Текст книги "Адъютант (СИ)"
Автор книги: Besenok
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)
АДЪЮТАНТ
Автор – Besenok
От автора: все ниженаписанное – просто размышления о том, что творилось в армии в царской России. Почему адъютанты были сплошь молоденькие да хорошенькие, а поутру порой кривовато сидели в седлах...
Какого царя? Понятия не имею – мне это приснилось. Действительно приснилось, и я, так до конца и не проснувшись, схватилась за тетрадь... а потом долго и упорно переводила плоды бессонной ночи в читабельное состояние.
И еще ма-а-аленькое замечание. Дело в том, что у меня всю жизнь была твердая пятерка по истории. То есть я ее как выучила, так и благополучно забыла. Так что все исторические несоответствия, ежели таковые будут вами выявлены, могут благополучно отправиться в так воспеваемое всеми слэшерами место. Не в них дело. И кому какая разница, на какой границе все происходило? Мне – никакой. Если считаете иначе – почитайте Акунина или еще кого, им за это деньги платят. На худой конец учебник по истории можно почитать, тоже хорошая вещь...
Все ниженаписанное – мой подарок Нике. С днем рождения, солнышко!
– 1 –
Я не мог пошевелиться. Тело мое, жалкое, недостойное, оскверненное тело, отказывалось повиноваться, и я мог лишь смотреть на пистолеты, лежащие так близко... и так далеко, на столе у окна, и грезить о той минуте, когда я поднесу один из них к виску и нажму на курок.
Но я не мог. Боль, а еще сильнее унижение словно приковали меня к постели, не давая двинуться с места. Ничего. Еще чуть-чуть, еще немного, и я сделаю это. Потому что то, что случилось, может быть смыто только кровью... А как же иначе? Как же низко я пал, что позволил сотворить такое, со мной, с человеком, с дворянином... с мужчиной! «Ну да, – горько думал я, роняя голову на руки, – конечно, мне прежде следовало бы убить его. Но...
Но я уже тогда знал, что я не смогу сделать этого. Никогда. Слишком сильное чувство поселилось в моей душе с первых минут встречи с ним.
Страх.
А ведь вначале ничто не говорило о том, что финал будет так горек.
***
Стояла зима 18.. года. Лютый мороз, один из тех, коими славны лишь зимы России, казалось, замораживал дыхание, заставляя облачка пара, вылетавшие изо рта оседать на сапоги. Снег стонал под копытами лошадей, и они последнюю версту бежали особенно резво, чуя близкое тепло. Солнце сверкало далеко в пронзительной синеве неба, и сердце мое сжималось радостно и тревожно.
Меня переводили. Из тихого провинциального городка, где я провел первый год службы, прямо в приграничный гарнизон. Адъютантом к князю ***.
«Наконец-то, – радостно думал я, – наконец-то настоящая служба! А не то, что было...»
Сердце мое замерло, когда я, пройдя длинным коридором, коснулся двери, ведущей в приемную князя. Я чуть помедлил, собираясь с духом, и вдруг дверь резко распахнулась, вынудив меня отскочить назад. Не успел я открыть рот, чтобы возмутиться, как меня сбил с ног молодой черноволосый офицер. Я упал бы, не подхвати он меня в последний момент.
– Смотреть надо, – отпуская меня, возмущенно начал он, но потом, разглядев мой мундир, перевел дух. – А! Новенький! На мое место прибыл, значит?
Я посторонился, ожидая извинений. Их не последовало.
– Пойдем, – он фамильярно прихватил меня за локоть. – Сейчас не самое удачное время попадаться ему на глаза. Князь зол как черт, да и не дал я ему напоследок. Так что... – он хохотнул, таща меня за собой, – разложит и отымеет по первое число. Не самое удачное начало знакомства, а?
Мы к тому времени вновь оказались на улице. Я остановился и представился, надеясь прекратить эту безумную спешку:
– Поручик *** полка Андрей Крылов. Рад знакомству.
– Взаимно, – повел плечами он и тоже представился. – Ну что, коллега, принимайте пост.
И он отвесил мне шутливый поклон. А я наконец понял, что, несмотря на ужасающую фамильярность, он может оказать мне неоценимую услугу, рассказав о новом месте, и весь обратился в слух. А его и не надо было упрашивать.
