Текст книги "Коллекционер уродов (СИ)"
Автор книги: БоЖенька
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 7 страниц)
Девушка слышала, чувствовала, как дико колотиться его сердце. И больше ничего не улавливала. Ни криков, ни голосов, ни шуршания.
Что может приключиться? Ничего же не должно сделаться.
Галка даже не ожидала, что так скоро Ева должна ребенка родить. Не думала, что дитя так быстро появится.
Прямо из пуза этого надутого.
Галку передёрнуло.
Ничего плохо не может случится. Просто не способно.
Ева не может умереть. Не должна.
Она ведь молодая совсем ещё. И здоровая, кровь с молоком. Как бык. Корова.
Ева ведь даже недомоганий не испытывала, весела была все время. Бодра.
Всегда-всегда.
– Иди, – приказал хозяин, – уложи Свету спать. И сама отдохни.
И Галка ушла. Только мысли дурные тревожные ее не покинули.
Ева не имеет права умереть. Она ведь ещё не дочитала второй том приключений самурайши. Нельзя умирать.
А вдруг с ее ребенком что плохое сделается?
Галка положила стрекозочку в корзинку, подвешенную за крюк к потолку. Раскачивать стала люльку, напевать тихонечко колыбельные Влада.
А в голову лезли все теплые воспоминания с Евой.
Как она свой гербарий несчастный собирала, сгорбившись над столом, обложенная вся листочками и цветочками.
Как танцевала изящно и бойко, стуча быстро ножками, как копытами. Поворачиваясь на месте, словно юла. В руках только платок застыл, высоко поднятый над головой.
Как пела, не попадая ни в одну ноту. А все частушки просто кричала весело и задорно.
Как на своей панфлейте сказочной играла, заложив густые кудрявые пряди за ухо. Вытягивая мягко пухлые губы, дула незатейливо в трубочки. А из них звук мелодичный струился.
Как читала всегда беспокойно, подпрыгивая на каждом моменте, то задыхаясь от смеха, то глотая горькие слезы. Как запиналась на сложных словах и рукой на них махала, читала дальше.
Как валялась с Галкой вместе на кровати хозяина, везде свою шевелюру разложив. И ругалась всякий раз, если Гала нечаянно давила на кудри.
Как взыдмала свою грудь большую, когда сопела во сне, если Галка засыпала рядом.
Как пахло от нее терпко.
Какая теплая была.
Живая.
Родная.
Галка мычала и баюкала малышку и сама не заметила, как на одеяла слезы горячие упали. Не успела понять, как сильно разволновалась.
Только живот скрутило больно и дыхание сперло.
Не могла Ева умереть. Ни она, ни ее дитя. Не должны.
Всю ночь Галка не сомкнула глаз. Металась по комнате беспокойно. В темноте ходила из стороны в сторону и накручивала себя.
А Мрак – злодей – в окно бестолково лупоглазил. То козни свои замышлял, то упивался чужими страхами.
Галке не принесли и весточки о том, как там Ева. И все поместье в гробовой тишине похоронено было.
Волнительно.
Страшно.
Чёрное небо стало сереть.
Словно краски смылись из окна, как с картины.
Даже птицы не пели.
Все замерло.
Светлело.
Жара над горизонтом не появлялась. Покинула их будто.
Миг. Промедление.
И весь дом сотрясся криками.
Галка ещё разобрать не могла, чего вопят.
В ладоши захлопали, засмеялись весело.
Галка распахнула дверь покоев и донёсся до нее визг детский, хохот весёлый. И услышала она как Ева тепло хохочет.
– Сын, у нас сын, – ещё никогда не был у Влада голос таким восторженным.
Галка выдохнула.
Все хорошо. Наконец-то все хорошо.
Схватила ещё сонную стрекозочку и вбежала в покои Евы. Припала к ней уставшей, измученной, вспотевшей. Обняла крепко, поцеловала в щеку горячо. Влад подошёл с малышом на руках. Присел рядом на край кровати.
