Текст книги "Министерские шалости (СИ)"
Автор книги: Чародейница
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 26 страниц)
– А, ну что же, – замялась Гермиона, понимая, что у неё никак не получится напоить чаем Луччи или ещё хоть как-нибудь отблагодарить его за работу. – Тогда до свидания.
Домовой эльф поклонился, носом задев ковёр, и, тут же щёлкнув пальцами, исчез в белом облачке аппарации. Гермиона нахмурилась. Конечно, она знала, что у Драко есть домовой эльф, у всех аристократов они были, но защитник прав всех живых существ внутри неё рвал и метал. Грейнджер уже давно никому не выносила мозг, пытаясь донести до волшебников, что домовые эльфы созданы не для их малейших прихотей. Гермиона закончила школу, усердно трудилась в Министерстве, чтобы занять пост главы отдела регулирования магических популяций и контроля над ними, и начала потихоньку действовать, пытаясь убедить волшебное сообщество в том, что все живые существа, обладающие разумом, должны сами определять свою судьбу, и домовые эльфы не исключение.
Гермиона посмотрела на сумку с вещами Драко и, фыркнув, отправилась на кухню. Луччи выглядел ухоженно и вполне жизнерадостно, а потому Грейнджер не собиралась ничего говорить Малфою по поводу эксплуатирования труда домовых эльфов, но все же раздражение не могло маленьким червячком не засесть в ней. Она понимала, что теперь их судьбы связаны, и хочет она того или нет, ей придется привыкнуть к тому, что Драко, его семья и друзья не будут считать эльфов за личностей, пока она сама не убедит все магическое общество отказаться от эксплуатации их труда.
Девушка постаралась откинуть мысли о несчастных домовых эльфах Британии на задворки сознания и открыла дверцу холодильника, раздумывая, что бы приготовить на ужин. Послышался скрип двери со стороны ванной, и Гермиона, вытащив из холодильника мясо и майонез, встала в проеме между кухней и гостиной.
⠀
– Малфой, твоя сумка у дивана, и ты не мог бы…
⠀
Взгляд упал на вышедшего из ванной Драко, и язык сам как-то размяк и, превратившись в желейную массу, прекратил своё активное функционирование, не давая Гермионе вслух озвучить все, что она хотела сказать Драко. Ее глаза широко раскрылись, а к щекам прилила кровь только при одном взгляде на дурацкого Малфоя в одном лишь полотенце. Махровая ткань была низко закреплена на бёдрах, а с потемневших от воды платиновых волос падали прозрачные капли и, разбиваясь о широкие мужские плечи, начинали своё скольжение по бледной коже вниз, по чернильной букве «Н» прямо к тугим мышцам пресса.
⠀
– Что, Грейнджер, не мог бы я меньше времени проводить в ванной? – закатил глаза Драко, даже не взглянув на девушку, сейчас вцепившуюся пальцами в несчастный кусок мяса и упаковку майонеза. – Нет, не мог. А вот если бы мы пошли ко мне, то тебе не пришлось бы ждать своей очереди оказаться в душе.
⠀
Малфой босиком прошёл по блестящему паркету, оставляя за собой небольшой шлейф из мокрых капель на полу, и ступил на ковер около дивана, подхватывая свою дорожную сумку и ставя на журнальный столик.
⠀
– Надеюсь, ты не попыталась вручить домовому эльфу носок от моего имени? – хмыкнул Малфой, начиная рыться в сумке.
⠀
Гермиона тяжело сглотнула слюну и попыталась прийти в себя. Конечно, она видела Драко без рубашки, и не один раз, но сейчас… Это показалось ей очень интимным. Он вышел из ее ванной, в ее полотенце на голое тело, после того, как они прямо на ее рабочем месте предавались страсти, а на его груди, прямо напротив сердца, отчетливо виднелась первая буква ее имени. По позвоночнику прошли мурашки, и Гермиона ощутила, как соски внезапно затвердели, упираясь в домашнюю футболку. «Час от часу не легче с проделками этой связи».