Гарнизон, по его словам, был сущей дырой, граница – одно название, последняя стычка была так давно, что даже дату ее затруднялись вспомнить. Князь, прозванный Диким Барсом, крепко держал в кулаке власть в этом местечке и не давал воли приграничным склокам. Развлечений не было почти что никаких, да и перспектив тоже.
– Князь наш шишка важная, кто спорит, и в столицу его зовут часто, а он ни в какую, – презрительно махнул рукой мой собеседник. – Только отношения портит. Так что мой тебе совет: не задерживайся здесь, карьеры тут не сделаешь. Хотя, – он критически оглядел меня с головы до ног, – такого ангелочка князь может и попридержит... какое-то время.
Я покраснел с досады и отвел глаза. Как же мне это надоело! Неужели и здесь ко мне прилипнет ненавистное прозвище?
А все из-за внешности. На свою беду я уродился в покойную маменьку, кою я видел лишь на портретах. И впрямь похож, хоть плач. Те же льняные кудри, огромные голубые глаза, подчеркнутые темным золотом ресниц и бровей, пухлые, не мужские вовсе губы, и общая хрупкость сложения – все мне досталось от нее и ничего от отца, что свалился с лошади в канаву и сломал шею, когда мне только исполнилось пять лет.
В детстве я страшно переживал, мазал волосы салом, чтобы не вились, пытался как-то отстричь ресницы... все без толку. И я смирился. А теперь опять...
А собеседник мой тем временем, бурно жестикулируя, уже успел рассказать, что работа меня ждет несложная. Что князь строг, но справедлив, что ошибки помнит и не прощает и прочее...
– Что до остального, – подмигнул мне он, – тут тоже все путем. Грубоват, на мой вкус, да и жестковато берет, но в меру. И о тебе позаботится, приятное сделает. Так что и тут служба не будет особо сложной. Ты, главное, давай ему, когда бы ни попросил, и все нормально будет. На подарки, правда, тоже особо не рассчитывай, – поморщился он. – Князь скуповат, если не сказать больше...
– Давать ему что? – перебил я.
Он поперхнулся, вытаращив глаза.
– Как что? Это самое... Тебе вот что, по первости потерпеть придется, князь по мужской части одарен, аж завидки берут... но потом ничего, привыкнешь.
И он покровительственно улыбнулся.
– Привыкну к чему?
Он глубоко вздохнул, выдохнул и скрестил руки на груди. От былой его живости не осталось и следа.
– Тут кто-то чего-то, кажется, недопонимает, а? Ты что же, издеваться вздумал? – угрожающе сузив глаза, начал он. – Потому что такие шутки, милейший, даром не обходятся.
Я, которому вовсе не хотелось начать первый день службы на новом месте с ссоры, поспешил заверить его, что никакого оскорбления с моей стороны не было и быть не могло. Что я просто не понимаю, о чем он только что говорил, и буду бесконечно благодарен, если он объяснить мне...
– Ладно, ладно, я понял, – чуть смягчаясь, махнул рукой он. – Ты это... где служил-то раньше?
Я назвал место и полк.
– Монастырь во главе со старым маразматиком, – пренебрежительно скривился он. – А раньше?
– Нигде, – я развел руками.
– Как это нигде?
– Так. В деревне жил, то есть в имении... у деда...
Тут он, округлив глаза, уставился на меня, иного слова я не могу подобрать, так, словно я был диковинкой, а потом с силой ударил себя ладонями по бокам.
– Целочка! Убей меня бог! Это ж надо...
И не объяснив ничего, принялся хохотать так, что вынужден был опереться о забор.
– Целочка... и ни в зуб ногой... – сквозь смех стонал он. – Это ж надо, а?.. Да это самая... самая злая шутка, что могли сыграть с ним... ха-ха-ха...
– Вы...
– Прости... – он попытался поклониться, но от смеха чуть не упал. – Прости, ангелочек, но ничего я тебе не скажу. Пусть сам разбирается, Барс козлорогий!
И с этими словами он повернулся и ушел, пошатываясь от смеха, оставив меня в полном недоумении.
