Текст книги "Чудовища (СИ)"

Автор книги: Bunny Anna

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Шорох не хотел думать, что было бы, не появись творение Цимисхов за спиной девушки. Он не знал, как поступить правильней. Девчонка по вампирским критериям очень юна. И зачем ей потакать, если пройдет не так много ночей и он, Носферату, станет ей не нужен или даже ненавистен. Они из разных кланов, что вообще могло ее привлечь? И самое важное, что он, Шорох, хочет сделать?

В памяти снова всплывает момент, когда ее лицо склоняется так близко, что видно каждую венку ее диаблеристких глаз, и шепот «могу я…».

– Черт тебя побери! – кулак врезается в мутный тонкий металлический лист, служащий подобием зеркала в комнате Шороха. Он бы поцеловал ее. Конечно, поцеловал.

Осень сменяется дождливой зимой. В капелле как всегда словно Рождество, и Лам сидит на ступеньках. Дверь отворяется, впуская капли воды в дом, а на пороге появляется Беккет. Но не один, а с елкой. Лам слышит, как за спиной раздаются шелесты одежды и обуви ее соклановцев, а внутри разливается знакомое тепло. Так по-человечески, так хорошо.

Лам думает, что любить – это правильно. Поэтому ближе к рассвету она поднимается в комнату и пишет короткое письмо, затем кидая его в свой почтовый ящик.

А следующей ночью, снова ближе к рассвету, выходит во двор капеллы и терпеливо ждет на скамейке, подальше от дома и любопытных глаз других Тремер.

Спустя некоторое время, почти беззвучно, рядом с ней опускается тень. Лам радостно чувствует, как внутри все замирает, и почему-то не решается поднять глаз на пришедшего. Тремер сидит и смотрит на их тени, которые видны на траве от тусклого света окон капеллы. И это похоже на сказку.

– Тебе нравится «Красавица и Чудовище»?

Лам счастливо улыбается, переводя на собеседника свои мертвые глаза, подернутые кровавой дымкой, отвечает:

– Боюсь, нам не хватает красавицы.

Под маской не видно, как Носферату не может сдержать ответной улыбки.

========== ГЛАВА СЕДЬМАЯ ==========

ГЛАВА 7

Приближение Рождества ощущалось даже в подземельях Носферату. Кто-то притащил елку, весьма приличного вида, надо заметить, а кое-кто наставил камер в торжественном зале отеля «Empire». Разумеется, ведь канализационных крыс никто не зовет на праздники Тореодор, но им и самим не особенно хотелось быть «живыми» выставочными экспонатами. А вот насмотреться на сородичей, разодетых и раздетых, от души посмеяться над их выходками с безопасного расстояния, это можно.

И в этот раз у Шороха была весомая причина понаблюдать за приглашенными. Кто знает, может там будет и кто-то из капеллы. Кое-кто конкретный, по кому Носферату отчаянно тоскует, но не позволяет себе являться самостоятельно.

С последней встречи прошло три недели. Больше они не разговаривали, да и в тот раз разговор закончился на сказке. Сидеть с Лам на влажной скамейке, позволив себе рассматривать ее лицо, не украдкой, а открыто. Видеть ее тонкую шею и пальцы, сцепленные в замок на колене. Это похоже на сказку. И верить в нее было страшно. Единственная записка от Тремер до сих пор убрана в специально отведенную книгу. И хотя Шорох перечитывал ее редко, книга частенько оказывалась на его подушке или коленях.

Шорох знает, что любить – это правильно.

Но ему страшно верить хоть в малую толику того, что испытывает сам. А довериться чужим чувствам еще страшней.

Но вот Митник вваливается в комнату, значит прием начался.

Шорох старается скрыть болезненный интерес, с которым осматривает каждую прибывшую группу сородичей, пока не замечает бордовый фрак Штрауса, а рядом с ним самых «понтовых» чародеев.Шороха смешит эпитет Митника, поскольку в голове сразу всплывает сцена, как девочка Штрауса сидит на нем в ожидании разрешения коснуться губами. Эта «понтовая» чародейка.