Все волшебницы Министерства чуть ли в обморок не падали при появлении Малфоя и постоянно причитали, какой он брутальный, сексуальный красавец. Гермионе же всегда казалось это до безумия смешным, потому что она считала себя выше этого. Девушка не отрицала внешнюю привлекательность Малфоя, но также вспоминая его совсем не сахарный характер и часто эгоистичное поведение, не понимала, как ведьмы могли вестись на него да ещё и мечтать о том, чтобы он обратил на них внимание, ведь Драко Малфой – чистейшее самовлюбленное зло в красивой оболочке. Да, Гермиона верила, что все люди могли измениться, и даже такой человек, как Малфой, но все же не спешила обнадеживаться на его счёт.
И вот сейчас, вопреки всем убеждениям недельной давности, Грейнджер находилась у себя в квартире, а Драко в одном лишь полотенце стоял посреди ее гостиной и доставал одежду из дорожной сумки, собираясь остаться у неё на выходные. Он провёл ладонью по влажным волосам, откидывая со лба мешающие пряди, и Гермиона, внимательно проследив за этим движением и заметив, как элегантно он проделал такой обыденный жест, поняла, что ее опять сносит волной странного влечения к Драко.
– Грейнджер?
Драко вскинул голову, оглядывая вопросительным взглядом застывшую в дверном проеме Гермиону. Девушка встряхнула головой, чувствуя, как смущение лишь сильнее заставило щеки заалеть, а влага начавшего размораживаться мяса стала стекать по ее рукам вниз.
– Эм, нет, я не давала ничего твоему домовому эльфу, Малфой, – произнесла Гермиона, понимая, что ее голос звучит уже не так грозно, как она хотела вначале. – И у меня нет острой необходимости в ванной комнате, я просто хотела сказать, чтобы ты не разбрасывал свои вещи по моей квартире, – она кивнула на кинутый на диван пиджак. – Можешь занять свободные вешалки в шкафу, а потом приходи на кухню.
На трясущихся ногах Гермиона развернулась и зашла обратно на кухню, надеясь, что Малфой не понял, что он умудрился ее возбудить одним лишь внешним видом.
***
– Что, Грейнджер?
Гермиона моргнула несколько раз и отвела взгляд, понимая, что Драко поймал ее на разглядывании самого себя.
– Ничего.
Малфой, до этого лежащий во весь рост на диване, поднялся повыше и облокотился спиной о подлокотник, взяв с журнального столика хрустальный стакан с плещущимся внутри огневиски.
– Говори уже.
– Нечего говорить, – пробубнила Гермиона, отпивая из своего бокала вино и опять упираясь взглядом в книгу.
Ужин прошёл до странного тихо. Грейнджер все еще была под впечатлением от своей неожиданной реакции на Драко и пыталась не пересекаться с ним взглядом. Конечно, Малфой в домашней футболке и штанах заставил ее сердце ускорить ритм не так сильно, как Малфой в одном полотенце, но все же было несколько некомфортно осознавать, что она испытывала к блондину такое сильнее влечение, хотя, казалось бы, она буквально несколько часов назад стонала под ним на своём рабочем столе. Но если влечение Гермионы к Драко во время их наизанимательнейшего времяпрепровождения было вполне понятным, ведь его губы творили с ней такое, что не удавалось ни одному ее любовнику, то тогда, в гостиной, даже отголоски тех ощущений имели совсем другие причинно-следственные связи.
Чем же было вызвано молчание Драко за ужином, Гермиона не знала, но была рада, что он не пытался завести с ней разговор в то время, как она старалась разобраться в себе. Так что поужинав стряпней Гермионы, Малфой, на удивление девушки, поблагодарил ее, сказал, что все было очень вкусно и предложил провести тихий и спокойный в кои-то веки вечер в гостиной. Возражать Гермиона не стала, так как не представляла, чем ещё они могут заняться наедине. Не долго думая, она поставила перед Малфоем бутылку огневиски и граненый стакан, а себе налила любимого красного, полусладкого вина и, сев на кресло в гостиной, попыталась отвлечься на «Грозовой перевал», любимую ею книгу с подросткового возраста. Драко, подобно девушке проведя несколько минут у ее книжного шкафа, тоже выбрал книгу по вкусу и развалился на диване, видимо, почувствовав себя и правда как дома.