Я повернул было назад, но мне снова не дали войти. На этот раз кряжистый, степенный мужик, представившись Прохором и отрекомендовавшийся моим денщиком, хмуро сообщил, что князь отбыл и будет только вечером, когда и назначил мне придти. Вздохнув, я пошел распаковываться и устраиваться. Ничего не скажешь – весело начался мой первый день на новой службе.
Комнаты мне предоставили просторные и удобные, а самое главное – от моего крыльца легко можно было попасть к дому князя через задний двор, вместо того чтобы делать лишний крюк по улице. И едва только князь вернулся и вызвал меня, я так и поступил, не обратив внимания на презрительное Прохора:
– Ишь, не терпится...
***
Князь оказался полной противоположностью моему первому начальнику. Молодой, не больше тридцати-тридцати пяти, высокий, широкоплечий, черные волосы волной спадают на плечи, открывая лоб. Он мог бы казаться красивым, если бы не странные, почти желтые глаза. Это, а еще взгляд. Настороженный, цепкий взгляд зверя, готового в любой момент нанести смертельный удар.
Наверное, за это его и прозвали Барсом, невольно подумал я.
– Читал я твои рекомендации, читал, – он бросил на стол бумаги и встал. – Очень, надо сказать... завлекательные. – Желтые глаза блеснули, заставив холодок сбежать у меня по шее. – Твой прежний начальник, считающий меня другом... просит меня позаботиться о тебе, как делал это он... по просьбе твоего деда...
Медленно цедя слова, он обогнул стол и встал передо мной:
– Тут не богадельня, знаешь ли!
Последние слова ударили меня, как хлыст. Так вот оно что! Вот почему меня весь год держали под колпаком, словно оранжерейную розу, не давая и шагу ступить! За меня «попросили»... Заикаясь и краснея от волненья, я принялся горячо убеждать князя, что ни о чем подобном не знал и что присмотр за мной не требуется... что я готов служить Отечеству и...
– Ну, полно, полно, – князь заметно смягчился. – Будет. Я понял. Меня тут вот что смущает...
Он отошел от стола и шагнул ближе.
– Генерала вашего я знаю. Но неужели старый козел смог сберечь такое сокровище... в целостности, а?
Я поморщился и отступил. От князя пахло водкой и... опасностью.
– Нет, сладкий, ты не воротись, а отвечай прямо, – двинулся на меня он. – Неужто никто против его воли не осмелился, а? А может, ты сам от скуки на квартиры к старшим офицерам бегал?..
Я, решив, что понял наконец, о чем он, принялся убеждать, что водку не люблю, и в игры азартные не играю, и... Тут я уперся спиной в стену, и отступать дальше было некуда.
– Так я не про те игры толкую. – Лицо князя вдруг оказалось прямо рядом с моим. – А вот про эти.
И вдруг поцеловал меня в губы, крепко и властно. Я замер, оторопев. Князь же продолжал целовать меня – и не отечески, не братски даже, а так словно я был... невестою. Нет, не невестой, а непотребной трактирной девкой, так как только им лезут языком в рот и тискают за шею и бедра.
Очнувшись, я оттолкнул его так, что он пошатнулся.
– Вы... вы что... – отирая рот, давился я.
Князь же, ничуть не смутившись, восхищенно присвистнул:
– Целочка! Даже не верится! Ну, услужил мне братец, надо будет ему гостинчику прислать, надо...
И вновь попытался охватить меня руками. Но я, уже наученный, вовремя увернулся, оставив его ни с чем.
– Князь! Что вы... Прекратите!
Меня обуяла неожиданная паника. Что бы ни происходило меж нами, этому должно было положить конец. И немедленно!
Я попятился к двери, но был ловко схвачен за руки и вновь притиснут к широкой груди Дикого Барса. Мундир на нем был расстегнут, нижняя сорочка распахнута, и волосы на груди неприятно щекотали мне лицо, так что я запрокинул голову, отстраняясь, насколько это было возможно.
– Как есть ангел, – усмехнулся мне сверху князь. – Полно упираться, «гостинчик», пора тебя мужчиной сделать. Уж пора...
В голове у меня все смешалось. Запах водки, доносившийся от князя, вызывал тошноту, а пронзительный взгляд желтых глаз заставлял ноги опасно слабеть.
