Текст книги "Мне снишься ты (СИ)"

Автор книги: Чиффа из Кеттари

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

========== Часть 1 ==========

Тепло прижимающегося к спине тела абсолютно живое, не эфемерное, самое настоящее. Стайлз на долю дюйма подается назад, чтобы прижаться теснее, прочувствовать рельефные изгибы мышц, чтобы убедиться, что это снова он. Хотя, кто еще может прийти сюда?

Дыхание теплое и влажное, какое-то пошло-изнемогающее, но с чужих губ не срывается ни единого звука. Теплый воздух, вырвавшись из чужого рта, тонкой пленкой оседает на коже: за ухом, на шее, у кромки волос. Волк дышит неровно, прерывисто, будто только что пробежал чертову уйму километров.

Стайлз не удивится, если окажется, что это правда, но у него никогда нет возможности выяснить: губы немеют, язык кажется огромным неповоротливым, непослушным слизняком, не реагирующим на команды мозга, голосовые связки будто вырезаны – иначе Стайлз не может объяснить свою неспособность издать ни единого звука.

Волк жмется теснее и интимнее, но в его движениях не чувствуется похотливой пошлости, ощущается что-то другое, куда более глубокое, с болезненным привкусом и горьким послевкусием, приправленным необычайной сладострастностью, кажущейся чем-то запредельно неправильным даже здесь, сейчас, в мире без звуков, в мире бесконечной темноты, в мире, где есть только два живых – а живых ли? – существа.

Дыхание зверя за спиной выравнивается, грудная клетка вздымается ровно и протяжно, будто хищник силится завыть или зарычать, но, как и всегда, из глотки не вырывается ни звука.

Стайлз хотел бы закрыть глаза, чтобы не видеть того, что увидит дальше, но эта реальность не позволяет ему уйти от нее, цепляется тонкими ложноножками за нервные окончания, не давая им работать в правильном режиме, не давая им подчиняться мозгу, не давая Стайлзу подчиняться самому себе. Юноша слегка проседает под привычной теплой тяжестью, опустившейся на его плечи. Волк вытягивает вперед руки, опираясь на человека, демонстрирует алые от крови манжеты и рукава белой шелковой рубашки, демонстрирует ладони, полностью изукрашенные алыми потеками, пальцы, с которых еще стекает теплая, не свернувшаяся кровь. Багровая жидкость собирается под когтями и между пальцами, впитывается в немного огрубевшую кожу, собирается густыми каплями на кончиках когтей, и Стайлз снова подставляет под стекающую кровь свои лодочкой сложенные ладони, стараясь поймать падающие капли, а когда оборотень обессиленно и обреченно опускает руки – ловит его ладони, сжимая, гладя, растирая чужую кровь по своим пальцам.

Сон прерывается внезапно, без каких-либо прелюдий.

В одну ночь Стайлз может проснуться от своего крика, разбудить шерифа, может трястись полночи после этого, не зная, куда спрятаться от этого видения, несмотря на то, что прекрасно знает – второй раз за ночь волк в его сон не придет.

А иногда Стайлз просыпается от сотрясающего тела оргазма, от удовольствия, прошивающего каждую клетку тела, и тогда до утра подросток лежит, глядя на ровный скучный потолок. Успокаивается его нарочитой скучностью, упивается ей, гоня от себя мысли о мужчине, приходящем к нему во сне.

Стайлз готов поклясться, что у него нет никаких сверхъестественных способностей (разве что кроме сверхспособности доставать Дерека в два слова, а всех остальных людей – в пять), готов поклясться, что не записывался ни в какой Гринпис или Общество Помощи Сумасшедшим Оборотням.

Стайлз уверен, что ничем не может помочь волку, приходящему к нему во сне по нескольку раз в неделю.

Стайлз невольно задерживает взгляд на ладонях Питера каждый раз, когда видит его. Бывший альфа лишь усмехается, решая, по всей видимости, не обращать внимания на причуды неугомонного мальчишки.

И Питер никогда не носит белых рубашек.

А ночью приходит снова, бесшумно подступая к замершему посреди черного и пустого ничто человеку. Снова прижимается грудью, снова показывает окровавленные руки, все повторяется раз за разом не неделю и не месяц, почти полгода, и Стайлз следует четко выверенному сценарию короткой нереальной пьесы.