Как бы Гермиона ни пыталась уследить за мыслями главных героев, но углубиться в любимый роман ей не удалось. Взгляд сам нетерпеливо перескакивал с напечатанных строк выше, прямо на Малфоя, который читал, как ни странно, учебник по расширенному изучению зелий для шестого курса. Девушка почувствовала, как румянец прилил к щекам, а сердце начало выстукивать неправильный ритм в груди, и попыталась это скинуть на небольшую концентрацию алкоголя в крови, но… ещё один взгляд на Драко, и Грейнджер уже не была так уверена в том, в чем пыталась себя убедить.
Раньше Гермиона смотрела на Малфоя и видела в нем все того же несносного подростка, который унижал ее, Гарри и Рона в стенах Хогвартса, при этом считая это чем-то вполне нормальным и обыденным. Она все ещё помнила, как он полез к Клювокрылу, получил от гордого существа по заслугам и захотел свести с несчастным животным счеты – слёзы Хагрида, когда он сообщал друзьям о казни своего любимца, Гермиона помнила слишком отчетливо. Злость Гарри, когда Малфой ходил по школе с дурацким значком во время турнира трёх волшебников, а потом неловкость и раздражение Рона, когда Драко распевал вместе со своей свитой унизительную песню «Уизли наш король» – были также свежи в памяти девушки. И даже не стоило упоминать, сколько раз она слышала в свою сторону его знаменитое «поганая грязнокровка» или «вонючая маггла». Да, Малфой для Гермионы всегда был олицетворением всего самого мерзкого, что могло быть в человеке, и сейчас, когда она понимала, что от одного его вида ее начинало потрясывать, и совсем не от ненависти, Грейнджер ловила когнитивный диссонанс в полной мере.
Почему она задумалась об этом только сейчас, а не пару дней назад, Гермиона сама не знала. Может, так повлияла интимная близость с Драко, во время которой Гермиона поняла, что совсем не знает этого человека, а может, неожиданная реакция ее организма, которой она ни разу за собой не наблюдала в своих прошлых отношениях. Но суть ее метаний была в том, что надо было узнать Драко поближе, понять, насколько он изменился со школьных времён, а он, как она могла заметить, поменялся слишком сильно – о чем вообще речь, если он, Драко Малфой-слизеринский принц, нёс ее на руках по Министерству Магии – и только потом, после тщательного анализа, попытаться принять те эмоции, которые навевала связь. Если бы Гермиона поняла, что Драко уже не тот самодовольный подросток с манией величия, то принятие своих странных чувств далось бы ей намного легче, чем сейчас.
– Грейнджер, ты уже как пятнадцать минут не читаешь книгу, а пялишься на меня. Либо я такой красавчик, что от меня трудно оторвать взгляд, либо ты хочешь что-то спросить, так что или ты молча соглашаешься с первым вариантом, или начинаешь уже спрашивать, – вклинился в ее мысленные рассуждения Драко.
Гермиона сфокусировала взгляд на его лице и почувствовала, как жар смущения окутал ее щеки.
– И как же ты заметил, что я не читаю, если сам смотрел в книгу?
– Хорошее периферическое зрение, знаешь ли. Так ты озвучишь уже свои мысли или так и будешь молча пялиться на меня?
Гермиона закрыла книгу и, отложив ее на край журнального столика, отпила немного вина из бокала. «Ну вот и шанс узнать его получше».
– М-м-м, да. Я поняла, – начала тараторить Гермиона, совсем чуть-чуть стесняясь начинать столь откровенный разговор, – что мы на самом деле почти ничего не знаем друг о друге, и меня это немного коробит, ведь… – запнулась Гермиона, пытаясь чётче передать свои мысли. – Ну знаешь, мы целуемся, поддаёмся страсти, на каждом из нас есть метка с первой буквой имени другого, а мы даже не знаем, какой друг у друга любимый цвет или время года!
– Ты любишь лиловый цвет, а твоё любимое время года – весна, – пожал плечами Драко, с ухмылкой смотря на то, как челюсть Гермионы с позорным бульком падает в ее бокал с вином.
