Текст книги "Лучший мой подарочек (СИ)"

Автор книги: calling my name

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Ложиться спать пришлось в трусах и лифчике, повесив джинсы и водолазку на спинку стула. Получить более удобную, а, главное, свежую одежду пока не представлялось возможным.

Принесший ей ужин и сопроводивший до дверей туалета младший офицер, тоже немного говоривший по-русски, сказал, что все это будет завтра. Там, куда ее отвезут.

Только сон оказался совсем уж кошмарным – то ли из-за еды на ночь, то ли из-за мучающих ее сомнений и вопросов. Как обтекаемо сформулировал КГБ-шник, это лучшее, что может ждать ее здесь. И оно совсем-совсем неплохо для всех, кто так живет. А ей и ни к чему об этом знать, делать то, что другие, не придется.

“Бордель, что ли, какой-то элитный?” – подумала Аня, вспомнив некоторые сериалы, но озвучивать свою малоприятную догадку не стала.

Интересно, там тоже портреты Ким Ир Сена везде висят?

***

За примерно две недели (она немного потеряла счет времени), прошедших с момента ее переезда, Аня успела вспомнить, что такое скука. Как называть это… место заключения (звучит неприятно, но верно), она так и не решила. Больше всего оно походило на дом отдыха или санаторий старого типа, в подобном она несколько раз побывала с бабушкой.

Во время непродолжительной поездки по Пхеньяну (Аня в глубине души боялась момента ее окончания), ее мучили тревожные мысли, мешавшие должным образом заценить экскурсию.

Первое впечатление провинциальности и преобладающей серости оказалось верным. Машин (старых российских марок) по сравнению с их городом, можно сказать, не было, пешеходов, в общем, тоже. И как она успела с удивлением узнать, носить джинсы здесь запрещено (очень весело).

Несколько высотных зданий виднелось на другом берегу реки, столица все-таки, но, кроме огромного треугольника отеля Рюген и похожего на сталинградские памятные стеллы Монумента идей чучхе, взгляду было не за что зацепиться.

Но главным беспокоящим ее вопросом был отнюдь не внешний облик столицы КНДР. Устроившись у небольшого окна неприятно похожей на автозак машины (хотя почему похожей, это он и был), Аня попыталась представить себе должностные обязанности жрицы любви, или как там это назвать, чтобы звучало не ржачно. Хотя ржать не хотелось от слова совсем.

Начинать такую карьеру желания, честно говоря, не было, но, как она уже решила раньше, повторять трагическую судьбу главной героини мюзикла Нотр-Дам хотелось еще меньше.

Она просто ни черта не смыслит в родах, то есть в сексе, хотя и в них тоже. Элька бы им всем тут показала, наверное. Она и трахаться умеет, и запросто нахамит кому угодно. Круто быть такой. И вообще это была ее идея, значит, она и должна была бы… Хотя нехорошо, конечно, подруге зла желать.

Хоть бы обучение тогда уж провели или методичку выдали.

Неприязненно косясь на встретившую ее женщину неопределенного возраста с традиционно непроницаемым лицом, подумала Аня.

Однако в похожем на санаторий здании в тихом переулке ничего подобного ей и не думали предлагать. Ее как будто и правда отправили отдохнуть в богом забытом санатории в самой жопе мира.

Выходить из отведенной комнаты, гораздо большей, чем их с сестрой спальня, можно было только на балкон.

Комната реально напоминала номер в этом самом санатории, только кровать подозрительно роскошная, что-то похожее Ане доводилось видеть в найденной в сети порнушке.

Но ничего противоестественного делать не приходилось, пока, по крайней мере.

Переодевшись в ярко-розовое (такое уж дали) платье непривычного фасона и босоножки на платформе, Аня целыми днями пыталась смотреть телевизор, передачи напоминали очень старую советскую кинохронику, а от быстрого темпа ни хрена не понятной речи ведущих сразу начинала болеть голова. Потом ей принесли ноутбук, без интернета, естественно.

Кормили согласно пожеланиям, стоило намекнуть на нелюбовь к корейской кухне, как ей стали приносить нечто, максимально похожее на обычную еду дома.