========== Часть 2 ==========

Однажды, когда Стайлз вновь засматривается на лежащие на столе руки Питера, бывший альфа отвлекается от монитора ноутбука и, наклонившись вплотную к уху мальчишки, тихо, жарко и пошло выдыхает:

– У тебя фетиш на мои руки?

Стайлз вздрагивает, отшатывается, вскакивая на ноги, стараясь не смотреть на усмехающегося мужчину. Но все равно смотрит – Хейл разглядывает свою правую ладонь, то выпуская, то убирая когти, чуть улыбается, качая головой и кося взглядом на Стайлза.

Стайлз предпочитает сбежать.

Но в следующий раз Питер щурится почти сердито, вновь поймав на себе долгий, изучающий взгляд мальчишки.

– Или у тебя фетиш на меня, мальчик? Что ты меня рассматриваешь каждый раз, как экспонат в музее?

– Изучаю, – Стайлзу до смерти охота показать оборотню язык. – Ты же опасный психопат и все такое. Вот, присматриваюсь к твоему поведению.

Хейл устало хмыкает – видно, что шуточки про “опасного психопата” поднадоели ему давно и изрядно.

Стилински задумывается – какого черта они двое постоянно остаются наедине. Будто вселенная считает, что кроме Стайлза больше некому составить компанию плохому волку ни в реальности, ни во сне. Мысли быстро ускользают под внимательным взглядом холодных голубых глаз.

Питер поднимается с кресла – Стайлз впервые обращает внимание на странный геометрический узор обивки, – проходит мимо журнального столика со стеклянной крышкой и подходит к подростку, чуть наклоняясь. Волк шумно тянет носом воздух, демонстративно принюхиваясь, едва ли не касаясь шеи человека. Стайлза пробирает дрожью от этой близости – снова нежеланной, – и он с силой ударяет оборотня в плечо, стараясь оттолкнуть от себя. Вервольф делает шаг назад, на секунду, с коротким рыком, трансформировавшись, но быстро возвращает контроль человеческой своей сущности, скрещивая руки на груди и наклоняя голову к плечу.

Стайлз, хоть и старается снова не смотреть на мужчину, невольно усмехается этой позе – Хейл похож на большого сердитого пса, увидевшего что-то любопытное, непонятное и немного не вписывающееся в его картину мира.

– С каких пор ты меня боишься, Стилински? – бывший альфа в этот раз предпочитает не заходить издалека.

– И с чего ты взял, что я тебя боюсь, большой серый волк? Ты опасный психопат, иногда развлекающийся массовыми убийствами в перерыве между бокалом коньяка и очередной книгой в вычурном кожаном переплете, чего мне тебя бояться? – мальчишка вновь пялится на руки бывшего альфы, стараясь не замечать услужливо подкидываемого мозгом образа этих же рук, покрытых кровью.

– Стилински, ты отвратительный врун, – Питер раздраженно закатывает глаза.

– Ты имеешь в виду, что я отвратительно лгу? Или что я отвратительно нагло лгу?

– Я имею ввиду, что ты отвратительно много болтаешь. И отвратительно откровенно на меня пялишься, – тонкие губы изгибаются и немного зло. – Что ты такого во мне внезапно увидел?

– А что тут можно увидеть? Все та же язвительная ухмылка, футболки с пошленьким вырезом, и тонна сарказма, – Стайлз отступает на несколько шагов. – Мне пора.

– Куда?

Подросток изумленно приоткрывает рот, передергивая плечами.

– С каких пор тебе это интересно? Я могу вообще посчитать это домогательством…

– Куда ты сейчас идешь, Стайлз? – Питер даже не усмехается, лишь наклоняется еще немного ближе.

– Дела у меня, волчище. Я подросток и у меня дела. Целые горы дел. Я еще не все порно в интернете пересмотрел, ты же понимаешь, – мальчишка бормочет все тише и невнятнее, нервно вцепляясь пальцами в край извечной красной худи.

– То есть, ты идешь домой? – оборотень настойчиво заглядывает в глаза, раздражает навязчивостью и неприятием факта существования чужого личного пространства.

Стайлз, неожиданно для себя, кивает настолько неуверенно, будто Хейл только что спросил, понимает ли Стайлз, каким образом понятие Т-дуальности относится к теории суперструн.

