Текст книги "Тайна души Ворожеи (СИ)"
Автор книги: case
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
Недовольно Краса засопела, но супротив отвечать не стала.
– Матушка, – тихонько, боясь спугнуть непривыкшую к её голосу женщину, промолвила Яра.
Мать опасливо посмотрела на нее.
– Ты веришь, что мне могла явиться Великая Макошь? – робко спросила девица. – Вечор, когда я на будущее загадывала.
– И что же она сказала тебе, девонька? – села мать на лавку обомлевшая.
Как могла Яра ответить? Что корова лизнула её в то место, куда поцеловал сын кузнеца. Такого бы старая женщина не вынесла. Глянула она на притихшую Красу, взиравшую на нее с почитанием.
– Окромя славления её и изгнания хвороб из людей, позволила она мне выбрать себе суженного и прожить жизнь свою в роду мужнем.
– Ох, доченька моя, – покачала мать седой головой. В глазах женщины отразилась тоска. –Ведаешь же ты, старый волхв не позволит этого. Всегда он твердил, что не велят тебе боги из рода в род переходить. Не быть тебе женой и матерью.
Кивнула Яра, соглашаясь.
– Али не Ворожея она! – воскликнула младшая сестра. – Коли видела она Богиню, переменит волхв свой наказ.
– Уверит он селян, что почудилось ей это, – взволновано проговорила мать. – Коли будешь жить ты мирской жизнью, потеряешь дар свой. В народе раздор пойдет, – посмотрела старая женщина на Яру жалобно. – Что бы ты ни сказывала, а послушают его.
– Знаю, матушка, – согласилась с ней Яра, возвращаясь к своей работе. Промаргивала она слезы непрошенные, но не смогла удержать одну. Когда скатилась она по щеке, падая в опару для пирога, вздохнула горько старая женщина.
– В Большой День Макоши в листопад20 положишь ты завет ей, как требуют боги, – прошептала мать, тяжко вздыхая. – Не смогу я подсобить тебе, кровинушка ты моя.
– Ты уже подсобила, матушка, – успокоила её Яра. – Уже давно я примирилась со своей судьбой и не жду иного.
– Ох, сестрица, а как бы тебе пошла клетчатая понёва, – вздохнула Краса, а потом вдруг отбросила чугунок и вскочила. – А давай попляшем!
– Опомнись, дуреха, – попыталась угомонить её мать.
– Отца и братьев нет дома, – продолжала баламутить Краса. – Никому не скажем мы, – схватила она Яру за руку. – Пойдем, сестрица. Теплый дождь будет нам подыгрывать.
Яра робко взглянула на мать. Кивнула опасливо старая женщина, и осмотрелась по сторонам, будто подсматривать мог кто.
Выбежали девицы во двор, окруженный высоким тыном. Пытаясь зажечь своим пылом Яру, Краса начала прыгать по лужам и, подняв понёву, приплясывать, что-то напевая. Вслед за ней попыталась несмело притопнуть Яра, но несвычная к веселью, остановилась. Подбежала к ней сестра радостная и потащила за руку, уговаривая поскакать вместе. Робко подалась за ней Яра да с большой охотой. Так ей хотелось изведать бескручинную девичью веселость.
Глядела мать с порога, как пляшут две её дочери под теплым дождем. Были легки движения Яры. Чудилось женщине, будто слышит она музыку всей земли, которую неподвластно услышать простым людям. Сияла на губах дочери улыбка счастливая. Была похожа она на прекрасную Берегиню21, которой суждено ей было стать после смерти. Смахнула женщина подступившую слезу, которая жгла пуще крапивного листа.
Плясали девицы позади избы около клети, и никто не слышал, как открылись ворота и заржал конь.
Кружилась Яра, раскинув руки, под красивую песнь дождя, обращая лицо к небу, подставляя его каплям воды, которые незаметно смывали горько-сладкие слёзы. Понимала её мать, как и понимала то, что не позволят Ворожее жить по прихоти своей. Не ей было решать судьбу свою, а всем селянам, которые ни за что не позволят сгинуть дару великому в девице распоясавшейся.