– Вы... вы... – лепетал я, руками упираясь ему в грудь.
– Ну что пугаешься-то? – оглаживая меня по спине, почти добродушно спросил он. – Первый раз с каждым бывает. Подумаешь, делов-то.
Какой «первый раз»? Он что... Неужели, князь напился до того, что не отличает мужчины от женщины? Но движения его были стремительны, а взгляд осмыслен. Нет, не водка, а откровенная похоть владела князем. Он так крепко притиснул меня к себе, что я телом мог чувствовать тому доказательство. Тотчас же припомнился мне утренний разговор, смысла коего я не понял. «Князь что, содомит?» – пронеслось у меня в голове. В ужасе, посмотрев вверх, я сделал еще одну отчаянную попытку вырваться.
– Пустите! Я не... я не из этих! – воскликнул я, когда князь с легкостью удержал меня на месте.
– Что-о-о?!
Он, взрыкнув, встряхнул меня за шкирку, словно щенка:
– Каких таких «этих»? Это что за разговоры?!
И, не договорив, пошел из комнаты, почти волоком потащив меня за собой.
– Вот мода на разговоры нынче пошла, – в бешенстве цедил он. – Такие-разэтакие... А до того что пел?! «Служить Отечеству»? «Настоящий мужчина»? Вот и посмотрим сейчас, что ты за мужчина и на что годен!
С этими словами он отпустил меня, швырнув вперед себя, вошел сам и закрыл за собой дверь. Я в панике огляделся. Мы оказались в смежной с кабинетом комнате, из всей обстановки которой в глаза мне бросилась огромных размеров кровать. «Значит, он все-таки...» – не додумав, я рванулся к двери, намереваясь любым путем вырваться отсюда. Князь вновь ухватил меня за талию, но я продолжал вырываться, слепо нанося удары, так как от ужаса не видел уж ничего пред собою. Поняв, что ему меня не удержать, князь просто ударил меня кулаком в живот, так что сознание мое помутилось и я обмяк на его руках, в бессилии закрыв глаза.
Очнулся я от неприятного холода в нижней части тела. И тут же попытался вскочить в панике, обнаружив, что князь за это время успел уложить меня на кровати, сняв сапоги и всю нижнюю часть мундира, так что я остался в одной рубашке, которая, задравшись до самого верху, мало что скрывала.
– Лежи! – прикрикнул этот дьявол в человечьем обличии, сильно ударив меня промеж лопаток, так что я вновь упал лицом в подушки. – Набегался уже!
На миг я вспомнил, как лежал так несколько раз перед дедом на лавке, наказываемый за очередную провинность. Но сегодня меня ждало наказание куда большее, чем десяток розог. Упираясь рукой мне в спину, князь налег на меня, раздвинул руками мне ягодицы... Что-то горячее и твердое толкнулось мне промеж ног, раз, другой... и отступило. Князь, негромко выругавшись, звонко ударил меня по ягодицам раскрытой ладонью, словно малого ребенка.
– Не зажимайся! Хуже будет, – непонятно чему пригрозил он.
Я не ответил. Одной рукой он по-прежнему вжимал меня в постель, живот страшно болел, отходя от удара, и все оставшиеся силы я тратил на то, чтобы дышать. Князь за моей спиной с шумом причмокнул, будто облизывал что-то, потом убрал руку с моей спины и подсунул ее мне под живот, приподнимая над постелью. Я вскрикнул, распахнув глаза, когда его пальцы с силой вдавились в тесное отверстие промеж моих ног, для этого никак не предназначенное. Закричав, я забился, пытаясь сбросить его с себя, и был снова оглушен ударом по спине.
– Лежи смирно, сучонок! – взревел князь. – Сказано же – хуже будет!
Упав, я лежал, всхлипывая, а его пальцы вновь принялись терзать мое тело. Никогда еще я не плакал, с раннего детства приученный, что слезы не приличествуют мужчине, и вот теперь они сами катились по моим щекам, и не было у меня ни сил, ни желанья что-либо сделать.