– Ты помнишь, как дойти до дома? – обеспокоенности в голосе Хейла не слышится, только гольное любопытство.

Стайлз раздраженно фыркает, поворачиваясь к оборотню спиной.

Проблема состоит в том, что Стайлз не может представить себе не то что карты ближайшей местности, но даже схемы предстоящего маршрута.

Но до дома он добирается, а ночью ему снова снится Питер. Навязчивый, жаркий, молчащий. Горячее дыхание дурманит, запах крови будто отключает способность мыслить. Оборотень проводит окровавленными руками по ладоням мальчишки, подныривает пальцами под красную толстовку, гладит кожу влажными теплыми пальцами, и Стайлз дрожит от его прикосновений, возбуждаясь все сильнее, чувствуя нарастающий жар и тяжесть разгоряченного тела за спиной. Обернуться так и не получается, все что Стайлз может себе позволить – завести назад руки, сжимая бедра оборотня, прижимая его к себе.

Все еще влажные от крови пальцы подбираются к соскам, теребят, ласкают, часто касаются напряженной плоти. Стайлз не чувствует боли, но он совсем не уверен, что сейчас влага на пальцах оборотня – это не его, Стайлза, кровь. Она стекает тонкими ручейками, согревая холодную кожу, впитываясь в ткань мягких домашних штанов, и Стайлз, пугаясь, сильнее вцепляется в бедра волка, вжимая его в себя, стараясь не думать о явно крупном возбужденном члене, прижимающемся к ягодицам.

Подросток просыпается под утро, выстанывая чужое, не вызывающее никаких теплых чувств имя, едва ли не плача от собственного бессилия.

***

Через несколько недель Стайлз сам приходит к нему – измотанный, побледневший, от него дурно несет передозом аддерала, длинные тонкие пальцы дрожат, а голос хриплый и ломкий.

– У меня проблемы со сном, – мрачно информирует Стайлз поднявшегося ему навстречу альфу.

– Я не психоаналитик, Стилински, – волк смотрит настороженно и странно.

– Мне снишься ты, – Стайлз старательно фокусируется взглядом на Питере, потому то окружающая обстановка, стоит обратить на нее внимание, расплывается, превращается в темное дрожащее пятно. Стайлз думает, что действительно переборщил с аддералом, куда сильнее чем бывало когда-то в моменты депрессий. Хотя, быть может, дело в недостатке сна.

Питер реагирует предсказуемо – пошло ухмыляется, показывая вполне человеческие клыки, а затем смеется, запрокидывая голову.

– Правда? – отсмеявшись, снова смотрит на подростка. – Занимательно. Надеюсь, это никак не связано с тем недосмотренным порно, о котором шла речь в прошлый раз?

– Нет, – Питер удивленно вскидывает брови, когда мальчишка не отвечает ему привычной пулеметной очередью сарказма. – Нет, ты просто… приходишь. И руки в крови. Много крови, она еще теплая и пахнет омерзительно. Я это вижу уже каждую ночь. Раньше было реже, а теперь – каждую ночь… А иногда… – подросток краснеет, низко опуская голову и замолкая. – Неважно.

– Стайлз, – Хейл делает шаг вперед, приближаясь к вздрогнувшему человеку.

– Свали из моей головы, пожалуйста, – бывший альфа никогда не слышал таких умоляющих интонаций в голосе мальчика. – Пожалуйста, Питер, я просто не могу больше. Я не знаю, какого черта ты творишь, я не знаю, на кой хрен ты лезешь в мою голову, в мои сны, просто свали!

– Тише.

Волк хмурится.

– Стайлз, я не лезу в твои сны. Мне ничего от тебя не нужно.

У мальчишки дрожат губы, брови сходятся к переносице, когда он начинает остервенело мотать головой.

– Как думаешь, я тебе верю, волчара? Думаешь, это возможно? Каждую хренову ночь, – Стайлз сжимает кулаки. – Все пропахло кровью. В моих снах все пропахло кровью. Я не могу спать. Я не хочу спать. Я не хочу… – человек снова резко обрывает мысль – Питер чувствует терпкий запах стыда.

– Перескажи, что происходит, – оборотень коротко сверкает холодной лазурью глаз, надеясь, наверное, утихомирить этим мальчишку.