Всполошил её визг Красы. Остановилась девица и тоже безмолвно вскрикнула, когда глаза её встретились с темным взглядом сына кузнеца. Держал он под узды лошадь свою с возом. Видела Яра, как взгляд его погладил каждый изгиб девичьего тела под облепившей её рубахой. Сызнова пронзила её дрожь от ожидания чего-то неизведанного, больно сладкого, что безмолвно обещали яркие глаза парня.
– Яра, ступай в избу! – спохватилась мать.
Опустила девица глаза свои и стремглав пронеслась мимо матери. Заалели щеки ее, а стук сердца слышался, как ей чудилось, по всей округе. Краса уж разделась, когда сестра вошла в переднюю, на лице её блуждала улыбка.
– Ах, Яра, какой же он… – не смогла младшая подобрать подходящего слова и рассмеялась заливисто. – А ты видела, как он робко поглядел на меня и отвел глаза? Полюбилась я ему.
Еще что-то щебетала Краса, как маленькая лесная птичка, а Яра думала, что от неё сын кузнеца не мог отвести глаз. Только не ведала она, отчего это. То ли для него она была так красива, что не смог он сделать этого. При мысли об этом девице самой захотелось рассмеяться. То ли ничего в ней ему не приглянулось, и просто он взирал на неё, дабы не поддаться желанию посмотреть на Красу. Что же было вернее? И что было правильнее?
Видели в окно девицы, как парень молодой покинул двор. Мать хмурой тучей вошла в избу.
– Матушка, – не примечая настроя матери, Краса заскакала козленком вокруг неё, – он выспрашивал обо мне?
– Да ну тебя, Краська! – отмахнулась мать. – Лучше за работу принимайся.
Послушно уселась девица и взялась за оставленный давеча чугунок, но с губ её так и не сошла лукавая улыбка. Яра тоже воротилась к делу своему, да ладонь матери легла на руку её, останавливая. Заглянула она во всезнающие глаза старой женщины.
– Оставь это, – прошептала она. Разумела Яра, что не о требе сейчас мать говорит. – Нет у тебя другой стези окромя судьбы Ворожеи. Не сей в себе и его душе семя чаянья.
Опустила Яра глаза, ничего не ответив. Как смела она сознаться матери, что семя не только посеяно, но уже дало маленький крепкий росток?
Встречал лес денницу да Ворожею переливчатой трелью пробудившихся птиц. После двух дождливых дней Яра с отрадой вдыхала лесной воздух. Ноги её утопали в сыром мху и траве. Как всегда поздоровалась девица с деревьями и всеми лесными жителями. Сегодня не думала она собирать травы. Лесу надо было отдохнуть и выпить всю живую воду, которую послала с небес Додола22.
Не ведала Яра и боялась думать, придет ли сын кузнеца. Люто ее терзал страх. Хотела она видеть его, но и боялась потакать желанию запретному. Вера её в судьбу свою пошатнулась, но отчего-то помогло это девице почувствовать себя свободной. Будто вместо рук у нее отрастали крылья могучие.
Услышала сердцем она приход его. Знала Яра, что глядит он на неё – вслед за взглядом его по девичьему телу пробежал озноб. Не поворачивалась она, но ведала, что подошел он слишком близко. Сильные теплые руки легли на плечи тонкие, и у девицы чуть не подкосились ноги, а разум на мгновение помутился. Прижал парень спину её к своей сбойливой груди. Застучало неистово сердце Яры, заглушая все остальные звуки, но не пошевелилась она, не старалась вырваться. Впитывала в себя девица, как лес посланную воду, теплоту и силу сына кузнеца.
– Ты пришла, – был его шепот будто ласковый шелест листвы.
– Да, – едва слышно произнесла девица на выдохе.
Отчего-то парень усмехнулся. Чувствовала Яра, как лицо его зарылось в распущенные волосы. Сделал вдох он глубокий.
– Ты пахнешь полынью, – дыхание его защекотало ухо, и девица поежилась, не удержав смешок. Он тоже коротко рассмеялся, крепче сжав в своих руках тело девичье.
Стояли они, пока сердце Яры не утихомирилось, а мысли, разбежавшиеся пугливыми мышатами по углам, не воротились, напоминая о разговоре с матерью.
– Богдан, – впервые посмела Яра назвать его по имени, – нам… – сглотнула она тугой ком в горле, – не позволят нам.