Но глаз с нее не сводит. Поэтому заметить ухажера удалось еще, что называется, на подходе, когда через 30 минут после прибытия Тремер, один из самых смелых (и суицидальных) Тореодор пересек весь зал, чтобы представить себя Лам. В таком внимании не было ничего удивительного для Носферату, Тремер выглядела просто прелестно, особенно радовали пуговицы псевдовикторианского платья, доходящие до самого подбородка вампира. И цвет у платья был замечательный, бычьей крови.

Но нутро болезненно сводит, стоит Тореодор обворожительно улыбнуться Лам. Шорох ему не соперник, он никогда не сможет так. Клыки скрипят, а сжатая челюсть неприятно заныла. Лам на экране качает головой и оставляет неудачливого кавалера хлопать глазами, саму ее куда-то увлекает хохочущая Виви.

Шорох больше не может быть в тени, больше не хочет исподтишка. Сейчас ему необходимо увидеть своими глазами действующие лица этого кино и самому занять отведенное место.

Да, в отель ему вход закрыт, но на балконы попасть можно. И пусть Митник мог воткнуть парочку камер и туда.

Виви приятна во всех смыслах, но бесконечные воркования надоедают даже самым стойким. В конце концов, праздники Тореодор существуют в первую очередь для них самих. Лам трет переносицу и просит разрешения выйти освежиться.

На улице снова идет дождь, и на балконы нос никто не высовывает, хотя большинству сородичей окружающие погодные условия до лампочки. Если, разумеется, не солнечно.

Лам немного досадно за прическу, которая быстро пришла в неподобающий вид, но стоит подойти чуть ближе к перилам, как ноги перестают слушаться, хотя стремление приблизиться сильно как всегда.

На мраморных белых перилах сидит фигура в черномполуплаще с капюшоном и смотрит на нее черными водами глаз. Поза решительная, словно канализационная крыса вовсе не тревожится быть обнаруженной на празднике, куда не была приглашена.

Лам чувствует себя бесконечно счастливой и крайне смущенной. Поэтому плохо знает, как правильно было бы повести себя.

– Тебе нравится мое платье? – улыбчиво интересуется Тремер, заводя руки за спину и слегка поворачиваясь к Носферату то одним боком, то другим. Невиданный уровень кокетства, на который она думала не способна, но сейчас все выходит само собой.

Носферату кивает и медленно спускается на балкон. Теперь он стоит так близко, заслоняя своей спиной Тремер от летящих в лицо капель воды.

Из приоткрытых окон раздается какой-то вальс.

– Ты танцуешь?

Теперь она точно в сказке. Лам не жалеет о Становлении, уверенная – будучи человеком, с ней не могло произойти такое. И рука Носферату держит крепко, он ведет решительно, словно танцует каждый день. Лам не жалеет о прическе, что окончательно превратилась в спутанные мокрые космы, когда Шорох неожиданно поднял ее над полом, чтобы сделать поддержку.

Музыка стихает, голоса сородичей наполняют пространство тихим гулом, но сказка еще не закончилась.

Носферату, по-прежнему, закрывает Лам от капель дождя. Ее рука медленно поднимается к краю маски, закрывающей лицо вампира, и тянет материю вниз.Тремер приподнимается на носочки и чувствует себя совсем по-глупому счастливой, когда сородич одной рукой прижимает ее к себе, а пальцами второй зарывается в мокрые волосы.

Шорох смотрит сверху вниз в ее лихорадочно блестящие глаза, на подрагивающие в легкой улыбке губы. Видя сейчас Тремер такой счастливой, он чувствует себя в правильном месте. Она смотрит открыто, не скрывая своей диаблеристкой природы, принимая себя чудовищем.Рядом с ней быть Носферату комфортнее, чем в подземельях. И когда Лам подается к нему навстречу, Шорох позволяет рукам сделать то, чего они так долго ждали: притянуть к себе как можно ближе, аккуратно сжать волосы на затылке.

«Можно я..?»

Резкое движение и на вопросы больше не остается места. Вулкан внутри исходится лавой, заливающей все нутро, ее волны отчаянно схлестываются друг с другом. Лам кажется, что внутри ее тела слишком много огня. Это побуждает обхватить шею Носферату обеими руками, приподняться еще выше.