По-русски никто не говорил, Ане пришлось сильно напрягаться, вспоминая школьный английский. Впрочем, общалась она только с той женщиной, как ее зовут, запомнить не получилось, поэтому Аня звала ее просто Юлей (Юн.. какая-то там она, кажется) и двое-трое других еще заходили убраться и что-то принести.

Жить как принцесса, пусть и с ограниченной свободой, оказалось где-то даже и прикольно. Ей почтительно кланялись (сроду такого не было), все подавали, убирали, спрашивали о пожеланиях. И никаких ЕГЭ на горизонте не светило. Хотя Аня уже успела для себя открыть, что есть на свете вещи гораздо хуже.

Но длиться вечно такое сомнительное счастье, естественно, не могло.

========== часть 5 ==========

Что именно сегодня наконец-то должно произойти нечто особенное, Аня поняла сразу. В животе похолодело, скорее приятно, как это ни странно, от страха и какого-то смутного непонятного предвкушения. Когда долгое ожидание и неизвестность готовы разрешиться хоть чем-нибудь, облегчение испытаешь практически в любой ситуации. Особенно если ты даже еще не закончила одиннадцатый класс.

– Что… что это значит? Куда я пойду? – забыв от волнения английский и свое обычное в последнее время молчаливое послушание, обратилась Аня к принесшим ей новое платье девушкам, настойчиво пытаясь все-таки добиться ответа. Спохватившись, перешла на английский, увы, столь же безрезультатно.

Девушки не отреагировали вообще никак, словно не заметили ее, молча положили наряд явно вечернего фасона на кровать и с поклоном вышли.

Аня так и не поняла до сих пор, одни и те же служанки (или надсмотрщицы) заходят к ней каждый день или нет, и сколько им лет. Все казались абсолютно одинаковыми, на одно ничего не выражающее лицо, как и солдаты. Нехорошо так думать, но что поделаешь, если оно само в глаза бросается?

А, может, они правда киборги, как в фильмах? Сегодня молчаливая настойчивость и полное игнорирование ее вопросов разозлили, захотелось даже устроить скандал, как дома.

Сначала заставили вымыть еще раз и так чистые волосы, Аня сама делала это каждый день, отчасти из-за необходимости хоть чем-то его заполнить, а тут пришлось все повторить, причем с помощницами. Только этого не хватало, дома она с первого класса мылась сама, но отвертеться не удалось.

Осталось только закрыть глаза, дышать глубже и представить себя Ким Кардашьян или какой-нибудь Первой леди (ха-ха). Они, интересно, сами моются или как? Кореянки касались золотисто-белокурых прядей с нескрываемым благоговением, даже рассматривали, отступая на шаг назад и чуть склонив голову в сторону.

Таких нарядов Аня до сих пор не только не надевала, но и даже не видела вблизи. На выпускном после девятого она обошлась симпатичным недорогим мини-сарафаном, который потом еще долго носила летом. А это какое-то… слишком взрослое, на ней выглядит чуть чужеродно. Надеть его пришлось на голое тело, Аня пока не практиковала подобного, как-то даже и в голову не приходило. Но все попытки объяснить, что ей забыли принести трусы и лифчик, ни к чему не привели. Ей все так же по-идиотски улыбались, кланялись и протягивали платье.

Раздосадованно мотнув головой, Аня смирилась и подняла руки вверх, позволяя себя одеть.

Гладкая шелковистая ткань оказалась очень приятной на ощупь, только внизу как-то непривычно холодно, не привыкла она без трусов ходить. Не слишком высокая (второй размер только пока) грудь, обтянутая и чуть приподнятая, теперь казалась заметно больше, чем она привыкла считать. Попытка подтянуть вырез чуть выше ни к чему не привела – наряд сидел как влитой, делая фигуру непривычно женственной. Раньше она за собой такого не замечала.

До отфотошопленных красавиц с гротескно крутыми изгибами бедер, невероятно тонкой талией и устремленными ввысь, как шпили Адмиралтейства (или здешний монумент), силиконовыми полусферами грудей ей, конечно, далеко, но неплохая попытка в это. Весьма перспективная.