– Кто? – спросил он.
– Люди, – вымолвила она. – Никто не поверит, что Великая Макошь позволила мне.
– Ты говорила с Великой Богиней? – спросил он, поворачивая её к себе.
– Да, – не смела Яра поднять на него глаза.
Враз поднял он девицу и закружил средь деревьев. Сама того не ведая, рассмеялась Яра, чувствуя неземную легкость птицы.
– Тогда никто не сможет помешать нам, – твердо произнес сын кузнеца, ставя её на землю. Заглянул он в голубые глаза и коснулся нежной девичьей щеки. – Ныне ты моя суженная. Пусть не пред людьми, но перед богами.
И опять у Яры внутри все сжалось от дурного предчувствия. Будто кто-то потянул её вниз в пучину земную. Даже почудилось ей, что покров мха сырого зашевелился, готовый связать их ноги. Закрыла девица глаза свои.
– Страшно мне, – прошептала она.
– Я тебя в обиду никому не дам, – коснулся Богдан сухими губами дрожащих век. – Хочешь, сейчас же пойду и поведаю родителям о выборе своем.
– Нет! – вцепились девичьи пальцы в холщовую рубаху, и впервые она открыто заглянула в глаза ему. – Пока утаим наш сговор. Не поймут люди. Не пощадят тебя.
– Ты обо мне печалишься? – ласково погладил он её по голове. – Ушел бы я уж к праотцам, кабы не выходила ты меня. А ныне без тебя мне жизни все равно не будет.
– Тогда не перечь мне, – взмолилась она. – Завтра на зорьке я опять приду сюда.
– Я знаю, – прошептал парень. – А коли не придешь, разыщу я тебя.
– Приду, – посулила Яра, выпутываясь из крепких рук.
Успел Богдан сызнова ухватить ладонь её, и снова она поглядела на него.
– Ну, пусти же! – тихо попросила она. – Мне домой пора.
Молча, улыбаясь, разомкнул он пальцы свои. Быстро и бесшумно девица затерялась среди густой зелени, силясь сдерживать непослушные губы, бессовестно выдающие радость её. Никогда еще не было в душе её столько смятения и ликования. Никогда еще не желала она так страстно, чтобы скорее пришла ночь, а за нею утро раннее.
***
Каждое утро встречались они и не могли разойтись. Собирала Яра коренья и травы, а Богдан глядел на свет солнца, играющего в её светлых развевающихся волосах, на тонкие пальцы, умело отщипывающие каждый листочек или цветок, на мягкие губы, которые попадались в неволю зубов, когда суженная его была увлечена делом своим.
Поутру на Ярило Мокрого23 собирала девица целебную росу. Богдан, покамест сидящий под двумя молодыми березками, вдруг подошел к ней и, взяв ладонь, наполненную живой водой, поднес к губам своим и выпил. По-прежнему мало они разговаривали. Боле шептались, милуясь, их взгляды и руки.
Сын кузнеца нежданно подхватил девицу на руки и опустился в траву мягкую. Положив Яру на землю, прилег он рядом, так и не разомкнув рук своих. Одежда их тут же измокла. По спине Яры пробежал холодок, когда она изумленно взглянула в наполненные решимостью глаза.
– Не ведаешь ты, как хороводиться с парнями, – выговорил он.
К щекам девичьим тут же прилил нестерпимый жар. Перевела она взгляд на ближние березки.
– Сегодня будет гулянье, – изрек он. – И придется мне глядеть на тебя лишь издали, Ворожея. Али позволишь ты вывести мне тебя в хоровод?
– Нет! – Яра в страхе посмотрела на него, качая головой. – Нельзя нам.
– Тогда подари мне поцелуй, – в темных глазах заплясали огоньки задорные.
Оторопела Яра. Жаждало сердце девицы выскочить из груди, дабы где-нибудь укрыться. Ведала она, чего хотел он, но коснулась робко губами только колючей щеки.
– Нет, – покачал головой парень, крепче прижимая девичье тело к себе. – Научу я тебя.
