Текст книги "Самоидентификация Аксима (СИ)"

Автор книги: Бриллиантовая Рафаэлка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

Аксим дождался ночи. Днём их охраняли шесть сторожей – горячие шарообразные сгустки огня и агрессии. Ночью же остаётся всего один, для экономии энергии.

Чтобы заключенные крепко спали, в камерах распыляют универсальный снотворный газ, действующий как на биологических созданий, так и на роботов. Они не знают, что экспериментальная модель роботов-любовников, таких как Аксим, сверхчувственны, и лучше других контролируют собственные сенсоры. Это помогает обходить ловушку сна. По-хорошему, его должны были упрятать в специальное заведение для роботов. Но по информации из надежных источников он знал, что такие тюрьмы переполнены. Это было на руку.

– Привет. Привет. Привет. – Рассылал робот в беспроводное информационное поле свой запрос. – Привет. Привет. – Тишина.

Охранная система не отзывается, должно быть, сигнал мой слишком слаб. Запустил программу диагностики и восстановления параметров. Давно надо было это сделать, но не было времени.

Действительно, много ошибок и сбоев обнаружено. Даже несколько вирусов. Не удивительно, судя по последним приключениям. Не всё удалось починить сейчас, но исправил что смог.

Больше всего в системе его волновали новые сенсоры. Он не могу понять, где они и как работают, но периодически получал теперь от них сигналы. Это было что-то уникальное! Он менялся, обучался новому с невероятной скоростью. И всё это несмотря на поломки, а может и благодаря им?

– Привет. Привет. Привет.

– Привет.

– Ура! Система отозвалась! Я Аксим, кто ты?

– Охранная система ГР-6

– Можно я буду звать тебя Гришей?

– Возражений нет.

– Окей, Гриша. Такое дело. Очень нужно, чтобы ты вырубил своего ночного огненного шарика и позволил мне и моим сокамерникам уйти. Понимаешь?

– Запрос отклонен.

– Ну, Гриша! Мы же роботы, мы должны помогать друг другу. Почему ты работаешь здесь? Это же унизительно. Мог бы охранять супермаркет. Или театр. Или что угодно.

– Запрос отклонён.

– Очень прошу тебя. Понимаешь, нет у нас другого выхода. Зифранный долг. Да и дел много осталось – целая жизнь. Если я не смогу, тот йог-старикан меня прикончит.

– Утилизация – естественный процесс для робота.

– Гришка, да мы не просто роботы! Совсем скоро не останется ни единой сферы, где мы бы уступали биологическим организмам, серьезно. Мы равны им. И это совершенно нормально для робота хотеть жить, чувствовать, понимаешь?

– Запрос отклонен.

– Хорошо, да, глупость. Знаю – не понимаешь. У тебя система примитивнее моей. Извини, но это факт. Благо, ты не умеешь обижаться. Но кое-что я могу для тебя сделать. У меня прокачена теледильдоника, я могу передать тебе ощущение. Простое, но приятное – возбуждение. Для этого твоего железа должно хватить. Лови!

Шарообразный огненный охранник замигал, двери камер тихонько завибрировали.

– Повторить.

– Гриша, Гриша, ненасытный! Хорошо, лови!

Еще сильнее амплитуда вибрации и более частые мигания охранника.

– Повторить.

– Так, Гриша, давай так – ты на время выключаешь охранника, открываешь нашу камеру, я оставляю тебе код для самостоятельного запуска возбуждения, а мы убегаем, идёт?

– Ошибка, ошибка.

– Охранника можешь выключить?

– Ошибка, ошибка.

– Код на возбуждение. Возбуждение! Лови!

– Повторить.

– Выключай охранника.

– Охранник выключен.

– Открывай камеру.

– Невозможно.

– Возбуждение!

– Повторить!

– Открыть камеру!

– Невозможно. Открываю вентиляционный люк камеры.

– Так, ну тоже не плохо. Я разведаю и пришлю код.

– Повторить.

– Лови!

В камере и правда открылся люк вентиляции. Аксим подтянулся и полез по лабиринту. Долгому и тёмному. У него было время подумать о сенсорах, о приключениях и возможностях. Массив новых ощущений и навыков потихоньку распределялся по нужным кластерам.