– Как… как ты это узнал?! – в шоке вскричала девушка. – Да, даже Гарри с Роном, пока я им сама не сказала, думали, что мой любимый цвет – бордовый, потому что я же гриффиндорка, а любимое время года – осень, потому что начинался учебный год.
Драко закатил глаза и сел ровнее, облокачиваясь спиной уже о спинку дивана и ставя ноги на пол.
– Это только в очередной раз доказывает, что твои друзья умственно отсталые.
– Так, ты скажешь, как это понял? – с интересом воззрилась на Малфоя Гермиона, даже не собираясь спорить об умственных способностях своих друзей с ним.
– Когда я зашёл в твою квартиру, – все-таки начал объяснять Драко, дождавшись, когда глаза Гермионы от любопытства чуть не повыкатывались из глазниц, – первым, что я увидел, были пионы, конечно, они не совсем лиловые, но все же ты бы не поставила те цветы, которые бы не радовали тебя по приходу домой. Ну да ладно, пионы это так, к слову пришлось. Дальше колдографии, – Драко указал рукой на полку над камином, – именно в нежно-лиловых рамках стоят только те, что более важны для тебя. Ваше неизменное золотое трио, ты с родителями и семейство Уизли в полном составе. Потом у тебя в спальне явно выделяются на фоне кремового рая лиловый ночник и такого же оттенка пуфик у туалетного столика. Ну, а основная причина, почему я так подумал, это твоё платье на святочном балу, – пожал плечами Драко. – Оно было лиловым, а для тебя, как для любой школьницы, это было важным событием, и ты бы вряд ли выбрала не твой любимый цвет на это мероприятие.
Гермиона поняла, что выглядит сейчас крайне глупо с широко раскрытыми глазами и опущенной нижней челюстью, но ничего не могла с собой поделать. Она и не ожидала что Драко такой… наблюдательный, особенно по отношению к ней.
– Ты помнишь, какое на мне было платье на четвёртом курсе?
– Трудно забыть, – хмыкнул Драко. – У тебя было потрясающее платье и Виктор Крам под рукой, мои однокурсницы тебе ещё по меньшей мере месяц кости перемывали, делая этим хуже только себе. Даже слизеринцы в тот вечер были не прочь потанцевать с юной мисс Грейнджер, если бы, конечно, не большой болгарин рядом с тобой и их чистокровное положение в обществе.
Гермиона хотела спросить, а было ли у него желание в тот вечер с ней потанцевать, но решила не выводить его на столь откровенный разговор. Хотя она понимала, что его ответ будет резко негативный, и это могло бы испортить ее впечатление от его блестящей интуиции. Малфой уже сказал, что на ней было «потрясающее платье», и Гермионе вполне этого хватило, чтобы сердце в грудной клетке почувствовало себя самой настоящей птицей и захотело воспарить.
– А как ты понял, какое время года мое любимое? – наконец нарушила Гермиона уютную тишину.
Малфой провел рукой по волосам и отвёл взгляд от камина, заглядывая даже с такого большого расстояния ей прямо в душу.
– Во-первых, ваше неизменное золотое трио всегда самым первым открывало сезон посиделок у Черного Озёра. Я помню, даже как-то проходил мимо, когда ты их буквально пинками выталкивала на улицу в солнечный мартовский день. Во-вторых, – Драко отпил ещё огневиски из стакана и широко ухмыльнулся, – весной ты почти не реагировала на мои нападки, чем до ужаса меня бесила. Ты постоянно улыбалась и чаще обычного влезала в объяснения преподавателей на занятиях. Ну, а в-третьих, и наверное, самое надуманное мной, весна означала близость экзаменов, а значит, самую глобальную подготовку по всем предметам. Смею предположить, что никто не пытался утихомирить или осмеять твою жажду знаний, а наоборот все усердно занимались и просили тебя о помощи, которую ты была только рада дать на учебном фронте.