Бунтовать и настаивать на ответе, к чему ее, собственно, готовят, почему-то расхотелось. Осторожные прикосновения расчески, бережно скользившей по волосам, чуть задевая спину, ввели в легкий транс. За вошедшим незнакомым мужчиной в военной форме Аня наблюдала совершенно отрешенно и без интереса, даже не заметив, как в ее руке оказался стакан с чем-то мутноватым. Прикосновение холодного стекла к ладони заставило вздрогнуть и покрыться мурашками.

– Drink it. – Немного похожий на отправившего ее сюда КГБ-шника офицер на миг сбросил маску полного бесстрастия, широко улыбнувшись, как официант в кафе.

– Спасибо… – машинально пробормотала Аня, – то есть thanks, – поднося стакан к губам.

Сладкая жидкость со сложным привкусом пилась легко и незаметно, желание поинтересоваться, что же это такое, таяло с каждым глотком, как лед на донышке.

О, бич! Да ей теперь точно пиво продадут.

Как они накрасили ей глаза и надели туфли, Аня даже не успела заметить, смакуя коктейль. Он был алкогольный, интересно? Уже знакомый горьковатый спиртной привкус совсем не ощущался, но наполнившая все тело и особенно голову легкость наводила на некоторые подозрения. Хотя, а не хрен ли с ним?

Глупо (Аня тут же попыталась это исправить, как могла) улыбающаяся из зеркальной глубины красавица завораживала, ее хотелось потрогать и рассмотреть со всех сторон.

Это точно я?

На выпускной бы так прийти, все будут падать и штабелями укладываться. Воспоминание о вряд ли ожидающем ее теперь выпускном настроение на этот раз не испортило – поднимающаяся откуда-то из желудка и теплыми волнами расходящаяся по всему телу бездумная радость искала выход, прорываясь наружу беспричинным смехом и усиливающимся желанием танцевать, покачивая бедрами и оглаживая руками изгибы тела.

Немного беспокоили только туфли на каблуках, в прежней жизни Аня их не носила, как бы не запнуться и не упасть в самый неподходящий момент. И отвердевшие от холода и волнения соски, неприлично выделяющиеся под тонкой красной тканью. Впрочем, заметного смущения этот факт почему-то не вызывал. Так определенно даже круче.

Распущенные волосы – здесь они стали намного гуще и пышнее, мягко струились по спине и плечам, доставая до пояса. Почти незаметный макияж удачно оттенил ее серо-голубые глаза, сделав голубизну ярче и глубже, подкрашенные ресницы казались невероятно длинными.

– Go! – принесший неизвестный напиток офицер сделал приглашающий жест с той же непроницаемо-сердечной улыбкой.

Аня и не подозревала, что это может быть одновременно. Двое солдат помоложе, вошедших чуть позже (она не заметила, когда), уставились на нее чуть расширившимися глазами. Что-то в интонации офицера заставило сразу послушаться, да ей и не хотелось протестовать.

Провожаемая неизменно кланяющимися сотрудницами места ее содержания, Аня чуть нетвердой походкой направилась вслед за офицером, двое солдат шли рядом, держась справа и слева от нее, благо ширина коридора это позволяла.

Чтобы не сбежала или почетный эскорт?

Скорее, служба доставки… ее.

Не самая приятная мысль никакого страха или протеста не вызывала, все было так мило, таинственно и смешно.

О… охуеть!

Это правда происходит с ней?

Когда офицер предупредительно распахнул перед ней дверь и четко, как на параде, отступил в сторону, не забыв поклониться (сегодня побит рекорд по поклонам), Аня страстно захотела раздвоиться и посмотреть на себя со стороны. Мгновение поистине было бесценно и достойно застыть в вечности отлитым из бронзы.