«Что ты делаешь со мной? Забери хотя бы часть этого».

Макс обнаруживает на столике рядом с собой записку, которую даже не удосуживается прочитать. Он и так знает, что происходило на балконе и почему от Лам разве что электрические разряды не бегут. Рука быстро хватает бумажку и прячет во внутренний карман фрака.

Носферату в капеллу не могут войти, поэтому возвращаться можно без опасений.

В подземельях Даунтауна тоже есть место Рождественским чудесам. Лам смеется, когда спускается через люк в канализацию, в своем вечернем платье. И Шорох ухмыляется ей в ответ. Это все действительно похоже на детскую сказку, и принцесса-перевертыш только что сбежала с чудовищем в подземелья, подальше от принцев, которые не шибко разбираются в любви. Тем более в любви чудовищ.

Дыхание замирает, когда Носферату снимает ее перчатки, приглашая войти в свое жилище, и сразу ведет по бледным пальцам губами, которые Лам нетерпеливо перехватывает собственными.

«Я прошу тебя забрать хоть часть огня, выжигающего меня изнутри»

У Шороха действительно шрамы по всему телу, Тремер не знает, получены ли они от монстров, населяющих ночь, или являются печатью проклятия. Она еще обязательно спросит, и проведет губами по каждому из них. Каждый из шрамов цвета бычьей крови.

А ведь она так долго искала ткань нужного цвета. Ей кажется, что собственное небьющееся сердце в груди давно наполнилось лавой и густым витэ, приобретая именно такой оттенок красного.

Шорох приподнимается на локте, чтобы взглянуть в ее лицо, убедиться, это не сон и не морок. Она здесь с ним, в ясном уме, смотрит своими демоническими глазами и улыбается так сладко, что сразу хочется украсть эту улыбку губами.

«Я молю тебя принять мои грехи»

Тело под ним гнется дикой лозой.

«Я боюсь жить так долго».

«Я боюсь потерять себя в этих ночах».

«Позволь мне утонуть в твоих черных водах».

Носферату крепко держит ее в своих руках. Неотрывно глядя на лицо Тремер, стараясь запечатать в памяти как можно больше.

«Я прошу тебя остаться со мной»

Мир может быть рожден заново, Тремер уверена в этом, когда в уши возвращаются звуки и бурлящее витэ в венах немного успокаивается. Особенно хорошо позволить чужим рукам притянуться себя ближе и устроить удобно голову на плече сородича.

– Я выбирала цвет под твои шрамы.

Носферату низко рокочуще смеется, заставляя этим Лам поднять голову и неверующе уставиться на партнера. Он смеется? Значит сказка еще не закончилась?

«Я умоляю тебя быть счастливой».

Стоило Шороху выйти из душа, как в комнату врывается Митник. Черт, неужели он оставил дверь открытой?

– Ты же не видел, что тот расфуфыренный-то учудил?! Не знаю, что намешивают эти больные на своих вечеринках, но этот парень…

Дверь в ванную снова скрипнула, призывая Митника к молчаливому хлопанью ртом, когда из соседней комнаты появляется Тремер, давшая именно тому расфуфыренному отворот-поворот. И появляется в одном полотенце, параллельно выпутывая из волос шпильки и бог весть что.

– Давай позже расскажешь? – предлагает Шорох опешившему соклановцу и в молчании выпроваживает его за дверь, на этот раз дважды проворачивая ключ.

– Это должно было произойти, – быстро смиряется Лам и падает обратно в кровать, по пути выхватив из складок платья фляжку. – Я угощаю.

– На вечеринках ешь свои же десерты? – усмехается Шорох, наклоняясь над вампиршей, оперевшись руками по обе стороны от ее головы.

– Да, танцую с ними же.

«Молю тебя не молчать, когда я так отчаянно зову тебя».