Глядела Яра, как склоняется над ней красивое лицо его. Чуть не обомлела она от страха, но желание познать то, о чем шепчутся в женском куту знающие девицы, было куда как сильнее. Закрыла девица глаза, и тут же уст её коснулись губы парня. Кажущиеся твердыми и жесткими они взаправду были мягкими, чуть шершавыми. По внутреннему наитию повторяла Яра неспешные движения, подстраиваясь, позволяя уводить себя. Было это дивно да сладко. Успокоилось девичье сердце, и разомлела она, радуясь своему нахождению в колыбели сильных рук. Отодвинулся Богдан, хитро улыбаясь.
– Теперь буду я вспоминать об этом все гулянье и ждать завтрашней зорьки.
Улыбнулась Яра. Ныне будет ей особенно весело смотреть на игрища. Да только тут же вспомнилась ей Краса.
– Пойдешь ты в хоровод, коли зазывать будут? – смиренно спросила она.
– Ты моя суженная, – изрек он, сбрасывая камень с сердца ее. – Готов я объявить отцу, чтобы шел он сговариваться с твоим родом.
– Нет, – опять встрепенулась Яра. – Никогда отец не дозволит.
– Должны они узнать, – покачал головой Богдан. – Отец уж выспрашивал меня, приглянулась ли мне какая девица.
Промолчала Яра, опустив глаза. Нечего ей было сказать. Никогда не думала она перечить уготованной ей судьбе. Ни на кого не глядела, да и её никто не привечал иначе, чем как будущую Ворожею. Да и не могло быть иначе. Был Богдан одним таким на всем свете белом. Видела она это внутренним оком Ворожеи. Только вот уготовано им было идти разными дорогами, которые они против воли родов своих скрестили и туго переплели. Не сможет уж она без него, изникнет со свету.
Богдан тяжело вздохнул.
– Ладно, ступай, – вымолвил он, не требуя больше ответа. – Пусть Великая Макошь и Лада укажут нам путь.
Напоследок отчего-то Яра крепко обняла его. Пуще всего хотелось ей, чтобы богини послали им просветление. Разошлись они в разные стороны, так и не заметив, как среди тени лесной мелькнул расшитый подол платья.
***
Глядела Ворожея на отдыхавших после пира стариков, на гогочущих ребятишек, на раззадоренную плясками молодежь. Украдкой бросая взор на суженного своего, тут же отворачивалась она, встречаясь с хитрым взглядом. Ни с кем он не заигрывал из вьющихся рядом девиц, где была и Краса, но и не отказывал, когда какая-нибудь из них, набравшись смелости, залучала его в хоровод. Закончив пляску, возвращался он в толпу парней одиноких. Да все равно глядела Яра на хоровод его и ощущала, будто неведомая нечисть толкала за шиворот ей колючки лопуха. Передергивало девицу, и она что есть мочи понуждала себя стоять ровно.
Не тревожила Красу холодность сына кузнеца. Опять уволакивала она его в чету на игрищах. Но как бы ни выставлялась перед ним сестра младшая, видела Яра в глазах Богдана только забаву над дитем малым. Не было и в помине того яркого огня, который согревал Яру, побуждая пылать внутри ответный жар. Не видать было сквозь бороду красного румянца, который покрывал его щеки при встречах их коротких на зорьке. И от этого душа Яры отрадно подпевала молодым девицам в хороводе.
Все было ровно да гладко в радости встреч их поутру украдкой. Миловались они, позабыв о долгах перед своими родами, и смеялись лежа в ласковой траве, укрывающей их от глаз чужих. Только иногда Яру нет-нет да и кололо предчувствие чего-то страшного, и озиралась она опасливо по сторонам. Не могла она искоренить в себе страх неминуемой расплаты за их злодеяние. Да только пришла беда другая.
Наутро после Кумления24, когда тайком от всех они после гулянья девичьего покумились через березовый венок, пришел Богдан невеселым. Насторожила Яру твердая решимость, отражающаяся в глазах его, как луна в ночной глади Словенского моря.
– Сговорил меня отец, – угрюмо рыкнул Богдан.
Подкосились ноги девицы, и упала она на мох, впервые показавшийся ей жестким и неприветливым. Неужто ныне все закончится. А как же клятвы их? Как чаяния на общую жизнь?