Стилински предпочитает показать – разворачивается к оборотню спиной, чуть притопывает, и приказывает:

– Вытяни руки.

Вервольф слушается, вытягивая обе руки, опираясь на плечи подростка, и Стайлз немного подается назад, мягко притираясь спиной к груди Хейла.

– Вот. И я стою, не могу обернуться. Только смотрю на твои руки, а с них кровь стекает. Очень много крови – на рукавах рубашки, на запястьях, на ладони, на когтях, все в крови. И её запах повсюду.

– Если ты не можешь обернуться, то откуда знаешь, что это я прихожу? – Питер говорит тихо, практически шепчет в самое ухо, и Стайлза бросает в дрожь от того, как теплым дыханием обдает кожу. Все как во сне.

– Стайлз?

– Я просто знаю. Всегда знал, что это ты, – мальчишка ведет ладонями по рукам оборотня, от предплечий к запястьям, изучающе оглаживая, затем медленно ощупывает ладони, нервно касаясь горячей кожи холодными, чуть влажными пальцами, и удовлетворенно кивает.

Стайлз почти видит стекающую с рук мужчины кровь, и невольно старается стереть ее, чувствуя, как Хейл прижимается щекой к виску, некоторое время молча наблюдая за его действиями.

– Это все? – шепот задумчивый и мягкий, обволакивающий. – Больше ничего не происходит?

– Остальное – не твое дело, – со злостью бросает подросток, выворачиваясь из-под рук оборотня. – Если ты ничем не можешь мне помочь, то я и не должен нихрена тебе рассказывать. Ты можешь мне помочь?

Волк зло и насмешливо скалится в ответ на агрессию, бросая едкое:

– Я не прихожу к тебе, Стайлз. Поверь, у меня есть куда более интересные занятия. Вламываться в мокрые сны семнадцатилетнего подростка – не мой фетиш.

Юноша молчит некоторое время, сбито дышит, то сжимая, то разжимая кулаки, смотрит на носки своих потрепанных конверсов, мелко, зябко вздрагивает, зло прикусывая нижнюю губу. Злость отступает, на ее место приходит усталость, обреченность и жалость к самому себе.

– И ты не знаешь, что происходит? – юноша безвольно опускает руки, не оборачиваясь к отстранившемуся оборотню.

– Не имею понятия, – Стилински удивляется, услышав в голосе волка ноты беспокойства.

– Что ж… Жаль, – Стайлз делает шаг в сторону, еще один, стараясь разглядеть в окружающем сумраке хоть что-то. – Придется тебе поверить.

Очертания серых стен расплываются перед глазами, покачиваясь, и подросток, перебарывая тошноту, снова оборачивается к Хейлу, фокусируясь. Мир приобретает некую, все еще недостаточную резкость.

– Заканчивай с таблетками, Стайлз, – Питер немного раздраженно вздыхает, тянет носом воздух, принюхиваясь. – Сколько? Две дневных дозы? Три?

– Пока две, – Стайлз цепляется взглядом за стоящий позади Хейла диван, затем отводит взгляд чуть вбок, осматривая низкий кофейный столик, чуть поворачивает голову, теряя Питера из виду, и мир снова становится мутно-серым пятном. – Но еще одну или две вместо сна. Сложно считать, – Стилински отвечает на автомате, сдерживаясь, пытаясь найти взглядом стол.

– Твое желание сдохнуть даже меня угнетает, – бывший альфа делает шаг в сторону, отворачиваясь, и Стайлз чувствует, как к горлу снова подступает тошнота. Мальчишка мечется взглядом по помещению, пытаясь вновь отыскать мужчину, и только найдя – успокаивается, делает глубокий вдох.

Питер наблюдает за ним с любопытством, чуть хмуря светлые брови.