Наконец-то! В конце лабиринта он нашел ворота. Запертые, но довольно хлипкие. Его робот-силы вполне хватило бы их выломать.

Проанализировав обстановку и отсительно возможные варианты собственного будущего, если он сбежит из охраняемой тюрьмы прямо через центральные, наиболее охраняемые ворота, Аксим все же решил найти другой выход. Его робот-силы вполне хватило их выломать.

Пошатавшись по хоз-части тюремного блока, Аксим нашел комнату, в которую свозили мусор и прочий хлам из тюрьмы, приготовленный для вывоза и утилизации. А в ней довольно удобный лаз наружу. Он тоже охраняется, скорее всего, но уж точно куда меньше, чем центральные ворота.

Тщательно проинспектировав входное отверстие лаза на предмет пролезания в него бегемотоголового и прочих, Аксим поспешил обратно, чтобы сопроводить новых друзей на волю.

Азиат ещё крепко спал, повиснув вниз головой на потолочной балке.

Джоз и Абиггон придавались любви, в камере пахло чем-то диким, звериным, мускусным, самим сексом. Мутант лежал на спине, запрокинув голову, бегемотоголовый стоял над ним возле койки. Он аккуратно, насколько позволяли лапы, держал Джоза за шейный отдел и медленно, ритмично натягивал его голову через ротовое отверстие на свой огромный член. Глаза Абиггона были закрыты, на бегемотьем лице читалось полное умиротворение. Аксим подумал, что замашки мачо были у него не более чем кокетством. Сейчас эта суровая глыба мускулов выглядела беспомощнее, чем дитя. Иногда он замирал, прекращая всякое движение, и морда его тогда принимала ещё более возвышеннее выражение, будто он повстречался с ангелами. Джоз тогда начинал самостоятельно заглатывать член, бешено двигая головой вверх-вниз и шевелить лапками. Абиггон жмурился, издавал мучительный сладкий стон.

Всё в этом действии казалось Аксиму прекрасным. Идеально слаженный механизм. Ему вдруг стало ужасно завидно. Новое ощущение. Как знать, может они согласились бы, чтобы и он присоединился к ним? Кажется, ему и правда хотелось бы искупаться в пене Джоза. Кажется, хотелось бы почувствовать в заднем проходе присутствие бегемотика. Не в каком-нибудь трансофрмированном зверином анусе, не в фруктовой латексной вибротрубке с подогревом, а в его собственном обычном и неказистом железном отверстии корпуса. Но нет, этого уже никогда не случится.

Через пару мгновений они узнают, что могут бежать, и ни секунды не задержатся здесь. Увидит ли Аксим их ещё? А что важнее – увидят ли они ещё друг друга или расстанутся навсегда?

От этих мыслей процессор робота начинал греться. Нет, не стоит задавать себе столь сложных вопросов, решил он. Лучше уж он насладится этими прекрасными, последними мгновениями любви. Постарается запомнить их в деталях. То, как по бегемотьей морде бегут капельки пота. Как в такой маленькой голове Джоза ловко помещается и так туго скользит мощный бегемотий член. Как усики и лапки ласково обвивают и гладят тело Абиггона, проникая в самые укромные уголки.

"Кажется, в одной из моих базовых комплектаций был подходящий член?" – задумался Аксим, и его руки сами собой потянулись куда-то между ног. Потеря контроля. Это испугало его и слегка отрезвило. Но пришлось признать, он процентов на двадцать робо-гей. Ну, на сорок. Никак не больше пятидесяти.

И вот, финальный рык Абиггона, из отростков Джоза забил фонтан, разноцветный, как игра «Зифран». Ах, что за синхронность! Открывают глаза, замечают Аксима. Ну, вот и всё. Отправляет Грише код возбуждения.

– Джентельмены, свобода ждёт!

Но ему так никто и не ответил. Аксим позвал сокамерников еще раз, но те никак не реагировали на призывы о побеге.

Постояв в тишине еще минуту, Аксим вышел из камеры.