Никогда еще Яра не боялась так потерять кого-то, как Богдана в это утро. Но чего она мнила себе? Неужто полагала, что отец единственного сына оставит бобылем жить? Ныне отвар полыни для неё показался бы медом в сравнении с той горечью, что осела на губах, проникла внутрь и затопила душу. Девица невольно приложила руку к груди, словно могла она вырвать её и выплеснуть смрадное варево.
– Ты знаешь её? – спросила она не своим голосом.
Посмотрел парень на неё тяжелым взглядом.
– Сестра твоя, – ответил он, зажевав травинку.
– Краса, – почему-то Яра не подивилась.
Почти каждый день сестра младшая сокотала о пригожести сына кузнеца и о том, как он полюбился ей. Только Яра не примечала это, а следовало бы. Отец, поди, решил, что ладно будет породниться с кузнецом.
– Поведал отец, что старому волхву видение было о нашей свадьбе, – продолжил Богдан. – Не принял он моего отказа, указав, что негоже перечить старцу и отказывать роду той, кто спас меня от смерти, – выплюнул он сжеванную травинку и взял другую. – Когда сказал я, что только ты мне мила, вышел он из себя. Запретно желать Ворожею. А вот сестру её сама Макошь велела. Не изменит он наказа своего.
– Приданое у Красы ладное, – к чему-то пролепетала Яра, глядя на нещадно зажатую травинку меж губ его.
– Да очнись же ты! – выкрикнул он, взяв её за плечи. – Не могу. Не хочу я жениться на другой, когда клялся тебе. И ты мне клялась!
– Что мы можем? – покачала она головой, чувствуя влагу на своих щеках. Разве можно идти супротив воли отцов своих?
– Извергнусь я из рода, – прошептал он. И в голосе его не слышалось робости аль сомнения. – И ты. Сбежим мы. Отправимся в другие земли.
Задрожала Яра. Как же могла она отречься от рода своего? От дедов и прадедов. От отца и матери, которые вырастили и вскормили её. От крови своей.
– Неправильно так, – прошептала она, глядя в безумные темные глаза.
– Ты поклялась мне, – напомнил он. – Ты моя суженная.
– Да! Да. Но не так, – взмолилась она.
– Не женюсь я на сестре твоей, и иной стези нет для меня, – нежно взял он в колыбель рук своих её лицо. – Со мной ты? Жена моя.
Страшилась она да знала ответ свой.
– У нас на двоих общая жизнь, – повторила девица слова вечорней клятвы, ведая, что не сможет без него видеть света белого. – Ни слово, ни радость, ни слезы, ни случай – ничто нас не разлучит.
Улыбнулся Богдан и прижался своим лбом к ее. А Яра враз почувствовала мир в сердце и успокоилась. Решение было принято. Перестало внутри всё метаться. А может, оцепенела душа ее из-за больно тяжкого груза вины и стыда, затопивших её из-за деяния, которое собиралась она сделать по велению сердца. Предать род свой.
Сговорились бежать они после Купайлы. Всю Русалию25 просидела Яра в избе рядом со счастливой сестрой, которая, как пичуга по весне, щебетала о свадьбе своей. Изредка мать поглядывала на закручинившуюся Яру, не смевшую глаз от пола поднять. Вызывала она речами своими её на разговор, не как Ворожею, а как дочь родную, да только понапрасну. Пряталась та за своими берестяными туесками, в которые складывала высушенные травы и измолотые коренья, силясь не пролить ни одной слезинки. Мысленно падая в ноги матери родной и тут же откладывая и для себя травы, дабы потом сложить их в кузовок побольше. Мало ли где придется жить им, а трав таких больше не соберешь в этом году. Всяк листочек должен быть сорван в свое время, дабы выгонять нечисть и злых духов, излечивая.
В День Купайлы все девицы селенья спозаранок собрались на сбор цветов и трав оберегающих. Сплели они венки и пучки-обереги для каждого селянина. Особо трепетно переплетала Яра травинки для суженного своего. Да только у Красы были те же чаянья.
– Ладный венок для нареченного моего получился, – оценила она работу свою, и тут же рядом сидящие девицы засмеялись знающе.