========== Часть 3 ==========

Питер приходит ночью – настоящий, по-животному жаркий, молчаливый. Стайлз пытается сорваться с постели, смутно надеясь, что это его сон принял новые очертания, смутно опасаясь этого же. Но там, под закрытыми веками, всегда тихо, есть только тепло и прикосновения, а сейчас Питер негромко, веско роняет “Успокойся и спи”, коротко удерживая пытающегося скатиться с кровати Стайлза за плечо. Стилински боится обернуться, но слушается, принимая происходящее с какой-то тоскливой покорностью, от которой ему самому хочется зарыдать. Хейл соблюдает дистанцию в пару-тройку дюймов, но Стайлз все равно чувствует жар его тела, сквозь свою рубашку, сквозь тонкий джемпер Питера, и тепло это неожиданно успокаивает, усыпляет – Стайлз проваливается в омут глубокого, неожиданно спокойного сна, и спит до самого утра, просыпаясь не от собственного крика или стона, не от сковывающих тело, слишком сильных, неприятных ощущений, а просто от желания проснуться.

Постель еще хранит тепло чужого тела, а окно в комнате открыто.

Следующей ночью Питер приходит снова, и на этот раз грубо зажимает Стайлзу рот рукой, когда тот пытается его спросить о том, что происходит. Прикосновение пугает, сердце тяжело бухает в грудной клетке, когда широкая ладонь накрывает губы, когда неласковые пальцы вжимаются в щеку, причиняя боль. “Спи” – снова выдыхает Хейл в затылок юноши, и, выждав несколько секунд, убирает ладонь от его лица.

Стайлзу не нравится происходящее, и больше всего не нравится упираться взглядом в мутно-серую неопределенность, которая вроде бы, по логике, должна быть стеной его комнаты.

– Можно я перевернусь? – едва слышно проговаривает Стайлз, прислушиваясь к размеренному дыханию за спиной.

– Зачем? – недовольный шепот наверняка сопровождается едкой усмешкой.

Молчание затягивается, Стайлз неуверенно пожимает плечами, глядя на свои, сминающие однотонную простынь, подрагивающие пальцы.

Хейл со вздохом сдается.

– Повернись. Стайлз, повернись ко мне, – повторяет, когда подросток не реагирует на первое разрешение.

Стилински оборачивается рывком, осторожно протягивая руку, и касаясь раскрытой ладонью груди оборотня. Стайлз поджимает губы, поднимая на мужчину вопросительный взгляд, и Питер приподнимается на локте, чуть вскидывая брови, намекая, что Стайлзу неплохо бы озвучить свой вопрос.

– Ты можешь мне сказать, что то, что происходит – не сон? – неуверенно выговаривает Стайлз, скрещивая руки на своей груди.

– Могу, – легко, не задумываясь, отвечает Хейл, и Стайлз хмурится сильнее, понимая, что на неверно заданный вопрос получил ожидаемо ненужный ответ.

– Я имел в виду – это правда? То, что сейчас происходит – правда?

– Стилински, или спи, или философствуй здесь в одиночестве, – светящаяся лазурь окрашивает кромку радужки. – Ты меня понял?

– Я тебя понял, – чуть приторможенно отвечает Стайлз, опуская вдоль тела руки и наклоняя голову, почти упираясь макушкой в грудь мужчины.

***

Питер приходит несколько ночей подряд, и Стайлз чувствует себя ощутимо лучше с каждым наступившим утром. Чужое дыхание, чужое тепло, чужое тело не неприятны, уже почти привычны; прогибающийся под дополнительным весом матрас – гарант спокойствия, сна без сновидений, сна, когда Стайлз действительно спит. И тем страшнее в одну из ночей не услышать едва различимых шагов подходящего к кровати мужчины, не почувствовать, как тот ложится рядом на постель, не ощутить его странной, неизвестно чем обусловленной, защиты.

Сон не идет, точнее, он подкрадывается, тянет свои теплые мягкие щупальца, а Стайлз упорно старается не закрывать глаза, пытаясь понять, почему, после стольких ночей, проведенных в этой комнате, сегодня Питер не пришел.

Ответ приходит глубоко заполночь, и Стайлз срывается с постели, подходя к незашторенному окну, высовывается из него, едва удерживаясь пальцами за подоконник, чтобы удостовериться, чтобы увидеть в небе далекий молочно-серебристый лик полной луны.

“Полнолуние”, – несколько раз четко проговаривает про себя Стайлз. “В полнолуние оборотни дома не ночуют, это точно”. Неуместное “дома” вызывает короткий смешок. “В полнолуние оборотни…” Стайлз пожимает плечами, не до конца уверенный в том, что знает или хочет знать, чем оборотни, подобные Питеру Хейлу, занимаются в полнолуние.