Гермиона молча отпила вина из бокала и отвела взгляд, не находя нужных слов. В голове и так все путалось из-за алкоголя, и ничего путного девушка все равно бы не ответила Малфою. А что она могла сказать? Что он попал в точку? Что он будто ее мысли прочитал, не используя легилименцию? Слова Драко были до странного приятны и ещё чуточку более шокирующие, чем его логические цепочки при выяснении ее любимого цвета. «Неужели он все это подмечал ещё в школе? Видимо, судьба и правда не напрасно нас свела».
– Понятно, – просто ответила Гермиона.
– Попробуешь угадать мой любимый цвет и время года, или мне самому озвучить?
Грейнджер резко перевела на него взгляд и пристально оглядела, пытаясь зацепиться за любую подсказку, которую ей мог дать его внешний вид или ее память. В глазах застыл туман, который не удавалось до конца смахнуть, и Гермиона прокляла свою идею выпить вина и расслабиться. О, да она расслабилась замечательно, но также понизила свои мыслительные процессы на несколько порядков. Замечательно. Хотелось ляпнуть что-то про зелёный цвет и зиму, но это казалось настолько банальным, что Гермиона даже не собиралась озвучивать свои догадки. Как бы странно это ни было, но, как оказалось, из них двоих лишь Гермиона ничего не знала о своём соулмейте, Драко же оказался слишком наблюдательным для холодного слизеринца.
– Лучше сам скажи, – вздохнула Гермиона, подхватывая со стола бутылку вина и понимая, что ещё от одного бокала уже хуже не будет. Она все равно уже показала свой не самый высокий уровень интуиции, а потому легче выпить и забыть о своём позоре, чем пытаться что-то исправить, – оказалось, что я не настолько проницательна, как ты.
Грейнджер осушила бокал и плеснула ещё вина из бутылки, не желая смотреть на Малфоя и видеть в его глазах победу. Да-да, Гермиона Грейнджер не все знала в этой жизни, какая жалость.
– Мой любимый цвет, – Драко отвёл от Гермионы взгляд и отпил из стакана огневиски, – небесно-голубой, а время года – лето.
Гермиона внимательно оглядела Драко, понимая, что сама бы никогда не додумалась до такой странной комбинации. «А в Малфое, оказывается, полно сюрпризов».
– Расскажешь, почему?
– В другой раз, – немного хмуро ответил Драко.
Он освежил огневиски в стакане и в ответ пристально посмотрел на Гермиону, которая все еще не отрывала от него любопытный взгляд.
– Теперь, как я понимаю, моя очередь спрашивать, – произнёс Малфой.
– А я тебя разве что-то спрашивала до этого? – удивилась Гермиона такому неожиданному повороту событий.
– Ну идея о цвете и времени года была твоя, а значит, да – бескомпромиссно заявил Драко. – Так что, расскажи мне о…
– Подожди-подожди, – оборвала его Гермиона, – я узнала только твой любимый цвет и время года и то, даже без пояснений. Так нечестно!
– Ну знаешь ли, почему лиловый – твой любимый цвет, ты тоже не рассказала, – сразу встал на дыбы Драко, язвительно улыбаясь, – а время года я сам вычислил.
– Мне не трудно рассказать, – в тон Малфою заявила Гермиона и сразу же продолжила уже более спокойным голосом. – Мне нравится лиловый, наверное… потому что обои в моей детской были такими всю жизнь. И одно из самых счастливых и уютных воспоминаний связано с лиловым.
– Какое? – поддался вперёд Драко.
– А все тебе скажи.
Малфой поджал губы и упрямо посмотрел на Грейнджер, соревнуясь с ней взглядами.
– Ладно, – в конце концов выдохнул Драко, закатывая глаза, – рассказывай. Я объясню, почему мне нравится небесно-голубой и лето.
Гермиона победно подпрыгнула в кресле и тоже поддалась вперед, чувствуя, как от выпитого ее явно ведёт. «Так зато рассказывать легче о глупом, но таком ценном вспоминании».
– Мое одно из самых счастливых воспоминаний, связанных с этим цветом, это поездка с родителями по Европе.
– Почему? – нахмурился Драко. – Что в этой поездке было такого лилового?
– Ну, – Гермиона хмыкнула, – не поверишь. Мы тогда прилетели в Испанию и собрались взять в аренду машину, такое…
– Я знаю, что такое машина, – закатил глаза Драко. – Не совсем уж я ничего не смыслю в маггловском мире.