Задрожали руки Яры, с трудом удерживая крепкий, почти доделанный пучок. Знала Ворожея, что не по нраву придется это сыну кузнеца. Коли подбежит Краса первая к нему, не потерпит он и обидит её прилюдно, пусть и сговорились их отцы. Не желала она зла своей сестре, и иначе не могла поступить, как отдать ему венок свой загодя. Почуяла она ранее других, что идут парни молодые со срубленной березкой, и поднялась, дабы встретить их у кромки леса. Появились они, и кинулась она к ним, раздавая свои венки и обереги. Знала, что не откажут Ворожеи.
Лишь мельком взглянула она на суженного своего, лишь на краткий миг задержалась её рука в его, но с лихвой хватило этого, чтобы сердце девичье запело, наполняясь солнечной радостью. И глаза застеленные счастьем не заметили, как бросила наземь венок свой Краса и принялась топтать в гневе. Как сверкнули недобрым блеском глаза старого волхва. Как в подлеске расправила свою спину черная змея и шипуче засмеялась.
После купания обрядового зажгла Яра священный костер под заговор старого волхва. Тут же заиграли селяне в дудки и трещотки. Стали молодые приглядывать суженных своих. Сызнова Краса подбежала к сыну кузнеца, хлопнула по плечу его и убежала. Глянул Богдан на Яру исподлобья, но все же побежал за молодой девицей. Догнал, да, прыгая через костер, расцепил с руки с ней. Топнула Краса ногой, побежала к Яре и крикнула что есть мочи со всей злостью своей:
– Из-за тебя все! Что неймется тебе все?
Увидела Яра по глазам сестры, что разумела все та. Не смогла сдержаться и опустила взгляд. Стих весь гам. Селяне враз забыли о веселье.
Подбежала мать к сестрам.
– Не мели, Краська! – шикнула женщина. – Опомнись, бесстыжая.
– Это она бесстыжая! – не унималась младшая сестра. – Не следует она наказу богов. Видела я их милующихся в лесу.
– Мне Великая Макошь позволила! – не сдержалась Яра, обретая смелость правдивую. – Испросила я у неё позволения и получила его.
Не заметила она, как встал рядом с ней сын кузнеца. Почувствовала только руку его крепкую, сжимающую ладонь ее. Взглянула она, как бесстрашно стоял он под косыми и порицательными взглядами селян.
– Ослушался ты завета богов, – проговорил сурово волхв. – Не тронь то, что не принадлежит тебе. Ворожея принадлежит только богам.
Сжалось сердце Яры в супротивном гневе. Ныне уже не могла она смириться с речами старика.
– Сама Макошь и Лада благословили нас, – твердо ответил Богдан. – Не людям перечить воле Великих Богинь.
– Ты смеешь говорить, как ведающий? – вскричал волхв. – Боги накажут нас. Всех нас. Все селяне будут страдать от злодеяния вашего!
– Не могут одни боги защищать, а другие наказывать, – наперекор ему опять выступил парень.
По толпе селян прокатился рокот.
– Не мальчишке говорить об этом! – осмотрел волхв тут же примолкнувших селян. – окончен пир! Ступайте по домам своим и молитесь, дабы не метнул Перун мертвые копья свои.
Глянула Яра на Богдана. Не желала она отпускать его руку. Ведала, что беда случиться, коли расстанутся они ныне.
– Ступай! – прошептал парень. – Завтра уйдем мы, коли не переменит старик решения своего.
Отпустила Яра руку его и тут же тягостная пустота проникла в душу ядом, губя все зародыши радостного упования. Не к добру были предчувствия её. Только знала она, что ни за что теперь не отступится от Богдана.
– Что же ты наделала, доченька, – тихо запричитала мать. – Говорила ведь я тебе, примирись с участью своею.
Молчала Яра всю дорогу к дому, слушая слезные уговоры старой женщины. Молчала и когда под тяжелым взглядом отца и братьев зашла в избу. Тихонько поднялась на полати и легла, крепко зажав в руке железное древо жизни. Молчаливо призывая богов заступиться за них.