========== ГЛАВА ВОСЬМАЯ ==========

Комментарий к ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Бонусная и жизненная

ГЛАВА 8 (бонусная и жизненная)

Зима в самом разгаре. Ночи потрясающе долгие и можно дольше находиться на улице. Нет, Лам, конечно, обожала библиотеки в капелле, но сейчас в ней она чувствовала себя действительно несвободной.

К тому же политических дел прибавилось. Артефакт все-таки был найден. Об этом сегодня сообщили из башни Вентру. Оставалось лишь дождаться приглашения. Но пока время есть, а вечер хорош. Людей на улице много, возможно, зимние каникулы или что-то вроде того. Еще осталось много гирлянд и желтых фонариков. Лам неосознанно кривит губы, когда видит любую смертную парочку. Ей по-настоящему повезло быть влюбленной в нежизни, но до их безмятежности им больше никогда не добраться.

Какое количество сородичей теперь в курсе этих нестандартных отношений ни Тремер, ни Носферату даже не хотели предполагать. Вероятно, Митник никому не проболтался, предпочтя сохранить эту информацию для более удачного момента, но мог и почесать языком. Да и примоген Носферату тоже вероятно обо всем знает в подробностях. Штраус был почти предупрежден, следовательно, ученики капеллы тоже более менее почувствовали перемены.

Да и в целом, оба сородича негласно решили, что если прятаться и скрываться, то интриг и расследований вокруг будет только больше. Ажиотажа не хотелось.

Шорох уже давно разглядел в толпе гуляющих нужное черное пальто. Глядя на Тремер, можно предположить, что они всегда одеваются особенным способом, чтобы соответствовать общему духу капеллы. Ученики капеллы Штрауса носят бордовое и черное. Бордовый шарф интересующей его фигуры был немного другого оттенка. И от этого приятно жгло в груди.

Носферату вообще нравилось наблюдать за Лам. Она делала удивительно много незаметных на первый взгляд движений, а еще иногда подтанцовывала рекламной музыке. А еще дорогу переходит в правильных местах, ну кто бы мог предположить.

– Талантливая, но жутко безалаберная, – однажды произносит Лам, лежа на постели Носферату, закинув обе ноги на стену.

Шорох готов в голос смеяться, видя с какой скрупулезностьюТремер вчитывается в магическую книгу и вычерчивает оттуда какие-то схемы. Но потом рациональность догоняет основную мысль – она читает тремерскую книгу по Тауматургии, которую наверняка вынесла из библиотеки капеллы. И скорее всего эту книгу выносить оттуда было нельзя. Ну да, безалаберная.

Чтобы выйти на улицу, не опасаясь нарушения Маскарада, Шорох надевает черную кофту с глубоким капюшоном и завязывает высоко шарф. Поэтому его обходят стороной на освещенных проспектах, даже не догадываясь о его истинной природе. Это помогает снять напряжение.

Носферату смотрит, как Лам читает вывески и промакивает перчаткой капли с перил. И чем больше он смотрит на нее, тем больше ему кажется, что скоро нечто отнимет у него это хрупкое человеческое счастье. Шорох хочет быть всегда рядом, чтобы суметь предотвратить беду, но не может.

Но он может обхватить руками ее плечи, невольно поражаясь насколько по-женски изящно Тремер закидывает руку ему за шею, насколько ее тело кажется хрупким в сравнении с ним. Носферату может наблюдать с затаившейся в глазах радостью, с какой готовностью девушка каждый раз подается навстречу.

Разве кто-то может с таким желанием целовать чудовище?

– Скажи, ведь Лам – это ненастоящее имя?

– Твое имя тоже явно не дано с рождения.

– С моим все более менее понятно. Тогда почему Лам?

Они тормозят прямо посреди дороги, пока горит зеленый, а пешеходы обтекают со всех сторон. У них есть полминуты.

Тремер прижимается лбом к шерстяному шарфу, закрывающем лицо сородича. Гладит его по щеке. Затем резко вскидывает глаза, позволяя им затмиться кровавой дымкой, улыбается, приближаясь еще ближе, прячась в тени капюшона чужой кофты. Носферату сам приспускает край шарфа.

– Потому что Ламия.

Воздух вокруг заливают несколько автомобильных гудков.