Стайлз меряет шагами комнату, рассматривая серые стены, серые плакаты, изображение на которых не представляется возможным рассмотреть, серую мебель, серый и тусклый свет лампы, все вокруг неопределенно-пыльного цвета на первый взгляд, но стоит задержаться на чем-то, начать рассматривать, как что-то начинает меняться, как если бы Стайлз видел перед собой красного цвета настольную лампу, но не смог бы объяснить, что она именно красная даже самому себе.

Усталость наваливается огромным снежным комом, и Стайлз сползает по стене на пол, все еще не отрывая взгляда от чертовой настольной лампы, от одного вида которой желудок сжимает спазмами. Остается только лишь отвести взгляд, вцепиться пальцами в волосы, и попытаться не дать себе уснуть.

На этот раз Питер – тот, что приходит во сне, – настойчив и пугающ больше обычного. По длинным пальцам струится кровь, и Стайлз смотрит и смотрит на его ладони, не в силах отвести взгляд, снова вдыхает тошнотворный запах крови, отшатываясь, невольно прижимаясь к оборотню спиной, когда одна ладонь накрывает его лицо, мазнув липкой теплой влагой вниз, к шее, а вторая блуждает по груди, по животу, где-то сжимая сильнее, где-то едва ощутимо поглаживая. Толстовка тяжелеет от впитавшейся крови, а она никак не останавливается, пачкая белый шелк рубашки Хейла.

Но сон обрывается – резко, непривычно, – обрывается болью в переносице, от столкновения с чужим твердым плечом, обрывается тихим злым рыком, обрывается жесткими, болезненными прикосновениями с трудом контролирующего свою силу оборотня.

Стилински выдыхает с непередаваемым облегчением, даже не думает сопротивляться сжимающим его рукам, только благодарно трется щекой о темно-синюю ткань, обтягивающую плечо Питера – то ли футболка, то ли еще что-то.

– Не молчи, – жестко приказывает Хейл, и Стайлз внезапно сонно улыбается этому тону, мотая головой, когда мужчина встряхивает его за плечи. – Стайлз? – вот теперь в его голосе слышится беспокойство, но совсем невовремя, по мнению Стайлза. Стайлзу хорошо, его избавили от кошмара, у него немного побаливает переносица и бок, который Питер слишком сильно сжал несколько секунд назад, да и плечи, в которые тот впивается пальцами, тоже начинают болеть, но все это сущие мелочи.

– Лампа красная, – медленно проговаривает Стайлз, кивая в сторону злосчастной лампы.

Хейл приподнимает брови, оборачиваясь, и через несколько мгновений поворачивается обратно, к Стайлзу, рывком поднимаясь на ноги и дергая вслед за собой несопротивляющегося подростка. Стилински понимает, что у него затекли ноги, когда он, качнувшись, упирается ладонями и носом в грудь мужчины. От Питера пахнет хвоей, одеколоном и, немного, мокрой шерстью, но после въедливого запаха крови этот – едва ли не лучший в мире.

– Она не красная, – ровно произносит Хейл, буквально кидая Стайлза на “его” половину кровати.

Стилински перекатывается набок, чтобы еще раз взглянуть.

– Красная, – повторяет с легким сомнением. – Точно.

Питер качает головой, и Стайлз недоумевающе хмурится.

– Ну футболка-то на тебе синяя?

– Футболка – синяя, – Питер мельком оглядывает себя, чтобы удостовериться, – но лампа не красная.

– А какая-по твоему? Алая? Цвета рассвета над морем? – Питер, судя по взгляду, почти готов улыбнуться – или усмехнуться, но неясная Стайлзу обеспокоенность перевешивает, Хейл ложится на кровать в привычной манере проговаривая:

– Спи.

– Ответь немедленно, – Стайлзу нечем угрожать оборотню, это он от него зависит, а не наоборот, но Стилински решает рискнуть необычной благосклонностью Хейла.

– Зеленая, Стайлз. Лампа – зеленая.

– Ага, конечно, – Стилински недоверчиво смотрит на демонстративно закрывшего глаза оборотня, а затем вновь бросает взгляд на дурацкую, изумрудно-зеленую лампу.