– Это… – Галка осоловело глянула на мальчишку, – это урод!
– А кто ещё мог у меня родиться? – рассмеялась утомленно Ева. И взмокшие ее волосы тяжело опустились, обнажая закрученные в баранку рожки.
– У тебя ягненок, – зачарованным шепотом пролепетала Галка.
– Козочка и ягненок, – улыбнулась сонно Ева, и стала спихивать рукой подругу, – кыш отсюда. Дайте отдохнуть.
Влад передал жрице ребенка обмыть и запеленать. А сам с Галкой и Сарой спустился на кухню.
– Отпраздновать надо, – наказала Сара, – пеките пирогов. Да послаще. Из всех ягод, что найдете.
– Ева сейчас вскармливать будет, ей нельзя ягод, – вступился Влад.
– А ее молоко считается человеческим или овечьим? – Галка передала свою малышку слугам и сейчас нагло восседала на кухонном столе.
Повариха согнала ее, пригрозив поварешкой, и все мирно отмахнулись от Галки.
– Это его первый день рождения, надобно отпраздновать на широкую ногу! – со знанием дела басила Сара.
Влад же спокойно не соглашался:
– Шумный праздник лучше устроить на третий день рождения или пятый. А сейчас он все равно ничего не запомнит.
– Мы-то запомним. Все дни рождения важны. Тем более первый.
– День рождения, – шепотом поинтересовалась Гала, – их несколько бывает?
Но никто на нее внимания не обратил. И она спросила громче:
– Ребенок снова родится?
– Что? – не понял Влад.
– Дней рождений много?
– Конечно. И все обязательно нужно праздновать, не важно кто запомнит, а кто нет, – не унималась Сара, грозя пальцем многозначительно.
– А я ещё рожусь? – Галка совсем растерялась, тихонечко заложила ушки, шаркала носком башмака по полу.
– О чем ты говоришь? – Влад без конца отвлекался и никак не мог понять ни Галу, ни Сару, – ты уже родилась.
– Значит, я больше не рожусь? – Галка против воли надула нижнюю губу, пальцы стала заламывать.
– Нет, конечно нет. Что за глупости?
– Пирогов! Сердце требует море пирогов. Самых кислых и сладких, – громко заспорила Сара, – из малины, смородины, вишни и даже крыжовника. Да-да, Владимир Ладович, не делайте такое лицо.
– Пирог только мы сможем испробовать. И раз Вы так просите, Сара, один прикажем испечь. Но…
– Сотни пирогов! И с десяток свечей на каждый!
– Он же новорожденный. Не сможет ещё свечи задуть.
– Так Ева пускай задувает, беда разве?
Они пререкались так бурно, что не заметили, как Галка сбежала.
А после не замечали, как часто она смурная ходит. Все детишками были заняты.
Обычно перемены в Гале первой обнаруживала Сара. Она чаще остальных оказывалась под нападками буйного характера девушки.
Но сейчас дворецкая вся была занята приготовлениями к празднику в честь рождения мальчишки.
А ещё Сара нередко заходила к Еве, чтобы поддержать и дать материнский совет.
– Больно, когда ест, – жаловалась Ева, – так сильно цепляется.
– Ничего-ничего, понимаю, что неприятно, ты первое время просто перетерпи. На, попей сама, – заботливо говорила дворецкая.
– Не понимаю, чего мне с карапузом водиться, с ним ведь даже поговорить ещё не о чем, – поджимала губы Ева.
А Сара в ответ смеялась, кивала понимающе.
– Можно я тебе признаюсь, – шептала тогда Ева, – я так уже от него устала. Спина ноет, внизу все болит. Постоянное головокружение, слабость. Мне кажется, я уже потихоньку начинаю его ненавидеть.
Ева говорила это и сама пугалась своим словам. Обращалась к себе и словно начинала презирать.
