кого Дерек подпускал к себе тогда, была малышка Кора, обеспокоенно жавшаяся к старшему брату, старающаяся развеселить его, заставить улыбнуться. Младшей сестре Дерек отказать не мог, а вот на Лору, тоже искренне пытающуюся помочь, срывался.
Через неделю, глядя на осунувшегося, доведшего себя до какой-то шизофреничной апатии, сына, Талия просто вынуждена была признать, что запрещать брату появляться в особняке, вообще подходить к Дереку, было ошибкой, по крайней мере сейчас.
И это было дважды ошибкой потому, что Дерек понял, что именно мать запретила Питеру приезжать. Именно поэтому альфа не удивилась, когда поздно вечером сын, зайдя в ее комнату, открыто попросил разрешения переехать к дяде. Талия свое согласие дала, хоть и не была уверена в правильности этого решения. Но просить Питера вернуться в особняк она точно не собиралась – не хотела, чтобы отец Дерека знал об этих отношениях, не хотела, чтобы младшая дочь о чем-то подозревала. Смышленая Лора и так была в курсе, и, в отличие от матери, была категорически против подобного, о чем не раз высказывалась Талии.
Дерек вернулся в особняк через несколько недель, перед полнолунием, чуть успокоившийся, но непривычно хмурый. Питер приехал вместе с ним, периодически, будто неосознанно, ероша волосы племянника привычным, ласковым движением. Не заметить того, как подросток ластится под его руку, было сложно.
“Ему нужен не только я. Ему нужна семья, стая, ты должна понимать”, – Питер серьезно смотрел на сестру, чутко прислушиваясь к шагам племянника на втором этаже особняка. Талия прекрасно это понимала, даже лучше самого Питера, по большей части предпочитавшего позицию одиночки.
Они оба остались в особняке и после полнолуния, старательно скрывая свои отношения от родственников. Старательно, но не очень успешно – сложно хоть что-то скрыть в семье оборотней, максимум можно просто не выставлять этого напоказ.
Лора, демонстративно фыркнув, переехала в общежитие. Дерек продолжал по ночам тихо проскальзывать ночью в спальню дяди. Просто как в детстве забирался под одеяло, прижимаясь, пряча лицо; и совсем не по-детски требовал ласки, хотя бы самой простой, хотя бы самых легких, почти невинных прикосновений, почти родственных поцелуев. Это его успокаивало, вызывало в теле легкое томление, отвлекало от воспоминаний, которые ночная тьма неизменно будила в нем.
Талия в какой-то момент поняла, что любые попытки бороться с этой извращенной привязанностью бесполезны – Питер, поступив на заочное, дома появлялся редко, Дерек тоже много времени проводил в колледже, у обоих были какие-то интрижки, какие-то девушки, какие-то недолговечные отношения, но возвращались они всегда друг к другу.
В девчонках, проходящих через постель племянника Питер опасности не чуял, с некоторыми даже с удовольствием знакомился; Дерек так же ровно, даже равнодушно относился к его пассиям. С улыбкой выспрашивал у дяди те или иные подробности, сам рассказывал что-то в перерывах между тягуче-нежными, чувственными поцелуями.
Питер часто смеялся, что-то советовал; со смешливой издевкой, отдающей садизмом на грани с фетишизмом, ласкал племянника, одновременно задавая весьма личные вопросы, на которые юноша отвечал, срывая голос в очередном стоне. Старший Хейл чувствовал, что Дерек принадлежит только ему, Дерек знал, что дядя ни с кем больше не бывает настолько открыт и уязвим.
Питер, в полной мере удовлетворяя свою одержимость племянником, успокоился, расслабился, и пропустил тот момент, когда в жизни Дерека появилась Кейт.
========== Часть 11 ==========
Кора смотрит на шею Айзека несколько секунд, и, покачав головой, подхватывает с вешалки куртку, перекидывая ее через руку.
– Айзек, – у младшей из Хейлов темные глаза, и серьезные, почти мрачные интонации. – Айзек, ты хоть понимаешь, во что влез?
Подросток небрежно оглаживает ладонью шею, будто втирая отпечаток чужих челюстей на ней в кожу, и передергивает плечами, непонимающе глядя на молодую волчицу.
– Я ни во что не влазил. Если тебе так интересны отношения между мной и твоим дядей, то их больше нет. А это так… прощальный подарок, – Айзек поджимает губы, с вызовом глядя на внимательно слушающую его девушку. Кора не чувствует ни лжи, ни обиды, ни сожаления. Значит волчонка взрослый оборотень отпустил сам, и по его, возможно, просьбе. А напоследок загнал клыки ему в шею… зачем?