========== Часть 4 ==========

– Чем занимаешься? – Стайлз вздрагивает, поворачиваясь к окну. Питер с хмурой задумчивостью рассматривает колыхающуюся на ветру занавеску, затем переводя не менее хмурый и задумчивый взгляд на Стайлза.

– Какое тебе дело? Отстань со своими дурацкими… – Стилински замолкает, низко опуская голову, почти упираясь лбом в столешницу письменного стола, за которым сидит. – Ладно, извини, я погорячился. Ничем я не занимаюсь, – Стайлз неуверенно оглядывает пустой письменный стол. – Кажется. Почему ты пришел?

Питер проходит в комнату, бросая на столешницу тонкую книгу без каких-либо надписей на обложке, без картинок, вообще без опознавательных знаков.

– И что это? – Стилински кривится, перелистывая пустые белые страницы.

Хейл наблюдает за ним с мрачным удовлетворением.

– Ты можешь мне что-нибудь объяснить, волчара? Что происходит?

– Не могу, – бывший альфа садится на кровать и несколько секунд молчит, сосредоточенно рассматривая ножку стола.

– Чувак, ты меня беспокоишь, серьезно, – Стайлз вздыхает. – Нет, я тебе безмерно благодарен за то, что ты ночами приходишь меня спасать от себя самого, но… Я подозреваю, что ты сам виноват, ну, ты же мучил Лидию кошмарами. Может ты и меня? Ну… случайно там или как.

– Нет, – жестко обрывает его оборотень, откидываясь поперек постели и подкладывая руки под голову. – Я точно ничего не делаю.

– Почему тогда мне снишься ты? И почему мне ничего не снится, когда ты рядом? – Стайлз поворачивает стул, чтобы удобнее было рассматривать мужчину.

– Я не знаю, почему у тебя такие странные сны, – медленно выговаривает Питер, рассматривая потолок. – Послушай меня, мальчик…

– Э-эй! – Стилински возмущенно фыркает. – Ты, престарелый дядюшка-оборотень, выбирай выражения!

– Замолкни, – Хейл лениво скалит клыки, продолжая смотреть на потолок. – Делай то, что я тебе говорю, ясно? Или черта с два я еще хоть раз приду вытаскивать тебя из твоих кошмаров.

– Я приду к тебе и буду тебя доставать, пока ты не согласишься, – Стайлз легкомысленно улыбается.

– Опиши мне дорогу от твоего дома до лофта. На какой улице сворачивать, в какую сторону. Давай.

Улыбка сползает с лица Стайлза, уступая место недовольной, обиженной гримасе.

– Ты издеваешься? Купи себе навигатор, блохастый.

Питер предпочитает пропустить мимо ушей лишнюю болтовню и, снова сев на кровати, едко усмехается, не сводя взгляда со Стайлза и выжидающе приподнимая брови.

– Я паршиво объясняю, – Стилински неопределенно взмахивает руками. – Едешь, едешь и упираешься в огроменную складскую махину в самом захезанном районе города. Ладно, райончик не самый паршивый, но так себе.

– И сколько времени занимает дорога? Если ехать со средней скоростью?

– У нас сегодня день идиотских вопросов? – Стайлз отворачивается. – Прекрати меня пугать, волчара. Что за стремную книжку ты приволок?

– Не нервничай, – Питер в пару шагов оказывается за спиной у Стайлза, укладывая ладонь на его затылок, но продолжить не успевает, потому что Стайлз срывается на истеричный хриплый шепот:

– Вот сейчас я реально нервничаю. Очень даже. Питер, ты бы не мог меня не трогать, пожалуйста?

Стайлза пробирает сильной дрожью, но он не пытается уклониться от прикосновения, просто сидит, замирая, продолжая вздрагивать до тех пор, пока Хейл не убирает ладонь.

– Хорошо, – в голосе оборотня преобладают задумчивые интонации. – Стайлз, я тебе повторяю: ты делаешь то, что я тебе говорю, или остаешься со своими кошмарами один на один. Я не стану тебе помогать. Я вообще далек от идеи безвозмездной помощи.

– Ну, в этом-то никто не сомневается, – Стайлз даже почти не дышит, смотря ровно перед собой – Питер не сразу догадывается, что с ним, а сообразив – уходит из-за спины мальчишки, становясь сбоку. Стайлз шумно выдыхает, поднимая на него взгляд. – Что ты от меня хочешь?