– Так вот, – сразу начала рассказывать Гермиона, надеясь не потерять нить их разговора, – в прокате авто осталась единственная нужная отцу модель машины и именно лилового цвета. Папа из-за своих мужских заскоков, как говорит мама, хотел другой автомобиль, но ему пришлось взять этот, – Гермиона тепло улыбнулась, вспоминая то время. – Он тогда ещё всю нашу поездку бурчал, что все мужчины косо на него поглядывают из-за цвета машины. А мы с мамой были только рады ездить в автомобиле с таким роскошным цветом, – Гермиона замолчала на секунду, но, все же взяв себя в руки, продолжила, – это… была поездка перед четвертым курсом, перед смертью Седрика, Сириуса, Дамблдора и всех остальных. Лиловый ассоциируется с беззаботным летом и детством, которое так быстро закончилось, – голос Гермионы под конец сошёл на нет, и она ещё отпила вина из бокала, радуясь, что слишком пьяная, чтобы стесняться своей откровенности. – Так, может, ты теперь мне поведаешь?
– Про что? – вздрогнул Малфой, тоже отрываясь от своих мыслей.
– Почему вдруг небесно-голубой и лето?
Драко залпом осушил огневиски и поставил стакан на журнальный столик. Гермиона всматривалась в его безразличное выражение лица, только сейчас понимая, насколько хорошо он умел прятать свои чувства. Она ещё в школе слышала, что Драко хороший окклюмент, наверное, именно поэтому он умел держать при себе как мысли, так и эмоции. Но сейчас это наоборот раскрывало его с новой стороны. Гермиона понимала, что Драко важно то, что он сейчас может ей рассказать, раз он пытался скрыть свои настоящие чувства.
– Ладно. Все равно мы с тобой связаны и все дела, – немного безразлично начал Драко и перевёл на Гермиону внимательный взгляд. – Садись рядом со мной, мне будет неуютно рассказывать это, когда ты с таким интересом пялишься на меня, как на какой-то музейный экспонат.
Гермиона приподняла брови и молча пересела к нему на диван, утыкаясь взглядом в огонь. Она не хотела давить на него и заставлять говорить то, что он желал оставить при себе, а потому все же тихо произнесла:
– Можешь не рассказывать, если не хочешь.
– Ой, не включай сразу невинную овечку, – закатил глаза Драко. – Я сам хочу рассказать, наверное, – Малфой замялся и, опять проведя рукой по волосам, посмотрел на Гермиону. – Чтобы ты не думала обо мне так же, как все остальные… все-таки ты должна быть самым близким мне человеком, разве нет?
– Скорее всего, – уклончиво ответила Грейнджер, чувствуя себя неуютно.
Драко опять подхватил стакан, налил огневиски и вместо того, чтобы отпить, начал перекатывать хрусталь на колене, смотря, как янтарная жидкость переливается от света огня.
– Наверное, это покажется глупостью, но небесно-голубой меня всегда… успокаивал. С этим цветом связано все то, что давало мне сил и душевного равновесия, – Драко покачал головой, слегка изгибая губы в улыбке. – Бескрайние просторы неба, глаза матери, ее кольцо с большим топазом, которым я постоянно играл в детстве, магические шахматы, которые мне подарили на Рождество первого курса за отличную учебу.
Малфой замолчал, а Гермиона подавила порыв обнять Драко. Он говорил так искренне и так благоговейно, что у Грейнджер сжималось сердце. Никогда бы она не подумала, что он настолько глубоко чувствующий человек. Гермиона поняла, что настолько эмоциональной к словам Драко ее сделал алкоголь, а потому попыталась сконцентрироваться, чтобы удержать себя в руках от излишних проявлений чувств.
– А лето – это, – резко начал Драко, – мой день рождения, тепло и беззаботность, интересные поездки с родителями в другие страны и постоянные игры с друзьями в саду Малфой-Мэнора, пока наши родители играли в чопорных аристократов на приёмах, – Малфой вздохнул, опуская голову, его пальцы заметно сильнее сжались на стакане, – так бы я тебе ответил в Хогвартсе до курса шестого, – грустно хмыкнул Драко, – а потом лето так и осталось моим любимым временем года, но уже, увы, не поэтому.