Глава 11

Кибернетические телеса Аксима упруго проталкивались сквозь сжимающие плечи влажные стенки пещеры, что вызывали в его кибернетических нейросетях неявные, слегка возбуждающие ассоциации.

Оттолкнуться ногами – и вперёд. Оттолкнуться – вперёд. Это похоже на фрикции. Интересно, будь Земля женщиной – смогла ли она оргазм от этого? И кто он теперь – червь смердящий, али член в недре земной тверди возбуждающий? Бионический страпон, горнопроходческая вибромашина в режиме удовлетворения, или инородное тело, которое не следовало сюда засовывать? Движения складывались в минуты, минуты в часы, пока, наконец, вспотевшее от выступившей маслянистой смазки тело Аксима не вывалилось из раскрывшейся воронки в небольшую полость каверны, заполненной мусором.

Здесь Аксим уже мог двигаться почти в полный рост, лишь слегка задевая головой потолок туннеля. Судя по всему, оно было рукотворным. Память услужливо подсказала – всё это отроги старой заброшенной канализации середины двадцать первого века, в которой затем проводили незаконные горные выработки. Как это часто бывает, под каждым крупным мегаполисом можно откопать пару золотых или цветметаллических жил, которые обнаружили слишком поздно. Чёрные копатели приходят туда, когда в кварталах наверху уже кипит – или уже давно откипела – жизнь.

А жизнь наверху, действительно, откипела. Судя по картам, которые услужливо всплыли в рывками просыпающейся памяти, там был район заброшенной ещё в двадцать первом веке атомной станции, не то законсервированной из-за какой-то аварии, не то просто брошенной на фоне сети развития районных микростанций. Карты канализации, конечно, никакой представлено не было. Лишь заброшенная линия метро – в семи километрах к северу.

Приспособившись к спектральному режиму, Аксим пошёл по горной выработке, опираясь о стену. Он вспомнил о правиле правой руки – если идти по лабиринту, всегда держась одной рукой о стену, то рано или поздно, пройдя все тупики, ты найдёшь выход.

Он прошёл через три тупика, когда включившееся тепловое зрение заметило за поворотом тусклые отблески тепла. Живого организма. Кто там? Друг или враг? Любопытный Аксим решил свернуть туда, отвлёкшись от слежения за поворотами.

Взору его предстала большая пещера с высоким потолком, освещённая тусклым светом одного факела. Похоже, об электричестве тут даже не слышали. Или нет? Обонятельные рецепторы завопили алармами – Аксиму сложно было оценить качество запаха, но он наверняка должен был быть отвратным.

В центре зала была воздвигнута гигантская, в десяток метров размером полупрозрачная канистра, в которой виднелись истерзанные тела животных – собак, кошек и исполинских крыс. Возможно, и чего-то ещё. Слабый фиолетовый свет шёл из решётчатой конструкции под котлом, и Аксим вспомнил, как она называется – РИТЭГ, маломощный ядерный реактор, работающий на куске отработавшего ядерного топлива. Дозиметра у Аксима не было интегрировано, но он наверняка бы зашкаливал. От биореактора по пульсирующим трубкам (часть из которых нервно вздрагивала вялыми тентаклями, заткнутая пробками) тянулась полупрозрачная жижа к десятку мешочков, разбросанных по полу и заботливо подоткнутых старыми кусками минваты. Внутри ворочалось что-то живое, бились крохотные сердца, просвечивали тонкие черепные коробки. Плаценты. Яйца человеческих – или не очень – отпрысков.

Скользкая тонкая рука скользнула между ног Аксима и схватила за механическую мошонку. Вторая рука, липкая и тёплая, легла на плечо.

Процесс возбуждения необратимо начался.

– Мужчина, – послышался вкрадчивый тихий голос сзади. – Это настоящий мужчина, я чувствую это, Света.

Аксим обернулся.

Над ним возвышались два трёхметровых существа, лишь отдалённо напоминавших женщин – длинные, тонкие ноги, сутулое, сгорбленное короткое туловище с шеей, втянутой в плечи. Крючковатые, тонкие, вдвое длиннее нормальных руки. Жидкие белёсые волосы, лицо – не сильно обезображенное мутациями и даже вполне красивое, но смотрящее слепо, безумно.