Поступки Питера сложно объяснить.
– Дерек будет недоволен, – ровно проговаривает девушка, на секунду задумываясь, не это ли было целью дяди. – Он твой альфа. Ему не понравится такая метка на твоей шее.
– Это мое личное дело, Кора, – Айзек ерошит волосы, обходя девушку, проходя в слабо освещенное помещение лофта.
Волчица успевает только пожать плечами, и тут же выскальзывает за дверь, заслышав шаги брата, спускающегося на первый этаж.
Дерек знает, зачем Айзек пришел – вчера волчата устроили на полу первого этажа завал из учебников и книг по экономике, разбирали какие-то темы перед тестом, периодически дергая Питера, экономическое образование которого Дерек волчатам с удовольствием сдал бы, если бы до него этого не сделала Кора; и Айзек свои учебники умудрился забыть на столе, уходя.
Питер добродушно огрызался, но на Айзека почти не смотрел, а волчонок не делал попыток прильнуть к бывшему альфе. Дерека это вполне удовлетворяло ровно до нынешнего момента. До момента, когда Айзек притащился в его логово, распространяя вокруг яркий запах секса со старшим Хейлом, светя его укусом на шее и улыбаясь странной безмятежной улыбкой.
Дерек прокручивает в голове слова Лейхи, обращенные к его сестре, и, жестко проведя пальцами по чуть припухшему – Питер хорошо постарался, чтобы укус не сходил несколько часов, – следу клыков, спрашивает:
– Прощальный подарок, значит? У Питера странный вкус на такие вещи.
Айзек молчит, отводя взгляд, и альфа слышит, как ритм его сердца начинает отдавать испугом. А еще запах становится сладковато-томным, будто мальчишка сейчас, стоя перед своим альфой, вспоминает, как в его тело медленно, почти нежно входили клыки оборотня, как боль дополнялась удовольствием от глубоких, медленных движений, от ласкающих рук, от тяжести мощного горячего тела. Дерек коротко рычит, сгоняя наваждение, прогоняя воспоминания, и невольно касается пальцами своей шеи.
Питер даже уходя, – особенно уходя, – умеет остаться в памяти.
***
О Кейт Талия знала мало, почти ничего, но она хотя бы знала, что у сына появилась постоянная девушка. Не то чтобы это обстоятельство сильно отразилось на общении Дерека с дядей, но альфа не оставляла надежды как-то разорвать эту аморальную, неожиданно крепкую связь. Любая девица представлялась лучшим вариантом, чем ее собственный брат.
Разговор с Питером вышел тяжелым, хоть это и не стало неожиданностью для Талии. Юноша презрительно кривил губы, смотрел на сестру с вызовом и злостью, но ослушаться альфу не посмел. Талия попросила брата уехать – Нью-Йорк, Вашингтон, куда захочет, лишь бы до города было не меньше пары дней пути на машине от Бейкон Хиллс. Молодому оборотню пришлось согласиться, альфа не оставляла выбора, давила на чувство ответственности, качала головой в ответ на все доводы младшего брата.
– То есть, ты предлагаешь мне статус омеги? – юноша, сдерживаясь, цепляет когтями узорчатую обивку на подлокотниках кресла.
– Питер, ты останешься в моей стае, – женщина делает короткую паузу, внимательным взглядом окидывая брата. – Если захочешь.
– И лучше бы мне не захотеть, – Питер кивает, кривясь.
– Не говори глупостей, – альфа вздыхает, ей самой давно уже надоела сложившаяся ситуация. – Решай сам. Но я хочу, чтобы ты был как можно дальше от моего сына, Питер. Это ненормальная привязанность, я не могу больше смотреть сквозь пальцы на ваши отношения. И я надеюсь, что ты меня поймешь. Я не собираюсь слишком тебя торопить, но после следующего полнолуния ты должен уехать.
– Это называется “не слишком торопить”, сестренка? – юноша фыркает, поднимаясь с кресла. – Как скажешь, альфа, – выделяет последнее слово насмешливой едкостью. – У меня выбора нет, я понимаю.
Питер пожимает плечами, пятясь от сестры, отступая все дальше к двери. Юноша выглядит расстроенным, взъерошенным и злым, радужка голубых глаз периодически всполохами окрашивается в золотой, но Питер контролирует себя, не обращаясь, хотя сознание заливает желанием вцепиться альфе в горло, доказать ей, насколько ему нужен Дерек.
Питер сдерживается, отступая, прислоняется спиной к двери, низко опуская голову.