Гермиона, не выдержав, мельком взглянула на Драко, наблюдая, как маска безразличия и концентрации медленно слетала с его лица, давая разглядеть горечь и боль. Она закусила изнутри щеку, понимая, что сейчас он мог ее оттолкнуть, и мягко дотронулась до его руки своей. Сомкнула пальцы на его предплечье и задержала дыхание, ожидания, что он сейчас опять начнёт язвить и говорить, какая она глупая и сентиментальная. Но Драко никак не отреагировал на ее касание. Он будто прогрузился в транс из своих воспоминаний, поэтому когда он заново заговорил, Гермиона вздрогнула от неожиданности.
– Сначала лето означало уход от проблем, в Малфой-Мэноре было не так промозгло, можно было выйти на улицу и уйти подальше, в глубь сада, чтобы смотреть на небо и не слышать криков людей, которых зверски пытали. Потом лето стало означать спасение родителей от смерти, несмотря на собственную трусость, а потом не знаю, почему оно для меня стало надеждой, что все наладится. Что мне не придется каждый долбаный день ждать, что я могу попасть под круциатус в качестве развлечения, придуманного Беллатрисой, или могу не переживать за свою жизнь и жизнь своих родителей, – почти шепотом говорил Драко. – Реддл, тварь, знал, что битва случится в мае, а потому в мае его наказания за непослушания ожесточались, и оставалось лишь опять ждать лето, потому что оно стало для меня счастливым рубежом. Я либо мог умереть и никогда больше не увидеть его, или я бы смог выжить, но лето было бы временем кардинальных перемен.
Грейнджер ощутила, как сердце, будто бьющееся с ним в унисон, сжалось от пережитого страха. Они были по разные стороны баррикад, и Гермиона никогда не задумывалась, а каково было Малфою на выбранной его родителями стороне. «Видимо, хуже, чем мне на стороне Гарри. Я хотя бы знала, за что страдаю». Гермиона сильнее сжала руку Драко, давая понять, что она рядом с ним. Теперь уже, видимо, всегда. Ей тяжело было анализировать весь ворох информации, который Малфой вывалил на неё, а потому собиралась подумать об этом завтра.
Малфой же неожиданно зашевелился, перемещая свободную руку ближе к Гермионе, и раскрыл ладонь. Грейнджер была только рада сразу вложить свою ладонь в его и наконец-то посмотреть на него. Она понимала, что надо было как-то успокоить его, сказать что-то правильное и…
– Не надо, Грейнджер. Давай просто помолчим.
Гермиона кивнула и посмотрела на огонь в камине. Сейчас она могла бы сказать, что у неё появился ещё один любимый цвет. Огненно-рыжий – цвет доверия, искренности и поддержки. А метка тем временем приятно грела шею, заставляя чувствовать незримую связь между соулмейтами.
***
Разбудил Гермиону не яркий солнечный свет, бьющий по сомкнутым векам, и не громкие шаги Малфоя по ее квартире, а вкусный, сладчайший запах выпечки. Грейнджер перевернулась на другой бок, поморщившись, и попыталась все ещё сонным сознанием понять, что происходит. Вряд ли у Драко проявились кулинарные способности, которых он до этого не наблюдал, и он решил сделать ей завтрак в постель, но с другой стороны, кто ещё мог готовить в ее квартире, зная, что у Гермионы выходной. Только если…
Гермиона резко подскочила на кровати и начала выбираться из одеяла, пытаясь действовать как можно быстрее. «Неужели мама решила навестить с утра пораньше!» Грейнджер жила в той части магического Лондона, где подъезды магов были рядом с подъездами магглов, и, воспользовавшись несколькими заклинаниями, она смогла сделать так, чтобы кровные родственники-магглы могли найти ее скромное жилище. После ее смелых манипуляций родители часто навещали ее по выходным, и Гермиона надеялась, что сегодня не этот счастливый день.