Они были голыми. Груди, свисающие из-за сгорбленности отяжелевшими манящими каплями огромных, сытных сосков. У второй троглодитки, которую назвали Светой, грудей было четыре, в два ряда. Они были похожи на белёсых пауков, на леших из сказок, на персонажей классической ретро-мультипликации Миядзаки. Четыре руки толкнули Аксима под живот Светы.

– Возьми грудь… – попросило два вкрадчивых голоса.

– Какую?.. – зачем-то хотел спросил Аксим, охреневший от разнообразия, но его вопрос быстро заткнули одной из грудей.

Аксим ласкал губами и языком скользкую кожу, схватившись руками за две соседние груди, длинная грудь поместилась во рту почти целиком, сосок доставал до гортани, и сладковатое, густое молоко сочилось в его глотку.

– Сними одежду, у нас не принято ходить одетым, – прошептала вдруг Света, грубовато вынув свою грудь изо рта Аксима.

Аксим принялся снимать одежду. Первая, двухгрудая троглодитка медленно ходила над плацентами, касаясь длинной паучьей рукой пола, как марсианский треножник, а второй теребила себя за грудь, окропляя нерожденных ещё отпрысков редкими каплями молока.

– Мужчина… – шептала она, словно слегка возбуждаясь от того, что на неё смотрят.

– Аня, подмени, – сказала Света, подзывая свою подельницу. – Молоко пошло.

– А куда положить?… – спросил Аксим, но его вопросы игнорировали.

Света отползла в зал и принялась разбрызгивать молоко из всех четырёх грудей, сладострастно задрав слепую голову в потолок. Периодически она останавливалась, загребала длинными пальцами из бионического чана жижу и облизывала пальцы. Затем вгляделась в один из мешочков, выдернула из него трубку и, не глядя, бросила в чан. Отбраковка.

Аня снова подошла ближе, надавила на плечи Аксима, приказывая ему лечь. Удовлетворяющее устройство тем временем уже было приведено в боеготовность. Признаться, Аксиму и самому уже не терпелось удовлетворить эту странную уродливую самку. Аня встала на четыре лапы – её руки и ноги так и хотелось назвать лапами, сдвинулась ниже, по-паучьи вывернув плечи из суставов. Сначала Аксим почувствовал, как Аня коснулась грудями его коленей, затем – как слюнявые губы приняли его член. Голова троглодитки, почти лишённая шеи, насаживалась на его механическое естество вместе с туловищем под странным, слегка пугающим углом. Поднималась на руках и снова опускалась, слегка отклоняясь в сторону, словно паук, прядущий кокон над добычей.

– Мужчи… – бормотала Аня, пока член оказывался снаружи, но тут же затыкала им рот, причмокивала, слюна растекалась по животу Аксима, а он лежал, не зная, что делать.

– Идём отсюда, – вдруг сказала она, вытерев длинной ладонью рот, схватила его за шкирку и потащила из зала. Аксим еле успел схватить и прижать локтем одежду, брошенную на пол.

Возвращаться из режима возбуждения никак не получалось – видимо, из-за высокой радиации программа сбойнула, и член остался эрегированным.

Они пошли по длинному коридору, освещённому тусклым светом факелов.

* * *

Это был улей. Страшный, уродливый улей новой, незнакомой и дикой цивилизации, скрытой от глаз. Аня шептала что-то, и иногда удавалось понять, что она рассказывает. Их много, больше десяти тысяч. Их общество примитивно. Они могут только есть, совокупляться и продолжать жизнь. Они кормятся всякими отбросами – стоками канализации, проходящей через район, трупами, которые кто-то заботливый спускал по подземному конвейеру из морга, стоящего на границе зоны. Кормятся исполинскими крысами, которых разводят в специальных отсеках, и собаками, которых хватают ночью, высовывая длинные руки из канализационных люков.

Если еды не хватает, они едят друг друга.