А худшее еще ждало меня впереди. Вынув наконец пальцы, князь вновь навалился на меня, протискивая в мое сжимающееся отверстие то самое огромное и твердое, что мое тело отказалось принять в себя ранее. На этот раз ему это удалось, и я вновь закричал от обжигающей боли.
– Тише... – хрипло выдавил князь, но я не слушал. Я стонал, кричал и бился под ним, только облегчая ему доступ в свое тело. И в какой-то просвет я понял, что он уже двигается со мной, во... мне, рыча от удовольствия и сжав пальцами мои бедра. Князь брал меня, словно жеребец, покрывающий кобылу, жестко и яростно, и скоро я уже не мог даже стонать, только всхлипывал при каждом ударе его чресл о мои ягодицы и лежал безвольно, обмякнув под ним.
– Сладкий... сейчас, сейчас... погоди... и тебе хорошо будет... – неразборчиво бормотал князь, раз за разом вгрызаясь в меня.
А я уже и не чувствовал ничего. Промеж ног все превратилось в одну пульсирующую рану, грудь словно сдавило железными тисками, глаза заволокло... но сам я словно оледенел внутри, не чувствуя ничего. И было мне все равно, на этом я еще свете или на том.
Разница ощутилась, когда князь, в последний раз стиснув меня, с приглушенным стоном вздрогнул и скатился рядом, переводя дыхание. Я упал на бок и замер, не двигаясь. Князь освободил меня, но боль осталась, пульсирующими толчками доказывая, что произошедшее не сон. По ногам текло что-то густое и теплое... а мне было в тот момент все равно...
Все, что было до этого момента, произошло настолько стремительно, что мысли мои зачастую бежали вперед действия. А сейчас сам воздух, казалось, застыл недвижимо. Но время шло, и вот я уже мог ясно различать стену перед собой и тиканье часов за ней.
– А ты молодца, – пошевелился за спиной князь. – Нежничал малек, но для первого разу простительно.
И он хозяйски похлопал меня по ягодицам. И с его прикосновеньем страшная правда достучалась-таки до меня. Меня только что взяли, словно я был женщиной, гулящей трактирною девкой, а теперь еще и хвалят за это. От стыда и унижения я не повернул головы, а остался лежать, так же как и был, полуголый, с бесстыдно разведенными ногами, давя слезы в сгибе локтя.
– Ну, полно убиваться-то, – с различимой досадой сказал князь, садясь на постели. – Али не знал, что бывает, когда девки сраму лишаются? То самое и бывает. В первый раз терпеть надо. А после уже нечего нюни разводить – было уж. Выпить хочешь?
Я не ответил. Единственное, чего мне хотелось, так это умереть сию же минуту.
– Ну, ты как знаешь, а я выпью.
Князь встал и вышел, хлопнув дверью.
А я вдруг понял, что все это время она была не заперта. Не заперта она и сейчас. И кто угодно может войти и...
Не сдержав стона, я сдвинул ноги и кое-как поднялся. Что бы потом ни случилось, более здесь я находиться не желал ни секунды. Одежда моя был в полном беспорядке, но на улице – зима, и шинель должна была все прикрыть. Но только я шагнул к двери, как на пороге возник князь.
– Конечно, водка была бы лучше, – словно продолжая разговор, спокойно заметил он, махнув в мою сторону бутылкой красного. – Но в начале, а не после... Ну что, отметим?
Тут он заметил, наконец, перемену в моем состоянии и нахмурился.
– Я к себе пойду, – не поднимая глаз, тихо сказал я.
Князь досадливо хмыкнул, но возражать не стал:
– Ну, иди, иди...
Боком протиснувшись мимо него, я, осторожно переставляя ноги, пошел к задней двери.
– Чтоб завтра был! – ударило мне вслед.
***
Я с трудом дошел до дома, даже не порадовавшись, что могу это сделать скрытно, не попадаясь на глаза кому не надо. Швырнув шинель, я не раздеваясь упал ничком на постель и забылся наконец, уйдя от мира и того, что в нем творилось.
Очнулся я от назойливого хлопотанья рядом. С трудом разлепив веки, я обнаружил подле себя смутно знакомого рыжего мужика. «Прохор», – вспомнилось мне.