========== ГЛАВА ДЕВЯТАЯ ==========

ГЛАВА 9

Артефакт был явно тремерского происхождения, сделанный из человеческих зубов, сосновой смолы и крови.

СебастяьянЛаКруа, как настоящий Вентру, не демонстрировал своим внешним видом ничего, кроме четко вымеренной дозы радушия. Хотя энергия артефакта, клубилась по всему этажу, шептала за каждой занавеской. И было удивительно наблюдать, как Тремер, вроде бы совсем не тревожатся из-за холодка, который нет-нет, да пробежит ненароком у загривка.

Проводить тауматургические ритуалы в башне Вентру было совсем невозможно. Во-первых, тайна клановых Дисциплин. Во-вторых, Князь явно не заслуживал такого уровня доверия. И в-третьих, этот артефакт был тремерского происхождения, но не шабашеского. Однако, в виду сложившихся обстоятельств, технически принадлежала безделушка Князю Лос-Анджелеса. Досадная неприятность, которую стоит скорее свести к минимуму.

Артефакт использовался для усиления тауматургических Дисциплин. Оставалось неясным, чья кровь использовалась для создания столь мощного изделия. А судя по количеству человеческих клыков, пострадал не один несчастный.

Глаза уже устали, а в нюансах предмета еще ковыряться и ковыряться. Да и книг всех не притащить из капеллы. Сплошные ограничения. Осталось понадеяться, что Князя утомила аура артефакта и он сам мечтает, чтобы Штраус забрал его с собой.

Но ЛаКруа оказался не так прост. Этого следовало ожидать, но и попробовать тоже стоило.

– Если клан Тремер хочет заполучить обратно свой артефакт, то я могу предложить очень выгодную сделку. В конце концов, именно мои действия позволили его достать. Могу я рассчитывать на ответную услугу?

Дверь в капеллу привычно щелкает замком, Максимилиан снова скидывает на тумбу перчатки и свободными пальцами прогоняет заклинание по стенам. Он хорошо знает, что нет никаких высших сил, которые могли бы ему помочь.

Ламия сидит на ступеньках, рядом с ней лежит очередной том по Тауматургии, на который она собственными руками прилепила бумажку «Тауматургия для самых маленьких».

Штраус знает, что она пойдет на это задание. Он знает про булавочную иголку, чувствует ее. Пока Лам здесь, в его капелле, он сам словно мишень. Максимилиану горько, что он не может защищать ее, как собственное дитя. Но он регент. И сейчас это первоочередное. Дружба будет потом, когда все ученики, обращенные по правилам клана, будут в безопасности. И если ради этого придется рискнуть (на самом деле, вероятнее всего, пожертвовать) одной самозванкой, то это не та цена, которую нельзя заплатить.

В парке «Гриффит» трава не косится,вероятно, по экологическим соображениям. Поэтому Тремер приходится пробираться через лес с помощью чертей и чьей-то матери.

На самом деле, она рада, что все выходит таким образом. Решение было принято уже очень давно, еще до объявления сути задания.

Ламия знает, что не вернется больше в капеллу. Не из-за Штрауса или Князя, не из-за совершенного диаблери, а потому что не хочет. Не хочет больше чувствовать, как что-то тыкает ее в спину, как першит в горле. Она не хочет больше быть частью социума, которому приходится отчитываться.

Она хочет жить одна. Следующее пристанище найдено, осталось лишь немного постараться, выжить в этой миссии. Но даже это самоубийственное задание не может напугать Тремер.

Ламия знает, если выбраться получится, она приобретет многое. Столь многое, но вместимое в одно слово – «свобода». Созвучное с «побег». Да, придется жить без поддержки клана. Без возможности бежать в темные комнаты к собратьям. Придется снова грызть глотки самостоятельно, если шальной сородич решит, что ты легкая закуска, за которую не придется поплатиться на Кровавой охоте.

Но она больше не будет нуждаться в выгораживании. Больше не сделает из Штрауса послушную мишень для Князя. А еще сумеет спрятать ото всех то, что Алистер Граут еще может быть в курсе происходящего. Потом, не сейчас, он вернется, и будь, что будет. Тремер знает, что даже ее нынешний побег, не будет конечным освобождением от всего.