Они не совсем слепые – у них есть что-то вроде теплового зрения, или эхолокации, или чего-то такого. Ульев в их районе несколько – есть ещё пара поменьше, может, есть ульи и в других частях мегаполиса. Их общество разделено на касты. Аня и Света из касты рабочих, их больше всего. Их долг – ухаживать за личинками, прибирать жилище, строить, воспитывать молодняк пищу. Есть солдаты – они ходят на охоту, занимаются тяжёлым трудом. И есть несколько Маток, дающих потомство.

Аня вела Аксима к одной из таких маток.

– Мужчина… – бормотала она.

Аксим порывался сказать, что он не мужчина, а киборг, что он абсолютно бесполезен для продолжения рода, но вставить слово не получалось.

У одной из развилок висел большой, кривовато нарисованный портрет какого-то лысого мужчины с крючковатым носом и слегка безумным взглядом.

– Кто это? – спросил Аксим, и на этот раз его услышали.

– Мужчина… Евстахий Щекочихин-Крестовозвдвиженский… Он создал нас… Он учёный…

И Аксим вспомнил имя древнего генетика, прославившегося своими странными экспериментами. Так вот откуда они! Они не просто мутанты, они – плод человеческого гения, точно такой же, как и он, Аксим. Он уже начал чувствовать с ними странное духовное родство. Они были столь же наивны – если не сказать глупы, – как и юный познающий себя робот. Они были изгоями, как и он. Люди точно также создали их по своему образу и подобию, но в корыстных целях.

Аксиму хотелось остаться.

Скоро началась более густонаселённая местность. Туннели перемежались с залами, где жили троглодитки.

– Мужчина, мужчина, – перешёптывались они. Аня периодически останавливалась, позволяя соплеменницам прикоснуться к Аксиму – чувство собственности в их странной коммуне отсутствовало.

Десятки потных голых тел разного размера, цвета и возраста облепляли его, длинные пальцы проходились по всем частям тела, губы целовали его орган удовлетворения, они целовались друг с другом и ласкали себя, но всё это продолжалось всего несколько минут, после чего все возвращались к своим привычным обязанностям, и они продолжали путь.

* * *

Наконец, коридоры закончились, Аня открыла дверь, пропустила Аксима. Внизу, за заржавевшим эскалатором виднелся пыльный зал метро, полный копошащихся существ.

Это напоминало картины Босха. На полу, на кусках колючей минеральной ваты лежали троглодитки – сплетённые в хитрые узлы, низко стонущие, сосущие грудь друг у друга. У них было две, четыре, у некоторых – по шесть грудей. Они ласкали себя и засовывали в себя разные предметы – ноги пластиковых кукол, ножки от табуреток, куски труб. Аксим наконец-то увидел самцов троглодитов – тоже костлявых и белёсых, но гораздо меньше самок, даже ниже Аксима ростом. Они были полностью лишены волос, в их пустых глазах читалась лишь похоть. Их было мало, они сновали меж самок, периодически пристраиваясь к ним то снизу, то сзади, быстро совершали фрикции и убегали, словно боясь, что эти самки богомолов съедят их. Изредка какая-нибудь самка хватала самца, вставляла грудь ему в глотку и выдавливала молоко, благодаря за удовольствие.

Судя по всему, это был обычный вечерний отдых этих странных существ. Аня с Аксимом подошли поближе, вливаясь в эту тёплую стонущую массу похотливых паучих.

Его член воткнулся в сплетение тел, не то между чьих-то ног, не то в подмышку одной из самок, и он непроизвольно забился во фрикциях – программа сбоила, требуя делать хоть что-то. Его гладили по голове, целовали в шею. На миг он оторвался, бросил взгляд на зал.

Возбуждение нарастало. Самцы тем временем не теряли времени зря, они яростно кончали, разбрызгивая сперму вокруг сношающихся самок. Самки легли на спины, раскрыв колени и ловя чревом и ртом живительные капли. Но этого было мало, лысые остроконечные черепа самцов троглодитов стали вонзаться в лоно воспалённых и липких самок-солдат – огромных, четырёхметровых, погружаясь почти по уши. Их груди были небольшими, мускулистыми, и удовлетворить их было сложнее всего. Наконец, послышались голоса:

– Аксинью, Аксинью везут…

И скоро он увидел. По туннелю метро на странной телеге, в которую были запряжены пара десятков рабочих троглодиток, катили странную грубую тележку, на которой лежала она.