Такие машины – огромные, черные, блестящие, с хищным великолепием обтекаемых форм – она еще ни разу не видела вживую, тем более вблизи. Возможно, Пак Чимин или Ким Тэхен, с которыми ей так и не довелось сходить на свидание, тоже могли бы покатать ее на такой, но это не точно. А кое-кто другой точно мог, и ей придется сейчас поехать с ним, других вариантов как бэ и нет, опцию “отказаться” не прикрутили.

Еще один солдат доведенным до автоматизма жестом распахнул дверцу, низко поклонился и замер, вытянувшись в струнку. Кажется, даже не дышал. Не перед ней, конечно, а перед Хозяином, к которому ее, собственно, и доставили, на блюдечке с голубой каемочкой.

Заколдованный (не иначе) напиток бушевал в крови, окрашивая реальность яркими всполохами волшебства. Отношение к ситуации ненадолго раздвоилось. Ощущать себя вещью, не способной ни на что повлиять, было все еще непривычно и страшновато. Холодок от вторжения чего-то взрослого и необратимого на миг притупил огонь предвкушения праздника.

Мама… если бы можно было закрыть глаза и проснуться дома.

И жить прежнюю жизнь дальше, такую безопасную и несерьезную, почти как у Дашки. Сдать ЕГЭ, оторваться на выпускном. Потом скучно состариться, как родители.

И никогда не узнать, что бывает после того, как за тобой приедет автомобиль мечты из мира суперлюдей. Хозяину которого кланяются солдаты чужой страны. А она должна поклониться? Или нет… она здесь не для этого. А для чего?

Неприятное ощущение, ненадолго всплывшее на поверхность сознания, быстро утонуло. Едва удерживаясь от танцующих движений (музыка звучала где-то в голове, причем непонятно какая), Аня с жадным любопытством уставилась на вышедшего из машины невысокого полного мужчину в черном костюме. Все-таки, пожалуй, не ниже ее, это хорошо. Не очень похожего на Ким Тэхена, скорее уж на их губернатора, но это совсем не было сейчас важно. Над клипом Lolly bomb они с Элькой долго орали год назад, и, кажется, вместо клипа BTS она попала именно в него.

Но… во всем этом было что-то, кружащее голову и пробегающее дрожью вдоль позвоночника. В темных глазах за тонкими стеклами очков читалось явное восхищение. Аня вдруг четко представила, как отражается там вся, с ног до головы, и ощущение праздника возобладало окончательно и бесповоротно. Так на нее еще никогда не смотрели.

Хотелось начать танцевать, покачивая бедрами, повертеться в разные стороны, а потом подойти к нереальной тачке, коснуться руками и наклониться, прогнувшись в спине. Немного жаль только, что нельзя полюбоваться собой со стороны – обтянутой красным платьем фигурой и отраженным в серо-голубых глазах черным мерседесом.

– Аня.

С ударением на последний слог ее имя звучит чарующе непривычно, лаская слух. Последние остатки страха и сомнений растаяли, вытесненные радостью едущего на елку ребенка.

Ведь ты так красива в свои восемнадцать.

Танцевать хотелось не под BTS, а под любимую песню мамы. Лепс вечно орал во время их пьяных посиделок с подружками, заставляя Аню морщиться и демонстративно закатывать глаза.

В машине – момент, как она оказалась внутри, в очередной раз выпал из реальности, как после залпом выпитого на злополучный Новый год шампанского, мир то слегка покачивался перед глазами, то начинал медленно вращаться.

Возможно, и магия окружающей обстановки сделала свое дело – мягкое, невероятно удобное сиденье вызывало ощущение полной расслабленности и безопасности. Что салон может быть таким просторным, Аня себе не представляла.

Сидящих впереди водителя и охранников видно не было, да она и забыла про них, чувствуя себя совершенно свободно.

Снисходительно-ласковое выражение темных глаз диктатора (учительница по истории так его называла) не давало смущению и беспокойству ни малейшего шанса вернуться. Но восхищение еще круче… намного.

– Хочу BTS, – попросила Аня по-русски, совершенно не подумав, что это глупо. И даже не удивилась наполнившему салон ритму Fake love.

Вау! Я что угодно могу просить?