В мыслях она старательно обходит тему с Носферату. К своему стыду, Ламия так и не решила, может ли она просить его бежать. Может ли она предложить ему хоть что-то настолько же емкое, что предлагает примоген.

«Я молю тебя принять мои грехи».

Ей хочется верить, что после у нее найдутся силы, чтобы все объяснить.

Тремер слышит, как рядом раздается звук ударов о землю увесистых лап. За ней так давно идет охота.

Белая шкура окропляется кровью, когда чародейка использует Кипение крови, но оборотню, кажется, все равно. Его не берет и огнестрел, а подходить ближе тщедушному Тремеру в принципе не вариант.

Она выполнила задание. Оборотни действительно водятся в парке «Гриффит». А серебряные пули – это все сказки.

Оборотень бросается на Ламию, и той не остается ничего, кроме как попытаться уйти от прямой атаки. Если дальнобойные Дисциплины не действуют, то остается рассчитывать только на свое тело.

Огромная туша предпринимает очередную попытку достать до вампира, оказавшуюся успешной. Две сцепившиеся фигуры сверхъестественных существ кубарем летят под горку в неглубокий овраг.

Ламия чувствует, как пасть волка норовит отделить ее голову от тела, и чудом умудряется выдержать вес навалившегося создания. Желтые зубы клацают возле лица, и глаза тут же заливает кровью.

Гнев и отчаяние неожиданно придают сил, и выходит упереться ногами в живот оборотня. Остатки витэ уходят на усиление удара и тело дьявольского волка отлетает в сторону.

Раздается скулеж.

Тремер пытается стереть кровь с глаз, но выходит неважно. Оборотень прихрамывая на одну лапу, сквозь которую прошел деревянный сук, не может решиться на очередную атаку.

– Надо же как интересно получилось.

Волк прижимает уши к голове и ретируется в чащу.

Лам падает на влажную траву без сил, уставившись немигающим взглядом в небо. Сквозь красноватую дымку видно звезды и Млечный путь.

Она сделала это. Выжила. Осталось совсем чуть-чуть. Но нет сил даже двинуть рукой. Она надеется, что есть еще немного времени.

«Я боюсь потерять себя в этих ночах».

Выходит чуть-чуть повернуть голову. Там, среди деревьев горит неоном Лос-Анджелес. До него так далеко, но сейчас резко становится еще дальше. Больше Тремер никому ничего не должна.

– Полагаю теперь ты сможешь скрыться.

Рядом раздаются шаги, которые останавливаются возле головы Ламии. Говорящий наклоняется, глядя сквозь черные очки на раскинувшегося на траве сородича.

Ламия в последний раз смотрит на башню Вентру. Гори она синим пламенем.

Шрамы, полученные от оборотней не заживают.

– Куда поедем?

Тремер закрывает глаза.

«Молю тебя не молчать, когда я так отчаянно зову тебя».

В подземельях Носферату, Митник лихорадочно пытается выйти на связь из своей комнаты. Шорох вместе с небольшим отрядом был на вылазке, но есть новость, которую необходимо сообщить срочно. Митник не любит лезть в чужие отношения, поэтому держал язык за зубами, от этого было еще сложней. Там, где сейчас находились его соклановцы была чрезвычайно поганая связь.

Шорох стоит на стреме, пока остальные члены группы, быстро орудуя когтистыми пальцами, взламывают базу данных Синдиката и устанавливают камеры слежения в Чайна-Тауне.

Сложно сказать, что во всем этом задании напрягает больше: то, что в Синдикате вероятно ставят опыты на сородичах, или огромный золотой храм Квей-джин.

Ситуация в Лос-Анджелесе набирает температуру, и Шорох все чаще думает, что хотел бы исчезнуть. Это звучит каламбурно, если принимать во внимание, что он был мастером в Затемнении.