– Э? Проснулись, барин? Вот и ладненько. Негоже спать в одеже-то, да и в сапогах. Мнется она оттого, одежа-то.
«Сапоги тоже?» – хотел было съязвить я, но вместо этого зарылся лицом в подушку. Вместе с ясностью рассудка ко мне вернулись и воспоминания. Ну почему я не мог уснуть навеки?
Прохор же, не ведая что творит, принялся стаскивать с меня сапоги. Первый сапог я выдержал с честью, но на втором не сдержался и громко охнул. Тело мое тоже вспомнило прошлый кошмар и не преминуло напомнить о том. Снизу вверх меня прострелило болью, и я был вынужден прикусить подушку, чтобы не вскрикнуть. Нет, увы, случившееся не было сном.
И тут я к своему ужасу обнаружил, что шустрый мужик уже стаскивает с меня штаны, не забыв прихватить белье.
– Довольно! Это уже лишнее.
Я попытался удержать его, но он неожиданно положил ладонь мне на спину, легко удерживая на месте.
– Полноте, барин. Али я не вижу что вы перездоровкались вчерась? Сичас усе исправим. Толька лежите себе спокойненько.
Я замер, не вполне понимая, чего он от меня хочет. О чем это он? Зачем? Не к месту вспомнив поговорку «Каков хозяин, таков и слуга его», я чуть было совсем не оконфузился, но он уже отошел, встав ко мне спиной и загремев чем-то на полке.
– Что ты... – голос мой сорвался, и я был принужден откашляться. – Что ты собрался делать?
– Чаво? – не поворачиваясь, спросил он. – Как чаво, известно чаво. Али за вами никто не ходил прежде, барин?
Но тут он повернулся и наконец обратил внимание на мой жалкий вид. На искусанные, запекшиеся губы, потерянный взгляд, на руки в синяках и укусах...
Попятившись, он прижал к груди какую-то склянку.
– Вы что же это, барин... у первой раз, что ли?
– В первый раз... что?
Вопрос мой поверг Прохора в совершеннейшее волнение:
– Да вы что же это... Барин, вы что, не знали, что...
Голову стало держать ужасно трудно, и я устало опустил ее на руки. Прохор сейчас же засуетился:
– Сичас, сичас, усе сделаем...
Он подошел и вновь потянулся ко мне руками. Я невольно шарахнулся в сторону:
– Что ты... Уйди!
Прохор всплеснул руками, а потом почти жалобно попросил:
– Барин... ну нельзя же так... Давайте вот что, я вам все подробно обскажу, что и как тут деется и почему князь с вами так-то... А вы, барин, полежите смирненько, лады?
Я не хотел его слушать. Вообще ничего не хотел. Хотел дотянуться до пистолетов на столе и... Но не мог же я сделать этого при нем? Да еще и нагим. Так что я кивнул, с тоской глядя в сторону стола.
Прохор тотчас же завозился, производя надо мной унизительные и малоприятные манипуляции, но обо всех неприятных ощущениях я вскоре забыл, так как одновременно он говорил. Медленно, с расстановкой, словно малому ребенку рассказывал он о «настоящей» жизни армейских, как в гарнизонах, так и в городах. И говорил он вещи престранные.
Пугающие.
То, что произошло со мной прошлой ночью, считалось чуть ли не нормой, «обыкновеннейшим делом», которым занимались практически все, от низших чинов, до самых высших. И чинопочитание соблюдалось соответственно.
– Кто чином повыше, тот и... сверху будет, ну или как договорятся, но обныкновенно так.
Все это происходило с ведома и чуть ли не с благословения начальства.
– А как иначе, барин? От девок болезни дурные, а как ребеночка принесет? Сраму не оберешься. И ссоры из-за их, и дуели. Тут-то все тихонько, меру блюдут, в открытую не скандалят – не положено. И у поход девок брать – последнее дело. Что ж енто, когда заместо врага офицеры на обозы с бабами оглядываться будут? А так и эта... дружба крепше будет... Вона как у город приедут, так по девкам и шастают, это пожалуйста. А тут – ни-ни.
У меня от его рассказа голова шла кругом. Как же так? Вот это, то, что произошло – нормально? Это неправда! Это не может быть правдой! Я бы знал! Все бы знали!!!