Но не просто так…

Мягкое прикосновение теплых пальцев к запястью чуть напрягло и заставило невольно зажмуриться. Но это пока не то, о чем она подумала.

– Вау! – не удержавшись от так раздражавшего родителей возгласа, Аня прикрыла рот рукой, любуясь браслетом. Это были не наручники, лол. В драгоценностях она не смыслила ни черта, только бижутерию юзать доводилось, до сегодняшнего дня.

Но все же золотой браслетик на ее руке выглядел настоящим, как с витрины ювелирного отдела в Парусе. И красивые мелкие камешки на нем так сияли, даже если они не настоящие брюлики, все равно это самый крутой подарок в ее жизни.

Опять протянув руку, Ким Чен Ын взял прядь ее волос и рассмотрел на свет, как что-то очень интересное, с видимым удовольствием пропуская между пальцами. Что он при этом сказал, Аня не поняла, но по спине опять прошла волна странного удовольствия. Ему нравятся ее волосы и она сама, что тут понимать.

Впрочем, нет, кажется, он ее о чем-то спросил. Английский надо было лучше учить, кто же знал, что так пригодится.

На всякий случай ответив “Yes”, Аня с удивлением поняла, что они остановились. Корейский Президент нехотя отпустил ее волосы, что отозвалось некоторым разочарованием, она только хотела насладиться ощущениями, удобно откинувшись назад и прикрыв глаза.

А… а – это тут откуда?

Небольшой широкий стакан, до краев наполненный темно-золотистой жидкостью, пах чем-то больничным, как в школьном медкабинете. Не так резко, но очень похоже. Рот и горло обожгло адским огнем, выжегшим в ее теле буквально все… но мучительная смерть не наступила.

Ударив в голову, горячая волна рассыпалась мириадой сверкающих всполохов, как фейерверк на День Города. Казалось, чужой город и правда озарили огни салюта, под который так хорошо кружиться и танцевать, задрав кверху голову.

А еще лучше сесть на колени к… как же его назвать, кто он ей? Отличная идея, то что нужно.

Мягкое (какое-то слишком мягкое и осторожное, хотелось большего) прикосновение пальцев к щеке и губам заставило негромко застонать и податься вперед, захватывая их ртом, пытаясь продлить и углубить ощущения.

Внутри что-то пульсировало и как будто чесалось. Грудь стала невыносимо чувствительной и слишком красивой, чтобы прятать ее под платьем. Собственные руки предали ее и начали жить отдельной жизнью, зарывшись в непривычно жесткие, густые черные волосы. Чтобы дать понять, чего же она хочет, чуть надавив на затылок в нужном направлении. Долгожданные прикосновения заставили бесстыдно приподняться, чтобы почувствовать наконец чужие губы на напрягшихся сосках. И вообще сразу везде.

Все сильнее покачивающийся мир бешено закружился в слепящем водовороте, превращаясь в сон, бездумно-приятный, совершенно не поддающийся пересказу.

========== часть 6 ==========

– Дай руку! Помоги… помоги мне!

– Нет! Ты же умерла!

Ее руку с браслетом (откуда он взялся, непонятно, такого у нее сроду не было) все не получалось отдернуть от края черной ямы прямоугольной формы. Чтобы гроб поместился, трудно, наверное, такую вырыть, тем более в мерзлой земле.

Аня излишне резко села в кровати, тут же сморщившись от боли в затылке и во лбу тоже, везде. Как будто опять головой ударилась, причем как следует.

Воспоминания начали оживать медленно и постепенно, с большой неохотой. Некоторые из них, да почти все, вызывали прилив крови к щекам или даже желание провалиться сквозь землю. Они вообще воспоминания или сны?

Судя по тому, что она опять в какой-то незнакомой комнате, точно не той, из которой была вчера торжественно уведена – не сны. И совсем без ничего, хотя привычки ложиться спать голой у нее никогда не было, холодно как-то и неудобно.

Если принять душ, воспоминания о скользивших по ее телу руках тоже смоются? Вчера ей все нравилось, что удалось запомнить, по крайней мере.