– Тебе тяжело сейчас, – мягко успокаивала Сара, – сложно. Ты настрадалась, измучилась. Конечно, ты устала. Поэтому ребенком и принято заниматься мужчинам. Самое главное дело ты уже сделала.
Сара распахнула окна, чтобы впустить свежий воздух. И продолжала:
– Я тебя знаю. Вижу, что злобы нет никакой. Ты ещё не успела отдохнуть как следует и познакомиться с сыном. Дай себе время.
Сара встала посреди комнаты, глядела заторможенно на Еву.
– Я раньше думала как ты.
Ева подняла голову, отвлеклась от малыша.
– Тоже с дочкой почти не общалась, – призналась Сара, – она умерла от болезни в детстве. А я ее и не знала будто.
Мальчик наелся, с чмоканьем отлепился от матери. Сара поспешила забрать ребенка и удалиться. Дать Еве самой поесть.
Но у двери дворецкая задержалась, обернулась.
– Пока есть возможность, проводи с сыном время. Потом его может не быть.
Галка бегала по поместью. Сперла из кухни что-то и пряча под рубахой босоногая пронеслась мимо Сары.
Дворецкая удивилась. Пошла за девушкой следом.
А они на пару с Мерином у пруда дурачились.
– У тебя которое?
– Шестое ещё.
– Значит, тебе уже шесть лет. Хозяин, вроде так говорил.
– А ты уже который раз празднуешь?
– Сорок третий, – важно подбоченилась Галка и выставила перед другом пирожок с воткнутой лучинкой. Только приготовилась зажечь, как Сара ее схватила за шкирку.
– Это что такое? – грозно поинтересовалась дворецкая.
– Ничего. Мы просто так, мы ничего не делали, – затараторила Галка.
– Мы мой день рождения празднуем, – спокойно отозвался Мерин, – мне шесть лет.
Сара удивлённо глянула на огромного взрослого русалку. Вскинула брови недоверчиво.
– И как давно ты дни рождения празднуешь?
– За сегодня или в целом? – уточнил Мерин.
Дворецкая засмеялась.
Пришлось объяснять этим двоим бестолочам как возраст считается, и как дни рождения празднуются.
– Один день в году. Один, когда вас мама в мир привела. Понимаете теперь?
Уроды синхронно кивнули.
– Пойдем, – сказала Сара, вынуждая Галку последовать за ней. – Ещё гостиную надо прибрать. И из подвала украшения достать.
– Сара?
– А?
– Саровна, – будто невзначай задумчиво произнесла Галка.
– Чего это ты говоришь?
– Златова Галина Саровна, – просмаковала девушка. За что получила подзатыльник.
– Нашла как пошутить.
И Галка рассмеялась.
– Сама сказала, мама приносит нас в этот мир. А помнишь, ты меня из этого пруда вытащила когда-то, – указывая назад скалила зубы Гала.
– Так родить надо, а не из пруда вытащить. Чучело, хохочет еще.
– Ты говорила, вода – мир потусторонний, чужой, смертельный.
– Все, хватит дурачиться, – Сара отмахнулась, а сама поглядела на Галку тепло. Будто на дочь свою родную.
– Великая поленница Златова Галина Саровна всемогущая завоевательница.
– Тьфу ты.
Казалось, все успокоилось, стало нормальным, привычным. Больше не было ни проблем, ни тревоги, ни забот.
Все стало хорошо, как прежде. Каждое утро завтракали вместе, громко общались, смеялись без конца. Днём работали, каждый любимым делом занят. Вечером ужинали у пруда, играли.
Галка словно воротилась назад во времени, когда никаких забот не было. Когда единственный страх был, что выгонят.
А сейчас Галка и этого не боялась.
Если решить проблему потепления, не нужны они будут Владу. Ну и пускай.
Ее это больше не заботило.
Остановить великий жар казалось важнее, значимее.
Только почему у них опять не осталось никаких зацепок? Ни единого знания или понимания, что делать.
А на что они надеялись, освободив Жару? Чего хотели добиться? И зачем вообще Елену пошли вызволять?