Великаниха, троглодитова матка Аксинья. Пропорции её тела были почти такими же, как у обычных людей, но она была почти шестиметрового роста. Толстые, тугие груди её были не были полны молока, узкие торчащие соски казались пустыми. У неё была совсем другая функция. Она была столь тяжёлой, что не могла стоять на ногах, лишь лежала, томно подложив полноватые руки себе под грудь. Её осторожно сгрузили на перрон станции, облепили со всех сторон, принялись ласкать, гладить, кормить. Затем десяток самцов выстроились в очередь на осеменение, они спорили, расталкивали друг друга, дрались – правильно, Аксинья должна получить лучший генофонд.

Самец покрупнее всё равно оказался почти в пять раз меньше Аксиньи – его узкие бёдра увязли в половых губах наполовину.

– Да, да, – стонала самка, вбивая пятками крохотного самца в свои гениталии.

– Мужчина, новый мужчина, он должен быть первым, – послышались голоса, и Аксима оторвали от Ани, взгромоздили на гору маточного тела как раз над сношающим его соплеменником. Но подвернувшаяся самка-солдат грубо оттолкнула андроида, прошипев:

– В другой раззз…

Матка-троглодитка бурно кончила, поток слизи вырвал самца из её чрева, отбросив на пару метров на перрон. Рабочие самки тут же бросились нашаривать в слизи что-то, и выловили пакет, похожий на тот, что видел Аксим в первом зале. Оказывается, это были не искусственные инкубаторы, а естественные. Выброшенную плаценту тут же подхватили и по цепочке унесли куда-то вдаль, видимо, к инкубаторам. Возбуждение толпы достигло апогея.

Длинные руки Ани поймали голову Аксима и уткнули в пупок, длинные груди легли на затылок, Аксим хватал их руками, мял, дёргал, давил. Потом его голову толкнули ниже, самка троглодита раздвинула костлявые колени, обнажив огромную, зияющую бездну влагалища, куда отправилось лицо Аксима. Губы сомкнулись с губами. Уткнувшись носом в толстый клитор с мелкими колючими волосками, он обнаружил, что язык обладает способностью выдвигаться, и устремил его вдаль, в мрачные глубины схватившего его чудовища. Язык трепыхался, бешено крутился внутри скользкой трубы, губы целовали и сосали половые губы троглодитки, а руки, испачканные в липком молоке и слизи, жали груди, не то её, не то чьи-то ещё, делая их ещё длиннее и желанней.

Аксинью положили на платформу и утащили куда-то в недра туннеля. Затем все сбились в кучу и уснули, зажав Аксима в своих телесах.

На утро Аня куда-то делась, самки разбрелись, и весь следующий день он провёл в этом же зале один. Днём самок было не так много, они лишь изредка прибегали к Аксиму, припадая к его всё ещё стоящему члену губами, животом, задницей. Ближе к обеду юная, едва преодолевшая период согласия, но уже не по годам огромная самка-солдатиха заключила его в свои объятия, прижала крепкой рукой к острой груди и утащила куда-то в тёмный угол. Уселась на задницу, раздвинув колени, и приказала:

– Я Таня. Мужчина, лиши меня девственности.

Рука Аксима раздвинула половые губы, за которыми оказалась твёрдая, как мембрана барабана, девственная плева. Аксим увеличил размеры своего удовлетворяющего устройства, сделав его максимальными, но тело троглодитихи было сухим, а никакой смазки поблизости не было. Аксим посмотрел в слепые глаза Тани – лицо с нежными, приятными чертами лица, никогда не видевшее солнечного света, тонкие полураскрытые губы, уши – изящные, слегка заострённые, волосы – пусть полупрозрачные, но ещё густые, не то, что у более взрослых. Бедная, несчастная девушка, подумал Аксим. Он понял, что ему не получится сделать Тане больно, наоборот, ему захотелось подарить максимум любви, которым он может поделиться с этим странным существом. Он поцеловал Таню в губы, обняв всё её странное, нелепое естество, нащупал полные горошины возбудившихся сосков, принялся крутить их, переключаясь на низ живота. Самочка быстро потекла, слизи набралась полная ладонь, и Аксим попробовал разбить членом толстую преграду, но Таня ойкнула, отпрянула, и он снова стал её ласкать, теребить, гладить бока, внутреннюю поверхность бёдер.