Оказалось, что все и знали. Или догадывались. Но молчали. Наша армия была самой нерушимой, а солдаты и офицеры – самыми бравыми мужчинами. Что они ревностно и доказывали, попадись им где в городе особа женского пола. А что творилось на учениях и маневрах, то никого не касалось. Не в силах более уже слушать его, я прикрыл глаза, притворяясь спящим. Прохор, поверив, прикрыл меня одеялом, собрал склянки и вышел, плотно притворив дверь. А я остался наедине со своими мыслями. И были они колкими и путаными, словно рой снежинок за окном.
Час назад я был жертвой. Униженной, запятнанной, но – жертвой. А теперь я кто? «Обныкновенное дело»? Такой же, как и все? Они, все... все здесь... Нет! Не может такого быть!
А противный голосок, проснувшись внутри меня, шептал и скребся: «Может, еще как может. Это ты, ты был, слеп и глух все это время... Вспомни, ну вспомни, как на тебя смотрели у Василия Никитича? Как он отсылал тебя, едва только намечалась пьянка с заезжими офицерами? Ты еще обижался, думал, за ребенка держат, а тебя, выходит, оберегали? От вот этого самого? А какими глазами на тебя смотрели свои же, офицеры из чинов что повыше? Жадными, масляными. А ты опять же думал все что угодно, кроме... правды».
Нет, нет, не может такого быть! Я закрыл голову руками, зарываясь в подушку. Но от себя-то куда спрячешься? И память все не унималась. Словно только сейчас очнувшись, она с инквизиторской дотошностью разворачивала предо мной все новые и новые картины.
...Лиловые синяки на шеях младших штабных, которые я списывал на все, что угодно, а то и старался вообще не замечать...
...Как они же сторонились меня, шепчась за спиной и называя «любимчиком»...
...Как один из проезжих адъютантов поутру криво садился в седло, ругаясь под нос, что кто-то мог бы и поаккуратнее. А начальник его, стоя рядом, гладил его лошадь, изредка, будто случайно задевая колено всадника, и усмехаясь говорил: «Ничего, потерпишь. Сам же хотел»...
Я смотрел и не видел. Я слушал и не слышал. Я жил, и жизнь моя шла мимо меня.
И вот я поплатился.
Что ж, дорога мне была одна. Я осторожно поднялся, с неуместным удивлением почувствовав, что хлопоты Прохора не пропали втуне, и подошел к столу.
Пистолеты исчезли.
Я недоуменно огляделся. Они же только что были здесь!
– Прохор!
– Ась, барин? – в двери показалась лохматая рыжая голова. – Не спите?
– А... где? – я показал на стол.
– А, эти... Убрал я их. Негоже тут-то валяться.
– Принеси, – приказал я, чувствуя себя преглупо.
– Нет, барин, – заупрямился вдруг он. – Незачем это. Али я не вижу, чаво удумали?
Он вошел в комнату и заговорил с внезапным примирением:
– Не надо этого-то, барин. Грех-то какой на душу брать собрались, одумайтесь.
– Какой... грех? Ты в своем уме?! Делай, что приказано!
– И не буду. Не буду, потому как сами опосля жалеть будете. Да поздно. Вы, барин, лучше подумайте, что будет, коли вас найдут в таком-то виде... да опосля того, что было. Скажут парень был гулящий и преотвратный. И более ничего.
У меня перехватило дыхание. Об этом я и не подумал. А как же...
– Нет...
– Истинный крест! И не такое видал. Вы, барин, лучше енто... к князю сходите. Да обскажите: так мол и так, не любо мне енто. Извольте опустить обратно... или еще куда направьте.
Он помолчал, а потом решительно взял меня под локоть и повел к постели.
– А пока ложитесь. Ложитесь, барин, отдыхайте. Вас велено не беспокоить до завтра, стало быть, и делать вам ничего не надо. Вот и отдыхайте себе.
Вся моя сила и решимость давно уже испарились, потому я послушно позволил себя уложить и только потом запоздало спохватился:
– Кем не велено?
Но Прохор уже ушел, и вопрос мой так и остался без ответа.