Пожарная лестница, находилась в плотной тени, поэтому Шорох позволил себе даже свесить ногу и вольно болтать ею в воздухе. Но неожиданно звонкая трель таксофона заставила нервно дернуться. Таксофон продолжал трезвонить, и Носферату сделал предположение, что это по их душу. Связь была поганая, видимо поступила новая информация или распоряжение от Голдена.

Не издав ни одного лишнего звука, Шорох оказывается в тени от надрывающегося таксофона и ловко выхватывает трубку, уводя ее в тень.

– Да, босс?

– Твою девчонку задрал оборотень, – выпаливает из трубки Митник.

Носферату чувствует, как в ушах нарастает неприятный гул, словно витэ вскипает, но внутри поразительно быстро все сводит от холода.

– Никто не знает подробностей, – продолжает тем временем сородич, – но, черт, там было столько крови, записей с камер тоже почти нет.

– Тело… – Шорох огромным усилием воли давит из себя каждое слово, потому как на языке чувствует горечь и собственное витэ. – Ты видел ее тело?

– Нет тела…

Повисло молчание. Носферату чувствует что-то сродни облегчения, хотя надежда до смешного мала. Не всякий Гангрел выстоит в бою с оборотнем, что уж говорить о Тремер. Некстати вспомнились ее тонкие руки, которые при желании он мог обхватить одной своей ладонью. Разве у нее был шанс?

– Мне нужно отключиться сейчас, босс.

– Да, босс.

Чутье неживых потрясающая вещь. Это все-таки произошло. Слухи об оборотнях ходили и в подземельях, но у кого хватит глупости, чтобы идти проверять. Князь сделал ход самой неудачной пешкой. Шорох прекрасно понимал, почему пошла именно она. И от этого хотелось перекусить Штраусу горло. Он отправил ее туда одну. На смерть и волю случая. Ладони горят огнем.

Но неожиданно срабатывает сирена.

Когда стало ясно, что придется уходить не тем путем, которым они пришли, Шорох впервые усомнился в успехе их побега. Данных особо достать не удалось, как вообще так вышло?

Видимо в Синдикате стоят особые системы слежки, которые не были выявлены первой вылазкой. Что поделать, такое случается, но сейчас попадаться совершенно не хотелось.

Когда наконец вышло оторваться, Носферату поняли, что сбежать удалось не всем. Баррабуса схватили, и нельзя кинуться на помощь. Шорох прикусывает себе внутреннюю поверхность щеки от бессилия. И смотрит прямо в лицо примогена, пока другой из его отряда рассказывает о случившемся. Ему кажется, что Гэри смотрит только на него, и все прекрасно понимает. Шорох не был виноват в случившемся, но и бросить все не имеет права.

Гэри знает про тремерскую кровь в парке «Гриффит».

Несмотря на произошедшее с Баррабусом, Шорох находит время, чтобы добраться до капеллы в Даунтауне. Он смотрит в ее окна, сам не зная в ожидании чего. Ему не хочется видеть Штрауса с его объяснениями, и не надеется, что кто-то преподнесет информацию о случившемся на блюдечке. Но попытаться достать что-то можно, а для этого стоит разыскать одного Гангрела. Он же у них фея крестная.

По последним слухам Беккет ошивался в Санта-Монике, вынюхивал что-то. А еще в Санта-Монике есть Танг, который тоже может что-то знать.

К сожалению, расположение ученого точно узнать не получилось, но тут неожиданно помогла безумная из шайки слабокровных на пляже, сообщившая, что белого волка можно будет найти возле склада после того, как будет много огня.

Танг любезно поделился, что забегала тут к нему новая девочка от ЛаКруа, целью которой было не оставить от склада ровным счетом ничего. Осталось только дождаться фейерверка.

Конец операции был в самом деле фееричным, когда большая часть шабашеского склада отправилась на корм рыбам и потеху русалкам. Тут же себя не заставил ждать белый волк.

Шорох был готов голыми руками переломать ему ноги, чтобы тот не думал убежать, если, разумеется, такая необходимость будет, но Гангрел сам пришел к нему сразу после короткого диалога с неонатом.

– Ты все-таки меня нашел, – в инфернальных глазах целая сокровищница знаний и Носферату надеется, что там есть хоть что-то для него. – Хочешь поколдовать?