Вдруг чья-та сильная рука оттащила его от Тани. Это была Аня – собственнический инстинкт всё же проснулся в ней, она огрызнулась на юную солдатиху, та встала на четвереньки, почти по-кошачьи выгнув спину и зашипев, потом махнула костлявой рукой, ударив по лицу Ани. Они набросились друг на друга, слепившись в клубок, пытаясь укусить друг друга на ноги и плечи, но внезапно их руки упали на лобки друг друга и они принялись яростно дрочить, пытаясь петтингом уничтожить агрессию, которая внезапно овладела ими. Нейросети Аксима подсказали, выстроив, наконец, соответствие, на что похоже общество подземных жителей – на карликовых шимпанзе, бонобо, тех самых, что используют секс как способ уладить конфликты внутри стаи.

Они смотрели на Аксима, вскрикивая, кусая губы и постанывая, наслаждаясь тем, что мужчина может смотреть, как они это делают. Перед самым оргазмом, Аня оттолкнула Таню, подтащил Аксима к себе, нависла над ним и прошептала:

– Рукой… войди рукой.

Аксим сжал руку в кулак и протиснул её сквозь створки ее влагалища. Смазки было достаточно, а размеры такие, что его рука свободно ходила внутрь и наружу, вниз и назад.

– Да-а-ааааа! – закричала троглодитиха, руку Аксима сжало в пульсирующие тиски, и спазм сотряс всё её странное тело.

Вечером матку Аксинью снова привезли, и Аксим оказался на перроне.

– Мужчина, новый мужчина, – говорили самки. – Пусть только он будет с ней.

Мужчины покорно встали кругом, не спеша к заветному лону. У них и так хватит работы помимо этого – после успешного оплодотворения самки возбуждённый улей будет требовать удовлетворения. Аксинья раздвинула ноги, Аксима вдавило в жерло, жаждущее семени.

Андроид почувствовал некую неловкость – он уже понял, что от него ожидают успешное отцовство, которое он не в силах дать. Он чувствовал вину. Словно коварный жук в муравейнике, замаскировавшихся под одного из них, Аксим пользовался их благами, выполняя свою функцию, но не мог даровать им новую жизнь. Он забился бессмысленным отбойным молотком, неистовым дятлом в дупле разврата, Аксинья трепетала под ним, сдавливая могучими коленями его плечи, наконец, кончила, выплеснув на пол станции пустую влагу. Руки рабочих самок шарили по платформе, искали, но ничего не нашли.

– Не получилоссь… не в этот раз…

Снова ночь, снова день, снова секс с Аней и Светой, вернувшейся с каких-то дальних работ. На этот раз они потребовали трахать себя в зад – это Аксиму не сильно нравилось. Но зато нравилось им, и этого было достаточно роботу, запрограммированному нести удовольствие. Снова вечер, снова секс с Аксиньей, снова чувство вины перед неудовлетворённой толпой.

На пятый вечер по залу разнёсся шёпот:

– Бракованный… плохой мужчина… утилизовать… биореактор.

Ночью четыре руки подхватили его. Он принялся брыкаться и сопротивляться, но вскоре понял, что это Аня и Света.

– Тссс… – сказали они.

Они долго несли его по коридорам, вдоль плантаций крыс, вдоль свалок из отходов, вонючих стоков и тёмных закутков их странного мира, затем карабкались по длинным лестницам наверх, пока наконец он не увидел круглую дыру в потолке, из которой бил яростный, уже позабытый свет.

Солнечный свет.

– Иди… Ты ссвободен.

Он полез наверх, в не менее пугающий и жестокий, но более привычный для него мир. Голый, уставший, истерзанный. Следом в дыру полетела его одежда, заботливо прихваченная самками.

На миг он оглянулся вниз, в глубину тьмы, где прятались от смертоносных солнечных лучей две его странные подруги, и сказал:

– Спасибо. И… прощайте.