– Чтобы ты делал то, что я говорю. Иначе я тебе помочь не смогу. Решай.

– Мало ли что придет тебе в голову, волчара, – Стайлз качает головой, кривясь. – Сделки с тобой по определению не могут быть выгодными ни для кого, кроме тебя…

– У меня есть выгода в том, чтобы ты пришел в норму, – Питер облокачивается на стол, наклоняясь к подростку. – И чем скорее, тем лучше. Мое терпение не бесконечно.

– Зачем тебе это? – растерянно тянет Стилински, неуверенно отодвигаясь от слишком близко наклонившегося оборотня.

– А вот этого я тебе докладывать не обязан, – Хейл усмехается, выпрямляясь и скрещивая руки на груди. – Ну так как?

– Ладно, – Стайлз медленно кивает. – Но я откажусь, если меня перестанут устраивать условия сделки. И я понимаю, что ты тогда больше не придешь.

– Меня устраивает, – бывший альфа отходит от стола, на этот раз садясь в кресло, оставаясь в поле зрения Стайлза. – Тогда возьми тетрадь и ручку.

Подросток непонимающе смотрит на Питера, затем, также непонимающе – на пустой стол, и неуверенно трясет головой.

– Правый ящик стола, – непривычно мягко произносит Питер. – Черная ручка и зеленая тетрадь. Возьми их.

– Ты что, шарился в моем столе? – недовольно бурчит Стайлз, обнаруживая искомое в указанном месте. – Нам надо установить какие-то правила, типа там “неприкосновенность частной жизни и собственности” или…

– Не надо, – Хейл немного раздраженно постукивает пальцами по подлокотнику. – Кстати, какого цвета кресло?

Стайлз коротко выругивается.

– Ты меня достал, ты понимаешь? Серое оно. Обычное серое кресло, – Стайлз устало трет ладонями глаза и виски, на мгновение замирая взглядом на пальцах, отстукивающих незнакомую мелодию на подлокотнике. – Серое кресло в темно-синюю полоску. Скажешь, что я опять неправ? – вскидывается, сердито глядя на оборотня.

– Скажу, что у тебя напрочь отсутствует чувство стиля, Стайлз.

– Это мама выбирала, – ручка со стуком падает на пол, когда Стайлз разжимает пальцы. – Просто в зале теперь ни к чему три кресла да еще и диван, поэтому я забрал одно к себе.

– А у твоей мамы чувство стиля присутствовало, – непонятно резюмирует Питер. – Ладно, к черту интерьер, подними ручку, и записывай, что я тебе говорю.

– Пошел ты, – едва слышно выдыхает Стайлз, наклоняясь за закатившейся под стол ручкой.

Питер надиктовывает какой-то простейший математический пример из программы, наверное, за второй класс, подходит, рассматривая Стайлзовы каракули, и, не удержавшись, спрашивает:

– Ты в курсе, что неспособность разобрать собственный почерк – один из признаков шизофрении?

– Я могу разобрать свой почерк, спасибо за беспокойство, – Стилински показывает волку язык. – И что теперь?

– Теперь решай. Не смотри на меня так, – Хейл кривится. – Просто сделай одолжение, реши и скажи мне ответ.

– Да это в уме можно решить, – Стайлз пренебрежительно фыркает.

– Да я ничего не имею против, – Хейл удобнее устраивается в кресле. Стайлзу он напоминает человека, приготовившегося очень долго ждать.

Стройный, хоть и корявый ряд цифр, как кажется Стайлзу, смотрит на него с презрением, числа категорически отказываются взаимодействовать друг с другом, равно как и со знаками сложения и умножения. Подросток сердито косится на дремлющего в кресле оборотня, с трудом сдерживая желание запустить в него чем-нибудь тяжелым.

– Проблемы? – Хейл приоткрывает один глаз.

Стайлз натужно сглатывает, отводя взгляд.

– Я знаю, как это решать. Это ж для детсада, – Стилински делает глубокий вдох, сжимая ладонями виски. – Что со мной такое?!

Питер немного вздрагивает от истеричного выкрика мальчишки, поднимается с кресла, подходя ближе, даже протягивает руку, чтобы коснуться худощавого плеча, но Стайлз отшатывается, глядя на мужчину со злостью и непониманием.