Старый волхв с коварной усмешкой затоптал догорающий огонь священного костра. Все сладилось проще, чем мнилось ему. Много лет он ждал, что в избранном роду появиться та, которая надобна Великому Богу. Как пришлось ему держать её в черном теле, не давая владеть своей божественной силой. Как пришлось окружить запретами, с которыми светлая душа девицы примирилась, да не смогла против любви выстоять. Много парней молодых на Ворожею поглядывали, да ни у кого не хватало духу выступить супротив порядку богов. Только в сыне кузнеца увидал он своевольный дух. Тайными путями смог он свести их вместе, ведая, что Ворожея западет в душу его. Покрыв пеленой уснувший разум его, вселил он чаянье в душу его, как и в доверчивую Ворожею, опоил которую в День Макоши, дабы пала защита света. До цели заветной оставалась малость. И пусть уготовано погибнуть ему, но с великой радостью отдаст он жизнь свою Великому Богу…
А ночью темной наползли на селения черные гадюки и притаились в низинах под тынами да в подклетях. Поутру ребятишек малых да зазевавшихся стариков пожалили. До поздней ночи пришлось Яре выгонять хворобу мучительную, и в каждой избе встречали её безмолвным порицанием. Ведала она, что усмотрели в этом кару богов, как старый волхв предсказывал. И вина в страдании их только на ней и Богдане. Предчувствие беды неминуемой завладело ретивым. Неужто обманула её Макошь? Али почудилось ей только позволение её из-за горячего желания уверовать в это.
Не до всех изб успела дойти в тот страшный день Ворожея, и много душ отправилось к праотцам в ирий26 небесный. Воротилась она в дом родной совсем измотанная, только встретили её стены молчаливые. Защемило сердце её, почуяв недоброе. Не вышли из избы отец да мать с Красой, коли не случилось бы что-то страшное.
Выбежала она, не помня себя от страха. На угоре за селением, где рос старый дуб, увидела Яра толпу селян в свете яркого костра. Чуяла она, что нельзя ей идти туда, что худо будет, но не могла она иначе, ведала, что Богдану нужна её помощь. Бросилась она бежать, не упуская из виду притихшую толпу. Карабкаясь по угору крутому, падала на траве росистой, пытавшейся остановить ее, оплетая ноги босые. Да только снова Яра подымалась, не желая отступать. Подивилась она и испугалась безмолвию толпы. Лишь слышался одинокий женский плач, где-то недалече. Увидев Ворожею, расступились перед ней селяне, открывая глазам её страшное зрелище. Стоящий на коленях Богдан враз поднял голову, будто узрел её приход. Обласкал он её взглядом своим с головы до пят, улыбнулся своей игривой улыбкой и упал навзничь, пронзенный копьем от руки старого волхва. Закричала Яра не своим голосом, разбивая тягость ночной тишины. Подбежала к нему и перевернула. Все еще хранил остатки разума потухающий взгляд его, а губы улыбались ей. Гладила она его щеки, призывая все свои силы не отпускать его душу в мир Нави. Только все было бестолку. Медленно угасал огонек жизни в темных глазах его.
– Ты суженная моя, Ворожея, – тихий шепот сорвался с обескровленных губ, али почудилось ей только. – В любой жизни.
– Воротись, – шептала она, роняя слезы на его лицо, лобзая губы и щеки. – Воротись ко мне.
Попытался Богдан поднять руку, дабы погладить волосы златокудрые, но упала она недонесенная, и затих он навеки.
Только Яра, не отступая, все безумнее шептала свой заговор:
– Воротись ко мне. Заклинаю тебя. Воротись…
И никто из селян не посмел нарушить молчание. Не посмел оттащить Избранную, занимающуюся бесстыжим делом. На каждого напали тоска да грусть. Девицы, не зная отчего, заревели. Мужики и парни молодые закручинились. А женщины старые стали оплакивать сына кузнеца, как собственную кровь. Да только ни из кого не вырвалось ни звука, а ввысь уносились лишь два плача: Ворожеи да родной матери казненного.
Гладила Яра окровавленную рубаху, ощущала, как платье её становится мокрым, прилипая к ногам. Неверяще сызнова взглянула она в пустые глаза, глядящие ввысь темноты. Коснулась ладонью их и закрыла. И в миг этот закрылось в душе её все доброе и чистое.
Не зная, сильна ли она в предсказаниях, девица по наитию все же высказала заветное слово свое:
– В любой другой жизни, – повторила она тихо слова его, гладя черные спутавшиеся волосы. – Найдешь ты меня, али я разыщу тебя. Не унесем мы клятвы свои в могилы, а возьмем с собой в Ирий небесный, дабы жизнь за жизнью славной исполнять её друг для друга. Во веки веков.