Сейчас же наряду с головной болью в душу все сильнее вползал страх необратимого и неизбежного. Которое, кажется, уже произошло, осталось только ждать последствий.

Неужели это была она? Правда делала все это? Прижималась к внуку Ким Ир Сена, которого еще недавно безумно боялась, пошло хихикая, сдвигала бретельки платья со своих плеч, ладно хоть в штаны не лезла. Хотя и это полностью исключить нельзя, возможно, просто не запомнилось.

Прикосновений хотелось нестерпимо, внутри что-то ныло и пульсировало, желая наполненности. Это почти уже не запомнилось, но, судя по усиливающемуся желанию сходить в душ, чтобы смыть с бедер что-то липкое, она ее достигла.

ЕГЭ, родители, Даша, Элька и школа еще больше скрылись в тумане… или за тяжелой каменной дверью. Может, она просто еще не выспалась и голова болит от выпитых вчера неизвестных напитков? А потом все будет хорошо, в какой-нибудь следующий день?

***

Как же… как еще рано. К сожалению. Зачем она так рано проснулась, теперь целый длинный день впереди, прежде чем, возможно, что-то случится? Если Он сегодня придет, в этом никогда нельзя быть уверенной.

Сколько она уже прожила здесь, Аня не понимала: дни сливались друг с другом и считать их как-то даже и не хотелось. Какая разница. Пару недель? Месяц? Или уже два? Она даже не знала, где, собственно, находится. Где-то на окраине, кажется, или за городом.

Выходить ей разрешали неохотно, сначала вообще не выпускали. Потом, правда, стало можно, но в прогулках по маленькому садику за высоким забором, да еще и под наблюдением охранников, радости оказалось мало. Только воздухом подышать.

Когда-то такая жизнь казалась ей пределом мечтаний – ни школы, ни родителей, ни надоедливой Дашки. Делать не надо вообще ничего. Только в Sims играть, если хочется, сколько угодно, или в Dragon Age.

Все это у нее появилось, стоило только захотеть и попросить у Него. И айфон наконец появился, новый и красивый, самый последний, долго и безуспешно выпрашиваемый в прошлой жизни у родителей. Только радости от него оказалось как от козла молока, интернета в счастливой КНДР не было, совсем. У кого-то, может, и был, но у нее нет. Только эту единственную просьбу не исполнили.

Много чего другого Он ей принес и подарил, радуя уже просто фактом внимания. Аня всегда благодарила за это долгим поцелуем, хотя поцелуи почти сразу стали успокаивать и радовать сами по себе, на некоторое время избавляя от сомнений.

От подарков быстро наступила пресыщенность, тем более они оказались в большинстве бесполезными, как айфон. Зачем ей все эти вещи и украшения, если она никуда не выходит? Только наряжаться здесь… для Него. Чтобы все быстро снять, без одежды она гораздо больше нравится. Можно было не одеваться, собственно.

И ждать со все большим нетерпением новых встреч. Прогнать все чаще выползающие из темных углов страхи и сомнения могли только они, утешая и поддерживая веру в себя и лучшее будущее.

Но их всегда было мало – чувствовать себя желанной и любимой хотелось постоянно. Воспоминания о сказанных словах, взглядах и… много еще о чем занимали все свободное время. Слова доходили до сознания не всегда, тем более английский часто начинал причудливо перемежаться с корейским, как и у нее с русским. Оставалось только прислушиваться к интонации, что подсознательно нервировало и подталкивало к паранойе.

Аня не находила выхода копящемуся напряжению, колеблясь между страхом все испортить и нарастающей неудовлетворенностью. Однажды, правда, удалось совершенно определенно понять, что она очень похожа на диснеевских принцесс, мультики о которых Председатель Трудовой Партии Кореи, как это ни странно, смотрел в детстве. Но радость от этого восхитительного открытия все же не могла продлиться вечно.

Взять и выяснить отношения не хватало духа, вдруг ответы будут совсем не те. Спросить: “Ты любишь меня или просто…”? А “просто” что? Трахаешь? Слишком грубо звучит и потом – вдруг это правда, что тогда?