Галка смотрела сейчас на всех и пыталась понять, что же делать.
Света, как и подобает стрекозе, у воды брызги поднимала. Мерина утомляла играми своими.
Влад только в сторонке сына баюкал и глядел настороженно.
Ева разлеглась рядом, заложив руки за голову, вела светские беседы с Еленой.
– Это что, спица? – возмущённо закричал Влад, следя за Светой.
– Эй, – обиделся Мерин, забирая у ребенка железку, – это моя спица.
Девочка заливисто захохотала, завредничала. Не стала отдавать спицу, махала ею из стороны в сторону. Хитрая постаралась от воды отползти, чтобы Мерин не поймал.
Влад окончательно разозлился, положил сына в корзинку у Евы, и взметнулся к пруду.
– Если она его пырнет, – беззаботно отозвалась Ева, – спасайте без меня.
И продолжила болтать с Леной.
Они мирно обсуждали праздные темы.
Только когда мальчик с интересом загулил, Ева обратила внимание на него. И тут же как ошпаренная подпрыгнула. Выхватила из рук сына деревянную игрушку лошади:
– Это женская игрушка, Светина, – и будто удивляясь своей же эмоциональности, уже тише добавила, – поиграй лучше с мальчишескими какими вещами.
Ева нахмурилась, подобралась, не могла глядеть на испуганного, замершего малыша, пристыдилась. Наощупь цветочек крохотный сорвала и в корзинку положила.
Мальчик не стал играть, огорчился, умолк. А Ева глядела хмуро на растение.
Сама себе поражалась.
– Чего ты, – поинтересовалась Елена, – и что, если кони – это девичьи игрушки? Ты же сама любишь цветы изучать, а это вроде как для мальчиков.
– Не знаю, – Ева сама уже расстроилась. Поспешила мальчика на руки взять, обнять, успокоить.
К этому времени уже Влад подошёл. Злой, недовольный, мокрый. Свету принес, положил в одеяла, обтереть и согреть.
И дети развеселились, над папой смеяться стали. Языки показывать, как Гала научила. Одеяла передёргивать. Игрушку коня делить.
Галка глядела на детей, улыбалась. И вдруг вспомнила.
Да так вспомнила, что перепугала всех своим вскриком.
– Старуха! Деревенская сумасшедшая, которая мне видение передала! Она же тогда ещё сказала, что жар остановится, только если маленькую уродку и урода в жертву принести.
– Что ещё за старуха, – без интереса Ева закатила глаза.
– Ну, такая, вся в лохмотьях черных и с ожогами по всему телу…
– Это Фата, – Елена перебила, только чтобы махнуть рукой успокаивающе.
– Чего?
– Я её знаю, это же она всех надоумила, что меня надо сжечь. Не обращай внимания, она всегда такая, – Елена говорила это будто невзначай, но сама призадумалась.
Это же сколько этой старухе тогда лет?
– Она так и сказала: убейте своих детей с уродствами? – недоверчиво поинтересовался Влад, глядя на Галу.
– Нет, – девушка надыбила хвост, – сказала сжечь ещё юных, не познавших жизни, дочь Жары и сына Мрака. Вот так.
Елена Настасьевна напряглась вся, села прямо. Но никто кроме Мерина этого не заметил.
– Мы не будем убивать своих сына и дочку, только потому что так сказала какая-то бабушка, – непреклонно заявил Влад.
– Я понимаю, звучит странно, но, Влад… – Галка сама была не рада этой идее, – Вы подумайте: от потепления зависит благополучие всеобщее. Не Вы ли всегда искали решение, от которого сразу всем будет лучше?
Но Владимир, который обычно не знает, что и делать, здесь даже не раздумывал:
– Я сказал нет.
Ева же, наоборот, в мыслях потерялась.
Только Галка не верила, что подруга ее поддержит или поймет.
Если уж Ева так долго хотела ребенка, то не позволит даже думать о жертвоприношении.