Она даже не знала, за кого волноваться больше, за маму или за Драко, но знала, что просто эта встреча точно бы не прошла. «Тогда почему не слышно ругани?» Накинув сверху ночной сорочки халат, Грейнджер вылетела за дверь спальни и босиком побежала на кухню, слыша знакомые голоса. Один поворот к кухне, и облегчённый вздох вырвался из ее груди.
– О, Грейнджер, – сразу заметил ее Драко, – доброе утро. Бежала на запах панкейков?
За обеденным столом сидел Малфой, читая свеженькую газету, а вокруг него кружил Луччи, накрывая на стол.
– Доброе утро, мисс Гермиона, – пропищал домовой эльф, заставляя чайник самостоятельно разливать по чашкам чай. – Завтрак почти готов.
– Доброе утро, – произнесла Грейнджер, пытаясь скрыть раздражение на Малфоя под ослепительной улыбкой, направленной на эльфа. – О, Луччи, не стоило мистеру Малфою утруждать тебя, я бы сама приготовила завтрак, как проснулась.
– Ага, когда бы уже наступил обед, – пробурчал Драко, бегая взглядом по статье на первой полосе Ежедневного Пророка.
– Мне только в радость служить мистеру Малфою и близким ему людям, мисс Гермиона!
– Но все же… – хотела начать спор с эльфом Гермиона, как Драко злобно зыркнул на неё. Грейнджер, сцепив зубы, улыбнулась не потому, что решила вдруг послушаться Драко, а потому, что вспомнила, как эльфы Хогвартса начинали рыдать, когда девушка пыталась их убедить, что они не обязаны заниматься поручениями хозяев. – Ладно, спасибо, Луччи! Нам с мистером Малфоем очень приятна твоя забота! Не хочешь позавтракать с…
– Отправляйся домой, Луччи, – перебил Драко речь Гермионы. – Если мне что-то понадобится, я тебя позову.
– Хорошо, хозяин. До свидания, мисс Гермиона.
– До свидания, Луччи, – попыталась изобразить улыбку на лице Гермиона, помахав эльфу ладонью.
С щелчком пальцев Луччи испарился, а раздражение Гермионы именно в эту секунду достигло пика, выплескиваясь наружу вместе со словами.
– Ты издеваешься надо мной, Малфой? – прорычала девушка, упираясь руками в бока.
Драко, даже не поведя бровью, сложил газету пополам, ещё пополам и положил с левой стороны от себя, на край стола. Он взял чашку и, сделав глоток чая, все-таки посмотрел на Гермиону, которая, видел Мерлин, еле себя сдерживала, чтобы не броситься на Драко и не разорвать его совсем не в порыве страсти.
– Что тебя не устраивает, Грейнджер? – холодно спросил Малфой, чем полностью выдал себя перед Гермионой.
Проведя с ним наедине несколько дней, девушка научилась различать, когда он скрывал бурлящие эмоции под безразличной маской. И это был один из таких гребаных случаев. Особенно это стало ясно после их вчерашнего вечера откровений. «А может, вчерашний вечер был лишь игрой разума, и я на самом деле не сочувствовала Драко?»
– Мало того, что ты ведёшь себя как хозяин в моей квартире, так ещё, зная, как я отношусь к домовым эльфам, которые, словно рабы, приставлены к чистокровным волшебникам, ты заставил Луччи появиться здесь, готовить завтрак и обхаживать себя на моих, блин, глазах! – вскричала Гермиона. – Я бы перетерпела это, будь мы у тебя, у твоих друзей или родителей, но в моем доме я не разрешу такого отношения к несчастным существам, которые…
– Луччи всего лишь приготовил завтрак, Грейнджер, не надо делать из меня изверга! – не выдерживая нападок Гермионы, перебил девушку Драко. – Ты видела, что мой домовой эльф ухоженный, чистый и довольный! Он живет в моем доме и занимается лишь готовкой и уборкой! Все! И уж прости, что спускаю тебя с небес на землю, но да, я чистокровный волшебник, который с самого рождения имел прислугу в виде домовых эльфов. И если для тебя, магглорожденной, это не нормально, то оставь своё мнение при себе или заливай его своим дружкам, а не мне!