От обжигающих горечью и страхом мыслей хотелось плакать, сначала с ней такого не было. Не находя в себе сил спрашивать, чтобы все не испортить, Аня пыталась получить ответы, заглядывая в глаза, но тревоги уходили лишь на время, вопрос: “Он любит меня или я ему просто нравлюсь?” – оставался открытым.

Она сама не могла, или не решалась, озвучить свои желания, даже для себя. Это любовь или стокгольмский синдром? А, может, любви вообще не бывает, или синдрома? Или они одно и то же?

А мечты готовы были унести совсем уж далеко, вывести наконец из золотой клетки в большой мир. Она даже видела себя рядом с Ним, на трибуне во время военного парада, вместо Ли Соль Чжу. Что у Него есть законная супруга, Аня всегда помнила… но жена ведь не стена? Можно просто вот так взять и уйти к другой, как Элькин отец. А прежнюю жену… ну, например, расстрелять в тюрьму посадить, чтобы не мешала и не беспокоила. Тут такое запросто. Это она, конечно, в шутку подумала, рофл же. Просто развестись, что такого-то. ВВП же развелся, и все у него зашибись.

– Или тебя расстрелять… если надоешь. Постареешь или потолстеешь, – издевательски засмеялась восковая кукла с черными провалами вместо глаз, регулярно беспокоящая ее по ночам во сне и даже иногда наяву.

Она всегда спала одна, и это все больше огорчало.

– Потолстею? – неожиданно обеспокоилась Аня. Она, как и дома, старалась следить за собой и почти не поправилась, если только совсем чуть-чуть. В бедрах и груди, ее тут слишком хорошо кормят, а спортом заняться как-то не приходило в голову. Если только секс можно считать спортом, хотя, наверное, все-таки нет. – От чего?

– Увидишь! – опять захихикала Ивлиева, особенно мерзко и неестественно, как во второсортном ужастике.

Это и разбудило Аню, заставив встать слишком рано, время теперь будет тянуться долго. Раньше веселее было… совсем еще недавно. А сейчас как-то плохо, непонятно, от чего. Даже прямо с утра. Наверное, из-за Машки, она во всем виновата, не дала выспаться. И такая противная была на этот раз, что до сих пор тошнит. Если почистить зубы, гадкий привкус во рту пройдет? Наверное, она просто чем-то отравилась.

Вкус зубной пасты стал явно каким-то не таким, неприятно резким, почти нестерпимо. А движения щетки во рту вызвали настоящие рвотные позывы. Стараясь не думать о плохом – ничего страшного с ней произойти не могло, оно просто от нервов, Аня сняла сорочку и поморщилась, случайно коснувшись груди. Она почему-то стала заметно больше в последние дни, что сначала порадовало, но теперь вся горела, и дотрагиваться больно.

– Сбылись твои мечты, Анька? Или не совсем пока?

– Уйди! – невнятно простонала Аня вслух, зажимая рот рукой. Вчера тошнило только чуть-чуть, а сейчас совсем сильно. – Ты меня с ума сведешь…

Может, она уже сошла? Машка никогда не отстанет?

– Ну, извини, Анет, ты и правда не со зла. Скучно мне просто и плохо. И холодно, знаешь… Мама уже и забыла почти, нет меня – и слава богу, проблем меньше.

– И ты всегда теперь будешь ко мне приходить?

– Нет, скоро перестану, успокоюсь. Может, еще разок только. Твои желания выполнены, получите – распишитесь. Ладно, я ж не зверь какой. Ложись еще спать, Анька, и увидишь, что будет. Утро вечера мудренее, помнишь?

Из всего сказанного Машкой Аня твердо поняла только то, что их общение, Слава Богу, подошло к концу, или вот-вот подойдет. Лечь обратно в кровать хотелось прямо-таки сильно, она бы и без машкиной подсказки это сделала, неприятные ощущения в желудке и слабость мучили все больше. Если закрыть глаза и постараться расслабиться, все пройдет, да?

***

Потолок… почему он так близко? Она, что ли, тоже умерла, как Машка, и теперь парит в вышине?