– Тела не было, – быстро шепчет Шорох, явно не заботясь о скрытии истинных мотивов. Беккет тоже знает, что любить – это правильно.

– Тебе стоит обратиться к одному водителю, – Беккет приспускает очки и серьезно смотрит на сородича. – Обычно его машина припаркована возле башни в Даунтауне.

Последние тысячи лет текут удивительно быстро, аж страшно лишний раз моргнуть. Вот и сейчас, стоило прикрыть глаза, как дверь машины открывается и в нее проскальзывает тень. Смертному глазу такое не под силу разглядеть, но водитель видит все, а может и капельку больше.

– Куда поедем? – ключ зажигания поворачивается.

– Увозил ты кого-нибудь из Гриффит-парка за последние ночи?

Водитель поворачивается корпусом к Носферату, с минуту молчит и медленно кивает. Затем снова принимает привычную позу и кладет руку на руль.

– Так тебе нужна поездка?

– Нет, у меня еще остались дела.

Штраус видит машину и дрожащую тень на переднем сиденье. Последние сто лет тянутся мучительно долго. Он знает, как все закончить. До чего же удачно появилась новая Тремер вне пирамиды.

Уже в своем жилище, в канализации Даунтауна, Носферату позволяет себе перевести дух, а коленям подкоситься. Шорох сползает по стене и какое-то время не двигается, баюкая свою бурю чувств. Теперь он знает точно, что Тремер жива. Сильно ранена, но «жива». Шорох все понимает, от облегчения дрожат руки, а ноги не слушаются совсем, но чудом Носферату добирается до постели. На подушке привычно оказывается детская книжка с вложенной единственной запиской от нее.

Носферату мысленно просит еще немного времени. Сейчас он не может все бросить. Еще остались незавершенные дела.

Скоро все должно решиться, к тому же у Гэри, кажется, есть задание для новой девочки ЛаКруа.

«Я умоляю тебя быть счастливой».

========== ГЛАВА ДЕСЯТАЯ ==========

ГЛАВА 10

В клане Тремер не жалуют обращенных вне пирамиды, но это не мешает некоторым особо резвым и бесстрашным дарить бессмертие «для души». Возможно, пресловутое «для души» является не более чем очередной фикцией, призванной отвлечь внимание старейшин от по-настоящему важных проблем. Однако, думать о себе, как о блике на стене, привлекающему взгляд кошки, становится невыносимо.

Обращенные вне пирамиды, как и лишенные своих Сиров Птенцы, не имеют возможности просить поддержки и помощи. Вынужденные бродить в ночи в поисках ответов на самые обыденные (с точки зрения вампиров) вопросы, получать информацию урывками, никогда не видеть всей картины целиком.

Но есть один существенный бонус, перекрывающий все остальное. Обращенный вне пирамиды не пьет кровь Старейшин.

Носферату закрывает ноутбук и позволяет себе откинуться на постель. Крякнуть почту неоната Тремер было несложно. Новорожденная и не подозревает, сколько друзей успела завести.

В подземельях сейчас опасно, почти никто не выходит из «дома». Эпопея с саркофагом затронула вампирское сообщество, как говориться, на всех его уровнях. Неонат только что-то вернулась с «Элизабет Дейн», Князь кажется заинтригованным. Шорох подмечает, что история его любви, начатая из-за побрякушки, закончится подобным.

А еще наконец-то было замечено исчезновение доктора Алистера Граута. И пока разворачивается трагикомедия «Кто кого обманул первым и кто, в конце концов, виноват», у Носферату первоочередная проблема – Цимисхи. Хорошо, что у Примогена есть прямая дорога к концу всех путей – на кладбище Голливуда.

Именно этим путем и приходится воспользоваться, когда становится известно, куда повезли саркофаг. Голден не дает прямого указания «подсобить новенькой», но и не препятствует. Лишь когда двери его покоев почти закрываются за Шорохом, примоген позволяет себе ироничный комментарий:

– Ты испытываешь непреодолимую тягу ко всем представительницам чародеев или только к обращенным не по правилам?