Но она лишь поджала губы и отвернулась. Поглядела на малышей.
– Кому как не женщине, породившей человека, дозволено лишить жизни?
Вопрос был риторический, и никто не нашелся с ответом.
– Спать пора, – отрезала Ева.
И они просто собрались и вернулись в дом.
Всё.
Ничего не обсуждали, не переговаривались. Как в воду опущенные, все недовольные, напряжённые, молчаливые.
Только в воздухе повисла эта недосказанность.
И весь дом теперь тонул в мыслях, в словах, в решениях, которые озвучить невозможно.
И привычный теплый домашний уют стал пеклом душащим.
Все, что раньше нежность вызывало, теперь не даёт на себя взглянуть спокойно. Заставляет задуматься только об одном.
О смерти.
Жизни двух невинных детей или благополучие всего мира.
Только непонятно, сработает ли?
Как не сработало с видением и Жар-птицей, все окажется опять не тем, чем кажется.
Галка держала Свету на руках, прижимала ее лицо к груди. Не могла глядеть.
Ева с сыном прошла мимо до своих покоев.
Подруги встретились в коридоре.
Посмотрели в глаза друг другу. Мрачно, мучительно, долго.
Они все знали. Все понимали.
Но так ничего сказать не смогли.
Душно. Жарко. Воздух тяжелый, даже вдохнуть болезненно. Лена решила прогуляться. Вышла к воде.
Безмятежно у берега ее встретил Мерин. И в сегодняшнее полнолуние, когда Мрак окрасился в алый, казалась эта встреча необычайной.
Сами они были как Жара и Мрак, как жизнь и смерть, женское начало и мужское. Буря, огонь страстей и холод спокойствия.
– Ночью гулять опасно.
– Я уже была сожжена заживо. Ты думаешь, меня все еще можно напугать?
Мерин улыбнулся.
– Каждый из нас пережил страшное. Все мы здесь когда-то были разбитыми, брошенными, одинокими.
– Ага, сожженными заживо.
– Твоя ноша была тяжела…
– Я умерла ради скотов, которые надо мной же и издевались. Не смей говорить, что Боги жестоки, но справедливы. Я не постесняюсь зарядить тебе прямо в лицо.
– Думай что хочешь, но для меня, героическая смерть – лучшая доля, чем такое существование.
– Начитался книжек помпезных?
– Да. И кое-что из них понял.
– Удиви меня.
– Гала – клубочек.
– Ладно, все же удивил. Что это вообще должно значить?
– Она связала нас всех. Показала, как можно жить. Влад идиот и рохля.
– В целом… – Лена одобрительно закивала.
– Он все ждал, что кто-то его полюбит. А Гала просто любила. Ева искала кто позаботится, Гала заботилась. Я надеялся, что кто-то придет и поймет. И она пришла.
Елена не была впечатлена, лишь пожала скованно плечами.
– И поверь мне, она тоже этого хотела. Только понимала: хочешь быть любимым – люби. Спасенным – спаси. Жаждешь уважения – уважай сам. Хочешь, чтобы мир был справедлив…
– Но он не будет.
Мерин поджал печально губы. Но согласился.
– Не будет. Но если хочешь справедливости, будь справедлив сам.
– Брехня, – Лена отвернулась, чтобы лучи Мрака не освещали сейчас ее лицо.
– Они заботились обо мне. Я хочу сделать тоже для них.
– Ценой жизни?
– Малая плата за любовь.
Еще долго тьма и свет вели свой спор. О чем они беседовали, что оплакивали, из-за чего смеялись – невдомек. Но утро тогда все же наступило. И впервые прохладное.
За ночь, всего одну и долгую, целый пруд иссох. Так, что можно было на глиняном дне увидать аккуратно расставленные вещи русалки. Но уже ни Марины, ни Елены не было.
Остались только слова. Они говорили: чтобы каждый новый день Жара всходила на небосвод, нужно не забывать любить и заботиться.