***
На следующий день ближе к вечеру меня позвали к князю. Я пошел с пустой головой и тягостным предчувствием на сердце. Что мне делать и как быть, я не знал, и спросить было не у кого. Все мое представление о жизни рухнуло в одночасье, и думать я теперь мог только о том, с каким лицом встретить мне князя и как он будет смотреть на меня.
Князь повел себя так, как я и не мог ожидать. Он принял меня, словно и не было между нами ничего, и я только приехал под его начало. Князь спокойно и в преотличном расположении духа проверил дела текущие, обстоятельно рассказал, что и как делается в гарнизоне с переводами, увольнительными и прочим, а потом, словно в продолжение наставлений, дернул меня на себя, так что я чуть не упал, и заглянул в глаза.
– Ну, что Андрюша, обвыкся со вчерашнего? – спокойно спросил он.
– Я... вы... – от неожиданности забормотал я. Ну почему я вновь сделался косноязычен, лишь только оказался с ним лицом к лицу?!
– Ну, полноте, не так уж я и сильно. – Он примирительно похлопал меня по спине. – А тебе урок на будущее: начальство злить – себе дороже. Не упрямился бы, вышло бы по-хорошему. Ну да сейчас все исправим.
И он властно толкнул меня в сторону спальни.
– Нет!
Я вырвался из его рук и отступил назад.
– Послушайте... нам надо поговорить!
– О чем? – нахмурился он. – Обо всем уж обсказано... а невинность, сладкий, поздно разыгрывать.
Кровь бросилась мне в лицо.
– Я не... вы не смеете... больше. Я не могу, не желаю участвовать в этой... мерзости!
Князь одним слитным прыжком вдруг оказался рядом и заломил мне руку за спину, притискивая к стене.
– А кто тебя спрашивать будет, щенок? – почти зарычал он. – Кто ты есть, чтобы так разговаривать? «Не могу, не хочу», – передразнил он. – Ты присягу давал, а? «Служить и денно и нощно... повиноваться во всем... приказов не обсуждать... выполнять с охотою и тотчас же... » Ну?!
С каждым словом он встряхивал меня все сильнее, пока у меня слезы на глаза не навернулись от боли. Тут он резко отпустил мою руку и отступил, так что я чуть не упал на пол и с трудом устоял на ногах.
– Не будешь слушаться, щенок, – тихо и очень покойно начал он, – я вышвырну тебя отсюда так, что в столице еще долго вспоминать будут. А перед тем объезжу, как кобылу, пред всем гарнизоном и остальным дам. Через строй прогоню. А потом отошлю обратно, как последнюю развратную шлюху. И посмотрим, кому поверят. Ты понял?!
Я судорожно кивнул. В том, что он говорил правду, я не сомневался ни секунды. Такие глаза, как у него, могли принадлежать только дьяволу во плоти человеческой. И я был в полной его власти. Князь в точности знал, чем подчинить меня. Пригрози он смертью, я бы рассмеялся, не задумываясь – разве не этого я так желал недавно? Но бесчестье... для меня, для родных моих... это было невозможно, немыслимо... И я кивнул.
– То-то же, – князь слегка смягчился. – Будешь послушным, не будет тебе забот. Отпущу, как только найду тебе замену... помилее да поскромнее, понял?
Я опять кивнул.
– Вот и ладно. Пойдем.
И он подтолкнул меня к двери.
Войдя в спальню, я встал подле постели, опустив голову и стараясь не смотреть на нее до последнего. Как князю удалось сломить меня столь быстро? Было ли все дело только в полной моей уверенности, что он сделает так, как сказал, или наличествовало еще что-то? Да, вынужден сознаться я, было. Страх. Тот страх, что поселился во мне с первой нашей встречи. Тот, что был вбит в меня прошлой ночью, вместе с кровью, впитавшейся в эти простыни.
Я невольно посмотрел, не остались ли еще там следы нашей первой ночи, и тут же, покраснев, отвернулся. Как я мог думать о таком?
– Что головой мотаешь, точно конь? – недовольно спросил князь, стаскивая сапоги. – И что встал? Раздевайся. Или мне опять трудиться?
Вспомнив, как это было ранее, я, попятившись, начал торопливо раздеваться. Что бы это ни было, пусть закончится поскорее!