– Питер, – женщина старается говорить ласково. Ей хотелось бы донести до брата мысль, что если бы не эта невозможно-ненормальная связь с ее сыном, то все было бы в порядке и ей не пришлось бы принимать таких мер. – Послушай, для меня это нелегкое решение. Ты мой брат, ты мне почти как сын, но у меня просто нет другого выбора. Вы оба мне его не оставили. А я слишком долго потакала этому кошмару.
Оборотень морщится на последнем слове, резко вскидывая голову и упираясь в альфу горящими золотом глазами.
– Это все, что я хотела тебе сказать, Питер. Я должна защищать свою семью. Любой ценой. И даже от тебя.
– И что мне сказать твоему сыну? – юноша кривится, разглядывая сестру, не тая насмешливой злости в своем голосе, и тут же качает головой, даже не дожидаясь ответа альфы. – Нет, Талия. Нет. Этого я ему не скажу, не стану облегчать тебе задачу. Я не позволю Дереку думать, что это мое решение.
========== Часть 12 ==========
Айзек испуганно замирает, не смея пошевелиться, не смея отойти, не смея даже поднять взгляд на своего альфу. Дерек тянет трепещущими ноздрями воздух, и Айзек видит как чуть удлиняются, заостряясь, его уши. И Дерек близко, слишком близко – что там говорил Стилински о личном пространстве? Дерек действительно не знает, что это. Ни он, ни его дядюшка, от воспоминаний о котором тело все еще сковывает сладкой истомой. И Дерек, чувствуя изменения в запахе подростка, коротко взрыкивает – Айзек закрывает глаза, – и отходит на шаг, скрещивая на груди руки.
Дереку стоит признать – и он признает, – что запах Питера на этом мальчишке выводит из равновесия, что укус на шее – это отвратительно интимная провокация, что со старшим Хейлом определенно нужно поговорить о происходящем.
Айзек тихой мышью проскальзывает мимо своего альфы, подхватывая со стола свои учебники, торопливо запихивает в рюкзак, и коротко, обозленно взрыкивает, когда Дерек толкает его на диван, наклоняясь следом, вжимая когтистую ладонь в грудь, не раня, но не давая сдвинуться. Волчонок несколько секунд смотрит в алые, бешеные глаза вожака, и принимает решение: запрокидывает голову, укладывая затылок на спинку дивана, открывает, подставляет шею, показывая свою абсолютную покорность.
Лейхи, кажется, начинает понимать, о чем говорила ему Кора, когда альфа, обратившись, наклоняется ближе к шее, ведя носом вдоль изгиба, когда кожу обдает влажное дыхание, когда Дерек почти вжимается лицом – мордой? – в невыносимо пахнущую Питером – обнаженным, возбужденным, жаждущим и… чужим, – шею.
Дерек отталкивается от его груди, вставая на ноги, меряет своего бету тяжелым взглядом, проговаривая:
– Никому не позволяй оставлять на себе метки, Айзек. Это могу делать только я. Пока что. Тебе ясно? – рычит тихо и угрожающе, и подросток быстро кивает, закрывая глаза.
– Иди, – альфа кивает в сторону выхода, не провожая взглядом метнувшегося на свободу волчонка.
Дерек опускается на диван, точно так же запрокидывая голову, бездумно глядя в потолок. Ладонь едва скользит по шее, вылезшие когти чуть царапают кожу.
Навряд ли Питер придет сегодня, чертов безумный провокатор. Сегодня наверняка не явится – даст время подумать, даст время остыть, дойти до нужной кондиции.
Альфа усмехается, мысленно почти сдаваясь. Соглашаясь на разговор – о чем? Мысли об этом в голову не идут. Дерек думает о том, что с момента возвращения Питера из мертвых, так ни о чем с ним и не разговаривал, ничего не хотел слышать, и сейчас почти не хочет. Своих возможностей на этот счет Дерек не переоценивает – Питеру почти ничего не будет стоить заговорить племяннику зубы при желании. С другой стороны, у младшего Хейла тоже есть кое-какой опыт за плечами.
Альфа поднимается с дивана, решая, что еще как минимум день Питер ему даст на раздумья, только потом явится смотреть на результаты своих откровенных провокаций, и этого времени ему хватит, чтобы обдумать дальнейшие варианты развития событий.
Дерек успевает дойти до двери – собирается на тренировку, – и, открыв ее, нос к носу сталкивается с Питером, невольно втягивая его запах в легкие. Стоит признать предусмотрительность старшего Хейла – ни намека на запах кудрявого волчонка. Питер пахнет только собой – чисто, ярко, почти слишком откровенно.
Дерек невольно делает шаг внутрь квартиры, цепляясь взглядом за чуть ехидную усмешку, и губы, медленно проговаривающие: “Поговорим?”