Коснулась она напоследок своим лбом его чела, поцеловала губы остывшие. Поласкала пальцами своими руки неподвижные, которые еще давеча были сильными и нежными. Принес он в душу её лето красное, одарив цветами, после бесконечного холода. Цветы эти наполняли Яру нестерпимым желанием нести людям добро и исцеление. А ныне все они потонули в слезах горьких.
Подняла она глаза на опечаленный народ. Горе захлестнувшее её отступило, оставив вместо себя злость черную. Злость на род свой, страшащийся заступиться за дочь свою. Злость на всех селян, запретивших быть им счастливыми. Злость на богов, позволивших случиться такой несправедливости. И ярость жгучую на старого волхва, загубившего суженного ее.
Посмотрела она на старца взглядом безумным. Глядел он на неё смело, уверованный в правильности деяния своего. Да впервые видела в глазах его Ворожея и нечто другое. Темное и непостижимое для неё.
– За что? – тихо спросила она.
– Исполнил я наказ богов, – твердо ответил волхв. – Сам Сварог27 явился мне, требуя наказать неверного. Не тебе, девка бестолковая, требовать у меня ответов.
Черная ненависть затопила душу ее, а огонь жажды отмщения выжег последнее добро. Руки Яры сами схватились за копье тяжелое, которым пронзен был Богдан. Всей своей затемненной злобой душой желала она мести. Желала отправить старца вслед за своим нареченным.
Подняла она руку, чуя в себе силу могучую.
Да так и застыла…
Остановило её что-то. То ли тихо шептавший внутренний голос. То ли жаждущий взгляд старика. Враз стало слишком тяжелым копье в руках её, и выпустила она его, разумея, что не только старый волхв был виновен. Устремила Яра взгляд яростный ввысь темную.
– Нет больше для меня богов! – воскликнула она. – Отрекаюсь я от каждого из вас.
В высоком небе глянул гром, да не остановило это Яру.
– Нет больше для меня рода! – взглянула она в сторону своей семьи. – Нет больше для меня людей! – вновь глаза её воротились к небу. – Будьте все прокляты!
Не ведала она, какая сила таится в ней, готовая вот-вот пробудиться…
Тут же развернулось небо, и метнулась в высокий дуб яркая молния. Запылало древо калиновым огнем, задул ветер, раздувая его еще жарче.
Волхв и все селяне упали на колени, уткнувшись челом свои в землю. Осталась Яра одна стоять и глядела, не отворачиваясь, хоть и жгло её лицо, а глаза иссыхали от слез. Готова была она принять кару свою. Ничего не было у нее кроме жизни, подаренной ей родом, из которого она изверглась. Да и жизнь, как ныне уразумела она, не принадлежала ей.
Кто из селян хоть краем глаза подглядывал, видел, как спустился с неба рыжий конь, несущий на своей спине старика с огненной бородой. Остановился всадник перед дубом и враз огонь погас. Обомлеть бы Яре пред Великим Сварогом, упасть и вымаливать прощение, да только не желала она этого. Не собиралась от своих страшных слов отказываться.
Слышал ли отец богов, как стонало от боли рядом с ним мощное дерево? Затрепетала в душе Яры жалось к замученному исполину, но не двинулась она с места, глядя в суровое лицо Сварога.
Тут же землю поразили молнии и гром. Сам златовласый Перун28 спустился с неба, оказавшись рядом с отцом своим. Держал он в могучих руках свой топор и гневно глядел на молодую девицу. Не один он пришел вслед за отцом. Увидела Яра третьего – седовласого старика с золотым луком в руках. Каждый знал Стрибога29 – бога ветров.
Молчали три старца, сурово глядя на Ворожею.
– Кто ты? Почему мы явились на зов твой? – раздался в мыслях Яры громовой голос.
– Никто я вам! – ответила она, пытаясь перекричать раскаты грома. – И вы мне никто! Отрекаюсь я от богов, которые не ведают справедливости. Забрали вы жизнь суженного моего, отняли у рода единственного сына. Макошь и Лада благословили нас, а опосля отвернулись.