Тьфу ты, дура какая! Это же… это ее кровать. Потолок с чуть облупленной штукатуркой, белая трехрожковая люстра, желтые обои в цветочек. Всю жизнь здесь спала или почти всю… Долго очень, в общем, как Дашка чуть подросла.

Стоп… так это… это все был сон, что ли? А как же день рождения? Какой сейчас день?

– Нет, Анька, не сон.

Опять этот голос… да что ж такое! Она же обещала больше не приходить. Слезы невольно подступили к глазам, переполнив их до краев. И ей все еще плохо, так же тошнит. С кухни какой-то гадостью пахнет… точно сейчас вырвет, только бы до туалета добраться и не сидел там никто.

– В последний раз я, как и обещала, не реви! Только объяснить хотела – дома ты, Анька, да. Сбылись твои желания, можно и домой вернуться. Как Золушка с бала. А тут тебя ищут, да, надежду уже потеряли. Пропала ты… почти два месяца уже прошло. Как в воду канула, пошла на свой день рождения, и с тех пор тебя не видели. А все правда, ничего тебе не показалось. Ну ты это и сама увидишь. Только вот что – не рассказывай лучше никому ничего, а то сумасшедшей объявят. Соври что-нибудь или скажи, что ничего не помнишь. Мертвые плохого не посоветуют.

Прощай, Анька! Приди как-нибудь, может, в гости, с букетиком.

========== часть 7 ==========

Почему в каждую бочку меда всегда кто-нибудь какая-нибудь сволочь добавит ложку дегтя? А наоборот тоже верно, интересно? Если подумать, то в принципе да, хотя тут тебе не матанализ (Аня поморщилась, вспомнив чудом сданный экзамен). И если ложка дегтя запросто испортит целую огромную бочку меда, может ли ложка меда превратить деготь в нечто иное?

Ну, это уже не матанализ, а химия, наверное. Ее они, слава Богу, не проходят. И вообще, дети, если не ходить за ними по пятам, как нефиг делать испортят все, что угодно. Ложка дегтя нервно курит в сторонке. Что-то их давно не слышно, кстати.

Увидев, что на диване напротив телевизора никого нет, полная самых нехороших предчувствий Аня помчалась на кухню, чудом не растянувшись плашмя в коридоре. Этот чертов порожек определенно ее невзлюбил или просто был моралфагом и сурово осуждал нерадивых мамаш. Хотя она не такая, только иногда чуть-чуть отвлекается.

К счастью, в мусорном ведре на этот раз никто не копался, холодильник был закрыт и аквариум спокойно стоял на своем месте. Близнецы увлеченно варили суп (не по-настоящему, слава Ктулху), в вытащенных из шкафчика новых маминых кастрюльках, бабушкиных то есть. К трем годам они все-таки немного поумнели. Вздохнув с облегчением, Аня как можно незаметнее постаралась вернуться обратно.

За почти четыре года, прошедшие с того дня рождения (назвать его злополучным или как-то еще, Аня не знала, поэтому пусть будет просто памятным), случилось так много всего… и в то же время мало.

Шокированные и обрадованные ее чудесным появлением родители на радостях не стали слишком допытываться до правды и придираться к ее не особо связному рассказу. Версия, что она очень устала от школы и подготовки к ЕГЭ, психанула и уехала куда глаза глядят, вполне их удовлетворила.

Правоохранительные органы тоже – девушка взрослая, практически совершеннолетняя, ничего криминального не произошло. Сбежавшие дети и подростки – явление более чем ординарное. Жива-здорова и цела, сама нашлась – прекрасно, дело можно закрывать.

Почему ее периодически тошнит и неприятно тянет в животе, Аня сначала искренне не понимала. Думала, что все от нервов и непривычной еды, которую приходилось есть в Корее. А может, это все-таки сон был? Хотя нет, получается, не сон, если ее правда два месяца не было. Но как же похоже. Мама тоже не замечала, что с ней что-то не так. Тошнило не сказать, что прямо невыносимо, только время от времени. Как правило, по утрам, и от запаха борща в школьной столовой.